Культура сублимации: опыты самодостаточности Ананда Атма

Введение. Инквизиция

«Мастурбация по своей истинной сущности – это серьезное неправомерное действие…

Даже если не доказать, что в Священном писании содержится осуждение этого греха, Церковь, руководствуясь традициями, поняла, что он осуждается в Новом Завете,

где говорится о непристойности, противопоставляемой воздержанию».

(«Декларация по сексуальной этике» от 29 декабря 1975, Ватикан)

С мастурбацией боролись веками и даже тысячелетиями. Боролись не случайно, ибо эта «напасть» поражает едва ли не три четверти человечества по разным данным статистик анонимных опросов, проводимых в ХХ веке. Совершенно очевидно, что средневековые методы «смирительных рубашек» и принудительной кастрации под видом хирургического лечения не справились с задачей изжить тягу к мастурбации у большинства населения. Сексуальная революция прошлого века отчасти освободила и мастурбацию из заточения, а в наше время сексологи нередко рекомендуют ее одиноким людям для снятия стресса. Особое значение она стала приобретать в эпоху СПИДа как единственный безусловно безопасный способ сексуального удовлетворения. Тем не менее, автор книги – на стороне «инквизиции»: здесь используется сублимационный подход, который устраняет внешнюю видимость мастурбации путем полного преобразования внутренних процессов.

В эпоху психоанализа утверждение преимущества дозволения перед подавлением звучит совсем банально. Но в восточных сексуальных культурах подобный подход используется тысячелетиями: китайская и индийская духовные практики включает в себя определенные ритуальные техники, позволяющие использовать естественное стремление к мастурбации, преобразуя его в духовную работу над собственным преображением. Однако католическая инквизиция поныне настаивает на запрете мастурбации, провозглашая данную позицию в церковных постановлениях на самом высоком уровне. Вот почему авторская позиция «инквизиторства» заключена в кавычки, ведь реальная инквизиция продолжает свое дело прежними средствами. Тем не менее, здесь нет и развития психоаналитического подхода, ибо мастурбация изначально не рассматривается как сексопатология, равно как не стоит задача вылечить человека от мастурбации ради здоровой сексуальной жизни.

Ни в коем случае не следует рассматривать данную книгу как «призыв к мастурбации» или «пособие по освоению мастурбации» даже в перспективе особой духовной практики! Текст обращен к людям, по тем или иным причинам пристрастившимся к мастурбации, находя ее наиболее удобной формой сексуальной реализации. Цель книги – показать, в какой форме эта деятельность может быть включена в процесс духовной самореализации, а затем каким образом перейти к окончательному снятию самого внешнего рукоблудия, переведя все необходимые процессы на энергетический уровень. Итак, данный подход не оставляет шансов на продолжение мастурбации тем, для кого она давно уже превратилась в хроническую наркоманию. Это совершенно необратимое преображение: оно касается не одних симптомов, а устраняет реальные причины их возникновения. Предлагаемый здесь альтернативный подход позволяет применять медитацию против мастурбации.

Итак, если вы не относитесь к той части населения, которая занимается мастурбацией, то вероятнее всего (за редкими исключениями) вам вовсе не следует искусственно вводить подобный подход в свою практику. Разумеется, если только вам не советует это делать профессиональный сексолог на основании вашего тяжелого психического состояния или физических проблем, вызванных застойными явлениями в половой системе. Но и та часть населения, которая занимается мастурбацией, тоже диффиренцирована. Незначительная часть делает это «цинично», не скрывая и не комплексуя, а довольствуясь наслаждением, которое они получают. Им будет трудно пользоваться этой книгой в силу мотивации, которая заведомо противоположна их собственной, ведь им-то сублимации не захочется. Книга предназначена для примерно половины взрослых людей, которые сами занимаются мастурбацией, но при этом остаются по-прежнему неудовлетворенными Собой.

Запрет на рукоблудие

Темная ночь – сон не приходит ко мне.

В небе луна горит так пустынно и ясно.

Чудится мне чей-то голос, зовущий меня.

Но тщетно ему отвечаю, что да, я согласна.

(Из средневековой японской лирики)

Один из циников прославился тем, что прилюдно занимался мастурбацией, возлежа на городской площади и приговаривая: «Ах, если бы голод можно было удовлетворить так же просто – поглаживая живот!». Но подобное отношение к самоудовлетворению не прижилось в западной философской традиции отчасти благодаря смене религиозной среды. В христианской монашеской культуре обет безбрачия включал в себя жесткий запрет на рукоблудие, который в «Добротолюбии» – полном руководстве по духовному деланию, сводился к предписанию: «Даже и на ночь не снимай кукуля твоего!», что подразумевало – дабы в бессознательном состоянии одежда предохраняла от спонтанного самоудовлетворения. Согласно исследованиям Мишеля Фуко,[1] в светской жизни тоже сохраняли бдительность, как бы юноши не пристрастились к рукоблудию до вступления в брак, опасаясь расстройства их умственных способностей.

Если углубиться в расходящуюся пропасть между мирской жизнью и подвижничеством, акцентируя именно отношение к сексуальной самодостаточности, то становится очевидно, что оно представляло собой усугубление крайностей. Христианское безбрачие вовсе не поощряло фригидность и импотенцию, и в писаниях святых отцов ясно утверждается: «Именно страсть преобразуется в порыв к Богу!»,[2] а жития изобилут описаниями борьбы с демоном блуда, при котором отшельники по ночам ворочали огромные валуны в пустыне. Малоизвестен тот факт, что Оригена отлучили от церкви за самокастрацию ради чистоты проповеди Евангелия женщинам – церковь же сочла это кощунственным изуверством над естеством Божиим. Только страстность делала воздержание достойным отречения, иначе оно теряло всякий смысл. И, напротив, Фрейд[3] вылечил немало психических расстройств, вскрывая подсознательную вину за мастурбацию у обычных мирян.

Соверменная сексология успешно восстанавливает психологическое право распоряжаться собственным телом,[4] однако в общем контексте получения удовольствия и пребывания в хорошем расположении духа. Только в последнее время стали известны даосские техники, возводящие тупое самоудовлетворение на уровень духовной практики. Правда, они чаще рассматриваются как подготовительные для перехода к сексуальному взаимодействию, тоже технически обеспеченному для сохранения энергии. Однако, индуистская тантра до сих пор воспринимается исключительно как некая «йога с партнером», хотя существуют ритуалы для женщин и мужчин по отдельности. Более того, принятие полной санньясы (отречение от мира) в отличие от христианского монашества даже предполагает владение техниками сублимации, а не просто требует превращать половое желание в порыв к Богу одним усилием воли и мольбой о всевышней Господней милости.

Санньяса распространена в самых разных традициях, включая также и тантрическую, где разработаны ритуалы сублимации сексуальной энергии, основанные на мастурбации. Принцип здесь тот же, что и в любых техниках, а именно: возведение оргазма по каналам снизу вверх. Как ни парадоксально, христианский вариант – для самых сильных, ибо здесь сублимация производится не только без специального ритуала, но даже без отслеживания и направления энергии, видение которой считается прелестью. Суть во всех традициях одна, только в христианстве она реализуется на уровне веры, или приверженности идее, которая сама собой налаживает нужные процессы; в даосизме – на уровне понятий и видения тонкой структуры, которая переформируется сознательно; а в тантре – на уровне образного представления в ритуальной практике, где задействовано воображение, так что воздействие на тело происходит опосредовано.

В индуистской традиции признается, что именно сексуальное желание служит основной силой, заставляющей человека бесконечно перевоплощаться в новых телах, подвергаясь страданиям в неудовлетворенности своей «отдельностью». Проблема самодостаточности, которую в западной философской традиции ставят и решают на уровне мышления, здесь низводится до вопроса о телесной независимости. Святая Мирра выступает примером радикального подхода: «Только Бог – мужчина, а все остальные – женщины!».[5] Таким образом, проблема взаимоотношений просто снимается посредством перевода ее в иную плоскость – на уровень отношений бесполой души с Господом. Противоположный путь состоит в древней индуистской традиции почитать мужа как Бога во плоти, независимо от его проявленного совершенства. То и другое едва ли вдохновит современную женщину, для которой независимость связана с сексуальной самореализацией.

Четкое разделение сфер практицизма и духовности, которое присутствует в сознании многих городских образованных женщин, не позволяет отождествлять мужа и Бога – будь то с той или иной стороны. Но хорошо известно, к чему это приводит: либо женщина довольствуется наличием мужчины «как факт», не принимая его по большому счету за личность, либо она демонстрирует напускную самодостаточность, не принимая саму себя в конечном счете за женщину. Мы не будем останавливаться здесь на гармоничных супружеских взаимоотношениях – они достойны уважения, просто это не тема данной книги. Здесь речь пойдет о той кармической предрасположенности, когда человек готов решиться на самореализацию в безбрачии, независимо от приводящих к этому внешних или внутренних причин. Вовсе не обязательно выход в том, чтобы устранить эти причины с целью наладить некие идеальные духовно-сексуальные отношения.

Принятие санньясы– всегда личный выбор, который совершается непостижимой высшей Самостью. Осуществление всеобщего единства, для которого и производится отречение от мира двойственности, включает в себя возвышение над делением на мужчин и женщин. Каким образом происходит воссоединение данной противоположности – вопрос техники, и в данном случае речь идет просто об одной из таких техник. Непоколебимая верность избранной технике представляет собой по сути идолопоклонство, поэтому не следует относится к подобной практике как роковой предопределенности вроде «венца безбрачия» на всю оставшуюся жизнь. Техника должна работать, а если она не работает – возможно, она просто структурно не подходит «телу», и выбор оказался опрометчивым. Критерий самодостаточности очевиден – усиление чувства наполненности и уверенности во всем, что приходится осуществлять в мире с позиции целостной личности.

Подводные камни данного пути к самодостаточности состоят в следующем. Во-первых, заменить зависимость от партнера – его желаний, настроений, мнений и вообще наличия – какой-либо техникой, еще не означает обрести независимость от всех внешних структур, порождающих процессы сексуального возбуждения и т. д. Во-вторых, может возникнуть ложная самоудовлетворенность, когда просто некому выразить недовольство извне, чтобы вывести вас из далеко зашедшего самообольщения и самообмана. В-третьих, это вопрос духовного самоконтроля: в одном из экспериментов мышке вживили педальку в «центр удовольствия» – так она перестала есть, пить и спать, а все давила на педальку, пока не издохла. И, наконец, это ничуть не снимает проблемы взаимоотношений с окружащими людьми, ибо сексуальность переводится на тонкий уровень, где при отсутствии развитого видения связей и недостатке силы бывает разобраться еще сложнее.

Прежде всего, следует уяснить, что мастурбационные техники вовсе не предназначены для нагнетения возбуждения и превращения жизни в «непрерывный секс». Наоборот, они используются только в случае перехода возбуждения в реальное желание, которое нельзя игнорировать, тогда как реализовать его по каким-либо причинам невозможно. Причины могут быть разные – объективные (муж в командировке) или субъективные (сознательное решение не вступать в контакты в связи с тем или иным текущим состоянием). Принятие решения остается в сфере личной прерогативы и ответственности, но с этических позиций здесь не должно быть стремления к повышению сексуальности ради привлекательности для противоположного пола. Не следует нарочито создавать вокруг себя вибрационное поле, провоцирующее окружающих на впадение в необъяснимые для них страсти. Имейте в виду: вожделение вовсе не обязательно будет ассоциироваться лично с вами.

Само по себе сексуальное возбуждение в присутствии другого человека далеко еще не выступает показателем того, что нечто происходит или, тем более, должно происходить именно между вами. Вариантов истолкования может быть несколько: либо у него более высокий уровень энергии (причем не только сексуального качества), что закономерно создает притяжение; либо он действительно находится в состоянии возбуждения, но в связи с другим человеком (истосковался по жене или ожидает назначенного свидания); либо он действительно одинок и «сексуально озабочен», но ни при каких обстоятельствах и представить не может, чтобы направить поток желания лично на вас. Просто, нечто «фонит». Следует помнить, что утверждение непременной взаимности в истинной любви касается исключительно возвышенных всепоглощающих чувств, тогда как сексуальное желание находится в сложном контексте разнообразных взаимоотношений.

Со своей стороны, не следует принимать всякое накатывание возбуждения за собственное желание, которое нужно реализовывать в направлении кажущегося источника подобных вибраций. При недостаточном навыке в распознавании качества и направления движения энергии крайне легко спутать желание, направленное на вас, с желанием, развивающимся изнутри. Если вы что-то неожиданно начали чувствовать к данному человеку, следует еще разобраться, «кто кого хочет». Вполне вероятно, это вибрации его собственного желания, направленного на вас, а вовсе не желание, которое он вызывает у вас. Конечно, подобное распознование вовсе не детерминирует решение, ибо в одной ситуации лучше одно, а в другой – другое. А если отметить ницшеанские предпочтения, то «счастье мужчины – я хочу, счастье женщины – он хочет», что при взаимности идеально. Однако нет типичных мужчин и женщин, поэтому действие таких принципов тоже не всеобще.

Наконец, при переходе к непосредственному использованию мастурбационных техник для самоудовлетворения нужно быть крайне осторожными в отношении представления того или иного «лица».[6] В варианте вынужденной кратковременной разлуки с постоянным партнером вопросов нет – представление помогает поддерживать энергетическую связь, которая желанна для обоих. Однако если у вас есть сомнения, что вам готовы отвечать взаимностью, представление будет равноценно астральному насилию с соответствующей тонкой кармой, то есть ответственностью. Конечно, встречаются случаи, когда человек уверяет и вас, и самого себя, что он ничего не хочет, тогда как на самом деле хочет… Но в действительности людей настолько глупых и бессознательных не так уж много, поэтому не стоит обольщаться своей способностью чувствовать невысказанное. На поверку, только сознательное решение вступать в связь принимается человеком как «свое».

Ритуалы вамачары

Парные и групповые сексуальные практики не являются предметом данной книги, однако их описание понадобится здесь, чтобы создать контекст для введения одиночных техник как основы для дальнейшей полной сублимации. Сама я не обладаю опытом применения подобных практик во взаимодействии и не склонна приобретать, хотя посещала семинары по даосскому искусству брачных покоев и беседовала с адептами тантрической традиции, поэтому имею об этих техниках достаточно ясное представление, чтобы изложить их по существу. В целом, внешние практики – это скорее магический уровень, чем духовный, хотя при подобных оценках следует учитывать личный уровень развития практикующих. Как известно, сексуальная сфера позволяет человеку пасть до скотства или возвыситься до божественности – все зависит от самого человека, а именно, от силы его духа и чистоты намерений. Вот почему в данной главе техника будет преобладать над этикой.

Даже вамачарские техники поныне многими понимаются превратно: они не нацелены на «разжжение чувственности», а предполагат суровую дисциплину чувств и контроль над желаниями. Любому нормальному человеку они могут показаться подлинным истязанием. Приведем здесь авторитетное свидетельство Свами Сатьянанды Сарасвати[7] – основателя Бихарской школы йоги, к заслугам которого относится интеграция тантрических практик в синтез йоги и веданты. Практика майтхуны оказывается самым легким из способов пробуждения Кундалини, потому что включает в себя привычное действие – секс. Но не все готовы следовать «легким» путем, ибо это не сексуальное наслаждение, хотя внешне они похожи. Два основных отличия тантры от сексуальных отношений: независимость и невовлеченность. В супружестве присутствует чувство собственности, а в тантре каждый партнер независим, к тому же в самом процессе заложено развитие бесстрастия.

Сознание мужчины должно быть подобно сознанию брахмачарина – свободно от страсти, которая обычно возникает в присутствии женщины. Прежде чем приступить к майтхуне, оба партнера должны быть очищены от всякой скверны как внешне, так и внутренне. Это требование тантры так называемой «левой руки» чрезвычайно трудно понять обычному человеку, который под сексуальным взаимодействием привык понимать исход страсти, душевную привязанность или способ деторождения. Чтобы избавиться от инстинктивных побуждений и встать на путь вама-марги, необходимо долгие годы следовать по пути дакшина-марги.[8] Тантрический путь в целом предназначен для трезво мыслящих людей, которые относятся к энергии как средству достижения самадхи, или высшего духовного пробуждения. Иначе эта энергия превратится в средство их гибели, как предостерегает Свами Сатьянанда, в линии преемственности которого я приняла карма-санньясу.[9]

Приводимые ниже практики заимствованы из других тантрических источников,[10] что не меняет сути дела, ибо традиция обладает целостностью. Важно подчеркнуть, что данное описание ни в коем случае не может служить руководством к действию по самой простой причине. Эротическое ритуальное действие практически полностью строится и держится на мантрах, а их произношение занимает большую часть времени и требует подготовки. От правильного произношения нужных мантр зависит успешность ритуала в целом, поскольку именно характер вибраций создает необходимое состояние и выводит сознание на соответствующий уровень, вводя в контакт с призываемыми божественными силами. Воспроизводить длинные санскритские мантры в транслитерации, заведомо искажающей произношение, которые к тому же требуют личной передачи, не имеет никакого смысла. Мы ограничимся при описании лишь внешней канвой проведения ритуала.

