Собака Баскервилей. Острие булавки (сборник) Честертон Гилберт

– Дайте, пожалуйста, указатель гостиниц, – попросил Холмс. – Благодарю вас! Картрайт, вот названия двадцати трех гостиниц. Все они находятся в непосредственной близости от Чаринг-Кросс. Видите?

– Да, сэр.

– Вы по очереди обойдете их.

– Да, сэр.

– В каждой гостинице первым делом дадите швейцару по одному шиллингу. Вот вам двадцать три шиллинга.

– Да, сэр.

– Швейцарам будете говорить, что вам нужно осмотреть вчерашние урны для бумаг. Объясните это тем, что одна важная телеграмма была доставлена не по назначению и вам поручено ее найти. Все понятно?

– Да, сэр.

– На самом деле вы будете искать разворот «Таймс» с несколькими строчками, вырезанными ножницами. Вот этот номер. Вот эта страница. Запомнили? Узнаете нужную газету?

– Да, сэр.

– Швейцары наверняка позовут портье, им вы тоже дадите по шиллингу. Вот вам еще двадцать три шиллинга. Наверное, в двадцати случаях из двадцати трех окажется, что вчерашний мусор уже выбросили или сожгли. В остальных трех вам покажут кучу бумаг. Интересующая нас страница «Таймс» может оказаться среди них. Конечно, шансы невелики, но будем надеяться на везение. Вот вам еще десять шиллингов на всякий случай. Вечером телеграфируйте мне на Бейкер-стрит о результатах. Ну что же, Ватсон, теперь нам остается только справиться о кебе номер две тысячи семьсот четыре. Но до обеда с Баскервилем у нас еще есть время, чтобы зайти в одну из картинных галерей на Бонд-стрит.

Шерлок Холмс обладал воистину удивительной способностью полностью переключать мысли с одной темы на другую. В течение следующих двух часов загадочное дело было забыто и мой друг погрузился в созерцание картин современных бельгийских художников. По дороге из галереи до гостиницы «Нортумберленд» он говорил только об искусстве, о котором, впрочем, имел самые зачаточные представления.

– Сэр Генри Баскервиль ожидает вас наверху, – сообщил нам администратор, когда мы вошли в гостиницу. – Он попросил сразу же провести вас к нему, как только вы придете.

– Вы не возражаете, если я загляну в ваш журнал? – спросил Холмс.

– Конечно, прошу вас.

По записям в журнале выходило, что после Баскервиля в гостинице поселились еще двое. Первый – Теофил Джонсон из Ньюкасла, вместе с семьей, вторая – миссис Олдмор из Хай-лодж, Олтон, со служанкой.

– Я, похоже, знаю этого Джонсона, – обратился Холмс к портье. – Это адвокат, седой такой и слегка прихрамывает, верно?

– Нет, сэр, этот мистер Джонсон – владелец угольной шахты, очень энергичный человек, не старше вас.

– Вы уверены, что он не адвокат?

– Абсолютно, сэр. Он уже много лет останавливается в нашей гостинице, весь персонал его очень хорошо знает.

– Ладно, а миссис Олдмор? Мне и ее имя кажется знакомым. Простите меня за любопытство, но вы же знаете, как часто, вспоминая одного друга, наталкиваешься на другого.

– Сэр, миссис Олдмор – инвалид. Ее муж когда-то был мэром Глостера. Она тоже наш постоянный клиент.

– Спасибо. Боюсь, что с ней я не знаком.

– Благодаря этим расспросам мы добыли очень важные сведения, – шепотом пояснил мне Холмс, когда мы отправились наверх. – Теперь мы точно знаем, что люди, которые следят за нашим другом, не остановились в этой гостинице. То есть, несмотря на такое внимание к его особе, они очень заинтересованы в том, чтобы сэр Генри их не видел. Этот факт говорит о многом.

– О чем же он говорит?

– Это означает, что… О дружище, что с вами?

Поднявшись по лестнице, мы лицом к лицу столкнулись с самим сэром Генри Баскервилем. Он сжимал в руке старый пыльный башмак и был прямо-таки взбешен. От гнева баронет даже не мог четко произносить слова. Когда ему удалось взять себя в руки, он заговорил с явным западным акцентом, которого утром за ним не наблюдалось.

