Герцогиня-дурнушка Джеймс Элоиза
– Могло быть и так, – сказала она. – Но сейчас мы не должны делать вид, что эти чувства могут пробудиться. Подобное невозможно даже представить. Я в самом деле уверена, что нам дадут развод, хотя это делается чрезвычайно редко. Только в исключительных случаях.
– А наш случай исключителен, потому что я был пиратом?
– Да. Пусть даже ты никогда никого не отправлял за борт.
– И не насиловал женщин, – добавил Джеймс.
– Даже в этом случае. Видишь ли, достаточно того, что люди думают, будто ты это делал.
«Было бы лучше, если бы он, как когда-то бывало, вышел из себя и закричал», – внезапно подумала Тео. Теперь же сам воздух вокруг его головы, казалось, искрился от переживаний, а Джеймс не повысил голос ни на йоту.
– Ты хочешь выставить меня насильником и убийцей – лишь бы наш брак расторгли. – Он был все так же невозмутим.
– Нет! – почти выкрикнула она.
Джеймс ничего не ответил.
– Конечно, я не хочу, чтобы кто-либо думал, что ты… что ты все это делал. И я почувствовала огромное облегчение, узнав, что это не так. Я просто думаю, что раз ты… ну, выглядишь совсем иначе, чем раньше… Ох, ты такой огромный! И у тебя татуировка. А твой голос… – Тео сделала какой-то неопределенный жест рукой. – В общем, мы не подходим друг другу.
– Почему?
Тео едва не рассмеялась.
– Готова держать пари, что я самая организованная женщина во всем Лондоне. Именно так я управляла поместьем и создала производство тканей и керамики. Я составляю списки… Более того, я составляю списки внутри списков. Жизнь становится намного приятнее, когда все находится на своем месте.
– Не понимаю, почему твои способности управлять поместьем мешают нашему браку.
– Господи, как же тебе объяснить? Видишь ли, я часто принимаю ванну и люблю, чтобы вода в ней была строго определенной температуры. Я распорядилась установить водяной насос в ванной комнате, чтобы слугам не приходилось таскать воду по лестнице. В ванну вода поступает прямо из парового котла, который находится в помещении для мытья посуды. Кроме того, мне в ванну добавляют три капли масла примулы. Но не любого, а с особым ароматом, которое готовят специально для меня в Стаффордшир-мэноре.
Джеймс молча пожал плечами. На него все это, похоже, не произвело особого впечатления.
– Жизнь становится легче, значительно легче, – продолжала Тео, – если устранять проблемы, приводящие других в замешательство. Моя ванна всю зиму пахнет бузиной, но с первого апреля я переключаюсь на примулу.
– Ты тверда и несгибаема, как ограда из кольев, – заметил Джеймс (ей не впервые говорили что-нибудь в этом роде).
– Думаю, что так, – ответила Тео. – Я предпочитаю считать себя… разумно логичной. Я, например, точно знаю, что надену в каждом отдельном случае. Я не приобретаю платьев больше, чем могу использовать. И надеваю их строго определенное число раз, прежде чем передать моей служанке. Мне никогда не приходится беспокоиться из-за того, что я окажусь в платье, уже вышедшем из моды.
Муж слегка наклонил голову, и Тео ощутила легкий укол сожаления по юному Джеймсу из своих воспоминаний. Эту манеру он сохранил с детства.
– Разве подобная жесткость так уж необходима? – спросил он.
– Она никому не приносит вреда. Мое хозяйство работает как часы. Я чувствую себя комфортно, и я счастлива. Мои служащие точно знают, что от них требуется. А я, в свою очередь, не требую от них больше, чем они способны сделать.
Джеймс снова пожал плечами, а его жена тем временем продолжала:
– Моя система позволяет мне вести хозяйство более эффективно, чем получается у большинства женщин… или даже у мужчин. А ведь от благородной леди только это и требуется – как можно лучше управлять своим домашним хозяйством, не так ли?
– Прошу извинить меня за то, что взвалил на тебя ответственность за поместье, – тихо сказал Джеймс.
