Мертвый разлив Иванов Сергей

3. Жить становится веселей

Подрулив к приземистому круглому зданию, зияющему тёмными провалами, Юля оживлённо покрутила головой, засмеялась.

– Знаешь, что это? – спросила она, распахивая дверцу.

– Догадываюсь.

– Вот умник – всё знает! – Юля устремилась вон из колёсника, бросив через плечо: – Фонарь не забудь.

– Эй, погоди минутку! – воззвал Вадим, загоняя машину в ближайший проходной дворик: почему-то не хотелось оставлять её на виду.

– Ну долго ты? – торопила девочка, в нетерпении постукивая каблучком. – Копуша!

Порывшись в бардачке, Вадим достал фонарик и поспешил за ней. Нагнал Юлю в сумеречном зале, перед входом в сводчатый тоннель, круто уводивший вниз. Так и есть: станция подземки. Давненько он их не навещал.

– А если подъёмник сыпанётся? – поинтересовался Вадим, острым лучом кромсая густую тьму. – Ты бывала здесь?

– В последний раз всё казалось прочным, – сообщила Юля, с опаской вглядываясь в тоннель. – Знаешь что, иди-ка ты вперёд!

– Доверяешь? – Вадим шагнул на ступени, свободной рукой придерживаясь за перила. Сейчас же Юля пристроилась сзади, укрепив цепкие лапки у него на плечах. – Что, котёнок, боязно? Мне рассказывали, как проныры вроде тебя проваливались в таких местах и разбивались вдрызг на шестернях.

– Слушай, заткнись, а? – приглушённо попросила девушка, почти влезая ему на спину. – В случае чего хотя бы сможешь повиснуть на перилах?

– Если они выдержат.

Двое погружались в подземелье всё глубже, и скоро только фонарный луч напоминал им о дневном свете. А уж жарко теперь не было, как будто именно здесь, на глубине, и дожидалась своего часа ночная прохлада, чтобы снова завладеть городом. Притихшая Юлька вскоре перебралась на Вадима целиком, хотя вряд ли это добавило им безопасности.

Они почти достигли основания лестницы, когда внизу вдруг зашлёпали частые шаги, в торопливо нацеленном луче мелькнули быстрые тени. Потом что-то с шумом бултыхнулось в воду и поплескало прочь. Вадим застыл, высвечивая фонарём закоулки. Да, прежде строили с размахом: мрамор, мозаика, барельефы.

Наклонившись, Юля прошептала ему в ухо:

– Что это – крысы? Или обезьяны?

– Или крокодилы, – усмехнулся Вадим. – А что, в прошлый раз подобного не было?

– Тогда мы нагрянули большим весёлым кагалом – где было разглядеть!

– Говорят, здесь поселились изгои – те, кто забрался в подполье совсем глубоко и пропитался тьмой насквозь. Выползают они лишь по ночам и бродят в поисках парного мяса и непослушных, загулявших девочек…

– Фу на тебя!.. Лишь бы поиздеваться.

В нетерпении Юля подпихнула Вадима животом, понукая идти дальше, и в следующую минуту они благополучно завершили спуск. Прямо от ступеней начиналась вода, неподвижная как зеркало. Вадим направил фонарь вниз и сквозь тонкий слой разглядел мраморный пол – по крайней мере, вода не была грязной.

Опершись о его руку, Юля скинула босоножки, затем отработанным махом сдёрнула платье, и конечно, под ним у паршивки не оказалось ни лоскутка. «Блюстителей на неё нет! – со смешком подумал Вадим. – Вообще, наши моралисты заглядывают под юбки вовсе не к тем, к кому следует, – конечно, если допустить, что сие занятие имеет смысл».

Сложив одёжку на перилах, девушка бесстрашно ступила в воду.

– А вон ещё один, – флегматично сообщил Вадим и взмахнул фонариком – тени качнулись. С коротким визгом Юля шарахнулась за его спину. Хмыкнув, Вадим сказал: «Показалось, извини», – и стал раздеваться сам, ухмыляясь на её возмущённую ругань. Не сходя с места, он скрупулёзно обследовал помещение, куда только смог достать фонарь, и лишь затем шагнул с лестницы. Вода оказалась неожиданно тёплой, словно её специально подогрели для купания. Взявшись за руки, голыши-переростки добрели до поездных путей, где дно резко обрывалось в глубину, – отсюда, видимо, и донеслись всплески. И куда же поплыла загадочная живность? Неужто в глубь затопленного тоннеля? А если вода поднимется?

