Герцогиня-дурнушка Джеймс Элоиза
Но совсем другое дело – целовать Дейзи. Она была сладостной и опьяняющей, и он, целуя ее, забывал обо всем на свете – забывал даже о том, что собирался овладеть ею. Когда он целовал Дейзи, ему казалось, что минуты превращаются в капли меда, и он мог бы провести долгие часы, упиваясь сладостью ее губ.
Когда же поцелуй их наконец прервался, Джеймс шепотом спросил:
– Можно потрогать тебя там, Дейзи? – Он затаил дыхание в ожидании ответа. Потом вдруг добавил: – У меня чистые руки.
– Почему бы и нет? – прошептала в ответ Тео. В глазах ее сияло желание… и смех. – Я не против, Джеймс.
Из груди его вырвался хрип; его захлестнуло вожделение, смешанное с глубокой благодарностью. А затем он коснулся ее там. И она оказалась именно такой шелковистой, влажной и пухленькой, какой он и рисовал ее в своих фантазиях. Нет, даже лучше!
– Тебе нравится? – прошептал Джеймс. Тело его пылало, и он дрожал от возбуждения.
Тео снова выгнула спину с легким гортанным стоном, и снова ее ладони легли ему на плечи. А Джеймс, почувствовав, что она стала еще более влажной вокруг его пальцев, вновь принялся ее ласкать, на сей раз гораздо смелее. Очевидно, ей нравились его прикосновения, потому что с губ ее то и дело срывались стоны. В какой-то момент глаза ее вдруг распахнулись, и она, задыхаясь, проговорила:
– О, это слишком… Граничит с болью.
– А если здесь? – прошептал он, и медленно, очень медленно его большой палец проник в ее жаркую соблазнительную глубину.
Хриплый крик вырвался из горла Тео, и она забилась под его рукой, дрожа всем телом и вскрикивая, впиваясь пальцами в его плечи так сильно, что несомненно останутся синяки. И это был самый завораживающий момент в его жизни; Джеймс чувствовал, как ее лоно судорожно пульсирует вокруг его пальца, и это было безумно эротично. Внезапно он понял, что Белла никогда не испытывала ничего подобного. По крайней мере с ним.
– Как приятно… – произнесла она, опьяненная наслаждением; глаза ее снова открылись.
Джеймсу же происходившее сейчас казалось гораздо более захватывающим, чем то, что случилось между ними ночью. Тогда он был подавлен чувством вины, поэтому не мог радоваться и получать удовольствие, а вот сейчас…
Сердце его колотилось так гулко, что он слышал лишь его стук, и никогда еще Джеймс не испытывал такого удовольствия, хотя и понимал, что пора бы ему предпринять и кое-что другое.
– Думаю, мне следует остановиться, – пробормотал он наконец.
Короткий смешок сорвался с губ Тео.
– Откуда мне знать, Джеймс? Придется нам положиться на твои обширные познания.
– Я начинаю думать, что знаю не слишком много, – признался он, коснувшись губами ее губ.
– Ну а я вообще ничего не знаю, – ответила Дейзи. – Хотя кое-что я могу тебе сказать…
– Что? – прошептал он.
– Я хочу этого, – сказала она, резко вскинув бедра, так что его возбужденная плоть скользнула в нее как бы сама собой. – Ах, как хорошо, Джеймс… Ты заполняешь меня полностью, но мне совсем не больно, все совсем не так, как было ночью.
Эти ее слова словно сорвали узду, сдерживавшую его до сих пор. И он принялся вонзаться в нее снова и снова, двигаясь все быстрее и наслаждаясь громкими стонами любимой.
С Беллой он никогда не старался контролировать себя – действовал с исступленным неистовством. А вот с Дейзи все было по-другому; ему хотелось довести ее до экстаза, заставить содрогаться в сладких конвульсиях. Хотелось ощутить, каково это – находиться в ней в этот момент. Однако этого почему-то не происходило. Она яростно извивалась под ним и всхлипывала, но не более того. В какой-то момент Джеймс почувствовал, что долго не продержится. И тогда он, опершись на одну руку, скользнул другой между их телами, коснувшись ее в том месте, где ей так нравилось.
