Рубеж Дяченко Марина и Сергей

– Это так, господин Юдка, – спокойно проговорил пан Рио. – Но мы имеем права на этого ребенка.

Девушка хотела возмутиться, но Юдка опередил:

– Так ли это, то пусть суд решает. А пока, пан Рио, пусть ясна пани, твоя спутница, отдаст дите этому брату его, чумаку Григорию.

Никто не возразил. Гринь недоверчиво покосился на сотника, соскочил с коня, медленно подошел к чернявой. Та молча передала чумаку сверток. Гринь глубоко вздохнул, прижал ребенка к груди. Тот вновь словно все понял – затих.

– Я… Я могу ехать? – Парень нерешительно поглядел сперва на сотника, после на Ярину.

– Кто же тебя держит, чумак? – Юдка хмыкнул, пожал плечами. – Возвращайся в свой Гонтов Яр! Думаю, камни там давно припасли! Вэй, может, и хату хворостом обложили!

Парень замер, словно камнем стал. Ярина и сама вздрогнула. А ведь верно! Гриня и так чортовым пасынком почитали, а после налета «чертей», да после того, как кровь пролилась!..

– Я… К соседям уйду, – нерешительно проговорил Гринь. – В Копинцы или в Минковку…

Юдка только усмехнулся. Ярина и сама поняла: не выйдет. Слух о бесовом семени прошел по всей округе. Даже те, кто не поверил, побоятся принять парня. А вдруг «черти» вдругорядь налетят!

– Так чего же?.. – Гринь затравленно обернулся, отчаянно поглядел на Ярину.

Та не нашлась, что сказать. Отвезти парня в Валки? С чего бы это валковским обывателям быть храбрее соседей? Был бы дома батька, так нет его, и некому прикрикнуть на трусов.

– А не поехать ли тебе с нами, Григорий? – Юдка наивно моргнул и не выдержал – усмехнулся во весь рот. – От имени пана моего обещаю, что никто тебя и пальцем не тронет. Ни тебя, ни брата твоего. А ему мы бабу найдем, чтоб кормила. Ведь негоже – столько часов дите на морозе держать!

И тут Ярина окончательно поняла – сговорились. Хитрый пан Рио что-то пообещал пану надворному сотнику. И ведь не придерешься, не станешь возражать! Все в своем праве: и Юдка, и Гринь Чумак.

– То може, на денек-другой? – Гринь вновь взглянул на девушку. – Хоть успокоятся в селе? Как думаешь, панна сотникова?

Ярина видела: парень устал. Смертельно устал быть «чортовым пасынком». Устал бороться – и за себя, и за жизнь брата. Впервые ему пообещали защиту.

– Смотри сам, чумак!

Девушка отвернулась, не зная, что сказать. Происходило что-то плохое, может быть, даже страшное, но не поймешь, не пояснишь. И шаблю из ножен не выхватишь.

– Гоже ли решили, панна зацная? – Юдка подъехал, улыбнулся. – Чумак с братом в усадьбе поживут, чтоб мугырей-дурней в соблазн не вводить, а разбойников, что младеня забрать хотели, мой пан по справедливости рассудит.

Сотник бросил быстрый взгляд на невозмутимого пана Рио, и Ярина почувствовала, как ее охватывает гнев. Страшный, унижающий гнев бессилия. Все было не так. Все было неправильно.

– Нас четверо против твоей сотни, – тихо проговорила она, стараясь не глядеть на ухмыляющегося Юдку. – Будь у меня хлопцев поболе…

– Нас всего три десятка, панна зацная. Но ты права. Только…

Сотник на миг умолк. Исчезла наглая усмешка, глаза стали серьезны, даже суровы:

– Не держи на меня зла, Ярина Логиновна! Каждый свой приказ сполняет, а ежели что не так было, то прости! Кто знает, может, в следующий раз ты сама мне башку шаблюкой снесешь!

И вдруг стало ясно: сотник не шутит. И когда прощения просит, и когда о шаблюке говорит.

Гнев исчез, словно не бывало. Внезапно навалилась усталость – свинцовая, неподъемная. Весь день в седле, затем – вечер, потом – ночь…

– К чему нам насмерть рубиться, пан Юдка? Или твой господин войску черкасскому враг? Но ты прав, будет еще следующий раз!