Неожиданно Юля выдернула ладошку и стала погружаться в воду, спускаясь по мраморным ступеням. Улыбнувшись, Вадим выключил фонарь, и на них обрушилась тьма – абсолютная, непроницаемая. С минуту от Юльки не доносилось ни шороха, ни вздоха, затем она слабо пискнула:

– Ну Вадька!..

Сжалясь, он снова зажёг свет и наставительно произнёс:

– Куда ты лезешь всё? А если там сильное течение?

Со вздохом Юля опустилась голой попкой на ступеньки и протянула к нему руку:

– Давай фонарь и плыви сам, если тебе от этого полегчает.

– Тогда свети передо мной.

Первым делом Вадим сплавал ко входу в тоннель и убедился, что путешествовать по нему можно, особенно если плыть по течению – кстати, оно действительно оказалось не слабым. Когда он грёб обратно, Юлька мстительно потушила фонарь, но Вадим уже накрепко запечатлел в памяти здешнюю планировку и даже не стал останавливаться. Так что девушка не выдержала первой: видно, недаром её приветили воображенцы – фантазия у Юльки буйствовала вовсю. Сдавшись, она включила фонарь, невинно поинтересовалась:

– Ну, как там крокодильчики?

Но в следующий миг растерянно ойкнула, потому что Вадима на поверхности не увидала – только круги по воде расходились. А когда он стал всплывать к ней из глубины – неясной, тёмной массой, – с воплем подскочила и шарахнулась от ступенек.

– Шуму от тебя, – вынырнув, посетовал Вадим. – Какие уж тут «крокодильчики»!

– Ну ладно, – дрожащим голоском откликнулась девочка, только что не всхлипывая, – больше никаких шуток, договорились?

– А слушаться будешь?

– Постараюсь, – ответила она честно.

Выбравшись на прохладный воздух, Вадим забрал у неё фонарь и огляделся снова. Во второй руке был зажат увесистый лом, приятно натягивавший мускулы, – собственно, за ним Вадим и нырял, посчитав уместным вооружиться. Хватит с них и абсолютной наготы – в этой «абсолютной темноте» (как певал в его детстве мультяшный светлячок).

– Насколько помню, это узловая станция, – сообщил Вадим. – А вон там переход на соседний перрон, – он указал лучом в конец зала, на широкую лестницу, заворачивающую над путями во тьму. – Прошвырнёмся?

Юля молча кивнула. Тихонько они прошлёпали к ступенькам, поднялись ко входу в просторный тоннель. Раньше, когда тут толпились люди и светило множество ламп, Вадим не так впечатлялся этими помещениями – сейчас они казались творениями циклопов. Сразу от входа тоннель плавно уводил под уклон, а плиты под их голыми подошвами ощущались свежевымытыми, даже влажными, как будто совсем недавно их тоже покрывала вода, – выходит, здесь существовали приливы? И каково тогда приходится местным обитателям?

Впрочем, Вадим по-прежнему не чувствовал никого, хотя в такой темени его сознание с лёгкостью расплывалось вокруг, зондируя пространство на десятки метров. А вот запахи витали здесь странные, совсем не похожие на нежные Юлькины ароматы, вообще не принадлежавшие ни людям, ни знакомому зверью, включая крыс. Тогда кому?

Они уходили во тьму всё дальше, непрерывно шаря перед собой тонким лучом фонаря, словно из опасения перед таившимися в углах призраками. Но темноты от этого не становилось меньше, она сгущалась вокруг чужаков, угрожающе сдавливала, будто в водной глубине, мешала дышать. Теперь Юлька совсем притихла и не отставала от Вадима ни на шаг, для надёжности придерживаясь за его руку – к счастью, не за ту, которая сжимала лом.

Затем тоннель кончился, разделившись на три мостка, переброшенных через здешние поездные пути. А дальше, на затопленный под самые арки перрон, спускались узкие лестницы, выступая над зеркальной гладью верхними ступенями, густо забрызганными влагой и очень скользкими.

Однако вода и тут изумляла уютной теплотой. Без долгих колебаний Вадим начал спускаться в неё, почти неся на отставленной руке Юлю, чтобы та не оступилась на своих маленьких ножках, – когда из глубины затопленного зала донёсся короткий мощный скрежет, морозом резанувший по коже. На крысиный писк это походило не больше, чем львиный рык на кошачье мяуканье. Какой же должна быть такая крыска?

