Мать сыра земля Денисова Ольга

- Я все придумала. Я сейчас вернусь на работу и сделаю вид, что ничего не знаю. Они не подумают на меня, они подумают, дядя Лео их где-то спрятал!

- Они подумают на всех. И на тебя - в первую очередь, - Моргот откинул цепочку и открыл нижний замок. - Они профессионалы, а ты - идиотка!

- Моргот, не уходи. Подожди, дай мне немного подумать!

- Щас! Чтобы меня прихватили здесь вместе с тобой и с этими папками? Я тебе сказал: самое лучшее, что ты можешь сделать, - это вернуть их обратно. Больше я ничем тебе помочь не могу.

Он открыл верхний замок и толкнул дверь на лестницу.

- Моргот! Ты нечестно со мной поступаешь! Нечестно! - крикнула она ему вслед.

- Дяде Лео об этом расскажи, - ответил он и хлопнул дверью.

Моргот бежал вниз по лестнице и думал, что это ему нисколько не поможет. Младший Кошев тут же укажет на него пальцем, как только узнает о пропаже документов. Ну кто же мог подумать, что эта глупая девчонка догадается их выкрасть? Кто мог предположить, что от бездоказательных и уклончивых разговоров дело дойдет до такого? Никто не даст документам уйти просто так, за них заплачены миллионы!

Моргот бегом добежал до ближайшего автомата и долго не мог найти в кармане монетку - почему-то плохо слушались пальцы. И номер в первый раз он набрал неверно, но успел это понять до того, как на том конце сняли трубку. И во второй раз уже не ошибся.

- Макс, звони ей немедленно, сейчас же, пока она не сделала еще какой-нибудь глупости!

- Что случилось?

- Макс, она украла эти документы! Я посоветовал ей вернуть их назад, но что-то я не верю, что она это сделает! Ее надо увезти из города.

- Я понял, - ответил Макс и положил трубку.

Моргот ткнулся лбом в холодный металлический корпус телефона и перевел дух.

- Макс позвонил мне почти сразу после ухода Моргота. Я еще не успела прийти в себя, я не знала, что мне делать! Или вы и после этого скажете, что Моргот не подлец?

- Я промолчу, - отвечаю я.

- Он испугался! Я же видела, он испугался! Одно дело - вести разговоры, и совсем другое - делать что-то по-настоящему. Он, оказывается, мог только говорить! Я не знаю, почему не поняла этого раньше! Я не знаю! - Стася заново переживает те несколько минут, ее маленькие кулаки сжимаются, щеки розовеют, и выпрямляется спина. - Какой я на самом деле была дурой! Как я могла так думать о нем? Он предал меня, он предал меня при первом же испытании! Мама говорила мне, что мужчины такого сорта чувствуют себя уверенно только в кабаках и чужих постелях. Как она оказалась права!

- А знаете, что сказал мне Лео Кошев? - спрашиваю я.

- Что?

- Он сказал: политика - не игра на скрипке. И вы, и Моргот были пешками, которые он отдавал в жертву. Вы с радостью согласились принести себя в жертву, а Моргот к роли жертвы был не готов.

- А Макс? Почему Макс не думал ни одной минуты?

- А Макса часто видели с вами у проходной? Кто-нибудь из ваших знакомых знал о нем? Знал его фамилию, где он живет?

Она качает головой:

- Так получилось. Я никому о нем не говорила. Он не просил меня, это получилось само собой. Это было нашей тайной, понимаете? Мне казалось, стоит кому-то об этом рассказать, и все рассыплется, все пойдет совсем не так… Но это ничего не меняет! Он приехал ко мне через пятнадцать минут. Он по голосу понял, что со мной что-то не так, и сказал, что сейчас приедет. Мне казалось, он читал мои мысли на расстоянии, я не знаю, как он догадался позвонить мне именно в ту минуту, когда мне было так плохо, когда я была в полном отчаянье! Между нами как будто была протянута ниточка, и он почувствовал! Макс почувствовал, как он мне нужен! Я бы сама ни за что не стала ему звонить, понимаете? Я бы, по выражению Моргота, подставлять его не стала…

- А Моргота вы подставили, не задумываясь об этом?

- Он сам в этом виноват! Он сам все время давал мне понять, что его это интересует! Я это сделала для него! Для него и для дяди Лео! Я хотела им помочь! Все складывалось одно к одному. У дяди Лео не было способа передать эти папки Луничу, а у меня был! Я тогда думала, что был…

- Да, и Лео Кошев об этом знал, - киваю я.

- Это неправда! Дядя Лео ни о чем меня не просил! Я все сделала сама! Почему вы тоже считаете, что я не могла сама до этого додуматься?

- Дядя Лео предал вас. Он не сделал для вас ничего, а мог бы сделать очень много.

- Неправда! Он наверняка хотел что-то сделать, но не смог! Я не сомневаюсь в этом!

Я не хочу рушить ее веру в людей.

- Хорошо. Пусть будет так. Так что вам сказал Макс?