– В этом отеле меня, похоже, за лопуха держат! – негодовал сэр Генри. – Они у меня еще поймут, что связались не с тем человеком! Черт возьми, если этот парень не найдет мой башмак, я устрою им неприятности! У меня тоже есть чувство юмора, мистер Холмс, но это уже переходит всякие границы.

– Вы до сих пор не нашли башмак?

– Да, сэр, но не сомневайтесь, уж я-то его найду!

– Но вы же говорили, что это был новый светло-коричневый башмак.

– Так и есть. А теперь вот старый черный.

– Как? Не хотите же вы сказать, что…

– Вот именно! Это я и хочу сказать. Всего у меня было три пары башмаков: новые светло-коричневые, старые черные и вот эти лакированные, которые сейчас на мне. Вчера у меня стянули светло-коричневый башмак, а сегодня черный! Дошло до вас? Что ты глаза вылупил, говори, нашли?

Рядом с нами появился взволнованный коридорный, немец.

– Нет, сэр! Я уже у всех спросил, но никто его не видел.

– Значит так, или вы до вечера найдете мой башмак, или я иду к управляющему и сообщаю ему, что съезжаю из этого отеля.

– Башмак найдется, сэр… Обещаю, если вы немного потерпите, мы его обязательно отыщем.

– Ну, смотрите! Я не допущу, чтобы в вашем воровском притоне у меня еще что-нибудь пропало. Мистер Холмс, вы, конечно, извините, что я беспокою вас по таким пустякам…

– Я не считаю, что это такой уж пустяк.

– Вы думаете, это серьезно?

– Вы-то сами как объясняете то, что с вами произошло?

– Я не задумывался… Ничего более странного и загадочного со мной еще не случалось.

– Скорее загадочного.

– А сами вы можете все это как-то объяснить?

– Пока еще я не готов сказать, что разобрался во всем. Ваш случай очень непростой, сэр Генри. Учитывая смерть вашего дяди, это, пожалуй, самое запутанное из всех пяти сотен серьезных дел, которые мне приходилось расследовать за свою карьеру. К счастью, у меня в руках есть несколько нитей, и одна из них, вероятнее всего, приведет нас к истине. Конечно, может статься, что, ухватившись за неверную нить, мы потеряем время, но рано или поздно мы обязательно доберемся до правды.

Затем последовал приятный легкий обед, и за это время о деле, которое свело нас, не было сказано ни слова. Только в гостиной, куда мы переместились впоследствии, Холмс справился у Баскервиля о его дальнейших планах.

– Я собираюсь ехать в Баскервиль-холл.

– И когда?

– В конце недели.

– В общем, – сказал Холмс, – я считаю, что вы приняли весьма разумное решение. У меня есть убедительные доказательства того, что в Лондоне за вами следят. В этом огромном городе с несколькими миллионами жителей трудно определить, кто эти люди и каковы их цели. Если они намерены причинить вам зло, мы бессильны помешать им. Доктор Мортимер, вы не заметили, что сегодня утром, когда вы вышли из моего дома, за вами следили?

– Следили? Кто? – изумился доктор Мортимер.

– К сожалению, этого-то я и не могу вам сказать. Есть ли среди ваших соседей или знакомых в Дартмуре кто-нибудь с черной густой бородой?

– Нет… хотя постойте… Ну да, есть. Бэрримор, дворецкий сэра Чарльза. У него густая черная борода.

– Ха! Где сейчас Бэрримор?

– В Холле, следит за хозяйством.

– Нам необходимо проверить, действительно ли он там или находится сейчас в Лондоне.

– Как же вы собираетесь это сделать?

– Дайте мне телеграфный бланк. «Все ли готово к приезду сэра Генри?» Этого будет достаточно. Адрес: «Баскервиль-холл, мистеру Бэрримору». Где у вас ближайший телеграф? В Гримпене. Прекрасно. Мы пошлем еще одну телеграмму начальнику телеграфа с указанием вручить первую телеграмму мистеру Бэрримору лично в руки или, если его не окажется на месте, вернуть ее сэру Генри Баскервилю в гостиницу «Нортумберленд». Таким образом, уже этим вечером мы будем знать, находится Бэрримор на своем рабочем месте в Девоншире или нет.

