Одинокая волчица. Том первый. Еще не вечер Бестужева-Лада Светлана
– Про Алешку я все знаю, – снова удивила меня Марина. – Слышала твою теорию и действительно нахожу некоторое сходство. Но Володя не воспринимает Алешку, как ребенка, для него это уже вполне взрослый человек, с которым можно и интересно общаться на серьезные темы. К тому же фактически он его отцом не является, даже отчимом, – значит, никакой ответственности, кроме той, которую он сам пожелает проявить. Именно то, что нужно. Но Алька – это лишь исключение, которое только подтверждает всеобщее правило: когда Володя узнал, что забеременеть я не могу по определению, все сомнения насчет женитьбы на мне отпали.
– Тогда что тебя беспокоит? – вернула я разговор с очень уж скользкой дорожки к его началу. – Любит ли он тебя?
– Володя способен любить только себя, тебе это прекрасно известно. Нет, меня беспокоит то, что у него откуда-то слишком много денег. И ведь он вроде бы не скрывает от меня свои доходы, но когда я начинаю подсчитывать, получаются тысячи, понимаешь, тысячи, если не десятки тысяч откуда-то взявшихся долларов. К тому же у него есть счет в банке, а сколько там лежит…
– Рисковый парень, – заметила я. – После того, что неоднократно проделывало с нами наше родное государство, я бы ему сто рублей побоялась доверить.
– Счет – в Швейцарском банке, – сухо ответила Марина. – Я узнала об этом тогда, когда мы с ним составляли завещания.
– Что-что? – не поверила я своим ушам. – Завещания? В нашем-то возрасте?
– Обычная практика цивилизованных стран, – пожала плечами Марина. – Мы все завещали друг другу, а если с нами обоими сразу что-то случится, то все наследуют мои родители. Изменится ситуация – изменим завещание. Но это я к тому, что о счете в Швейцарии узнала только поэтому. А главное, что меня обеспокоило – это разговор с Ларисой, его первой женой.
– Ты мне ничего об этом не рассказывала, – с некоторой обидой сказала я.
И та красотка, кстати, тоже. Значит, разговор был достаточно серьезным, чтобы его хранили в тайне обе стороны.
– Вот теперь дозрела – рассказываю. Но только Володьке – ни полслова. Он убьет нас всех троих.
– Он-то? – усомнилась я. – Володя курицу не способен зарезать.
Марина почему-то не стала опровергать этот тезис, равно как и подтверждать его. Она тихим и бесцветным голосом начала свой рассказ.
Когда несколько месяцев тому назад Лариса явилась к ней в кабинет Морфлота и сказала, что им нужно поговорить, первой Марининой реакцией было изумление: о чем? Потом ее захлестнула волна гнева пополам с ревностью: да как она смеет вообще с ней заговаривать? И, наконец, появилось любопытство: а вдруг Лариса скажет ей что-то действительно важное и интересное? Любопытство пересилило и она согласилась после работы посидеть в кафе рядом с Морфлотом, подальше от слишком любознательных сослуживцев.
– Ты счастлива? – спросила Лариса, когда официантка, расставив на столе их заказ, удалилась.
Марина вспыхнула:
– А вам-то до этого какое дело?
– Меньше пены, девушка, – недобро улыбнулась Лариса. – Спрашиваю не из праздного любопытства. От твоего ответа будет зависеть, расскажу ли я тебе кое-что интересное о твоем нынешнем и моем бывшем супруге.
– Я счастлива. Вы удовлетворены?
– Вполне, – кивнула Лариса.
Она ловко разлила по высоким фужерам джин из графинчика, добавила тоник, лед, закурила и подняла тост:
– За все хорошее. А теперь послушай, как добиваются счастья обычные девушки, а не папенькины дочки из столицы. Тебя в институт на машине возили, а я училась заочно, потому что нужно было деньги зарабатывать: кормить парализованную мать, отца-алкоголика и себя, если что-то оставалось. Так что днем я в трех местах уборщицей трудилась, а по ночам конспекты писала на кухне, пока готовила, белье кипятила и шприцы стерилизовала, потому что денег на медсестру, чтобы матери уколы дважды в сутки делала, не было.
Мама умерла, когда я заканчивала институт. Так что положила я диплом и паспорт в сумочку, остальные мои вещи в портфеле уместились, глянула в последний раз на папашку своего распрекрасного, который пьяный в комнате валялся – и подалась в столицу. Мне повезло, я устроилась бухгалтером в ЖЭК, да еще служебную комнату получила. Не просто повезло, конечно, пришлось кое с кем переспать и не один раз, так от меня не отвалилось. Все равно нужно было взятку давать, а с каких доходов?