- Ничего. Он пришел, и я ему все рассказала. Он заставил меня все рассказать. Я ведь ничего не говорила ему про Моргота, я понимала, что этого делать нельзя. Я, конечно, говорила о том, что у меня был мужчина, который мне изменил, но я никогда не упоминала ни его имени, ни того, что продолжаю с ним видеться. Макс просто забрал у меня папки. Он ничего не говорил, но я все поняла. Он казался мне спокойным, уверенным. Так действует человек, который привык действовать: без суеты, без нервов… Я увидела совсем другого Макса. Он набрал три телефонных номера и говорил очень коротко. А потом отдал мне ключи от своей квартиры, велел ехать к нему домой и ждать его возвращения. И никому, кроме него, не открывать, и не отвечать на телефонные звонки. И обязательно ехать на автобусе. Если бы вы знали, как я гордилась им! Если бы я только могла подумать, что нужный мне человек давно был рядом со мной! Самый близкий мне человек! Я только тогда поняла, как глупо было с моей стороны верить, что Моргота ко мне кто-то подослал! Ни один человек, если он на самом деле делает нечто подобное, не станет кричать об этом на каждом углу, не станет этим кичиться! Ведь не кричал же об этом Макс! Если бы не эти папки, я бы так и не узнала об этом!

- Но ради всего святого, почему же вы не поехали к Максу?! Зачем вы вернулись в управление?!

- Я подумала, если сбегу, всем сразу станет ясно, что это я взяла документы. И тогда меня начнут искать. Меня и того, кому я отдала эти папки. Я никому о Максе не говорила, но кто-нибудь мог видеть нас вместе, случайно. Я боялась, что они перекроют все выезды из города, и Макс не сможет вывезти документы. Я хотела вернуться и дождаться конца рабочего дня. А потом ехать к Максу. А на следующий день можно было уже не беспокоиться, мы бы с Максом что-нибудь придумали. Уехали бы к нему на дачу, например.

Я не хочу говорить ей, какую глупость она сделала. Наверное, она и сама это понимает.

- Вам не пришло в голову, что ехать из управления к Максу было бы небезопасно? За вами могли проследить.

- Если бы я это заметила, я бы не поехала к нему.

- Вы бы не заметили, - я качаю головой. - Впрочем, о чем теперь говорить…

Она не была глупой. Она относилась к тому типу людей, которые, обладая острым умом, иногда до старости остаются наивными и беспомощными перед жизнью. Она представляла этот мир по-своему, представляла его гораздо лучшим, чем он был на самом деле. Ей было всего двадцать лет, она рассуждала со свойственным молодости максимализмом и честностью. Она не знала жизни, ей не хватало опыта; она судила о жизни по своим выдуманным критериям. Жертвенность составляла ее сущность; она не более чем за два часа пережила и нервное потрясение, и сильнейшее разочарование, и возвращение к вере в людей. Я думаю, в те минуты она пребывала в некоторой эйфории, она была влюблена и хотела представить доказательства своей любви. Я не снимаю с нее вины за случившееся, я всего лишь поясняю, что двигало этой прекрасной девочкой.

Моргот вернулся в подвал с мыслью больше никогда из него не выходить, проклиная Лео Кошева, который мог бы найти другой способ избавиться от документов. Видимо, в семье Кошевых все были обезьянами: на этот раз Морготу они отвели роль кота, таскающего каштаны из огня. Лео Кошеву было нетрудно догадаться, зачем Моргот крутится возле его секретарши, и точно так же об этом догадаются все остальные заинтересованные лица, как только поймут, кто забрал из сейфа документы.

Да, он испугался. Он не скрывал этого даже от самого себя. Когда я смотрю на происходящее сверху вниз, я вижу: именно в этот день он впервые попробовал себя в той роли, которая стала самой убедительной ролью в его жизни. Самой убедительной и самой ненавистной ему самому. Никто не мешал ему забрать документы у Стаси и передать их Максу: он бы точно так же первым попал под подозрение, а Макс точно так же остался бы в тени. Но кто знает: если бы он поступил по-другому, смог бы он сыграть роль незадачливого любовника секретарши Лео Кошева, который всего лишь искал способа познакомиться с ее шефом, на деле не имея никаких связей с Сопротивлением? И как бы в этом случае повела себя Стася? Захотела бы она покрывать человека, который оскорбил ее лучшие чувства? В той игре профессионалы стояли только на одной стороне, действия же другой стороны основывались не столько на здравом смысле, сколько на непредсказуемых эмоциях и поступках.

Впрочем, это гипотетические рассуждения. Все произошло так, как произошло. И Моргот, вернувшись в подвал и запершись в своей каморке, перебирал в голове, кто может сопоставить его имя и место его жительства. Повалявшись на кровати, он поднялся и перевернул все свои записи на предмет причастности к графитному цеху: копии чертежей, переписанный блокнот Кошева, тетрадь Игора Поспелова, заметки на полях своей записной книжки, выписки из книг, взятых у Сенко, и сами книги.