– Нет! – вскрикнула она. – Так больно! – Она схватила его за руку. – Делай вот так. Нажимай здесь. О, да-да, вот так!
Джеймс шумно выдохнул.
Радость, захлестнувшая его, была более значимая, чем вожделение, более захватывающая, чем страсть. Тео помогла ему! Он снова начал двигаться, внимательно наблюдая за ее лицом и слегка поглаживая большим пальцем средоточие ее удовольствия. Внезапно она вздрогнула и застонала. И тотчас же дрожь охватила все ее тело – она явно приближалась к развязке.
– Я собираюсь поцеловать тебя там, – произнес Джеймс, судорожно хватая ртом воздух при каждом рывке. – Собираюсь упиться твоим соком. Я очень хочу этого, Дейзи. И я непременно…
В этот момент ее пальцы еще сильнее впились в его плечи, а щеки приобрели восхитительный оттенок розового. Откинув голову, Тео содрогнулась и громко вскрикнула, и это было потрясающе. Ее лоно начало пульсировать, сжимая его жезл, и Джеймс замер в изумлении, чувствуя, как ее наслаждение перетекает к нему, а затем огненными волнами распространяется по всему его телу. Несколько секунд спустя он вдруг тоже содрогнулся и в тот же миг почувствовал, что как будто уносится ввысь в ослепительной вспышке белого пламени. И теперь он уже не был ни Джеймсом, ни графом, ни будущим герцогом. А она не была ни Дейзи, ни Тео, ни будущей герцогиней. Они были просто двумя обнаженными телами, лежавшими без движения.
«Пока смерть не разлучит нас, – подумал Джеймс. – Пока смерть не разлучит нас…»
Глава 11
Наступил рассвет, а с ним и уверенность Тео, что она больше никогда не сможет ходить. «И даже лучше вообще не шевелить ногами», – думала она.
После того как они во второй раз занимались любовью, ее интимное место стало таким набухшим и так болело, что Джеймс налил воды в тазик и осторожно обтер ее губкой. Это было очень приятно, и Тео захихикала.
Спустя некоторое время они поужинали. А затем Джеймс исполнил свое обещание и поцеловал ее там. Ей ужасно это понравилось, и вскоре она уже просила его продолжить ласки. Он тотчас согласился, и все тело ее ликовало и пело от восторга.
А утром, при восходе солнца, они все еще оставались в постели, не в силах свыкнуться с изумительным ощущением.
– Мне нравятся твои колени, – сказал Джеймс, запечатлев поцелуй на ее круглой коленке. – Они такие изысканные…
– Не вздумай прикасаться ко мне выше коленей, – заявила Тео. – Теперь я калека.
– Вовсе нет.
– Нет да. Ты мне кое-что должен.
– Все, что угодно. – Он перевернулся на живот и осторожно пробежался пальцами по ее лодыжкам. – Это самые изящные лодыжки, которые я когда-либо видел. Как у тех скаковых лошадей, которые кажутся слишком хрупкими, чтобы перепрыгнуть препятствие или скакать галопом.
– Мне бы хотелось, чтобы ты спел для меня, – сказала Тео, наблюдая, как розовый свет, проникая в окно, играет на обнаженном теле Джеймса.
Он тяжело вздохнул и проговорил:
– Ты же знаешь, что я ненавижу петь. – Мать Джеймса любила слушать, как он пел, но после ее смерти он совершенно перестал петь. Если не считать пения в церкви.
– А ты сделаешь это для меня? – Тео захотелось испытать свою власть над ним.
Он перекатился на спину и снова вздохнул:
– Может, попросишь что-то другое? Ведь спеть может каждый. – В его голубых глазах появился сладострастный блеск, который она уже научилась распознавать.
– Нет, это абсолютно исключено, – заявила Тео.
– Но вряд ли я сумею вспомнить что-нибудь, кроме церковных гимнов и псалмов.
Она потянула его за руку.
– Иди сюда, сядь со мной. – Тео прислонилась к изголовью кровати. – Спой мне песню, которую так любила твоя мама. Старую песню времен королевы Елизаветы. – Она затаила дыхание. Исполнит ли он ее просьбу?
