Фантом ручной сборки Куликова Галина

В тот же самый момент входная дверь хлопнула, и женский голос окликнул:

— Валерик!

По коридору протанцевали веселые каблучки, и в комнате появилась девица волшебных форм и гармоничных пропорций с лицом какой-нибудь графини Пулавской. Правда, когда она увидела абсолютно голого Валерика, двумя руками обнимавшего Ингу, лицо ее приняло такое бешеное выражение, точно графине подожгли подштанники.

— Ах вот оно что, Валерик! — завопила девица, из графини мгновенно превратившись в фурию. — Ты поэтому не хотел давать мне ключи?! Развлекаешься здесь с девками?!

У незнакомки были черные длинные волосы, завитые мелкими колечками. Сейчас они дыбом стояли вокруг ее головы, а большой вопящий рот, накрашенный алой помадой, проглотил все остальные черты лица.

Поставив Ингу вертикально, голый Валерик взял брюки и молча удалился в другую комнату. — Кто это? — спросила потрясенная Инга у черноволосой фурии и потыкала вслед ему пальцем.

— Не могу поверить, — продолжала бушевать та, наступая на Ингу, — что он соблазнился такой драной кошкой!

— А что это вы меня оскорбляете?! — тоже закричала Инга совершенно неожиданно для своей визави.

Ее нервы, выдержавшие накануне столько испытаний, были натянуты, как провода, и теперь они начали искрить.

— Ты развлекалась с моим женихом и еще спрашиваешь, почему я тебя оскорбляю?! — с удвоенной силой завизжала фурия, выкатив и без того огромные, шоколадного цвета глаза. Шоколад так разогрелся, что, казалось, вот-вот брызнет из глазниц.

Фурия протянула руки и, схватив Ингу за шею, принялась трясти. Инга извернулась и связкой ключей стукнула ее по пальцам. Та нащупала на столе сувенирную тарелочку с надписью «Рига» и огрела ею противницу по лбу. Это оказалось так больно, что у Инги из глаз полились обиженные слезы. Тарелочка между тем дзынькнула и раскололась пополам. На пол посыпались осколки и фурия с хрустом раздавила их каблуком.

— У, гадина! — крикнула она и вознамерилась завалить Ингу на диван, но тут появился тот тип, из-за которого разгорелся весь сыр-бор.

— Послушайте, дамы, — примирительным тоном сказал он, втискиваясь между дерущимися. — Мне, безусловно, приятно, что моя нагая плоть вызвала у вас такой ажиотаж, но устраивать потасовку совершенно ни к чему. Давайте решим дело полюбовно.

— И ты еще будешь говорить мне о любви? — закричала фурия, отскочив в сторону и уперев руки в боки. — Проклятый обманщик! Я ждала, что ты сделаешь мне предложение! А застала тебя с жуткой девкой!

— Этого не может быть, — рыдала Инга, растирая лоб одной рукой, а сопли под носом — другой. — Сначала шеф с пивом… Потом ребенок с милиционером… А теперь вот — по башке тарелкой!

— Успокойтесь обе! — крикнул мужик неожиданно резко и сердито. — Черт бы вас побрал! Вероника, я прошу тебя.

— Не надо меня просить! — завизжала та. — Я все видела своими глазами!

Она развернулась и бросилась в ванную комнату. Щелкнула задвижка, затем раздались всхлипы, сейчас же сделавшись глухими, — вероятно. Вероника уткнулась носом в полотенце.

— Так, — сказал незнакомец и повернулся к Инге, которая почти ослепла от слез. — Давайте с самого начала. Кто вы такая?

— А вы? — прорыдала она. — Кто вы такой?

— Валерий Верлецкий. Это квартира моей тети.

Инга последний раз длинно всхлипнула и подняла на него заплывшие глазки:

— Марфа Верлецкая — ваша тетя?!

— Вот именно. Чтобы вам было понятнее, я — ее племянник. А вы?

— А я цветы прихожу сюда полива-а-ать… — снова разревелась Инга, осознав, что досталось ей, в сущности, ни за что.