Моргот собрал все это добро в таз и вынес наверх. Бумага горела до странности неохотно, а бензина у него не было. Пришлось вытащить из таза книги и тетради, а сложенные чертежи развернуть. Мятая тонкая миллиметровка вспыхнула неожиданно ярко, пламя взлетело вверх, и в воздухе закружились огненные хлопья. Моргот подбросил в таз обрывки черновых записей, а потом рвал книги и кидал в огонь расправленные и разорванные брошюры. Он никогда не жег бумаг, и костер горел непредсказуемо: то радостно вспыхивал, то безо всякого воодушевления грыз картонные обложки, то опадал и еле-еле тлел синими огоньками на почерневших кромках тетрадных листов. Машины горели иначе. Моргот кашлял, отмахивался от дыма и прятал руки в рукава, потому что кружащиеся в воздухе хлопья обжигали пальцы и норовили опуститься на лицо.

Он раскрыл последнюю тетрадь на середине и собирался разорвать ее пополам, когда среди длинных химических формул увидел надпись греческими буквами: Игор Поспелов. Огонь в тазу, сожрав очередную порцию бумаги, съежился. Дунул ветерок, выплескивая на траву сухой серый пепел: прах сожженных книг. Зачем он взял их у Сенко? Чтобы сжечь?

Моргот сел на траву, бросил тетрадь Игора Поспелова перед собой и сжал виски руками. Зачем он сжег книги? Чего испугался? Ему показалось, он совершил что-то чудовищное, какое-то гнусное святотатство. Сенко приплачивал алкашам, чтобы сохранить библиотечку какого-то переставшего существовать НИИ «Электроаппарат»… Моргот не хотел играть эту отвратительную роль - самую убедительную роль в своей жизни. Он чувствовал себя разорванным на множество кусочков и не мог собрать себя из этих кусочков. Он неожиданно запутался в собственных масках: циников, флегматиков, гордецов, конспираторов, здравомыслящих мерзавцев и романтических героев. Ему вдруг захотелось узнать, что он на самом деле думает: он сам, а не его маски. Кто он на самом деле? И Моргот не смог ответить на этот вопрос, его сущность распалась на две половины: одна из них подняла с земли тетрадь Игора Поспелова и отряхнула с нее пепел. А вторая - самая убедительная роль в его жизни - требовала сжечь тетрадь немедленно. Страх сжимал ему челюсти и мурашками бежал по спине, а желчная улыбка сама собой кривила губы, когда он вспоминал о том, что четыре папки с грифом «Секретно» ушли из сейфа в кабинете Кошева и проданы не будут.

Салех пролез через дыру в заборе, заметил Моргота и направился к подвалу гордой походкой пьяницы, притворяющегося трезвым. Он был так сосредоточен на этом нелегком деле, что забыл поздороваться.

- Салех! - окликнул его Моргот, когда тот хотел спуститься в подвал.

- А! Здорово! Ну как жизнь? - Салех упорно делал вид, что происходящее воспринимается им здраво и трезво.

- У тебя водка есть?

- Откуда? Ты чего?

Может, водка у него и была, но делиться ею он не собирался.

- Сбегай, возьми литруху, - Моргот привстал и достал из заднего кармана две сотни.

Салех обладал удивительной способностью мгновенно преодолевать расстояния, если видел деньги. Даже если только чувствовал их появление.

- Мы не гордые, - подмигнул он, выхватывая сотни из рук Моргота, - мы сбегаем.

- Только один литр нормальной водки, а не три литра жидкости для обезжиривания поверхностей, понял?

- А то я не знаю, какая ты цаца! - Салех захихикал счастливым смехом.

Пока он бегал в магазин, Моргот убрал тетрадь Игора Поспелова в полиэтиленовый пакет, завязал его крепким узлом и спрятал на развалинах соседнего корпуса, здраво рассудив, что ощупать каждый кирпич на всей территории инженерно-механического института никому не удастся.

Мы возили Первуню к ушному врачу уже без Моргота, а когда вернулись в подвал, они с Салехом успели набраться так, что оба едва не падали со стульев и орали друг на друга, продолжая философскую беседу.

- Слушай, ты, философ! - Салех лег грудью на стол, пытаясь заглянуть Морготу в глаза. - Ты слишком много думаешь! Тоже мне, рефлексирующий интеллигент!

- И где ты это вычитал?

- Я тоже книжки читал, не надо песен! Не надо думать, что Салех - полное дерьмо. Я в армии политинформации вел.

- Что-то не помогли тебе эти политинформации. Наверное, без души их готовил, а? - Моргот рассмеялся.

- Я? Без души? Я все делаю с душой, если хочешь знать! Только кому она нужна, моя душа? Вот и пропиваю теперь душу… Потому что никому она не нужна.

- А, так вот оно что! А я-то думал, чего это Салех пьет? А он, оказывается, душу пропивает!

- А ты не издевайся. На себя посмотри. Ты-то кому нужен?

