Код Рублева Грановская Евгения

Мужчина остановился, удивленно посмотрел на Марго, затем перевел взгляд на протянутую руку.

– Вечер добрый, – пробасил он, неуверенно пожимая пальцы Марго своей огромной, неуклюжей лапой. – А вы, простите…

– Красивая собачка, – сказала Марго, глядя на пятнистого пса, с любопытством обнюхивающего ее ногу. – Это ведь далматинец?

Толстяк с любовью посмотрел на пса и широко улыбнулся:

– О да! Далматинец чистейшей воды!

– Забавный окрас, – сказала Марго. – В детстве у меня была такая же шубка – белая, с черными пятнами.

Толстяк нахмурился.

– Милая девушка, – снова забасил он, но уже далеко не так приветливо, как вначале, – возможно, мы знакомы, но я…

– Профессор Белкин, если не ошибаюсь? – услышал он над самым ухом и повернул голову.

При виде человека в рясе лицо толстяка стало еще более удивленным.

– Доцент Белкин, – поправил он. – А вы…

– Дьякон Андрей Берсенев. Мы с вами встречались на конференции в Калуге.

– Дьякон?.. А, да-да! – На пухлых губах толстяка появилась неуверенная улыбка. Он пристально вгляделся в лицо отца Андрея и облегченно вздохнул: – Теперь я вас действительно вспомнил. Это ведь вы читали доклад о раскопках на Кобяковском городище?

– Было дело, – сказал отец Андрей.

– Кхе-х! Ваша дискуссия с профессором Миллером была на редкость интересной! Хотя, как человек науки, должен сказать, что от ваших утверждений попахивает средневековой ересью. Простите, что не узнал вас сразу – все моя проклятая рассеянность. Представьте себе, сегодня утром, отправляясь на семинар, я перепутал аудитории. Аудитория пуста, как Царь-колокол, голова тяжелая – как чугунное ядро возле Царь-пушки. К тому же перед глазами все плывет. Нелепейшая ситуация! Сказать по правде, я почти запаниковал!

– Да что вы!

– Честное слово!

Отец Андрей и толстяк рассмеялись.

– Ну и как ваши дела? – поинтересовался дьякон.

– Чудесно, чудесно!

Марго кашлянула в кулак. Толстяк вздрогнул и испуганно на нее посмотрел.

– А что же, – пробормотал он, слегка наклоняясь к дьякону, – эта странная девушка с вами?

– Со мной, – кивнул отец Андрей.

Несколько секунд толстяк недоверчиво таращился на Марго, затем, будучи, видимо, по натуре человеком незлобивым и добродушным, решил сменить гнев на милость и улыбнулся.

– Что ж, раз такое дело… Вы меня представите вашей спутнице?

– Разумеется. Марго, знакомьтесь, это Владимир Иванович Белкин. Он историк.

Марго протянула толстяку руку.

– А я Марго. Просто Марго.

– Очарован! Весьма очарован! – Белкин, неуклюже поклонившись, поцеловал ей руку. – Как там у Горация? – снова забасил он. – «Эта понравится вмиг, а иная – с десятого раза».

Марго хотела ответить в том роде, что Гораций – ее любимый поэт и что она чрезвычайно рада познакомиться со столь умным и образованным собеседником, но дьякон опять все испортил.

– Владимир Иванович, вы слышали, что случилось с профессором Тихомировым? – прямо спросил он у толстяка.

– Да, слышал, – кивнул тот. – Прискорбно. Весьма прискорбно… Большая потеря для российской науки.

– Не далее как вчера утром, в сквере у Андроникова монастыря, мы с профессором беседовали о фресках Андрея Рублева, – продолжил дьякон, исподволь изучая лицо доцента Белкина. – Вернее, о том, что от них осталось.

– Андроников монастырь? – вскинул лохматую голову Белкин. – Так-так. Значит, Аскольд интересовался уничтоженными фресками? Любопытно.

– Вы с ним об этом говорили?

Белкин грустно покачал всклокоченной головой:

– Нет. Но Рублева я ценю и уважаю. Истинный был гений, не то что нынешние маляры. Какатум нон эст пиктум[1], как говорили древние. – Историк вдруг бодро вскинул голову и вгляделся во тьму. – Кстати, насчет какатума – кажется, мой славный песик соорудил очередную вавилонскую башню в миниатюре. С вашего позволения я на минутку отлучусь.