– Там! – сдавленно выкрикнула Юля, ткнув пальцем в сторону, где из воды поднималась очередная мраморная лестница, приглашая к следующему тоннелю. Вадим и сам уже смотрел туда, пытаясь разобраться, не почудилось ли ему шлёпанье быстрых лап и не собственную ли тень он принял за промельк массивной туши, всполошённой фонарным лучом. Если нет, то для таких габаритов зверь производил на удивление мало шума.

– Постереги-ка, – сказал Вадим, прикрепляя фонарь к колонне и нацеливая луч на далёкий тоннель, уводивший, должно быть, ещё глубже под землю, к третьей станции. («Однако сложные тут развязки!») – Раз мы забрались в такую даль, надо с этим разобраться, верно?

Впрочем, то, что он испытывал сейчас, больше походило на низменный азарт охотника, чем на благородный – исследователя. Такая добыча, а? Тьфу!

Не выпуская спасительного лома, Вадим оттолкнулся от ступеней и на боку поплыл вдоль арок, подгребая свободной рукой. Над самой головой сменялись цветистые мозаики на простодушные до кретинизма сюжеты, и по-прежнему не было слышно ничего, кроме опасливого Юлиного дыхания да собственных аккуратных всплесков. Зато Вадим, кажется, уже различал в глубине тоннеля затаившееся чужое сознание, свирепое и голодное. Кто же здесь за кем охотится?

– Меня обожди! – раздался сзади возбуждённый шепоток Юльки, и сразу она бросилась в воду – протестовать было поздно. Фонарик так и остался висеть, подцепленный за присоску, и продолжал гореть, пока девушка плыла к Вадиму – в хорошем, надо заметить, стиле. (Многие ли так умеют сейчас?) Затем, лишь только она приблизилась, погас. И снова Вадим не понял: почудилось ли ему мелькание теней за колонной или там действительно кто-то был? Осторожно он нащупал плечико Юли, подтянул к себе, прошептал на ухо:

– Только тихо! Ничего не случилось, ясно? Держись за меня.

Наверно, предостережение было излишним: девочка страшилась шелохнуться, не то что подать голос. И оторвать её от Вадима теперь будет непросто. Избегая всплесков, он без спешки поплыл назад, буксируя Юлю, пока не коснулся руками ступеней. Долго лежал неподвижно, слушая темноту, затем втянул девушку себе на спину и постепенно, сантиметр за сантиметром, стал выдвигаться из воды – так, чтобы капли стекали по ним без лишнего шума. Столь же осторожно двинулся по ступенькам, после каждого шага застывая и вслушиваясь. Но, как и прежде, не слышал ничего постороннего. Тишина, как и темнота, казалась полной. Ну, с темнотой ещё понятно, но обмануть его слух!.. Кем же это надо быть?

В искомую колонну Вадим ткнулся с первого захода – хотя бы внутренний компас его не подвёл. Но, сколько ни шарил, фонарика не обнаружил – ни на самой колонне, ни вокруг неё. Славненькая шутка! Только сейчас Вадим оценил, насколько зависели они от хлипкого прибора и каким безрассудством было соваться сюда без подстраховки. И кто виноват – Юлька? Самое время это выяснить!..

Сосредоточась, он вызвал из памяти планировку подземных залов, причём представил её столь явственно, что почти увидел вокруг стены – во всяком случае, теперь Вадим в точности знал, где что находится. Свободной ладонью он подцепил девочку под маленькую попку, чтобы не потерять в случае чего, и неслышно двинулся вдоль левой стены, время от времени касаясь её оттопыренным локтем. Лом держал наготове, а голову вместе с торсом развернул, сколько сумел, направо, чтобы обезопасить Юльку и спину. На слух Вадим теперь не полагался, как и на обоняние, зато изо всех сил пытался добавить чувствительности мысле-облаку, до сего дня реагировавшему только на людей. Не пригрезился ж ему тот сгусток свирепости, больше подобавший не крысе, а раззадоренному вепрю или оголодавшей рыси!..

Мысленно Вадим двинулся навстречу преследователю, концентрируясь на своём следе: метр за метром, всё дальше, дальше – пока не вернулся к знакомым ступеням, уводившим под воду. И вот тут они встретились: его загустевшее, подтянутое к далёкой точке сознание и эта загадочная тварь, как раз выбиравшаяся на сушу. Напрягшись, Вадим даже смог её услышать, хотя двигалась тварь с беззвучием тени, как будто ни единая капля не увлеклась следом за ней из воды и сам воздух обтекал её без завихрений. А каждую лапу она не бросала на камень, но ставила, мягко расплющивая подушечки. Подземельная тьма совершенно не стесняла зверя, словно была ему родной, однако ориентировался он не с помощью ультразвука. Тогда как – тоже по памяти? Или по запаху? Или по теплу?