- Слушай, Салех, а мою душу хочешь пропить? - Моргот достал из пачки сигарету, хотя в пепельнице еще дымился большой окурок.

- Пошел ты к черту, - Салех мотнул головой.

- Хорошая идея. Год пить можно, если захочешь. Ты сходи в военную полицию, спроси, сколько тебе заплатят, если ты им расскажешь, где живет Моргот Громин… - Моргот щелкнул зажигалкой, но Салех, перегнувшись через стол, вцепился рукой ему в рубашку и ненароком выбил сигарету из рук.

- Ты думаешь, я сволочь? Да? - прошипел он, брызгая слюной. - Думаешь, я такая сволочь? Думаешь, я уже все мозги пропил?

- А еще скажи, что нет, - невозмутимо усмехнулся Моргот, отрывая цепкую руку Салеха от рубашки.

- Нет. Я друзей не продаю, ты понял? Ни за деньги, ни за водку, ни за собственную жизнь.

- Ух ты! - Моргот хохотнул. - Как это пафосно. Ты только их шмотки продаешь, а самих друзей - ни-ни, правильно я понял?

- Шмотки - это дерьмо, - Салех убрал руку от Моргота.

- Ну да, водка значительно полезней золотых часов.

- Да ладно, вспомнил! Подумаешь - часы! Хочешь, я тебе завтра новые принесу? Золотые?

- Спасибо, не надо. Будем считать, это мой вклад в покупку твоей души, - Моргот машинально забрал горящий окурок из пепельницы и затянулся.

Мы с Бубликом собрались разогревать макароны и жарить колбасу, пока Силя укладывал Первуню в постель: доктор велел ему лежать под одеялом и пить теплый чай. Конечно, Моргот с Салехом нам мешали, но мы привыкли не обращать на них внимания, когда они напиваются вдвоем. Правда, от этого они оба делались очень приставучими и не давали нам покоя. И на этот раз Моргот пристал ко мне с вопросом, прочитал ли я книжки вслух, и заставил Бублика и Силю что-то ему пересказать, но его педагогический порыв быстро сошел на нет, потому что Бублик и Силя на самом деле стали наперебой пересказывать книжку про разведчика, во всех подробностях, да еще и в лицах. Разумеется, слушать это Морготу было неинтересно.

- Силя! - Моргот оборвал темпераментный пересказ, развернул Силю лицом к себе и встряхнул за плечи. - Ну-ка быстро отвечай, ты Родину любишь?

- Чего? - у того вытянулось лицо.

- Я спрашиваю, ты Родину любишь?

- Моргот, отстань от него, - вмешался Бублик, - я Родину люблю, и чего?

- А тебя не спрашивают! - Моргот щелкнул Бублика по лбу. - Ты соврешь - недорого возьмешь. За что тебе Родину любить, скажи мне? Что ты от нее видел, от этой Родины, а? Воровские притоны?

- Чего надо, то и видел, - проворчал Бублик, - вот тебя, например.

- Ничего ты не видел, - фыркнул Моргот. - И ничего ты в этом не понимаешь.

Он вдруг поднялся рывком и, сильно шатаясь, быстро пошел к выходу. Он всегда ходил быстро, даже когда плохо стоял на ногах.

- Давай дальше рассказывай! - неловко махнул рукой Салех. - Про разведчиков.

Силя с Бубликом переглянулись: Моргот своими дурацкими вопросами сломал им азарт и вдохновение. Бублик промямлил что-то, стараясь вспомнить, на чем они остановились, но Моргот вернулся очень скоро, подошел к столу и швырнул на него горсть земли. Комья разлетелись по стопкам и тарелкам, перепачкали столешницу с ободранным лаком и просыпались на пол; развести на столе такую грязь за одну секунду не удавалось даже нам.

- Ну и какого черта ты свинишь-то? - обиженно пробормотал Салех, пристально всматриваясь в дно своей стопки с налитой водкой: неколько комков земли осели на дно, а сверху плавала тонкая пыльная пленка и волосатый корешок какой-то травинки.

Моргот не обратил на Салеха внимания и рявкнул, брезгливо показывая пальцем на стол:

- А ну-ка быстро все на это посмотрели!

Мы замялись и пожали плечами: ничего интересного в этом безобразии не было.

- Ну? - Моргот обвел нас пьяным взглядом и вытер руку об штаны. - Видели? Знаете, что это такое?

- Земля, - ответил Бублик.

- Точно. Мать сыра земля, мать ее… Нравится? А? Вот эта грязища на столе вам нравится?

Я не всегда мог угадать, какой ответ хочет услышать пьяный Моргот, верней - после какого ответа он успокоится и от нас отстанет. Бублик же неизменно оставался невозмутимым и не пытался ничего угадывать.

- Ты б еще в кастрюлю с макаронами ее вывалил, - проворчал он.

- Вот и объясните мне, за что это любить, а? Ну за что? Что в этой грязи такого хорошего, что я должен ее любить?

