Сумасшедшая принцесса Устименко Татьяна
— У вас есть дочь? — снова вмешался Огвур.
Я видела, что мудрый орк мысленно выстраивает какую-то свою теорию, касающуюся небезынтересных нам событий.
— Была, — печально вздохнул барон.
Мы с Огвуром переглянулись. Думаю, наши теории совпадали, но мы не стали нарушать хода беседы.
— Вы знаете о Ринецее? — Я задала главный вопрос.
Барон вздрогнул. Страх исказил бледное лицо Сугуты. Мы ждали ответа де Кардиньяка, но вместо него заговорил старый маг:
— Все во дворце знали о демонице. Великий Саймонариэль, оставшийся с нами после исчезновения королевы Альзиры и ставший наставником принца Ульриха, рассказал о Ринецее и ее братьях, узурпировавших власть Пресветлых богов. А когда барон покинул столицу, лжебогиня лично явилась к нему и потребовала, чтобы род де Кардиньяка стал ее слугой и вассалом на веки вечные. Мы отказались…
— И тогда Ринецея убила дочь барона, — закончила я.
Удивленный Пампур недоуменно вскрикнул:
— Ваше высочество, откуда вам стало известно об этом прискорбном происшествии?
Огвур усмехнулся и кивнул мне, показывая, что пришел к такому же умозаключению.
— Это всего лишь логика, — успокоила я барона. — Вы ненавидите Ринецею и говорите о своей дочери в прошедшем времени. Выводы напрашиваются сами собой.
— Она вообще сильна по части неожиданных, но правильных выводов, — подмигнул Ланс. — Иногда я боюсь, что она умеет заглядывать в наши мысли.
Вин, не участвующий в разговоре, взирал на меня с благоговейным ужасом.
— А потом появилось письмо, — продолжила я логическую цепочку. — Каким образом оно попало к вам в руки? Ведь оно предупреждало о том, что я скоро прибуду в эти места, не так ли?
Все трое — барон, Сугута и Винфрид — покосились на полукровку. Ланс безмолвно развел руками: а что я вам говорил — должен был обозначать его жест. Огвур прикрылся рукавом, сдерживая смех. Позднее он не раз говорил мне, что наше общение много дало ему как в плане понимания психологии сильных мира сего, так и теории манипулирования сознанием людей.
— Вы опять правы, ваше высочество, — вынужден был признать барон. — Мы случайно захватили гонца, везущего письмо от Ринецеи к принцу Ужасу, ее воспитаннику.
— Покажите, — требовательно протянула я руку.
Барон встал с кресла около камина и подошел к резному бюро красного дерева, стоящему в углу комнату. Нажатие невидимой пружины сдвинуло боковую панель, для всякого несведущего казавшуюся всего лишь безобидным декоративным элементом. Де Кардиньяк достал свиток, хранившийся в тайнике, и подал его мне. Да, это письмо внушало уважение и, безусловно, являлось подлинным. Я внимательно рассматривала предмет, ставший прямым доказательством происков моего врага. Письмо оказалось вложено в цилиндрический кожаный футляр. Слишком светлый, слишком бархатистый. Я провела пальцем по его нежной поверхности.
— Это человеческая кожа! — В этом я не сомневалась.
Ланс ойкнул, Огвур замысловато выругался.
— Да, ваше высочество, мы тоже в этом уверены, — поддержал меня Сугута. — Я провел исследование, эта кожа снята с живого человека!
Я осторожно открыла футляр. На ладонь выскользнул тонкий листок бумаги с массивной печатью, прикрепленной к письму шелковым шнурком. Я развернула письмо и начала читать:
«Дорогой мальчик! Я наслышана о трудностях, сопровождающих великое дело, вершимое тобой на благо нашей семьи. С тобой мое благословение, мои помыслы и мои чаяния. К несчастью, непредвиденные события удерживают меня в Обители. Посылаю тебе мою верную подругу и ученицу. Она вооружена волшебным мечом, ее сопровождают два телохранителя — орк и эльф. Она уже следует в столицу и вскорости проедет мимо замка Кардиньяк. Ты узнаешь ее по рыжим волосам и золотой маске, закрывающей лицо. Она поможет нам больше, чем надеется сама. Жди ее. Твоя любящая Р.»
— Ловко! — Орк шипел, как разъяренный кот. — Она поможет нам больше, чем надеется сама. Ловко она тебя подставила!
— Да, — я кивнула. — Ты прав. Это письмо предназначалось совсем не моему сводному брату. Это письмо задумано как ловушка, призванная натравить на нас барона. Ринецея умна и готова добиваться своего любым способом.
— Ваше высочество! — Пампур умоляюще сложил пухлые руки. — Вашей жизни угрожает страшная опасность. Демоница будет изобретать все новые и новые способы уничтожить опасную для нее противницу.
— Ну, это мы еще посмотрим, — ободряюще похлопала я барона по плечу. — Я тоже умею драться. Вот только никогда не стану обманывать и подло бить в спину.
— А с ней нельзя по-другому, — буркнул Ланс.
— Можно, — улыбнулась я. — Зло всегда в итоге обращается против своего создателя. И наша задача — помочь этому повороту.