– Да, ловко придумано, – согласился Баскервиль. – Кстати, доктор Мортимер, а что вообще за человек этот Бэрримор?

– Это сын предыдущего дворецкого, который уже умер. Четыре поколения его предков служили в Холле. Насколько мне известно, Бэрримор и его жена – вполне уважаемые в нашей округе люди.

– Да, но в то же время, пока в Баскервиль-холле нет хозяина, они живут одни в прекрасном доме, при этом ничего не делая, – задумчиво сказал сэр Генри.

– Верно.

– Скажите, Бэрримору и его супруге что-нибудь положено по завещанию сэра Чарльза? – спросил Холмс.

– По пятьсот фунтов каждому.

– Вот как! И они об этом знали?

– Да, сэр Чарльз любил говорить о том, как будет выполняться его последняя воля.

– Чрезвычайно интересно.

– Надеюсь, – смутился доктор Мортимер, – вы не станете подозревать каждого, кому сэр Чарльз что-то оставил в наследство. Мне он тоже завещал тысячу фунтов.

– В самом деле? А кому еще?

– Небольшие суммы были завещаны многим людям и благотворительным организациям. Но основной капитал полностью перешел сэру Генри.

– Какова же общая сумма?

– Семьсот сорок тысяч фунтов.

Холмс удивленно вскинул брови.

– Я и не подозревал, что в этом деле замешана такая огромная сумма! – воскликнул он.

– Все знали, что сэр Чарльз богат, но об истинном размере его состояния стало известно, только когда мы получили возможность изучить его ценные бумаги. Общая стоимость его имущества – почти миллион.

– Черт побери, да при такой ставке кто угодно пойдет на риск! Еще один вопрос, доктор Мортимер. Если предположить, что что-нибудь случится с нашим другом… Прошу меня простить, сэр Генри… Кому перейдет имущество?

– Поскольку Роджер Баскервиль, младший брат сэра Чарльза, умер холостяком, все перейдет семейству Десмондов, это дальние родственники Баскервилей. Старый Джеймс Десмонд живет в Вестморленде, он священник.

– Благодарю вас. Это очень важно. Вам приходилось когда-нибудь встречаться с мистером Джеймсом Десмондом?

– Да, он как-то приезжал к сэру Чарльзу. По виду это благообразный старец. Помню, он даже отказался от денег, которые ему предлагал сэр Чарльз, хотя тот очень настаивал.

– И этот скромный человек унаследовал бы имущество сэра Чарльза?

– Да, потому что по степени родства он – ближайший родственник. Кроме того, к нему перешли бы и деньги сэра Чарльза, если, конечно, они не будут отписаны кому-нибудь другому их нынешним владельцем, сэром Генри, который, конечно же, имеет полное право распоряжаться ими по своему усмотрению.

– А вы, сэр Генри, уже составили завещание?

– Нет, мистер Холмс. У меня пока не было времени, я ведь только вчера узнал что к чему. В любом случае, насколько я понимаю, деньги переходят к наследнику вместе с титулом и имуществом. Это идея моего бедного дядюшки. Как же новому владельцу поместья возрождать былую славу рода Баскервилей, если у него не будет достаточно денег на содержание родового гнезда? Дом, земля и доллары должны быть неразлучны.

– Совершенно верно. Что ж, сэр Генри, я полностью поддерживаю вас в решении как можно скорее ехать в Девоншир. Но есть одно условие, которое вы обязательно должны выполнить. Вам ни в коем случае нельзя ехать одному.

– Но доктор Мортимер возвращается вместе со мной.

– У доктора Мортимера есть пациенты, к тому же его дом находится в нескольких милях от Баскервиль-холла. При всем желании он не сможет помочь вам, если что-нибудь случится. Нет, сэр Генри, вы должны ехать с надежным человеком, который всегда будет находиться рядом с вами.

– А вы сами не могли бы поехать, мистер Холмс?

– Если дело зайдет слишком далеко, я, конечно, найду возможность вырваться, но вы же понимаете, что при том количестве клиентов, которые обращаются ко мне за консультацией, я не могу себе позволить уехать из Лондона на неопределенное время. Сейчас, например, одному из самых известных имен Англии угрожает шантажист, и только я могу предотвратить ужасный скандал. Видите, я просто не имею права ехать с вами в Дартмур.