– Песня к Селии, – безучастно произнес Джеймс. Он посмотрел на жену и вдруг улыбнулся. Потом вскочил с кровати, встал перед изголовьем, сделал глубокий вдох и запел:
- До дна очами пей меня,
- как я тебя – до дна.
Сердце Тео сладко замирало в груди, и ей казалось, что голос Джеймса являлся как бы частью его самого – идеальный голос, исходящий из идеального тела.
Внезапно он умолк, потом сказал:
– Пой вместе со мной.
Тео не очень-то хорошо пела, но, как и всякая благородная леди, была хорошо обучена. К тому же в сочетании с голосом Джеймса ее собственный звучал гораздо приятнее.
- Иль поцелуй бокал, чтоб я
- Не возжелал вина.
Пока они пели, стало значительно светлее, и лучи солнца янтарными солнечными зайчиками прокрались на покрывало.
Когда же песня закончилась, Тео чувствовала себя такой счастливой, что не могла произнести ни слова. Джеймс нежно поцеловал ее в ушко.
– Если ты когда-нибудь хоть кому-нибудь скажешь, что я пел для тебя, я расскажу твоей матери, что ты ходила на девонширский бал без сорочки.
Уже не в первый раз Тео подумала, что его мать оказывала сыну плохую услугу, заставляя его каждый вечер петь в гостиной. После всех этих представлений он был уже не в состоянии радоваться своему дару.
– Обещаю, – сказала она. – А ты будешь петь для меня каждое утро?
Улыбка засияла в его глазах, но не тронула губ.
– Только после таких ночей, как эта, – прошептал он.
Затем Джеймс вернулся к себе в комнату, оставив пустоту в ее постели. «Может быть, – думала Тео, – мне удастся уговорить его поспать вместе со мной одну ночь». В эту ночь им было не до сна, и она покраснела, вспомнив некоторые подробности происходившего. Однако сейчас, несмотря на радостное настроение, ей ужасно хотелось хоть немного поспать.
Тут в дверь заглянула Амелия и прошептала:
– Горячей воды, миледи?
Тео кивнула.
– Который час? – спросила она, приподнявшись на локте. И даже такое движение заставило ее поморщиться.
– Одиннадцать часов утра, – ответила камеристка. – Милорд распорядился, чтобы вас не будили для завтрака.
– Спасибо, – сказала Тео, рассматривая ковер, залитый солнечным светом. Та восхитительная переливчатая ткань, сотканная в Индии, была на него похожа. Возможно, «Рейбернские ткачи» сумеют изготовить шелк, который будет менять цвет от желтого к кремовому. «Хотя, – вспомнилось ей, – кажется, этот шелк получали от червяков, которые живут в коконах… Или что-то в этом роде». А она никогда не слышала, чтобы деревья с шелковыми коконами встречались в Англии.
Спустя несколько минут Амелия объявила, что ванна готова. Если бы не служанка, Тео проковыляла бы к ванне, прихрамывая. Но ей не хотелось, чтобы Амелия заметила, в каком она состоянии. Поэтому Тео выпрямила спину и сделала вид, что с ней все в порядке.
Пролежав полчаса в горячей воде, Тео почувствовала, что ей стало значительно лучше, и уселась возле окна, чтобы высушить волосы, не обращая внимания на протесты встревоженной Амелии, опасавшейся простуды. Тео всегда любила сад позади этого особняка, но теперь, когда она знала, что он принадлежит Джеймсу, а не его отцу, сад нравился ей еще больше.
А поместье принадлежало им обоим – так сказал Джеймс. И повторил это несколько раз. Значит, и этот сад принадлежал им обоим.
«Надо изменить планировку сада, – думала Тео, расчесывая влажные волосы. – Возможно, в нем достаточно места, чтобы разместить небольшой лабиринт с изящным павильончиком в центре. С кроватью или диваном внутри», – мечтала она, краснея. И тогда теплой летней ночью они с Джеймсом смогут пройтись по лабиринту. Эта последняя мысль прямиком привела к ужасно скандальной идее… Она подумала о том, что однажды ей захочется поцеловать его там – как он целовал ее.
– Его светлость герцог прислал сообщение, что возвращается раньше, чем планировал, – сообщила Амелия, выкладывая на кровать утреннее платье хозяйки.