– Конечно.

Профессор Белкин двинулся к присевшему под деревом псу, доставая на ходу из кармана полиэтиленовый пакет.

Марго сердито посмотрела на дьякона.

– Так вы с самого начала знали, кто это? – тихо спросила она.

– Я не был уверен, – ответил отец Андрей.

– Ясно. Послали меня к нему, чтобы выставить дурой?

– Вы не спрашивали у меня разрешения.

– Но вы могли бы сказать!

– Повторяю – я не был уверен. Кроме того, я пытался вас остановить, но вы меня не слушали.

Белкин вернулся, раскрасневшийся и улыбающийся.

– Если бы вы знали, как я рад нашей встрече, друзья! – пробасил он. – Есть, правда, одно досадное «но», которое слегка омрачает мою радость. Видите ли, мои дорогие, я себя сегодня неважно чувствую. Между нами говоря, меня слегка мутит. И в голове, знаете ли… словно колокол бухает. Уж не к непогоде ли, как вы думаете?

– Мне эти симптомы знакомы, – сказал отец Андрей. – Что, если нам зайти куда-нибудь и выпить по рюмке водки с горячей закуской? За встречу.

– Вы думаете? – с сомнением в голосе спросил Белкин.

– Как говорили древние, «противное следует лечить еще более противным», – ответил на это отец Андрей.

Белкин посмотрел на дьякона с явным одобрением.

– Что ж, может быть, может быть. Вот только… зачем же куда-то заходить? По рюмке водки мы можем выпить и у меня дома. Правда, горячую закуску вам обещать не могу. Закрома мои пусты.

– Эту проблему легко решить, – встряла в разговор Марго. – Тут поблизости есть гастроном. Зайдем в него и купим все, что нам нужно.

– Да будет так! – кивнул Белкин. – Гектор! Гектор, идем, мой мальчик! Наши добрые друзья пожелали угостить нас соленой лососиной и свежайшей бужениной! Я не могу им этого запретить!

Далматинец подбежал к хозяину и ткнулся ему в ладонь мокрым носом. Затем покосился на незнакомцев и нерешительно вильнул хвостом.

– Это друзья, малыш, – сообщил псу Белкин. – Будь с ними поласковее.

Далматинец словно только и ждал этих слов. Он подошел к отцу Андрею и ткнулся носом ему в колени. Отец Андрей погладил пса по голове. Марго тоже хотела погладить, но далматинец предостерегающе приподнял черную губу, и она торопливо отдернула руку.

– Хороший мальчик, – пробормотала она, натянуто улыбнувшись.

Несколько минут спустя троица подошла к гастроному. Белкин был оживлен и болтал без перерыва. Было видно, что толстяк чрезвычайно рад неожиданной встрече, обещающей ему приятный вечер. Перед дверью гастронома Белкин остановился и, предостерегающе подняв палец, провозгласил:

– Только умоляю вас, друзья, ни в коем случае не покупайте медовую с перцем! Я не смогу ее пить!

– Почему? – поинтересовалась Марго.

– Видите ли, моя милая, с этим связана одна неприятная история. В Средние века во Фракии существовало тайное общество мессалиан. Они заключили договор с силами ада. Их даже называли borboros – нечисть. Так вот, эти самые мессалиане в ритуальных целях пожирали младенцев. Но перед этим толкли их тела в ступе, перемешивая с перцем и медом.

Марго передернула плечами.

– Умеете вы подбодрить человека, – с досадой сказала она. – Только про салат ничего не рассказывайте, иначе сегодня вечером я останусь голодной. Водку-то вы хоть пьете?

– Водку – да, – улыбнулся Белкин. – Если вы не против, я постою здесь, – добавил он. – С собакой в магазин не пускают.

Марго и отец Андрей скрылись в гастрономе, а Белкин остался снаружи. Он стоял в рассеянной задумчивости. Пятнистая собака сидела рядом с ним, неподвижная и спокойная, как сфинкс. Влажный вечерний город был ярко освещен рыжими фонарями. Снова начал накрапывать дождь. Мимо, щупая мокрую дорогу фарами и надсадно гудя, проезжали машины. В воздухе пахло бензином, мокрыми листьями и прибитой пылью. Ярко сверкали вывески баров и магазинов.

– Москва, Москва… – пробормотал Белкин, провожая рассеянным взглядом пробегающие машины. – И куда же ты мчишься, дорогая?