Вадим застыл, направив взгляд к давешней троице мостиков, где на фоне стен уже чудились темнеющие входы, и едва не вскрикнул, вдруг явственно узрев белёсое пятно, наплывавшее из глубины коридора точно светящееся облачко пара. А внутри него Вадим ощутил то голодное неистовство, наводившее трепет.

Однако внешне Вадим был спокоен как робот – именно был, не казался. Драться по-прежнему не хотелось, зато сомнений ему не оставили. Сейчас Вадим хотя бы видел врага – причём по мере приближения в том всё отчётливей проступали детали. Контуром зверь и вправду напоминал крысу – только исполинскую, чудовищную, столько раз пугавшую людей с экранов. Однако крысой не являлся, даже к грызунам не относился, судя по строению кошмарной пасти, – скорее к акулам. А вздыбившаяся шерсть, почти скрывавшая короткие лапы, больше напоминала колючки. Вдобавок и светится, что совсем глупо!

Не обращая внимания на следы, зверь набегал на застывшую парочку по прямой: наверно, уже видел её, а может, обходился слухом, – и с каждой секундой его скорость нарастала, хотя бежать приходилось в гору.

– Кого-то ждём? – прошелестела над ухом Юля. – Ну пошли же, быстрей! На сегодня мне хватит страха.

И только тут Вадим сообразил, что тварь вовсе не светится. Это сам он сумел разглядеть её тепло, нежданно обогатившись новым качеством. А в следующий миг зверь прыгнул с ошеломляющей стремительностью.

Неизвестно, чего ждал он от оцепеневших жертв, но ход был не самый умный. Страшась потревожить Юлю, Вадим даже не пробовал увернуться – только коротко махнул ломом, со всей силой хрястнув зверя поперёк оскаленной морды. И без проблем сбил его на пол: тот оказался много легче, чем следовало из габаритов. На секунду хищник распластался, потрясённый неласковым приёмом, и Вадим испытал мгновенное искушение пригвоздить его к полу. Однако удержался: добивать лежачего – какая низость!.. Снова изготовив лом, он отступил на шаг, ожидая повторного наскока. Но зверь легко вскинулся и с той же скоростью заструился обратно, за время схватки не издав ни звука: тоже, наверно, не хотел пугать Юлю – только загрызть.

Надо признать, на поверку зверь оказался не столь и грозен: возможно, лишь темнота придала ему дерзости. А что ошибку он уяснил с первой попытки, делает честь его смышлёности. Но вот куда он так заспешил – за помощью? И тот впечатляющий скрежет до отвращения походил на призыв. Пожалуй, разумнее было б его добить. Не хватало здесь стаи!..

– Ты чего? – жалобно спросила девочка. – Куда вмазал-то, а? Тут же не было мебели!

Конечно, хруст сокрушаемой морды она расслышала, но остальное осталось за кадром. Всё-таки ужасно быть слепым – в особенности когда некого оседлать.

– Значит, мне показалось, – откликнулся Вадим и зашагал по тоннелю дальше, уже не только помня, но ясно видя – стены, пол, ступени. Тем более, выход из тоннеля всё-таки подсвечивали лучи, проникающие сюда с поверхности. «И что ж это за зверюга? – прикидывал он по пути. Пресловутый мутант? Сколько я знаю, радиация в городе не выходит из нормы. Разве только под землёй она может возрастать (данные отсутствуют). Либо ближе к Бугру – ведь что-то же границу подкрепляет? Спросить бы у контрабандистов. Кстати, слухи о подбугорных чудищах муссируются в Крепости постоянно, но попробуй отыщи в них здравое зерно – при такой-то шумовой завесе! И если чудища существуют, почему не заходят в город? Может, их и выдумали специально: чтоб отпугнуть губернцев от границы?»

В мелководье знакомого зала Вадим вступил, точно в прихожую своего дома, – так потеплело на душе. После недавней тьмы тут действительно показалось светло, и даже Юля немедленно закрутила головой, будто что-то углядела в окрестном сумраке. А сам Вадим с интересом наблюдал, как в нём, за ненадобностью, сужается диапазон воспринимаемого света, словно сдвигаются шторки. Кстати, чтобы включить тепловидение, ему потребовалось полчаса – впрочем, обычное зрение настраивается на темноту не быстрее, так что грех жаловаться.