Групповой ритуал поклонения Шиве и Шакти называется «Линга-пуджа» и сосредоточен преимущественно на мужской составляющей, будучи почитанием Линги. Однако назвать его сексуальным можно с большой натяжкой, поскольку Линга воспринимается в высшем аспекте – как символ присутствия божества в сакральном пространстве. К ритуальным техническим тонкостям относятся ньясы, которые выполняются при всякой подготовке к проведению ритуала. Это освящение своего «тонкого тела», которое в итоге резонирует с призываемым божеством, нисходящее в то пространство, где находится практикующий. По милости божества, низведение высшей энергии приводит к очищению всего, с чем она соприкасается. Тонкости практики состоят в учитывании «анатомии» энергетических тел, поскольку физические манипуляции служат к созданию необходимых центров и потоков энергии. Ньяса настраивает «тонкое тело» на восприятие нисхождения силы.

Предварительные действия призваны сформировать правильное намерение для ритуала. Далее, зажав цветок между ладонями, нужно поднять руки над макушкой, испрашивая руководства в постижении Сверхсущности. Медленно опустив ладони на уровень груди перед Анахатой, надлежит провести медитацию – внутреннее созерцание божественного присутствия в духовном сердце, сосредоточив все внимание на Шиве-Шакти как единстве в человеческом воплощении, или на более высоком уровне – в форме Джьоти-Линги (божественого света). При созерцании Шакти – божественной энергии Шивы – в форме всепроникающего света и любви, ощутив единство с божественным присутствием Шакти-Шивы, необходимо произнести мантру, выражающую преклонение. Затем выполняется медитация на ощущение божественного присутствия внутри себя, после чего взглядом оно переносится в Шива-Лингу на алтаре, с которой устанавливается связь.

Созерцая внешний образ Шивы-Шакти или Джьоти-Лингу в Анахате, нужно почтить их мысленным поклоном, предложив все богатства вселенной, «распространить» светящуюся энергию божественного присутствия по всему тонкому телу и наполниться этим светом. Когда поклоняющийся чувствует, что его переполняет свет и он стал «живой Лингой», он совершает перенос энергии божественного присутствия из Анахаты во внешнюю Шива-Лингу на алтаре. Не открывая глаз, сложив руки в жест приглашения перед грудью и призывая Всевышнего, практикующий с любовью и преданностью произносит очередную мантру Шивы. В момент произнесения мантры и переноса энергии божественного присутствия вовне следует открыть глаза, и первый взгляд должен упасть именно на почитаемый образ – Шива-Лингу. После произнесения мантр и искреннего поклонения божественная сила реально присутствует в Шива-Линге и Анахата-чакре.

Всем умом, телом и чувствами адепт жертвует богу весь мир, в котором он живет, и самого себя как совокупность первоэлементов с целью очищения и совершенствования. Тем самым, он лично магически соучаствует в непрекращающемся процессе воссоздания вселенной. По завершении подношений следует поклониться с извинительной мантрой – просьбой о прощении ошибок в поклонении. Следующий этап практики – твержение мантр. Ради снискания божественной милости, то есть присутствия и поддержки Шакти, и пробуждения в себе состояния Шивы необходимо начитывать коренную мантру Шивы. Перед началом джапы необходимо почтить Ганешу его личной мантрой и выразить специальное намерение, с которым будет выполняться практика, – например, пожелания об устранении преград на духовном пути. Затем выполняется само повторение мантры Шивы, а по окончании плоды всей практики предлагаются божеству.

Парный ритуал «Йони-пуджана-кальпа» внешне выглядит совершенно «сексуальным» и сосредоточен преимущественно на женской составляющей, будучи почитанием «лона». Но хотя описание ритуальных действий покажется совсем коротким, в действительности, они занимают гораздо больше времени, благодаря произнесению длинных мантр при каждом движении. Итак, изложим вкратце последовательность, хотя она встречается с разными вариациями в различных пересказах. Пока женщина (шакти) снимает с себя одежды, адепт произносит вступительные мантры, направленные на очищение. Окропляя обнаженное тело шакти, он возносит последующие молитвы. Далее, он рисует справа от шакти куркумой мандалу (треугольник, вписанный в круг) и снова произносит мантры. Затем шакти садится в центр нарисованной мандалы, после чего совершается длительная пуджа, то есть собственно поклонение Шакти в физическом облике женщины.

Начинается оно тоже с вышеупомянутых ньяс. Сначала адепт совершает ньясу, касаясь с надлежащими мантрами отдельных частей тела шакти в заданной последовательности. Затем он почитает главенствующие божества, пребывающие по четырем направлениям от шакти, освящая все пространство. С особыми мантрами он рисует куркумой треугольник на лбу шакти и отмечает центр треугольника. Далее, адепт совершает ньясы с мантрами, касаясь всех частей женского тела: начиная снизу вверх, а завершая в обратном порядке – сверху вниз. В результате, все тело женщины оказывается «пронизано» энергией Шакти, низведенной посредством призывающих мантр и «закрепленной» в теле ньясами. Теперь она выступает в качестве проводника божественной энергии, или боговоплощения Шакти. На этом оканчивается предварительная часть пуджи, в которой задается символический смысл каждого последующего действия, и тогда начинается основная часть.

Прежде всего производится центрация тела шакти относительно ее лона, которая также выполняется при помощи ньяс (касаний), дополненных окроплением водой, возложением цветков, умащиванием сандаловой пастой и пр. На энергетическом уровне в женском лоне почитаются три главных тонких канала (ида, пингала, сушумна), которые соединяются в нижней части тела. Это действие позволяет ассоциировать Шакти с подъемом Кундалини, которое производится по сушумне при уравновешивании «крайностей» иды и пингалы. Проводя руками по всему телу шакти, адепт медитирует на возбуждение, пристально созерцая лоно и читая мантру. Воспринимая шакти как воплощение Богини, он обходит ее почтительно по кругу и, поклонившись до земли, касается стоп с молитвой.[11] После этого он позволяет шакти, в свою очередь, почтить лингам. Наконец, совершается майтхуна: традиционно шакти находится в положении сверху, играя активную роль.

Во время майтхуны (полового акта) важно состояние партнеров: оба мысленно повторяют мантру. После семяизвержения они посвящают время медитации в объятиях на любовное чувство слияния. Смесь семени и менструальной крови вымывается из лона тоже с мантрой, смешивается с вином и возливается на янтру. Оба партнера причащаются по очереди остатками смеси. Ритаульное значение сексуальных секреций будет подробно рассматриваться ниже, ибо символизм половых жидкостей крайне важен в тантрическом контексте. Символизм всех ритуальных действий задает первый уровень опосредования, не позволяя погружаться в чувственный процесс, а удерживая сознание в отрешенном состоянии. Сублимация же предполагает дальнейшее опосредование с интериоризацией ритуала, ибо в теле каждого человека есть «мужская» и «женская» энергии, так что все в итоге сводится к осознанному воссоединению обеих энергий в личном теле.

Суть париянга-йоги

Как йога, так и бхога – обе доступны и подвластны йогинам.

Посредством йоги они обретают божественную форму Шивы.

Посредством бхоги они стяжают всевозможные земные блага.

Кто наслаждается вместе йогой и бхогой – бессмертный йогин.

Тирумулар «Тирумандирам».

В тамильском названии «париянга» слово «пари» означает «тяжелый», а «анга» относится к мужскому половому члену. Обозначение «непрерывной эрекции» выступает синонимом майтхуна-йоги, как части тантрической вамачары в целом. Традиция сиддхов, включая тамильских ситтаров, находится в самом основании древней тантры, до произведеннной в ней реформации в пользу сублимации. Иными словами, здесь вамачара преобладает над дакшиначарой, а последняя даже считается путем, «бесполезным» в своей мучительности. Это, собственно, и есть самые корни тантризма (до деления на индуистскую, буддийскую и джайнскую тантру), который не возник из пустоты, а сформировался в лоне различных алхимических сект индуизма, бродящих по всей средневековой Индии до XII–XIII веков. Если говорить о корпусе практик, то сиддхи представляли собой гораздо более надежную и основательную традицию, нежели разросшийся на ее почве тантризм.

Ранний тантризм до реформации, произведенной Абхинавагуптой и его последователями в X–XI веках, о чем пойдет речь в следующей главе, следовал индуистской ритуальной практике богопочитания через жертвоприношение расы. По расой понимались жизненные флюиды во всех проявлениях, включая половые жидкости мужчины и женщины – семя и менструальную кровь. В ритуалах вамачары, подобных приведенным выше, смешение жидкостей считалось «носителем силы», которое в пределе позволяло отождествиться с почитаемыми богами. Становление «вторым Шивой» с мужской позиции составляло цель всей ранней тантрической практики в любых формах, которая осуществлялась в контакте с «дикой ордой» богинь (отождествляемых тантриками с супругами), обычно называемых йогинями. Одержимые страстью богини, привлеченные «подношением» семени и крови, вступали в сознание тантрика, своей волей превращая его в «земного бога».

Париянга-йога представляет собой разновидность вамачары, в которой йог с супругой совершают тайный сексуальный ритуал, доводимый до полового акта, но при соблюдении условий нахождения в тантрической лаборатории. Условия состоят в смирении смятения чувств в душе йога, что позволяет ему достичь непрерывно возрастающего слияния с космическим сознанием. Париянга-йога, как ритуальный секс, имеет двоякую цель. Во-первых, это средство достижения духовного величия путем единения Шивы и Шакти, при котором духовно ищущие обретают единство с Богом, что и составляет высшее состояние реализации, и способны оставаться в нем даже при самых невыносимых условиях. Во-вторых, это тестирование, выявляющее способность вамачарина контролировать плотские чувства и оставаться незатронутым эмоциями и наслаждением, особенно во время высшей точки полового акта, будучи сосредоточенным на чистой Самости.

Итак, париянга-йога представляет особую форму эротического целомудрия, за которым стоит принцип сублимации, а не подавления. Это алхимия чувственного преображения, где предполагается перенаправление течения энергии вверх, чтобы очистить сущность существования. В данном процессе обнаруживается полный спектр эротизма от желания до отрешенности. Ниже мы сосредоточимся по отдельности на двух главных понятиях сиддхского прототипа тантрической вамачары: во-первых, целомудрии непосредственно в сексуальном взаимодействии, которое впоследствии и послужит опорной точкой для «коперниканского переворота» в виде интериоризации жертвоприношения, или попросту произведения сублимации внутри одного тела при выполнении одиночных практик; а во-вторых, внутренней алхимической лаборатории, что чрезвычайно важно для проведения параллелей с даосскими техниками одиночного совершенствования.

Одним из доступных источников о взглядах сиддхов на вамачарские практики служит исследование «Тирумандирама»,[12] авторство которого достоверно принадлежит сиддху Тирумулару. Целомудрие в сексуальном взаимодействии возводится к цели реализации, состоящей в конкретизации идеала непогрешимого «тела света». Тирумулар однозначно предостерегает от забвения в обычном сексуальном контакте без всякой сублимации, осуждая предавание чувственному наслаждению, которое с неизбежностью приводит к трате энергии. Практикующему надлежит очищать сексуальную энергию, производимую в Муладхара-чакре, и направлять ее к слиянию с Кундалини-шакти, проводя по Сушумне к Аджна-чакре, где возникает благодатный свет. Утверждение необходимости сублимации чувств служит прелюдией к париянга-йоге. Когда внутренний огонь в теле йога достигает Аджня-чакры, высшая реальность становится направляющим духом.

Во многих ранних шиваистских писаниях самореализация сравнивается с запредельным переживанием блаженства, возникающим в страстных объятиях. Цель создания мужского и женского начал во взаимной зависимости друг от друга составляет опыт переживания внутреннего огня в их единении. Майтхуна-йога помогает воспринимать направленный свет, и в подобном действии бхога переходит в духовное измерение и становится йогой. Тирумулар использует для обозначения такой йоги выражение «чистый путь», утверждая, что единство в микро-сексе ничем не отличается от единства Атмана и Шивы в макро-сексе. Так устанавливается соответствие между плотским удовольствием и наслаждением единством дживы и Шивы. Как мужчина в объятиях женщины не осознает ничего вовне и внутри себя, так и практикующий во всеобъемлющих объятиях Атмана при достижении совершенного знания не ведает ни о чем внешнем и внутреннем.

Париянга-йога заключает детальное знание о том, как сдерживать семяизвержение, что позволяет достичь свободы от сексуального взаимодействия. Использование внутренних техник, которые составляют необходимое оборудование «алхимической лаборатории», приводит к ясному видению самого пространства, а постижение света в этом пространстве придает уму прочность. Тело плавится в сексе подобно воску в огне, но йог больше не забывается в нем, когда наступает озарение мудростью. Вступив в таинственную сферу Шива-Шакти, йог рассеивает все мирские желания и устремления. Пребывая на макушке головы в единстве Шива-Шакти, он достигает бессмертия и навеки всецело предается Богу. Сочетание Шива-Шакти образует лингу, которая символизирует не половой акт, а сублимацию сексуальной энергии, ведущую к освобождению, или же запредельности запредельному. Атма-линга есть плод взаимодействия Шива-Шакти.

Майтхуна-йогу называют «йогой от противного», или ульта-садханой. Применение этого метода делает достижимым бессмертие: вместо потери семени при обычном для него движении вниз следует перенаправить его вверх. Обращение всех жизненных сил вверх, называемое ульта-садханой, ведет к контролю и окончательной остановке движения ума. В Сахасраре йог совершенно преобразует читту, поддерживая отстранение от погрязания в мирском невежестве и продвигаясь к просветлению и бессмертию. Представление о важности сублимации семени для достижения бессмертия составляет древнее открытие, одинаково разделяемое йогой и тантрой. Мужчина, теряющий семя, называется пашу (скотиной), а сохраняющий семя непосредственно во время сексуального взаимодействия, – дивья (богом) или вира (героем). При полной сублимации семени наступает состояние Шивохам, то есть практикует париянга-йогу уже сам Господь Шива.

Мистический эротизм в традиции сиддхов связан с построением алхимического «тела света» в условиях внутренней «лаборатории». Последний термин употребляется в смысле самой ситуации вамачарской сексуальной практики, но порой «лабораторией» называют исключительно женское тело, погружаясь в которое, практикующий йог преобразовывает собственные энергии (из страсти в оджас). В данной связи, имеет смысл отметить именно технические предписания Тирумулара по сублимации сексуальной энергии. Прежде чем обнимать женщину, сначала рекомендуется тщательно очистить все ее тело. Кроме того, отмечаются дни, подходящие для сексуальной близости с целью сублимации. Также обсуждается продолжительность эротического взаимодействия и правила высвобождения семени, согласно которым следует дышать только через правую ноздрю, зажав левую. Предотвращение выброса бинду называют «обжариванием семени».

В отличие от кама-сутры, где акцент делается на достижение чувственного наслаждения посредством принятия определенных положений тел (асана), в париянга-йоге и вамачаре как таковой физическому взаимодействию уделяется меньше внимания, чем контролю дыхания (пранаяма) и запечатыванию энергии внутри тела (мудра). Пранаяма тесно связана с произнесением мантр, из которых в традиции сиддхов отдается предпочтение известной шиваистской панчакшаре «Шивая-нама», которая при перестановке слогов приобретает разный мистический смысл. Секретная техника для управления семенем и сублимации основана на том, что звук «ши» обозначает «Шивам». Когда йог медитирует на панчакшаре, звук означает жизненное дыхание, или Кундалини-шакти. Продвигаясь по Сушумне, она достигает Аджны, где озаряется сиянием, дарованнам высшей Шакти, со звуками «ва-йа-на-ма». На данном этапе семя становится управляемым.

При выполнении основной тантрической техники ваджроли-мудры главная цель состоит в остановке истечения семени без ограничения наслаждения путем управления дыханием. Согласно вамачаре, сексуальное наслаждение непредосудительно в случае правильной практики пранаямы (контроля над дыханием). Йог обнимает свою возлюбленную в накале страсти, но в то же самое время направляет дыхание вовнутрь через канал в позвоночнике. В результате дыхание успокаивается, и пока практикующая пара предается наслаждению, во внутренней «лаборатории» жидкое серебро перетекает в жидкое золото, а успокоивший дыхание йог овладевает удержанием семени. Подобная пара соединяется в возвышенной страсти непрестанно. Когда дыхание находится под контролем, тогда само сексуальное наслаждение становится утонченным, а его продолжительность удлиняется. При этом йог «направляет двуколесную колесницу дыхания вверх» по каналам.