– Будет…

Слово упало тяжко, словно камень в черную воду. Словно приговор. И вновь Ярине стало не по себе. О чем это сотник? И почему ей самой так не хочется этой будущей встречи?

Конские копыта ударили в снег. Поляна осталась позади, но девушка еще долго чувствовала неотрывный тяжелый взгляд, которым провожал ее Юдка. Так провожают Смерть, заглянувшую в гости и пообещавшую вернуться…

Юдка душегубец

Моя Смерть уезжала.

Худая плосконосая Смерть, ладно сидящая на кровном жеребце. Некрасивая девчонка, еще не знающая, но уже начинающая догадываться.

Я бы мог убить ее – легко, одним взмахом клинка.

Мог заточить в подземелье и замуровать выход серым камнем – навечно, пока стоят стены замка.

Да только зачем? Смерть не обманешь!

Я прикрыл глаза, прогоняя Тени. Поляна засияла белизной, и только удаляющийся силуэт горел недоброй мерцающей синью. Как давно я не видел цветов! Да, так и обещано – Смерть оденется в синее…

Все, хватит!

Ты знал, что так и будет, Иегуда бен-Иосиф, сопливый мальчишка из Умани. Знал о дне, когда встретятся Смерть, Двойник и Пленник, – Дне Встречи. И нечего теперь бояться!

– Пан сотник!

Михал, молодой десятник, которого я подобрал четыре года назад еще за Днепром, кивнул на дорогу.

Да! Пора!

Смерть ушла – до поры до времени. И только Святой, благословен Он, знает, когда быть той поре: завтра или через полсотни лет. Сколько этой девчонке? Восемнадцать? Меньше?

Я кивнул, и Михал начал собирать хлопцев. День Встречи не кончился. Пан Станислав ждет, а мне еще надо решить. Решить – и решиться.

Можно ли обмануть Рубежных Малахов? И надо ли? Не станешь ли ты Б-гоборцем, глупый Юдка?

Отряд был выстроен, гости размещены там, где и должно, – посередине. Я махнул рукой, и Михал поскакал вперед, чтобы возглавить колонну. Впрочем, в этом лесу ничего опасного не встретишь, сколько ни блуждай по заснеженным чащобам.

Самые опасные здесь – мы.

С кем поговорить вначале? С чернявой бабой или с Двойником? Наверное, с ним. Он – старший.

Я направил коня к гостям. Хлопцы посторонились, и я занял место рядом с паном Рио. Понял ли он? Думаю, нет. Значит, можно не спешить. Сначала – о пустяках.

– Я хотел бы поблагодарить вас, господин сотник…

– Пустое, пан Рио!

Чужая речь сама собой ложилась на слух. Читать о таком часто приходилось, а вот встречать – редко. Прозрачное Имя, способное сделать понятным любую речь. Почти любую. Знают ли они?

– Почему вы свернули в лес, пан Рио?

Легкое пожатие плеч. Кажется, он и сам не очень уверен.

– Но… За нами гнались, господин Юдка! Я подумал…

– Это я подумала! И не ошиблась, не правда ли?

Я обернулся. Чернявая баба усмехалась – знала! Ну что же, так даже проще. Как бишь ее зовут? Сале? Да, кажется.

– В таком случае, панове, вы не можете пожаловаться, что вас слишком поздно встретили.

Чернявая кивнула и ударила коня каблуками, пристроившись рядом.

– Значит, с визой трудностей не будет?

Глаза Рио удивленно моргнули. Стало ясно – не знал. Значит, Сале и есть Кеваль – Проводник. Так я и думал!

– В таком случае, позвольте еще раз представиться, пан Рио! Я не только надворный сотник, но и консул Рубежа.

– Рад познакомиться, господин консул!

Отреагировал он на удивление быстро. Да, мой Двойник – парень не промах! Одно дивно…

– Прежде чем мы поговорим о деле, панове, позвольте узнать. Почему вы не взяли с собой хотя бы рушницу? Это не запрещено.

– Не взяли… что?

Да, этого он не знал.

– В вашем Сосуде… в вашем мире нет оружия огненного боя?

– К сожалению, нет, – ответила вместо Двойника Сале. – Иначе бы мы не потеряли Хосту… нашего спутника. Его схватили эти разбойники и, кажется, серьезно ранили…

Я еле удержался, чтобы не рассмеяться. Над чем тут смеяться? Чужой Сосуд, чужие порядки, а они тут и суток не пробыли.