— Мелеана, приказывай, — склонил голову орк, — мы будем помогать тебе во всем.
— Да, да! — поддержали его остальные.
Я нахмурила лоб и ненадолго задумалась:
— Мне хотелось бы увидеть гонца, везшего письмо. Он еще в замке?
— Он в подземелье, ваше высочество, — ответил молчавший до этого Вин. — Но я думаю, что он простой деревенский парень, даже не догадывающийся об истинной сущности своей госпожи.
— А вот это можно проверить!
— Как? — удивился Сугута.
Все прочие смотрели на меня с не меньшим недоумением.
— Вин, отведи нас к узнику, — попросила я.
Мы цепочкой спускались по винтовой лесенке, следуя за Винфридом, факелом освещавшим нам дорогу.
— Рыжая, — тихонько позвал Ланс. Видимо, он не хотел, чтобы фамильярное обращение услышал еще кто-либо, кроме нас.
— Ну? — Я оглянулась на полукровку. На фоне серых каменных стен лицо полуэльфа, обрамленное пепельными волосами, удерживаемыми серебряным обручем с мелкой алмазной крошкой, казалось сказочно прекрасным. В этот миг он напомнил мне моего дядюшку Лионеля, и я впервые подумала о том, что в сущности ничего не знаю о внешних отличиях эльфов, происходящих из разных кланов.
— Слушай, Ланс, — так же тихонько спросила я, — ты знаешь, из каких краев был родом твой отец?
— Нашла что вспомнить, — сердито огрызнулся полукровка. — Нет, мать никогда о нем не рассказывала. Я знаю лишь то, о чем сплетничали за нашими спинами. А меня всегда называли незаконнорожденным.
— Хм. — Я недопонимала чего-то важного, ускользавшего от меня. — Значит, все твои выводы об отце построены вовсе не на достоверной информации, а только на злословии окружающих?
— Да… — Ланс недоуменно примолк. — Разве этого мало? Мать точно изгнали из отчего дома после того, как она родила меня. Она молчала о своем позоре до тех пор, пока беременность не стала слишком заметной.
— Ты знаешь, из какой семьи происходила твоя мать?
— Да.
— Тогда нужно будет попробовать разобраться в твоей истории — на мой взгляд, в ней слишком много нестыковок.
— Ладно. — В голосе полукровки прозвучала признательность. — Ты и Огвур, в общем-то, единственные, кто не смотрит на меня свысока и не отзывается обо мне пренебрежительно.
— Глупо и недостойно оценивать человека не на основании его личных качеств, а только на основании каких-то домыслов о происхождении, — опережая меня, сформулировал Огвур, идущий за Лансом и обладавший, как я это уже не раз замечала, отменным слухом.
— И вам обоим безразлично, что я незаконнорожденный? — недоверчиво спросил Ланс.
— Да хоть сын гоблина и кобылы, — усмехнулся Огвур. — Все равно ты хороший парень и наш друг!
Я не нашла, что еще можно добавить к словам орка, но в полумраке нашла руку полуэльфа и крепко ее пожала. Дрожащие, горячие пальцы Ланса робко ответили на мое пожатие.
— Так что ты хотел спросить? — Я вернулась к невысказанному вопросу.
— А, — полукровка старался вспомнить сбитую мысль, — я хотел узнать, почему ты думала, что барон опознает твой кулон?
— Я не была уверена в своей догадке, но надеялась, что ему знакома вещь, которую я ношу с рождения и подобная которой есть и у моего брата. Барон, — громко позвала я.
— Да, ваше высочество, — немедленно откликнулся де Кардиньяк, замыкавший наш маленький отряд.
— Господин барон, расскажите, пожалуйста, о Камне Власти и кулонах наследников.
— В тронном зале королевского дворца находится огромный изумруд, — тут же услужливо начал Пампур, — никто не знает, кем и когда он был установлен. Но известно одно: как только у очередного короля рождается наследник или наследники, от Камня сами собой откалываются куски, которые принцы и принцессы и носят в качестве кулонов до тех пор, пока не назревает момент передачи престола. При проводимой церемонии все осколки прикладываются к Камню Власти. Но обратно камень принимает всего лишь один, отторгая прочие, владелец которого и становится новым королем или королевой. Существует предание, гласящее о том, что Камень сам выбирает самого достойного претендента, каким-то неведомым образом оценивая его физические и духовные качества.
— И не обязательно им станет старший из королевских детей? — поинтересовался Огвур.
— А вот это совершенно верно, — подтвердил барон.
— Если я все правильно понял, то Камень сам выберет, кто будет править — Ульрика или ее брат? — переспросил Ланс.
И вновь барон утвердительно кивнул головой.
— Мы пришли! — возвестил Вин, останавливаясь у одной из камер. Дверью в это помещение служила не железная решетка, а настоящая деревянная створка с массивным замком, который открыли ключом, хранившимся в кошеле на поясе у Сугуты. Вин вошел первым и укрепил факел в настенном кольце, освещая крохотную каморку. Я склонилась над лежащим на топчане человеком, стараясь рассмотреть его черты. Совсем молодой мальчишка, болезненно бледный и худой, с давно нечесаными бесцветными волосами. Нос картошкой, узкий лягушачий рот. И правда, обычный деревенский парень. Но уж слишком неприметный, слишком не запоминающийся. Интуиция подсказывала мне, что все здесь не так просто, как казалось на первый взгляд.