Тео улыбнулась ласково и нежно, и перед Джеймсом вдруг вновь появилась его Дейзи. Появилась всего лишь на одно мгновение, но все же он ощутил внезапное головокружение.
– Мне понравилось управлять поместьем, – призналась Тео, немного смутившись. – Моя мама сказала мне перед смертью, что я не вправе плакаться по поводу крушения нашего брака. И она была права. Возможно, я никогда бы не стала хорошей женой, но я стала неплохим герцогом.
Джеймс подумал над ее словами секунду или две. Следовало признать, что в каждом герцогстве имелось место только для одного герцога.
– Мне очень жаль, что твоя мама умерла, – отозвался он наконец. – Когда это случилось?
Тео печально вздохнула и снова уставилась в пол.
– Несколько лет назад. Мне очень ее не хватает.
– А я скучаю по отцу. – Джеймс сказал это, чтобы поддержать разговор, но почему-то не смог заставить себя посмотреть на жену. Повернувшись, он опустил пальцы в воду. Вода в ванне остыла, и он снова взялся за насос.
– Мне так жаль, что он умер… – проговорила Тео. – Он был смущен, когда его принесли домой, после того как у него прихватило сердце. Но не похоже, что он испытывал боль. Он просто отошел во время ночного сна.
Джеймс судорожно сглотнул. Пар от горячей воды бил прямо ему в лицо, и он чувствовал, как капли влаги оседают на его ресницах.
– Что ж, еще одна из моих многочисленных ошибок. Я бы хотел быть с ним, когда он умирал.
Тео молчала: на это ей нечего было ответить.
– И я хочу не допустить еще одной ошибки и сохранить наш брак, – добавил Джеймс. Он перестал качать воду, но по-прежнему не смотрел на жену.
Она и на сей раз промолчала, поэтому он все же взглянул на нее. И ему показалось, что он увидел сожаление в ее глазах. Выпрямившись, Джеймс стер ладонью капли воды, осевшие на лице, и проговорил:
– Ты мой друг, и очень даже неплохо, если муж с женой являются друзьями. Ты знала моего отца, знала все его хорошие и дурные качества. Я хочу быть честным с моей женой. И хочу, чтобы она понимала, что можно любить и в то же время ненавидеть одного и того же человека. Даже если он уже умер.
С губ Тео сорвался легкий смешок.
– Ты очень изменился, Джеймс, пока отсутствовал.
– На борту корабля мало чем можно заняться, кроме чтения и размышлений. У меня вошло в привычку читать философские произведения.
– Но ты был пиратом! Пираты не читают философские произведения. И ты ведь терпеть не мог читать…
– Мы не были пиратами. Мы были каперами, преследующими пиратов. Мы много времени проводили на торговых путях под флагом королевства Сицилии, выжидая, когда очередная банда головорезов поднимет «Веселого Роджера» – так называют пиратский флаг. Жизнь на море в основном ужасно скучна, поэтому я и читал – чтобы не скучать.
– Верно, ты всегда терпеть не мог скуки… – пробормотала Тео.
Джеймс снова взглянул на нее. Она выглядела уже лучше. Глаза были не такими красными, а губы растянулись в легкой улыбке. Когда же Дейзи улыбалась, то прекраснее ее не было никого на свете.
Сделав над собой усилие, Джеймс напомнил себе о своем плане. Тревельян никогда бы не ринулся к женщине и не стер бы поцелуем улыбку с ее губ. К тому же Тео не слишком благосклонно отнеслась к его недавнему поцелую. Поцелуй, от которого у него закружилась голова, похоже, вызвал у нее панику.
– Мне пришлось научиться владеть собой, – сказал он. – На корабле можно нырнуть, прыгнув с поручней, и плыть рядом с кораблем. Частые физические тренировки подобного рода благотворно подействовали на меня.
Взгляд Тео скользнул по его широкой груди, и она кивнула:
– Да, вижу.
– И не такой уж я огромный, – пробурчал Джеймс.