Кроме ваджроли-мудры, запечатыващей нижнюю часть тела, париянга-йогу невозможно практиковать без овладения крайне сложной кхечари-мудрой.[13] При ее выполнении язык заворачивается назад и вводится в носоглотку через отверстие позади язычка за мягким нёбом. Если йог, переживая высшее наслаждение, уверенно выполняет эту мудру, он сияет словно солнце. Йог сравнивается с ювелиром, кующим «жидкое серебро» своего семени: в алхимическом процессе по трубе позвоночника вверх пролетают искры, а на вершине они сдерживаются кончиком языка, или кечари-мудрой. В упанишадах утверждается, что при выполнении кхечари-мудры йог не потеряет мужественности даже в объятиях любимой женщины. Только продвинутые практикующие могут прибегать к практике париянга-йоги, и йог вообще не должен прикасаться к женщине, пока он не способен выполнять все нужные техники непрерывно на протяжении двух с половиной часов.

Жертвоприношение

Когда жертвователь, находясь в обществе своей супруги,

Предлагает подношения внешнему и внутреннему огням,

Упрочиваясь в дисциплине ямы и прочих ступенях йоги,

Тогда они продвигаются по верному йогическому пути.

Тирумулар «Тирумандирам».

Ритуалистическое основание составляет изначальную подоплеку тантрической пуджи, где ритуал подвергается той или иной степени «овнутрения». Интериоризация ритуала – это основа йогической практики, а «сублимированная тантра» чрезвычайно близка к хатха-йоге, которая собственно и ведет от нее происхождение. Одним из лучших исследований ранних эротико-мистических практик следует признать книгу Д. Г. Уайта «Алхимическое тело: Тридиция сиддхов в средневековой Индии».[14] Автора гораздо больше интересовали алхимические процессы на внешнем уровне, включая «получение золота», поэтому пути «одухотворения» тантры здесь лишь намечены, но почти не прослежены. Именно способы перевода внешних парных и групповых ритуалов в индивидуальные практики сублимации будут интересовать нас здесь. Однако исходить нам придется из той же точки – вернуться к рассмотрению расслоения средневековой индуистской тантры.

Главная роль в реформации древней тантры, которая состояла в переходе от выполнения внешних сексуальных практик к произведению сознательных энергетических процессов внутри тела, принадлежит Абхинавагупте. Прежде всего, если ранее делался акцент на ритуале жертвоприношения богам смеси половых жидкостей (семени и менструальной крови), то в произведенной им «сублимированной» форме эротико-мистических практик подчеркивалось значение переживания оргазма. Оргазм понимался как особое средство достижения опыта блаженного сознания, которым божества пропитывают и изглаживают эгоизм того, кто совершает жертвоприношение. Однако даже после абстрагирования на социальном уровне от ритуального жертвования сексуальных истечений, Абхинавагупта продолжал передавать эти практики в качестве тайного знания для посвященных, отмечая необходимость обмена секрециями прежде подношения их в сосуде богам.

Прослеживая дальнейшую историю развития «пост-реформированной» тантры, Д. Г. Уайт настаивает на том, что теоретики трика-каулы (таково точное название данной школы), хотя и восприняли идеи сублимации, продолжали оставаться на почве «конкретного» использования сексуального взаимодействия и жертвоприношения «настоящих» семени и крови. Они признали беспредельный космический оргазм, переживаемый богами, основой сохранения вселенной, а приобщение практикующих партнеров к божественному оргазму – самым крайним приближением к личной богореализации. Но именно в данной связи сама материальная субстанция оргазма – мужские и женские половые жидкости – играли, по необходимости, жизненно важную роль в тантрическом обретении самодостаточности, бессмертия и всемогущества. Тантра абстрагировалась и очищалась веками, однако семя и кровь присутствовали как «жертва» во всякой ее сублимированной форме.

В отношении к телесности как таковой здесь примечательно зарождение в лоне тантризма практики хатха-йоги, которая предполагала полное преображение физического тела в свет осознания. В более узком смысле, сама хатха-йога возникла в традиции натха-сиддхов, в которой был произведен следующий значительный прогресс в сублимации тантрических эротико-мистических практик. Здесь главная роль принадлежит Горакхнатху – ученику полулегендарного Матсьендранатха, на мистические «деяния» которого опирался ранее и Абхинавагупта. Хотя исторически их разделяет около трех веков, основной корпус легенд связан с избавлением Матсьендранатха своим учеником Горакхнатхом из «сексуального плена» в «женском царстве». Символизм преданий состоит преимущественно в очищении эротико-мистических практик и преобразовании в техники хатха-йоги. Мы рассмотрим ниже «философию любви» Абхинавагупты и «выстраивание тела» по Горакхнатху.

В тантрической философии под любовью понимается не просто душевная склонность между двумя личностями, а вселенская сила единения – «единства противоположностей», где мужское и женское начало выступают лишь формой воплощения этого процесса. В итоге, получается логический парадокс: любовь есть одновременно предельно личное и предельно безличное состояние бытия, точнее, любовь выступает снятием личностного противоречия в личности более высокого порядка, и так вплоть до Верховной Личности в образе Шивы-Шакти. Если рассматривать это состояния с обратной стороны, то любовь оказывается проявлением высшего единства в многообразных человеческих «парах». Но предельная степень отвлеченности понятия любви позволяет альтернативное воплощение его не в парах личностей, а в пределах одной личности. На данном основании и построены тантрические ритуалы самоудовлетворения как единения с Собой.

В индийской традиции – не только тантрической, но даже ведантической – святость часто сравнивают с непрерывным оргазмом, стремясь как-то передать состояние запредельного блаженства, неизменное после богореализации. Поскольку ключевая роль в прояснении тантрических практик принадлежит Абхинавагупте,[15] мы отметим вамачарские понятия, разработанные им в «Тантра-локе», особенно его представление о брахмачарье – ступени перед принятием полной санньясы, которая в ведантической традиции предполагает полное сексуальное воздержание. Для Абхинавагупты само блаженство – это высший Брахман, который пребывает в теле в трех обличьях, включая половые сношения. Тех, кто воздерживается от трех видов переживания блаженства, он пренебрежительно называет «связанными животными». Только тот, кто соблюдает майтхуну, считается брахмачари, совершающим эротическое освобождение, или сексуальное просветление.

Как отмечалось при рассмотрении париянга-йоги, тантрическая сублимация понимается как форма целомудрия, а тантрическая брахмачарья есть воплощенная в реальности, или реализованная сексуальность. В представлении Абхинавагупты брахмачари с партнершей отличаются, прежде всего, сознательностью в своих действиях. Настоящий брахмачари всегда непринужден и даже во время сексуального взаимодействия остается совершенно внимателен. Он окончательно просветлен и владеет самосознанием, вступая в контакты с отдельными объектами для того, чтобы испытывать собственное сознание. Его поведение выказывает приверженность Самости посреди мирских дел и при исполнении ритуала. Точно так же партнерша ничем не встревожена и сохраняет спокойствие, ее ум безоглядно предан Шакти, и все посторонние побуждения покинули ее мысли. Как само сознание, она наполнена единым стремлением – наслаждаться несравненным Шивой.

В веданте сравнение святости с непрерывным оргазмом обычно выступает апологией аскетического воздержания, а в тантре оно изначально понимается буквально. Блаженство любви понимается как непрерывное внутреннее состояние, независимое от внешнего. Тот, кто в момент семяизвержения, внезапно успокаивает в уме все волнения мысли, сразу достигает появления сознания блаженства. Окончательное достижение происходит уже «в отношениях с Брахманом». Описывая само семяизвержение, Абхинавагупта утверждает, что оно бывает трехчастным, выделяя фазы «единение», «нарастание» и «отдохновение». Шакти – нарастающая, а Шива – отдыхающая форма. Традиционно Шакти представляется как очаг, а Шива – пламя, и их слияние составляет высший план бытия. Возбуждение происходит благодаря Шакти, поглощение – благодаря Шиве, а невыразимое отсутствие всякого деления – вследствие единения высшего плана существования.

Изложенная тантрическая «философия любви» исторически сложилась непосредственно перед формированием хатха-йогических практик на «выстраивание тела» и существенно повлияла на их форму.[16] Как в любой идеалистической философии, к которой безусловно принадлежит концепция сублимации (как идеализации), теория предшествует практике, или сознание определяет бытие. В определенном смысле, преображение тела оказывается реализацией философии плотской любви. Примечательно, что эти процессы сублимации самих сексуальных практик происходили практически параллельно с разрабатыванием хатха-йоги, исходя из одного раннего тантрического источника. Отсюда следует весьма практичный вывод, сделанный также и тамильскими сиддхами (как отмечалось в главе о париянга-йоге): занятия тантрическими практиками недопустимы без предварительного овладения хатха-йогическими техниками (особенно мудрами и пранаямами).

Предвосхищая изложение одиночных мастурбационных техник вамачары, подчеркнем, что данный вывод напрямую относится и к их применению. Отсутствие партнера ничуть не упрощает технически, а во многом и усложняет достижение необходимых результатов. Поставленная на постоянной основе личная практика хатха-йоги служит одним из самых главных предохранителей от превращения реальной сексуальной самореализации в некую форму воплощения заурядной эротической мечтательности. При описании стратегии практики, абстрагированной от ритуальной мастурбации, станет совершенно ясно, что без владения собственной энергетикой и физиологией здесь не обойтись. Вот почему следует освоить в качестве подготовки хотя бы упрощенные современные стили хатха-йоги либо разновидности кундалини-йоги или крийя-йоги, где применяются необходимые мудры и пранаямы, а все тело принимает асану – как «устойчивое удобное состояние».

Но вернемся к истокам, где хатха-йога с тантрой еще не разошлись столь далеко, чтобы их приходилось намеренно сводить воедино, а тем более убеждать в необходимости этого. Можно выделить особую хатха-йогическую составляющую тантрической алхимии, равно как и обнаружить интериаризацию тантрической ритуальности в практике хатха-йоги. Метод «напряженного усилия», как часто называют хатха-йогу, основанный на системе шести чакр (здесь – в значении «циклов трансформации»), стал одним из наиценнейших сокровищ, хранимых в учении натха-сиддхов. Обретение материального всемогущества (сиддхи) и телесного освобождения (дживанмукти) выступало для натха-сиддхов прямым результатом внутреннего сочетания и преобразования сексуальных флюидов в амриту – божественный нектар бессмертия. «Флюиды» понимались как субстанция, а не побочные продукты, переживания запредельного блаженства в форме оргазма.

В оргазме практикующий достигал переживания богореализации «для-себя-самого». Но в то же самое время происходило все более непримиримое «разоблачение» потакания своей низменной похотливости, при которой практика превращается в изысканное удовольствие без всякого духовного возрастания. «Кодовый язык» ранних хатха-йогических трактатов содержит множество вамачарских выражений, вроде «поедания говядины» или «испития вина», которые обозначали на самом деле внутренние техники – такие как кхечари-мудра. Однако подобный метафоризм выявляет изначальную взаимодополнительность практик тантры и хатха-йоги, которая создавала некое метафизическое равновесие между ними на протяжении целых столетий. В данном контексте, исследователи применяют также такое обозначение, как «семантизация ритуала», которая выступала сложнейшей, но и наиболее органичной формой сублимации тантры. Хатха-йога – это «речь тела».

Овнутрение ритуала

Чтоб мудро жизнь прожить, знать надобно немало.

Два правила запомни для начала:

Ты лучше голодай, чем «что попало» есть,

И лучше будь один, чем вместе «с кем попало».

(Омар Хайям)

«Йог жертвует апану в прану» – утверждалось еще в «Бхагавадгите», что подразумевало обращение направления потока энергии снизу вверх: точно так же происходит и процесс сублимации сексуальной энрегии в оджас (духовную мощь). Собственно, сама санньяса понимается как внутреннее жертвоприношение: жертвенный огонь разжигается внутри тела практикующего, что составляет жизненную основу йогической практики. Это пламя выступает кремационным костром, в котором сгорает социально-обусловленная личность. Посткремационное существование санньясина (жертвователя) представляет собой «алтарь жертвоприношения», которое полностью овнутряется в нем. Во внутреннем огне тапаса (подвижничества), который поддерживается топливом жизненного дыхания, совершается прана-агнихотра (жертвоприношение жизненных сил в огонь духа) – таковы истоки йоги. По сходной схеме развивалась интериоризация тантрических ритуалов.

Среди вышеупомянутых йогов Матсьендранатха и Горакхнатха – основателей натха-йоги, в рамках которой зародилась хатха-йога[17] как одна из тенденций к сублимации тантры, – первый был известен как владыка кулы, или океана сансары (властелин мира), а второй – тапасвин и аскет (отрешенный от мира). Один из них воплощал собой символ нисходяшей вниз воды, или апаны, а второй – восходяшего вверх огня, или праны. В «Брахманда-пуране» Горакхнатх упоминается как владыка ветров – богов Марутов. Не случайно в Непале есть легенда о том, как Горакхнатх силой своего тапаса (подвижничества) наслал жару на всю страну, и наступила засуха, но проклятье снял его учитель Матсьендранатх, вызвав дождь, что спасло жителей от многолетнего голода. Эта история натхов говорит о том, что пути тапаса и тантры для тантрических йогов были взаимозависимыми, равно как и главные виды праны внутри человеческого тела – прана и апана.

В тантрическом внутреннем ритуале истечение семени по-прежнему служит жертвой, жар подвижничества – огнем, а дыхание – дуновением ветра, необходимым для разгорания огня и полного сжигания топлива. При тантрической мастурбации предполагается «секс богов внутри тела»: алхимик начинает с создания диаграммы в сердце своей лаборатории, устанавливая в нем образ лингама, а затем воспроизводит особые мантры, вызывающие сексуальное единение богов внутри него самого.[18] Далее, производя внешние действия по построению мандалы, он неизменно исходит из присутствия внутри блаженного слияния божественных супругов. В такой алхимической лаборатории тело отождествляется со всей вселенной, личная самость – с Абсолютом, а сама структура отождествления – с храмом. План построения внутреннего «храма любви» отвечает логике индуистского священного пространства, а также соответствует последовательности преобразований, приводящих в итоге к выделению из самого себя и для самого себя «элексира бессмертия».

Овнутрение ритуала жертвоприношения доводится в пределе до самарасы – «равновесия» между противоположными по качеству жидкостями, символически представленными белым семенем и красной кровью, буквально «единовкусия». Это понятие встречается как в поздних трактатах по хатха-йоге, так и в общих трудах по тантре, касающихся предмета психологической личной интеграции как технического средства для достижения полной самодостаточности. В данном состоянии побуждения самого Абсолюта к самовыражению и самопогружению безупречно уравновешены внутри человеческого микрокосма. В хатха-йогической системе натха-сиддхов расы представлены как мужские и женские половые жидкости, выступающие материальными субстанциями для проявления Шивы и Шакти соответственно. Обретение равновесия порождает маха-бинду – йогический «зародыш», из которого развивается всемогущая бессмертная самость дживан-мукты.

Все тело целиком отождествляется с «жертвой» в огне практики. Отсюда возникает такой метафорический ряд: жертвенное животное (пашу) превращается при самосожжении в героического подвижника, который посредством мистико-эротических техник достигает Шивости – становится богом. Сексуальное взаимодействие полностью «абсорбируется» и происходит внутри самодостаточной личности, причем в такой степени, что вмещает в себя не просто противопложность полов – мужского и женского, а возводит их на уровень божественных супругов, которые вмещают все противоположности безмерной вселенной. Таким образом, не следует воспринимать нижеследующие ритуалы самоудовлетворения в духе нео-тантры, ибо обе эти техники взяты из священных писаний, где они обоснованы. В данной главе мы продолжаем излагать сублимацию самой тантрической традиции, а уже в следующей – перейдем к абстрагированию стратегии сублимации.

В отличие от обычной вамачарской майтхуны, описанной во второй части книги, пуджа «Лингарчана-кальпа» представляет собой вариант мастурбации, то есть почитание Шивы в собственном лингаме. В тантрическом трактате «Виджняна-бхайрава-тантра»,[19] где упоминаются самые разные методы тантрической йоги, есть рекомендация совершать медитацию на половое соединение даже без наличия партнера. Напомним, что этот текст принадлежит традиции кашмирского шиваизма, которая оформилась во многом благодаря Абхинавагупте, а его философия любви излагалась выше. В нем Бхайрава говорит Деви: «О Царица Богов, наслаждение женщиной обретается даже в физическом отсутствии шакти. При полной поглощенности ума воспоминаниями о поцелуях и объятиях тебя переполнит блаженство». В этом священном трактате приводятся краткие наставления по визуализации совершаемой майтхуны как одного из духовных методов.

Поскольку этот ритуал принадлежит к отчасти интериоризированной и сублимированной тантре, постольку суть самой пуджи состоит именно во внутреннем богопочитании после самоотождествления с Шивой. Вот почему сначала практикующий обращается к Шиве в образе Маха-Линги, медитируя на мистическое единство с ним и мысленно воспроизводя мантру, которая представляет собой длинный текст на целую страницу, хотя допустимо читать и сокращенный вариант. Что касается Шакти, то в случае священного рукоблудия Богиня воплощена именно в ладони. Отсюда следует, что после отождествления с Шивой, практикующий созерцает ладони и медитирует на присутствие Богини в них, произнося мантру длиной всего в четыре строки. В результате, Шива и Шакти оказываются вместе в различных частях тела самого самодостаточного практикующего, и он уже воспринимает их соприкосновение как сверхличностное взаимодействие самих богов.