– Они не разбойники, уважаемая пани! Та девица с плоским носом – дочь здешнего сотника…

– Но ведь сотник – вы? – вмешался в разговор третий, парень в зеленом плаще. – Вы – слуга здешнего князя!

– Не совсем…

Только сейчас я понял, что значит попасть в чужой Сосуд. Хорош был бы я сам в их мире – с рушницей и пистолями! А может, в их Сосуде и порох не горит?

– Власть в нашей земле принадлежит гетьману, а тут, в Валках, – сотнику. Панна Ярина Загаржецка – его дочь. А мой господин пан Мацапура – зацный владелец, но все-таки не князь. Так что вашего друга скорее всего будут судить.

Они переглянулись, пан Рио поджал губы.

– Я… Я не хотел бы, чтобы с ним что-нибудь случилось. Если надо, я сам пойду на суд, объясню…

Оставалось пожать плечами. Долго же объясняться придется!

– Про то у нас еще будет время поговорить, панове. А сейчас о главном. Мне поручено оформить вам обратные визы через Рубеж. Могу это сделать в любой момент, хоть сегодня. На вас – и на ребенка.

Рио кивнул, и я еще раз подумал, что Двойник действительно похож на меня. Вырвать дитя из рук брата – и даже не поморщиться! Смог бы я такое? Наверное, смог.

– Благодарим вас, господин Юдка! Полагаю, надо оформить визу и на его старшего брата…

Ах вот оно что! Пан Рио решил быть добрым! Точнее, добреньким! Вэй, так не бывает!

– Увы, панове, только что я сказал панне Загаржецкой, что все мы подчиняемся приказам. Могу добавить – к сожалению. Я уполномочен выписать визы на вас четверых и на ребенка. Его брат не имеет права перейти Рубеж.

– И кто это решил? Мы потребуем!

В голосе пана Рио слышалось раздражение, и я вновь едва удержался от усмешки. Двойник ничего не знает о Малахах. Интересно, Сале нарочно оставила его в неведении?

Я оглянулся. Дорога пуста, заснеженный лес тих и спокоен. А вот и Веселый Дуб! Говорят, при батюшке пана Станислава его ветки никогда не пустовали, причем вешали не реже раза в неделю. А теперь – только ржавая цепь свисает. Пан Станислав приказал не снимать: пусть смотрят. Увидят – вспомнят, все польза будет.

– Вы первый раз перешли Рубеж?

– Я – нет, – негромко ответила чернявая, и все стало ясно. Когда-то я тоже был таким, как мой Двойник. Потребовать у Малахов? А хорошо бы!

– Но… Как я понял, у его брата здесь… неприятности, – неуверенно проговорил пан Рио. – Может, будет лучше, если мы отвезем парня… в безопасное место?

В его голосе слышалось сомнение, и я еле сдержал вопрос: есть ли у него самого братья? Хотя кто знает? Если бы тогда мне предложили отправить Ицыка и Шлему с таким вот паном Рио? Но мне не предложили…

– Есть еще кое-что, панове.

Я вздохнул и вновь прикрыл глаза, чтобы Тени ушли. Яркий белый свет, чисто и пусто. Но я знал – меня слышат. Можно ли обмануть Малахов?

– У вас хорошее Прозрачное Имя, пани Сале! Отлично действует!

Она улыбнулась, явно польщенная, хотя ничего особенного в этом нет. Рабби Моше Кордоверо понимал любой язык без всяких ухищрений. И рабби Ицхак Лурия – тоже.

– А понятно ли тебе будет то, что я скажу сейчас? Ибо не все прозрачное – прозрачно!

Пан Рио недоуменно оглянулся, хотел переспросить, но я предостерегающе поднял руку. С моим Двойником все ясно – не знает. Не знает язык, на котором я заговорил, не знает и о Великом Исключении. Сейчас меня интересовал не он, а чернявая.

– Кажется… – она поджала губы, помолчала. – Кажется, понимаю. Меня немного учили этому. Но разве язык имеет какое-либо значение?..

Я облегченно вздохнул. Легко ли обманывать Малахов? Иногда легко, особенно если знаешь Язык Исключения.

Язык, непонятный ангелам.