– Тогда кого же вы посоветуете?

Холмс положил руку мне на плечо.

– Если мой друг не будет против, лучшего спутника в трудную минуту, чем Ватсон, вам не найти. Уж кому как не мне это знать.

Это предложение свалилось на меня как снег на голову. Я не успел и глазом моргнуть, а Баскервиль уже тряс мою руку.

– Доктор Ватсон, я вам так благодарен! – обрадовался он. – Конечно же, ведь об этом деле вам известно не меньше, чем мне самому. Если вы отправитесь в Баскервиль-холл и поживете там какое-то время со мной, поверьте, уж я этого не забуду!

Меня всегда тянуло к приключениям, и, честно говоря, мне было очень приятно слышать слова Холмса и видеть столь искреннюю радость баронета. Поэтому я согласился.

– Я с удовольствием поеду с вами, – сказал я. – Все равно мне сейчас нечем заняться.

– А мне вы будете посылать подробные отчеты, – сказал Холмс. – Когда наступит развязка, а это непременно случится, я дам вам указания, как поступить. К субботе успеете собраться, сэр Генри?

– Если это устроит доктора Ватсона.

– Разумеется.

– Тогда, если от меня не поступит других указаний, встречаемся в субботу в десять тридцать на вокзале Паддингтон.

Мы уже поднялись, чтобы уходить, как вдруг Баскервиль, радостно вскрикнув, нырнул в угол комнаты и извлек из-под шкафа светло-коричневый башмак.

– Смотрите-ка! – воскликнул он. – Мой пропавший башмак!

– Если бы все наши трудности решались так же просто, – обронил Холмс.

– Подождите, как же так? – растерялся доктор Мортимер. – Я утром сам осматривал эту комнату.

– И я тоже, – произнес Баскервиль. – Каждый дюйм.

– Я уверен, что тогда этого башмака здесь не было.

– Выходит, это коридорный сунул его туда, пока мы обедали.

Немца тут же пригласили в номер, но он клялся, что ничего об этом не знает. Расспросы остальных служащих гостиницы также ничего не дали. Пришлось это происшествие причислить к списку тех необъяснимых явлений, которые постоянно происходили вокруг нас. Даже если не брать во внимание загадочную смерть сэра Чарльза, в течение каких-то двух дней мы стали свидетелями целого ряда таинственных происшествий: письмо, составленное из вырезанных из газеты слов, чернобородый соглядатай в двухколесном экипаже, исчезновение сначала нового светло-коричневого ботинка, а затем старого черного.

Пока мы возвращались в кебе домой на Бейкер-стрит, Холмс не произнес ни слова. Видя его сдвинутые брови и сосредоточенное выражение лица, я понимал, что в ту минуту его разум напряженно пытался составить некую схему, в которую уложились бы все эти странные и на первый взгляд никак не связанные между собой события. Остаток дня до самого вечера Холмс молчал, курил и думал.

Перед самым ужином принесли две телеграммы. В первой говорилось:

«Только что пришло подтверждение, что Бэрримор в Холле. БАСКЕРВИЛЬ».

«Обошел все двадцать три гостиницы, к сожалению, изрезанной страницы «Таймс» не обнаружил. КАРТРАЙТ», – сообщалось во второй.

– Две нити оборвались, Ватсон. Нет более увлекательного дела, чем то, в котором все складывается против тебя. Придется потрудиться, чтобы выйти на новый след.

– Остался кебмен, который возил чернобородого…

– Да-да. Я уже послал телеграфный запрос в их агентство, мне должны сообщить его имя и адрес. Не удивлюсь, если это пришел ответ.

Звонок в дверь принес нечто большее, чем простой ответ на запрос, поскольку в следующую секунду порог гостиной перешагнул грубоватого вида мужчина, очевидно, кебмен собственной персоной.

– Начальник сказал мне, что по этому адресу какой-то господин интересуется номером две тысячи семьсот четыре, – громко заговорил он. – Я уже семь лет вожу людей, и до сих пор на меня не было ни одной жалобы. Я специально сам пришел, чтобы узнать, что вы имеете против меня.

– Что вы, уважаемый, я против вас совершенно ничего не имею! – воскликнул Холмс. – Наоборот, я готов заплатить вам полсоверена, если вы четко ответите на мои вопросы.