Володю я заметила сразу, когда он за какой-то справкой пришел. Как его не заметишь: рост, манеры, разговор… Все наши тетки от него млели. Конечно, тут же доложили мне: холостой, в двухкомнатной квартире, при деньгах, за границей бывает. И я решила, что мне такой вот любовник и нужен, для начала. О замужестве даже не мечтала, место свое понимала очень даже четко.
Как я его подцепила – неважно. Уложить мужика в постель дело нехитрое, особенно если он понимает, что больше ему ничего не грозит. Володя же у нас умненький, он все замечает, а об остальном догадывается, но я еще и подстраховалась – все карты раскрыла. Мол, ни на что серьезное не рассчитываю, приехала из провинции, слаще морковки ничего не кушала, хочется одним глазком посмотреть на красивую столичную жизнь, чуть-чуть ее попробовать. А я со своей стороны в долгу не останусь.
Первое время он был очень осторожен, глаз с меня не спускал, когда я у него дома бывала, никогда ночевать не оставлял, в полночь-заполночь вызывал для меня такси и отправлял домой. Дарил всякие мелочи, иногда водил в кабак, не из дорогих. А я ждала. Знаю, как вы, москвичи, к лимитчикам относитесь: и жадные мы, и нахрапистые, и беспринципные. Так ведь не от хорошей жизни такими становятся. Нам никто ничего на блюдечке не приносит, сами все у жизни должны выгрызать. И еще – терпеть и ждать, ждать, ждать.
В общем, я дождалась. Пришла как-то к Володе, а его зачем-то вызвали по делу. Почему он не выставил меня из квартиры, а оставил и велел его дожидаться – не знаю. Но он именно так и поступил, причем сказал: «Если будет очень скучно, почитай книжку. Или уборкой займись».
Я занялась… уборкой. Обыскала всю его квартиру, хотя не знала, что именно ищу. Деньги я брать не собиралась, ценные безделушки меня не волновали. И я нашла! Под столешницей письменного стола, когда я вынула ящик, обнаружились несколько листков бумаги, приклеенные скотчем. А дальше мне очень пригодилось мое умение работать с компьютером, быстро печатать и то, что нашелся пустой диск. Потом приехал Володя, порадовался, что в квартире чисто, дальше все было как всегда. А через три дня я сказала ему, что он должен на мне жениться, иначе кое-какие любопытные материалы окажутся на соответствующем столе.
– Но это же шантаж?! – возмутилась Марина. – Как вы могли?…
Лариса пожала плечами и налила себе новую порцию джина. На сей раз только себе.
– Я не могу позволить себе играть в благородство. Не могла. А сейчас хочу отдать тебе этот самый диск с документами. Пусть у тебя голова болит. Я скоро уеду из этой страны, мне все это противно и неинтересно. Прописку я получила, квартиру получила, работу хорошую имею. А с этого трамплина могу еще выше прыгнуть или уж точно – дальше. А вы тут живите… в любви и согласии.
– Зачем же вы мне-то все рассказали? С какой целью?
Лариса расхохоталась:
– А чтобы тебе жизнь медом не казалась! Хоть что-то поймешь, может быть. Ты думаешь, он тебя любит? Да ему плевать на всех и вся и если бы он мог мне место достать, минуя твоего папеньку драгоценного, он бы так и сделал. Мог бы, конечно, и купить, да денег жалко. Он же скряга, платит только за собственные удовольствия, и то норовит на халяву проехать. Да, вот еще что я выяснила, пока его ловила: у него время от времени бывают странные встречи с мужиками.
Марина непроизвольно скривилась. Лариса фыркнула:
– Господи, он нормальный, успокойся, не голубой. Просто я пару раз за ним проследила: парик, макияж поярче, очки темные. Так вот, встречи всегда происходят в кафе на углу Большой и Малой Бронной, не помню, как оно точно называется. Он садился за столик, где уже сидел кто-то, клал на стол пачку сигарет, пил кофе, курил, ни о чем не говорил со своим соседом. Но перед уходом брал не свою пачку сигарет, а другую, которая лежала рядом с его. У меня есть негативы на микропленке, если хочешь, я тебе отдам, только уже не бесплатно.
– А почему диск отдаете бесплатно?
