Интересные времена Пратчетт Терри

Это – боги, которые играют в игры. Игральная доска у них – целый мир, а играют они человеческими жизнями.

Чаще всего выигрывает Рок.

Даже не чаще всего, а всегда. Большинство богов предпочитают кости, но Рок играет в шахматы (или похожие игры), причем в рукаве у Рока обязательно припрятан второй ферзь.

Рок всегда выигрывает. По крайней мере, так принято считать. «О, это был Рок», – обычно говорим мы, когда что-то случается[1].

Боги способны принять любое обличье, и лишь одно в себе они изменить не могут – это глаза. Глаза выдают истинную природу бога. Глаза Рока вряд ли можно назвать глазами – это просто черные дыры, откуда на вас глядит бесконечность с рассеянными в пустоте… кто знает чем – может, звездами, а может, чем похуже.

Прищурившись, Рок одарил противников самодовольной улыбкой – именно так улыбаются победители за пару секунд до того, как стать победителями.

– Первосвященник Зеленой Мантии совершил убийство в библиотеке при помощи обоюдоострого топора, – объявил Рок.

И выиграл.

После чего одарил противников еще одной улыбкой.

– Везет же некотовым, – прогундел сквозь каплющие слюной резцы Оффлер, Бог-Крокодил.

– Похоже, сегодня я питаю расположение к самому себе, – проронил Рок. – Ну, еще партейку? Или во что-нибудь другое перекинемся?

Боги пожали плечами.

– Может, в Безумных Королей? – Рока не покидало хорошее расположение духа. – Или в Несчастных Влюбленных?

– В Несчастных Влюбленных? – откликнулся Слепой Ио, главный из богов. – Никто уже не помнит правил, а руководство куда-то задевалось.

– Тогда, может, в Кораблекрушение?

– В эту ты всегда выигрываешь, – покачал головой Ио.

– А как насчет Засух и Потопов? – не сдавался Рок. – Там совсем легкие правила.

На игральную доску упала чья-то тень. Боги подняли глаза.

– Ага, – произнес Рок.

– Ну что, поиграем? – спросила Госпожа.

Статус этой богини был неизменным предметом споров, причем под сомнение ставилась сама ее божественность. Со всей определенностью можно было лишь утверждать, что поклонение ей еще ни к чему хорошему не приводило и что появляется она только там, где ее меньше всего ждут. И что уповающие на ее благоволение очень редко остаются в живых. Если где-то и возводят ей храм, в него неизменно ударяет молния. Эта богиня – учредитель и единственный держатель акций лотереи «Последний шанс». Некоторые люди предпочитают пройти по канату, одновременно жонглируя топорами, нежели произнести вслух ее имя.

Поэтому чаще всего ее называют просто Госпожа, и глаза у нее зеленые; не такие зеленые, как у людей, а изумрудно-зеленые – от края до края. Поговаривают, будто бы это ее любимый цвет.

– Ага! – вновь воскликнул Рок. – И во что же мы будем играть?

Госпожа села напротив него. Прочие боги обменялись косыми взглядами. Запахло чем-то интересным. Ведь эти двое извечные враги.

– Как насчет… – Она сделала паузу. – Великих Империй?

– О, эту я тевпеть не могу, – нарушил внезапно воцарившуюся тишину Оффлер. – В конце все умивают.

– Увы, – согласился Рок. – Но это же игра. – Он кивнул Госпоже и голосом, очень напоминающим тот, которым профессиональные игроки уточняют правила игры, осведомился: – Падение Династий? Народы, Висящие На Волоске?

– Все включено, – подтвердила Госпожа.

– О, прекрасно.

Рок взмахнул рукой над игральной доской. Появился Плоский мир.

– И где будем играть? – спросил он.

– На Противовесном континенте, – ответила Госпожа. – Где на протяжении долгих веков ведут смертельную борьбу пять благородных семейств.

– В самом деле? И что это за семейства? – полюбопытствовал Ио.

