Дживс и свадебные колокола Фолкс Себастьян
– А лошади не испугаются?
– Он там один. В стойле Джуда Незаметного.
– А Джуд где?
– Трудится в Ньютон-Эббот.
– А, ну удачи ему! И кобылкам. Надеюсь, жеребята получатся не очень унылые.
Бикнелл уже шагнул за дверь, но вдруг обернулся.
– Хоуд сказал, что нашел обгорелый кусок холста за парниками.
– Там, где обычно жгут мусор? – отозвался я беспечно.
– Да. Странно, правда?
– Не особенно. Строители такие неряхи.
Бикнелл пристально посмотрел на меня. Другой под его взглядом дрогнул бы или отвел глаза. Но Бертрам не таков!
Наконец могучий дворецкий молвил:
– В семь тридцать будьте в кухне, пожалуйста.
– Можете на меня рассчитывать, мистер Бикнелл!
– Я думал, что могу, мистер Уилберфорс.
За столом собрались те же, что и прежде, с некоторыми добавлениями. В глазах Вуди вновь горел огонь. Амелия была похожа на теннисиста, посеянного четвертым в Уимблдоне и внезапно узнавшего, что действующий чемпион сломал ногу. «Дерзкая» – вот как я бы ее назвал.
Троица Венаблзов прибыла в фамильных дрогах, а леди Джудит Паксли вновь покинула читальный зал Британского музея, не знаю, правда, как ее оттуда выманили. Вряд ли деревенский праздник соответствует ее представлениям о культурном досуге.
Новенькими были викарий с женой и почтенный местный житель по имени майор Холлоуэй – он взялся организовать субботний спектакль. С ним была румяная как яблочко женщина – видимо, жена.
Сэр Генри Хаквуд был в зеленой домашней куртке и в состоянии полнейшей отчаянности. Такой же загнанный взгляд видывал я у карточных игроков часа в два ночи в клубе «Трутни»: последние карты розданы, тройка королей в руке, но надо еще придумать, как завлечь других игроков, чтобы они не бросили карты раньше времени.
Последней в столовую вошла Джорджиана, и вид ее меня ошарашил. Я видел эти прелестные черты в самых разных настроениях. В настроении «Давай возьмем на двоих еще порцию лангустинов», блестящими от слез, выражающими прощение, несмотря на обиду, насмешливыми – «Ты уверен, что Пушкин хотел сказать именно это?» – и улыбающимися: «Мне хватит, а ты налей себе еще бренди».
Сегодняшнее выражение было для меня новым. С таким лицом, должно быть, посланец явился в спальню к королю Гарольду сообщить, что целая армия норманнов высадилась на берег близ местечка под названием Гастингс. В шоколадных глазах застыло предчувстие беды.
Леди Хаквуд и девочки при поддержке жены викария занимались подготовкой к дневному празднику, и дело у них шло полным ходом. Сэр Генри с майором Холлоуэем решили пробежаться по вечерней программе.
– От нас будет сцена из Шекспира, – сказал сэр Генри. – Говорят, очень мило и вполне к случаю. Моя племянница Джорджиана с утра проведет репетицию с актерами.
– Помню, мы в Бангалоре ставили «Венецианского купца», – откликнулся Сидни Венаблз. – В местной газете потом написали, что мое исполнение Шейлока было лучшим со времен Генри Ирвинга в «Лицее».
– Так может, вы сыграете герцога? – спросил сэр Генри.
– А может, вы добавите в спектакль комическую сценку с диалогом? – сказал Венаблз.
– Ах, да! – воскликнула миссис Венаблз. – В Чанамасале Сидни славился своими комическими сценками. Он придумывал такие очаровательные злободневные шутки! Зрителям очень нравилось.
– Только мне нужен партнер, который будет подавать реплики, – сказал Венаблз.
– Времени уже не остается его искать, – возразил майор Холлоуэй.
– Мы что-нибудь придумаем! – сказал сэр Генри. – А что еще в программе?
– Хоровой кружок «Радость Мелбери», – сообщил Холлоуэй. – Они исполнят «Пастуха и пастушку» и «Балладу о Крэнборн-Чейс». Жена викария будет аккомпанировать на фортепьяно. Девочка из Кингстон-Сент-Джуд прочитает стихи, а мой шурин покажет фокусы. Еще у нас в запасе квартет парикмахеров из Пуддлтауна, а потом – антракт и угощение. Затем короткое выступление струнного квартета из Мелбери-Тэтчет – моя жена играет вторую скрипку. Дамский кружок рукоделия покажет живую картину, и завершает программу ваш отрывок из Шекспира.
