Красный дракон Харрис Томас
– А, Билли. Мне как раз нужно с тобой поговорить.
– Что случилось?
– Помнишь эту старую сволочь Парсонса, который постоянно обрывает нам телефон?
– Еще бы, последний раз, помнится, он вынимал из меня кишки на прошлой неделе. Опять что-то не так?
– Он сказал, что кто-то ездил вместо меня по моему маршруту. Как будто проверял мою работу. Надеюсь, ты не думаешь, что я снимаю показания счетчиков, не выходя из собственного дома?
– Нет, конечно.
– Знаешь, просто я считаю, что если уж меня занесли в черный список, то можно было сказать мне об этом прямо.
– Думаешь, если бы ты был у меня в черном списке, я бы постеснялся сказать тебе об этом?
– Да нет.
– Тогда успокойся. Если бы кто-то проверял твой маршрут, я был бы в курсе. Администрация всегда ставится в известность. Так что никто не ездил по твоему маршруту, Хойт. И не обращай внимания на этого Парсонса. В конце концов, он всего лишь зловредный старикашка. Так вот, помню, позвонил он мне на прошлой неделе и прошамкал: «Поздравляю, наконец-то вы разобрались, что за тип этот ваш Хойт Льюис». Я не успел трубку положить, как уже забыл про него.
– Нужно было бы подать на него в суд за то, что он тогда со счетчиком сделал, – буркнул Льюис. – Представляешь, только остановился сегодня в переулке перекусить, так он на меня как накинется! Ну дождется он у меня когда-нибудь!
– Когда я ездил по маршруту, тоже, бывало, любил останавливаться на завтрак в этом переулке, – начал вспоминать Микс. – Слушай, Хойт, однажды я видел миссис Лидс! Конечно, сейчас вроде как неудобно про это говорить, но пару раз она загорала на заднем дворе в тако-ом купальнике! Да, фигура у нее была – что надо!
– Не знаешь, поймали уже кого-нибудь?
– Не-а.
– Жаль, конечно, этих Лидсов. Нет чтобы ему в соседний дом залезть, к Парсонсу, – вздохнул Льюис.
– Я тебе вот что скажу. Я своей бабе никогда не разрешаю загорать во дворе в купальнике. Она мне говорит: «Дурак ты, Билли, кто ж на меня захочет смотреть, кроме тебя?» А я ей: «Знаешь, дорогая, ты и моргнуть не успеешь, как какой-нибудь недоносок перепрыгнет через забор со срамотой наружу». Полиция с тобой уже беседовала? Я имею в виду, спрашивала, не видел ли ты кого?
– Да они уже, наверное, расспросили всех, кто ходит по этой улице. Почтальонов там, ну и вообще всех подряд. Но я всю ту неделю до сегодняшнего дня работал в Лавровой роще на той стороне Бетти-Джейн-драйв. – Льюис ковырнул этикетку на бутылке с пивом. – Так, говоришь, звонил тебе Парсонс.
– Будь он неладен.
– Тогда и вправду он мог видеть того, кто снимал показания с его счетчика. Я-то, грешным делом, подумал, что это он с ходу придумал, чтобы позлить меня. Если ты никого не посылал, а меня там в этот день не было…
– Может, телефонщики из «Саутистерн белл» что-нибудь проверяли?
– Черт его знает.
– Хотя нет. У них там нет линии.
– Думаешь, стоит позвонить в полицию?
– Да не помешало бы, – нахмурившись, ответил Микс.
– Вот Парсонс наложит полные штаны, когда к нему с сиренами подъедут.
5
Вечером Грэм снова отправился в дом Лидсов. Вошел через главный вход, стараясь не обращать внимания на страшные следы, оставленные убийцей. Он уже видел фотографии места преступления, видел кровь и изрезанную плоть. Он знал многое о них, мертвых. Сегодня он должен был попробовать представить себе их живыми.