Отдельные индивидуумы не вызывали в нем особого интереса. Занимаясь по большей части громами и молниями, Слепой Ио был искренне убежден, что единственная достойная цель, которую может преследовать существо по имени человек, – это как следует промокнуть или, для разнообразия, превратиться в кучку золы.

– Хоны, Суны, Таны, Максвини и Фаны.

– Эти? Кем-кем, а благородными я бы их не назвал.

– Они очень богаты. Ради своей выгоды или просто по причине фамильной гордости они убили и замучили миллионы людей, – объяснила Госпожа.

На данное заявление боги отреагировали торжественными кивками. Спору нет, это воистину благородное поведение. Они, боги, поступали точно так же.

– Максвини? – переспросил Офлер.

– Весьма древнее и почтенное семейство, – кивнул Рок.

– О.

– Эти пять семейств пойдут на что угодно, лишь бы занять имперский трон, – продолжал Рок. – Ну и? Ты за кого играешь?

Госпожа бросила взгляд на раскинувшееся перед ними полотно истории.

– Хоны самые могущественные. Только за время нашего разговора они успели прибавить к своим владениями несколько городов. – Госпожа задумчиво склонила голову набок. – Победа словно предначертана им свыше.

– Стало быть, ты выбираешь семейство послабее?

Рок вновь взмахнул рукой. Появились фигуры. Они задвигались по доске так, словно были живыми – что, впрочем, соответствовало действительности.

– Но, – продолжал он, – чур, играем без костей. Тут я тебе не доверяю. Они у тебя вечно с подвохом. Нет, пусть орудиями в нашей игре будут сталь и тактика, политика и война.

Госпожа ответила согласным кивком.

Рок посмотрел в глаза противнице.

– И каков же твой первый ход? – спросил он.

Она улыбнулась.

– Я уже походила.

Он опустил взгляд на поле.

– Но я не вижу твоих фигур.

– На доске их еще нет, – ответила она.

И раскрыла ладонь.

В ладони ее шебуршалось что-то черно-желтое. Госпожа дунула, и существо расправило крылья.

Это была бабочка.

Рок всегда выигрывает…

В отличие от людей его не сдерживают какие-то там правила.

Как утверждает философ Лай Тинь Видль, хаос именно там процветает, где настойчивее всего ищут порядка. Хаос всегда побеждает порядок, поскольку лучше организован.

А это – бабочка бурь.

Ее крылья слегка более зазубренные, нежели крылышки обычных однодневок. Согласно фрактальной природе вселенной, это означает, что зазубренные края ее крылышек бесконечны – так же как бесконечен любой зазубренный берег. Если измерить его длину на самом последнем уровне, на уровне сверхмикроскопической «малости», то длина эта будет бесконечной – а если и не бесконечной, то, по крайней мере, настолько близкой к Бесконечности, насколько Бесконечность доступна человеческому взору в погожий день.

Как следствие, если края крыльев бесконечно длинны, то сами крылья бесконечно велики.

Конечно, может казаться, что своими размерами они ничем не отличаются от обыкновенных крылышек, но так кажется лишь человеческим существам, которые склонны отдавать предпочтение не логике, а здравому смыслу, пользующемуся среди них столь широкой популярностью.

Квантовая погодная бабочка (мотылекус буреносус) неприметного желтого цвета. Куда больший интерес представляют узоры Мандельброта на ее крылышках – сложные многоцветные завитки, перемежающиеся странными скоплениями черного в виде сердечек.

Ну а самая выдающаяся особенность квантовых бабочек заключается в их способности управлять погодой.

Предполагается, что эта способность развилась у них в процессе естественного отбора – даже самая изголодавшаяся птица не позарится на кормежку в виде локализованного торнадо[2]. Однако впоследствии эта приспособительная черта превратилась во вторичный половой признак, вроде плюмажа у птиц или горлового мешка у некоторых видов лягушек. «Посмотри на меня, – призывает самец, лениво взмахивая крыльями где-нибудь под пологом тропического леса. – Может, по цвету я совсем неприметен, однако недели через две и за тысячу миль отсюда все только и будут говорить о том, что «нетипичные для наших широт бури и ураганы послужили причиной серьезных разрушений».