– Слушай меня внимательно, Сале. Слушай и не перебивай, иначе за головы – и за твою, и за мою – не дадут и шекеля…

Впереди послышался крик. Я привстал в седле – подъезжаем! Сторожа на месте. В доме ли пан Станислав? Кажется, он собирался в замок…

– Язык, на котором мы говорим, – единственный, который неизвестен Малахам. У нас его зовут арамейским. На нем написаны наши священные книги…

Я заставил себя остановиться. Что толку рассказывать чернявой о книге «Зогар»! Если в ее Сосуде она есть, то ей поведают – в свой срок. Если нет – то и говорить не о чем.

– Малахи (их у нас еще называют по-гречески – «ангелами») – стражи Рубежа. Я выполняю их волю. Но я – человек, и вы – люди, поэтому я решился заговорить о тайном. А теперь – главное. Вы не должны просить визы. Это понятно?

Она подумала и кивнула. Темные глаза блеснули.

– Кажется, ты догадываешься, в чем дело, Сале. Вы нарушили таможенные правила. Ты дала взятку стражам. Тот, кто нарушил долг, уже наказан, а теперь Малахи ждут вас, дабы сурово покарать – так, чтобы это стало уроком прочим. Поняла ли ты?

Сале вновь кивнула, затем нерешительно посмотрела на пана Рио.

– Потом расскажешь ему, – понял я. – А лучше напишешь, чтобы не произносить вслух. Вам придется пока остаться здесь.

– Навсегда? – Ее голос дрогнул.

Я понимал ее. Застрять в чужом Сосуде – хуже, чем в чужой стране. Но что делать? Малахи не ведают пощады. Сорок тысяч погибло, когда кто-то излишне любопытный посмел сунуть нос в Ковчег.

– Поговорим позже, Сале. Есть обходные пути. Их я не знаю, но их может знать пан Станислав, мой господин. Но об этом – позже.

Она вновь кивнула. Я отвернулся, чтобы не смотреть на ее лицо. Так, наверное, выглядел я, когда встретился глазами с Яриной Загаржецкой и понял, кто передо мной…

* * *

Пан Станислав не спал. В этом не было ничего удивительного – его странные привычки известны всем в округе. Спать днем, ночью бодрствовать – говорят, так жил еще его отец. Правда, ночи он обычно проводит в замке, но на сей раз господин оказался в доме, и я облегченно вздохнул. Кое-что надо решить немедленно. Хотя бы для того, чтобы шептуны не успели перекрутить все по-своему. Конечно, пан Мацапура верит мне, но мой предшественник тоже был в этом убежден. А теперь никто и не скажет, где гниют его кости. Да и остались ли от него хотя бы кости?

Сердюк у дверей библиотеки щелкнул каблуками, пропуская меня. В доме я – единственный, кто может входить к пану Станиславу в любое время. Но только в доме. В замок мне хода нет, да я и не особо прошусь. Меньше знаешь – больше живешь! А я и так знаю очень много о зацном пане Мацапуре-Коложанском! Пожалуй, даже слишком много!

Пан Станислав сидел в углу под лампой зеленого стекла и читал «Лембергскую газету». Глядя на него в этот миг, самые злые недруги завязали бы узлами свои языки: само добродушие восседало в старом массивном кресле. Толстые вывернутые губы улыбались, на пухлых щеках проступили ямочки, стекла окуляр скрыли привычный острый блеск маленьких глаз, и даже черные нафабренные усы словно опали, бессильно свесившись вниз. Пожилой пан, добрый, немного усталый, пришел почитать газету. Наверное, у доброго пана бессонница – не иначе весь день милостыню раздавал и утирал слезы вдовам…

– Шолом, пан Станислав!

Глазки добродушно моргнули, улыбка стала шире:

– Вечер добрый, пан Юдка! Там, в поставце, – гданьская вудка, выпей, ты же с мороза! Выпей – и садись.

Вудка обожгла горло, и я только головой помотал. Ну и пойло! Куда там местной горелке или даже пейсаховке!

Пан Станислав со вздохом отложил газету, поглядел на принесенную мною бутыль, протянул руку – и тут же опустил.

– Цо занадто – то не здрово. А я, как видишь, скучаю!

На такое отвечать не полагалось, и я молча присел на тяжелый дубовый табурет. И тут только заметил, что кресло, в котором восседает пан Мацапура, переставлено. Раньше оно стояло ближе к окну, теперь же каким-то дивом оказалось прямо под старым портретом.