После принятия правильных установок сознания можно переходить к индивидуальному воспроизведению единства Шивы-Шакти в динамическом взаимодействии, что составляет собственно пуджу. Продолжая рассматривать ладонь как символический аналог йони, нужно обхватить ею лингам и возбуждать его, повторяя около полутора десятка кратких Шакти-мантр. Затем возбужденному лингаму совершается подношение пяти элементов, причем каждое сопровождается однотипной мантрой. Предусмотрен вариант отсутствия возможности предложить физические элементы, и в случае их мысленного представления просто заменяется последнее санскритское слово мантры. Подношение даров начинается с гандхи, далее на лингам возливается вода, подносятся огонь и благовония, а в конце возлагается цветок. При самопочитании после эякуляции семя подносится на янтру или Аджну с длинной мантрой, а остатками семени практикующий причащается.

В данном описании следует отметить важную деталь: в завершение все равно происходит семяизвержение, что и определяет данное действо как ритуал, хотя бы индивидуальный. Это не вполне чистая сублимационная практика, при которой происходит воздержание от эякуляции, однако не посредством подавления, а путем перенаправления энергии вверх, которое останавливает также и соответствующий физиологический процесс. При полной сублимации не только личностные взаимоотношения инвертирутся вовнутрь автономной личности, но и вся физиология отдельно взятого тела обращается вовнутрь него самого, создавая энергетический концентрат необыкновенной мощи. Разумеется, вверх по тонким каналам поднимается не семя как таковое, а та энергия, которая ранее тратилась на его создание. Более того, в процессе подъема она сама преобразуется настолько, что оджас (накапливаемый в центре головы) – это уже далеко не изначальная страстность.

Мужская йогическая практика, направленная на сублимацию, часто называется бинду-садханой, то есть преобразованием семени. Это не просто некое частное физиологическое изменение в физическом теле, ибо оно отвечает главному идеалу всей хатха-йоги в лоне тантры, а именно – полному преображению тела в свет. Поскольку сексуальная энергия служит жизнеобразующей и сильнейшей из всех «низших» энергий, постольку именно ее трансформация создает основу или канву для дальнейшего «утончения» более инертной грубой материи. Таким образом, ритуальная мастурбация – лишь переходный этап, где еще остается элемент самоудовлетворения в сексуальном смысле, поэтому он в большей мере доступен для освоения. Однако воспроизведение таких ритуалов на личном уровне заведомо предполагает дальнейшее следование ходу развития сублимации в тантрической традиции, и важно с самого начала понимать их место в целой системе.

Женская мастурбационная техника, составлящая в целом симметричный аналог мужской одиночной практики, кратко описана в сборнике «Рудра-ямала». Кроме того, намеки на эту практику встречаются в упомянутой «Виджняна-бхайрава-тантре» – тексте школы трика в кашмирском шиваизме. Парная вамачарская майтхуна под названием «Йони-кальпана» приводилась выше; а в совсем абстрактной схеме йони-пуджи (тантрического почитания женского полового органа) йони представляется как треугольник вершиной вниз, обычно красного цвета наподобие менструальной крови. В основании треугольника располагается Камарупа («форма желания») – обитель богини Камакхьи («Желанной»), которая отождествляется с Кундалини и женственной субстанцией (Пракрити) в виде менструального истечения. Но данный символизм позволяет вынести проведение ритуала вовне – в абстрактные образы, нас же интересует противоположный процесс.

Как и перед проведением всякого богослужения, в начале ритуала совершаются поклоны гуру и Ганеше (богу, содействующему любым благим начинаниям). Затем, прежде всего осуществляется медитация на собственное сущностное тождество с Богиней. Далее, как и в вышеописанных пуджах, производятся ньясы – жесты тонкой сонастройки тела с богом. Следующий этап – это подношение лепестков цветов на йони или кропление разбавленной водой мадьей с соответствующей мантрой. После этого женщина совершает созерцание богини Камакхьи («Желанной»), касаясь йони обеими руками и произнося новую мантру. Наконец, она переходит к почитанию йони, с видением и познанием вечно пребывающей в нем богини Камакхьи, удовлетворяя Желанную и повторяя предназначенную для этого мантру. В завершение произносится последняя мантра, и классический ритуал окончен. Очевидно, это не столько рукоблудие, сколько энергетическое самовоздействие.

При построении «мастурбационного ритуала» самостоятельно, женщине важно не просто воспроизводить предзаданные движения (поэтому мы не описываем детали), а найти для себя самой наиболее подходящий способ вызывания оргазма. Если для мужчин здесь нет особенной разницы, то в женском лоне максимально чувствительными могут оказываться разные точки. Даже клитор, ответственный при мастурбации за оргазм в целом, обладает различными участками, стимуляция которых предпочтительнее в том или ином личном варианте практики. Следующее отличие: у мужчины оргазм возникает быстрее, но идет по убывающей, тогда как у женщины – наступает медленнее, но в дальнейшем нарастает. Если в парной практике это создает своего рода взаимодополнительность, то в одиночном ритуале нужно просто учитывать этот факт при определении длительности и частностей, что тоже относится к самоопределению в зависимости от количества энергии.

Даосы рекомендуют завершать практику, «пока желание не прошло», то есть не возводить вообще всю сексуальную энергию вверх без остатка, поскольку наличие энергии в нижних центрах определяет степень жизнедеятельности и социальной активности – возможность нормально существовать в миру. Более того, сублимированную энергию можно, а часто и нужно снова опускать вниз, производя замещение «нижних» энергий на более тонкие по качеству. Сам по себе оргазм в силу высокой частоты вибраций обладает способностью «пережигать» грубую энергию, но для этого нужно действительно пребывать в состоянии возбуждения часами. Примечательно, что в некоторых источниках женщинам предлагают «накапливать» сублимированную энергию не в голове, а в сердце – либо оба партнера должны «проводить» ее снова вниз и «упаковывать» в центре внизу живота.

Последнее обстоятельство легко объяснимо направленностью мужчины и женщины на воплощение в себе Шивы или Шакти соответственно, что даже при мастурбационном ритуале сохраняется как «базовая» установка, хотя здесь на этой базе требуется создать в одном теле воплощение обоих богов в их слиянии. И если вспомнить, что Шива есть чистое сознание, а Шакти – частая деятельность, то преобладание энергии в голове или сердце становится самоочевидным. Еще более примечательно, что в даосских практиках все прямо наоборот: мужчина деятелен (ян) и поддерживает вертикальную ориентацию энергетической структуры, а женщина пассивна (инь) и придерживается горизонтальной ориентации энергетической структуры. Если в тантрическом парном ритуале активную роль играет шакти, то в даосской сексуальной практике основная задача – удовлетворить женщину. Однако эти противоречия создаются только при смещении уровня.

Как в вопросе необходимости останавливать семяизвержение в случае мужской практики существуют расхождения – не только на разных уровнях, но и в принципе, – точно так же неоднозначно решается вопрос о прекращении менструации у женщины. В ритуальной практике об этом даже речи нет, ибо менструальная кровь в смеси со спермой выступает основным подношением богам, а сам процесс истечение жидкостей (расы) почитается как священнодействие. Однако по мере преобразования ритуального действа (парного или одиночного) в более абстрагированную сублимационную практику, по данному поводу необходимо принять решение следовать тем или иным рекомендациям или же выработать некое свое отношение. На высших уровнях практики, особенно в монастырских условиях, эякуляция и менструация прекращаются намеренно и полностью. Но стремиться к этому раньше энергетической готовности чревато нарушением процессов очищения.

Стратегия практики

В действительности, общее представление о процессе сублимации уже должно было у вас сложиться из предыдущей главы. Однако мы специально сделали акцент не на изложение ритуала, а на определение происходящих изменений в теле, чтобы не возникло желания тупо воспроизводить описанные движения и повторять те или иные мантры. Выделение общих принципов и схемы их применения оставляет за практикующим личную свободу и предохраняет от патологических ошибок. Необходимость построения «личного ритуала» в соответствии с принципами вытекает из «западного» предпочтения личностного развития перед воспроизводством «продукта традиции», хотя бы сей «продукт» назывался громким словом «просветленный». При современной «сексуальной свободе» невозможно давать всем один и тот же механический ритуал для вызывания оргазма, ибо сама эротичность со времен средневековья стала значительно более многообразна в своих формах.

Даже при парных практиках в случае проблемы нахождения подходящего партнера вовсе не следует уповать на техники. Практики позволяют работать с имеющимся желанием, но не призваны нарочито его создавать, хотя в духе «нео-тантры» их нередко используют с подобными целями. Овладение сексуальными практиками упрощает и усложняет жизнь одновременно, как отмечал на семинарах даосский мастер: вы можете получить больше наслаждения от взаимодействия, но вам многое станет уже неинтересно. Девяносто девять процентов представителей противоположного пола просто перестанут вас интересовать в качестве потенциальных партнеров в силу заведомо ощутимой неадекватности. И сами возможности во взаимодействии обогатятся и сузятся одновременно – одним словом, это феномен «избранности». Данная ситуация еще больше усугубляется, если вы остаетесь «наедине» с самой практикой, без всякой энергетизации со стороны партнера.

Практика сама по себе не является возбуждающим фактором, и при отсутствии желания заниматься просто нечем. Более того, хорошо известно, что даже многие практикующие йогу или даосизм в интимной сфере предпочитают сохранять естественную спонтанность выражения чувств и желаний. А первые попытки вводить в личную жизнь техницизм того или иного рода нередко приводят, наоборот, к охлаждению. Если же мужчина и женщина заинтересованы не столько друг другом, сколько самой практикой, то она закономерно превращается в подобие йоги и цигун, вплоть до того, что выполнение соответствующих движений вообще постепенно теряет сексуальную окраску. С одной стороны, подлинная тантра требует подобной отрешенности (при наличии энергии), а с другой – нет энергии для сублимации, так что и отрешаться не приходится. И снова, на одиночной практике это сказывается значительно ощутимее, ибо стимуляция в принципе ниже.

Исходных ситуаций, которые при иных дополнительных условиях приводят к выбору в пользу «мастурбационных» практик, всего три: 1) тантрическая санньяса как таковая, при полной самоотдаче Богу; 2) неразделенная любовь, с непреодолимым сосредоточением на недоступном объекте страсти; 3) попросту отсутствие во внешнем окружении того, кто вызывал бы хоть сколько-нибудь ощутимое влечение. Первая ситуация идеальна, вторая – проблематична, третья – вполне нормальна. В первом случае, все силы, включая страсть, направлены к Господу, который выступает неиссякаемым источником энергии, и тогда практика способна действительно превратить жизнь в «непрерывный оргазм» с духовным возрастанием. Во втором случае, практика скорее играет роль энергетической защиты от «невольного вампира», а в третьем – предохраняет от застоя энергии. Но все эти ситуации являются «рабочими», хотя стратегии их развития неизбежно различаются.

Итак, неважно, каким именно способом – великой любовью, силами воли и воображения, техническими приемами, энергетическими стимулами и т. п. – суть сублимации сводится к тому, чтобы прежде всего переориентировать движение сексуальной энергии снизу вверх, изменяя при этом качество самой энергии. В тантрической традиции для обозначения этой разницы служат два противоположных понятия адхоретас и урддхвретас. Первое из них означает «направление истечения семени вниз» и отождествляется с «огнем времени», который поглощает тело и сознание обычного человека. Второе же означает «направление семяобразующей энергии вверх» и отождествляется с «огнем, поглощающим время», так что само время выступает «топливом» для поддержания жизни и сознания человека. Эти термины указывают на связь подъема сексуальной энергии с поднятием Кундалини, хотя последняя выступает гораздо более глубинной субстанциальной энергией.

Кундалини представляется в тантре «двуликой», и ее проявление в том или ином качестве зависит от текущего состояния сексуальной энергиий, а именно, от степени сублимации. Подъем сравнительно более грубой и поверхностной сексуальной энергии вызывает и как бы «провоцирует» поднятие Кундалини, хотя вовсе не обязательно к нему приводит, ибо здесь важна совокупность многих факторов. Однако во многих тантрических текстах эти процессы сливаются воедино, так что их трудно разделить, и возникает впечатление, что Кундалини неотделима от сексуальной энергии, или же, наоборот, только подъем сначала самой Кундалини влечет за собой реальную сублимацию. Мы не будем углубляться здесь в эти тонкости, поскольку даже качественная мастурбационная практика на начальном этапе будет ограничиваться лишь перераспределением сексуальной энергии как таковой. Трудно предположить за начинающим способность «пробудить Кундалини».

Хотя при недостаточно развитой способности сосредоточения поток энергии вверх может ощущаться растекающимся по всему телу, на высоком уровне практики он должен точно направляться в центральный канал Сушумна и проводиться по нему на всем протяжении. Хорошо известно, что именно открытие Сушумны необходимо для поднятия Кундалини, так что мы снова выходим на взаимосвязь этих энергий. Не менее хорошо известно, что открытие Сушумны происходит только после уравновешивания энергии в двух «боковых» каналах Иде и Пингале, которые представляют собой качественные противоположности. Таким образом, не случайно полная отрешенность от противоречивых чувств выступает необходимой предпосылкой для сексуальной практики, ибо на энергетическом уровне она обеспечивает технические условия для выполнения самой практики. Итак, конкретизация задачи формулируется как не просто «вверх», а по «центральному каналу».

При заострении внимания на самой точке «поворота» мы вполне закономерно переходим к напоминанию о тантрической ваджроли-мудре, которая имеет свои аналоги в даосской системе и в любых других традиционных способах сублимации, возведенных на уровень духовной практики. Исходно в ритуальной майтхуне техника ваджроли-мудры позволяла практикующему йогу после эякуляции внутри партнерши вобрать обратно внутрь себя не только собственное семя, но и выделившиеся при возбуждении женские жидкости и даже маточную кровь. В результате он получал нужное ему качество физической субстанции, которая служила катализатором дальнейшего йогического процесса (главным образом – поднятия Кундалини и т. д.). При этом семя преобразовывалось в своеобразную амброзию, или «нектар», пригодный для проведения вверх по Сушумне. В случае чистой сублимации предполагается использование мужских и женских энергий личного тела.

Продолжая прослеживать перенаправленное движение энергии, тантрические практики использут термин оджас для обозначения сублимированной амриты, накапливающейся в центре головы. Эта именно та энергия, которая обеспечивает просветление на уровне самосознания и позволяет перейти к реализации телесного преображения как особой формы «бессмертия». Как отмечалось, удержание оджаса осуществляется при помощи кхечари-мудры, перекрывающей путь вниз посредством «затыкания» носоглотки языком изнутри рта через отверстие позади язычка за мягким нёбом. Для начала достаточно освоить набхи-мудру (языковое замыкание) – она же применяется в даосских практиках: это прикосновение языком к верхнему нёбу для замыкания каналов и предотвращения утечек энергии. Набхи-мудра позволяет опускать энергию по переднесрединному каналу, что на начальном этапе работает как предохранитель от «синдрома Кундалини».

Отмеченное тонкое различие в мудрах требует пояснения. Приток утонченной очищенной энергии в высшие чакры вызывает такие положительные явления в обыденной жизни, как ясность видения реальности, прозорливость в решениях и расширение сферы осознания. Подобное состояние должно наступать после мастурбационных сублимационных практик. Однако в случае неподготовленности тела, энергии и мышления, которое делает очищение некачественным и оставляет высшие центры не готовыми к наплыву «инаковых» энергий, могут проявляться нежелательные симптомы: тяжесть и боль в голове или галлюцинации. При их возникновении необходимы меры «заземления», то есть опускания энергии вниз, хотя уже и в новом качестве. В тантре такое «смягчение» ситуации производится путем использования набхи-мудры вместо «продвинутой» кхечари-мудры. Даосский вариант – кручение орбиты и запечатывание в «нижнем дань-тяне» станет понятен ниже.

Важно внимательно наблюдать за изменениями состояния, не допуская сублимационной «передозировки». Мне довелось однажды стать свидетелем случая «синдрома Кундалини» со смертельным исходом в одном из индийских ашрамов, хотя он был вызван практиками, не связанными с сексуальными техниками, а направленными непосредственно на подъем Кундалини. Практикующий устроил себе самовольный «затвор», а через три дня, взломав дверь, его нашли в бессознательном состоянии от предельной «перекачки» энергии снизу вверх, явной на физическом уровне: ноги ледяные, голова в жару. Далее перегрев головы привел к умственному помешательству, и как человека ни пытались вернуть «на землю» и «в тело», через месяц борьбы за его жизнь он повесился, будучи энергетически устремлен к переходу в астральный план… Подобный исход событий для человека, озабоченного не только сексуально, но и социально, крайне маловероятен. Но будьте осторожны.