– Потому, что боюсь. Володенька, судя по всему, на какой-то новый виток в своей жизни выходить собирается, звонил мне, условия ставил, угрожал. Деньги, заметь, уже не предлагает. Я сказала, что подумаю. А теперь, когда позвонит, скажу, что диск у тебя. И разбирайтесь по-семейному. С меня хватит. Я опасность верхним чутьем чувствую – лимитчица ведь. У нас только так: расслабился – схарчат в одну секунду. А теперь я тебе скажу самое интересное: я так и не просекла, что это за документы, все зашифровано-засекречено, да и английский у меня слабоват. Но видно что-то серьезное, если мой шантаж фактически на «гоп-стоп» подействовал.
Такая вот у них была замечательная встреча, у Марины с Ларисой. Потом Марина посмотрела материалы на диске и поняла, что ее обожаемый муж, похоже, занимается тем, что принято называть «промышленным шпионажем». Правда, материалы были зашифрованы, но, зная характер работы Володи, кое о чем можно было догадаться.
Негативы она тоже выкупила и спрятала, даже не посмотрев. Так что осталась с диском, микропленкой и занозой в душе. Так и живет.
– Чем я-то могу тебе помочь? – недоуменно спросила я. – Даже не знаю, как с Володей об этом заговорить.
– Не надо с ним говорить, – покачала головой Марина. – Это я сгоряча, не подумав. Просто я хочу, чтобы ты взяла диск и пленку к себе и дома хорошенько ее спрятала. Если со мной что-нибудь случится…
– Спятила? – участливо спросила я.
Марина посмотрела на меня абсолютно сухими и несчастными глазами и почти неслышно произнесла:
– Никогда в жизни не была так нормальна и серьезна.
***
Когда-нибудь двумя особями на этом свете станет меньше. Теми, которые больше остальных ему мешали и досаждали. До поры до времени назойливое присутствие одной из них было терпимо, хотя и напоминало порой занудный писк комара в темной комнате. Но если его терпение кончится – он за себя не отвечает. Поэтому приступать к разработке плана нужно немедленно: с чувством, с толком, с расстановкой. Потому что права на ошибку у него нет и второй попытки дано не будет.
Глава четвертая. Отцы и дети
Диск в тот вечер мне Марина не дала, сказала, что это лучше сделать, когда я уже буду в Москве. У Володьки дьявольская интуиция, пояснила она, а у тебя не лицо, а открытая книга. Так что душу она мне излила, теперь мы обе подумаем, может, решение окажется самым простым и чрезвычайно безобидным. А если нет… тогда мы встретимся и осуществим передачу компромата. В общем, шпионские страсти, вот уж не ожидала от своей трезвой и рациональной подруги.
В отличие от Москвы, время здесь мчалось с такой ошеломляющей быстротой, что я ахнуть не успела, как мне на мобилку позвонил Алешка и сказал, что они с отцом прилетают послезавтра в Домодедово, чартерный рейс номер такой-то, значит, дома он окажется где-то в районе одиннадцати вечера: отец посадит его в такси. Такой вариант меня совсем не устраивал, хотя бы потому, что пока еще возвращаться в Москву у меня не было ни малейшего желания. Да и гостеприимные хозяева меня поддержали.
– Пусть ребенок поживет месяц на свежем воздухе, – заявила Софья Михайловна. —Я его тут вкусненьким накормлю, послежу за ним…
Она явно очень давно не видела мое чадо.
– Мама, – засмеялась Марина, – Алешка уже практически взрослый, мужик, по полгода живет самостоятельно, в декабре восемнадцать стукнет. Какой присмотр, какое вкусненькое?
– Для меня вы все и всегда – дети, – слегка обиделась Софья Михайловна. – Присмотр обыкновенный: завтраком накормить, обедом. Вы же все работаете.
– Ну я, положим, от своей работы в любой момент могу оторваться, – попыталась я возразить.
– А зачем, если мне все равно делать нечего? – резонно спросила Софья Михайловна.
Возразить на это было нечего.
– Как, кстати, твои успехи? – поинтересовался Володя, впервые за весь вечер открывший рот. – Много наковала?
– Сто страниц, – со скромной гордостью доложила я. – По восемь-десять в день, с опережением графика.
– Молодец, выношу тебе благодарность в приказе. Но особенно не расслабляйся, второй раз я для тебя такие льготы вряд ли выбью.
– Я и не расслабляюсь. К тому же в сентябре мне только и останется, что переводить: Алешка улетит обратно учиться, а я буду сидеть дома и трудиться, не прикладая рук.
– Ладно, не маленькая, разберешься. Я вот что думаю: Алешку мы с тобой поедем встречать вместе, до Домодедово тут рукой подать, а дамы приготовят парадный ужин в честь встречи. И в Москву тебе пока ехать нечего, рано. Поживете тут с Алешкой, как мы и решили, ну, а если что из вещей понадобится, то тогда эту проблему и будем решать. Логично?