– Что ж, сегодня, похоже, мне везет, – усмехнулся кебмен. – Что вы хотите узнать, сэр?

– Во-первых, ваше имя и адрес, на тот случай, если мне понадобится снова вас найти.

– Джон Клейтон, третий дом на Тарпи-стрит в Бароу. Работаю на кебе из «Шипли-ярд», это рядом с вокзалом Ватерлоо.

Шерлок Холмс записал сведения.

– А теперь, Клейтон, расскажите про пассажира, сегодня в десять утра наблюдавшего за этим домом, а потом следившего за двумя джентльменами, которые отсюда вышли и пошли по Риджент-стрит.

Извозчик несколько удивился и смутился.

– Что ж мне вам рассказывать, коли вы и так все знаете не хуже моего, – сказал он. – Вообще-то тот джентльмен сказал, что он сыщик, и велел никому про него не рассказывать.

– Друг мой, это очень серьезное дело, и у вас могут быть очень большие неприятности, если вы попытаетесь что-либо утаить от меня. Говорите, пассажир назвался сыщиком?

– Да.

– Когда он вам об этом сказал?

– Когда вылезал из моего экипажа.

– Он сказал что-нибудь еще?

– Он назвал свое имя.

Холмс бросил на меня довольный взгляд.

– Назвал имя! Весьма опрометчиво с его стороны. И как же его зовут?

– Его зовут Шерлок Холмс, – сказал кебмен.

Никогда еще я не видел своего друга таким удивленным. Ответ Джона Клейтона прямо-таки сразил Холмса наповал, но уже через пару секунд он от души рассмеялся.

– Превосходно, Ватсон… Это настоящий талант, – отдышавшись, сказал он. – Чувствую, этот противник не уступает мне ни в быстроте, ни в сообразительности. Должен признать, этот раунд за ним. Так вы говорите, его зовут Шерлок Холмс?

– Да сэр, это имя назвал тот джентльмен.

– Просто замечательно! Расскажите, где вы взяли этого пассажира и что было потом.

– В половине десятого тот господин остановил меня на Трафальгарской площади. Сказал, что он сыщик, и пообещал две гинеи, если я буду целый день делать то, что он велит, и не стану задавать вопросов. Я, само собой, с радостью согласился. Сначала я привез его к гостинице «Нортумберленд». Там мы дождались, пока из нее выйдут два джентльмена и возьмут кеб. Потом – поехали за ними и остановились где-то неподалеку отсюда.

– Рядом с этим домом? – уточнил Холмс.

– Точно я не скажу, но мой пассажир, должно быть, знает лучше. В общем, остановились мы где-то тут и прождали полтора часа. Потом мимо нас прошли те же двое джентльменов. Они проследовали по Бейкер-стрит, потом вышли на…

– Это я знаю, – перебил его Холмс.

– Мы проехали три четверти мили по Риджент-стрит, затем пассажир захлопнул окно и велел мне гнать как можно скорее на вокзал Ватерлоо. Я хлестнул свою кобылу, и мы домчали туда меньше чем за десять минут. Там он заплатил, как и обещал, две гинеи и пошел себе на вокзал. Только, когда выходил, обернулся и сказал: «Тебе, может быть, интересно узнать, что сегодня ты возил самого Шерлока Холмса». Так я и узнал, как его зовут.

– Понятно. И больше вы его не видели?

– Нет.

– Не могли бы вы описать мистера Шерлока Холмса?

Кебмен почесал макушку.

– Не так-то просто будет описать этого джентльмена. Я бы дал ему лет сорок, росту он был среднего, дюйма на два-три ниже вас, сэр, одет прилично, и борода у него была такая черная, стриженная квадратом. Лицо бледное. Больше я, пожалуй, ничего не скажу.

– Цвет глаз заметили?

– Нет, не приметил.

– Это все?

– Да, сэр, больше мне сказать нечего.

– Что ж, вот ваши полсоверена. Если еще что-нибудь вспомните, полчите столько же. Всего доброго.

– До свидания, сэр. И спасибо!

Джон Клейтон, довольно посмеиваясь, удалился, а Шерлок Холмс повернулся ко мне и с грустным вздохом пожал плечами.