— Угу, — сказал Верлецкий и постучал ногой по полу с таким умным видом, словно на нем были и носки, и ботинки. На самом деле до конца одеться он не успел. — Марфа вам платила? За полив?

— Нет, — покачала головой Инга. — Я просто так приходила-а-а…

Ни один человек не смог бы догадаться, что перед ним стоит деловая женщина, способная управлять большим коллективом и решать сложнейшие вопросы. Верлецкий тоже не догадался.

— Ну вот что, — сказал он и, окинув ее цепким взглядом, добыл из кармана висевшего на стуле пиджака бумажник, а из него — двести рублей. Это показалось ему не много и не мало, в самый раз. — Возьмите за труды. Спасибо вам большое. Но прежде чем вламываться, надо было нажать на кнопку звонка.

— Ваша невеста ударила меня по голове тарелкой! — воскликнула Инга.

— Это вам наука на будущее. — Он сунул две гладкие сторублевки ей в руку и, схватив за локоть, поднял на ноги. — А теперь нам пора прощаться. Ваша помощь больше не понадобится. Надеюсь, вы здесь ничего не забыли? Лейку? Совочек для земли? Нет? Отлично. И верните ключи, пожалуйста.

У него были серые глаза под прямыми широкими бровями. Смотрел он твердо и холодно. Ни капли теплоты и сочувствия! Он протянул ладонь, и Инга шлепнула на нее связку.

Потом сжала деньги в кулаке, словно фантики, и поплелась к выходу. Верлецкий отправился следом, подгоняя ее, словно собака-пастух отбившуюся от стада овцу. В ванной комнате все еще рыдали, и он сказал Инге куда-то в макушку:

— Из-за вас я поссорился с невестой.

— Мне-то какое дело! — злобно выкрикнула она, чувствуя себя самой распоследней дурой на свете. — Я всего лишь цветы хотела полить! А меня побили!

— Мужайтесь, — ответил Верлецкий, выталкивая ее на лестницу. — Такое случается со всяким, кто нацелен делать добро. Живите для себя, тогда все наладится. — И захлопнул дверь.

Выйдя из подъезда, Инга расплакалась еще горше. Лаврентий Кожухов, сосед с первого этажа, дебошир и пьяница, которого в народе прозвали «вечнозеленый лавр», внезапно проникся к ней сочувствием и спросил:

— Чевой-то ты ревешь? Чевой-то случилось?

— Эх! — воскликнула Инга, протискиваясь мимо него в подъезд. И повторила свою присказку:

— Сначала шеф с пивом, потом ребенок с милиционером, теперь — по башке тарелкой…

Когда она ушла, Лаврентий некоторое время изумленно смотрел на дверь, потом икнул и задумчиво пробормотал:

— Шеф с пивом… Съели они его, что ли?

Инга тем временем вернулась домой, стащила с себя плащ и прямо в одежде забралась под одеяло. Даже света не включила. Еще немного поплакала в подушку и крепко заснула, попытавшись утешиться тем, что завтра все встанет на свои места.

Однако ее надежды не оправдались, а все сделалось хуже прежнего. Таисия приехала помогать накрывать на стол и сразу испортила Инге настроение. Григорьев Таисии категорически не понравился. Они сели втроем пить на кухне чай, и Таисия устроила ему форменный допрос. Поэтому, когда зазвонил телефон, он с радостью схватил трубку и погрузился в разговор. А подруга наклонилась к Инге и сказала:

— Я чувствую себя человеком, который стоит возле открытого люка и предупреждает прохожих: «Осторожно, тут яма!» Но они не слушают и с идиотскими улыбочками на лице продолжают один за другим проваливаться под землю.

— Что? — рассеянно переспросила Инга.

— Зачем тебе замуж? — рявкнула Таисия ей в ухо. — Пользуйся этим типом в свое удовольствие! К чему тебе его фамилия и вредные привычки? Запомни: тебе придется мыть тарелки, из которых он станет есть, и стирать его грязное барахло. Не ходи с ним под венец! Как только он поймет, что ты — его собственность, он превратится в собаку.