Вначале общий осмотр. В гараже стояли видавший виды, но ухоженный катер, водные лыжи, огромная пятидверная машина с вместительным багажником, а также клюшки для гольфа. Мотоцикл с толстыми колесами для езды по бездорожью. Набор электроинструментов. Ими почти не пользовались. Игрушки для взрослого.
Грэм вынул биту из сумки для гольфа и замахнулся, имитируя удар. Ручка оказалась слишком длинной. Из сумки пахнуло кожей, когда он прислонял ее к стене. Вещи Чарльза Лидса.
Грэм попытался пройти за хозяином по всему дому. В кабинете висели гравюры с охотничьими сюжетами. На полках стояли рядами сочинения классиков. Ежегодники Сивани. X. Аллен Смит, Перельман и Макс Шульман, Воннегут и Ивлин Во. Раскрытая «Четверть такта» Сесила Скотта Форестера лежала на столе.
В стенном шкафу – хорошее спортивное ружье, фотоаппарат «Никон», кинокамера «Болекс» под пленку «Супер-8» и проектор.
Грэм, все имущество которого состояло из простейших рыболовных снастей, древнего «Фольксвагена» да двух ящиков «монтраше», к своему удивлению, почувствовал легкую зависть, глядя на эти игрушки взрослого человека.
Что же представлял собой Лидс? Преуспевающий адвокат, специализирующийся на налоговых делах, футболист. Добродушный здоровяк. Даже с перерезанным горлом он нашел в себе силы бороться.
Грэм прошел по всему дому. Его влекло какое-то странное чувство: узнать хоть что-то о Лидсе значило для Грэма получить молчаливое согласие мужа на то, чтобы поближе познакомиться с женой.
Грэм чувствовал, что именно из-за нее и проник в этот дом монстр. Именно она манила его сюда, как пение сверчка манит к тому его смертельного врага – красноглазую муху.
Итак, миссис Лидс.
Маленькая гардеробная наверху. Дверь в нее Грэм увидел сразу, как только вошел в спальню. Комната, выдержанная в желтых тонах, казалась нетронутой, если не считать разбитого зеркала над туалетным столиком. На полу напротив стенного шкафа стояла пара дорогих мокасин, словно хозяйка только что разулась. Халат висел на вешалке, в самом шкафу царил легкий беспорядок, как и у всякой женщины, которой приходится следить за порядком сразу в нескольких стенных шкафах.
Дневник миссис Лидс лежал в темно-фиолетовой бархатной шкатулке на туалетном столике. Ключ от шкатулки был приклеен липкой лентой к крышке, как и бирка полицейской камеры хранения. Грэм присел на белый крутящийся стул и наугад открыл дневник:
«23 декабря, вторник. Мы у мамы. Дети еще спят. Когда мама застеклила веранду с солнечной стороны, мне ужасно не понравилось, как изменился внешний вид дома, но потом оказалось, что зимой здесь тепло – можно сидеть и любоваться, как идет снег. Сколько раз она еще сможет устраивать внукам такое вот Рождество? Надеюсь, много.
Дорога из Атланты была вчера довольно трудной, после Рейли повалил снег. Машина еле ползла. К тому же я безумно устала, пока собрала всех в поездку. Проехав Чепел-Хилл, Чарли остановился и вышел из машины. Сбил с дерева несколько сосулек, чтобы приготовить мне мартини. Возвращаясь, высоко поднимал длинные ноги, когда пробирался сквозь сугробы. На волосах и ресницах у него был снег, и я вдруг вспомнила, что люблю его. Я почувствовала, что от этой мысли во мне разлилось приятное тепло.
Надеюсь, эта парка ему будет впору. Боже, если он купил мне то кольцо, я умру. Как мне хотелось стукнуть Мэдлин по ее толстой заднице, когда она принеслась с ее кольцом и ну расхваливать. Четыре огромных бриллианта. Цвета грязного льда, фи! Сосульки такие прозрачные и чистые. Луч солнца упал на бокал и, преломившись, отбросил на мою руку красно-зеленый блик. Даже не глядя на руку, я чувствовала на ней этот цвет.