Наконец с покупками в руках появились Марго и дьякон. Лицо Белкина просветлело, и он шагнул им навстречу.

Квартирка у историка Белкина оказалась небольшой, но уютной. На выцветших бежевых обоях висели картины и гравюры в изящных багетах. В углу маленькой гостиной стоял торшер на витой бронзовой ножке. Стеллажи, занимавшие одну из стен, были полностью уставлены книгами. Тут же стояли фотографии – в основном черно-белые, старые, в деревянных дешевых рамках. Сквозь стекла благостно и спокойно взирали на мир лица родственников и друзей доцента, многих из которых, по всей вероятности, уже не было в живых. Несмотря на идеальный порядок, а может – благодаря ему, комната имела какой-то странный, неживой и нежилой вид.

Показав гостям комнату, Белкин увлек их на кухню. По всему было видно, что в последние годы кухня стала самым обитаемым местом в квартире. Возле мусорного ведра, приютившегося в углу, выстроились разнокалиберные бутылки, как потрепанный отряд ополченцев, проигравших бой и сдавшихся на милость врагу.

Белкин перехватил взгляд Марго, слегка порозовел и заговорил быстрым, сбивающимся голосом, суетливо размахивая руками:

– Друзья мои, устраивайтесь поудобнее и не обращайте внимания на бардак. Особенно вы, Марго. Могу себе представить, какое омерзение вызывают у вас эти litora castis inimical puellis![2] С вашего позволения, я на пять минут отлучусь. Мне нужно переодеться к ужину.

Историк как-то нелепо хихикнул и бочком вышел из кухни.

Марго огляделась. На кухне и в самом деле было уютно. Над столом висел оранжевый абажур с длинной бахромой. К тому же за окном шумел дождь, и от этого сидеть в теплой кухне под оранжевым абажуром было вдвойне приятно.

Пока Белкин переодевался, Марго быстро нарезала закуску и разложила ее по тарелкам. Дьякон тем временем мелко порубил зелень и посыпал ею соленую красную рыбу. Вскоре вернулся и историк. Он был одет в строгий темно-синий костюм. В петлице пиджака красовалась китайская роза.

– О боги, какая красота! – прогудел Белкин, увидев накрытый стол. – Воистину женские руки способны делать чудеса!

– Перестаньте расточать комплименты, если не хотите остаться без ужина, – строго сказала ему Марго.

Ученый приподнял брови и улыбнулся:

– Вы не любите комплименты?

– Только заслуженные. А разложить мясо по тарелкам способен даже… даже ваш Гектор.

Услышав свое имя, пес, вошедший на кухню вслед за Белкиным, поднял голову и гавкнул. Марго вздрогнула, и Белкин строго сказал псу:

– Ну? И зачем ты, хулиган, пугаешь нашу гостью? Иди, попроси прощения.

Пес вильнул хвостом и с опущенной головой приблизился к Марго. Опасливо поглядывая на пса, она коснулась пальцами его белой, гладкой головы и сказала:

– Хороший песик. Иди к папочке.

Пес, однако, не спешил отходить.

– Вы ему понравились, – с мягкой улыбкой сообщил Белкин.

Марго пожала плечами.

– Конечно. Он же кобель.

Наконец сели за стол. Выпили по первой, закусили. Лицо Белкина слегка порозовело, хотя на нем по-прежнему лежала как бы печать запустения, такого же чистого и незыблемого, какое царило в гостиной.

– А вы, отец Андрей, простите, при какой церкви служите? – поинтересовался Белкин у дьякона, ловко подхватывая вилкой кусок буженины.

– Прислуживаю в храме святого Иоанна Предтечи, – ответил тот.

– Как же вас на все хватает – и лекции читать, и в храме э-э… работать?

– В храме я прислуживаю только по субботам и воскресеньям. В будни, с благословения Святейшего Патриарха, читаю лекции в университете. Занимаюсь миссионерской деятельностью. Если, конечно, это можно так назвать.

– Отчего же нельзя? – одобрительно прогудел Белкин. – В наше дикое время без миссионеров никак. Современный человек уверен, что ежели из крана сама собой льется вода, а микроволновая печь сама печет пирожки, то и вопрос первопричины бытия решается сам собой. Однако цивилизация, даже такая развитая, как наша, не способна заменить людям Бога.