– Думаю, мы увидимся с герцогом за обедом, – сказала Тео без особого энтузиазма. – Не это, – добавила она, глядя на платье, которое достала Амелия. – Мне бы хотелось, чтобы наряды, которые я заказала вчера, были уже готовы.
– Мадам сказала, что самое меньшее три недели, – напомнила ей Амелия.
Тео печально вздохнула:
– Что ж, думаю, желтое подойдет. Хотя мне не нравится его контраст с моими волосами.
Амелия утвердительно кивнула:
– Да, миледи, более темный оттенок подошел бы гораздо лучше.
Тео улыбнулась. Ей очень нравилось, что ее служанка, как и она сама, разбиралась в тканях и могла дать дельный совет. Но мысли ее тотчас же снова вернулись к Джеймсу. Она никогда не думала, что способна ощущать такую полноту жизни. То есть она знала, конечно, что жива, но этой ночью, когда их взгляды встречались, она чувствовала себя более живой, чем когда-либо прежде.
И ее не волнует, что она – «гадкая герцогиня», ведь Джеймс смотрит на нее так, будто она неописуемо прекрасна.
Когда Амелия застегивала ее утреннее платье, Тео вдруг обнаружила, что напевает себе под нос старинную песню, которую они пели вместе с Джеймсом. И она не смогла сдержать улыбку, глядя на свое отражение в зеркале, когда Амелия укладывала ее густые волосы в весьма замысловатую прическу. До свадьбы Тео думала, что обрежет их и сделает одну из этих новомодных, вызывающе коротких причесок. Но не теперь. Потому что теперь она знала, что ее волосы нравятся Джеймсу. Среди ночи он зажег свечи вокруг кровати и играл с ее волосами. Поэтому она никогда их не острижет.
Тео подняла голову и в зеркале встретилась взглядом со своей камеристкой.
– Я так рада видеть вас счастливой, миледи, – сказала Амелия. Французский акцент девушки придавал очарование ее голосу. – Мы все очень рады. А эти мерзавцы, которые обозвали вас так… Они непременно должны быть наказаны. Хорошо, что милорд сумел все исправить. Как и положено мужу, – добавила Амелия с заговорщицкой улыбкой.
– Да, сумел, – сказала Тео, улыбаясь в ответ. – Однако должна признать, что это прозвище… Оно ужасно обидное. Но для замужней женщины только мнение одного человека имеет значение, разве не так?
– Я никогда не была замужем, – ответила Амелия. – Но я тоже так думаю. Большинство мужчин идиоты. Но милорд всегда знал, что вы прекрасны. Он наблюдал за вами во время еды – так мистер Крамбл нам сказал. И он глаз не мог оторвать от вашей груди.
– Он и мне так сказал! Не могу поверить, что я никогда ничего не замечала. А Крамбл заметил…
– Вы слишком молоды и неопытны по части мужчин и женщин, – улыбнулась мудрая служанка.
Тео бросила на нее притворно сердитый взгляд.
– Почему ты делаешь вид, что значительно старше меня, Амелия? Ведь мы обе знаем, что тебе исполнилось восемнадцать ровно через неделю после того, как мне исполнилось семнадцать.
– Я француженка, – с самодовольной улыбкой ответила девушка. – Вот шарф, который вы просили, миледи.
– А теперь смотри! – Тео взяла миниатюрные ножницы, которыми Амелия подстригала ей ногти, и ловко разрезала шарф пополам.
Амелия в ужасе вскрикнула:
– Ах, индийский шелк!..
Тео взглянула на плотную шелковую ткань.
– Такая отделка существенно оживит это скучное безвкусное платье. – Резким рывком она отодрала кружевную оборку, обрамлявшую вырез лифа, и заменила ее шарфом. Малиновый шелк сверкнул ярким пламенем на ее муслиновом платье миндального цвета. А Тео, улыбнувшись, снова повернулась к зеркалу.
– Мне нравится… – Амелия протянула руку и тщательно расправила шелк. – Я заколю его булавками здесь и здесь, миледи.
– Он привлекает внимание к моей груди, – сказала Тео, гадая, заметит ли это Джеймс.