Он спросил, что бы я хотела получить от него в подарок на Рождество. Я наклонилась и прошептала ему в самое ухо: «Твоего шалуна, большого и упругого, мой глупышка, и поглубже».
У него даже лысина покраснела. Бедный, он всегда боится, что дети могут нас услышать. Мужчины не доверяют шепоту…»
Грэм снова углубился в чтение. Он узнал, как нервничала миссис Лидс, когда у дочки был тонзиллит, и как запаниковала, обнаружив в июне небольшую опухоль у себя в груди. («Боже, прошу Тебя, ведь дети еще такие маленькие».)
Через три страницы выяснилось, что опухоль оказалась всего лишь небольшой доброкачественной кистой, легко удалявшейся хирургическим путем.
«Доктор Дженович выпустил меня на свободу сегодня днем. Мы вышли из больницы и поехали на озеро. Давно уже там не были. Все не хватало времени. Чарли прихватил с собой две бутылки шампанского в ведерке со льдом, мы пили вино, кормили уток и любовались закатом. Он стоял у самой воды, повернувшись ко мне спиной, и, как мне показалось, прослезился.
Сьюзен сказала, что очень боялась, как бы мы не вернулись домой из больницы еще с одним братиком для нее. Наконец-то дома!»
Грэм услышал телефонный звонок в спальне. Щелкнул и зажужжал автоответчик: «Здравствуйте, говорит Вэлери Лидс. К сожалению, я не могу сейчас подойти к телефону, но, если после гудка вы сообщите свое имя и номер телефона, мы перезвоним вам позже. Спасибо».
Грэм ожидал услышать после гудка голос Крофорда, но раздался щелчок. Звонивший повесил трубку.
Вот он и услышал ее голос. Теперь он хотел увидеть ее. Грэм спустился вниз и вошел в комнату.
У него в кармане лежала кинопленка «Супер-8», принадлежавшая Чарльзу Лидсу. За три недели до гибели Лидс отправил ее на обработку. Получить ее обратно ему не пришлось. Пленку забрала полиция, обнаружив в бумажнике Лидса квитанцию. Но, просмотрев фильм и сравнив его с фотографиями, сделанными в то же время, полицейские не нашли ничего, что могло бы заинтересовать их.
Грэму нужно было увидеть Лидсов живыми. Полицейские предложили ему воспользоваться их проектором. Но Грэм хотел посмотреть фильм в доме Лидсов. С большой неохотой ему позволили забрать пленку с собой.
Найдя в стенном шкафу экран и проектор, Грэм заправил пленку и уселся в большое кожаное кресло Чарльза Лидса. На подлокотнике четко виднелись липкие отпечатки детских пальцев. Грэм потрогал их и поднес руку к лицу. Она пахла карамелью.
Это был короткий немой фильм, довольно изобретательный для любительской ленты. Вначале на экране появился серый скотчтерьер, дремлющий на ковре в кабинете. Услышав стрекот кинокамеры, пес проснулся, поднял голову и глянул в объектив. Затем, успокоившись, снова улегся. Собака крупным планом. Пес навострил уши, вскочил, залаял и бросился наутек. Камера проследовала за ним на кухню. Он подбежал к входной двери и замер в ожидании, помахивая куцым хвостом.
Грэм прикусил губу. Он тоже ждал. На экране открылась дверь, и вошла миссис Лидс с пакетами зелени. От неожиданности она широко раскрыла глаза, потом рассмеялась. Свободной рукой отвела назад пышные волосы. Ее губы зашевелились, и она вышла из кадра. За ней, с пакетами поменьше, шли дети. Девочке шесть лет, мальчикам – восемь и десять.