— В какую собаку?! — ошалело переспросила Инга, не сразу въехав в то, что говорит Таисия.

— Ну если не в собаку, то в свинью. Он с ногами влезет в твою жизнь и натопчет в ней так, что тебе придется делать генеральную уборку.

Григорьев, который понятия не имел о перспективах, нарисованных Таисией, положил трубку и, поглядев на часы, широко улыбнулся:

— Мне пора на вокзал!

А когда он привез тетку Анфису, Инга мгновенно поняла, что с этой дамой надо держать ухо востро. Невысокая, тощенькая, с нарумяненными щечками и шустрыми бесцветными глазками, она шныряла по квартире и все инспектировала.

— Сколько я дома-то не была! Три года, ужас! Столик мой родной! И тарелочки знакомые! Надо же, целенькие, а я думала — разобьете.

Сказать по правде, ее столик Инге совсем не нравился. От белоснежной скатерти веяло чем-то операционно-ресторанным, бокалы на коротких грибных ножках по-мещански основательно окопались возле тарелок — таких тяжелых, что их, пожалуй, даже нельзя было разбить о стену. Она бы с удовольствием принесла сюда что-нибудь свое — воздушное, тонкое, — но Григорьев не разрешил.

Вскоре собрались гости.

— Господи! — продолжала причитать Анфиса, — как дома-то хорошо! Как я соскучилась!

Таисия немедленно сделала кислую физиономию и шепнула Инге:

— Может, она решила вернуться насовсем? А Григорьева — фьють! — выселить обратно в его Братеево?

Анфиса между тем с пристрастием допросила Ингу и потребовала заверений в том, что ее любимый Борик обязательно будет с ней счастлив. Затем обернулась к Таисии.

Подруга Инги была высокой, стройной и шикарной. От ее улыбки запросто могло захватить дух у какого-нибудь принца крови. В широко расставленных глазах — ни тени разочарования жизнью, что само по себе казалось удивительным, если учесть пережитые ею невзгоды.

— Наверное, вас пригласили специально, чтобы свести со Стасом, — заявила Анфиса, окинув ее критическим взглядом. — Он любит волочиться за всякими финтифлюшками.

Таисия ухмыльнулась и предпочла промолчать, а Стас Еремин, о котором шла речь, немедленно спрятался в кухне. Он дружил с Григорьевым еще с институтских времен и сам напросился на день рождения. Это был подвижный тип с черной шапкой волос и богатейшей мимикой. Лицо его постоянно менялось, а улыбка поражала шириной и зубастостью. Особо впечатлительные женщины считали, что он похож на Челентано.

Анфиса настигла его в кухне возле холодильника и кинулась обнимать. Поскольку Стас не выказал особой радости, она ткнула его кулачком в солнечное сплетение и воскликнула:

— Неужели все еще дуешься из-за своей Чахоткиной?

Щеки Стаса немедленно превратились в два красных семафора, и он запальчиво ответил:

— Ее фамилия Сухоткина, Я был в нее по-настоящему влюблен.

— Не выдумывай, — отрезала Анфиса. — Кто влюбляется по-настоящему в двадцать лет?

— Я влюбился по-настоящему! — уперся Стас.

Потом наклонил голову, словно бык, примеривающийся к пикадору, и, начисто позабыв про то, что у Анфисы день рождения, выложил ей все, что он думает о самоуверенных дамочках, которые любят совать нос не в свое дело.

Теперь, когда виновницы торжества не стало, эту душераздирающую сцену припомнила Таисия.

— Чем не мотив для убийства? — Она в упор поглядела на первого подозреваемого. — Молодой человек приводит свою девушку в гости к другу и тетка этого друга в один миг разрушает его счастье. Полагаю, вы так и не простили Анфисе ее бесцеремонную выходку.

— А что за выходка? — спросил Илья Хомутов, муж Нади. — Я ничего не знаю.