– Так хорошо будет держаться, – заверила хозяйку Амелия, отступая на несколько шагов. – Потом я его пришью.
– Думаю, сегодня я не стану выходить из дома, – заявила Тео. Одно дело сказать себе, что только мнение Джеймса имеет значение, и совсем другое – пройтись по Бонд-стрит, когда все эти отвратительные эстампы смотрят на тебя.
– Вы правы. Пусть всеобщее возбуждение уляжется, – согласилась Амелия. – К началу следующей недели кто-нибудь другой окажется под обстрелом.
– Наверное, я поинтересуюсь у мужа, не хочет ли он съездить в Стаффордшир, в Рейберн-Хаус, – проговорила Тео. У нее возникла твердая уверенность, что Джеймс поедет за ней куда угодно, и она, немного подумав, добавила: – Если ты упакуешь мои вещи, Амелия… полагаю, мы вполне можем отправиться в наше поместье… ну, скажем, на месяц.
– Вы покинете Лондон на остаток сезона?
– Ты думаешь, я струсила?
– Ни в коем случае! – воскликнула служанка. – Но если вы удалитесь в поместье, миледи, то пойдет еще больше разговоров. Потому что все подумают, что вы испугались.
– Мы вернемся к балу у Алстона, – решила Тео. – К тому времени мой новый гардероб будет готов. Крамбл может отправить его в поместье, и мы там сделаем последние примерки. – Она снова посмотрелась в зеркало. Платье по-прежнему выглядело скучновато, но контрастная вспышка малинового придавала ему некое подобие стиля.
Сердце Тео взволнованно забилось при мысли о том, что она снова увидит Джеймса. Хотя сейчас его скорее всего не было дома. Он или отправился на верховую прогулку, или боксировал в клубе «У джентльмена Джексона». Заряженный кипучей энергией, Джеймс не мог надолго задерживаться в четырех стенах. В противном случае он становился скучным и раздражительным, как запертый в клетку тигр. «И мне следует постоянно помнить об этом», – спускаясь по лестнице, думала Тео. Джеймсу необходимы регулярные прогулки и тренировки. Иметь такого мужа – это как иметь собаку.
Хотя Джеймса нелегко было бы приручить. В нем было что-то дикое и неукротимое, делавшее его непохожим на других аристократов, самое большее, на что она могла надеяться, – это соблазнить его.
Время обеда еще не подошло. Но если Джеймс уже дома, то он скорее всего находился в кабинете. От сознания своей женской власти Тео пронзила дрожь. А может, он решил остаться дома, чтобы побыстрее увидеться с ней? Может, они смогут отправиться верхом в Гайд-парк? Теперь, когда они поженились, она могла бы стать неплохой наездницей.
Но не раньше, чем сможет надеть восхитительный костюм для верховой езды. Костюм с эполетами и отделанный позументами в военном стиле – придуманный ею самой.
Глава 12
Джеймс вышел из библиотеки в тот момент, когда Тео подошла к подножию лестницы. Лицо его потемнело от ярости, но при виде жены прояснилось, хотя в глазах оставалась тревога.
– Приветствую, – сказала она, чувствуя себя немного неловко.
Муж ничего не ответил – просто схватил ее за руку и затащил в библиотеку. От него пахло кожей и свежим ветром.
– Ты уже побывал на верховой прогулке? – спросила Тео, когда они наконец прервали поцелуи.
– Боже мой… Ты сводишь меня с ума, – прошептал он ей на ухо, оставив ее вопрос без ответа. – Но я удивлен. Ты что, способна ходить? Нам, наверное, не следовало делать это в тот последний раз.
– Я хотела тебя, – прошептала Тео. – Я и сейчас хочу.
– От тебя так сладко пахнет… Ты, как маргаритка, Дейзи.
– Прекрати называть меня так! Я настоятельно прошу называть меня Тео.
Джеймс прижал ее спиной к стене, обхватив ладонью одну грудь.
– Я не могу, – прохрипел он.
– Почему?
– Потому что ты можешь быть Тео, когда мы завтракаем, или играем, или… что-нибудь в этом роде. Но когда я вот так держу тебя в объятиях – тогда ты Дейзи.