– Я не это имела в виду. Мне кажется, мы не совсем понимаем друг друга. Я бы тоже хотела, чтобы мы с мужем были друзьями. Но я слишком хорошо тебя знаю, Джеймс. На самом деле ты вовсе не хочешь быть своей жене только другом. Ты хочешь большего.
– Я хочу детей.
– Нет, гораздо больше, чем это, – возразила Тео. Она сидела абсолютно неподвижно, словно была выточена из дерева. – Ты хочешь… всей этой пылкости и страсти, а я не могу пойти на такое.
– Но почему же… – невольно выпалил Джеймс, но тотчас умолк и сделал глубокий вдох. – Я понимаю, что внешне сильно изменился, но ты ко мне привыкнешь. Или все это из-за того, что я не был тебе верен?
– Нет, не поэтому. – Тео принялась теребить свое одеяло, и Джеймс вздохнул с облегчением – это свидетельствовало хоть о какой-то реакции на его слова.
– Не из-за моей неверности и не из-за моей пугающей внешности? Тогда, может, из-за голоса? – добавил Джеймс, вспомнив, как она любила слушать его пение.
«Ах, если бы он спел сейчас, то надолго лишил бы меня спокойного сна», – подумала Тео.
– Ни одно, ни другое, ни третье. Ты все тот же Джеймс. Такой же, каким был всегда. Теперь я это вижу.
Он почувствовал, как вздрогнули уголки его губ. Многие женщины называли его прекрасным. Но ему приятнее было услышать «все тот же Джеймс».
– Но в таком случае… Почему же ты не хочешь делить со мной постель?
Тео содрогнулась, и Джеймс в ужасе осознал, что это ее содрогание было выражением подлинной неприязни. Даже отвращения.
– Я не смогу снова заниматься этим. Мои чувства частично умерли… оледенели от шока после случая с твоим отцом. Но мне все же удалось осознать очевидное, – досказала Тео уже более уверенно.
– Осознать что?
– Просто я не тот человек. Все те глупости, которые ты просил меня делать, – не носить панталоны под платьем, ходить с распущенными волосами, – все это вызывает у меня отвращение, – заявила Тео, и она говорила чистейшую правду – Джеймс видел это по ее глазам. – Не могу понять, что тогда на меня нашло и почему я согласилась на нечто… столь отвратительное. Хотя мне бы не хотелось, чтобы ты думал, будто я критикую тебя, нет, просто дело в том, что все это – не для меня.
Джеймс в смущении откашлялся. Он был потрясен, осознав, что совершил еще один проступок, о котором прежде не догадывался. И он нисколько не сомневался: тот факт, что он причастен к убийству в Дейзи способности радоваться интимной близости, испытывать восторг от этого и наслаждаться их соитием – эта вина никогда не перестанет терзать его, тогда как муки совести из-за смерти отца, очевидно, начали затихать.
Но, с другой стороны, он уже не был девятнадцатилетним юнцом, полностью подавленным угрызениями совести. Он мог бы заставить Тео изменить свое мнение – пусть даже на это уйдет лет пятьдесят. Он уже ничего не мог сделать для отца, но мог попытаться исправить хотя бы это.
– Думаю, ты ошибаешься, Тео, – сказал Джеймс ласково.
– Я себя знаю, – ответила она с твердой уверенностью женщины, которой долгие годы не на кого было положиться, кроме себя самой. – Мы с тобой всегда были полными противоположностями в этом отношении.
– Я доволен своим телом.
– И всегда был доволен, – ответила Тео, и Джеймс вдруг заметил ямочку, на мгновение появившуюся на ее правой щеке. У нее всегда была только одна ямочка, словно двух было бы слишком много. – Если бы твои учителя в перерывах между уроками гоняли тебя вокруг конюшни как коня, которого нужно объездить, ты был бы счастливейшим из учеников.
– Я много дрался в Итоне, и это помогало.
Ямочка снова появилась.
– Пиратство, я полагаю, было лишь продолжением школьного двора, не так ли?