Желание оправдаться волной нахлынуло на Стаса.

— Она… — захлебнулся бедняга. — Она.., сказала Сухоткиной, что со мной нельзя иметь дела, потому что я закладываю за воротник каждый день.

— Кажется, ты в тот вечер действительно напился, — пробормотал Григорьев.

— Светка решила, что я законченный алкоголик! И ушла от меня к Лешке Зотову. А это, может, была женщина моей жизни!

— Мы сейчас говорим об убийстве, — напомнила Надя. — И если это та Сухоткина, о которой я думаю, то убийство здесь исключается. Из-за таких не убивают.

— Я бы убил! — воскликнул Стас и тут же опомнился:

— Но я этого не делал.

— Да никто ее не убивал, — устало махнула рукой зареванная Марфа Верлецкая.

Она явилась на день рождения любимой подруги прямо со своей пасеки. Роста Марфа была невеликого, однако находилась в тяжелом весе. Круглое лицо с носиком-пуговкой и двумя подбородками, складчатый, словно у гусеницы, живот и кисти рук, напоминающие туго набитые игольницы.

По закону подлости в гости она пришла не одна, а с племянником и его противной невестой Вероникой. Увидев их, Инга хотела залезть под стол, но не успела.

— Здрасьте, — оказал ей Верлецкий. По его глазам было ясно, что он ее не узнал.

Костюм не шел этому типу абсолютно. Он в нем выглядел как мелкий аферист, который увел у кого-то шикарную вещь, но совершенно не умеет ее носить. Галстук был повязан кое-как, а ботинки непозволительно сверкали.

Зато Вероника, похожая на улана из-за высокой прически на голове, мгновенно Ингу опознала.

— Ты?! — завопила она, довольно, надо сказать, неожиданно для окружающих. — Что ты тут делаешь?!

— О господи, — сказал Верлецкий, и в его глазах появилось плутовское выражение. — Действительно, та самая.

И он хлопнул себя по бокам так сильно, точно стряхивал снег с шубы.

— Валерик, в чем дело? — растерянно спросила Марфа.

— Я вчера их застукала, — процедила Вероника. Сейчас ее голос был похож на шипение бенгальского огня, попавшего в бокал с шампанским. — Валерика и вот эту, — она подбородком указала на Ингу.

— Вероника, заткнись, — с прохладной улыбкой на губах предупредил Верлецкий. — Ты ведешь себя некрасиво.

— Я веду?! — Она захлебнулась возмущением. — Я пришла, а вы обнимаетесь! Голые!

— Ну, положим, голый был только я, — пробормотал Верлецкий, и в ту же секунду Григорьев бросился на него.

Никто и пикнуть не успел, как два по-вечернему наряженных тела сцепились не на жизнь, а на смерть, образовав один большой черно-белый организм с двумя галстуками. Поведением это чудище напоминало озверевшего медведя — шаталось туда-сюда, ревело и перекатывалось от стены к стене. Правда, время от времени оно еще и материлось, и тогда обе тетки визжали так, будто им на ноги лили кипяток.

Вероника тоже не пожелала оставаться в стороне, подскочила к Инге и, сжав кулак, собралась было засветить ей в глаз, но тут уж вмешалась Таисия. Она схватила Веронику за волосы и дернула на себя. Та начала заваливаться назад и сбила с ног подскочившую Надю. На помощь Наде бросился ее муж Илья, но двигавшийся мимо клубок дерущихся на ходу зацепил его и поглотил безвозвратно. Теперь у него было три галстука и шесть рук. Двигаясь по комнате, клубок опрокинул пару стульев, сорвал и сжевал занавеску, свалил журнальный столик и торшер, превратив абажур в кусок гнутой проволоки и в лохмотья.

Взъерошенная Вероника не успокоилась.. Она начала серьезную охоту за Ингой и в конце концов загнала ее в ванную комнату, где та заперлась на задвижку. Некоторое время за дверью сильно топали, а потом постучала Таисия и велела Инге выходить.