Теперь вернемся к оптимистичному настрою на самореализацию и наметим более общий контекст, в котором истолковывается образование оджаса. Мы уже использовали термин самараса для обозначения состояния равновесия, достижимого посредством практики. В древнейших ведических источниках оджас упоминается как одна из разновидностей расы наряду с другими «жидкостями». В ритуале жертвоприношения раса отождествлялась со всем, подносимым богам в огонь (агни), который раздувался ветром (вайю). Далее система «раса – агни – вайю» претерпевала переосмысление, и в упанишадах[20] раса означала уже все человеческое тело как «жертву», агни превратился в тапас (подвижничество), а вайю – в прану. Очевидно, что аналагичные процессы мы уже прослеживали при сублимации собственно тантрической ритуальной традиции. Таким образом, нам становится понятным место оджаса в системе сексуального ритуала, сублимированного в практику.

Системы сублимации

Выше уже неоднократно упоминалось о связи тантрических сублимационных практик с даосскими и тибетскими – как исторической, так и структурной. Здесь мы рассмотрим историю взаимодействия этих трех духовных традиций, которая во многом повлияла на их становление. Структурному же сходству и различию тантрической и даосской систем сублимации будет посвящена следующая глава. Примечателен прежде всего тот факт, что мистико-эротические практики тщательно разрабатывались в тех традициях, где главной целью выступало телесное преображение. В традициях, направленных на чисто духовную реализацию, выбор оставался лишь между мирским браком и сексуальным воздержанием. Вот почему понимание сублимации как целостной системы, а не просто отдельных техник на низшем сексуальном уровне (позволяющих продлить и усилить оргазм), начинается с усвоения целеполагания включения сексуальной сферы в духовную практику.

Такая цель, как телесное бессмертие, оставляет простор для скепсиса – не метафора ли это, однако скептикам предлагается проверить подлинность алхимических процессов на своем опыте. В действительности, независимо от степени достоверности сведений о дживан-мукти, достигших телесной реализации, данная ориентация сама оказывается глобальнее, чем богореализация так таковая, поэтому при постановке такой цели ничего не теряется, а лишь расширяется спектр возможностей самосознания. Конечно же, практикующий не в состоянии достичь бессмертия, просто наполнив свою голову утонченной и очищенной энергией спермы. Дальнейший техницизм выходит за рамки необходимых сведений для проведения сублимации, которая служит созданием базы для достижения этой цели. Тогда трансформация сексуальной энергии обретает смысл, а в противном случае она была бы обыкновенным бессмысленным мазохистским «самоистязанием во плоти».

Даже в пределах традиции сиддхов эротико-мистические практики составляют лишь один из трех взаимодополнительных подходов, наряду с хатха-йогическим и алхимическим. Причем разные системы сублимации могут приводить к преображению тела из плоти и крови в «золотое», «алмазное», «световое», «звуковое» или «совершенное» как таковое. Взаимодополнительность трех вышеназванных подходов внутри тантрической традиции состоит в их общем «связывании» божественного с человеческим на уровне жизненных флюидов (раса), а также таком динамическом «проникновении» (ведха), которое вызывает преображение тела посредством всех трех названных технических компонентов. Термин ведха трех-смысленный: это тантрическое посвящение через «передачу» расы от учителя к ученику; хатха-йогическое «пронзание» чакр; алхимическое «превращение» металлов в золото. Основу всех процессов составляет «совершенство проникновенности».

Расширяя обозрение сублимационных систем, прежде всего по единству и конкретизации главной цели телесного преображения, ближайшим образом мы получаем иную триаду – на уровне традиций. Ранее, чем выйти на даосские практики, мы неизбежно встречаемся с тибетским буддизмом, ведь Тибет испокон веков выступал «естественным посредником» между Индией и Китаем. Три варианта «конечного тела» в трех разных традициях при помощи сублимации: 1) бессмертное, но конкретное алмазное тело, запредельное законам природы, обретаемое в хатха-йоге и тантрическом ритуальном сексе; 2) божественное тело звука, получаемое при дальнейшей сублимации обеих практик (хатхи и вамачары) в медитации и ритуалы индуистской трика-каулы; 3) духовное тело света, создаваемое при интериоризации алхимии в медитативно-ритуальную «йогу» тибетского буддизма. Но все это варианты сотериологических путей, ведущих к «личному спасению».

В целом, гималайская связь между Индией и Китаем состояла в том, что сначала буддизм был экспортирован из Индии в Китай, а затем, обратным образом, происходило введение отдельных элементов даосской культуры в индийские традиции. Один из исследователей заключил даже, что «даосская составляющая буддизма была тантрической». Получается, что вначале индийский тантризм внедрился в Китай, а позже, в восьмом веке, благодаря буддийским монахам, часть этих техник просто-напросто была «возвращена на родину», откуда их заимствовали всего несколькими столетиями ранее. Но подобные заключения оставляют сомнения, ибо даже в оригинальных тантрических сборниках «Рудра-ямала» и «Брахма-ямала» утверждается, что еще ведический риши Васиштха посетил Китай, чтобы обучиться практикам вамачары. С другой стороны, в китайских источниках обнаружены данные о придворных индийских медиках, сведущих в «элексире жизни».

Примечательна научная дискуссия об «установлении личности» Нагарджуны, которому было обязано появление в индийском буддизме «китайской богини» Тары (через Тибет). Встречается множество исторических личностей с именнем Нагарджуна, но один из них безусловно был алхимиком в тантрическом буддизме ваджраяны, который безусловно сам странствовал в Китай. Тара же исходно была богиней «морских путей», откуда возникло предположение о привнесении ее сначала морем в Южную Индию, однако ранние факты почитания Тары засвидетельствованы в буддийском комплексе Наладе (Северная Индия). Важность этих событий становится понятна, если учесть, что одна из двух ипостасей Тары в тибетском пантеоне выступала супругой бога, служившего не-больше-не-меньше, чем прототипом Бхайравы, то есть тантрической формы разгневанного Шивы. К тому же она была «заимствована» вместе с ртутью – важнейшим компонентом алхимии.

Конечно, выступая в роли «посредника», тибетский буддизм обрел собственную яркую индивидуальность как совершенно особая «алхимическая традиция», где вообще эротико-мистические практики начали отождествляться с «алхимией», тогда как в индуистской тантре они оставались взаимодополнительными, но все же отдельными областями знания. Так возник «тантрический буддизм»,[21] который носит на себе отпечатки в равной мере даосских практик и индуистских сексуальных техник. Внешняя вещественная алхимия исчезла из буддизма как раз тогда, когда сам буддизм исчез из Индии, где ранняя алхимия продолжала существовать наряду с более сублимированными формами. В качестве ответа на исчезновение буддизма в средневековой Индии многие значимые буддийские личности и боги превратились в индуистских персонажей, тесно вплетенных в историю и мифы тантрической алхимии, получив в ней статус новых «натхов» или «сиддхов».

Тибетская буддийская алхимическая система наиболее полно и прозрачно изложена в «Калачакра-тантре» с ранними комментариями Вималапрабхи, созданным в начале XI в. В противоположность внешней индуистской тантрической алхимии там делался акцент на внутреннюю направленность. Все преобразования, вроде превращения металлов в золото, были объявлены «мирскими» и «низшими» по отношению к внутренней алхимии, или же расаяне, которая имела дело с «каналами и ветрами» в тонком теле, приводя к полному просветлению. Но «алхимия» на внутреннем уровне в такой степени «абстрагирования сущности» стала равноценна по своей сути одновременно даосизму, махаяне и хатха-йоге в перспективе поднятия очищенной энергии спермы вверх после открытия центрального канала. Ваджраяна предполагала упрочение боддхичитты (разума Будды) через слияние праджни (богини знания) с упаей (богом мастерства) в развитии «тела света».

Кроме «шелкового пути» через труднопроходимые Гималаи и опосредование тибетским буддизмом, существовала также и морская связь между Южной Индией и Китаем, которая повлияла на становление париянга-йоги, рассмотренной нами еще в самом начале книги. Причем среди полу-исторических личностей, согласно традиции путешествовавших этим путем, был один из наиболее значимых тамильских сиддхов (ситтаров) – алхимик Богар. По преданию, он жил в период с третьего по пятый век новой эры в Тамилнаду, где сам практиковал и обучал алхимии. Примечательно, что существуют две версии: будто он был китайским философом, прибывшим на юг Индии изучать медицину, или же ситтаром, который странствовал в Китай, чтобы обучать алхимии одного правителей, а затем снова вернулся на родину. Как бы там ни было, в Тамилнаду он почитается как один из главных сиддхов, благодаря которым сформировалась особая алхимическая традиция.

Владение Богаром сублимационными практиками, причем в раннем парном исполнении (как майтхуна-йога), очевидно из его поэмы «Аштанга-йога». Даже название передает сексуальный символизм, ибо переводится как «восьмичленная йога», то есть выражает совокупность четырех конечностей обоих партнеров, сплетенных воедино при любовном слиянии. Исследователи традиции сиддхов истолковывают смысл подобной «йоги» как тождество противоположностей в облике мужчины и женщины, при котором внутренние органы обоих партнеров становятся едиными. «Внутренние органы» имеют философское значение, поскольку под ними понимаются разум (буддхи), ум (манас), эгоизм (ахамкара) и сознание (читта). Таким образом, если на внешнем плане аштанга означает восемь органов действия, то на внутреннем плане она представлена восьмью органами познания. Богар признает обретение полного телесного и духовного слияния в майтхуна-йоге.

В писаниях не менее прославленного ситтара Тирумулара, жившего приблизительно в седьмом веке, часто упоминается, что он обучался у Нанди, которого он сам отождествлял с Шивой, что связывает его с шиваистскими истоками тантры. Однако найдены немногие документы, свидетельствующие о существовании в то же время исторической личности Нанди, который был буддийским монахом из центральной Индии. Нанди путешествовал через Шри-Ланку в юго-восточную Азию и достиг Китая в 655 году, а годом позже сам китайский император отправил его обратно за море – собирать лекарственные травы. Итак, Тирумулар мог получить знания и от этого Нанди, а значит, ознакомиться с китайскими практиками. В любом случае, очевидно наличие морского пути между Индией и Китаем, по которому могли перемещаться и другие, не менее ученые и опытные практикующие, хотя «культурный обмен» не был запротоколирован в летописях обеих стран.

На основе приведенных данных выдвигаются даже столь радикальные гипотезы, как возникновение даосизма вообще, как традиции в целом, из привнесенных ситтарами в Китай тантрических практик.[22] Хотя до такой степени радикализма доходят немногие, влияние тантры на даосизм в техническом аспекте сексуальной сублимации принимается уже гораздо большим числом голосов. И все же обратные заключения имеют как своих сторонников, так и целый спектр достоверных свидетельств и доказательств. Вот почему, не располагая возможностью углубляться здесь в научное исследование индо-китайских связей, мы ограничимся скромным признанием взаимного влияния обеих традиций, что действительно существенно для индивидуальной практики. Практичность этого вывода состоит в возможности совмещать и замещать тантрические и даосские сублимационные техники в зависимости от потребностей и условий в конкретной ситуации.

Даосские параллели

«Занимаясь сексом, смотрите на это как на практику! … Да, вначале это неудобно и лишает многих ощущений, но зато этот процесс будет в развитии в отличие от естественного угасания. И, самое главное, вы добавите сильный аспект в свое развитие».

(Бен Челеро)

Как уже становится понятным в исторической ретроспективе, крайне трудно определить, кто у кого заимствовал те или иные элементы сексуальных практик – тантрики или даосы. Построение идеала отрешенного взаимодействия личностей само во многом обогощалось в процессе культурного взаимодействия Индии и Китая. Под «даосскими параллелями» не подразумевается изложение даосских сексуальных техник как таковых, хотя здесь мы и впрямь переходим от исторического к техническому анализу. Напомним, что цель данной книги не в том, чтобы снабдить читателя «рассекреченными» техниками, при помощи которых он будет способен самостоятельно справиться с любой степенью сексопатологии. Наша задача в том, чтобы расширить самосознание от примитивной зацикленности на сексе в буквальном смысле слова до включения в него всей вселенной в «оргазмическом» бытии – отрефлектировать «что происходит» в контексте «как должно быть».

Если уж проводить параллели к параллелям, то возведение единичности во всеобщность при переживании любви составляет лейтмотив всех духовных культур. Вспомним хотя бы суфийскую притчу о Мейджнуне и Лейли, которую мне доводилось встречать в разных пересказах. Для нас сейчас представляет интерес следующее развитие сюжета: Мейджнун влюбился в Лейли и по всем правилам старины попросил у нее руку и сердце. Она же по-женски ответила, что, дескать, надо спросить дядюшку и прочих родственников и просила его подождать. После того, как она побежала улаживать семейные дела, Мейджнун уселся ее ждать и погрузился в столь глубокое созерцание мысленного образа своей любимой, что даже не заметил, как птицы свили на его голове гнездо и вывели птенцов. Когда же, наконец, явилась Лейли с радостным известием о согласии и принялась его тормошить, он с досадой отмахнулся: «Уйди женщина! Не мешай мне думать о моей Лейли!».

Но вернемся от суфийских притч к даосским техникам. Как известно, описание тонких структур в даосской и тантрической системах не совсем совпадают: в одной – семь чакр, в другой – три дань-тяня и прочее. Но если абстрагировать суть сублимационной практики в даосизме от конкретизации в определенной последовательности и выйти на наивысший уровень принципов, которые позволяют создавать необходимые состояния и структурные изменения «разумным образом» при помощи любых иных адекватных действий и мыслей, то – с неизбежной закономерностью! – мы сможем получать результаты преобразования энергии совершенно тождественные достижимым посредством тантрических ритуалов, так что отпадет всякая нужда в том, чтобы технически их разучивать. Собственно, выход именно на этот уровень и представляется наиболее существенным, в чем мне довелось убедиться на собственном опыте в горздо более широком спектре традиций.

К прискорбию, большинство страждущих от общей неудовлетворенности существованием (включая сексуальную) не желают вдумываться и вчувствываться в самую суть бытия, а предпочитают «готовые рецепты», которые делают все «блюда» одинаково безвкусными. Но и на техническом уровне хорошо просматриваются структурно взаимодополнительные составляющие, соответствующие общей структуре сублимационной практики, которую мы выделили в главе, предшествовавшей рассмотрению целостных систем сублимации: подъем преобразованной сексуальной энергии по центральному каналу вверх до высшего энергетического центра. Даже такие базовые приемы тантры, как ваджроли-мудра, имеют свои аналоги в даосизме, хотя и покрытые своеобразной «облицовкой» алхимического символизма: «плотина, заставляющая Желтую Реку течь вспять». Разумеется, здесь речь идет снова о поднятии энергии семени по каналу внутри позвоночника.

Даже немногие доступные источники представляют два «идеала» брачных покоев, и здесь мы ограничимся одним из вариантов. Сексуальные даосские практики широко известны благодая книгам Мантэка и Мэниван Чиа,[23] где совершенствование женской и мужской энергии предполагает период одиночной практики, которая предваряет взаимодействие, но может заменять его полностью. Искусство брачных покоев, преподаваемое в даосской академии ИНБИ, основано на иных принципах. Ранее публиковались техники первого уровня, выполняемые без партнера, и второго уровня, включающие парную практику. Движения по распределению сексуальной энергии разучиваются на семинарах, причем второй уровень предполагает определенный прогресс в практике, и на него требуется специальный допуск. В своей книге по даосизму я мало касалась вопросов сексуальности, ограничиваясь личным опытом после посещения семинара первого уровня.[24]

Изначально в даосизме развитие сексуальных практик направлялось женщинами, которые хранили «тайны любви» наряду с иными магическими знаниями. Ранее «дао любви», или искусство сексуального взаимодействия, позволяло женщине проработать энергию инь, создавая основание для дальнейшей духовной практики. Но постепенно женщине стала отводиться вспомогательная роль, а подлинные знания распространялись среди мужчин. Мужчине-даосу требовалось не просто качество женственности, но и возможность влиять на развитие этого качества. Все сексуальные практики жестко направлялись мужчинами, которые видели, насколько разрушительно для них неконтролируемое влияние женщины. Так сложилась ситуация, когда женщина стала выполнять внешние движения, не сознавая внутреннего значения практик. Но особую опасность для практикующего представляет близкое взаимодействие с обычной женщиной, не владеющей собственной энергией.

Прежде всего важно научиться различать в сексуальных состояниях фазы возбуждения и желания: обычно желание возникает после возбуждения. Работа с возбуждением связана с умением распределять и преобразовывать энергию. Когда возбуждение перерастает в желание, энергия неизбежно выходит из-под контроля. Тогда нужно утолить его в любой форме – с партнером или путем самоудовлетворения. В любом случае, следует перевести тенденцию в практику, включающую этапы подготовки, наполнения, преобразования и удерживания энергии. Последнее важнее всего, ведь при обычном сексе энергия желания безвозвратно теряется. Однако подавлять желание тоже плохо, поэтому предпочтительно улавливать его на стадии возбуждения и учиться плавно из этого состояния выходить, переводя стихийное проявление чувств в осознанные действия по наполнению чувствами. Энергия сохраняется не в своем исходном качестве, а уже после преобразования.