Младший, по всей вероятности звезда домашнего кинематографа, показал на свои уши и подвигал ими. Камера поднята довольно высоко. Согласно заключению о смерти, рост Лидса составлял сто девяносто четыре сантиметра.
Грэм предположил, что эту часть фильма снимали ранней весной. Дети в ветровках. Лицо миссис Лидс довольно бледное. Когда Грэм увидел ее в морге, у нее был уже сильный загар на фоне белой кожи, оставшейся под купальником.
Далее следовали короткие сюжеты: мальчики играют в пинг-понг на нижнем этаже; в своей комнате девочка, Сьюзен, заворачивает подарок в блестящую бумагу. Высунутый от усердия язычок, упавшие на глаза волосы. Вот она отбросила их назад тем же жестом, что и мать.
Следующие кадры запечатлели Сьюзен в ванне, полной пены, барахтающуюся на дне, словно лягушонок. На голове большая купальная шапочка. Точка съемки теперь была ниже, а фокус хуже: видимо, снимал кто-то из братьев. Сцена заканчивалась беззвучным криком Сьюзен в сторону камеры. Шапочка сползает на глаза, но девочка не может ее поправить, потому что закрывает руками свою грудку.
Эта мысль пришлась по вкусу старшему Лидсу. И вот он крадется в душ, где купается миссис Лидс. Шторка душа дернулась и медленно поползла в сторону, словно занавес в школьном театре. Оттуда показалась рука миссис Лидс, сжимающая большую губку. Все исчезает в мыльной пене. Фильм заканчивался изображением работающего телевизора и наплывом на спящего Лидса – он храпел в том самом кресле, где сейчас сидел Грэм.
Грэм долго не мог оторвать взгляд от яркого квадрата света на пустом экране. Семья Лидсов ему понравилась. Он пожалел, что побывал в морге. Ему пришло в голову, что маньяку, пробравшемуся в дом той страшной ночью, Лидсы тоже понравились. Но видно, мертвые Лидсы нравились ему еще больше.
Грэм чувствовал, что голова уже не соображает. Поплавав в бассейне отеля, пока у него не начало сводить ноги, он вышел из воды, думая одновременно о бокале мартини с джином «Тэнкрей» и губах Молли.
Мартини он приготовил сам в пластмассовом стаканчике и позвонил Молли.
– Привет, красавица.
– Привет, милый. Ты откуда?
– Из ночлежки в Атланте.
– Ведешь себя хорошо?
– Прекрасно. Умираю от скуки.
– Я тоже.
– Хочу тебя.
– Я тоже.
– Расскажи, как ты там без меня?
– Ну, поругалась сегодня с миссис Хольпер. Она хотела вернуть мне платье с огромным пятном от виски на заднице. Не иначе в гости надевала.
– Ну а ты что сказала?
– Сказала, что не продавала ей платье в таком виде.
– А она?
– Разоралась, что раньше мы не отказывались принимать товар обратно, поэтому она здесь и покупала, хотя, кроме нас, ей есть куда пойти.
– А ты?
– Я ответила, что очень огорчена, потому что Уилл разговаривает со мной по телефону как последний осел.
– Понятно…
– У Вилли все нормально. Сейчас охраняет черепашьи яйца, которые раскопали собаки. Лучше расскажи, чем ты там занимаешься.
– Читаю отчеты. Питаюсь всякой дрянью.
– Ломаешь голову целыми днями. Да?
– Так точно.
– Я могу помочь?
– Понимаешь, Молли, никак не могу ни за что зацепиться. Не хватает информации. Вернее, информации навалом, просто я в ней пока никак не разберусь.
– Сколько ты еще пробудешь в Атланте? Не подумай, я не собираюсь просить тебя побыстрее возвращаться домой. Просто хочу знать.
– Понятия не имею. По крайней мере еще несколько дней. Я так скучаю по тебе.