Портрет этот – загадка. Чья-то умелая кисть изобразила худого узкоплечего юношу в испанском платье с большим кружевным воротником, как носили полвека назад. На боку шпага, в руке – толстая книга с золотым обрезом. И не было бы тут ничего странного, если бы не герб Апданк в верхнем углу – герб рода Мацапур. Не просто герб, а еще и буквицы «L.M-K». И цепь – знакомая золотая цепь давней работы на груди. Эту цепь с огромным красным камнем пан Мацапура частенько надевает, особенно когда гости случаются. Видать, фамильная. Правда, на портрете камень другой, ну так не камень же художник рисовал! Ясное дело – родич изображен, и родич близкий. Батюшку пана Станислава звали Леопольдом, так что и дивного вроде бы ничего нет, если бы…

…Если бы в доме были другие портреты. Если бы не общий хор тех, кто помнил старика. Леопольд Мацапура был широкоплеч, толст и мордат – сын капля в каплю в батюшку. И лицо – совершенно иное лицо! Губы, глаза, нос… Может, не отец, а дядька, какой-нибудь Леон? Все равно непонятно. Чтобы в таком доме – и один-единственный портрет, и то не в зале, а в библиотеке! Бывал я в подобных домах, там целые галереи, по ним гостей водят, слуги наизусть заучивают, какой предок чем отличился…

– Ох, уж эти поселянки, пан Юдка! Сперва лежит под тобой, как бревно, только пыхтит, а потом выть начинает. И всегда одно и то же: «Замуж собиралась, замуж собиралась!» Языки им вырезать, что ли?

Пан улыбался – пан изволил шутить. Но мне почему-то не было смешно.

– Ну и кого ты мне сегодня привез?

Голос был прежний – расслабленный, вялый, но я заметил быстрый взгляд из-под толстых стекол. Стало ясно – уже доложили. У кого-то пятки салом смазаны.

– Четверо гостей, пан Станислав. И ребенок – младень.

– Ребенок?

Грузное тело нехотя приподнялось и вновь опустилось в глубины кресла.

– Ребенок – это хорошо. Прикажи его сразу в замок.

Я вздрогнул – так и знал! Любит пан Станислав детей!

– А гости кто? Кажется, там баба есть?

Он по-прежнему улыбался – добрый толстый пан, которого мучает бессонница.

– Не баба, – стараясь быть спокойным, ответил я. – Пани. Один из гостей – селюк из Гонтова Яра, а вот трое – паны зацные. Вернее, два пана и пани.

– Большой за них откуп дадут, как думаешь? – словно невзначай бросил пан Станислав и вновь взял в руки газету.

Разговор подходил к концу.

Похоже, пан уже все решил. Даже не похоже – решил. Сколько раз так было: ребенка – в замок, и гостей туда же. И правильно – кто же в здравом уме в гости к пану Мацапуре ездит?! А если ты цудрейтор, то и жаловаться нечего.

– Все не так просто, пан Станислав…

Газета медленно легла на стол. Из-под стекол удивленно блеснули маленькие глазки:

– Гетьмановы родичи? Или голота бесштанная?

Я с трудом сдержал улыбку. Каждый – о своем. Соврать, придумать какую-нибудь сказку? Нет, нельзя!

– Они иноземцы, пан Станислав. Очень издалека.

– И… что? – Глаза моргнули, пухлая ладонь потянулась к окулярам. – Тем лучше!

Я вздохнул. Поверит ли?

– Мир велик, пан Станислав! И в этом мире Сосудов больше, чем представляется многим. Это особые гости. Мои. Вы понимаете, о чем я?

Улыбка сгинула, словно стерли ее мокрой тряпкой. На неузнаваемом лице светлым огнем загорелись волчьи глаза.

– Ты… Ты уверен, пан Юдка? Уверен?

Я улыбнулся, хотя в этот миг улыбаться мне совсем не хотелось.

– Особые гости… Значит, откликнулись! А ты не врешь?

Теперь улыбаться нельзя. Замереть, выдержать его взгляд. Говорят, не всякий его выдерживает…

– Не врешь, вижу! Рассказывай!

Толстый вальяжный пан сгинул. Огромное тело налилось силой, широкие лапищи сжались в кулаки, а лицо!.. Таким Станислава Мацапуру увидишь не каждый день. Да и мало кто его таким видит. А кто видит – уже никому не расскажет.