– Пиратство помогло унять тот буйный нрав, который я унаследовал от своего отца.
– Да, пожалуй, – согласилась Тео.
– К несчастью, опасности не так увлекательны, как мне когда-то казалось, и я понял: тренировка ума может быть столь же интересной, как тренировка тела.
Тео утвердительно кивнула, а Джеймс, тщательно подбирая свои следующие слова, продолжал:
– Мне кажется, что в ответ на неудачное завершение нашего брака ты двинулась в противоположную от меня сторону. Я искал опасности, а ты окружила себя… абсолютно стерильной атмосферой.
– Стерильной – не совсем удачное слово, но я поняла, что ты имел в виду. Так вот, я вполне счастлива, хотя не опускаюсь до потворства низменным потребностям своего тела, – объяснила Тео с видом полной уверенности в собственной правоте. – Поэтому-то мы и должны развестись, Джеймс. Я знаю, что ты хочешь женщину, которая будет подчиняться тебе. И это не критика, просто я никогда не стану такой женщиной, какая тебе нужна, и не хочу быть такой. Надеюсь, что никто из нас не хочет, чтобы другой постоянно чувствовал себя несчастным.
– Конечно, нет, – ответил Джеймс. И тут же понял, что во что бы то ни стало должен вернуть себе Дейзи. Да-да, именно Дейзи и лишь отчасти Тео. Он не хотел быть ответственным за то, что прежняя Дейзи утратила из-за него радости жизни. Он не смог бы этого вынести.
Тео улыбнулась и проговорила:
– Ты обязательно найдешь женщину, которой нравятся интимные игры подобного рода. А я могу встретить мужчину, более подходящего мне по темпераменту. А если нет… – Она пожала плечами и добавила: – Мне хотелось бы иметь детей, но в остальном я и так вполне счастлива.
По всему, что увидел Джеймс, было ясно: Дейзи, вероятно, самая одинокая женщина из всех, что ему встречались. После того как он покинул Англию, Гриффин стал его лучшим другом, его собутыльником, его братом. Но Дейзи все это время оставалась одна. И если бы он согласился на ее предложение – одна лишь мысль об этом приводила его в ярость и возбуждала желание впечатать кулак в стену, – то она вышла бы замуж за Джеффри Тревельяна… или кого-нибудь в том же роде. А Тревельян ведь совершенно не интересовался интимными отношениями с женщинами, и если бы у них когда-нибудь появились дети, то это было бы настоящим чудом.
Но он, Джеймс, был твердо уверен, что скорее умрет, чем позволит Дейзи заниматься любовью с кем-либо еще, кроме него. Такого не будет никогда.
– Что-то не так?… – спросила Тео.
– Я не хочу жениться на женщине того типа, что ты описала, – заявил Джеймс. – Может, ты и думаешь, что хочешь стать женой Тревельяна, но в этом случае ты быстро бы обнаружила, что делить с ним постель крайне неприятно. Гораздо хуже, чем со мной, поверь мне.
– Возможно, так и было бы, – ответила Тео. – Однако должна заметить, что я никогда не говорила о Джеффри как о возможном супруге, хотя… Думаю, он бы понял мое нерасположение к пылким объятиям в отличие от тебя. Могу также предположить, – в задумчивости добавила она, – что Джеффри, как и я, находит супружеское общение в постели весьма неприятным.
– «Супружеское общение»? – проворчал Джеймс.
Словно не расслышав вопроса, Тео продолжала:
– Но мы с Джеффри – взрослые люди. Противно это или нет, нам пришлось бы заняться плотскими делами, как того требует продолжение рода. Полагаю, мы с Джеффри в этом схожи. Видишь ли, я не так уж не расположена к постельным занятиям… Просто я не способна ответить на твои пылкие желания. Я не могу оставаться твоей женой, Джеймс. Мне кажется, это сделает меня очень несчастной.