Парень открыл глаза, которые оказались мутно-серыми. Опять — никакие глаза. И взгляд никакой, ничего не выражающий. Ни испуга, ни удивления, ни вопроса не отражалось в этом взгляде. Только безразличие и тупость.
Я подтянула ногой кривую табуретку, имеющуюся в камере, и села около пленника. Мои спутники подпирали стены, с интересом наблюдая за предпринимаемыми мной действиями. Пленник остался безучастно лежать на одеяле, не сводя с меня водянистых, ничего не выражающих глаз.
Он мне не нравился. Я не могла объяснить странной антипатии, испытываемой по отношению к этому парню, но факт оставался фактом, заставляющим меня считаться со своими ощущениями.
— Его что, пытали? — спросила я Сугуту, не отводя глаз от пленного и наблюдая за его реакцией.
— Да! — виновато проблеял старик. — Негодяй не хотел говорить.
— И что он сказал под пытками?
— Немного, — признал Вин. — Он почти ничего не знает. Он рекрут, новобранец, и доставка этого письма — его первое задание, которое он так бездарно провалил.
— Разве провалил? — скептически хмыкнула я. — А мне кажется, он выполнил его блестяще!
Яркая искорка на мгновение мелькнула в глубине серых глаз пленника. Мелькнула и погасла. Или, может, это был всего лишь отблеск пламени факела?
— Как тебя зовут? — Я обращалась к узнику.
Парень упрямо молчал.
— Говори, мерзавец, или я снова вздерну тебя на дыбу, — пригрозил Вин.
Бледные губы пленника нехотя разжались:
— Ивэн. — Голос без интонаций назвал обычное имя.
— Откуда ты и кто вручил тебе это письмо? — продолжала допрашивать я.
— Родился и жил в столице. Мои родители умерли, я воспитывался в сиротском приюте. Когда мне исполнилось восемнадцать, меня признали не годным к обучению какому-либо ремеслу и подарили храму Пресветлых богов, где приставили мыть полы и протирать окна. Пару недель назад настоятель Храма отправился в объезд сельских приходов. В одном из маленьких городков он неожиданно вызвал меня к себе, дал письмо, приказал срочно вернуться в столицу и доставить письмо начальнику дворцовой гвардии. Когда я проезжал мимо замка, меня схватил дежурный патруль.
— Вот, — удовлетворенно подтвердил Вин, — ничего другого мы не смогли выбить из парня даже под пытками. Похоже, этот гонец просто исполнительный дурачок.
И снова мне показалось, что в глубине серых глаз мелькнула яркая искорка удовлетворения и насмешки. Показалось ли?
— Как вы его поймали? — Этот вопрос я адресовала Винфриду.
— А никак! — Воин насмешливо пожал плечами. — Этот идиот во весь опор скакал по дороге, даже не скрываясь, — видимо, здорово торопился.
— Даже не скрываясь! — повторила я. — Огвур, тебе это ничего не напоминает?
— А как же, — осклабился орк. — Ланс поймал меня не менее героически.
— Ну, ну, ты там полегче насчет моего геройства-то выражайся, — больше для проформы проворчал Ланс. Но и ему было ясно, что история Ивэна шита белыми нитками.
Я прогуливалась по камере, чуть не наступая на ноги своих друзей. Три шага от стены до стены, поворот — снова три шага. Особо не разгуляешься. Но размеренные вышагивания хорошо стимулировали мыслительный процесс.
— В целом у меня складывается такая картина. Ивэн не сказал ни слова правды. Настоятель никогда бы не отправил столь ценное письмо с каким-то мальчишкой для грязных работ. Он отправил бы его либо с отрядом хорошо вооруженных воинов, либо с опытным шпионом. Не исключено, что наш пленник и есть этот шпион. Далее. Со значительной долей вероятности отправитель мог предвидеть, что схваченного начнут пытать, дабы выбить из него нужную информацию. Шпион должен быть готов к этому. Барон вскрыл бы письмо в любом случае, потому что он знает, кто на самом деле правит от имени богини Аолы. Более того. Одна и та же легенда, повторяемая даже под болью пытки, должна убедить барона в том, что все написанное в подметном письме — правда. Значит, Ивэн не тот, за кого он себя выдает и, скорее всего, пытками мы ничего от него не добьемся. Ринецея предполагала, что барон или незамедлительно повесит меня без суда и следствия, не предоставив возможности оправдаться, либо я вывернусь, но подпорчу себе репутацию. Возможно, она просто не в курсе широкой осведомленности барона в вопросах престолонаследования или недооценивает мою сообразительность. Кто может опровергнуть эти рассуждения?
Теперь уже пленник смотрел на меня с неприкрытым злорадством. Огвур коротким кивком подтвердил свое совершенное согласие с моими выводами, Ланс лишь восхищенно хлопал длинными ресницами, а барон, Сугута и Вин выказывали безоговорочную готовность полностью подчиниться любому приказу своей принцессы.