Не теряя времени, Вадим двинулся к подъёмнику. Против опасений, их одежду не умыкнули, как фонарик: видимо, не очень в ней нуждались. А может, убоялись испытывать терпение пришельцев – те ведь могли оказаться злопамятными. Сграбастав барахло, Вадим стащил со спины упирающуюся девушку и погнал перед собой вверх, к тусклому и далёкому пятнышку света («прекрасное высоко»). Однако на середине лестницы устроил привал, чтобы нарядиться по всей форме, – и Юлю тоже вынудил одеться, ибо впереди ощутил неладное. Или просто учуял – едкий дух пота, становившийся явственней с каждой ступенькой. Запах был многослоен, от застарелого до свежего, к тому же исходил от мужчины, к тому же – не от одного. Но и не от многих, насколько Вадим в этом разбирался. Иначе он просто бы повернул назад – в надежде, что бесплотные обитатели тоннелей не нападут и при втором визите, а крысы не подходят к поверхности близко.

Плохо, что ему надо так же долго настраиваться на драку, как на темноту, – что за инерция, в самом деле? Пока приходит злость, пока вздуваются мускулы и наливаются тяжестью кулаки, уже всё заканчивается. А Вадим так и остаётся с разбитой физиономией, в лучшем случае. И ладно бы он боялся – ещё понятно. Так нет, просто такой телок смирный!

«Предчувствия его не обманули»: опершись кожаными задами о сиденья стареньких двуколёсников, выход перегораживала пара скучающих патрульных, после наружной жары обсыхавшая в прохладной тени вестибюля. Маленькая, а всё же свора.

– Ага, – удовлетворённо проговорил один, – вот и дождались! Ну-ка, ну-ка, кого мы поимеем сегодня?

Мясистой складчатой физиономией он походил на мопса – как и широкой слюнявой ухмылкой. Оба блюстителя были ражими детинами, как на подбор (собственно, почему «как»), – однако рыхлыми. В отличие от репрессоров, блюстителям не полагались огнестрелы. И слава богу, иначе, в избытке рвения, они попытались бы укоротить крутарей, и тогда в городе такое бы началось!.. Зато у каждого, в дополнение к пластиковым латам, имелись железорезиновые дубинки либо нунчаки, коими блюстители, если подворачивался случай, охотно крушили рёбра и сминали черепа злосчастным неслухам. Другое дело, что владеть этим оружием они не очень умели. Как и с крутарями, задираться с ними было опасно: всего и разница, что их стая крупнее любой из городских банд, а проку от каждого – меньше. В безлюдных местах с ними и вовсе не стоило встречаться: кому потом чего докажешь? Вадим подозревал, что в патрульные специально набирали патологических агрессоров с предельно узким кругом подобия – проще говоря, психопатов. Но при этом крупных и крепких, с навыками уличных мордобоев и – «не из нашего района». То есть, судя по всему, почти все они были пришлыми, навербованными по стране перед самым Отделением, – не из уголовников ли?

До сих пор Вадиму удавалось избегать стычек с этими овчарками Крепости, часто балансируя на самом краю, – но всякое везение когда-то кончается. Тем более, сегодня инициатива явно принадлежала не ему. Сколько раз говорено: не ходи на поводу у женщин! Особенно – у таких нахальных. Ну, кто начнёт?

– В чём дело? – осведомилась Юля. – Мы никого не вызывали!

Для тренированного уха это прозвучало бы убедительно, однако сия окраинная парочка вряд ли привыкла вникать в тонкости. К тому же хозяевами здесь были блюстители, и кто мог предсказать, как обошлись бы они с самим Первым, окажись с ним наедине.

– Гля, а она юморная! – восхитился первый. – Люблю заводных!

– Освободите проход, – распорядилась Юля уже с лёгкой досадой. – Не нашли другого места для стоянки?

Блюстители переглянулись, расплылись в свирепых ухмылках.

– Девочка, псов лучше не дразнить, – пробормотал Вадим еле слышно, хотя уже не верил в благополучный исход. Наверняка эти ухари из тех, кто открытые девицами плечи и коленки понимает как приглашение. А уж если всплывёт отсутствие трусиков!.. Одного Вадима ещё могли отпустить, предварительно отдубасив, – но не с таким лакомым кусочком.

– Чего их слушать? – огрызнулась Юля. – Тоже, начальство! Мой папенька их в порошок сотрёт.

– Если узнает.

– Что? – удивилась она. – Ты о чём?

– О том, что запугать блюстов пытается каждая третья, и к таким у них особый счёт. Эти ребята слишком глупы, чтобы учитывать малые вероятности, но потом готовы на всё, лишь бы оплошность не всплыла!