– Я думал, молодой Венаблз почитает свои стихи, – сказал сэр Генри.
– К сожалению, не смогу, – отозвался Руперт Венаблз.
– Почему это?
– Потому что я к тому времени уеду.
– Уедете? Да вы только что приехали!
– В данной ситуации, сэр Генри, мне неловко оставаться в Мелбери-холле.
– Неловко? Что за черт!
За столом наступила тишина – все ждали объяснений.
– Сэр Генри, весьма сожалею, но я больше не обручен с вашей племянницей. Я специально приехал, чтобы лично расторгнуть помолвку.
– Ах, Ру! – вскрикнула миссис Венаблз. – Почему ты мне ничего не сказал?
– Вот сейчас говорю, мама, – ответил Венаблз.
Вновь наступила тишина, еще глубже прежней. Джорджиана, очень бледная, смотрела прямо перед собой.
– Вот так компот! – высказалась леди Хаквуд; по-моему, не совсем удачно, ведь как раз сладости, судя по всему, им и не хватило.
Амелия громко всхлипнула. Я начал убирать тарелки со стола, в надежде что эти обыденные действия немного разрядят обстановку.
Бикнелл, повинуясь жесту хозяина, до краев наполнил бокал сэра Генри.
Руперт Венаблз озирался по сторонам и выглядел весьма довольным, если, конечно, не знать всю подоплеку.
– Я сожалею, что пришлось объявить об этом вот так, при всех, – сказал он. – Я надеялся еще до обеда поговорить с вами с глазу на глаз, сэр Генри.
– А Джорджи как же? – спросила Амелия.
– Ничего, Амби, все в порядке, – чуть слышно прошептала Джорджиана.
Тут меня вызвали в кухню за фрикассе из цыпленка. После нескольких минут беготни я уже в более спокойном темпе двинулся вокруг стола с блюдом брокколи – на этот раз не забыл, что подходить к каждому надо с левой стороны. При этом я невольно заметил, что лицо сэра Генри приобрело пугающе багровый оттенок.
– Я желаю вам и вашему семейству всяческого благополучия, – говорил Руперт Венаблз. – Надеюсь, при данных обстоятельствах…
Сэр Генри перебил его, фыркнув, точно неисправный водопровод.
– Помолчите, бога ради, болтун несчастный! Как вы посмели, сэр, явиться ко мне в дом, помириться с моей племянницей и тут же бессовестно ее бросить?
Руперт Венаблз с тревожной улыбкой огляделся по сторонам, ища поддержки.
– Я же, кажется, объяснил! В силу личных причин, о которых мне не хотелось бы говорить, я не видел возможности…
– К черту ваши личные причины! – рявкнул сэр Генри. – Отец Джорджианы был братом моей жены и прекрасным человеком, хоть и слишком любил портвейн. Забота о его дочери для меня – важнейшее дело! Что касается вас, молодой человек, собирайте чемоданы и покиньте мой дом немедленно!
Казалось бы, в такую минуту Венаблз-старший должен замолвить словечко за своего отпрыска или леди Х. утешить свою племянницу: «Ну-ну, дорогая!» Однако раздался совсем другой голос, довольно приятный баритон, и принадлежал он П. Бичингу.
– Сэр Генри, при всем уважении, давайте немного успокоимся? Сейчас решается счастье нескольких человек. Еще одна помолвка пока, если можно так выразиться, eiusdem generis[50]. И если…
– Не надо мне вашей дурацкой латыни, Бичинг! Вы здесь не в суде. А если вы все еще думаете, будто я вам позволю жениться на моей дочери, лучше подумайте получше.
Амелия жалобно вскрикнула, а Джорджиана беззвучно расплакалась.
Леди Хаквуд сказала:
– Ну что ты, Генри!
Возможно, и леди Джудит Паксли добавила бы свои два пенса, но тут в холле послышался звонок и все замолчали.
Бикнелл тяжелым шагом, с подозрительным выражением лица отправился открывать.
Тихо было, как в соборе. Я стоял столбом возле буфета и не мог придумать никакого утешения, кроме одного: хуже уже некуда.
Как я ошибался!
Дверь столовой распахнулась. Бикнелл, заполнив собой дверной проем, выпрямился во весь рост и громко объявил:
– Лорд Этрингем!