Та с опаской ступила в комнату и обнаружила там живописную группу. Анфиса и Марфа сидели на диване, сложив ручки на коленях. Между ними, зажатая в клещи, располагалась усмиренная Вероника. Илья Хомутов прикладывал платок к разбитой губе, а Григорьев и Верлецкий, оба похожие черт знает на что, да еще и мокрые к тому же, стояли друг против друга по разным сторонам комнаты и шумно дышали. Возле двери замер Стас Еремин с пустой бутылкой из-под газировки. Вероятно, он поливал их, словно правительственные войска разгулявшихся демонстрантов, и добился-таки успеха.

— У нас тут день рождения или гусарская пьянка?! — возмущенно воскликнул Хомутов и в сердцах отбросил платок.

Надин муж родился красивым, но килограммов пятнадцать лишнего веса, придавившие эту красоту, заставляли ее тужиться из последних сил. Кроме того, к таким хорошо вылепленным, но пресным лицам быстро привыкаешь.

— Объясни ему все! — не терпящим возражений тоном велела Таисия, обращаясь к Инге и имея в виду Григорьева.

Инга посмотрела на своего без пяти минут мужа, глаза которого налились кровью, и покорно сказала:

— Я пошла к Марфе полить цветы, а он стоял голый посреди комнаты.

— Да пустяк, в сущности! — дернул плечом Вердецкий. — Она ввалилась, а я как раз переодевался. Со всяким может случиться.

— Вы обнимались, — любезным тоном напомнила с дивана Вероника, и ее алый рот сжался в крохотную розочку.

— Я наступила на его ботинки, — уныло добавила Инга, которой совсем не нравилось оправдываться в присутствии такого количества людей, — и потеряла равновесие.

— А я всего лишь поддержал ее, чтобы она не расшиблась, — закончил Верлецкий беззаботным тоном.

— Ты заплатил ей деньги, — тявкнула Вероника с дивана.

— Откуда ты знаешь? — ехидно поинтересовался он. — Ты ведь рыдала в ванной!

Григорьев снова задышал, как локомотив, и умная Надя предложила:

— Давайте наконец сядем за стол.

Все с энтузиазмом согласились и в знак примирения усадили Ингу между Григорьевым и Верлецким.

Последний немедленно наклонился к ней и сказал:

— Я вас не узнал. Вчера вы выглядели иначе!

— Вы тоже запомнились мне совсем другим, — процедила она.

— Зачем вы взяли у меня двести рублей, вы же директор турагентства?

— Хотите, чтобы я вернула их вам прямо сейчас?

— Не наклоняйтесь ко мне так близко, — потребовал он. — Вы окончательно рассорите меня с девушкой моей мечты.

— Если вы всю жизнь мечтали о такой истеричке, я вам сочувствую.

— Сочувствуйте на расстоянии.

— Вы сами сели ко мне под локоть!

— Меня сюда загнали ваши взволнованные родственники.

— Перестаньте болтать, а то мой жених снова начистит вам морду.

— Вряд ли. Он выглядит нездоровым.

Григорьев и в самом деле спал с лица. С Ингой он не разговаривал и даже не подкладывал ей на тарелку салатик из крабов, который она очень любила.

Теперь, когда Анфиса отбыла в свое самое долгое путешествие, вспоминать о том, как он себя вел, Григорьеву было стыдно.

— Я не знал, что драка так расстроит тетку, — виновато пробормотал он.

— А вот мне кажется, что это был просто отвлекающий маневр, — неожиданно сказала Марфа. К ее лицу прилила кровь, и она стала похожа на спелую вишню.

— Что это вы имеете в виду? — заинтересовалась Таисия, не пожелавшая оставить в покое версию убийства.

— Ну… Кто-то задумал отравить Анфису этими таблетками. Надо было подстроить так, чтобы она их приняла в принципе. А уж доза… Может, ей поднесли водички, в которой растворили лишние пилюли… Или… Ну.., не знаю что.