– Как всегда гениально! – с максимальной долей лести ответила я.
– Я серьезно.
– А если серьезно, то я. Володенька, очень тебе благодарна, потому что Алька о смерти Валерия еще ничего не знает…
– Как?! – ахнула Софья Михайловна. – Ты ему даже не позвонила?
– Зачем? – пожала я плечами. – Мальчишка отдыхал с отцом, наслаждался своим любимым подводным плаваньем и вообще радовался жизнью. Да и не такие уж близкие у них с Валерием сложились отношения, чтобы… Да и Иван взбеленился бы.
– На Ивана наплевать, – сухо сказал Володя, – но твою позицию я, в принципе, одобряю: поступила ты правильно, хотя со стороны может показаться – бессердечно.
Это был явный камень в огород его тещи, что та, конечно же, отлично поняла.
– Выдергивать парня с курорта только ради того, чтобы он изображал скорбь, которой, может, и не испытывает, не самое разумное. Как моральная поддержка… Думаю, все здесь присутствующие худо-бедно тебе Альку заменили. А за месяц с ним вы наговоритесь всласть, все обсудите, да и у тебя не будет к нему лишних претензий и обид. Уверен, внутренне он даже обрадуется, когда узнает, какая чаша его миновала.
Слишком хорошо я знала Алешку, чтобы не признать Володиной стопроцентной в данном случае правоты. Разумеется, он, скорее всего, судил по себе, но попал в яблочко. Впрочем, и Иван излишними сантиментами никогда не отличался, так что от какой яблони сие яблочко на этот раз недалеко закатилось, определить было сложно.
– А тебе не в лом бросать работу и ехать в аэропорт? – поинтересовалась я. – можно ведь и мне самой на электричке…
– Было бы в лом, не предлагал бы, – последовал ответ. – К тому же выезжать нужно часов в семь, а я к этому времени обычно работу уже заканчиваю.
Что ж, расчет и логика, как всегда, безупречны.
Следующий день прошел, как обычно, только я активнее, чем обычно, налегала на работу, чтобы освободить себе полностью последующие три дня. По сыну я соскучилась отчаянно и хотела посвятить ему целиком как можно больше времени.
При Володиной пунктуальности можно было не опасаться опоздать к прибытию рейса. Тем более, что он двадцать раз все проверил и по телефону, и по Интернету, посему подъехали мы к Домодедово как раз тогда, когда интересовавший нас лайнер совершил посадку. Алешку я предупредила коротким звонком по мобилке, что буду его встречать, потому что попытка сделать сюрприз была чревата тем, что мы могли просто разминуться.
Володя остался в машине, а я отправилась к выходу с таможенного контроля. Нет, Домодедово – это все-таки не Шереметьево, там бы я вдосталь настоялась в нетерпеливой толпе встречающих. А так уже через полчаса обнимала свое родное, загоревшее до черноты двухметровое чадо, уделив Ивану лишь приветливый кивок и мимолетную улыбку.
Но он, судя по всему, был настроен менее миролюбиво, причем причина была очевидна и отиралась у его плеча: молодая, стройная брюнетка, чуть постарше Алешки, смуглая и с необыкновенными для такого типа лица светло-серыми глазами. Представлять нас, похоже, никто не собирался.
– Я же сказал, что отправлю Алешку домой на такси, – буркнул Иван вместо приветствия.
– Обстоятельства изменились, – сообщила я. – Я живу не дома, а на даче у Марины с Володей, так что мы с Алькой поедем прямо туда. Никакого такси не нужно.
– Ну и замечательно, – чуть менее раздраженно отозвался мой экс-супруг, который сообразил, что может сэкономить некоторую сумму денег. – Тогда мы с Маринеллой поедем прямо домой.
– А я Светлана, Алешина мать, – кивнула я брюнетке. – Очень приятно.
Та ограничилась одним кивком: многословием девушка, судя по всему, не страдала. Но недовольство с ее очаровательной мордашки исчезло: все встало на свои места, бывшая жена встречает своего родного сына и забирает его сразу от самолета. Чего уж лучше-то?
– Ну, пойдемте, – сказала я, и мы стройными рядами выкатились из здания аэровокзала на площадь.
– Возьмешь такси? – спросил Иван. – Или поедете на электричке.
– Ни то, ни другое, – покачала я головой. – Вон нас Володя ждет в машине.
Мы как раз подошли в предел видимости и Володя вылез из машины, подняв руку над головой, что должно было изображать то ли приветствие, то ли обозначение места своего присутствия. Иван понял это, как приветствие, и подошел поздороваться.