Он снова завладел ее губами, и она словно плавилась в его объятиях, крепко прижимаясь к нему. Все мысли вылетели у нее из головы, и сейчас для нее существовали только его губы и его мощное тело, прильнувшее к ней.
– Нам нельзя это делать, – пробормотал Джеймс. – Ты еще не оправилась как следует. Мы можем только целоваться. – Он подвел ее к дивану в дальнем углу комнаты, а затем, усадив, стал вытаскивать шпильки из ее волос, в считанные секунды разрушив плоды усердного труда Амелии – та потратила на прическу добрых десять минут.
– Ты не могла бы оставлять волосы распущенными, когда ты дома?
Тео рассмеялась.
– Можешь вообразить лицо Крамбла, если я начну расхаживать по дому с волосами, спадающими мне на плечи?
Джеймс склонился над ней и снова ее поцеловал – пылко и страстно. Потом вдруг проворчал:
– А что, если я как твой муж прикажу тебе?
Дрожь пробежала по ее телу, пронзив до самых кончиков пальцев. Когда у Джеймса был такой вид (вид грозный и решительный, как у наметившего жертву тигра), у нее возникало в высшей степени нескромное и смущавшее ее желание: ей ужасно хотелось слиться с ним воедино и делать все, что бы он ни попросил.
– Ты уж извини, – сказала она, пробежавшись пальцем по его нижней губе, – но больше никто никогда не станет указывать мне, как я должна выглядеть и одеваться. Я поклялась в этом еще пять лет назад, когда мама начала исправлять недостатки моей внешности с помощью платьев, украшенных кружевами и оборками.
Джеймс нахмурился, а Тео пояснила:
– Она не могла заставить себя признать это, но ей хотелось показать всем, что я – девочка.
Тут Джеймс, заметив на ее платье прикрепленный булавками лоскут малинового шелка, вытащил его без лишних церемоний. Без кружевной оборки в вырезе была видна большая часть ложбинки между грудей Тео.
– Наверное, она думала, что ты выглядишь… не совсем как девочка, – пробормотал Джеймс. Склонив голову, он проложил языком влажную теплую тропинку меж ее грудей. Затем он снова выпрямился и спросил: – А что, если я как твой муж прикажу тебе снять панталоны?
Тео рассмеялась. Ей нравилось, как Джеймс проверял силу своей власти.
– Это зависит от того, как я буду относиться к тебе в тот момент.
– И как же ты относишься ко мне в данный момент?
Тео приподнялась на цыпочках и коснулась языком его восхитительной нижней губы.
– А как бы ты поступил, если бы я приказала тебе что-нибудь сделать?
– Все, что пожелаешь! – воскликнул Джеймс. – Я сделаю все, что ты захочешь.
– Тогда я хочу, чтобы ты сидел и не двигался. – Вывернувшись из объятий мужа, Тео вскочила с дивана.
Джеймс послушно уселся. Глаза его потемнели от возбуждения.
– Я в вашем распоряжении, миледи.
– Спусти бриджи, – приказала Тео, чувствуя, как кровь бешено струится по жилам.
Не моргнув глазом, Джеймс встал и сделал так, как она сказала.
Тео опустилась на колени и указала мужу на диван. Он снова сел. И казалось, что его жезл – неужели такое было возможно? – стал даже больше, чем накануне ночью. При одном взгляде на него Тео ощутила тревожный болезненный спазм в интимном месте.
– Все время, пока ты целовал меня ночью, – сказала она, – я думала только об одном… «Интересно, каково это – поцеловать тебя подобным образом?» – спрашивала я себя.
– О боже… – прошептал Джеймс. – Я не переживу этого. Не переживу.
– Я же пережила, – сказала Тео с лукавой улыбкой. Она наклонилась и тронула его жезл языком, пробуя на вкус.
Из горла Джеймса вырвался хриплый стон, а Тео опустила голову еще ниже. Должно быть, именно этот его стон помешал ей услышать скрип открывавшейся двери. А может, виновато было переполнявшее ее ощущение собственной власти. Однако секундой позже этот обыденный звук все же дошел до ее сознания. Тео вскочила на ноги, встретилась взглядом со своим свекром – и бросилась бежать к ближайшей двери, ведущей в утреннюю гостиную. Захлопнув за собой дверь, она прислонилась к ней спиной; сердце ее колотилось так, словно она бежала от смертельной опасности.