– Я тоже. Я тебя хочу.
– О боже, боюсь, я этого не выдержу. Давай не будем.
– Не будем что?
– Говорить об этом.
– Ладно, но думать-то об этом хоть можно?
– Конечно.
– У нас новая собака.
– О господи!
– Что-то среднее между бассетом и пекинесом.
– Замечательно.
– С большущими яйцами.
– Меня не интересует, какие у него яйца.
– Прямо по земле волочатся. Когда он бежит, ему приходится их втягивать.
– Он не может их втягивать.
– Может. Ты ничего не понимаешь.
– Понимаю.
– А ты свои можешь втягивать?
– Я так и знал, что мы к этому придем.
– Ну так как с яйцами-то?
– Ну если уж тебе так интересно, то один раз втягивал.
– Когда же?
– В молодости. Когда пришлось быстро перепрыгивать через забор из колючей проволоки.
– Зачем?
– Да я нес арбуз с чужого огорода.
– Ты что, удирал? От кого?
– От одного знакомого свинопаса. Он услышал, как залаяли собаки, и выскочил из дому в трусах и с двустволкой. К счастью, споткнулся и дал мне фору.
– Он стрелял в тебя?
– Тогда я думал, что да. Хотя этот звук могла произвести и моя задница. С перепугу. Так что я до сих пор не знаю, кто из нас стрелял.
– Ты перепрыгнул через забор?
– Запросто.
– Ясно. Преступные наклонности с детства.
– Нет у меня никаких преступных наклонностей.
– Ну конечно нет. Да, слушай, я тут задумала покрасить кухню. Какой тебе нравится цвет? Уилл! Я спрашиваю: какой тебе нравится цвет? Эй, ты меня слышишь?
– Да-да, желтый. Давай покрасим в желтый.
– Нет, желтый мне не нравится. На желтом фоне я по утрам буду выглядеть зеленой.
– Ну, тогда голубой.
– Голубой слишком холодный.
– Черт возьми, по мне, так хоть цвет детской неожиданности… Хотя нет, знаешь, я скоро, наверное, вернусь, мы пойдем с тобой в магазин и там выберем все на месте. А может, еще и новые дверные ручки купим.
– Ладно, купим. Сама не знаю, зачем я несу всю эту чушь. Ведь совсем другое хотела сказать. Я люблю тебя, скучаю по тебе. Ты делаешь нужное дело. Тебе трудно, я знаю. Но я здесь, и я буду ждать тебя, когда бы ты ни вернулся, или приеду к тебе куда угодно и когда угодно. Вот что я хотела сказать тебе.
– Милая. Милая моя Молли. Наверное, уже пора спать.
– Хорошо.
– Спокойной ночи.
Грэм лег, положил руки под голову и вспомнил обеды, которые они готовили вместе с Молли. Крабы, соленый бриз вперемешку с вином. Его проклятием были эти «разборки» про себя. И сейчас у него в голове снова всплыла беседа с Молли. Как он огрызнулся на нее за безобидное, в сущности, замечание по поводу его «преступных наклонностей». Болван.
Странно, что могла найти в нем Молли.
Грэм позвонил в управление и попросил передать Спрингфилду, что хотел бы с утра подключиться к работе местной полиции. Больше делать ему было нечего.
Джин помог уснуть.
6
На письменном столе Спрингфилда лежали копии записей всех телефонных звонков по делу Лидсов. Когда во вторник в половине восьмого утра он вошел в свой кабинет, их было уже шестьдесят три. К самому важному была прикреплена красная бумажка.
В нем сообщалось, что полиция Бирмингема отыскала кота, похороненного в коробке из-под обуви за гаражом Джейкоби. Кот был укутан в кухонное полотенце, с цветочком между лапами. На крышке коробки детской рукой нацарапана кличка. Ошейника не было. Коробка перевязана веревкой, завязанной на бантик.