- Тебя что, кто-то заставляет? - Бублик намочил тряпку и начал потихоньку вытирать стол, собирая землю в ладонь.

- Никто меня не заставляет! - оскалился Моргот. - Попробовал бы кто-нибудь меня заставить! А ее, понимаешь, в узелки завязывали и на шею вешали!

- Моргот, это только когда уезжали куда-нибудь, - проявил я знание народных сказок, - а когда никуда не уезжаешь, то не нужно.

- Да я и не собираюсь! - выплюнул Моргот, повернувшись ко мне. - Я что, похож на ненормального?

- На неврастеника ты похож, - выдал Салех. - Сядь на место! Думаешь там чего-то про себя, думаешь… Смотри, додумаешься! Проще надо быть! Выпей лучше, глядишь, думать перестанешь. Насвинил тут…

- Салех, ты не понял? Вот это свинство - это и есть твоя гребаная Родина!

- И чё ты тут передо мной распинаешься-то? Мне эта Родина до лампочки! Выпей и уймись!

Моргот, вместо того чтобы разозлиться на Салеха, сел за стол, ссутулился и молча опрокинул в рот стопку водки.

- Через час после появления налоговой инспекции, когда стало ясно, что документов в управлении нет, к нам пожаловала военная полиция, - Лео Кошев покашливает в кулак. - Виталис присутствовал при обыске, его якобы пригласили как представителя завода, и об исчезновении папок они узнали сразу. Я не ожидал, что военная полиция вступит в игру так быстро: у них не было никаких оснований ни для обыска, ни для обвинений. Но, когда надо, фабриковать дела они умели. Ярлык «международный терроризм», да приправленный поисками ядерного оружия, развязывал им руки. Я вызвал адвокатов заранее, но они только развели руками: военная полиция имела широчайшие полномочия, почти любые их действия были санкционированы заблаговременно, в законодательном порядке. По их сведениям, источник которых они не намерены были раскрывать, в управлении завода хранились документы, указывающие места хранения ядерных боеприпасов. Я думаю, этим источником послужил какой-нибудь алкоголик, подписавший необходимое заявление, но для открытия дела этого оказалось достаточно. Ни один человек по этому делу не предстал перед судом, никому не было предъявлено вразумительного обвинения, зато допрошенных и задержанных оказалось достаточно. Они легко получили санкции на прослушку телефонов, на слежку, на установление видеокамер, на обыски, на контроль личных счетов и прочее, и ни один адвокат не мог доказать противоправности их действий. Они имели право на задержание человека без предъявления обвинения до двадцати восьми суток! При подозрении в любом другом преступлении этот срок измеряется часами! Впрочем, я думаю, если бы это право не закрепили для них законодательно, они бы нашли способ обойти закон. Сначала все списывалось на военное время, потом - на борьбу с терроризмом. Они запугали весь мир сказкой о ядерных боеприпасах в руках фанатиков!

- Скажите, а вы сами были задержаны?

- Я был приглашен для беседы, - Кошев не опускает глаз, - и отказаться от этого приглашения не мог.

- Каким образом подозрение упало на Стасю Серпенку? Почему она оказалась первой подозреваемой?

- Она опоздала с обеда на полтора часа и приехала в управление, когда там уже была налоговая инспекция. Налоговики тоже не отличались деликатностью, разгуливали по управлению, как у себя дома, и первое, что Стасе сказал развязный майор милиции: «Вы, небось, черную бухгалтерию вывозили, а не обедали!» Он так шутил, понимаете? Но люди, которые принимали участие в обыске с другими целями, - их было трое - едва не подпрыгнули, услышав это. Она не умела врать и не знала, как и когда можно врать. На проходной тут же выяснили, когда она вышла из управления и сколько времени отсутствовала. Для предъявления обвинения - очень мало, но для логических предположений - вполне достаточно. А когда приехала военная полиция, была изъята запись с видеокамеры на проходной. Их ни в чем не убедило то, что она выходила с пустыми руками. С двери сейфа, с ключа, с ящиков моего стола были сняты все отпечатки пальцев, на следующий день для дачи показаний вызывали уборщицу, выясняя, когда и с какой тщательностью она протирает мебель. Они работали быстро и профессионально, у них хватало людей, денег и времени. Ни один рабочий не покинул площадки, пока они не закончили, а закончили они вскоре после полуночи. Вы же понимаете: люди, которые не имели к руководству завода никакого отношения, работники арендаторов в том числе, и сами арендаторы - все они в это время едва не штурмовали проходную! Пятнадцать человек было задержано при попытке уйти за территорию через дыры в заборе, одним из них оказался наш сантехник. Всех задержанных собрали в вестибюле у проходной, все они ругались и грозили солдатам, которые их охраняли, с каждым часом все громче. И кричали они что-то про чертовы папки, которые полиция никогда не найдет, а они из-за этого ночевать здесь не обязаны. Ну, вы, наверное, можете представить себе, как выглядят подобные протесты…

Я киваю.