Глава 10
Все знают, что Вустеры не робкого десятка. Мы неплохо показали себя во времена Крестовых походов, а позднее, как я слышал, были замечены при Азенкуре, где бодро ломили на француза под градом стрел. Мы не привыкли удирать от опасности.
Другое дело – стратегическое отступление. В ближайшие несколько минут я ничем не мог способствовать счастью дорогих мне людей. Обычно в моем сознании неизменно присутствует noblesse oblige[51], но сейчас в образе смиренного лакея от меня никому не было никакого толку. Поэтому я воспользовался исконным правом рабочего люда отложить свои орудия и закончить дневные труды.
Я мигом проскочил через кухню, задержавшись только для того, чтобы прихватить забытую на столе бутылку, и поднялся к себе в комнату быстрее, чем успеешь произнести «Берк и Дебретт».
Полчаса спустя совершенно растерянный и вывихнувший себе все мозги Вустер услышал вежливый стук. Гадая, какие еще злосчастья обрушатся сейчас мне на голову, я открыл дверь.
На пороге стояла миссис Тилмен. На удивление, славная женщина не рыдала и не заламывала руки – наоборот, она благостно и даже, можно сказать, весело улыбалась.
– Мистер Вустер, – сказала она. – Сэр Генри ждет вас в библиотеке.
– Мистер Ву… Ву… Вустер?!
– Вы меня, наверное, не помните? Мы с вами встречались несколько лет назад, сэр. Я была старшей горничной в доме сэра Генри Далглиша, в Беркшире. Меня тогда звали Эми Чарлтон. Потом я вышла за мистера Тилмена – он служил дворецким у сэра Генри.
– Хотел бы сказать, что я вас помню, но если честно…
– Ничего страшного, солнышко! А они там, внизу, все между собой выяснили. Сэр Генри знает, кто вы и кто мистер Дживс.
– И он не разъярился?
– Сэр Генри – непредсказуемый человек. Такой уж у него характер. Но, в сущности, он добрый. Если к кому привяжется, так уж навсегда. Много лет его лучшим другом был шофер. У сэра Генри прямо сердце надрывалось, когда пришлось его отпустить.
– А лорд Этрингем? В смысле настоящий?
– Очень пожилой джентльмен, сэр. Мягкий такой, вежливый. Интересуется не только ископаемыми, а вообще историей. Они с сэром Генри сразу подружились.
Вот уж неожиданный поворот сюжета… Признаюсь, далеко не бодрым шагом я пересек просторный холл и вошел в библиотеку, впервые под собственным именем.
На фоне книжных шкафов собрались, если смотреть слева направо: Дж. Мидоус, уже меньше напоминающая статую Терпения[52], как выразился однажды Дживс; Р. Дживс, камердинер, недавно еще известный под именем лорда Этрингема, невозмутимый и ничуть не смущенный; сэр Г. Хаквуд, лисовидный и оживленный; А. Хаквуд, взволнованная и дрожащая; и седовласый старикан в очках в роговой оправе, росточком не больше пяти футов и беспокойный, как Белый кролик из «Алисы в Стране чудес».
– А, Вустер! Приятно познакомиться по-настоящему! – Сэр Генри протянул мне руку дружбы в просторном рукаве домашней куртки. – Позвольте представить вам лорда Этрингема!
Еще одно рукопожатие, и потом больше часа объяснений, сдобренных содержимым замечательной оттоманки. Вот основные пункты – их немного.
Лорд Этрингем (подлинный, не Дживс) давно уже лечился от болезни под названием агро-что-то. Лечил его известный доктор по психам, сэр Родерик Глоссоп, и больному настолько полегчало, что он собрался следующей весной на раскопки в Египет вместе с экспедицией Говарда Картера[53]. Сэр Родерик порекомендовал пациенту начать с путешествий по Англии – сперва пешком до деревенской почты, затем постепенно увеличивать дальность и в конце концов отправиться поездом на побережье Дорсета, где имеются меловые отложения юрского периода – всего несколько миль от Мелбери-холла. Лорд Э. планировал съездить туда в августе, но предпочел не откладывать после того, как старинный приятель из Шерборна прислал ему экземпляр «Мелбери Курьер» – подпись под снимком команды крикетистов явно говорила о том, что кто-то выдает себя за его светлость.
Услышав, что лорд Этрингем остановился в скромном пансионе в Лайм-Реджисе, сэр Генри немедленно пригласил его погостить в Мелбери-холле – в той самой угловой комнате, где недавно обитал его временный тезка. Пугливый лорд явно обрадовался, что можно поселиться среди друзей, а не мыкаться, снимая жилье у какой-то незнакомой тетки. К тому же у них с сэром Генри обнаружился общий интерес к Столетней войне, хотя лорд Этрингем проводил черту на битве при Босворте – все, что позже, он относил к «новейшей истории».