Бирмингемский судмедэксперт определил, что кота задушили. Он специально побрил его, но колотой раны не обнаружил.
Спрингфилд постукивал дужками очков по зубам.
Могилку нашли по мягкой почве, не потребовалось никаких проб на содержание метана, просто копнули лопатой. Грэм снова оказался прав.
Начальник следственного отдела лизнул указательный палец и перелистал остальные записи. В большинстве из них говорилось о подозрительных машинах, которые проезжали недалеко от места преступления в течение прошедшей недели. Описания, как правило, сводились к типу и цвету машины. В четырех случаях жителям города звонили неизвестные и угрожали, что сделают с ними то же, что и с Лидсами.
Запись звонка Хойта Льюиса лежала в середине стопки.
Спрингфилд позвонил дежурному:
– Слушай, что это за заявление контролера по поводу некоего Парсонса?
– Ночью мы связались с коммунальной службой, чтобы узнать, направляли ли они своих людей в тот переулок, – доложил дежурный. – Они перезвонят утром.
– Пошлите кого-нибудь к ним немедленно, – распорядился Спрингфилд. – Свяжитесь также с санитарной и эксплуатационной службами. Позвоните мне прямо в машину.
Он набрал номер Грэма в гостинице:
– Уилл, через десять минут ждите меня у входа в отель. Прокатимся кое-куда.
Без четверти восемь Спрингфилд остановил машину в конце переулка и вместе с Грэмом зашагал по продавленной колесами колее. Несмотря на раннее время, солнце уже припекало.
– Вам бы следовало надеть что-нибудь на голову, – посочувствовал Спрингфилд.
На нем самом была щеголеватая шляпа из соломки, которую он надвинул на самые глаза.
Ограда из металлической сетки позади дома Лидсов была увита виноградной лозой. Они остановились у столба, на котором висел счетчик.
– Если он проходил по переулку, то с этого места мог видеть всю заднюю часть дома, – заметил Спрингфилд.
Прошло всего пять дней, а участок Лидсов начал приобретать запущенный вид. На газоне пробивался дикий лук. Во дворе валялись сорванные ветром ветки. Грэму вдруг захотелось собрать их. Казалось, дом погрузился в глубокий сон. Веранда выглядела полосатой из-за длинных теней деревьев. Стоя в переулке рядом со Спрингфилдом, Грэм попытался представить, как он заглядывает в заднее окно и открывает дверь на веранду. Однако сейчас, при солнечном свете, представить себе проникновение убийцы в дом было трудно. Он перевел взгляд на детские качели, едва раскачивающиеся на легком ветру.
– А вот, кажется, и Парсонс, – сказал Спрингфилд.
Несмотря на ранний час, Парсонс уже ковырялся на клумбе во дворе. Его участок находился через два дома от владений Лидсов. Спрингфилд и Грэм подошли к задней калитке и остановились у мусорных контейнеров, крышки которых были прикованы цепями к забору. Спрингфилд померил высоту крепления счетчика при помощи рулетки.
На всех соседей Лидсов у Спрингфилда были составлены справки. Поэтому он знал, что Парсонса досрочно отправили на пенсию из-за «прогрессирующей рассеянности» по решению администрации почты, где он служил. Записи Спрингфилда содержали также и сплетни. Так, соседи утверждали, что жена Парсонса почему-то часто подолгу гостит у своей сестры в Мейконе, а сын никогда не звонит ему.
– Мистер Парсонс! – крикнул Спрингфилд.
Парсонс прислонил к стене вилы и подошел к забору. Его сандалии и белые носки были испачканы землей. Розовое лицо блестело.
«Атеросклероз», – определил Грэм.
– Да?
– Мистер Парсонс, не могли бы вы уделить нам несколько минут? Мы надеемся на вашу помощь, – начал Спрингфилд.
– Вы из электрокомпании?
– Нет, меня зовут Спрингфилд, мы из полиции.