Ей стало дурно. Герцог видел… Он видел все. Видел, как она склонилась над коленями Джеймса. О господи!
У нее подогнулись колени – ослабевшие ноги не могли ее держать. Соскользнув вниз, она села на пол. Сквозь дверь она слышала голос Джеймса, но слов нельзя было разобрать. Но его голос напоминал о том, как он сидел перед ней со спущенными ниже колен бриджами, а она… Тео в отчаянии закрыла лицо ладонями.
Ах, надо же было герцогу заявиться в такой момент! Разве недостаточно унижений вынесла она за последние несколько дней? Хотя было бы ничуть не лучше, если бы к ним ворвался слуга. Впрочем, его она могла бы уволить… О, нет-нет! Она бы никогда не выгнала человека только за то, что он случайно увидел, как она, графиня, ведет себя… Ведет себя словно распутная девка!
Им нужно уехать в поместье на целый месяц. Или год.
Тео снова стала прислушиваться. Теперь говорил ее свекор.
Чуть отодвинувшись, Тео осторожно приоткрыла дверь. Если свекор называл ее бесстыдной шлюхой, она должна была об этом узнать.
Но он… смеялся. Да, смеялся!
Тео задумалась. Смех лучше гнева? Или хуже? Нет, вроде бы лучше. Может, подобное часто случается с новобрачными? В конце концов, их с Джеймсом вполне могли застать и за другим занятием. Если бы она не была травмирована, именно так и случилось бы.
Тео прижалась ухом к щели и еще немного приоткрыла дверь.
– Я вернулся в Лондон, потому что услышал об этой шумихе с гадкой герцогиней, – говорил герцог. – Подумал, что ты захочешь, чтобы я пригрозил некоторым репортерам, может быть, даже закрыл бы одну из этих скандальных газетенок. Но, похоже, ты слишком занят, чтобы беспокоиться на сей счет. Кого волнует, что она уродлива? Очевидно, это делает ее более благодарной, а? Я с трудом поверил своим глазам, когда увидел, как она с готовностью обслуживает тебя, словно трактирная шлюха.
Тео уронила голову на колени. Но чего же еще можно было ожидать от герцога? Ее мать объявила его грубым надменным болваном уже много лет назад и была совершенно права.
– Да-да, это лишь потому, что она безобразна, – продолжал герцог. – Ты никогда не заставишь приличную леди стать на колени подобным образом…
– Молчать! – рявкнул Джеймс.
«Слава богу, он хоть что-то сказал», – подумала Тео.
– Плевать мне на твою дерзость! – закричал герцог, мгновенно переходя к гневу, что было очень характерно для него.
– Не смейте никогда так говорить о моей жене, – заявил Джеймс. В противоположность отцу он говорил спокойно, но в его ледяном голосе отчетливо звучала угроза.
Тео судорожно сглотнула. По крайней мере Джеймс защищал ее.
А герцог, похоже, не замечал угрозы в голосе сына.
– Я буду говорить все, что захочу! – проревел он. – Ведь именно я выбрал для тебя эту девчонку, разве нет?
– Ничего подобного!
– Нет, я! Ты не хотел жениться на ней, но полагаю, теперь ты доволен. Я говорил тебе, не так ли? Я говорил, что все они одинаковы в темноте.
– Я убью вас, – угрожающе произнес Джеймс.
Прекрасно зная характер Джеймса, Тео поняла, что выдержка его на пределе и он вот-вот взорвется. Когда же это случалось, он срывался на крик, уподобляясь отцу.
– Возможно, я не думал о твоей женитьбе в то время, – продолжал герцог. – Возможно, я не думал о ней именно таким образом…
– А тем временем растрачивали ее наследство! – закричал Джеймс.
Тео тотчас же поняла, что Джеймс в конце концов потерял самообладание. И лишь через несколько секунд до нее дошло истинное значение того, что он только что прокричал. Насчет растраты. Но это не могло быть правдой. Или могло?