Я заметил, что не только сэр Генри включил обаяние, которое обычно умело скрывал. Джорджиана тоже всячески обхаживала гостя. У нее внезапно прорезался интерес к геологии. Если вы полвека просидели в продуваемом сквозняками доме в Вестморланде, общаясь только с доисторическими булыжниками, трудно не оцепенеть от такого внимания, точно заяц в свете автомобильных фар. Старикан явно уже начал задумываться, не слишком ли он увяз в эпохе плейстоцена, когда современность гораздо привлекательнее.
– Видите, Вустер, мы с Бобби Этрингемом уже крепко подружились, – подвел итог сэр Генри. – Кстати, Бобби, когда поедешь на охоту за окаменелостями, не стесняйся, бери машину!
– Спасибо, Генри. Правда, водить я так и не научился. Здоровье не позволяло…
Лорд Этрингем говорил невнятно, старческим надтреснутым голосом.
– Джорджиана будет твоим шофером!
– С удовольствием, дядя Генри, пока я здесь.
Невольно возникает вопрос: не слишком ли много волнений для нервического старичка, но я решил не вмешиваться.
– Бобби, ты точно не хочешь капельку бренди? – спросил сэр Генри.
– Нет-нет, мне нельзя. Родди Глоссоп на этот счет очень строг. Он прописал порошки и велел ни в коем случае их не мешать с алкоголем. Сказал, я тогда тут же засну.
Кто-то деликатно кашлянул. Я, наученный долгим опытом, оглянулся на Дживса.
– С вашего позволения, сэр Генри, быть может, мы покинем вас и лорда Этрингема? Я уверен, что миссис Тилмен уже позаботилась о новом размещении гостей.
– Да, конечно! – поддержала Джорджиана. – Амби, пойдем!
Я почуял, что умные головы, не чета моей, что-то опять задумали, и вышел вместе со всеми, оставив лорда с баронетом наедине. Дживс проводил меня в мою новую комнату, небольшую, но очень симпатичную, в конце коридора на третьем этаже, с видом на газоны и теннисный корт – правда, его заслоняла громадная веллингтония. Потрясающая миссис Тилмен уже переложила всю мою одежду в сундук и платяной шкаф.
– Ну что, Дживс, – сказал я, – все пришло в норму?
– Похоже на то, сэр. Признаюсь, я рад вернуться к своим обязанностям. От такого питания у меня уже началось несварение желудка.
– И постель слишком мягкая, ага?
– Я давно уже придерживаюсь того мнения, что жесткий матрас намного полезнее для осанки, сэр.
Я осмотрел свою новую комнату и подумал, что буду здесь спать как младенец.
– Старина Этрингем полон великодушия, правда, Дживс?
– Чрезвычайно учтивый и приятный джентльмен, сэр.
– Холостяк?
– Да, сэр. И потомства не имеет.
– А что будет с богатствами Этрингемов, когда он преставится?
– Пока мы были в Лондоне, я расспросил кое-кого в клубе «Ганимед». Говорят, он завещал некоторые суммы различным благотворительным обществам и образовательным учреждениям.
Тут меня посетила мысль.
– А как вы считаете, Дживс, неужели сэр Генри думает… в смысле, замышляет…
– Я считаю, что в такой крайности, как сейчас, сэр Генри, естественно, будет рассматривать все возможные варианты. Вполне объяснимо, если в лице лорда Этрингема он видит своего рода deus ex machina[54].
– Что-что?
– Быть может, выражение «рыцарь в сияющих доспехах» вам будет более созвучно, сэр.
– Может, может. А как он это устроит?
– Не рискну строить предположений, сэр. Однако мне показалось, что лучше их оставить наедине. Пусть познакомятся поближе.
– Ну-ну… Чудеса случаются, верно? А вот с какими глазами я утром явлюсь пред очи леди Х. и леди Джудит?
– Не желаете ли позавтракать в постели, сэр? А потом вас ждут на репетиции в гостиной. Там не будет ни той, ни другой леди.
– А обед? Может, я перехвачу сандвич и полбутылки вина в саду?
– Именно так, сэр. После этого дамы будут заняты праздником. Остается пережить вечернее представление, и можно возвращаться в Лондон.