– С развитой как раз все проблемы, – вздохнул дьякон.

Белкин посмотрел, прищурившись, на вилку и сказал:

– Вы правы. Люди смотрят на звездное небо и знают, что над головами у них летают не ангелы, а искусственные спутники. Человек умудрился наследить даже на Луне. Какие уж тут тайны!

– Значит, вы разочаровались в науке? – осведомился дьякон.

– Если считать, что я когда-то был ею очарован, то да, – с печальной улыбкой ответил Белкин.

– По-вашему выходит, что наука вредит человечеству? – спросила Марго, посчитав, что и для нее пришло время вмешаться в разговор.

– Телу, конечно, нет, – ответил, поворачиваясь к ней, Белкин. – Но душе – определенно.

– Если допустить, что в теле человека действительно есть душа, – с умным видом заметила Марго.

Белкин несколько секунд смотрел на нее в упор и лишь затем ответил:

– Все в мире говорит о ее наличии. В несовершенном мире мы грезим о совершенстве, в конечном – о бесконечности. Откуда в конечном теле это знание бесконечного? Ведь если человек всю жизнь ест соль и никогда не пробовал сахара, то вряд ли он сможет представить себе его вкус. А мы представляем, причем вполне определенно. Мы просто отвыкли доверяться своему чутью. А ведь чутье надежнее переменчивой и избирательной памяти.

– И все же я на стороне науки, – сказала Марго. – По крайней мере, благодаря ей я знаю, почему я не улечу в небо, как бы высоко я ни подпрыгнула.

– И почему же? – поинтересовался доцент Белкин.

– Потому что на меня действует земное притяжение, – веско ответила Марго.

Белкин поднял голову, посмотрел на муху, ползающую по потолку, показал на нее толстым пальцем и сказал:

– Хорошо, что муха об этом не знает.

Он подмигнул дьяконул и засмеялся.

– Да ну вас! – фыркнула Марго.

Дьякон улыбнулся, потом взял бутылку и разлил водку по рюмкам.

– Лейте до краев, так я скорее напьюсь! – весело сказал Белкин. – А когда я напьюсь, я буду ужасно забавен!

После четвертой рюмки Белкин хлопнул дьякона по плечу и с воодушевлением произнес:

– Друзья мои, как я рад, что вы заглянули ко мне на огонек! Я, видите ли, человек довольно одинокий. Нет, конечно, у меня есть дочь и так далее. Но… – Белкин вздохнул. – Должен признать, дочь заходит ко мне редко. Крайне редко. Что до жены, то мы с ней давно в разводе. Ужиться с ученым непросто. Друзья мои, давайте выпьем!

Выпив пятую рюмку, Белкин удалился в туалет. Воспользовавшись его отсутствием, Марго тихо и слегка раздраженно проговорила дьякону на ухо:

– Не знаю, как вы, а я ничего не понимаю. Почему Тихомиров указал на Белкина? Что этот толстяк от нас прячет?

– Возможно, он и сам об этом не знает, – ответил отец Андрей.

– Так что же нам делать? Не можем же мы сидеть тут до бесконечности.

– Это не понадобится. Все разрешится само собой, нужно только немного подождать. Дайте ему выговориться. Наберитесь терпения.

Седьмая рюмка окончательно развязала Белкину язык.

– Историки похожи на составителей каталогов редких книг, – разглагольствовал он, качая перед лицом толстым пальцем. – Те описывают книги, которые в глаза не видели, получая информацию из вторых рук и полностью доверяя ей. Вот так же и историки. Дело в том, что в мире крайне мало первоисточников. При составлении летописи человечества историкам приходилось иметь дело с копиями. Допустим, сидит в монастыре какой-нибудь монах и переписывает ветхие страницы, которые буквально рассыпаются у него в руках от старости… Ну или возьмем ситуацию попроще: на странице древней рукописи монах увидел пятно, сквозь которое он кое-как разобрал изречение, которое не вяжется с его моральным уставом. А теперь скажите мне: что мешает монаху внести изменения в текст? Так сказать, добавить отсебятины! – Белкин усмехнулся и сам себе ответил: – Ни-че-го.

– А как же совесть и ответственность перед потомками? – поинтересовалась Марго.

– Совесть? – Белкин улыбнулся. – Наш монах – человек верующий, и совесть диктует ему изменить строчки, которые он считает крамольными или неточными, в пользу собственных религиозных убеждений.