Сексуальная энергия в даосизме выступает движущей силой, связывающей с вселенским началом. Как и в тантре, оргазм есть высшее проявление исконной энергии. Переживание оргазма раскручивает внутренние силы и соединяет практикующего с первоисточником. Состояние оргазма не ограничивается сферой секса, хотя это важный аспект развития. Независимо от степени сексуальной активности, нужно познавать внутренний механизм близких отношений, чтобы не заглушить содержащуюся внутри силу. Возбуждение имеет всеобъемлющий характер, и энергия прокладывает свой путь при каждом действии. Мужчина и женщина выступают друг для друга как проявления определенной энергии. Даже эротические сны служат формой замещения энергии: они помогают активизировать внутреннюю энергию и устраняют блоки в разных зонах тела. Если контролировать свои сновидения, то сексуальная энергия будет в них усиливаться и сублимироваться.

Первый уровень искусства брачных покоев, освоенный мною на трехдневном даосском семинаре, ограничивается подготовкой к взаимодействию, которая сама может выступать техникой самоудовлетворения и сводится к пяти сублимационным последовательностям. Внешне для современного непомерно «раскрепощенного» человека эти движения вообще едва ли покажутся сколько-нибудь эротичными. Со стороны такой семинар напоминает вполне пристойные занятия цигун. Выполнение техник, как всегда в даосизме, начинается с разучивания длительных замысловатых последовательностей, где физические движения сочетаются с проведением энергии и осознания происходящего в теле, что вместе требует хорошей концентрации и чувствительности. Вот почему даже самые простые движения желательно осваивать лишь после овладения подготовительными даосскими техниками, не относящимися напрямую к переработке сексуальной энергии.

Принцип одиночной практики состоит в том, что в каждом теле – мужском и женском – есть как инь-энергия, так и ян-энергия. Таким образом, вовсе не обязательно черпать ее из внешнего источника, что и составляет подоплеку сексуального влечения, а можно развить внутри собственного тела. Со всей очевидностью, здесь наблюдается перевод процесса внешнего взаимодействия с партнером во внутреннее взаимодействие энергий инь и ян, во многом аналогичный сублимации тантрической ритуальной практики в мастурбационные техники. Особый акцент делается на утончение «грубого рукоблудия» и возведение его в «тонкое рукоблудие». Первая стадия заключается в развитии фактического чувствования, причем не только своего тела собственными руками, но и одновременно телом – рук. Вторая стадия состоит в проведении энергии внутри тела при помощи пассов руками на некотором расстоянии от тела, которые должны хорошо ощущаться.

Нет смысла пересказывать сами техники – такая книга уже есть.[25] Гораздо важнее усвоить базовые принципы, чтобы понять, желательно ли включать подобный подход в личную практику. Психологическая установка состоит в «пребывании в желании» вместо того, чтобы бросаться искать того, с кем удастся немедленно его удовлетворить. Еще труднее принять подобную установку, когда партнер имеется, и ничто не препятствует предаться наслаждению. Это «роковой порог» сублимационной практики для обычного человека, который в самом начале готов «сбежать» или же «изнасиловать» партнера, будучи не в силах находиться в состоянии сексуального возбуждения и продолжать как ни в чем не бывало выполнять предзаданную последовательность движений, рассчитанную на период от двух до пяти часов при наиболее качественном выполнении. Разумеется, не каждый день, а дважды в неделю – предпочтительнее всего, в понедельник и пятницу.

Схематически практика сводится к проработке всего тела в смысле прочувствования и перераспределения энергии, проведению оргазма снизу вверх с наполнением всего тела и последующим распространением этой энергии по всему телу с сохранением и центрацией. На собственном опыте могу подтвердить, что охватывание оргазмом всего тела, отчего все оно превращается в единую сплошную вибрацию, из которой невозможно выпрастать отдельным телодвижением руку или ногу и хотя бы даже пошевелить пальцем, что может продолжаться (утихая и усиливаясь) часами – переживание настолько захватывающее, что после него на девяносто девять процентов обычных мужчин с «грубо-физиологическим» подходом даже смотреть не хочется. Впрочем, отсутствие сексуального интереса дает не менее уникальную возможность видеть в мужчине не только человека, но и потенциально божественную личность, что представляется в итоге гораздо более ценным.

«Вселенский оргазм»

«Никогда, поистине, не бывает любящего, который не знал бы ответной любви. Когда молния любви ударила в это сердце, – знай, что любовь живет в другом сердце.

Когда в твоем сердце растет любовь к Богу, – отбрось сомнения: это Бог любит тебя».

(Цит. по: Идрис Шах «Суфизм»)

Понятия целостного оргазма всего тела и вселенского оргазма одновременно действуют, как все понятия, на нескольких уровнях – промысливания, прочувствования, воплощения. Одно дело, когда состояние оргазма позволяет вместить в осознании всю вселенную не как голую идею, а в одноразовом схватывании всего конкретизированного многообразия. Другое дело, когда при состоянии оргазма возникает личное прочувствование того уровня вибраций, на котором целая вселенная находится в «оргазме», так что между этими двумя «оргазмами» нет никакой границы, а есть переживание оргазмического слияния с миром. И совсем иное дело, когда подобное переживание доходит до того, что вся вибрирующая в оргазме вселенная воспринимается как собственное необъятное тело, а сознание достигает концентрации самосознания всей вселенной, то есть богореализации. Последний вариант – слияние с богом не только сознанием, но и телом – такова цель тантры.

Точно так же и представление о «вселенной» в определении «вселенского оргазма» может относиться к одному из трех уровняй целостности: микрокосму, мезокосму и макрокосму. Если соотношение микрокосма и макрокосма встречается нередко во многих западных и восточных источниках, посвященных эзотерическим аспектам человеческого бытия, то понятие мезокосма характерно преимущественно для алхимической традиции, которая собственно в нем и развивалась. Таким образом, занятия сублимационными практиками неизбежно переводят существование практикующего в ранее неведомую для него область – мезокосм, где осуществляется последовательное и неукоснительное отождествление и взаимопроникновение микрокосма (человека) и макрокосма (бога). Тантрические адепты выстраивали эту сферу бытия совершенно сознательно, как среду опосредования, которая в пределе предполагала вмещение единства микрокосма и макрокосма.

Вообще, нередко под вопросом оказывается не только «вселенский оргазм» или «полный оргазм тела», но и переживание оргазма как факт. Надо отметить, что проблематичность оргазмичности в смысле определения собственного чувства, согласно данным сексологов, встречается только у женщин, тогда как мужчина всегда уверен в наличии оргазма. Здесь интересна та двойственность, которая неизменно присутствует в тантрических писаниях при описании именно женского оргазма. Двусмысленность начинается с называния «двух ртов» йогини, под одним из которых подразумевается йони, так что в процессе практики (йогической или эротико-мистической) низший и высший «рты» претерпевают переворот. «Главный рот» отождествляется с «маткой сознания» или «циклом блаженства», из коего энергия проникновения проистекает вверх уже в качестве Кундалини. Кроме двух «ртов» в тантрических системах тонкого тела возникают «две Сушумны» и прочее.

Даже если не вдаваться в тонкости опознания того или иного переживания в качестве той или иной степени оргазма, а оставить на самоопределение самого человека, насколько ему «хорошо», неожиданно обнаруживается, что не все готовы даже к «полному счастью», не говоря о «вселенском оргазме». Ведь, на поверку, находиться в позитивных состояниях ничуть не проще, чем в негативных, не случайно в буддийской практической психологии сначала прорабатывают страдание, а потом наслаждение, – ибо второе сложнее. Особенно это характерно для русских, что прекрасно отражено в сюжете малоизвестного раннего рассказа Достоевского «Слабое сердце». Скромный чиновник, не смеющий и мечтать об улучшении своего положения, вдруг получает повышение по службе, богатое наследство и помолвку с любимой девушкой – все сразу. В итоге, он сходит с ума. Автор заключает: «А ведь как подумал бы, что всем тяжело, так и жив бы был человек…»

Внутренняя алхимия, к сфере которой относится также и тантрическая сублимационная практика, осуществляется в обители мезокосма, которая выстраивается и расширяется в процессе самой эротико-мистической, или ритуально-духовной практики. Это область «чудотворства», где происходит невероятное и непостижимое превращение единичного во всеобщее и обратно. Более того, поскольку уровень проявленного существования есть майя, или иллюзорное бытие, а уровень запредельного единства составляет единственную Реальность, мезокосм – это область «практической метафизики», где возможно не только произвести отличение нереального от реального, но и осуществить в самом себе единство этих противоположностей. В частном выражении, это область экстрасенсорики в смысле подлинной «сверх-чувствительности», или сиддх – «сверхъестественных способностей», достижимых посредством накопления сублимированной сексуальной силы.

В определенном значении, мезокосм представляет сферу «динамической конкретизации», то есть не застывший факт воплощения Единого во множественности, а осознание самого процесса этого превращения и попытки превратить его в лично-контролируемое действие. Таким образом, алхимик пребывает внутри самого себя в непрерывном самосознании единства частного и всеобщего, постепенно уточняя границы частного и распространяя безграничность всеобщего, причем в одном и том же самоопределении. Это сознание не конечного существа, а некоторого «переходного существования», при котором человек прочувственно осмысляет самого себя непрерывно «преображающимся» в «обожении». Деятельность подобного бытия лишает практикующего возможности остановиться или забыться, ибо каждое достижение открывает перед ним новые «вызовы» и «миссии», связанные между собой в мистическую цепь чудесных превращений духа и тела.

Подобное проживание проникновения, которое мы отмечали как важнейшее определение тантрической практики, составляет мистический «эротизм» в широком смысле слова. Но подчеркнем, что такое состояние ни в коем случае не предполагает неопределенности или расплывчатости в самоопределении. Напротив, оно характеризуется более обостренным чувством собственной инаковости по сравнению с обычными «смертными существами». Технически повышенная чувствительность обеспечивается подробно рассмотренными выше мудрами, которые позволяют «изолировать» избранные части тонкого тела и даже «запечатывать» тот или иной план личностного развития, чтобы создать в нем особые «лабораторные» условия с предельной концентрацией самосознания и самочувствия. Так, сублимационные практики в мастурбационном исполнении выступают наиболее точным эквивалентом взаимопроникновения как такового – между личостью и Самостью.

Интериоризация приводит к инвертированности в столь крайней степени, что она сама собой оказывается неудержимой экстравертированностью. Здесь сказывается «убогость» и самодостаточность системы описания всего из трех определений: мезокосм есть сфера самодостаточности, поскольку она в пределе «вмещает» в себя одновременно макрокосм и микрокосм, оставаясь в то же самое время свободной от заполонения ими обоими. Отсюда происходит «невыносимость» переживания в человеческой форме «вселенского оргазма» как высшей точки совпадения материального и духовного в общем для них вибрационном поле. В структуре сублимационной практики тонкий центральный канал Сушумна играет роль «позвоночника мезокосма», если саму эту сферу рассматривать как самосознательное существо, наделенное редкостной личностной характеристикой – способностью пребывать в саморазвитии помимо времени, во «вложении» циклов эволюции и инволюции.

Мезокосм – это промежуточная сфера существования, обусловленная наличием различия микрокосма и макрокосма, или личности и Самости. Очевидно, что изолирование тонкого тела мудрами тоже составляет технический прием, который в пределе противоречит своей цели – полному слиянию личности с Самостью. Равно как и исходная фиксация осознания собственного тела как «мужского» или «женского» заведомо не соответствует установке на выход за пределы обусловленности половой принадлежности. Все это лишь мотоды создать «рабочую ситуацию», или «алхимичкскую лабораторию», к которым не следует привыкать вплоть до самоотождествления. Сублимация – это не состояние, а процесс, в котором происходит смена множества состояний, а в пределе человек уже никогда не будет тем же самым, если вообще останется «человеком» в обычном смысле. Мезокосм – это даже не «сфера», а движение взаимопроникновения личности и Самости.

Вспомним буддийский постулат: жизнь есть страдание, но существует путь избавления от страдания, ведущий к нирване (пустотности бытия).[26] Вступление на путь «избавления от страданий», в конечном счете, предполагает прекращение человеческого воплощенного существования. Не случайно мы постоянно подчеркивали мистическую цель эротических практик – преображение плотского тела в «лучезарное тело». Даже без достижений такой степени следует быть готовым к тому, что попытки решить «сексуальные проблемы» при помощи сублимационных техник приведут к необратимым изменениям в личностной структуре. Безусловно, основное качественное изменение – расширение самосознания благодаря наполнению силой вплоть до включения в понятие «Я» необъятной вселенной и переживание происходящих «вокруг» событий как «внутренней жизни» при полнейшей отрешенности от присвоения – следует заведомо признать положительным.

В традиции тантры подчеркивается и обратный процесс: речь идет не только о возведении единичного во всеобщее, но и об «упаковывании» всеобщего во всей его конкретности в отдельно взятом единичном существовании. Иными словами, расширение сознание имеет в подоплеке усиление способности к концентрации сознания. И чем более «объемно» мышление, тем более оно «одноточечно». Конечно, здесь мы уходим слишком далеко от простого вопроса о «человеческом счастье» в узком смысле сексуального удовлетворения. Однако давным давно доказано, что вопрос о счастье не разрешим в той же плоскости, в которой он поставлен: он ставится на уровне ограниченной страждущей личности, а решается на уровне всеобъемлющей всеблагой Самости. Отмеченный обратный процесс важен не только для самого человека, но и для окружающих его людей, ибо тогда он начинает выступать проводником божественного присутствия посреди мира.

Абстрактные оккультные термины «микрокосм» и «макрокосм» несколько сбивают нас с толку, ибо за ними стоят глубого личные взаимоотношения человека с Богом. Обратите внимание, что даже в вамачарском сексуальном ритуале присутствует почитание Ишта-деваты, или избранного божества. В тантре сохраняется общая установка на нахождение в непосредственной связи с Богом, развитие и обогащение отношений с ним. Ритуальная практика – лишь часть целостных отношений партнеров с богами, в которой также данная частность возводится во всеобщность, а иначе все остается на уровне банального секса или рукоблудия. Техник можно изучить или создать множество, как и вообще бесконечно многообразие мира, исходя из названных принципов. Суть дела в том, производятся ли технические действия как самоцель или действительно служат достижению цели. Но даже при полной «дебелости ума и сердца» от любви Господа просто некуда деться.

Самодовольствование

Отличие сублимационного «взаимодействия с собой» от сексуальной связи состоит также в рефлексии ответственности, возводя в высшую степень ощущение священнодействия и утончение этики. В данной связи, нам следует окончательно отмежеваться от расхожего мнения, что в тантре происходит утрата чувств святости и морали. Подобное впечатление создавалось для многих на основании писаний Ошо, где вы найдете немало наставлений вроде: «Имейте такой секс, какой можете», – приводящих к заурядной распущенности. Но крайне интересно его истолкование храмов Каджурахо, покрытых развратными сценами. Согласно Ошо, подобные храмы служили для «сексотерапии» и существовали как процесс исцеления. Тех, кто страдал от сексуальной извращенности, посылали в Каджурахо, где он вынужден был созерцать непристойности, выводя мысли из подсознания в сознание. Так, психоанализ предполагает, что выведение в сознание равноценно очищению.

При интериоризации ритуала, которая должна уже стать едва ли не прозрачна в подходе к сублимационным тантрическим практикам, собственное тело оказывается подобным же храмом, на поверхность которого выводится затаенное вожделение, которое сознательно возводится во всеобщее и тем самым позволяет преобразить само тело.[27] При успешном проведении стратегии самодовольствования возникает весьма тонкоразличимая опасность впасть в «самодовольство». Подразумевается тонкая грань, за которой начинается переход от самодостаточности к гордыне, которая становится «камнем преткновения», ведущим к «падению» всякого практикующего в любой духовной традиции. В случае сублимации пренебрежение людьми при обретении хотя бы относительной независимости от них вызывает немедленные «пробои» и потери энергии в силу одной тонкой или мысленной демонстрации собственного превосходства. Неизменно нужна бдительность.

При явном решении физиологических сексуальных проблем «подводные камни» на пути тантрического практикующего встречаются на уровнях энергии и мышления. Отчасти мы отмечали их в самом начале, вводя представление об утонченной этике, не ограниченной вопросами физических измены или насилия и т. п. Наиболее криминальными ситуациями на энергетическом уровне следует признать «сознательный вампиризм» и «астральный приворот». Так, в тантрических источниках встречаются описания женщин, владеющих ваджроли-мудрой в совершенстве до такой степени, что способны вызывать у мужчины подряд многократно эрекцию и эякуляцию, «выкачивая» из него не только сексуальную силу, но и весь накопленный годами практики оджас (духовную силу). Закономерным образом, сильный отток энергии вызывает неудержимое влечение «вслед по течению», то есть превращается в страсть к вампиру, реализуя «астральный приворот».