«Вплоть до убийства, – добавил Вадим мысленно. – Чтобы потом самим же его и «раскрыть», навесив на какого-нибудь бедолагу. Например, на меня».

– Чего шепчетесь, козлики? – поинтересовался старший патрульный. – Мне что, повторять? Ну-ка, двигай сюда!

– Мы трогали вас? – с вызовом спросила Юля. – Или кого-то ещё? Чего бы вам не отправиться ловить мясорубов, а не вязаться к порядочным гражданам!..

Блюститель ухмыльнулся с таким неподдельным весельем, что у Вадима мороз пробежал по коже. Плохой признак: он даже не оскорбился – словно заранее уверен в расчёте. Не спеша патрульный извлёк из-за пояса нунчаки и рассеянно покрутил ими вперёд-назад, со свистом рассекая воздух.

– Ко мне! – негромко скомандовал он. – Бегом – арш! – Похоже, ещё не забыл армейскую выучку. Не то вполне мог бы потребовать: «К ноге!» – затем прибавить: «Ползком, с-смерды!» И многие осмелились бы возразить?

По первому порыву Вадиму загорелось звездануть мерзавцу в ухо. По второму, впрочем, тоже, однако он давно научился не поддаваться порывам.

– Чего скис? – гневно прошипела девочка Вадиму на ухо. – Любой из моих гардейцев уделал бы этих клоунов за минуту, а в тебе здоровья на троих!

– Милая, это здоровье для себя, а не против других, – возразил он уныло. – К тому же я-то не на твоей службе!

– Считай, я тебя наняла!

– Да? – Вадим тягостно вздохнул. – А ты в своём праве?

«Если и нет, что это меняет? – подумал он. – Похоже, речь пойдёт о наших жизнях – разве такого морального обоснования не достаточно?»

– Пошли, – шепнул Вадим. – Всё – теперь подчиняйся!

Понурясь, он с видимой опаской одолел последние ступеньки, придерживая Юлю за локоток. И только шагнул с эскалатора, как отпихнул её в сторону и рывком забросил руки за поясницу, будто решился выхватить огнестрел. Поигрывающий нунчаками, насторожённый блюститель стоял в двух шагах от Вадима, и его рефлекс включился безотказно – хотя бы на таком уровне их выдрессировали. Свирепо крякнув, блюст рванулся вперёд, на выпаде отчаянно хлестнув цепами. Такой удар вполне мог проломить Вадиму голову, но ему хватило короткого шажка в сторону, чтобы убраться с линии атаки, и не слишком сильного рывка за проносившуюся мимо руку, чтобы добавить блюстителю скорости. И тот благополучно посыпался по ступеням, «изрыгая проклятья». Судя по энергичности выкриков, такой спуск не оказался для него чрезмерен. Подавив желание оглянуться, Вадим шагнул на второго патрульного, по-прежнему держа руку за спиной.

– Блефуешь, – сипло произнёс тот, шаря по нему глазами. – Падла, нет у тебя ничего!

– Проверим? – спросил Вадим, снова имитируя горловое рыканье крутарей. – Ну, давай!..

Нехотя блюститель двинулся на него, и тогда Вадим выбросил спрятанную руку вперёд, вынудив противника отшатнуться с удивлённой руганью: в ней обнаружились нунчаки – те самые, которыми Вадиму норовили сокрушить череп. Не давая патрульному опомниться, он с небрежной грацией мастера побросал нунчаки вокруг себя, почти не прерывая их устрашающего свиста. И демонстрация возымела действие: блюститель попятился, наконец уяснив, что здесь-то ему ничего не светит.

– Мы ещё подловим тебя, – бессильно пригрозил он. – Жди, коз-зёл!

– Спасибо за транспорт, пёс смердячий, – в тон ему откликнулся Вадим, седлая машину. – Каждой паре – по твари, то бишь по колёснику. Справедливо?

Патрульный промолчал, опасаясь, видимо, усугубления конфликта.

По короткой дуге Вадим подкатил к Юле, и та молча примостилась у него за спиной. Места хватило вполне – всё же зады у блюстителей были обширными. Для очистки совести Вадим подождал, пока над ступеньками покажется голова второго патрульного, по-прежнему сыплющего матом. Затем газанул, взметнув машину на дыбы, и лихо, на заднем колесе, вылетел из метро. Ещё одна демонстрация, напоследок, – уж это мы «могём»!

– Запомнил номера? – мстительно спросила Юля. – Хотя их и по колёснику сыщут. Ну я устрою им, клянусь папой!..

– Выбрось из головы, – посоветовал Вадим. – Лучше не возбухать – мне, во всяком случае. Если этих приструнят, другие так меня уделают!..