– И что, в истории много таких примеров?

– Да сколько угодно! – пьяно улыбнулся Белкин.

– А как же религиозные тексты? В них тоже есть ошибки? – усомнилась Марго.

– А как же! Вот вы, например, знаете, что до девятнадцатого века ветхозаветный пророк Моисей изображался в Библиях рогатым? «И егда схожаше Моисей с горы – рогато бе лицо его»! – процитировал Белкин, подняв палец.

– И кто же посмел наставить благородному старцу рога? – поинтересовалась Марго.

– Рога ему наставили первые переводчики Ветхого Завета, – ответил Белкин. – В арамейском тексте слово «керен» означает и «луч» и «рог» одновременно. Вот они и перевели вместо «лучистого лица» – «рогатое лицо». С греческого варианта Ветхого Завета делались переводы на другие языки, в том числе на итальянский и русский. Так Моисей обзавелся симпатичными рожками и носил их несколько столетий, пока в девятнадцатом веке ученые не сверили заново текст и не лишили старца этой сомнительной привилегии.

– Одна маленькая ошибка, и какие последствия, – задумчиво проговорила Марго.

– Именно! А вы говорите «история»! – Белкин развязно усмехнулся. – История – дама чопорная. Она блюдет себя, как старая дева, и не спешит показывать свои морщинистые прелести первому встречному.

Отец Андрей и Марго переглянулись.

– Про морщинистые прелести – это вы здорово, – похвалила Марго. – Но как же тогда разобраться, где правда, а где выдумка?

Белкин вытянул указательный палец и ткнул им себя в висок.

– Только так и никак иначе, – сказал он.

– Застрелиться, что ли? – удивленно вскинула брови Марго.

Белкин засмеялся:

– Ну почему же сразу застрелиться? Я совсем не это имел в виду. Просто, встречаясь с проблемой, нужно всегда обращаться за помощью к здравому смыслу.

Историк подцепил вилкой кусок рыбы и сунул его в рот.

– Для того чтобы посягнуть на общепринятую истину, нужна смелость, – изрек он, усердно работая челюстями. – И эта смелость была у профессора Тихомирова. Он не боялся осуждения со стороны академического сообщества.

– А что, академическое сообщество может здорово попортить ученому кровь?

– А как же! В сущности, наука – это та же религия. Адепты ортодоксальной науки не терпят ересей и готовы сжечь на костре любого, кто посягнет на «незыблемые» истины. В свое время инквизиторы так же поступали с еретиками. Конечно, я выражаюсь фигурально. Слава богу, в наше время никто никого не сжигает. Но лишиться уважения коллег, а вместе с ним и профессорской кафедры можно запросто.

Марго ткнула под столом отца Андрея ногой.

Отец Андрей тут же прямо спросил:

– Владимир Иванович, о чем была последняя книга Тихомирова?

Белкин печально усмехнулся:

– Дорого бы я дал за то, чтобы суметь ответить на этот вопрос. Но увы… Наши пути разошлись полтора года назад, когда я на заседании кафедры поддержал противников Тихомирова. С тех пор он даже руки мне не подавал.

Белкин горестно вздохнул и снова взялся за бутылку. Марго посмотрела, как он наливает, перевела взгляд на его раскрасневшееся лицо и вдруг сказала:

– Владимир Иванович, знаете, о чем я подумала? А что, если переводчики не ошиблись? Что, если лицо Моисея и правда обросло ужасными рогами? Или вернее – наростами, как после ожогов. Ведь Бог явился к нему в виде горящего куста?

Белкин поставил бутылку и удивленно посмотрел на Марго.

– Очень мудрая мысль, – сказал он. – Свет истины способен испепелить и самого сильного духом человека. «Бога скрывают семьдесят тысяч покровов света и тьмы. И если поднять эти покровы, даже я буду истреблен!»

Звонок в дверь заставил Марго вздрогнуть.

Белкин нахмурил брови и положил ей руку на ладонь.

– Не беспокойтесь, – мягко произнес он, глядя на журналистку красноватыми, блестящими от выпитого глазами. – Это, наверно, кто-нибудь из соседей. Они постоянно заходят ко мне за солью или сахаром. А взамен поливают цветы, когда меня нет дома.

– Почему именно к вам?

– Потому что я чудовищно запаслив.