Я перевел дух и тут заметил, что взгляд Дживса скользнул по висящему на двери винно-красному узорчатому халату.
Дживс заметил, что я заметил – если вы понимаете, о чем я.
– Оставьте его себе, Дживс, – предложил я. – На память об этих трудных днях.
– Большое спасибо, сэр. Отличная вещь.
Постель не обманула моих ожиданий. Солнце стояло уже высоко, когда Дживс явился с тяжело нагруженным подносом. Я набросился на еду – ужин-то среди вчерашних треволнений так и пропустил.
– Боюсь спросить… какие новости из сумасшедшего дома? – поинтересовался я, подбирая остатки кеджери.
– Небольшие изменения в вечерней программе, сэр.
– Вот оно как?
Если честно, в моем голосе прозвучала настороженность, чтобы не сказать страх.
– Сэр Генри и лорд Этрингем проговорили до глубокой ночи. Агорафобия его светлости…
– Да, я все хотел спросить, что это за агро… как ее?
– Название взято из древнегреческого, сэр. Означает болезненный страх рыночной площади, иначе говоря, любого открытого пространства, в противоположность клаустрофобии, которая…
– Знаю, Дживс! Не совсем же я тупой. Продолжайте!
– Как я собирался сказать, сэр, агорафобия его светлости довольно успешно поддается лечению, однако сэр Родерик Глоссоп считает, что полная уверенность вернется, если его светлость победит свой главный страх – быть у всех на виду и говорить на публике.
– Посреди рыночной площади?
– Именно так, сэр. Или в данном случае со сцены. Сэр Генри предложил ему роль ткача Основы в сцене из комедии Шекспира «Сон в летнюю ночь».
– Это же моя роль!
– Я взял на себя смелость уверить сэра Генри, что вы охотно ее уступите лорду Этрингему в виде компенсации за небольшой обман, который вы были вынуждены совершить.
Я задумчиво отпил кофе.
– Ну это ладно, только вы вот что упустили из виду: по пьесе Основа – буйный субъект, а старина Этрингем не буйнее метелки из перьев. Он не способен шикнуть на гуся, даже если этого гуся зажарят и подадут ему с краснокочанной капустой и яблочным соусом. Галерка не одобрит еле шепчущего Основу. Поверьте мне, Дживс, я эту публику знаю. Говорю по опыту. Помните Кинс-Деверил? Эсмонд Хаддок сорвал овацию исключительно благодаря мощи своего голоса. Такие вещи очень важны!
– Слишком хорошо помню, сэр. Однако оба джентльмена полны энтузиазма. Лорд Этрингем свято верит, что прописанная сэром Родериком доза успокоительного за час до начала спектакля достаточно укрепит его нервы.
И все-таки изменения в программе меня не радовали. У каждого из нас, актеров-любителей, есть своя звездная роль, и моя – роль этого афинского ремесленника. Писклявый старикашка ее только испортит!
– Я смотрю, Дживс, вы в курсе всех событий.
– После наших успехов на скачках сэр Генри оказывает мне честь, советуясь по разным вопросам.
– Соображает, значит.
– Благодарю вас, сэр. Я позволил себе предположить, что можно отдать часть Мелбери-холла под учебное заведение, сохраняя при этом право собственности на дом и прилегающие угодья.
– Ага, чтобы не потерять все.
– Именно так, сэр.
– А какую часть отдать?
– Ферма и конюшни, сэр, изначально составляют единый комплекс, с отдельным выходом на дорогу. Их легко можно переоборудовать под школу с пансионом.
– А куда лошадки денутся?
– Лошадей придется продать, сэр. Это поможет получить столь необходимые денежные средства и примирить леди Хаквуд с новым положением дел.
Я кивнул, начиная понимать общий замысел.
– А лондонская молодежь, из Уолворта и Бетнал-Грин, сможет приезжать сюда на экскурсию – подышать свежим воздухом и заодно узнать что-нибудь об ископаемых?
– Именно, сэр. Практически без каких-либо неудобств для хозяев поместья. Однако успех всего плана зависит от того, как пройдет сегодня выступление лорда Этрингема. Он должен почувствовать, что ему здесь все рады и готовы принять за своего. Боюсь, тут требуется овация, не меньше. Зрители должны аплодировать стоя.
– Значит, вы весь день будете накачивать пивом молодцов из «Красного льва»?
– Сэр Генри уже отправил Хоуда работать с самыми неподдающимися элементами.
– Хоуда? А это не называется играть с огнем?