Это – бабочка бурь.

Вот она взмахивает крылышками…

А это – Плоский мир, рассекающий межзвездное пространство на спине гигантской черепахи.

Впрочем, ничего странного в его поведении нет. На определенном этапе развития все обитаемые миры примеряют на себя подобную космологическую теорию. Видимо, разумные существа запрограммированы на нее изначально.

В степях и полях, в сочащихся влагой джунглях и раскаленных докрасна молчаливых пустынях, в болотах и тростниковых заводях – одним словом, везде, где при вашем приближении что-то с громким «хлюп» прыгает с ветки, бревна или камня, в некий решающий момент на ранних стадиях развития племенной мифологии разыгрываются бесконечные вариации на тему нижеследующего…

– Гля!

– Чиво?

– Вон, хлюпнулось с бревна!

– Да? И чиво?

– Я думаю… думаю… типа, думаю, что одна из этих тварей может нести на своей спине целый мир.

Зависает молчание – собеседник пытается охватить умственным взором великую астрофизическую гипотезу, а потом…

– Чиво, весь мир? Это как?

– Ну, я… это… Ну, не одна из них, ясен перец, а какая-нибудь большая, здоровущая.

– Да уж точно не маленькая.

– Типа… по-настоящему большая.

– Гм, по-моему, я понимаю, к чему ты клонишь.

– Логично, правда?

– Логично-то логично, только вот…

– Че?

– Да так… Просто… Хочется думать, то есть вроде как надеешься, что та, здоровущая, не «хлюпнет».

И тем не менее именно так устроен Плоский мир. И в его устройстве присутствует не только черепаха, но и четыре гигантских слона, на спинах которых неспешно вращается гигантское колесо мира[3].

А еще на Диске есть Круглое море – приблизительно на полпути между Пупом и Краем. Вокруг него расположились страны, которые, как утверждают историки, и составляют цивилизованный мир – то есть тот мир, который может позволить себе содержать историков: Эфеб, Цорт, Омния, Клатч и расползшийся во все стороны город-государство Анк-Морпорк.

Однако наша история начинается в совсем другом месте. И что же мы видим? Человек лежит на плоту, в голубой лагуне, под солнечным небом. Руки человека закинуты за голову, и, судя по всему, он счастлив – в его случае состояние необычайно редкое, можно сказать, практически беспрецедентное. Он благодушно насвистывает что-то веселое, болтая ногами в кристально-чистой воде лагуны.

Ноги у него розовые, с десятью пальцами, похожими на коротенькие пухленькие поросячьи хвостики.

Хотя, с точки зрения крадущейся вдоль рифа акулы, они больше походят на завтрак, полдник и обед.

Всегда есть протокол. А еще тщательно соблюдаемый этикет. Ну и вежливое благоразумие. Не говоря уже о дармовой выпивке. То есть якобы вы польстились на дармовщинку.

Теоретически лорд Витинари, как верховный правитель Анк-Морпорка, мог в любой момент призвать пред свои светлые очи аркканцлера Незримого Университета. А вздумай тот ослушаться, казнить его на месте.

Однако Наверн Чудакулли, как глава основного учебного заведения на Диске, выпускающего в большую жизнь волшебников, дал понять – вежливо, но недвусмысленно, – что он, со своей стороны, легко может превратить его (на том же самом месте) в небольшую амфибию из семейства лягушачьих и остаток своей жизни он проведет, весело поквакивая и бодро прыгая по комнате.

Спиртное помогало перекинуть мостик через эту дипломатическую пропасть. Время от времени лорд Витинари приглашал аркканцлера во дворец для дружеской беседы за бутылкой хорошего вина. И разумеется, аркканцлер приходил – просто потому, что не прийти было бы проявлением невежливости. Такое положение дел всех устраивало, все вели себя пристойно, и не было ни брожения в умах, ни мокрых пятен на ковре.