– Но ты ж у меня в гардейцах? – напомнила девочка. – Я тебя наняла!

– Всё, я уволился, – объявил Вадим. – К твоему сведению, я подписываюсь только на разовые поручения.

– Всё равно с ним посчитаюсь, – проворчала она.

– С кем?

– С этим вислогубым.

– Ну чего ты завелась? Подумаешь, на неё косо посмотрели!

– И ещё – обозвал.

– Ну да, «козочкой»!

– «Козликом», – поправила Юля, – как и тебя.

– За что и пересчитал с десяток ступеней – мало тебе? Ну, давай вернёмся и ты тоже его как-нибудь заклеймишь, для равновесия. Легче тебе станет? Или за покушение на священную особу полагается усечение головы?

– Члена, – буркнула девочка. – Чтоб в другой раз неповадно было.

– Пойми, милая, – сказал Вадим, – это даже не псы, коим довольно хозяйского окрика. Это – едва приручённые гиены. А значит, наказывать их себе дороже. Нападают они стаей, а такие мощные челюсти мало где сыщешь. Их даже львы опасаются.

– А всё же ты умеешь драться! – воспламеняясь, вспомнила Юля. – Как он посыпался, а?

– Тоже, нашла драчуна! – с пренебрежением фыркнул он. – Пустил пыль в глаза – всего и дел. Один оступился, другой испугался. Ты не видела настоящих бойцов!

Круто повернув, Вадим на инерции докатился до дворика, где их ждал «бегунок», затормозил. Не теряя времени, они перебрались в знакомую кабину и скромненько, на самых малых газах, двинулись в противную от станции сторону, постепенно набирая скорость. Недавнее Юлино возбуждение пошло на спад, быстро сменяясь апатией: слишком много переживаний для одного дня. Когда Вадим доставил её домой, она даже не настаивала на продолжении вечера, едва не заснув прямо в лифте, у него на руках.

Уложив девочку на диван, он тихонько убрался и без спешки потрусил краем тротуара в привычные края, подальше от странных блоков Центра. Бог знает почему, но ни постовые, ни встречаемые время от времени патрули к нему не вязались (будто прослышали про его сегодняшние ухарства). Наверно, нюх у них и вправду собачий, если они издали чуяли теперешнюю взведённость Вадима.

Минуя затенённый парчок, уже перед самой общагой, он услышал опасливый, едва различимый мяв, похожий на деликатный оклик, и притормозил, заинтересованно озираясь. Мяв повторился – на этот раз Вадим поймал направление и повернулся к древнему дереву, раскорячившемуся неподалёку. Пушистый тёмно-дымчатый кот с белой грудкой и посеревшими от городской пыли чулочками возлежал на просторной развилке и загадочно смотрел на него, мерцая круглыми глазами. Казался он домашним, даже ухоженным, хотя на самом деле который месяц слонялся по помойкам да подвалам, отсыпаясь где придётся. И только редкая насторожённость позволила коту уцелеть при нынешних строгостях. Однако Вадиму он почему-то доверял и даже, видимо, числил того в приятелях. Вадим тоже к котейке благоволил, особенно ценя в нём ласковый нрав, довольно странный для хищника. Даже именем его наделил: Жофрей, – в память о давнем фильме. Котейка не возражал.

– Привет, блохастик! – отозвался Вадим и, приблизясь, стал энергично скрести коту щёки, сразу с обеих сторон. Вытягивая шею, тот сам налегал мордой на пальцы, будто хотел прижать их к дереву, и урчал от удовольствия, точно крохотный трактор.

– Что ли, познакомить тебя с моим мышом? – спросил Вадим. – Тебе-то он понравится, но вот ты ему… Н-да.

Он достал из кармана котлету из столовского рациона, специально припасённую для хвостатого знакомца, и стал кормить Жофрея с руки, отламывая по кусочку, – так тому было вкуснее.

Когда-то Вадим сокрушался, что не может подбирать по улицам бездомных собак и кошек, а особенно жалел сирот-котят, доверчивых и беззащитных, редко доживавших до зрелости. Теперь проблему наконец разрешили – как водится, засучив рукава и навалясь всем миром. После соответствующей агиткампании и подключения добровольцев в Крепости пропала вся бесхозная живность: собаки, кошки, птицы, – даже на крыс нашли управу, чего до сих пор не удавалось никому. Как будто высвобождали нишу для чего-то иного, менее привычного и приручённого, – от подобных затей Вадим давно не ждал хорошего.