– А, значит, по поводу убийства. Я уже говорил полицейским, мы с женой были в Мейконе…
– Я знаю, мистер Парсонс. Мы хотели бы узнать кое-что о вашем электросчетчике. Вы…
– Если этот… контролер заявил вам, что я совершил что-нибудь противозаконное, то…
– Нет-нет, мистер Парсонс, нас интересует, видели ли вы незнакомца, снимавшего показания с вашего счетчика на прошлой неделе.
– Нет.
– Вы уверены? По-моему, вы сами говорили Хойту Льюису, что кто-то крутился возле вашего счетчика.
– Говорил. Давно пора его проверить. Ничего, я это так не оставлю. Я еще в Комиссию по коммунальному обслуживанию позвоню.
– Конечно, сэр. Уверен, там разберутся. Так кого вы видели у вашего счетчика?
– Как кого? Сотрудника электрокомпании Джорджии.
– Откуда вы знаете, что это был сотрудник?
– Ну, он выглядел как контролер счетчиков.
– Как он был одет?
– Да так же, как все они, по-моему. Ну, коричневый комбинезон, кепка.
– Вы рассмотрели его лицо?
– Да не помню я уже. Я увидел его, когда выглянул из окна в кухне. Хотел поговорить с ним, но мне нужно было сначала одеться, а когда я вышел из дому, его уже не было.
– У него был грузовик?
– Да вроде нет. А что случилось? Почему вы спрашиваете?
– Мы проверяем всех, кто находился вблизи места преступления на прошлой неделе. Это очень важно, мистер Парсонс. Постарайтесь вспомнить.
– Стало быть, вы все же по поводу убийства. Поймали уже кого-нибудь?
– Нет.
– Конечно. Вчера вечером я смотрел в окно на улицу, и за целых пятнадцать минут не проехало ни одной патрульной машины. Это просто кошмар, что случилось с Лидсами. Моя жена до сих пор не может прийти в себя. Интересно, кто же теперь купит их дом? Пару дней назад я видел, как тут два негра его осматривали. Знаете, мне несколько раз приходилось беседовать с Лидсами по поводу их детей, они казались довольно порядочными людьми. Конечно, он не стал ничего делать с газоном, как я ему советовал. Министерство сельского хозяйства издает чудесные книжечки о борьбе с сорняками на газонах. Я потом их опускал ему в почтовый ящик. Честно скажу, когда он косил газон, от запаха дикого лука дышать было невозможно.
Спрингфилд начал терять терпение.
– Мистер Парсонс, когда точно вы видели этого парня в переулке?
– Не помню, надо подумать.
– Вы что, не можете вспомнить время суток? Утро? День? Вечер?
– Я знаю, из чего состоят сутки, можете не перечислять. Кажется, днем это было. Я не помню.
Спрингфилд потер рукой шею.
– Вы меня простите, мистер Парсонс, но мне необходимо узнать точное время. Не будете ли вы так любезны проводить нас на кухню и показать то место, откуда вы его видели?
– Предъявите ваши удостоверения. Оба.
В доме царили чистота и порядок. И спертый воздух. Чистота. Чистота. Доведенный до отчаяния порядок престарелой пары, которая осознает, как постепенно теряет прозрачность их жизнь.
Грэм пожалел, что зашел в дом. Он был уверен, что в ящиках лежит полированное столовое серебро с неотмытым яичным желтком между зубцами вилок.
«Ну ладно. Пора браться за дело». Из окна над кухонной раковиной был хорошо виден весь задний двор.
– Отсюда. Удовлетворены? – спросил Парсонс. – Да видно отсюда счетчик, видно. А с контролером я не разговаривал. И не помню, как он выглядел. Если это все, то простите, у меня много работы.
В разговор вмешался Грэм:
– Вы сказали, что пошли одеваться, а когда вернулись, его уже не было. Значит, вы были раздеты?
– Да.