Стоял прекрасный полдень. Лорд Витинари сидел в дворцовом саду, несколько раздраженно наблюдая за бабочками. Его слегка оскорбляло то, как эти беззаботные существа порхают себе и в ус не дуют, а ведь от их порхания государству ничего не прибавляется…

Послышались приближающиеся шаги.

– А, это вы, аркканцлер, – оторвался от своих размышлений лорд Витинари. – Так приятно снова вас видеть. Присаживайтесь! Надеюсь, у вас все хорошо?

– Все прекрасно. – Наверн Чудакулли сел. – А у вас как? Со здоровьем все в порядке?

– Лучше не бывает. Погода вроде опять пошла на потепление.

– Вчера был особенно хороший день.

– А завтрашний может быть еще лучше. Во всяком случае, так говорят.

– Ну, мы могли бы помочь кое-каким заклинанием…

– И это правильно.

– Согласен.

– Гм…

– Безусловно.

Некоторое время патриций и аркканцлер наблюдали за бабочками. Слуга принес охлажденные напитки в длинных бокалах.

– Интересно все же, что они там делают… с цветами?.. – нарушил затянувшееся молчание лорд Витинари.

– Это вы о чем?

Патриций пожал плечами.

– Не обращайте внимания. Пустяки, просто пришло в голову. Кстати, раз уж вы так удачно зашли, аркканцлер, – заглянули по пути, направляясь по каким-то своим, разумеется, бесконечно более важным делам… Так вот, не могли бы вы оказать мне любезность и ответить на один несложный вопрос: кто есть Великий Волшебник?

Чудакулли задумался.

– Может быть, декан? – предположил он. – Поистине великий человек, столько жрать…

– Чутье подсказывает мне, что этот ответ несколько неправилен, – возразил лорд Витинари. – Контекст наводит на мысль, что «великий» в данном случае означает «самый лучший».

– Тогда точно не декан, – решительно качнул головой Чудакулли.

Преподавательский состав Незримого Университета… Картина, открывшаяся внутреннему взору лорда Витинари, воплощала небольшую цепь округлых холмов в остроконечных шляпах.

– О да, вряд ли декан велик в этом смысле, – вслух заключил он.

– Э-э… А могу ли я поинтересоваться, в связи с чем, собственно, возник вопрос?

Патриций положил руку на набалдашник трости.

– Пойдемте, – сказал он. – Думаю, лучше будет, если вы сами все увидите. Лично я ума не приложу, что все это значит.

Следуя за лордом Витинари, Чудакулли с интересом осматривался. Нечасто выпадает случай прогуляться по садам, которые во всех садоводческих книгах упоминаются в разделе «Самые Распространенные Ошибки и Заблуждения».

Их разбил (очень, очень уместный глагол) прославленный (дурная слава – это ведь тоже слава) садовник и на все руки изобретатель Чертов Тупица Джонсон. Благодаря свойственным ему рассеянности и полному незнанию элементарных законов математики его сады как нельзя лучше подходили для любителей острых ощущений.

Есть люди, которые строят, используя скрытые, но благожелательные силы магнитных полей. Так вот, Чертов Тупица Джонсон был совсем иного рода гением. Его произведения неведомым образом приводили в действие некие тайные силы природы. Солнечные часы с колоколами то и дело взрывались, обезумевшая каменная кладка в конце концов покончила с собой, а литые садовые решетки расплавились – пока только в трех местах, но начало было положено.

Патриций провел аркканцлера через калитку, и они вошли в нечто вроде голубятни. Внутри вилась скрипучая деревянная лестница. Вездесущие анк-морпоркские голуби[4] приветствовали незваных гостей злобным бормотанием и курлыканьем.

– Странное здание, никогда не видел ничего подобного, – заметил Чудакулли, с опаской ставя ногу на лестницу.