– Увы! Сэр Генри не знал о специфической слабости Хоуда. Сунул ему в руку пять фунтов и велел постараться как следует.
– Вот черт, – сказал я, и не в первый раз. – Это все?
– Нет, сэр, есть еще одно.
– Валяйте, рассказывайте.
– Мистеру Венаблзу нужен партнер для комического диалога, подавать реплики.
Я утер внезапно вспотевший лоб.
– Дживс, пожалуйста, скажите, что речь не о том…
– Все актеры заняты, и только один в последнюю минуту освободился.
– А может, Вуди?
– Нет, сэр. Мистер Бичинг играет Рыло, то есть медника.
– А Бикнелл?
– Мистер Бикнелл счел бы это infra dignitatem[55], сэр.
– Ну да, понимаю. А если Хоуд? Так бы ему и надо! В конце концов, он у нас специалист по всяческой придури.
– Весьма остроумно, сэр. Однако Хоуд уже занят в роли Дудки, починщика раздувальных мехов.
– Неужели в Афинах правда была такая профессия – починщик раздувальных мехов?
– Не могу сказать, сэр. Возможно, тут в некоторой степени поэтическая вольность.
Мы помолчали. Я не представлял, как отвертеться от выступления на подхвате у бывшего окружного судьи – разве только…
– Дживс, а нельзя ли как-нибудь подсказать старине Вишну, что можно бы и обидеться на то, что сэр Генри наговорил его сыну?
– Насколько я знаю, сэр, миссис Венаблз уже ему об этом говорила, но мистер Венаблз несколько толстокож.
– Видал я слонов с кожей куда тоньше. Индийских и африканских.
– Именно так, сэр. Мистер Венаблз непременно желает выступить. Миссис Венаблз в большом негодовании, плотно позавтракав, уехала поездом в девять тридцать, а ее муж последует за ней завтра, чтобы не упускать возможность поразить восхищенную публику.
Когда я спустился в гостиную, там уже вовсю репетировали. Джорджиана была за режиссера, а старина Венаблз всюду лез и всех перебивал.
Джорджиана выбрала ту сцену, когда афинские ремесленники репетируют пьесу, а рядом спит Титания, царица фей и эльфов. Проснувшись, Титания видит Основу с ослиной головой и тут же в него влюбляется из-за зелья, которое ей подсунул Пак. В конце концов Титания под общий смех за руку уводит Основу за кулисы. Эта сцена удобна тем, что все участники произносят по одной-две реплики, и только Основе с Титанией надо заучивать большие куски текста.
Старина Этрингем, как видно, всю ночь зубрил роль и в целом не сбивался. Только блеска ему не хватало. Его Основа разговаривал не как работяга на веселой попойке, а как архидиакон, читающий проповедь по случаю Великого поста. Невольно закрадывается сомнение: а встречал ли он в своей жизни хоть одного ткача?
Из миссис Тилмен получился очаровательный Пак, а вот Амелии недоставало той воздушности, которую требует роль Титании. На сцене она держалась, как на теннисном корте: хорошая работа ног, но тончайшие крылышки не трепещут за спиной.
На костюмы афинских жителей пошли в основном простыни, плюс еще пара курток, здоровенная ослиная голова для Основы и крылья для Пака и Титании – их доставили накануне от торговца театральными костюмами из Дорчестера. Словом, с реквизитом был полный порядок, зато актерская игра недотягивала.
– Сэр Генри, можно сказать? – спросила миссис Тилмен.
– Конечно, миссис Т., – ответил сэр Генри.
Ему досталась роль Пигвы, плотника.
– Что, если мисс Джорджиана и мисс Амелия поменяются ролями? Пусть мисс Амелия сыграет портного Заморыша, а мисс Джорджиана – королеву фей?
После долгих взаимных уговоров – «Нет-нет, я не могу» и «Ну что ты, сыграй, обязательно» – сэр Генри взял решение на себя и утвердил замену.
– Хорошо, я выучу роль за время обеда, – сказала Джорджиана. – Амби, ты точно не против?
– Нет, я всегда мечтала сыграть Заморыша, – ответила Амелия.
По-моему, чертовски великодушно. Вуди так и раздулся от гордости за нее.
– Берти! – сказала Джорджиана. – Не пора ли вам с мистером Венаблзом репетировать диалог? Может, пойдете в библиотеку?
– Можно и в библиотеку, – согласился я.
– Молодой человек, вот сценарий! – Старина Вишну протянул мне листок. – Но предупреждаю: я люблю импровизировать по ходу выступления.