Джеймс соображал так быстро, как обычно бывало в разгар битвы. Но ничто из прочитанного им на борту корабля – ни Макиавелли, ни искусство войны, ни философия древних греков – не помогало ему в этот самый критический момент его жизни. Ему хотелось рычать от долго сдерживаемого страха и ярости, но вместо этого он закрыл глаза, на время забыв о разговоре с Тео. Он попытался разобраться в путах стыда, вины, ярости… любви, связавших его с Дейзи. Именно в этом крылись причины всего происходившего. Да, именно поэтому он мог говорить о своем отце только с Дейзи. И поэтому мог выразить отвращение к себе самому только в разговоре с ней. Более того, он мог почувствовать себя очистившимся и прощенным, заметив ямочку на ее щеке.
Они были тесно связаны друг с другом, и, возможно, с того самого лета, когда он чуть не ослеп, а она стала его глазами.
Джеймс представить себе не мог, как прожил без нее целых семь лет. Она была для него как солнечный свет. Как пища и вода.
Он подошел к ней. Каждая клеточка его существа стремилась к ней. Она принадлежала ему. Она была всем, что ему требовалось, всем, чего он всегда хотел, – пусть даже утратил на время понимание этой истины.
– Нет, Джеймс… – сказала она с предостережением в голосе.
Он обвил руками ее тонкую талию и поднял на ноги – очень осторожно, чтобы не сорвать с нее одеяло.
– Я хочу тебя, – произнес он, и впервые его изменившийся голос прозвучал так, как надо. Ему и следовало рычать на жену, которая отвергла его, которая считала, что никогда больше не станет делить с ним постель. Так что голос-рык был вполне подходящий.
Он не хотел, чтобы она и дальше говорила слова, удерживавшие ее в ледяной клетке так же надежно, как железные прутья. Поэтому он склонился к ее губам. Они были сочными и сладкими, такими он их запомнил – и помнил даже все последующие годы. И он никогда не забывал их первый поцелуй.
Джеймс едва не потерял голову, но вовремя опомнился. Он должен был постараться, чтобы ей с ним было спокойно. По существу, ему следовало вести себя настолько холодно, будто ему и вовсе чужды плотские радости, – ведь именно такого мужчину она хотела. Гриффин сказал бы, что ничего глупее он в жизни не слышал. Но ведь Гриффин не был женщиной, испытавшей всего лишь два дня супружеской жизни почти семь лет назад… И Гриффин не был его обожаемой, прекрасно владеющей собой, непреклонной и несгибаемой Дейзи.
Она оттолкнула его, и он тут же отступил на шаг, не забывая улыбаться.
Глава 29
– Я кое-что должен сказать тебе… Сказать то, чего ты не понимаешь, – проговорил Джеймс.
Выражение его лица встревожило Тео, и она поплотнее закуталась в одеяло.
– Я не понимаю только одного – почему Амелия, моя камеристка, до сих пор не появилась. Я позвонила ей уже давно.
– Я разрешил ей уйти домой. Сегодня день рождения ее матери.
– Но… – Тео тут же осеклась. Она не знала, что сегодня – день рождения матери Амелии. Однако же… Если бы это действительно было так, Амелия попросила бы выходной. Тео очень гордилась тем, что никогда не отказывала никому из прислуги в просьбе, касавшейся личных дел.
– Я подозреваю, что ей очень не хотелось нарушать привычный порядок твоей жизни, – добавил Джеймс.
– Она бы ничего не нарушила, – заявила Тео. – Когда у Амелии выходной, мне помогает Мэри. Мэри очень хорошо обучена.
– Мэри я тоже отослал домой.
Тео нахмурилась:
– Но одна из них всегда должна быть со мной… Ведь мои платья… Конечно, я обычно не стесняю себя корсетами, но если бы вдруг надела один из них под мое утреннее платье, то до сих пор оставалась бы в нем.
– Тебе нет нужды надевать корсет, – заметил Джеймс, с восхищением окидывая ее взглядом.
– Да, верно. Хотя я не ожидала, что ты это поймешь. Но мне все равно нужно позвать какую-нибудь из служанок.
Муж молча покачал головой.