Ступеньки отозвались жалобным стоном.

Патриций извлек из кармана ключ.

– Насколько я понимаю, изначально господин Джонсон строил улей, – заметил он. – Однако за отсутствием таких больших пчел мы нашли этому… зданию другое применение.

Он отпер дверь. Они оказались в большом квадратном помещении. На каждой стене было по незастекленному окну. Закрепленные в пустых проемах деревянные распорки с колокольчиками на шнурках, очевидно, предназначались для того, чтобы подавать сигнал, если в «голубятню» заглянет какой-нибудь крылатый посланец.

В центре комнаты на столе сидела здоровенная птица – Чудакулли и не подозревал, что такие бывают. Птица повернулась и уставилась на аркканцлера желтым, похожим на здоровенную бусину зраком.

Патриций извлек из кармана баночку с анчоусами.

– Честно говоря, этого гостя мы никак не ждали, – сообщил он. – Прошлый раз такой посланец заглядывал к нам почти десять лет назад. А раньше мы все время держали на льду пару-другую свежих скумбрий.

– Это, случаем, не бесцельный альбатрос? – высказал догадку Чудакулли.

– Он самый и есть, – подтвердил лорд Витинари. – И причем прекрасно обученный. Сегодня вечером отправится в обратный путь. Только подумайте – шесть тысяч миль на банке анчоусов и бутылке рыбьего жира, что Стукпостук, мой секретарь, разыскал на кухне. Поразительно.

– Не понял? – переспросил Чудакулли. – В обратный путь куда?

Лорд Витинари повернулся лицом к аркканцлеру.

– Тут надо кое-что уточнить. О Противовесном континенте даже речи не идет, что бы вы там себе ни подумали, – сурово ответил патриций. – Перед вами вовсе не тот альбатрос, что, как правило, используется в Агатовой империи для доставки почты. Всем прекрасно известно, что мы с этой таинственной страной не поддерживаем никаких контактов. И эта птица отнюдь не первая за много лет, и она не принесла нам странное и загадочное послание. Я понятно объясняю?

– Нет.

– Отлично.

– Значит, это вовсе не альбатрос?

– Вижу, вы уловили суть вопроса, – улыбнулся патриций.

Наверн Чудакулли, хотя и являлся гордым обладателем большого и эффективно работающего мозга, чувствовал себя не вполне уютно, когда дело касалось всяких двусмысленностей и околичностей. Он покосился на длинный зловещий клюв птицы.

– А по мне, так самый настоящий альбатрос, демоны его побери, – почесал в затылке аркканцлер. – Вы же только что сами сказали, что так оно и есть. Я, помню, спросил у вас, уж не бесцельный ли альбатрос…

Патриций в раздражении махнул рукой.

– Давайте не будем вдаваться в орнитологические изыскания, – прервал он. – Суть в том, что в почтовом мешке этой птицы мы нашли вот этот листок бумаги…

– То есть вы не нашли там этот листок? – уточнил Чудакулли, пытаясь не запутаться окончательно.

– Ну да, разумеется. Именно это я и хотел сказать. В общем, этот листок совсем не тот, да и вообще не листок, честно говоря. Взгляните-ка.

Он вручил аркканцлеру послание.

– Рисунки какие-то, – заметил Чудакулли.

– Это пиктограммы Агатовой империи, – объяснил патриций.

– Вы хотите сказать, что это не пиктограммы Агатовой империи?

– Да, да, само собой, – устало вздохнул патриций. – Вижу, вы истинный знаток дипломатического искусства. Ну и… вы поняли общую картину?

– Вроде бы, – пожал плечами Чудакулли. – А что тут понимать? Клякса, клякса, клякса, клякса и всего одно слово – «Валшебник».

– Таким образом, из этого можно сделать вывод, что…

– С правописанием у него совсем плохо, вот он и перешел на картинки. В смысле тот, кто это написал. В смысле нарисовал.