— Есть ли смысл пытать тебя снова или ты не почувствуешь боли? — напрямую спросила я пленника.
Ивэн криво усмехнулся.
— Так, — решила я не терять времени попусту, — я уверена, что ты не простой деревенский мальчишка, а доверенный слуга Ринецеи. Ты рисковал жизнью — ведь барон мог повесить тебя на ближайшем дереве. Значит, жизнь из тебя выбить еще сложнее, чем откровенное признание. Но у меня есть средство, действующее надежнее моей интуиции.
Я резко выхватила из кармана колета Зеркало истинного облика, которое предусмотрительно захватила с собой для похода в подземелье, и поднесла его к лицу пленника. Ивэн громко закричал и отдернулся, но было поздно. В металлической поверхности отразилось узкое, мертвенно-серое лицо с раскосыми черными глазами и острыми клыками, приподнимавшими верхнюю губу. Увидев свой настоящий облик, чудовище взревело ужасающим воплем, в котором не сохранилось ничего человеческого. Сугута позеленел и медленно сполз по стене. Пленник вскочил с лежанки и начал стремительно трансформироваться. Хрупкое, тощее тело раздавалось вширь и сильно увеличивалось в росте до тех пор, пока не превратилось в гигантскую черную тушу, покрытую блестящей чешуей. За спиной твари выросли огромные перепончатые крылья. Смрадное дыхание, смешанное с дымом, вырывалось из ноздрей жуткой морды, ранее казавшейся человеческим лицом. Демон навис надо мной и гулко захохотал. Я оторопела. Чудовище взмахнуло лапой, заканчивающейся единственным выпирающим острым когтем, но, прежде чем удар достиг моей груди, Ланс одним прыжком преодолел разделяющее нас расстояние и оттолкнул меня в сторону. Острый коготь лишь самым кончиком задел плечо отчаянного полуэльфа, но этого оказалось достаточно для того, чтобы мышцы на руке Ланса мгновенно развалились вдоль, обнажая белую кость. Буквально на наших глазах страшная рана почернела и зашипела. Не издав ни звука, Ланс, как подкошенный, упал на пол. Изрыгая проклятия, я выхватила Нурилон и по самую рукоять вонзила клинок в грудь твари. Демон испустил такой вопль боли, что мощная кладка стен камеры пошла трещинами. Затем чудовище сделало шаг назад, весом своего тела проламывая каменные плиты, и со стоном сдернуло себя с лезвия меча. Контуры туши демона начали таять и истончаться, превращаясь в маленькое облако черного дыма, который, в свою очередь, словно в дымоход, утягивался в трещины стены. И на прощание мы услышали злобный голос:
— Сумасшедшая, как ты смеешь противостоять мощи Ринецеи? Удел твой будет печален, а смерть — мучительна. Как ты решилась ранить меня? Я демон Абигер, младший брат повелительницы. Клянусь, мы еще встретимся, и когда это произойдет — ты пожалеешь, что вообще родилась на свет…
Огвур бросился к лежавшему без сознания Лансу и нежно приподнял голову друга. Но глаза полукровки оставались закрытыми. Орк и Сугута осмотрели страшную рану, пересекавшую правое плечо несчастного. Мышцы оказались разорваны, ключица сломана, но рана не кровоточила. Ее поверхность почернела и запеклась, напоминая огромный ожог. Меня насторожило еще и то, что чернота разлилась и по груди, и по руке до самого локтя.
— Что с ним? — Я никогда не видела ничего подобного. — Он выживет?
Старый маг с сомнением покачал головой:
— Я читал в одном старинном манускрипте, что когти демонов выделяют ядовитую слизь, которая превращает в неизлечимую язву любую, даже самую маленькую ранку. Он будет умирать долго, пока яд не разольется по всему телу и не дойдет до сердца. Плохо, что в его жилах течет кровь бессмертных эльфов, которая не спасет вашего друга, а лишь продлит его агонию.
— Неужели ничего нельзя сделать? — почти всхлипнул орк.
Сугута снова жалостливо затряс седой головой:
— Спастись от Черной смерти можно лишь одним способом — рану нужно смазать слюной дракона, а самого раненого напоить драконьей кровью.
— Но в нашем мире больше нет драконов! — с отчаяньем напомнила я.
— Есть! — Голос барона выдавал страдания, переполнявшие его душу. — Недалеко от замка находятся Гномьи горы, в которых раньше располагались рудники этого народа, сейчас они заброшены. В этих горах обитает последний дракон. Именно ему на съедение Ринецея отдала мою похищенную дочь.