- Разумеется, источник сведений о папках был найден за пятнадцать минут. Я думаю, сантехник испугался. Люди в камуфляже с автоматами наперевес не страшны, когда знаешь, что они не будут стрелять, и когда за твоей спиной в прямом смысле стоит четыре юриста, защищающих твои права. А когда ты не имеешь представления о законах, зато помнишь уличные бои, люди с автоматами не кажутся тебе безопасными. В общем, он сразу признался в том, что помог моей секретарше вынести документы. Его задержали, но, насколько я знаю, отпустили под подписку о невыезде через сутки. Его показания, отпечатки пальцев на двери сейфа, время выхода за территорию - этого было достаточно для задержания моей секретарши по подозрению в «пособничестве международному терроризму». И, самое удивительное, она верила в то, что эти документы на самом деле имели отношение к хранению и производству ядерных боеприпасов! Она этого не отрицала, вы понимаете? - рука Кошева отрывается от подлокотника. Он не любитель жестикулировать, но взмахивает рукой, то ли от отчаянья, то ли от возмущения. - Она призналась во всем тут же, в моем кабинете, в присутствии моих адвокатов. И ни слова не сказала о том, что сделала это по моему распоряжению, сказала, что подслушала телефонный разговор. На вопрос, куда она дела документы, она отвечать отказалась. Знаете, она была очень спокойна, очень уверенна…

- Почему вы не дали ей адвоката? Как случилось, что Стася оказалась там совсем одна?

- Я, разумеется, на следующее же утро отправил к ней адвоката. Но ему было сказано, что адвокат у нее уже есть, защитник предоставлен ей в соответствии с законом и вполне ее устраивает. Я думаю, если бы я сам оказался там в качестве задержанного, мне бы ничего не оставалось, как согласиться на их защитника. Вы же понимаете, что права человека - это миф. Даже когда доказательства злоупотреблений доходят до общественности, в виде фотографий или видеозаписей, общественность оправдывает их действия. Потому что речь идет о террористах, о фанатиках с ядерными бомбами в руках! Однажды я услышал фразу, сказанную на самом высоком международном уровне: «Воздействия на людей, подозреваемых в терроризме, жестоки, но совершенно безопасны». Я не уверен в их безопасности, но в жестокости не сомневаюсь.

- Как они узнали о Морготе Громине?

- От моего сына, разумеется. Тогда я услышал его фамилию во второй раз. В первый раз Виталис говорил о нем, когда у него угнали машину, но я не сопоставил между собой человека, который отдал мне его блокнот, и угонщика. Я попросту забыл об этом угоне, мне показалось, что это какие-то личные и давние счеты моего сына с однокурсником. Тем более что машину нашли и угонщиками оказались какие-то подростки. Теперь я думаю, что Виталис был прав и блокнот попал к Громину именно этим путем. Но Виталис не вспоминал об угоне: я думаю, существование блокнота он хотел сохранить в тайне от военной полиции. Кстати, это сыграло Громину на руку: факт обвинения Громина в угоне всплыл через пару дней, и полицейские посчитали заявление моего сына о причастности Громина к Сопротивлению очередной попыткой свести старые счеты. Они нашли немало подтверждений этой версии: заявление в милицию многолетней давности, показания однокурсников.

- Вы знали, где он живет, почему вы не сказали об этом полицейским?

Тонкая улыбка трогает губы Лео Кошева:

- Они меня не спрашивали. Им не могло прийти в голову, что я могу об этом знать.

- А откуда вы столько знаете об этом деле? Военная полиция отчитывалась перед вами? - я понимаю, что превращаю беседу в допрос. Но Лео Кошев согласен с моим правом на ведение допроса, он пришел сюда отвечать и оправдываться. И не пригласил адвокатов.

- Я имел осведомителей. И не только я. Насколько мне известно, Сопротивление тоже получало оттуда сведения через своих агентов, только мои осведомители сидели немного выше и получали от меня гораздо больше. В военной полиции, несомненно, было немало представителей иностранных спецслужб, в качестве консультантов, разумеется, но и наших продажных полицейских хватало. Не удивлюсь, если Сопротивление внедряло туда и преданных делу людей, но в деньгах оно не нуждалось.

- Вы считаете, Сопротивление имело какое-то финансирование?

- Вне всяких сомнений! Если бы Сопротивление его не имело, миротворцам следовало бы самим об этом позаботиться. Иначе чем бы они оправдали наличие военных баз на нашей территории?

На следующее утро Моргот проснулся с диким похмельем, он даже глаз открыть не мог, а попытка пошевелить пальцами тут же волной прокатывалась по всему телу, вызывая приступ тошноты и адской головной боли - не иначе, Салех брал водку не в магазине, а в каком-нибудь подвале, где подешевле.