Для самого практикующего могут представлять угрозу различные эротические сущности на астральном уровне, которых мы рассмотрим ниже более подробно. Однако подобные энергетические проблемы коренятся в неверно выбранной сознательной установке самого практикующего, то есть обусловлены его мышлением. Спектр ложных состояний здесь тоже крайне широк – от бессознательного самообмана или неверного понимания практики до намеренного «кокетства» избранной позицией воздержания с окружающими, особенно представителями противоположного пола, и почти нескрываемого самообмана. Насколько все это серьезно, становится ясно, если почитать святоотеческое «Добротолюбие», полное образов «безумцев», бродящих неприкаянно по пустыне, не выдержав противоречий и повредившись в рассудке. Работа с мышлением лучше всего разработана в христианстве, где «впадение в страсть» отслеживается еще на уровне «блудных помыслов».

Астральные проблемы обычной мастурбации состоят в привлечении тонких сущностей, питающихся сексуальной энергией возбуждения и оргазма, которая во время рукоблудия просто рассеивается в пространстве. Сами эти сущности представляют собой устойчивые сгустки соответствующих вибраций, и поддержание собственного существования для них заключается в расширении подобного вибрационного поля. Вот почему они провоцируют на рукоблудие людей, которые начали им заниматься, превращая вынужденное занятие в роковое пристрастие. Соответственно, сущности бывают «мужскими» и «женскими» по качеству накопленной ими энергии и пытаются вступать в резонанс с «противоположным полом». В западном оккультизме их называют «инкубы» и «суккубы», в экстрасенсорике употребляется такое определение энергетического сгустка, как «лярва», и в индуистской мифологии тоже существуют многочисленные символические аналоги.

Основное отличие сублимационной сексуальной практики от обыкновенной мастурбации состоит в ином направлении потоков энергии и инаковом качественном преобразовании. Во-первых, никакого рассеивания не происходит, наоборот, энергия тщательно собирается и сосредоточивается. Во-вторых, не происходит непроизвольного вовлечения душевных и умственных энергий с их последующим опусканием и «огрублением», наоборот, «грубое» вожделение утончается и возводится вверх по каналам, обогащая душевные и умственные способности. В результате, практикующий нисколько не представляет интереса для таких сущностей, кроме перспектив склонить его к «срыву» в непосредственное наслаждение (спровоцировать «падение подвижника»). Более того, при последовательной устойчивости в практике появление в поле практикующего становится для них опасным, поскольку он способен их самих попросту целиком «поглотить» и «сублимировать».

Более серьезные случаи сексуальных контактов с бесплотными сущностями представляют собой притязания развоплощенных людей, зависших в астральном поле после смерти или стремящихся к новому рождению. Довольно комичные примеры первой категории даются в отчетах Монро об опытах внетелесных путешествий. Так, он описывает «клубок червей» на низшем астральном уровне, который при ближайшем всматривании оказался густым сплетением множества посмертных теней, охваченных неудовлетворимым вожделением. Другая ситуация носила «личный» характер: усопший явился в спальню к возлюбленной и застал ее с мужчиной, но, пытаясь в качестве невидимого призрака встрять в секс между ними, постоянно находил себя «проваливающимся» в иное измерение. В целом, подобная «мерзость запустения» возможна и при обычной мастурбации, но совершенно исключена в варианте «замкнутой на себе» сублимационной тантрической практики.

Здесь же возникает совершенно особый ракурс рассмотрения развоплощенных сущностей, стремящихся к рождению. Христианам памятен библейский гнев господень на одного из отцов церкви за пролитие семени мимо лона, от которого позже возник термин «онанизм». Классический грех рукоблудия состоит в отказе от зачатия, который можно обозначить как «априорный аборт». Обычная мастурбация заставляет страдать души, привлеченные сексуальным желанием и жаждущие рождения, но лишенные возможности осуществить «законное» стремление. С позиций практики подобные сущности допустимо, наоборот, понимать как «астральных насильников», пытающихся самовольно вторгнуться в чужое тело и «зачаться». В индийской традиции для привлечения души в лоно матери проводят длительные богослужения, чтобы «пригласить» достойную душу снизойти к воплощению. Лишь недостойные души пользуются шансом «неудачной контрацепции».

Воздержание от блудных помыслов составляло важное требование аскетической практики для суровых отцов-пустынников раннего православного монашества. Не случайно, схема впадения в любой грех, отрефлектированная ими в результате длительного наблюдения за собсвенным подвижничеством, терминологически отсылает именно к прелюбодеянию. А как известно, в «Новом Завете» к прелюбодействованию приравнивается первый взгляд на женщину с вожделением. При тщательном отслеживании внутренних состояний в целом выделяется пять стадий «падения»: прилог, сочетание, сосложение, пленение, страсть.[28] Данные стадии возведения намерения в страсть в тантрической традиции применимы осознанным образом. Знание перехода мысли в деяние позволяет управлять процессами возбуждения и оргазма посредством внимания при сублимации. Здесь небезынтересны сомнительные свидетельства об оргазме на молитве даже в опыте Святой Терезы.

Прилог. «Прилог есть голый помысл, или образ какой-либо вещи, только что родившийся в сердце и представившийся уму», – так определяет преподобный Филофей Синайский самое начало склонения к греху в своих писаниях о «трезвении», включенных в сборник «Добротолюбие». Прилог не только оставляет по себе, но и предвосхищает прежде себя некий след подобного воздействия. Всякий грех первороден, ибо самый грех есть форма рождения души в сочетании тела с умом. Если ветхозаветные прародители согрешили в познании и блуде, то любое расчетливо-холодное или же безумно-страстное познание, – вместо того, чтобы просто жить в Боге и вовремя узнавать проявляемое им самим, – выражается в блудных помыслах, означающих поиски любви «на стороне» от Господа. Не намереваясь никоим образом искушать Господа, прилог следовало просто игнорировать, не отчаиваясь во «спасении» при воспоминании о предшествовавших грехах.

Сочетание. «Сочетание есть собеседование с представившимся предметом или образом, страстное или бесстрастное. Это действие или состояние безгрешно не совсем. Внимание сковано предметом, так что только и есть, что душа да предмет приразившийся и ее занявший», – так продолжается святоотеческий «психоанализ». Термин «сочетание» в древнегреческом производится от прилагательного, характеризующего каждую сторону как «соединенную браком или попарно» с другой. Относительность греховности состоит в законности соединения с прилогом, предполагающую мысленный брак или блуд, которые непросто различить. Отрешенность вырабатывается много позднее, как долговременный навык в том, что сопротивная сила и ум равномощны между собою, поэтому без единения с Господом душа не способна искоренить зло. Отсутствие всякой аффектации при встрече с прилогом способно обезопасить от воображения, облегчив отказ от греха.

Сосложение. Третья стадия искушения канонически грешна или безгрешна, смотря по состоянию подвизающегося, то есть в зависимости от меры подвига и противоборства. Сосложение бывает, когда «предмет, приразившийся и внимание занявший, возбудил желание, и душа согласилась на то – сложилась», причем само склонение души к зримому оком ума предмету происходит с услаждением. Поскольку сложение души с предметом предваряется сочетанием ума и сердца, подвигом будет саморазличение, допускающее присутствие предмета. Предмет остается субстратом самосочетания души, ведь сама она выделяется в процессе представления предмета от сердца к уму. Однако самостоятельное со-сложение души состоит скорее в отвлекающемся от ее собственного движения раз-ложении чувства предмета и его мышления. Разумное действие, заставляющее отделять себя от себя, не локализовано в способностях ума и души, и есть рефлексия.

Пленение. Переход от сосложения к пленению делает процесс «впадения в страсть» практически необратимым. «Пленение есть насильственное и невольное отведение сердца в плен, удержание в нем и слияние будто в одну жизнь с предметом пленившим, от коего слияния исчезает наше доброе состояние и теряется покой… Предмет взял в плен душу, возжелавшую его и как рабу связанную ведет к делу», вынуждая просто согрешить снова. Впрочем, святой отец делает оговорку, воспользовавшись которой можно повернуть все дело по-тантрически, а именно: «Пленение иначе бывает во время молитвы, и иначе не во время молитвы». Молитва к Богу создает любовь как такое благое расположение души, по которому она ничего из существующего не предпочитает познанию Бога, а воспринимает как его частные проявления. Высшая любовь рождается от бесстрастия, бесстрастие от упования на Бога, поэтому пленение вкупе с молитвой (мантрой) безгрешно.

Страсть. «Наконец, наступает страсть в силу частого повторения удовлетворения одного и того же желания и привычки к делам, коими оно удовлетворяется, вкачествовавшаяся в душе и ставшая чертою характера… Страсть вообще внедряется в душе долговременным пристрастием к какому-либо предмету, и она несомненно подлежит или равносильному противовесному покаянию или же будущей муке». Искоренение страсти составляло для святых отцов трудную задачу, ибо она связывалась с гордыней перед Богом и тщеславием перед людьми, которые обе основываются на упорствовании в личной самости. Cтарцы сравнивали эту духовную немощь с луком, который по снятии покрова оказывается опять покрытым другим таким же, затрудняя поддерживание бесстрастия в страсти. Однако победивший страсть монах не вспоминает о ветхом человеке со стыдом, а раскаявшийся в своей абстрактной замкнутости грешник воссоединяет Сатану с Богом.

Обретение целостности

Только змеи сбрасывают кожу,

Чтоб душа старела и росла…

Мы, увы, со змеями не схожи -

Мы меняем души, не тела…

Николай Гумилев

Во всех традиционных духовных культурах сексуальные практики, направленные на сублимацию, носили предельно возвышенный смысл, а именно – спасение, освобождение или бессмертие (вплоть до телесной нетленности). Достижение каждой цели, разумеется, предполагает прохождение промежуточных этапов с осуществлением частичных задач. Одна из первичных задач для обычного социального человеческого существа состоит в обретении личностной целостности и основания в себе. Этот этап вполне обеспечивается тантрическими или даосскими техниками самоудовлетворения, позволяющие избавиться от бесконечных страданий по поводу своей отверженности кем бы то ни было. Равновесие в себе позволяет в дальнейшем удерживать равновесие и в отношениях, если вступление в них представляется желанным и разумным. Но сначала нужно позаботиться о вичаре – то есть «самовопрошании» не о том, «с кем быть», а о том, «кем быть».

Диалектическая логика взаимоотношения сил притяжения и отталкивания содержит следующий переход: «Отталкиваемое отталкивается, уходит обратно в себя, и обретает основание в своем собственном существовании». Автор приведенного умозаключения из области чистой философии отзывался о своей законной супруге так: «Я люблю ее за то, что она похожа на лучшую из женщин». Как известно, Гегель во многом развил теорию Канта, согласно которой именно интерпретация создает ту или иную действительность. Истолкование фактического одиночества делает его утратой и отвержением или же даром и благословением. Обретение основания в себе, необходимого для всякой деятельности, тем более для серьезной духовной практики, крайне редко бывает одноактовым, но почти всегда происходит как некий процесс. Напомним, что в тантрической традиции полное равновесие духа и тела обозначено термином самараса – единовкусие.

Практически, интериоризация ритуала жертвоприношения, приводящая к жертвованию низших желаний в огонь высших устремлений, приводит к состоянию самарасы. Другое дело, что развитие самих практик заняло не одно столетие, а воспроизведение их в своем собственном подвижничестве может занять не одно воплощение. Вот почему отчаяние почитается за самый смертный грех – это та самая прискорбная смена души ранее смены тела, которая лишает душу постоянства в развитии. На самом банальном уровне нужно просто перестать «хвататься» за кого-то не «испробовав» самого себя в одиночестве. Ведь большинство человеческих существ, особенно женщин, даже не задерживается в бытии самом-по-себе, а едва лишившись одних отношений с головой бросается в любые другие. Но без рефлективного установления самостности в промежутке между связями можно не сомневаться, что следующая связь будет воспроизводить предыдущую.

Если данные практики используются не ради устойчивости в санньясе и духовном росте, а просто для обретения целостности, позволяющей не терять себя в отношениях, то исходно следует делать акцент на развитие формы, а не содержания. Важно не просто уверенно проводить одну и ту же стратегию поведения последовательно во всех отношениях, пока, наконец, не найдется «адекватный партнер». Необходимо развивать саму «стратегию», то есть совершенствовать форму отношений, и именно для этого нужно вполне сознательно преобразовывать собственную структуру. Периоды одиночества представляются здесь незаменимыми, поэтому их желательно использовать по назначению, если они вдруг сами собой образуются – независимо от продолжительности. Одиночество длиною в год может быть столь же плодотворно, сколь и пожизненная санньяса. Дело не в том, что делать (пребывать в одиночестве), а как делать (обретать целостность).

Антон Павлович Чехов создал замечательное произведение на тему женских страданий: сюжет рассказа связан с банальнейшим переживанием по поводу измены мужа. Во время проведения приема гостей жена получает достоверное известие о том, что муж завел на курорте любовницу. Не имея возможности распустить вечеринку, она находит мужество продолжать улыбаться и отвечать на вопросы, ничем не выдавая внутреннего состояния, которое граничит с неподдельной истерикой. Горделиво вышагивая по гостинной плавной походкой, она непрерывно силится осознать реальность мысли, фонящей вторым планом в ее уме: «А он сейчас с ней…». Вечер затягивается, силы несчастной страдалицы на исходе, и, одновременно не уставая восхищаться собственной стойкостью, она ждет-не-дождется того момента, когда наконец-то остается одна и упадет в кресла, заливаясь слезами. Автор же тяжело вздыхает на последней фразе: «Черт знает на что идет силища!».

Подобные ситуации склонны создавать себе и сами авторы, причем на всю жизнь. Судьба «властителя дум» Тургенева, обремененного пожизненной славой, имела потрясающую личную изнанку. Неиссякаемая любовь к прославленной актрисе Полине Виардо, бывшей замужем, превратила его в вечного «друга семьи». Играя столь трагическую роль, он так и не стал жениться, но в его дневниках после смерти обнаружились иные откровения. Без всякой связи с объектом своего бесконечного поклонения он писал вообще: «Я отдал бы весь свой гений и всю свою славу только за то, чтобы где-нибудь на свете была женщина, которую волновало бы, опоздаю я к обеду или нет». Просто женщина. Скорее всего, сам он принимал подобные излияния за минуты слабости – таков был его сознательный выбор, который существенно повлиял на становление его творчества в смысле неиссякаемого источника энергии. Считать ли «автора судьбы» жертвой сублимации?

Из стремнины одиночества подчас сложно, а порой и невозможно выйти, ибо сублимация действительно обладает вполне «наркотическим» эффектом, если она остается на уровне творческой самореализации, не переходя на уровень духовной практики. В отличие от русского писателя, Кафка так и не смог жениться по взаимной любви, превратив в сущий ад для обоих несовместимо-совместную жизнь. В одном из последних «отказных» писем он в отчаянии заключил: «На всем свете не было женщины, за которую стражались бы столько, сколько я сражался за тебя с самим собой». А в дневниках были и более ясные признания: «Коитус – как кара за счастье быть вместе…» Творчество всегда остается лишь незавершенным жертвоприношением, ибо не вовлекает всего человека на всех уровнях, поэтому он оказывается раздираем противоречиями. На духовном уровне противоречия снимаются – святой способен жить безупречно и отдельно, и совместно.

Религиозность составляет очередную ступень сублимации между творчеством и духовной реализацией, если подразумевать веру в чистом виде, без определенной последовательной практики, заведомо не достигающую святости. Библейское жертвоприношение Авраамом своего сына по воле Господа завершилось тем, что с занесенным ножом он увидел краем глаза уготованного для заклания агнца – жертва сыном была отменена в силу готовности ее принести. На «абсурде веры» построил отношения с любимой женщиной основатель экзистенциальной философии Кьеркьегор. Сюжет с неожиданным отказом от невесты в день бракосочетания стал жестом жертвоприношения, после которого он всю оставшуюся жизнь веровал, что Господь не примет этой жертвы, и он «получит» свою невесту в жены. Кьеркьегор умер в одиночестве, а узнав его историю до конца некто заметил с нарочитой мрачностью: «Вот поэтому я атеист!». Впрочем, довольно лирики…

Творческая сублимация происходит бессознательным образом и почти всегда обусловлена наличием объекта неразделенной любви. Как сетовал один из классиков «серебряного века» русской поэзии, «от счастливой любви много стихов не напишешь». Большинство писателей всегда были одиноки в негативном смысле, страдая и перебарывая самих себя. Религиозные подвижники же изначально исключают вообще всякие личные отношения, всецело погружаясь в поклонение Богу, который один составляет средоточие всех чувств и помыслов. Разумеется, здесь тоже не обходится без борьбы «с демоном блуда», но она носит не личный характер, а поддерживается господней милостью и эгрегором традиции. В целом, духовная сублимация имеет положительный смысл, ибо уединение наполнено не терзаниями, а блаженством и любовью. Возвратным образом эта любовь распространяется через подвижника на всех людей – он способен даже «спать с прокаженным».