– Они из другого Сосуда. Из какого, сказать трудно. Малахи разрешили им пересечь Рубеж. Они пришли за ребенком – за этим ребенком…

Пан Станислав молчал, а мне вспомнилось, как мы с ним спорили. Редко кто решается спорить с Мацапурой-Коложанским, но есть вопросы, по которым даже ему нужна не покорность, а истина. Я никак не мог его убедить, что дорога между сфир все-таки есть и Рубеж проходим. Не для душ, не для бесплотных Малахов – для людей. Он очень неглуп, пан Станислав, и много знает. Но книга «Зогар» недоступна этому гою.

– Ну, говори! И подробнее!

Теперь следовало взвешивать каждое слово. Не лгать – пан Станислав звериным чутьем распознает ложь. Но и со всей правдой не спешить. О гневе Малахов ему знать ни к чему. Достаточно и того, что переход через Рубеж труден и без должной помощи его не одолеть…

– Так-так! – Пан Станислав крутанул ус, дернул щекой. – Стало быть, воин, лекаришка да колдунья. Колдунья-то хоть хороша?

Он снова шутил. Я вспомнил чернявую и тоже улыбнулся. Может, в своих краях Сале и хороша. У нас – едва ли. Во всяком случае, не во вкусе зацного пана.

– А с младенем как вышло? Что думаешь, пан Юдка?

Я пожал плечами. Что тут думать?

– Судите сами, пан Станислав. В Гонтовом Яру объявляется чужак. Не просто иноземец, а совсем другой, нездешний. Посполитые считают его чортом – случайно ли? Он подселяется к бабе, брюхатит ее, а после исчезает. И вот за ребенком приезжают оттуда

Пан Мацапура задумался; наконец кивнул.

– Складно. Значит, дите пока оставим, но им отдавать не будем. Все одно Рубеж закрыт. А с братом того чертенка как?

– Погодим, – предложил я. – Гриня Чумака соседи крепко обидели. Из таких лихие сердюки выходят.

Он вновь кивнул и прикрыл глаза, превратившись обратно в доброго усталого пана, которого мучает бессонница средь холодной зимней ночи.

– Эка, забот привалило! И не отдохнуть! Та девка, что из Калайденцев привезли, скотина неблагодарная, хотела мне ногтями в глаза вцепиться, представляешь? Пришлось клещами все ногти повыдергивать да рот зашить, чтоб не выла! А вторая, что из Хорлов, дерево – деревом. Обнимаешь ее – молчит, кнутом дерешь – молчит. Только когда пятки припек, завыла…

На такое тоже отвечать не полагается. Да и что ответишь? То пана Станислава забава, ему виднее.

– А знаешь, в газете пишут, что война за Дунаем до весны не кончится. Может, еще на год затянется.

Глаза его по-прежнему были закрыты, но я понял: это – главное. Потому и ждал меня пан Станислав среди ночи, в замок не ушел, газетку лембергскую почитывал.

– Про то и в округе болтают, – кивнул я. – Думаю, Валковская сотня не скоро вернется. Да и вернется ли? За Дунаем, говорят, чума.

– Значит? – Его лицо дрогнуло, ямочки на щеках сгинули без следа. – Пора?

– Да, пан Станислав, пора.

Он вновь задумался, а я вдруг почувствовал знакомый запах – страшный, сводящий с ума дух горящей заживо плоти. Сколько лет хотелось забыть, не вспоминать! Не вышло – это уже навсегда.

– Откуда начнем, как думаешь?

Откуда? О том мы с ним говорили не раз, и все давно решено. Вопрос этот так, для разговора.

– С Хитцов, пан Станислав.

– С Хитцов? Ну, как скажешь…

Запах горящего мяса стал сильнее, и на миг я даже пожалел, что Смерть – худая плосконосая девчонка – в эту ночь промедлила. Чего же еще хочет от меня Святой, благословен Он?

Ответ не был мне дан, но я догадывался. Двойник! Двойник – и Пленник. Чертенок из Гонтова Яра. Не зря они встретились в эту ночь – Смерть, Пленник и Двойник.

Не зря.

Ярина Загаржецка, сотникова дочка

Знакомый рябой черкас буркнул: «У себя» – и отвернулся. Кто именно – Ярина решила не переспрашивать. Ей были нужны оба – и сам пан писарь, и его нескладный сын.