– Вот и третья ниточка оборвалась. Мы вернулись к тому, с чего начали. Ну и хитрый мерзавец, а! Он знал наш адрес, знал, что сэр Генри Баскервиль обращался ко мне. Вычислил меня на Риджент-стрит, догадался, что я запомню номер кеба и найду извозчика, и даже передал мне через него это наглое послание! Да, Ватсон, у нас действительно достойный противник. В Лондоне я ему проиграл, надеюсь, вам в Девоншире повезет больше. Но кое-что меня очень беспокоит.

– Что именно?

– То, что я отправляю вас туда одного. Это скверное дело, Ватсон. Скверное и опасное. И чем больше я о нем думаю, тем меньше оно мне нравится. Да, друг мой, вы можете смеяться, но поверьте, я буду очень рад, когда снова увижу вас здесь, на Бейкер-стрит, целым и невредимым.

В назначенный день мы, как и договаривались, встретились с сэром Генри Баскервилем и доктором Мортимером. По дороге на вокзал мистер Шерлок Холмс снабжал меня последними указаниями и советами.

– Я не хочу, чтобы мои теории и подозрения как-то повлияли на ваши выводы, Ватсон, поэтому сейчас не буду ничего говорить, – напутствовал меня он. – Мне нужно, чтобы вы просто сообщали мне факты, и как можно более подробно. Выводы предоставьте делать мне.

– Факты какого рода вас интересуют?

– Все, что прямо или косвенно может быть связано с этим делом, и в первую очередь – отношения молодого Баскервиля с соседями и любые новости относительно смерти сэра Чарльза. Я за эти дни сам пытался навести кое-какие справки, но, боюсь, результаты оказались неутешительными. Единственное, что удалось установить наверняка, это то, что мистер Джеймс Десмонд, следующий наследник, это действительно заслуживающий уважения старик, который не может иметь отношения к нашему делу. Я думаю, мы можем смело его исключить. В нашем поле зрения остаются только люди, которые будут непосредственно окружать сэра Генри Баскервиля на болотах.

– Может, стоит начать с того, чтобы избавиться от этих Бэрриморов?

– Ни в коем случае. Это было бы непростительной ошибкой. Если эта супружеская пара невиновна, было бы жестоко и несправедливо увольнять их, но если же все это – их рук дело, так мы потеряем всякую возможность уличить их в преступлении. Нет, нет, пусть они пока останутся в списке подозреваемых. В Холле, если я не ошибаюсь, есть еще конюх. Потом двое соседей-фермеров. Наш друг доктор Мортимер (в его честности я ни на секунду не сомневаюсь) и его жена, о которой нам ничего не известно. Не забудем про натуралиста Стэплтона и его сестру, судя по рассказам, красивую молодую леди. К тому же есть еще некий мистер Френкленд, роль которого в этом деле нам также непонятна. Остаются еще пара-тройка соседей. Вот люди, на которых вам нужно сосредоточить внимание.

– Я сделаю все, что в моих силах.

– У вас есть оружие?

– Да, я подумал, что стоит захватить его с собой.

– Правильно. Держите ваш револьвер при себе днем и ночью и никогда не теряйте бдительности.

Наши друзья уже успели забронировать места в вагоне первого класса и теперь дожидались нас на платформе.

– Нет, у нас ничего нового, – в ответ на вопрос Шерлока Холмса покачал головой доктор Мортимер. – Но я совершенно уверен в том, что в течение последних двух дней за нами никто не следил. Выходя на улицу, мы всегда очень внимательно смотрели по сторонам. Если бы за нами кто-нибудь наблюдал, мы бы это обязательно заметили.

– То есть вы все время провели вместе?

– Да, кроме вчерашнего вечера. Приезжая в Лондон, я всегда посвящаю один день любимому занятию. Вчера я сходил в музей Хирургического колледжа.

– А я погулял в парке, посмотрел на людей, – вставил Баскервиль. – Все было тихо-мирно.

– Все равно это было очень неосмотрительно с вашей стороны, – мрачно покачал головой Холмс. – Я очень прошу вас больше не ходить гулять в одиночку, иначе может произойти что-то ужасное. Вы нашли второй башмак?

– Нет, сэр, видно, его уже не сыскать.