Моргот сразу вспомнил события прошедшего дня, и к страданиям его добавились раскаянье и стыд: почему-то похмелье всегда обостряло в нем недовольство собой, до острой боли, до нежелания жить. И опасность оказаться в руках военной полиции уже не казалась ему столь серьезной, чтобы выставлять себя подлецом и последней дрянью. А также напиваться и изливать душу Салеху, пропившему и без того скудные мозги. Он перебирал в голове слова, которые успел сказать Стасе, и обмирал от мысли, как это было отвратительно, отчего головная боль билась в виски тупой тошнотворной зыбью. Тогда он не вполне представлял себе технологий допроса и способов отличить правду от лжи, и ему казалось, что этот разговор ничего не менял. Нет, его чувства мало походили на муки совести: его не беспокоило, что он сделал, - его волновало, как он выглядел и что о нем думают.

Было довольно рано, за длинным узким окном под потолком пересвистывались пташки, и сырой ветерок нес в каморку запах земли и мокрой травы. Звуки и запахи летнего утра - безмятежного и свежего - еще сильней притупляли ощущение опасности. За перегородкой сопели пацаны и храпел Салех. Моргот очень хотел заснуть снова, чтобы проснуться без головной боли и тошноты, но стоило ему расслабиться, как в голову снова лезли мысли о происшедшем накануне, и сон слетал с него в один миг.

Он не мог слышать шагов возле спуска в подвал (его окно выходило на противоположную сторону), но ему показалось, что он их услышал. Ему показалось, что он вскочил на ноги за миг до того, как открылась дверь в подвал. Кровь отхлынула от головы, и пустота в черепной коробке сдавила виски стальным обручем, едва не ломая кости. Моргот еще секунду стоял, размышляя о бегстве через окно, но в глазах у него потемнело, пространство вокруг закружилось, словно лопасти пропеллера, и он навзничь рухнул обратно на кровать, обхватив виски руками.

Дверь в каморку деликатно скрипнула, и через порог переступил Макс: как он ни пригибал голову, все равно задел макушкой притолоку.

- Ну что ты еще мог сделать, как не нажраться… - сказал он безо всякого дружеского участия и сел на стул.

Моргот хотел послать его к черту, но выдавил из себя только что-то короткое и нечленораздельное.

- Ее арестовали, - Макс вздохнул, скрипнул зубами, но лицо его осталось спокойным и деловым. - Я пришел предупредить. Лучше бы тебе уехать на время…

Моргот подтянул ноги на кровать и перевернулся на бок, продолжая держаться за голову. Ему хотелось спрятаться под подушку, он не был готов обсуждать это в таком состоянии. Куда, интересно, он мог уехать? Здесь, в огромном городе, он как муравей в муравейнике, а появись он в любом другом месте, не столь густо населенном, он тут же окажется на виду, как любой новый человек. Снять жилье без паспорта слишком сложно и еще более рискованно, чем тихо отсиживаться в подвале. Родственники, конечно, паспорта не спросят, но у родственников будут искать в первую очередь, как и у старых знакомых, вроде Сенко или Макса.

- Кто-нибудь знает, где ты живешь? - спросил Макс.

- Нет, - слабо выдохнул Моргот.

- Я считаю, для них это дело времени, дней четырех-пяти. Я придумаю что-нибудь за три дня.

- Придумай, - Моргот хотел, чтобы Макс ушел и оставил его в покое.

Но Макс в покое его не оставил, вышел из каморки и поставил чайник, а через минуту принес Морготу шипучего аспирина в чашке.

- Лучше бы пива принес, - проворчал Моргот: единственное, в чем он увидел пользу от прихода Макса в этот час, - это появление пары бутылок холодного пивка.

- От пива тебя развезет, - ответил Макс, и лицо его стало каменным. Да, наверное, ему было больше нечего делать как бегать за пивом. - Поднимайся и пей. И чем скорей ты оклемаешься, тем лучше.

Моргот пошевелился, попытался приподнять голову, но тут же со стоном уронил ее обратно на подушку.

- Кончай притворяться, - недовольно сказал Макс, - мне некогда сейчас с тобой возиться, как ты не понимаешь?

- И чего ты тогда приперся? - огрызнулся Моргот. - Я, что ли, виноват в том, что она такая идиотка?

Макс поставил чашку на стол, ухватил Моргота под мышки, приподнял и швырнул на спинку кровати.

- Лучше молчи, - он сунул чашку в трясущиеся руки Моргота. - Для нее я уже ничего сделать не могу, мне остается только вытащить тебя.

- Спасибо, конечно, - Моргот кашлянул и поморщился от боли в затылке. - Заметь, это была твоя идея.

- А я с себя вины не снимаю, - Макс вскинул глаза. - Поэтому не жру водку и не бьюсь башкой об стену.

- Ну еще придумай причину, по которой мне нельзя водку жрать! Я ее не заставлял забирать эти папки! Она что, не понимала, как подставляется?

- Не смей… Она сделала то, что ни ты, ни я сделать бы не смогли. Даже не попытались бы.

- Ага! Родина ее не забудет! - Моргот скривился.

- Я не готов сейчас к твоему сарказму. Поэтому лучше помолчи, - лицо Макса оставалось серьезным и непроницаемым.