– Ты не мог! – воскликнула Тео и снова опустилась на скамейку.
– Я подумал, что сейчас удобный момент сделать приятное прислуге. Видишь ли, я хочу, чтобы они любили меня. А им очень неприятно находиться в осажденном доме.
– Они всегда будут любить тебя, пока ты продолжаешь платить им жалованье. Но ты ведь не всем позволил уйти, не правда ли?
– Всем, кроме Мейдрона и охранников, которые сторожат дом.
– Ты с ума сошел?! Кто будет подавать нам еду? Кто будет… – Тео в панике стала озираться.
Джеймс весело улыбнулся ей и сообщил:
– По распоряжению Мейдрона прислуга разъехалась в разных каретах, чтобы сбить с толку распространителей сплетен.
– Как же мы сможем одеться завтра утром для приема визитов? Ты ведь не думаешь, что я спущусь в гостиную неодетая?
– С визитами к нам могут явиться только те, кто жаждет взглянуть на мою татуировку. Я не принимаю посетителей, и ты тоже не будешь. По правде говоря, я приказал Мейдрону убрать с двери молоток. Я не теряю надежды, что орда продажных писак, сопоставив отъезд прислуги в разных каретах и отсутствие дверного молотка, придет к заключению, что нам удалось улизнуть и уехать в поместье.
Тео совсем забыла о том, что свет непременно возжаждет взглянуть на герцога-пирата. Как ни странно, но в ее глазах Джеймс-пират все больше и больше походил на прежнего Джеймса.
– Что ж, наверное, даже лучше, что мы остались здесь, – неохотно признала она. На следующий день ей без прислуги предстояло суровое испытание – но это лучше, чем разыгрывать хозяйку перед толпой любопытных. – Ты прав, – сказала Тео, отдавая мужу должное. – Здесь была бы ужасная давка, если бы нам начали наносить визиты.
– Конечно. – Джеймс привалился к стене, чего не сделал бы ни один джентльмен, и, судя по всему, его забавляла сложившаяся ситуация.
– Прошу меня извинить, – сменила Тео тему разговора, – но я хотела бы остаться одна, чтобы принять ванну.
– Поскольку мы практически одни во всем доме, – ответил он, – я хотел бы упомянуть про одну ошибку, которую ты допускаешь. Ты полагаешь, что я все тот же юнец, с которым ты занималась любовью семь лет назад, – юнец с теми же потребностями и желаниями.
Тео начала возражать, но муж вскинул руку, останавливая ее.
– Тогда, в 1809-м, мы занимались любовью, потому что были влюблены.
Тео молча кивнула. Пар от горячей воды увлажнил ее волосы, и влажные пряди падали ей на глаза. Вспомнив, как Джеймсу нравились ее локоны, она поспешно откинула их со лба.
– За это время ты очень изменилась, – заметил Джеймс.
– Да, разумеется. – Тео старалась отогнать внезапно всплывшую в памяти картину: она, обнаженная, нависает над Джеймсом словно уличная девка… Ох, должно быть, она тогда совсем утратила разум.
– И я безуспешно пытаюсь тебе объяснить, что ты не принимаешь во внимание кое-что важное… Ведь я тоже изменился. Уверяю тебя, это так. Я давно уже не тот молоденький…
– Тебе еще нет тридцати, – перебила Тео.
– Верно. Но с годами все же приходит умение владеть собой. – Джеймс самодовольно улыбнулся, но Тео решила, что было бы невежливо говорить ему об этом. – Я сегодня несколько раз приходил в ярость, но ни разу не потерял самообладания.
– Я заметила, – кивнула Тео. – Значительное достижение, учитывая твои родственные связи.
– У всего хорошего есть свои темные стороны, – со вздохом пробормотал Джеймс. Если бы Тео не знала его достаточно хорошо, то могла бы подумать, что он сентиментален. Однако у него в характере не было ни капли сентиментальности.