– Хорошо выглядишь, старик, – сказал Володя, пожимая ему руку. – Великое дело – море. Алька, привет, нипочем бы тебя не узнал на улице, просто гренадер какой-то вымахал. А это что за очаровательная барышня?
– Это… моя подруга, – с некоторой запинкой ответил Иван. – Маринелла.
– Красивое имя для такой красивой девушки, – как всегда блеснул галантностью Володя. – Ну, счастливо вам добраться, а нам пора. На даче нас уже заждались, поди.
– Валерий Павлович тоже там? – не без ехидства осведомился Иван. – У вас теперь разделение обязанностей: он готовит торжественную встречу, а ты обеспечиваешь транспорт?
Шуток над своей персоной, а тем более вмешательства в личную жизнь двусмысленными намеками, Володя не терпел по определению. Я это знала, а Иван, похоже, если и знал, то забыл.
– Валерий Павлович скончался три недели назад, – сухо сказал Володя, ни к кому непосредственно не обращаясь. – Светлана живет у нас, потому что была в очень плохом состоянии и ей нельзя было оставаться одной. А вас она решила не извещать, чтобы не портить вам отпуск.
– Валерий Павлович умер? – потрясенно пробормотал Алексей, и мне на мгновение показалось, что он сейчас заплачет – мальчишка все-таки. – Как? Почему?
– У нас еще будет время поговорить об этом, Алька, – мягко сказала я. – Все случилось совершенно внезапно. Дядя Володя и тетя Марина приглашают тебя пожить оставшиеся каникулы у них со мной. Поедем, сам все увидишь.
– А купаться там есть где? – тут же оживился мой ребенок.
– Есть речка и есть бассейн, – вмешался Володя. – В общем, все есть, а мы здесь теряем время. Поедем, Светуля?
– Я тебе сочувствую, – пробормотал мне в спину Иван. – Кстати, выглядишь не ахти, сходила бы к врачу. Созвонимся.
Проявил заботу о бывшем близком человеке – и на том, как говорится, спасибо.
Я кивнула и юркнула в машину. Через некоторое время ко мне присоединился Алешка, который помогал Володе пристроить багаж наиболее рационально, а еще через несколько минут мы уже катили в ту сторону, где на горизонте дрожали отсветы огней славного города Домодедова. Оттуда до Калинина было вообще рукой подать.
– Ма, а что случилось с Валерием Павловичем? – шепотом спросил Алешка. – Сердце? Несчастный случай?
Я покачала головой:
– Нет, просто уснул и не проснулся. Точного диагноза нет, вскрытия не делали.
– Почему? – изумились хором и Алешка, и Володя, который, похоже, только сейчас узнал эту подробность. – Как это вообще могло быть?
– Тетя Нина запретила, – объяснила я. – Наговорила что-то кому-то о христианских нормах, возможно, взятку дала, не знаю, я как в бреду была. Кремировали – и все.
– Кремировали? – задумчиво переспросил Володя, не отрывая взгляда от дороги. – Значит, даже эксгумация невозможна?
Тут в моем сыне проснулся ученый-биолог.
– Можно сделать спектральный анализ праха, – оживленно сообщил он. – Так поступают, если подозревают отравление. Жаль, все это я мог бы в Англии провернуть мгновенно. Урну уже захоронили?
Я покачала головой, не зная, возмущаться или поражаться такому повороту разговора.
– Нет еще. Мне было слишком плохо. Тетя Марина и дядя Володя практически сразу забрали меня к себе. А урна осталась в крематории.
– Захороним, не проблема, – отозвался Володя. – Место есть?
– Есть могила его родителей на Преображенском.
– Тогда вообще легко, там Маринкина родовая усыпальница, тесть всех знает…
– Только я до этого отсыплю горсточку и сделаю в колледже спектральный анализ, – заканючил Алешка.
– А кто тебе мешает? – спросил Володя. – Если не противно, вперед.
– Я же биолог! – обиделся Алька.
– Биолог, биолог, – успокоила я его, примирившись с неизбежным. – К тому же почти взрослый, делай, что хочешь.
Как говорится, чем бы дитя ни тешилось, лишь бы водки не просило. Новое поколение, однако, не всегда выбирает только «Пепси», но ведь, как известно, на вкус и цвет товарища нет. Это вот молодое дарование хлебом не корми – дай чей-нибудь прах проанализировать.
– Как же ты теперь будешь одна? – вдруг осознал Алешка. – Может, мне в России с тобой остаться?
Нет, какие-то мои гены ребенку тоже достались, зря я его обвиняла в бессердечии.