– Гм, не знаю. Раньше великие визири время от времени присылали нам весточки. Но в последние годы, насколько мне известно, в империи стало неспокойно. Как вы можете заметить, послание не подписано. Тем не менее игнорировать я его не могу.

– Валшебник, валшебник… – задумчиво повторял Чудакулли себе под нос.

– Пиктограммы значат буквально следующее: «Немедленно пошлите к нам Великого…» – начал лорд Витинари.

– …Валшебника, – словно разговаривая сам с собой, закончил Чудакулли, постукивая пальцами по листку.

Патриций бросил альбатросу анчоус. Птица с жадностью заглотила подачку.

– Имперская армия насчитывает миллион с лишним человек, – многозначительно произнес патриций. – По счастью, тамошним правителям нравится воображать, будто все находящееся за пределами империи не более чем унылая пустыня, населенная всякими призраками и вампирами. Обычно наши дела агатцев не интересуют. Честно говоря, тут нам крупно повезло, поскольку они не только коварны, но и богаты и сильны. Я даже отчасти надеялся, что про нас там вообще забыли. И вдруг вот это. Таким образом, нам нужно как можно скорее отыскать подходящую кандидатуру и забыть обо всей этой истории.

– …Валшебник… – повторил Чудакулли.

– Может быть, вам стоит передохнуть от своих обязанностей? Развеяться чуток, поглядеть другие страны? – с некоторой надеждой предложил патриций.

– Мне? О нет. Терпеть не могу эту ихнюю заграничную еду, – мгновенно отреагировал Чудакулли. И опять повторил себе под нос: – Валшебник…

– Это слово как-то дурно на вас подействовало, – заметил лорд Витинари.

– Я уже встречал его где-то… Именно в таком вот написании, – откликнулся Чудакулли. – Но никак не могу вспомнить, где именно.

– О, не сомневаюсь, вы это наверняка вспомните. Примерно к полднику. И отошлете этого Великого Валшебника в империю.

У Чудакулли отвисла челюсть.

– За шесть тысяч миль? При помощи одной лишь магии? Вы вообще понимаете, о чем просите?!

– Свою просьбу я прекрасно понимаю, – уверил его лорд Витинари.

– Кроме того, – продолжал Чудакулли, – они ж там… совсем иностранные, с головы до ног. И мне всегда казалось, в империи своих волшебников хватает.

– Тут я не в курсе.

– Но на что им сдался этот валшебник?

– Понятия не имею. И меня это не волнует. Найдите кого-нибудь. Тем более вашего племени в Незримом Университете предостаточно.

– Голову даю на отсечение, они замышляют какое-нибудь ужасное заграничное злодейство, – мрачно заявил Чудакулли. Но тут перед его мысленным взором, покачивая многочисленными щеками, всплыло лицо декана. Чудакулли вдруг просиял. – А как вы думаете, им ведь без разницы, какой волшебник, главное, чтоб он был достаточно велик? – словно размышляя вслух, спросил он.

– Это я оставляю на ваше усмотрение. Но сегодня вечером я хотел бы отослать сообщение, в котором будет сказано, что Великий Валшебник уже в пути. После чего обо всем этом деле можно будет забыть.

– Само собой, вернуть его обратно будет нелегкой задачей, – продолжал размышлять Чудакулли. Ему опять вспомнился декан. – Практически невыполнимой, – добавил он неуместно веселым тоном. – Думаю, мы приложим все силы, но, увы, безуспешно. Испробуем все средства – и ничего у нас не получится. Ничегошеньки!

– Я гляжу, вам не терпится приступить к решению этой крайне сложной проблемы, – заметил патриций. – Что ж, не стану больше вас задерживать, ведь вас ждет не дождется любимый Университет.

– Но… валшебник… – опять пробормотал Чудакулли. – Оно смутно напоминает мне о чем-то, это слово. Я его точно видел… но где?..