У Тео затекли ноги от долгого сидения на низенькой скамейке, и она встала. Амелия часто сидела здесь за шитьем, ожидая, когда хозяйка закончит принимать ванну. Скамейка стала бы намного удобнее с мягким сиденьем. Тео взяла это на заметку.
– Нам придется жить практически как дикарям следующие несколько дней, – сказала она, меняя тему. – Но новый опыт всегда заслуживает внимания.
Джеймс коротко рассмеялся. Прежде чем Тео успела остановить его, он пересек комнату, подхватил ее на руки и прижал к груди.
– Ты должен прекратить это! – воскликнула она. Но Джеймс уже распахнул ногой дверь в ее спальню.
Было очень непривычно находиться на руках у мужа. Она прежде не замечала, что его плечи и руки теперь перевиты крепкими мускулами. Или замечала?…
– Дейзи, дорогая, ты и впрямь думаешь, что мы будем жить как дикари? У них ведь не бывает таких великолепных спален, как у тебя. Не говоря уже об остальном доме…
Да, конечно, ее комната была роскошно обставлена. Особую элегантность придавали ей занавеси из венецианского шелка.
– Но у нас нет слуг, – возразила Тео. – Жить без слуг ужасно неудобно. Не окажешь ли мне любезность… Опусти меня на пол, пожалуйста.
– Нет еще, – ответил Джеймс. – Мне нравится тебя держать. – И тут он сделал нечто странное: опустил голову и поцеловал ее в нос.
Поцелуй был нежнейший, как прикосновение крыльев бабочки, и такой же мимолетный. Но все же он вызвал дрожь во всем ее теле, и Тео вдруг увидела их обоих – элегантного молодого мужа, каким Джеймс был семь лет назад, и нынешнего гиганта-пирата. Причем было ясно: в любой момент у него наверняка появится это голодное выражение в глазах.
Тео начала вырываться.
– Отпусти меня! – закричала она.
И он отпустил.
– Так вот что я пытаюсь тебе сказать… – выпалил он, прежде чем Тео успела заговорить. – Я уже не так молод, как тогда, Дейзи. И у меня больше не возникает… странных и неудержимых желаний. Но я хочу заниматься любовью с моей женой. Хочу иметь детей. Кстати, хочешь узнать точно, сколько всего женщин было у Джека Ястреба?
– Нет, – буркнула Тео.
– Три, – сказал он. – Только три. И много месяцев, целых восемь, отделяло один день свидания от другого, когда я встречался с какой-либо из моих любовниц. Вот кем они были: не возлюбленными, а любовницами. В прошлом же году я не спал ни с одной, – продолжал он в задумчивости. – Мы с Гриффином отправились в Китай, а затем, уже на пути в Индию, нас атаковали. У меня ушли долгие месяцы на то, чтобы оправиться после ранения в горло.
Тео взглянула на его шрам и содрогнулась.
– Ты слышала, что я сказал, Дейзи?
– Ты не такой распутник, как описывал сыщик с Боу-стрит, – заметила она.
– Вместе с умением сдерживать ярость приходит умение контролировать желание. Нельзя добиться одного без другого.
– Почему?
Он пожал плечами:
– Могу сказать только следующее: не имею особой склонности к пылкой страсти. И я определенно не хочу заниматься любовью в гостиной… или вообще где-нибудь, кроме спальни, – и чтобы при полном уединении, под пологом уютной кровати.
– А я вовсе не желаю заниматься любовью. – Тео взглянула на мужа украдкой, чтобы понять, правду ли он говорил.
– Как я уже сказал, я хочу иметь детей. И хочу, чтобы ты была рядом, Дейзи. Я полностью контролирую свои аппетиты. И поверь, я больше никогда не изменю тебе. У меня никогда не будет любовницы.
Тео почувствовала, что искра надежды затеплилась в ее душе. Ах, как было бы приятно снова вернуть Джеймса, если бы только не приходилось беспокоиться об этих постельных делах.
Но она не вполне ему доверяла и откровенно сказала об этом.