Постовой не ошибся – Лукьян Еноха оказался на месте, за своим столом, и даже толстая друкованная книга была знакомой: та, что и неделю назад. Девушке подумалось, что книга, равно как подставка с гусиными перьями, нужна пану Енохе исключительно для представительности. Во всяком случае, прочитанных страниц за эти дни не прибавилось.

– Чего, егоза, скучно?

Пан Еноха не без труда оторвал взгляд от хитрых буквиц, снял окуляры, зевнул.

– Скучно? – Девушка просто задохнулась от возмущения. – Да я в Перепелицевку с разъездом ездила! До петухов встала!

– Ну, ясно, – писарь потер сонное лицо, с трудом удерживаясь от нового зевка. – За дурной головою…

Ярина вздохнула. Что бы она ни делала, всерьез сотникову дочку никто не принимал. Девчонка – и девчонка, разве что замуж отдать, да и то пока не за кого.

– В Перепелицевке каких-то всадников видели. К Хитцам ехали.

– Знаю… Сообщали уже. За такими вестями, Ярина Логиновна, нечего коней томить… Ты к Теодору?

Девушка дернула плечом. К пану писарю она завернула, чтобы доложить по всей форме, как и надлежит старшему по разъезду. И вот, пожалуйста!

– Он в подвале. С разбойником этим – Хвостиком. Ты бы его оттуда вытащила, что ли? Чего ему с душегубцем якшаться? Посидели б, сбитню горячего попили. В жгута сыграли…

Намек насчет сбитня и жгута Ярина пропустила мимо ушей – не маленькая, чтоб в игры детские играть. Но вот по поводу остального…

Хведир встал уже на третий день – продырявленная мякоть плеча срасталась быстро. Встал – и первым делом направился не в церковь свечку ставить, а в подвал, где заперли чернобородого заризяку.

Тому досталось больше. Пуля из янычарки пропорола бок, и местный знахарь вначале лишь головой качал, посоветовав готовить домовину – вкупе с осиновыми клиньями и маком. Однако на второй день чернобородый открыл глаза, а на четвертый – попытался встать. Видавшие виды сивоусые только руками развели, рассудив, что разбойнику суждено быть непременно повешенным – потому пуля его и не взяла.

Однако Хведир-Теодор вновь удивил всех. Поговорив с пленником, он категорически заявил, что в суд на него подавать не будет и о том же остальных просит. Тут уже и Ярина диву далась. Как можно заризяку миловать? И главное: о чем это Хвостик с Хведиром говорили, если им обоим ни слова не понять? Невидимый толмач сгинул вместе с химерным паном Рио да с чернявой ведьмой. С Хвостиком говорил пан писарь – по-польски да по-немецки, Агмет – по-татарски и турецки, а беглый стрелец Ванюха Перстень – по-московски. Говорили, да все без толку – Хвостик лишь глаза таращил да блекотал по-непонятному. И как блекотал! Не голос – бесовское наваждение, мурашки по коже бегут. Раз услышишь – перекрестишься, два – под лавку спрячешься!

И на каком это наречии бурсак с ним столковался? Неужто на латыни?

* * *

Пан писарь не ошибся. Хведир действительно оказался в подвале, около пленника. Тот лежал на лавке, а бурсак, пристроив поудобнее раненую руку, сидел на колченогом табурете и что-то тихо ему говорил. Страхолюда молчал – слушал и, похоже, понимал.

Увидев Ярину, Хведир махнул здоровой рукой – мол, не мешай, погоди чуток. Пока девушка соображала, обидеться или в самом деле погодить, заговорил Хвостик. Девушка не стала прислушиваться (больно голос страшен!), но отчего-то почудилось, что речь чернобородого стала иной, не такой, как прежде. Или в самом деле знакомое наречие нашли?

Страницы: «« ... 678910111213 »»

Читать бесплатно другие книги:

Люся Кузьмина, женщина вполне строгих целомудренных правил, выходила замуж пять раз! Единственное об...
Место и время действия – здесь и сейчас. Провинциальный русский город медленно, но неуклонно отторга...
Напрасно Димон затеял бессмысленную гонку с крутыми пацанами из «лексуса». Разве не с этого момента ...
Один из лучших романов Г. Л. Олди, написанный на стыке альтернативной истории, фэнтези и утопии-анти...
Великие сражения и могущественная магия древних богов Скандинавии, герои и чудовища, путешествия меж...