– Спасибо, сыночка, но, думаю, справлюсь. В любом случае, колледж ты должен закончить там, год я потерплю. А потом либо привыкну, либо… будем решать проблему заново.
– Мудро, – хмыкнул Володя. – Я боялся, что в тебе материнский инстинкт перевесит все доводы разума.
– При чем тут разум? – осведомилась я. – Слепому ежику понятно, что ни в коем случае нельзя упускать шанс бесплатно учиться в престижном заграничном колледже, да еще стипендию получать. Ничего со мной не будет, я уже давно совершеннолетняя. Займусь работой, ремонтом, собой, наконец.
– Умница, – выдал Володя редчайшую для него вещь: похвалу. – Впрочем, я в тебе никогда не сомневался. Ладно, закончили о грустном. Алька, откуда взялось это чудо в перьях в аэропорту? Что еще за красотка Мэри? Она с вами из Москвы туда каталась?
Если мой сын и покраснел, то под бронзовым загаром, да в полутьме машины это было незаметно.
– Нет. Я познакомился с Маринеллой в одном магазинчике. Она хотела что-то купить, но совсем не знает языка.
– Ты познакомился? – одновременно обалдели мы с Володей.
– Да, я. Ей же лет двадцать, да и понравилась она мне сначала: ножки, глазки, то-се. Купил ей цацку, угостил мороженым, повел на пляж, познакомил с батюшкой…
– И оказался лишним, – догадливо подхватила я.
– Баба с возу – кобыле легче, – философски отозвался мой ребенок. – Кроме ножек и глазок, там только стремление красиво жить, причем немедленно. Отцу-то, может, по барабану, а мне это нафиг не надо. В Англии такие девчонки – закачаешься, да с ними еще и поговорить можно о чем угодно, и музыку послушать, и в театр сходить, а не по магазинам, да ресторанам шляться. Кстати, эта самая Маринелла, кажется, замужем, но отдыхать приехала то ли одна, то ли с подругой. На охоту, проще говоря. А уж это – тем более без меня.
– У тебя есть подружка в Англии? – робко спросила я.
Алешка расхохотался.
– Ма, расслабься. Там друзья и подружки есть у всех, кто старше десяти лет. Жениться я не собираюсь, если тебя это волнует. Там-то это мало кого колышет: можно годами жить вместе, а потом разъехаться. Нормальный ход и никаких обязательств.
– Один бы день так пожить, – то ли в шутку, то ли всерьез сокрушенно вздохнул Володя. – И когда мы, наконец, станем цивилизованными?
– Тетя Марина тоже так считает? – лукаво спросил Алька.
– Светуль, – преувеличенно-скорбно вздохнул Володя, – вижу, змею взрастила ты на своей материнской груди. Точнее – змея. Ты, между прочим, не вздумай при Марине Львовне такие вопросы задавать.
– Дядя Володя, ты что? – неподдельно возмутился Алька. – Я же на голову не больной. Мама меня всегда правильно понимает, вот я при ней и болтаю, что хочу. Ты еще скажи, чтобы я Софье Михайловне этого не рассказывал.
Володя расхохотался так искренне, как я давно уже не слышала, чуть ли не со времен нашей студенческой юности. Все-таки Алька ему явно импонировал, если не больше.
– И в кого у тебя такой сыночек умный? – спросил Володя меня, отсмеявшись. – Просто душа радуется.
На этот вопрос я предпочла не отвечать, тем более что мы уже подъезжали к воротам Володиного дома, ярко светившегося всеми огнями в наступившей ночи. Там нас ждали, там нам будут рады, а все остальное если и имело значение, то либо косвенное, либо минимальное.
Вот когда настал звездный час Софьи Михайловны! Мало того, что Алешку она обожала, так еще в незапамятные времена тайком стала его крестной матерью, уговорив собственного коллегу принять участие в этой авантюре в качестве крестного отца. Узнали мы все об этом случайно, причем при довольно комических обстоятельствах: коллега-крестный эмигрировал в Израиль, объявив, что является настоящим евреем, поскольку еврейкой была его родная прабабка, а православие было для него временным заблуждением и ересью.
Алька веселился больше всех, поскольку к религии вообще проявлял завидное равнодушие. Не помогали даже периодические проповеди среди него Софьи Михайловны, которую он в глаза величал «крестной», чтобы сделать старушке приятное, а за глаза звал исключительно по имени и отчеству, чтобы не раздражать отца-атеиста и его не менее прокоммунистических настроенных родителей. В общем, в моем сыне погибал талант незаурядного дипломата. А, может, и не погибал, а использовался по мере необходимости в нем, таланте то есть.