– Я только позаимствовал из него, – с обидой в голосе возразил герцог. – А ты почему-то представляешь это в таком неприглядном свете. В конце концов, взгляни, сколько я для тебя сделал. Ведь я нашел тебе жену, готовую ублажать тебя средь бела дня. И я извинялся перед тобой из-за ее внешности, когда заставлял сделать ей предложение. Но теперь я беру свои слова обратно! Никогда не слышал, чтобы леди делала что-либо подобное. Никогда. Так что ты можешь сэкономить целое состояние на любовницах. Только задувай сначала свечи.
Тео едва могла дышать от подступавших к горлу рыданий. Весь ее мир рушился, рассыпался в прах. Герцог заставил Джеймса на ней жениться. Он извинялся перед сыном за ее невзрачный вид. Она сделала то, чего не позволила бы себе ни одна леди. Но ведь она этого не знала! Хотя прекрасно знала, что любые интимности допустимы лишь в спальне. Даже слугам это было известно.
– Не смейте произносить ни слова о моей жене! – снова закричал Джеймс. – Будьте вы прокляты! – Ярость клокотала в его голосе, но Тео уже было все равно. Он ведь не опроверг слова своего отца.
Да, Джеймс ничего не стал отрицать. Выходит, герцог – близкий друг ее покойного отца – растратил ее приданое. Мистер Рид, управляющий поместьем, должно быть, знал об этом, когда они разговаривали накануне. Джеймс-то точно знал. Знал все это время. Рассуждал о том, как они смогут заплатить долги герцога из ее, Тео, наследства, но при этом знал, что его отец уже украл из ее состояния столько денег, сколько ему хотелось.
Тео лихорадочно размышляла, складывая вместе отдельные эпизоды или же сопоставляя их. Она раньше никогда не видела Джеймса пьяным… Но когда он под хмельком появился на музыкальном вечере у принца-регента… Должно быть, ему пришлось много выпить, чтобы собраться с духом и сделать предложение такой, как она.
Именно этот музыкальный вечер стал переломным моментом в ее жизни. Моментом, когда разбилось ее сердце. Моментом, разделившим время на Прежде и После.
До этого рокового вечера у нее была вера. Была любовь. А потом настало время правды.
Глава 13
В какой-то момент Джеймс вдруг обнаружил, что дверь в утреннюю гостиную чуть приоткрыта. Он вздрогнул, пригляделся получше и заметил проблеск желтого у самого пола. Дейзи их слышала! Она слышала все!
Джеймс отвел глаза от двери и повернулся к отцу. К своему безмозглому презренному отцу.
– Я больше никогда не хочу вас видеть. – У него перехватило горло. – Она вас слышала. Все слышала. Вы осел.
– Но я не сказал ничего, кроме правды, – ответил герцог и повернулся, чтобы взглянуть на дверь.
– Она никогда не простит меня, – сказал Джеймс, совершенно уверенный в этом.
– Ну, учитывая то, что я видел…
Джеймс оскалил зубы, и отец мгновенно умолк.
– У нас был шанс, знаете ли. Даже после того, каким образом это было организовано.
– Не сомневаюсь, что она придет в бешенство, – сказал отец. Он заговорщическим шепотом добавил: – Бриллианты. С твоей матерью это всегда срабатывало. Помогало нам ладить многие годы.
Но Джеймс уже его не слушал.
– Я всю жизнь буду стараться… искупить свою вину, – пробормотал он.
Впервые за долгие годы Джеймс пожалел, что с ним нет матери. Он не испытывал подобного ужаса с тех пор, как она лежала при смерти.
– Вам лучше покинуть этот дом, – сказал он отцу. – Найдите себе жилье где-нибудь еще. Полагаю, нам больше ни к чему притворяться, что нас связывают какие бы то ни было чувства.
– Ты мой единственный сын, – заявил герцог. – Мой сын. Конечно, нас связывают чувства.
– Родство ничего не значит, – возразил Джеймс. Сердце его разрывалось от муки и ярости. – Я для вас – ничто. И Дейзи для вас – ничто. Мы для вас просто люди, с которыми вы сталкиваетесь в коридоре. Мы – пешки, которые вы используете, когда вам нужно, а затем отбрасываете прочь.