Глава 5
С горы открывался прекрасный вид на озеро. И кому, спрашивается, пришла в голову такая оригинальная идея — назвать эти скромные холмы Гномьими горами? Хотя, возможно, именно пресловутый трудолюбивый, но вороватый и жадный народец рудокопов и довел горы до нынешнего плачевного состояния. Рылись, рылись в поисках драгоценных камней, да и срыли горы до уровня невысоких холмов. Я хмыкнула собственным мыслям и продолжила расчесывать подсохшие волосы. Между холмов притаилось маленькое прозрачное озеро необычной каплевидной формы. «Слеза дракона», судя по надписи на моей карте. И чего это дракону вздумалось слезы пускать? Но, по правде говоря, если ты знаешь, что остался последним в целом мире, — можно еще не так разрыдаться. Я с удовольствием искупалась в озерке, прокручивая в голове крепко засевший каламбур — вот слезы уже нашлись, значит, и слюни должны быть где-то рядом. Только где же? Я приставила ладонь козырьком к глазам и осмотрела окрестности. Драконы живут в пещерах, но поблизости не наблюдалось ничего даже отдаленно напоминавшего пещеру. Потом снова опустилась на нагретый солнцем холмик и задумалась. Огвур порывался пойти со мной, но я предпочла оставить его рядом с так и не приходившим в сознание полукровкой. Эх, Ланс, Ланс. Перед тем как уйти, я нежно погладила длинные пепельные волосы и, не удержавшись, поцеловала друга в губы. Губы оказались холодными и сухими, нужно было поторопиться и достать необходимое лекарство. Может, Ланс и взбалмошный, и задиристый, но он меня спас. Сама я бы ни за что не успела увернуться от лапы демона. Надеюсь, мне еще представится возможность отомстить Абигеру за незаслуженные страдания храброго полуэльфа. Орк обещал провести все время, пока я буду отсутствовать, у постели Ланса. Правда, Огвур что-то там бурчал о неблагоразумности моего желания в одиночку искать дракона и о своем долге закрывать спину Мелеаны. Я лишь только широко распахнула глаза, уловив скрытый смысл его сентенций:
— С чего это ты взял, что я собираюсь убить дракона?
Орк вульгарно отвалил челюсть:
— А ты решила вести с ним дипломатические переговоры?
В ответ я улыбнулась как можно наивнее:
— Ну да. Расскажу жалостливую историю про ранение Ланса, и добрый дракончик пустит скупую слезу…
— Ага, и еще нацедит мензурку крови. — Огвур искоса глянул на меня и выразительно покрутил пальцем у виска. — До сего момента я был лучшего мнения о твоих умственных способностях, Мелеана.
— Я хочу убедить дракона, что пришла к нему с добрыми намерениями. Но для этого мне совсем не нужен здоровенный орк с секирой, отсвечивающий за моим плечом…
На этот раз задумался Огвур. Он долго скреб в затылке, видимо, просчитывая различные варианты предполагаемого поворота событий. Потом обреченно вздохнул:
— Наверно, ты все-таки права. Не верю, что даже с помощью Нурилона ты сможешь убить дракона. Остается одно — найти компромисс…
— Да, да, — хихикнула я. — Жаль, что маг из меня никудышный. А то, глядишь, все оказалось бы намного проще. Я просто превратилась бы в симпатичную драконицу, при виде которой дракон пустил бы целое море слюней.
На самом деле я и в мыслях не держала такой дикой задумки — убить дракона. Последнего дракона. Это выглядело бы хуже святотатства. Это было бы как… как потушить последнюю звезду, сиявшую на опустевшем небе.
Мы с орком сидели на стене и болтали ногами, перекинутыми через парапет. Тишина ночи всегда таит в себе что-то непостижимо загадочное. Нам стало так хорошо, что даже разговаривать не хотелось. Хотелось молчать. Именно молчание, как ничто другое, помогает понять душу близкого человека. Если когда-нибудь меня спросят — с каким человеком я предпочту связать свою жизнь, то я искренне отвечу — не с тем, который умеет слушать, а с тем — кто умеет молчать рядом со мной.
А потом Огвур принес гитару и молча сунул ее мне в руки. Я вопросительно приподняла бровь.
— Ну, не зря же ты ее постоянно возишь с собой, — просительно намекнул орк.
Я кивнула. Наверно, все то, что нельзя передать просто словами, можно выразить в стихах…
Звезды над нашими головами сияли теплым живым светом. Правда ли это, что души умерших уходят на небо по хрустальному мосту, построенному из звезд и наших земных деяний? А мост этот начинается на Ранмире, самой высокой горе страны эльфов? Струны гитары пели, словно плакали:
- Прорезав тьму ночного мира,
- Как заступив на важный пост,
- Над горной крышею Ранмира
- Восходит яркий звездный мост.
- Небесный свод в земную сушу,
- Посредством радужных оков,
- Вливает он, как в тело — душу,
- Среди безвременья веков.
- И, натянувшись нитью звонко,
- Он негасимою звездой
- До смерти — каждого ребенка
- С рожденья водит за собой.
- Несложно этот мир устроен,
- И всем нам в жизни повезло,
- Что сами путь на небо строим,
- Вплетая в мост добро и зло.
- А если счастья ты добился,
- Услышь ушедших голоса.
- Из их сердец он и родился —
- Мост, уводящий в небеса.