Стол, который приготовила Софья Михайловна, можно было по роскоши и ассортименту сравнить разве что с кремлевским банкетом. Сначала было совершенно непонятно, куда девать всю эту прорву еды, но когда я увидела, как вдохновенно взялся за дело мой ребенок, поглощая огромные куски заливного вперемешку с салатами и пирогами, от сердца у меня отлегло. Но неужели Иван на отдыхе экономил на питании? С него станется.
– Тебя что, папа там совсем не кормил? – озвучила мой невысказанный вопрос Софья Михайловна.
– Ты что, крестная, – отозвался с набитым ртом Алька, – там же шведский стол был в гостинице. С утра сколько съел – все твое. Только быстро надоедает, все одно и то же, а овощами-фруктами там только дамочки увлекались, которые фигуру берегли. А я после завтрака брал акваланг – и в море. Пока не посинеешь.
– С отцом, надеюсь? – для порядка строго спросила я.
– Ну… с отцом, конечно… сначала…
– Алька, не ври, все равно не умеешь, – попеняла я ему. – С кем плавал-то?
– Да у нас там, ма, целая компания была: парни, девчонки, отовсюду. Чего старика-то было мучить…
– Ребенок, не наглей, – осадила я его. – Большинство здесь – ровесники твоего отца, нас ты тоже в старики записал?
– Ты младше отца на пять лет, – выкрутился Алька, – тетя Марина тоже.
– А я, между прочим, его ровесник, даже постарше, – подал голос Володя с другого конца стола. – Так что выбирай выражения, видишь, какие тут все обидчивые собрались.
Алька растеряно оглядел стол, но, увидев улыбающиеся лица, успокоился и снова принялся запихивать в организм калории в самых разнообразных видах.
– А обед? – продолжала гнуть свою линию Софья Михайловна. – А ужин?
– Крестная, ты еще бы про полдник спросила! Днем мы с компанией на пляже под тентами пиво пили или кофе с мороженным. Потом по городу гуляли, вместе или каждый по себе. А ужин… как придется.
– Ты с Маринеллой на какой день познакомился? – задала я абсолютно невинный с виду вопрос.
Володя понял и хмыкнул. А Алешка подвоха, естественно, не заметил.
– То ли на третий, то ли на четвертый – не помню. А что?
– Ничего, – пожала я плечами. – Просто спросила.
Про себя же довольно быстро вычислила, что вскоре после этого Алешка был предоставлен фактически самому себе и хорошо еще, если Иван ночевал в собственном номере. Вряд ли эта красотка была фанаткой подводного плаванья, так что досуг они наверняка проводили как-то по-другому. Впрочем, возможно, я несправедлива к Ивану: переночевать, как известно, можно и днем, а ночью спать в собственной постели в одной комнате с сыном.
Всей правды я никогда не узнаю, Алешка, конечно, болтлив, но чужие секреты хранит железно. Да и нужна она мне, эта правда? Бывший муж имеет право на любые развлечения, ребенка мне вернули поздоровевшим и отдохнувшим, а кормежка… Софья Михайловна ему в три дня наверстает упущенное, если дело так пойдет.
К концу ужина Алешка осоловел так, что спал за столом с открытыми глазами. Пришлось срочно транспортировать его в отведенное помещение и укладывать спать почти как маленького. Я даже вспомнила времена, когда действительно каждый вечер по-настоящему укладывала его спать, подтыкала одеяло, клялась, что никаких домовых и привидений в природе не существует, и держала за руку, пока он не начинал ровно сопеть в две дырочки. Потом, конечно, все это постепенно сошло на нет: дети вырастают быстро, даже слишком быстро…
Какое-то время я сентиментально любовалась богатырски раскинувшимся в постели Алешкой, думая, что хоть какая-то польза от Ивана проистекла: вон какого парня сделали. Даром, что свой, и то лучше всех. Кажется, даже слезу умиления собралась смахнуть, но передумала и тихонько вышла на балкон, шедший практически вокруг всего дома: только северная сторона оставалась неохваченной, поскольку слишком близко подходила к соседнему участку.
В углу балкона я заметила красный всполох и поняла, что Володя уединился там и отдыхает от слишком интенсивного для него общения. Мешать ему я не собиралась, но он сам тихонько окликнул меня:
– Иди сюда, мать. Посидим, поокаем.
– Или помолчим, – сказала я, опускаясь во второе плетеное кресло перед столиком с пепельницей, бутылками и бокалами.
– Потом помолчим. Я тебя здесь ждал, на самом деле. Видишь, все подготовил, даже лед есть.
– С ума сойти! – восхитилась я. – Обслуживают, как в «Гранд-отеле». И чаевых при этом не берут.