– Гм. Очень интересно. Ну что ж, до свидания, – добавил Холмс, когда поезд тронулся и стал медленно набирать скорость. – Сэр Генри, не забывайте предостережение из легенды, которую читал нам доктор Мортимер, и не выходите на болото в ночные часы, когда мир погружается во власть темных сил.

Когда мы отъехали уже довольно далеко, я обернулся и увидел высокую мрачную фигуру Холмса, который неподвижно стоял на платформе, провожая взглядом поезд.

Недолгое время поездки я употребил на приятные занятия: поближе познакомился с попутчиками и поиграл со спаниелем доктора Мортимера. Очень скоро коричневая земля за окном приобрела красноватый оттенок, гранит сменился кирпичом, и все чаще и чаще стали попадаться рыжие коровы, которые паслись на хорошо ухоженных полях. Густая сочная трава и пышные заросли культурных растений говорили о том, что климат в этих местах более благоприятный, чем у нас, хоть и более сырой. Молодой Баскервиль почти все время смотрел в окно и то и дело радостно вскрикивал, когда узнавал знакомые с детства детали пейзажа.

– Знаете, доктор Ватсон, с тех пор как я покинул родину, мне пришлось объездить полмира, – расчувствовался он, – но более красивых мест я не встречал.

– Нет такого девонширца, который не восхищался бы своими родными местами, – заметил я.

– Тут дело не только в природе, но и в наследственных особенностях людей, которые населяют эти места, – сказал доктор Мортимер. – Посмотрите, к примеру, на нашего друга, сэра Генри. Его череп имеет шарообразную форму, что характерно для кельтов. Следовательно, склонность к яркому проявлению чувств и оседлость у него в крови. У несчастного сэра Чарльза череп был очень необычного строения, наполовину гэльский, наполовину иберийский. Но вы ведь уехали из Баскервиль-холла еще в детстве, не так ли, сэр Генри?

– Когда умер отец, я был уже подростком, но самого Холла я ни разу не видел, потому что жили мы в небольшом коттедже на южном берегу. Сразу после смерти отца я уехал к другу в Америку. Поверьте, для меня все это так же незнакомо, как для доктора Ватсона. Мне очень хочется поскорее увидеть торфяные болота, я просто сгораю от нетерпения.

– В самом деле? В таком случае можете считать, что ваше желание исполнилось, потому что мы как раз проезжаем болота, – сказал доктор Мортимер и показал на окно вагона.

Невдалеке, за изрезанным на зеленые квадраты полем и приземистым леском показался серый унылый холм со странной ухабистой вершиной, которая издалека казалась какой-то расплывчатой, напоминая один из тех фантастических пейзажей, которые иногда видятся во сне. Баскервиль долго всматривался вдаль, и по его беспокойному лицу я понял, как много для него значила первая встреча с землей, которая так долго принадлежала его предкам и для которой они столько сделали. Сэр Генри был одет в твидовый костюм, сидел в купе самого обычного железнодорожного вагона и даже азговаривал с американским акцентом, но все равно в ту минуту, при взгляде на это смуглое выразительное лицо я как никогда почувствовал, что передо мной – потомок древнейшего благородного рода, такой же горячий и властный, как и все его предки. В густых бровях, тонких чувствительных ноздрях и больших темных глазах читались гордость, отвага и сила. Если на этих болотах нам суждено попасть в переделку, по крайней мере можно быть уверенным, что этот человек не подведет и не оставит в беде.

С поезда мы сошли на небольшом полустанке на перегоне. Чуть поодаль, за низеньким белым забором стояла линейка, запряженная двумя коренастыми лошаденками. Наш приезд, по-видимому, был большим событием, поскольку станционный смотритель с грузчиками тут же бросились к нам, завладели багажом и, невзирая на протесты, понесли чемоданы и сумки к экипажу. Это было обычное, милое деревенское местечко, но меня удивило, что у ворот, опираясь на короткие винтовки, стояли двое солдат в темной форме, которые внимательно смотрели на нас. Извозчик, невысокий, мужиковатого вида парень с грубыми чертами лица отвесил сэру Генри поклон, и уже через пару минут мы выехали на широкую белую дорогу.