Огвур улыбался, но тревожное выражение так и не ушло с его лица. Он долго стоял на крепостной стене. Губы тысячника беззвучно шевелились, наверно, моля о помощи своих, не ведомых мне, орочьих богов. Я ушла пешком. Еще не хватало, чтобы Бес переломал себе ноги на крутых горных склонах, которые оказались вовсе не крутыми. И по этим-то склонам я и блуждала два последних дня, безрезультатно разыскивая логово дракона. Веры в слова барона становилось все меньше, а тревоги за жизнь Ланса, по моей вине получившего ужасные раны от когтя демона, — все больше. Кроме того, меня терзала непонятная тоска по Генриху, переживания за судьбу Тима и теплое подрагивание волшебного кулона, непрерывно посылавшего слабый призыв Саймонариэля. Да и день подходил к концу. Кривые тени, отбрасываемые склонами холмов, темнели и удлинялись. Налетел прохладный ветер, вызвавший сетку ряби на прозрачной поверхности озера. Я зевала и терла глаза, испытывая непреодолимое желание свернуться клубочком прямо здесь, на нагретом склоне холма, и погрузиться в крепкий сон. Неожиданно я различила женскую фигуру в белом платье, медленно передвигающуюся вдоль кромки воды на противоположном берегу озера. Призрак? Женщина спустилась к воде и погрузила в волны маленький изящный кувшин. Призрак пришел за водой? Я помотала головой, прогоняя сонливость. Между тем призрак развернулся и стал подниматься по узкой тропинке, огибавшей один из холмов. Я торопливо собрала скудные пожитки и побежала следом, стараясь не терять из виду белого пятна, к счастью, довольно ярко выделявшегося на фоне сгущавшихся сумерек. Удручало то, что нас разделяла вся поверхность озера, и незнакомка опережала меня на значительное расстояние. Поэтому мне пришлось забыть о конспирации, летя во весь опор и производя изрядный шум. Женщина в белом завернула за склон холма и… пропала. Разгоряченная быстрым бегом, я выскочила на тропу и издала победный клич. Впереди зиял огромный лаз, уходивший под землю. Скорее всего, это и был нужный мне вход в обиталище дракона. Я уже собиралась поближе исследовать логово мифического чудовища, как негромкий шорох за спиной заставил меня насторожиться. Я попыталась обернуться, но что-то тяжелое, опережая мои движения, резко опустилось на затылок. Удар оказался сильным. Сначала перед глазами промелькнули красные и зеленые искры, а потом веки отяжелели и закрылись, погружая меня в темноту.
Я пришла в себя от того, что лежала на чем-то твердом, холодном и жутко неудобном. Упираясь дрожащими ладонями в странное, рассыпающееся под моим весом ложе, — я осторожно села. Набрала полную пригоршню чего-то и поднесла к глазам, пытаясь рассмотреть это в неярком свете факела. Ничего себе! Оказывается, я лежала на огромной груде золотых монет. Голова стала тяжелой, как чугунный котел. Самыми кончиками пальцев я ощупала многострадальную макушку и обнаружила под волосами приличную шишку.
— Ну, вы даете. — Я обращалась к мраку, начинавшемуся сразу за кругом света, образованного пламенем факела. — Так ведь и убить можно!
— Это не я, — прозвучал совсем близко неожиданный ответ. Голос невидимки отличался глубиной и богатством интонаций. — Я очень человеколюбив!
Мои пальцы продолжали шарить в груде золота, отыскивая что-нибудь подходящее для охлаждения горящего огнем затылка. Натолкнувшись на что-то большое и круглое, я извлекла предмет из кучи монет. На меня оскалился белый череп, облаченный в вычурный золотой шлем. Ругнувшись, я отбросила бренные останки мертвого героя.
— Человеколюбие? — Я наконец-то нашла небольшое круглое зеркальце и со стоном облегчения приложила его к голове. — Именно под этим лозунгом и совершается большая часть самых отвратительных преступлений.
— Хорошо! — В голосе незнакомца звучало удовлетворение. — Кажется, у меня появился интересный собеседник.
— Зато у меня — невидимый. — Я щурилась, пытаясь хоть что-то разглядеть в непроглядном сумраке пещеры. — Вы ведете себя крайне невежливо. Сначала бьете меня по голове, а потом не хотите показываться. Вы не пытались таким же образом спрятаться от своей совести?
— Что? — Голос невидимки гремел как орган. — Я прячусь от совести?
Что-то большое и яркое вдруг ослепительно вспыхнуло над моей головой, осветив все вокруг серебристо-синим светом. Я взглянула и ахнула. Это был глаз. Огромный, круглый, выпуклый. Глаз дракона.
Дракон повернул голову, желая рассмотреть меня обоими широко посаженными глазами. А я так и продолжала сидеть на куче золота, задрав нос к потолку пещеры и восхищенно таращась на разумного зверя.
— Зверя? — удивился дракон. — Я не зверь. Я — волшебное существо.
Кажется, забывшись, я опять начала рассуждать вслух.
Дракон склонил шею, приблизив к моему лицу свою тяжелую, увенчанную гребнем голову. Его глаза напоминали два огромных сапфира. Гигантская пасть приоткрылась, демонстрируя набор зубов — каждый размером с мой кулак. Я испуганно зажмурилась. Тонкий раздвоенный язык почти невесомо прикоснулся к щеке.