– Кому б ты мешал, а? – негромко приговаривал Вадим, поглядывая по сторонам. – Ни шума от тебя, ни грязи – один уют. Так нет же, невзлюбили вас наверху, и понеслось – кампании, облавы, запреты… Может, кто из Глав в детстве котов по чердакам вешал, как думаешь? И вот теперь дорвался, развернулся в масштабе Крепости… Дурость и мерзость!

Однако котейку эти проблемы, похоже, не заботили, сейчас ему следовало думать о выживании. Получив свою дозу ласки и угощение, он поспешил убраться к ближайшему брошенному дому, где, видимо, и проживал последнее время. Облокотясь на развилку, Вадим проводил взглядом его лёгкую, несущуюся галопом фигурку, пока котейка не скрылся в подъезде, и только затем направился к себе.

В двери ждала записка от Алисы – привычного уже содержания, хотя из последних, по всей видимости. Через неделю-полторы свежеиспечённый отец с супругой (мать?) переберётся в престижный Центр, куда закрыт ход старым приятелям и где массажисты положены по рангу, а не по дружбе. И славу богу, пора завязывать с этим утончённым мазохизмом! Всё равно настоящей радости он не приносит. «Пожалуй, под занавес стоит проявить характер, – подумал Вадим. – Ну хоть один гребок против течения! Не пойду, а?»

И тут, словно для поддержки, к нему заявился Тим, потрясая пакетиком с мармеладом: «Чай хочу!» Как и Вадим, он питал слабость к сладостям и вкусностям, к хорошим напиткам и застольным беседам. А отказывать себе не привык – ни в чём.

– Как поживает твой крыс? – первым делом осведомился гость.

– Бог с тобой, Тим, какой из него «крыс»? Он же чуть поболе таракана!

– Надо ж как-то польстить хозяину, чтобы не скупился на угощение, – пояснил тот. – Эй, а откуда здесь столько пара?

– Воду грею – для помывки.

– Повезло тебе с чаном, – который раз позавидовал Тим. – Теперь таких не производят.

– Тебе-то зачем? – усмехнулся Вадим. – Всё равно же не поднимешь.

– Мне и воды требуется вполовину – уж как-нибудь!..

– А не проще стать как все? Посещать общественные бани – хорошо, если раз в неделю.

– Ага, щас! – сказал Тим. – Вот если б меня с детства не приучили мыться каждый день, насколько легче бы жилось, а?

– Не с моим обонянием. Впрочем, человек ко всему привыкает – и гораздо быстрее, чем ты думаешь. «Мало грязи – не видно, много – сама осыпется».

– Во-первых, думаю я не так медленно, – возразил спец. – Во-вторых, мы и так свыклись со слишком многим. Хотя бы оставьте за мной право ходить чистым!

– И голым?

– Что?

– Чистота вообще противоречит христианским традициям, как и нагота. Это в последние века люди пошли на поводу.

– Ты ещё о монголах вспомни!

– Кожа должна быть закрыта – хотя бы грязью. Иначе открывается доступ ереси.

– Что ты несёшь, Вадик? – возмутился Тим. – «Чистота – залог здоровья», а вовсе не колдовства!

– Одно другому не помеха. Но вот среди моих знакомых ведьм нет ни единой грязнули. И наоборот.

– Да, – признал Тим, – тут возразить нечего. Конечно, если ты не путаешь ведьм со стервами. Понимаешь, тут есть одна тонкость…

– Пока не разогнался, козлик, лучше смени тему.

– Запросто, – сказал тот. – Ты чего сегодня с Марком сцепился, пацифист недорезанный?

– «Но разведка доложила точно…»

– Чтоб ты знал, Руфь меня любит, – похвастался Тим. – В отличие от тебя.

– Да уж, мне-то за что тебя любить?

– Тебя она не любит, трепло! Так ты опять решил попысать против ветра?

– Как раз наоборот.

– Ну да, про «висельника» и «верёвку» я уже наслышан. Только зачем об этом Марку-то говорить?

– Чтоб от задания отбрыкаться.

– Чистеньким хочешь быть?

– Хочу, – подтвердил Вадим. – Это плохо?

– Ты заметил, – хихикнул Тим, – мы опять съехали на чистоту? К чему бы?

– Всё к тому же.

– Ах да, что-то там про «чистые руки», «горячее сердце» и «холодную голову». Это не какой-нибудь кулинарный рецепт?

– Это девиз магов.

– Я думал – чекистов. И порешили под эти словеса столько народу!.. Неудобно как-то получилось, верно?

– Да уж…

– И всё-таки я скучаю по прежним временам.