С обеих сторон не было ничего, кроме густо поросших сочной зеленой травой лугов да редких невысоких домиков с остроконечными крышами, но за этой мирной, залитой солнцем пасторальной картинкой на фоне начинающего багроветь неба темнели изрезанные зловещие холмы торфяных болот. Линейка свернула на уходящую в сторону холмов боковую дорогу. Скорее это была даже не дорога, а две колеи, за века выбитые в земле колесами, – глубокие, поросшие густым мхом, с выступающими жирными корнями листовика. Заросли бронзовых папоротников и крапчатой ежевики мерцали в лучах вечернего солнца. Мы, по-прежнему поднимаясь в гору, миновали узкий каменный мост над небольшой, но шумной речкой, которая, бурля и пенясь, несла свои воды вдоль серых булыжных берегов. И дорога, и поток, извиваясь, уходили в долину, заросшую невысокими дубами и елями.

Стоило нам заехать за очередной поворот, как сэр Генри тут же восторженно вскрикивал, начинал крутить головой по сторонам и задавать бесчисленное количество вопросов. Ему все вокруг представлялось живописным и прекрасным, мне же здешние места показались дикими и навевающими тоску. Когда мы проезжали под деревьями, желтые листья, кружась, сыпались нам на головы и падали на раскисшую дорогу. Грохот колес казался совершенно неуместным в окружающем нас царстве гниющих растений, этих жалких даров, которыми, как мне показалось, природа приветствовала возвращение наследника Баскервилей.

– Смотрите! – неожиданно воскликнул доктор Мортимер. – А это что такое?

За очередным поворотом нашим глазам открылся крутой, поросший вереском холм. На его вершине четко вырисовывалась мрачная неподвижная фигура вооруженного всадника, похожего на конную статую на пьедестале. Через руку у него была перекинута винтовка, и он явно наблюдал за дорогой, по которой ехали мы.

– Что это, Перкинс? – обратился доктор Мортимер к извозчику.

Наш возница повернулся и посмотрел на фигуру на холме.

– Из Принстаунской тюрьмы сбежал каторжник, сэр. Он уже третий день прячется где-то на болотах, поэтому на всех дорогах и станциях расставили часовых. Только пока его никто не видел. Фермерам это очень не нравится.

– Но им же, наверное, обещано фунтов пять вознаграждения за информацию о нем?

– Да, но кому охота за пять фунтов рисковать жизнью? Он ведь не воришка какой. Этому молодцу человеку горло перерезать, что вам плюнуть.

– Кто же это?

– Сэлден, ноттингхиллский убийца, слыхали, может?

Я прекрасно помнил это имя, поскольку Холмс в свое время очень интересовался его делом из-за неимоверной жестокости, с которой тот совершал убийства. Смертный приговор до сих пор не был приведен в исполнение лишь потому, что зверства Сэлдена были настолько ужасны, что у судей возникло сомнение в его психическом здоровье. Мы выехали на гору, и нашему взору открылся бескрайний простор, весь в грудах камней и невысоких холмах. Это и были торфяные болота. Неожиданно на нас налетел холодный ветер, отчего стало еще неуютнее. Где-то там, в этих оврагах, в какой-нибудь норе, как дикий зверь, прячется жестокий убийца. Его сердце клокочет от ненависти ко всему роду человеческому, отвергшему его. Все это, вместе с пронизывающим ветром и темнеющим небом, сложилось в такую невеселую картину, что даже Баскервиль притих и поплотнее закутался в пальто.

Плодородная местность осталась внизу позади нас. Обернувшись, мы увидели, как косые лучи предзакатного солнца раскрашивали в золото и багрянец лес, выступавший на равнину тупым углом, и коричневую свежевспаханную землю. Лежащая перед нами дорога уходила вдаль и терялась между бурыми и грязно-желтыми буграми, утыканными гигантскими валунами. По пути нам попались несколько домов, полностью выложенных из камня. Их грубые стены не увивал даже плющ.

Неожиданно дорога вывела нас на край низины в форме огромной чаши, которая была усеяна редкими дубами и елями причудливой формы. По-видимому, это сильный ветер, постоянно дующий в этой естественной воронке, изогнул и перекрутил стволы деревьев. За ними вздымались две высокие узкие башни. Извозчик указал на них хлыстом.

– Баскервиль-холл, – сказал он.