— Пробуешь на вкус? Настоящая предобеденная интерпретация драконьего термина «человеколюбие»?
Дракон резко отдернул язык, оглушительно щелкнул зубами и… громко захохотал.
— Ох, уж мне эти человеки, с их неповторимой логикой! — Дракон дохохотался до слез, выступивших в уголках сапфировых глаз. Потом он поднял переднюю лапу и совсем по-человечески вытер слезы когтем. — Меня зовут Эткин. И отнюдь не я стал источником твой головной боли.
— А кто?
— Она, — хитро прищурил глаз дракон. — Анабель, иди сюда…
— Темно… — Второй голос принадлежал молодой женщине: — Она же не видит ничегошеньки. Это мы с тобой привыкли к полумраку. Подожди, я еще факелы запалю…
Неожиданно вспыхнувший большой свет заставил меня болезненно зажмуриться. Третий участник нашей беседы неожиданно зажег сразу несколько факелов, хорошо осветивших пещеру. Вернее — третья. Призрак, так безуспешно преследуемый мной на берегу озера, наконец-то явился во плоти. В облике молодой девушки, одетой в дорогое белое платье, изукрашенное шелковой вышивкой. Пухленькая, невысокая, белокурая и голубоглазая, она напоминала сахарную фигурку, подобную тем, которыми принято украшать праздничные торты. Девушка была очаровательна. Ее не портил даже явный избыток ювелирных украшений, щедро навешанных не только на шею, голову, пальцы и запястья, но и просто на корсаж и подол платья. Кажется, кокетка нанесла значительный урон драконьей сокровищнице. Я перевела взгляд на огромную кучу золота, еще недавно служившую мне ложем. Верхушка золотого запаса достигала потолка пещеры. М-да, столько и сотне прелестниц окажется слишком.
— Так зачем ты сюда заявилась? — В правой руке девушка держала какое-то необычное оружие, которым угрожающе похлопывала по левой ладони.
Я присмотрелась повнимательнее. Это оказалась… скалка. Но какая! Рукоятки из твердейшего красного дерева, усыпанные самоцветами, средняя часть из литого золота. Вот уж действительно кухонная утварь, достойная королевы!
— Это ты меня этим… приложила? — Я продолжала прижимать холодное золотое зеркальце к поврежденной макушке.
— Ага, — довольно кивнула девица. — Отличная штука. Держать удобно — и даже рыцаря в шлеме с ног валит…
— Рыцаря?
— Да. — Дракон насмешливо фыркнул, выпустив из ноздрей струйку дыма. — Страшнее ба… гм… женщины — зверя нет!
— Не смей называть меня бабой, — сердито прошипела девушка, замахиваясь скалкой. — Разрешите представиться — баронесса Анабель де Кардиньяк. — Слова сопровождались изящным реверансом.
— Дочь барона Пампура? — изумилась я. — Но вы же умерли?!
— Живее всех живых! — хохотнул Эткин. — И после этого вы, циничная незнакомка, будете продолжать не верить в мое человеколюбие?
— Ее отдали вам на съедение!
— Ну, это еще разобраться надо — кого кому… — задумчиво протянул дракон.
Я покосилась на скалку в пухленьких ручках блондинки. Кажется, я начинала понимать ситуацию.
— Баронесса, а почему бы вам не вернуться к вашему безутешному батюшке? Он считает вас погибшей и искренне оплакивает.
— А вы вообще кто такая? — Скалка снова угрожающе взметнулась вверх.
Мы с драконом синхронно попятились. Я — на всякий случай. Он, как мне померещилось, — уже до автоматизма отработанным привычным движением.
— Я — Ульрика де Мор…
— Пропавшая принцесса! — в голос ахнули Анабель и Эткин.
— Интересно, — риторически поинтересовалась я, — кто еще в этих краях не знаком с историей моей семьи?..
Нежнейшее мясо барашка, принесенного драконом, буквально таяло во рту. Мы с Анабелью зажарили его на костре, а в самом конце процесса приготовления и Эткин внес свою лепту, тихонько дохнув на подрумянившуюся баранью тушку. После этого филе приобрело неповторимый копченый привкус.
— Дарую вам титул первого кухмейстера моего двора. — Я смачно облизала пальцы, испачканные бараньим жиром.
— А что, ваше величество набирает двор? — лениво поинтересовался Эткин, только что скромно умявший упитанную коровенку.
Подозреваю, что барашек и корова еще пару часов назад паслись в стаде, принадлежавшем благородному барону Пампуру, — но, право же, это был не такой уж великий выкуп за жизнь его прелестной дочки.
— Не двор, а скорее — армию. — Я откинулась на траву, переваривая не совсем праведный ужин. — Извините, почему вы назвали меня «ваше величество»?
— Разве мы не на ты? — Дракон весело подмигнул сапфировым глазом. — Ну, скажем так, мне не чуждо некоторое предвидение будущего.
— А Камень Власти? А мой брат? — Эткину удалось разжечь мое любопытство.