– Стервозина, – беззлобно отпарировал Володя. – Слушай, Алька-то как вырос! Не знаю, обрадует тебя это или нет, но от тебя он, кажется, мало что унаследовал.
– Я всегда подозревала, что Иван мне изменяет, и наш ребенок – не от меня, – согласилась я. – Но, может, это и к лучшему. Романтизм и сентиментальность давно вышли из моды, а зарабатывать бешеные деньги я не умею. Может, у Алешки получится, если он в отца пошел. Только как бы не посадили…
– Кого? – опешил Володя.
– Пока Ивана. Радости мне это не доставило бы, уверяю тебя.
– Ты просто мать Тереза, – усмехнулся Володя. – Любая нормальная женщина только порадовалась бы несчастью с бывшим мужем.
– А я ненормальная, – сообщила я, – наливая себе чуть-чуть джина и разбавляя его солидной порцией тоника. – Уж тебе-то это должно быть известно. Стала бы нормальная женщина…
– Поддерживать теплые, дружеские отношения с бывшим любовником, – подхватил Володя. – Тогда и я, получается, с приветом.
– А что, были сомнения? – самым невинным тоном осведомился я.
– Надежда умирает последней… Ладно, побалабонили и будет. Я хотел тебе спросить вот о чем: ты поговорила с Мариной?
– Да мы по-моему только и делаем, что с ней болтаем, – удивилась было я, но тут же вспомнила Володину просьбу и наш с Мариной «суперприватный» разговор. – Ах, да, конечно же, только не помню, в какой день.
– Наверное, когда я был в Москве, – проявил чудеса догадливости Володя. – Неважно. Так что ее гнетет, она тебе толком сказала?
Бывают случаи, когда я говорю сразу то, что думаю, причем бывает гораздо чаще, чем мне того хотелось бы. Вру я крайне редко, не потому, что так уж высокоморальна, а потому, что тут же забываю, что именно наврала и получаются неловкости. Здесь я по какому-то наитию поняла, что нужно сказать правду, но… не совсем и не всю. Иногда подобные экспромты мне удавались достаточно удачно.
– Насколько я поняла, ее очень беспокоит твое здоровье, – спокойно ответила я.
– Это еще почему? – неподдельно удивился Володя. – Я вроде бы поводов не давал.
– Да? А завещание?
– Что – завещание?
– Она сказала, что ты написал завещание и ее заставил, но последнее, она чувствует, просто для отвода глаз. Она считает, что ты просто не хочешь ее пугать, а на самом деле…
– Чепуха какая! – рассмеялся Володя с видимым облегчением. – Я-то думал, что у меня жена европейская женщина, а она все еще одной ногой там, «в совке». Любой цивилизованный человек на Западе, обладающий хоть какой-то собственностью, пишет завещание как только достигает совершеннолетия. Почитай хотя бы «Сагу о Форсайтах».
– Читала, читала. Но у нас это пока как-то не принято.
– И плохо, что не принято. Тебе, например, тоже не помешало бы написать завещание. Когда вступишь в права наследства.
– У меня, слава богу, один наследник.
– А если ты еще раз выйдешь замуж? А если у твоего избранника будет четверо детей от трех предыдущих браков? И все они радостно кинуться растаскивать по кускам квартиру?
– Я же пропишу там Алешку. Какие проблемы?
– А черт его знает, какие там могут возникнуть проблемы, – мрачно ответил Володя. – Марина не знает, а тебе скажу. Если с нами обоими что-то случится сразу, то все, кроме городской квартиры маринкиных стариков, унаследует твой сын.
– Что-что?! – ошалела я.
– То, что слышала. Я не хочу, чтобы заработанное мною после смерти стариков досталось каким-то дальним родственникам или еще лучше – государству. Своих детей у меня никогда не будет…
– Не зарекайся, – посоветовала я. – Дело это нехитрое.
– Марина не может иметь детей.
– Во-первых, наука шагает вперед семимильными шагами. А во-вторых, допустим, что ты неосторожно сходил на сторону. И через девять месяцев – привет, бэби!
– Не признаю, делов-то, – пожал плечами Володя.
– А генетическая экспертиза, голубь мой? – ехидно спросила я. – Тут-то тебя, раба божьего, и прищучат: алименты будешь платить, как зайчик, и младенчика признать своим придется официально.
– Да ну тебя нафиг, Светка, – разозлился Володя, – что ты взялась ерунду молоть? Когда это я налево ходил?
– Спроси лучше, когда не ходил, – пробормотала я себе под нос, – мне легче ответить будет.