Акула думала недолго. Акулы вообще недолго думают. В целом весь их мыслительный процесс можно выразить знаком «=». Ты это видишь = ты это ешь.

Акула уже приготовилась было стрелой метнуться сквозь воды лагуны, как вдруг в ее крохотный мозг закрался так называемый акулий экзистенциальный ужас – иначе говоря, то есть выражаясь нормальным человеческим языком, сомнение.

Акула знала, что она самая большая акула в округе. Все сомневающиеся в этом либо бежали, либо погибли в неравной борьбе со старым добрым «=». И все же… акула буквально шкурой чуяла, что следом за ней что-то быстро движется.

Акула сделала грациозный разворот, и первое, что увидела, это сотни ног с тысячами пальцев на них – целую фабрику поросячьих хвостиков!

В Незримом Университете происходило много всякого разного, и, к общему величайшему сожалению, частью происходящего был учебный процесс. Преподавательский состав давно уже признал этот факт, смирился с ним и теперь делал все возможное, лишь бы избежать участия в данном процессе. Однако никто не жаловался, поскольку студенты также не горели желанием образовываться.

Впрочем, система работала прекрасно и, как часто бывает в подобных случаях, обросла своими традициями. Лекции продолжали иметь место, поскольку черным по белому значились в расписании. Ну а факт, что их никто не посещает, был несущественной деталью, не имеющей к делу ровно никакого отношения. Время от времени кто-нибудь начинал доказывать, что на самом деле лекции вовсе не читаются, однако проверить, правда это или нет, не представлялось возможным, поскольку для проверки лекции надо было посещать, а до этого ни у кого не доходили ноги. В конечном итоге закрепилось мнение (высказанное профессором извращенной логики[5]), что по существу лекции проходят, а значит, беспокоиться нечего.

Подводя некоторый итог, можно сказать, что процесс обучения в Университете осуществлялся древним как мир способом: помещаешь большое количество молодых людей как можно ближе к огромному количеству книг и надеешься, что каким-то невероятным путем хотя бы что-то из последних перетечет в первых. В то время как указанные молодые люди предпочитают «помещаться» как можно ближе к тавернам и всякого рода забегаловкам – по той же самой причине и с той же самой целью.

Была как раз середина рабочего дня. Заведующий кафедрой беспредметных изысканий читал лекцию в аудитории 3Б, ну а его мирное похрапывание перед камином в магической зале было незначительной технической деталью, которую не станет комментировать ни один человек, обладающий хотя бы каплей дипломатичности.

Чудакулли пнул профессора в лодыжку.

– Ай!

– Прошу прощения, что прерываю твои занятия, профессор, – в голосе Чудакулли явственно слышалась язвительность. – Нужно срочно созвать Волшебный Совет. Где все?

Заведующий кафедрой беспредметных изысканий потер ногу.

– Гм, насколько мне известно, профессор современного руносложения читает лекцию в аудитории 3Б[6]. Но где он сейчас, я понятия не имею. А остальные… – Профессор бережно ощупал лодыжку. – Слушай, больно же…

– Немедленно всем. В мой кабинет. Через десять минут, – отрезал Чудакулли.

Подобный подход Чудакулли использовал повсеместно и был глубоко убежден в его эффективности. Менее прямолинейный аркканцлер часами блуждал бы по Университету, разыскивая своих подчиненных. Но Чудакулли действовал куда проще: он сваливал проблему на плечи ближнего своего и осложнял этому ближнему жизнь до тех пор, пока все не случалось так, как он, Чудакулли, того желал[7].

Ничто в природе не обладает таким количеством ног. Нет, конечно, есть существа, у которых много ног, именно ног, в чистом виде, – взять, к примеру, каких-нибудь склизких извивающихся штуковин, что вечно прячутся под камнями, – но эти ноги не смущают вас множеством ступней и пальцев.

Будь акула чуточку поумнее, она бы сделала кое-какие выводы из увиденного.

Однако тут в игру вступило предательское «=», которое и бросилось вперед.