- Какого черта ты ее не увез из города, ты мне можешь сказать? Как она у них оказалась? Ты что, бросил ее там одну?

- Я не могу быть в двух местах одновременно. И я очень жалел, что ты меня не дождался.

- Ну да, конечно! - фыркнул Моргот. - Я во всем виноват!

- Ты ни в чем не виноват, успокойся. И тебя бы начали искать независимо от того, арестована она или нет. А я… я должен был сначала вывезти документы. Это было правильно, разумно, понимаешь? - Макс посмотрел на Моргота жалобно, словно искал подтверждения своим словам.

- Макс, разумеется, - на полном серьезе ответил Моргот, - я бы даже думать не стал на твоем месте.

- Я дал ей ключи от своей квартиры и велел ждать меня там. А когда вернулся, ее там не было… Я вернулся ночью, поздно…

- Кто тебе сказал, что ее арестовали?

- У меня есть осведомители, - ответил Макс уклончиво.

И тут Моргота прошиб пот:

- Ты что, сказал ей, где живешь?

- Она знала, - спокойно пожал плечами Макс, - она давно знала.

- И ты уверен, что пришел сюда один? Ты уверен, что за твоей квартирой еще не установили наблюдение? Ты сумасшедший… - жаркий пот сменился ледяным ознобом, и Моргот потянул на себя одеяло.

- Она ничего не скажет обо мне, - ответил Макс невозмутимо.

- Да ну? Ты в этом уверен?

- Я в этом, к сожалению, уверен. Лучше бы она рассказала им про меня. Меня бы они не нашли, а ее бы со временем отпустили. Это дело не тянет на международный терроризм, им было бы проще ее отпустить.

- А твоя мама, Макс? Куда бы ты ее дел? Отправил в лес, прятаться в землянке?

- Не знаю. Я бы придумал что-нибудь. Я хотел пойти сдаться, но мне никто этого не позволит. Я слишком много знаю.

- Ты же у нас герой, - Моргот скрипнул зубами, - ты никому ничего не расскажешь!

- Я не знаю, что будет, если мне уколоть наркотик. Это очень рискованно.

- Ага. А Стася ничего про тебя не расскажет даже под наркотиками!

- Не расскажет. Ты не понимаешь. Она любит меня.

- Какую чушь ты городишь! - Моргот покачал головой - от аспирина в ней кое-что стало проясняться.

- Я говорил об этом со спецами. Они сказали, что человека нельзя заставить делать то, чего он подсознательно делать не хочет. Ни наркотиками, ни гипнозом.

- Чушь! Утюг на брюхо, и через три минуты ты подсознательно захочешь сделать то, чего только что не хотел.

- Не надо! - вскрикнул Макс. - Моргот, не надо, слышишь? Не говори мне… Я и так еле держусь…

- Да ладно, - пробормотал Моргот, - держись себе.

- Думаешь, мне не хочется напиться? - Макс опустил плечи и провел рукой по лбу. - Еще как хочется.

- И что тебе мешает?

- Ты! Тебя здесь найдут! Рано или поздно, но найдут. У тебя что-нибудь осталось из того, что может быть связано с цехом? Хотя бы косвенно? Книги у тебя были, выписки какие-то…

- Я все сжег. Вчера, - вздохнул Моргот, вспомнив о тетради Игора Поспелова.

- Точно все? Ты только мне не ври. Ты не видел, как они умеют искать, а я видел. В буквальном смысле: землю роют.

- Я точно все сжег, - повторил Моргот.

- Ты хочешь уехать за границу? Это можно было бы устроить.

Моргот покачал головой. Куда? Кем? А главное - зачем? Мирок, с таким тщанием выстроенный им на развалинах собственной жизни, оказывается, был ему дорог. Он не хотел его терять, он не хотел строить его заново!

- Я понимаю, - кивнул Макс.

- А пацаны? - спросил Моргот.

- Пацаны пойдут в интернат, как и положено. Ты и сам понимаешь, что это не дело. Дети должны учиться. Это же не игрушки, это дети.

- Макс, я что, должен уехать отсюда насовсем, что ли?

- Нет, я думаю, двух месяцев достаточно.

- Два месяца они без меня перекантуются. Они же у меня самостоятельные.

- А если кто-то из них заболеет? Ногу сломает? Отравится чем-нибудь? К ним даже скорая не приедет!

- Перекантуются, - махнул рукой Моргот.

- Короче, я готовлю тебе деньги и документы, мне нужно дня три. Может, четыре.

- Какая заграница, Макс? Меня возьмут в аэропорту или на вокзале!

- Никаких вокзалов не будет. Пойдешь пешком.

- С ума сошел?

- Хорошо, поедешь на машине.

- Мля, что я там буду делать? На кой черт мне это сдалось?

- Будешь, точно так же как здесь, валяться на кровати и читать книжки в какой-нибудь гостинице. Или тебе больше нравятся наркотики и электрошок? Сигарет там выдают десять штук в день, но тебе и этого может не обломиться.