Белкин добродушно засмеялся, затем поднялся из-за стола и, все еще посмеиваясь, направился в прихожую.

– По-моему, мы зря сюда притащились, – недовольно произнесла Марго, когда он вышел из кухни. – Только время впустую потратили.

– Вечер еще не закончен, – возразил отец Андрей. – Посмотрим, что будет дальше.

Скрипнула дверь, вслед за тем из прихожей послышались приглушенные голоса. Марго напрягла слух и услышала следующий милый диалог.

– Ну что ты на меня злишься, душа моя? – тихо пробубнил Белкин.

– Опять навел в дом алкашей? – ответил ему сварливый женский голос.

– Ну зачем ты так? Ко мне зашли старые друзья. Они вполне приличные люди.

– Приличные? А пьют за свои наличные?

– Как тебе не стыдно!

– Ты лучше тень свою постыди за то, что слишком черная. Ладно. На, держи. Чего смотришь, как волк на пучок редиски? Это тебе! С почты сегодня принесли. Все, мне пора. Развлекайтесь!

– Может, посидишь с нами, душа моя?

– Вот еще!

Дверь захлопнулась. В коридоре послышались шаркающие шаги Белкина, а вскоре и сам он появился на пороге.

– Соседка заходила, – сообщил историк смущенным голосом. – Вручила мне бандероль. Вот, полюбуйтесь – без обратного адреса. Принесли сегодня днем, пока я отсутствовал.

Белкин положил сверток на стол и, не зная, что предпринять, растерянно на него уставился.

– Может, вы посмотрите, что там? – подсказала Марго, сгорая от любопытства.

– Что? Ах да, конечно!

Белкин схватил сверток и попытался разорвать коричневую оберточную бумагу, однако толстые, неуклюжие пальцы профессора отказывались производить столь сложную манипуляцию.

– Дайте сюда, – сказала Марго.

Она в два счета справилась с оберточной бумагой и извлекла на свет божий толстую книгу в коричневом переплете.

– Что это? – пробормотал, щуря близорукие глаза, Белкин.

– Книга. «Словарь астронома». – Марго быстро пролистала страницы, затем посмотрела на форзац и сказала: – Здесь надпись. В стихах.

– Надпись? – недоуменно проговорил Белкин. – Будьте добры, прочтите вслух.

– Я не мастер читать стихи. Но раз вы просите – слушайте:

– И снизу подпись: «Аскольд Тихомиров 10.54», – закончила Марго.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Белкин. – Какой истукан? При чем здесь истукан? Смахивает на какой-то розыгрыш. Да и стишок так себе.

– Да уж, не Шекспир, – согласилась Марго.

Историк тяжело опустился на стул, Марго же повернулась к дьякону:

– Что это за «десять пятьдесят четыре», как вы думаете? – тихо спросила она. – Дата?.. Но таких дат не бывает. Что же это все значит?

Отец Андрей подумал и ответил:

– Вы правы, это дата. А вернее – год. Тысяча пятьдесят четвертый.

Белкин качнул косматой головой, нахмурился и с усилием потер пальцами красный, складчатый лоб.

– Чертовщина какая-то, – пробормотал он, стараясь задержать и собрать в кучу стремительно разбегающиеся мысли. – Зачем Аскольд прислал мне эту книгу? Я полтора года с ним не разговаривал и вдруг – книга. Как вы думаете, друзья, что означает этот удивительный подарок?

Марго хотела все ему объяснить, но, сообразив, что объяснения будут слишком долгими, а историк не в том состоянии, чтобы выдержать длинный монолог, махнула рукой.

– Это слишком долгая история, – сказала она. – Могу сказать одно: книга адресована не вам, хотя на конверте и стоит ваш адрес.

– Не мне? Кому же она адресована? – удивленно спросил Белкин.

– Нам. Мне и дьякону.

– Вам и… – Белкин отупело посмотрел на отца Андрея. Вновь потер пальцами потный лоб, для удобства слегка его нахмурив. – Гм… Признаюсь, я совершенно сбит с толку. Определенно мне следует пить меньше. Или, по крайней мере, перейти на более легкие напитки…

Он еще что-то бормотал, но Марго перестала его слушать. Она снова повернулась к отцу Андрею.

– Если это год, то что он означает? Что произошло в 1054 году?

Дьякон посмотрел на журналистку удивленно.

– Это одна из основополагающих дат в истории человечества, – сказал он.