Джеймс со вздохом пожал плечами, а Тео подумала, прикусив губу: «Может, я ошиблась? Может, он на самом деле предпочитает пышные формы этих своих любовниц? И если так… Тогда со мной будет держать себя в руках, потому что привык к другим женщинам».
– Я могу доказать, – заявил Джеймс.
– Можешь?
Он тут же кивнул:
– Принимай ванну, а я буду исполнять роль твоей служанки. Тогда убедишься…
– Нет-нет!
– Почему? Ты ведь знаешь, что я никогда не стал бы принуждать тебя к чему-либо. Ты должна это знать. – Он встретился с ней взглядом. – Может, я и женился на тебе под фальшивым предлогом, но я никогда не говорил тебе того, чего не думал. Когда мы занимались любовью, я говорил тебе все, что было у меня на сердце.
– Допускаю, что это правда.
– Я даже пел для тебя!
Тео рассмеялась. Ужас, прозвучавший в его голосе, напоминал прежнего Джеймса. Что ж, если он и впрямь не собирался разжигать все эти эротические глупости, тогда она совсем не против остаться его женой. И даже сможет смириться с татуировкой и всем остальным…
– Ты снова отрастишь волосы?
– Если хочешь. – Он нахмурился. – Но никакого пения! Я больше не могу петь.
– Я слышу это. – Ей стало грустно, но Джеймс улыбался. Так что она была единственной, кого это печалило.
– Я хочу детей от тебя, – повторил он, и она увидела искренность в его глазах. – Хотя ты стала жесткой, как изгородь из кольев, ты все еще мой ближайший друг, и я восхищаюсь тобой, Дейзи. И кто знает, может быть, ты со временем научишься расслабляться…
– Нет, ни за что! Ты это поймешь, если поживешь со мной некоторое время. В моей жизни все упорядочено и все продумано, так что мне не приходится что-либо в ней менять.
Джеймс молча пожал плечами, а Тео тихо сказала:
– Хорошо. Верю тебе на слово.
Он улыбнулся и сбросил сюртук.
– Джеймс, что ты делаешь?!
– Раздеваюсь. Ты увидишь, говорю я правду или нет. – Ответ был вполне разумный, и в то же время это было чистейшим безумием.
– Но ты не можешь… вот так просто снять с себя одежду… О господи! Еще один шрам?! – Тео подступила к мужу. Этот шрам начинался у правого плеча и пересекал живот, резко выделяясь белым натянутым жгутом на загорелой коже цвета темного меда.
– Штык, – с беззаботной улыбкой ответил Джеймс.
Он наклонился, снимая сапог, и перед Тео открылось его мускулистое плечо, плавно переходившее в могучую спину. Он был прекрасен. То есть он по-прежнему был прекрасен, и у Тео прямо-таки чесались руки от желания прикоснуться к нему.
– А вот и еще один! – воскликнула она, увидев длинный белый рубец у пояса.
– Сабельный удар, – пояснил Джеймс, скидывая второй сапог, а следом и чулки. – Сувенир от глупого француза, вообразившего, что он дерется на дуэли. Я пристрелил его.
– Сколько раз тебя едва не убили? – спросила Тео, ощутив дурноту и сознавая, что голос выдает ее.
– Только раз, – беззаботно ответил герцог и взялся за ремень бриджей.
– Подожди! – воскликнула Тео, но почему-то в голосе не чувствовалось решительности.
Без колебаний стянув с себя бриджи, герцог предстал перед женой во всей своей красе. «Он стал гораздо крупнее, – мысленно отметила она. – Да-да, он не был таким огромным семь лет назад». Тео отвела глаза и сказала как бы с некоторым осуждением:
– Я думала, ты умеешь контролировать свою похоть… – Один только вид его заставил ее насторожиться, и она готова была ринуться в другую комнату.
Но взгляд Джеймса по-прежнему оставался спокойным и невозмутимым.
– Ошибаешься, умею, – возразил он.
– Тогда – почему? – Она кивнула на его восставшую плоть.
– Ах, это?… – Джеймс ухмыльнулся. – А ты что, помнишь, как должно быть?