Дракон прикрыл глаза серыми веками, к моему великому удивлению, опушенными длинными ресницами, и положил чешуйчатую голову на скрещенные передние лапы. По его морде бродила легкая улыбка. Хотя это удивительное существо столь искусно управляло собственной богатой мимикой, что для описания его внешности само собой напрашивалось слово — лицо. До нынешнего дня я видела драконов только на гравюрах древних книг и могла теперь признать, что эти иллюстрации далеко не в полной мере отражали открывшуюся мне, но скрываемую от большинства людей истину. В книгах описывалось, как многие славные рыцари не только воевали с этими удивительными существами, но даже умудрялись изредка их убивать. Правда, в книгах не описывалось главного — каким непостижимым моему разумению образом они исхитрялись это делать. Как можно убить такую громадину? А размерами Эткин не уступал какому-нибудь приличному сельскому домику. Как можно убить зверя, полностью закованного в непробиваемую броню? Как можно убить зверя, выше любой птицы парящего на огромных кожистых крыльях? Как можно убить зверя, изрыгающего потоки пламени? И, наконец, — как можно убить зверя столь разумного и красивого?
Совершенно не стесняясь, я спросила об этом самого дракона.
Эткин приоткрыл один глаз и воззрился на меня с нескрываемым интересом.
— Из всех встреченных в жизни разумных существ лишь двое проявили ко мне не агрессию, а дружелюбие: ваше будущее величество и малышка Анабель. А это уже совсем не мало для того, кто с момента вылупления из яйца ни только не встретил собратьев, подобных себе, но, даже более того, в глазах всех прочих мыслящих всегда выглядел лишь ужасным, кровожадным чудовищем.
— А ведь это вовсе не способствует развитию человеколюбия. — Я вытянулась на пригорке, закинув руки за голову и снизу вверх взирая на необычного собеседника. — Это, наоборот, способствует развитию сильнейшего человеконенавистничества.
Дракон брезгливо поморщился:
— Ну, не ем я людей, принципиально не ем. Они не только являются благодатным рассадником различных гадких, доставляющих неудобство болезней, так впридачу — всегда выдают целые тирады из проклятий, отнюдь не благоприятствующих формированию хорошего пищеварения…
— Но ведь пробовал же? — поддела я.
Эткин снова поморщился:
— Не скрою, случилось один раз по молодости. Уж больно нахальный рыцаренок попался… Три дня потом звенья кольчуги из зубов выковыривал…
Я громко расхохоталась, мысленно щелкнув по носу автора героического эпоса про убиение дракона смелым рыцарем. Правда жизни торжествовала.
Дракон улыбнулся немного виновато и обескураживающее развел передними лапами:
— Никто не подсказал вовремя. Да и вообще так бы и жил один, если бы не малышка… — Эткин заботливо прикрыл крылом крошку-баронессу, которая давно уже умиротворенно посапывала, привалившись к теплому драконьему боку.
— Солдат ребенка не обидит, — насмешливо хмыкнула я.
— Ах да, насчет солдат, — встрепенулся дракон. — Что там ваше величество изволило обещать про армию?
— Ты серьезно?
— Вполне. — Эткин качнул огромной головой, увенчанной величественным гребнем. — Чем мне еще в жизни заняться? Хоть развлекусь да отвлекусь от мыслей об исчезновении всех других драконов…
— И что, приходили дельные мысли?
— Еще какие! — Дракон печально вздохнул. — Читал я в одной полуистлевшей рукописи о какой-то непонятной связи драконов с храмом Розы и проделками проклятой Ринецеи, чтоб на нее чесотка напала.
— Ого! — Я снова села от неожиданности, услышав последние слова Эткина. — Теперь вас двое таких, ищущих пропавший Храм.
— А кто первый?
— Один мой друг, который остался в замке Кардиньяк, орк по имени Огвур. — Я невольно вспомнила, как Огвур рассуждал о нелепости моей затеи — прийти к мирному соглашению с драконом.
— Я пойду с тобой, — решительно заявил Эткин. — Я должен поговорить с ним. Да и Анабель пора вернуть отцу.
— А почему она вообще так долго у тебя прожила?
— Вбила себе в голову, что отец хочет выдать ее замуж, — улыбнулся гигант.
— Да уж. — Я покосилась на знаменитую скалку, которую наша агрессивная крошка-баронесса не выпускала из рук даже во сне. — Неужели найдется такой самоубийца?
Дракон хмыкнул, сноп ярких искр брызнул из зубастой пасти:
— Возможно, ты не сторонница фатализма, но я верю в неслучайность нашей встречи. Помоги мне узнать, что случилось с драконами и какова роль Ринецеи в этом событии. А в благодарность я пойду за тобой в огонь и в воду…
Я прекрасно понимала, какого неоценимого соратника приобретаю в лице Эткина. При этом я питала корыстный интерес и в отношении барона Пампура, поэтому свободолюбивую Анабель нужно было как можно быстрее вернуть под отчий кров. А дракон являлся источником целительной крови, так необходимой Лансу. Ну, и в довершении ко всему — Эткин мне просто нравился. Не вдаваясь в дальнейшие размышления, я протянула дракону раскрытую ладонь.
— По рукам!
— По лапам, — совершенно серьезно подтвердил Эткин, скрепляя сделку легким прикосновением когтя.