Наряду с подобной «ровностью» в обращении с ближними у-единение неизменно остается предпочительнее, ибо чувство единения с всеобщим не нарушается сужением до частного, а блаженство ничем не ограничивается. Как известно, логическим определением всякого страдания выступает именно внешне налагаемое ограничение. Индийцы любят притчу о том, как некая англичанка разыскала в безлюдном высокогорье уединенного санньясина и принялась уговаривать его поехать вместе с ней в Англию. Поначалу она увещевала так: «Свами-джи, я покажу тебе Лондон…». Подвижник взглянул на нее удивленно и ответил: «Мадам, я сам – Лондон!». Однако она не унималась: «Неужели тебе здесь не одиноко?». Не будучи обремененным никаким этикетом вежливости, отшельник сурово ответствовал: «Пока ты здесь, мне и впрямь одиноко…». Наверное, это наилучшее отличие одиночества от уединения, выражающееся через частность или всеобщность самосознания.

Переживание взаимной любви к Богу оказывается несказанно сильнее всякого «слишком человеческого» чувства, безвозвратно отметая мирские помыслы о «женитьбе» даже у совсем юных монастырских послушников. Так, именно несказанная любовь к Господу привела Старца Силуана на Афон сразу после воинской службы, и потрясение от осияния божественной любовью было столь велико, что всю оставшуюся жизнь он молил Господа нипочем не отнимать от него великой любви. В последние годы должность монастырского эконома возволяла ему проводить почти все время в полном затворничестве, которое он посвящал непрерывному бдению и молитве. Найденные после его смерти записки в келье полны и моления за то, чтобы Господь даровал всем людям познать благодать, и упоения превеликой радостью от близости к нему: «Я сижу в келии своей, как в чертоге – в мире и любви, и пишу. Но когда приходит бо(льшая благодать, я не могу писать…»

Брак или безбрачие – выбор личный. То и другое может стать как благословением, так и проклятием. В буддизме поступают достаточно мудро, позволяя принимать монашество по обету на определенный срок, например, на год. Подобной тактики придерживаются в Бихарской школе йоги, введя достаточно нетрадиционную для веданты карма-санньясу – так называемое «монашество в миру». Точно так же дело обстоит и с сублимационными практиками. По выражению даосского мастера, не следует принимать практику за некий «ключик», которым открывается заветная дверца. Неизбежно существует некий процесс взаимодействия с практикой как определенной структурой или сознательной сущностью. Точнейшим критерием для оценки верности избранной тактики выступает переживание уединения в положительном, а не отрицательном смысле – как неиссякаемого источника для расширения собственного самосознания в любовном блаженствовании.

(Марина Цветаева – Наполеону Банопарту)

Заключение. Андрогины

Миф о Гермафродите лежит у истоков западной культуры. Это древний греческий миф, представляющий язычество, позднее «подавленное» высокодуховным христианством. Все на свете можно опошлить, и в данном отношении Гермафродиту крайне не повезло, а ведь изначально это воплощение божественной любви. В греческой мифологии Гермафродит сын Гермеса и Афродиты, внук самого Зевса, который воспитывался наядами на высокой горе. Златокудрый юноша необычайной красоты после отправился в странствие и, купаясь в источнике, возбудил страстную любовь Салмакиды, нимфы этого ключа. Но ее мольба о взаимности не нашла отклика, а лишь испугала не ведавшего любви юношу, и безутешная нимфа попросила богов о вечном единении с любимым. Боги слили ее с Гермафродитом в единое двуполое существо, и он стал одновременно мужчиной и женщиной. В последние века до новой эры культ Гермафродита был популярен среди народа.

Этот миф перекликается с другим греческим языческим мифом о двуполых существах, которых называли андрогинами. По древнему орфическому мифу, воспроизведенному в диалоге Платона «Пир», предки людей, имевшие по два лица, четыре руки, четыре ноги, были трех родов: мужчины, женщины и андрогины, обладавшие признаками обоих полов. Зевс наказал перволюдей за гордость, разрубив каждого вдоль, повернув лица и половые органы в сторону разреза. Люди ищут утраченную половину, а когда они встречаются, возникает эрос (любовь). Но дети рождается только от разнополых половин – потомков андрогинов. Черты двуполости присутствуют в иконографии и других богов, например, бородатая Афродита и Афродита с мужскими половыми органами. Все подобные идеи на Западе были вытеснены в христианский период, но они лежат в основе «коллективного бессознательного», тяготеющего к сходным восточным представлениям.

Боги как высшие существа часто наделялись двуполостью в отличие от «ущербных» людей, страдающих от недостаточности собственной природы и нуждающихся в другом человеке для воссоздания собственной целостности. Отсюда происходит также обрядовая практика «перемены пола» (травестизм), ставящая целью повысить магическую потенцию человека. К этой идее восзводятся и обычаи религиозной кастрации и самокастрации, с ней связана австралийская субинцизия – обрядовое уподобление мужчины андрогину. В итоге, всякая духовная практика, развивавшаяся путем интериоризации из ритуальной практики, отражает «обратный процесс» восстановления утраченной двуполости богов или перволюдей. Ритуальная мастурбация в тантризме выступает неким промежуточным этапом возведения сексуальной практики в степень божественной самодостаточности. Это не самоцель, а определенный шаг на пути самопознания и самореализации.

В данном контексте необходимо в заключение еще раз подчеркнуть отличие мастурбации от ритуальной практики самоудовлетворения. Обычная мастурбация «социально опасна», ибо она замыкает человека в себе, лишает его связи с другими людьми, ограничивая своей индивидуальностью. Ритуальная практика позволяет самоудовлетворение именно потому, что здесь единичное возводится во всеобщее. Человек оказывается не «меньше» общества, оставаясь неким аутсайдером, а несравненно «глобальнее» общества, переходя к общению с богами и воплощая собою совершенное существо. Даосы утверждают, что в любом теле есть инь (женская энергия) и ян (мужская энергия). Тантристы допускают «секс с богами», и в его процессе преображается тело практикующего. Христиане считают душу бесполой, а еврейский богослов Маймонид полагал, что в библейском сотворении Евы из ребра Адама отразился тот самый миф о первоначальной двуполости первых людей.

Приложение. Сексология

Как отмечалось, западная сексология уже признала мастурбацию вполне законной формой сексуальной активности, которая не относится к разряду сексопатологии. Таким образом, восточные практики сублимации на основе самоудовлетворения находят подготовленную почву на Западе. Кроме того, стараниями З. Фрейда практически каждый образованный человек сознает, что любая творческая и духовная деятельность энергетизируется путем сублимации сексуальной энергии. Тем самым, признание естественной сублимации тоже уже произошло даже в массовом сознании западного обывателя. В терминах повышения сексуальной культуры можно отметить, что восточный подход составляет недостающее звено между этими двумя достижениями научной сексологии. А именно, сделать процесс сублимации осознанно управляемым и технически оснащенным, чтобы его можно было преднамеренно производить если не всегда, то на избранный период времени.

С этой целью имеет смысл привести здесь стилистически адаптированный пересказ двух глав из труда У. Мастерса «Основы сексологии», поскольку он является одним из самых авторитетных и суммирует заключения многих специалистов. Первая глава посвящена краткой истории изуверской борьбы с мастурбацией в средневековье и особенно в XIX в., когда она превратилась из моральной в медицинскую проблему. Этот жутковатый экскурс ясно показывает, что безумные меры борьбы против мастурбации, вызванные простым страхом от непонимания происходящего процесса и производимых им результатов, на самом деле, намного опаснее и вреднее, нежели мастурбация сама по себе. Готовность кастрировать пациента, лишь бы он не мастурбировал, представляется неоправданно жестокой мерой целительства. Ведь при наличии органов есть шансы на выздоровление, тогда как при их отсутствии оздоравливать уже в буквальном смысле нечего.

Вторая глава этого труда посвящена изложению современных взглядов на мастурбацию. К ее достоинствам относятся обстоятельные разъяснения по поводу большинства обычно приводимых аргументов против мастурбации. Поскольку здесь высказывается позиция большинства сексологов, приведение этой главы избавляет нас от необходимости искать собственные аргументы и дает авторитетную медицинскую поддержку. Ценность данного авторитетного свидетельства состоит исключительно в принципиальной допустимости самоудовлетворения. Однако мы снова должны подчеркнуть, восточные одиночные практики ничуть не ограничиваются стадией сексуального удовлетворения, а возводят все процессы на уровень духовной самодостаточности. А значит, достижения современной сексологии с позиций древней духовной культуры необходимы, но не достаточны. Можно не сомневаться, что эта новая западная наука многое возьмет из опыта Востока.

Конечно, на социальном уровне перспективы введения данного проекта могут оказаться утопическими, тем не менее, стоит перечислить все тенденции решения проблем после овладения культурой сублимации на соответствующем уровне. Во-первых, сократится число пациентов венерических лечебниц и женщин, делающих аборты. Во-вторых, явно снизится опасность совершения насилия из-за бесконтрольных страстей, что сократит криминальную статистику. В-третьих, улучшится эмоциональный климат по причине снижения «беспричинных» истерии у женщин и гнева у мужчин, что приведет скорее к снижению феномена «отчужденности», нежели наоборот. В-четвертых, повысится общий интеллектуальный уровень населения и творческий потенциал народа. В-пятых, духовно ищущие получат возможность избежать «борьбы со страстями» и связанного с ней риска психических расстройств, а также избежать злоупотреблений сексом в сектах.

Наконец, следует еще раз подчеркнуть, как это делается в приводимом ниже научном труде, что культура сублимации вовсе не предполагает снижение рождаемости, а скорее способствует повышению сексуальной культуры в целом. Однако «планирование семьи», безусловно, обещает стать гораздо более сознательным, в чем перенаселенная планета сейчас отчаянно нуждается. Но оставим пока прогнозы и обратимся к заключениям сексологии на том этапе, на котором она пребывает в реальности.

Происхождение слова мастурбация не вполне ясно, хотя оно существовало еще у древних римлян. Прежде считали, что оно происходит от латинских слов manus (рука) и stupro (осквернять), однако теперь полагают, что у этого слова греческий корень – mezea (гениталии) и оно означает «возбудить гениталии» (Bullough, 1977). Древние греки и римляне относительно редко упоминали мастурбацию, хотя Гиппократ (греческий врач, считающийся отцом медицины) отмечал, что чрезмерная потеря семенной жидкости вызывает истощение (Haller, 1977). Несмотря на то, что в Библии нет ясно выраженного запрета этой формы сексуальной активности, и традиционный иудаизм, и христианская религия считают мастурбацию греховной. Служители церкви называли мастурбацию противоестественным действием, ибо оно не направлено на продолжение рода, а позднее ее стали описывать как «самообман», «самоосквернение», «растление плоти».

Такое отношение к мастурбации во многом связано с работами швейцарского врача С. Тиссо (1728–1797), который стал рассматривать ее как медицинскую проблему и превратил из простого греха в заболевание, требующее лечения. Тиссо полагал, что любая половая активность опасна, поскольку вызывает прилив крови к голове, снижая кровоснабжение других органов, вследствие чего нервы и другие жизненно важные ткани постепенно дегенерируют. В соответствии с уровнем медицинских знаний своего времени он был убежден, что возникающее поражение нервной системы ведет к безумию. Тиссо считал мастурбацию особенно опасной формой сексуальной активности ввиду простоты и возможности начинать заниматься ею в детские годы, когда организм особенно уязвим. Кроме того, испытываемое мастурбатором чувство вины создает дополнительную нагрузку на нервную систему и увеличивает опасность нервных расстройств.

«Доказательства» теории Тиссо нетрудно было найти в психиатрических больницах, где больных либо заставали за занятием мастурбацией, либо они сами признавались в том, что занимаются этим. К тому времени, когда представления Тиссо пересекли Атлантику и распространились в Америке, средний врач был вполне готов верить, что мастурбация ведет к психическим заболеваниям, эпилепсии, угрям, потере веса, снижению умственных способностей, слабости, летаргии и, наконец, к преждевременной смерти. Родители в отчаянии искали способы спасти своих детей от этой напасти. Врачи с удовольствием стремились помочь; ведь в конечном счете долг врача в том и состоял. Была затрачена масса денег и энергии на способы лечения – от хитроумных замков, поясов и других приспособлений, преграждающих доступ к гениталиям, до хирургического лечения, после которого у пациента не оставалось ничего, к чему хотелось бы прикасаться.

В девятнадцатом веке американские медики с жаром боролись с мастурбацией. Битва шла в основном по двум фронтам – диета и физические ограничения. Мастурбаторам (независимо от их пола) запрещали подливы, спиртные напитки, устрицы, соль, перец, рыбу, желе, шоколад, имбирное пиво и кофе, так как считалось, что они раздражают нервную систему и усиливают сексуальное желание. Другие врачи возлагали вину на тесную одежду, на трение о простыни, на прикосновение к гениталиям во время мочеиспускания и при купании детей нянями или родителями. Если после удаления из диеты раздражителей, а из шкафов тесной одежды мастурбация продолжалась, то принимались крутые меры. Врачи предписывали такие способы лечения, как смирительные рубашки на ночь либо обертывание ребенка в холодные влажные простыни, чтобы «остудить» желание, или привязывание рук к кроватке.

Патентное бюро США выдало несколько патентов изобретателям приспособлений, напоминавших средневековые пояса целомудрия, которые не давали детям возможности прикасаться к своим гениталиям. Родители могли запереть эти хитроумные «клетки для гениталий» на замок и спрятать ключ. В начале XX в. в продаже имелись металлические рукавички, удерживавшие маленьких детей от игры со своими гениталиями, а также колокольчики, звеневшие в спальне родителей, когда в кроватке ребенка начиналось движение (Lo Piccolo, Heiman, 1978). Тем, кто искал более кардинальное решение проблемы (все приспособления приходилось снимать на время), врачи предлагали другие методы: пиявки на область гениталий, чтобы отсосать кровь и устранить гиперемию, вызывавшую сексуальное желание; прижигание ткани гениталий электрическим током или раскаленным железом, чтобы убить нервы и снизить чувствительность.

Крайние меры – кастрация и удаление клитора – были очень популярны в 1850-1860-е гг. Медицинские журналы США в середине 1800-х гг. сообщали, что кастрация успешно излечивала психозы. С начала 1900-х гг. американское медицинское общество постепенно стало понимать, что мастурбация не может быть причиной угрей или психоза. Несколько смелых врачей даже рекомендовали женщинам мастурбировать, чтобы снять истерию, а мужчинам заниматься мастурбацией, вместо того чтобы ходить к проституткам с риском заражения венерическими болезнями. Однако в 1930 г., один из авторитетных медиков продолжал предостерегать от опасности «онанизма», таящейся в таких действиях, как лазание по канату или езда на велосипеде. Он настаивал, что это ведет к слабоумию и преждевременной старости, утрате духа, потере памяти, зависимости, раздражительности, апатии, головным болям, невралгиям, ухудшению зрения и т. п. (Scott, 1930).

К тому времени, когда появились отчеты Кинзи (1948, 1953), взгляды на мастурбацию со стороны как общества, так и профессионалов значительно отошли от существовавших в начале нашего века. Однако отголоски прежних представлений сохранились до сих пор: даже сегодня некоторые люди полусерьезно считают, что мастурбация может привести к росту волос на руках или деформации гениталий; другие убеждены, что мастурбация ведет к стерильности, половой дисфункции, утомляемости и потере памяти. Судя по результатам исследований за последние 20 лет к мастурбации стали относиться гораздо спокойнее, чем прежде. По данным Ханта (М. Hunt, 1975), опубликованным в журнале «Плейбой», из шести опрошенных мужчин и женщин в возрасте от 18 до 34 лет только один относился к мастурбации как к чему-то порочному. Среди мужчин и женщин 45 лет и старше примерно одна треть относилась к мастурбации отрицательно.

При опросе 230 студентов и 205 студенток оказалось, что большинству из тех, кто не занимался мастурбацией, просто не хотелось делать это. Среди последних 32 % мужчин и 14 % женщин считали мастурбацию напрасной тратой времени, аморальной или пошлой. Только небольшая доля тех, кто не занимался мастурбацией, называли причиной своего «воздержания» чувство вины, запрет или религиозные убеждения. По данным другого опроса, 40 % немастурбировавших студентов воздерживались от мастурбации, потому что считали ее аморальной (Atwood, Gagnon, 1987). Многих подростков все еще волнуют возможные воздействия мастурбации на их здоровье. Это юмористически описал Филип Рот в своем романе: «К концу первого курса колледжа и первого года мастурбации я вдруг обнаружил на нижней стороне члена небольшое бледное пятнышко… Рак… Но если мне все равно суждено скоро стать трупом, то я буду вести себя по-старому!»