— Надо было подстроить так, чтобы она их приняла! — патетически повторил Илья Хомутов и погрозил Марфе пальцем. — А вы хитренькая! Намекаете, что кто-то из нас, мужчин, специально затеял драку, чтобы расстроить Анфису и получить повод отравить ее таблетками?

— А что? Вы все отлично знаете, что, когда Анфиса расстраивается, она всегда пьет эти свои пилюли. То есть пила, — спохватилась Марфа и хлюпнула носом.

— Выходит, вы думаете, — не сдавался Хомутов, — что или Борис, или я, или ваш племянник — кто-нибудь из нас — прикончил Анфису?

Марфа блеснула глазками, уютно устроившимися в складках щек, и коротко ответила:

— Да.

— Марфа! — пискнула сконфуженная Инга.

— Борик, ты запросто мог от нее избавиться, — мрачно сказала Марфа, ни на кого не глядя.

— Я?! — Григорьев привстал с места. Лицо его позеленело. — На кой черт мне это понадобилось?!

— А вот и понадобилось, — закивала Таисия. — Я давно сказала Инге про квартиру. Ваша тетка, Борис, откровенно сожалела, что уехала из Москвы. И если бы она захотела вернуться…

— Какая чушь! — воскликнул Григорьев. — Вы же сами слышали, она делилась с нами своими матримониальными планами. Она не собиралась возвращаться. Наоборот — хотела еще раз выйти замуж.

— Да-да, я помню. В Америку.

Сидя за праздничным столом, Анфиса действительно размечталась о следующем замужестве.

— Продам дом в Больших Будках, — разглагольствовала она, — и схожу замуж еще раз. Только теперь за границу, лучше всего — в Штаты. Поеду на какую-нибудь ферму обихаживать старого ковбоя. Американцам нужны работящие женщины, а я еще — ого-го! — похвасталась она. — То самое брачное агентство, которое устроило мою судьбу в первый раз, обещало и во второй не подкачать.

Григорьев снисходительно улыбался, и Анфиса принялась агитировать свою подругу Марфу последовать ее примеру.

— Соглашайся, Марфуша! — наседала она. — Продашь свою квартиру, положишь деньги в банк и будешь чувствовать себя не какой-то там бесприданницей, а дамой пусть и с небольшими, но собственными средствами.

— А что? — Марфа раскраснелась, представив, как она варит не избалованному разносолами ковбою красный украинский борщ, а тот ест и нахваливает по-американски: «Great!» — Идея интересная. Твое брачное агентство мной займется?

— О чем разговор!

— Да-да, — встрял Верлецкий, ласково похлопав Марфу по сдобной ручке. — Только, когда отправишься заполнять анкету, не забудь указать, что у тебя радикулит, остеопороз и катаракта.

— Кроме того, дорогие тетушки, — рассмеялся Григорьев, — мы будем по вас скучать. Америка-то на краю света!

— Ничего, Борик. Пока я все оформлю, еще надоем тебе!

Надоесть, впрочем, она никому так и не успела.

Вероника, в задумчивости крутившая ложечку в чашке, неожиданно вспомнила:

— Судя по словам Анфисы, она собиралась остаться в этой квартире,. До тех пор, пока брачное агентство не найдет ей.., хм.., ковбоя.

— Ну и что? — немедленно насторожился Григорьев. — Что это значит?

— Это значит, что ее могла отравить Инга, — с вызовом закончила свою мысль Вероника. — Вы ведь собираетесь пожениться? Она уже наверняка считает эту квартиру своей. А тут появляется ваша тетка и собирается обосноваться здесь на неопределенный срок.

— У меня своя двухкомнатная квартира! — запальчиво возразила Инга. — Мне там хорошо.

— Двухкомнатная! Ни за что не поверю, что тебе не хочется четырехкомнатную. Такие, как ты, очень жадные.

Поскольку было неясно, на чем основывается это логическое умозаключение, никто ей не возразил.

— С таким же успехом, — запальчиво сказала Инга, — тетку Анфису могла прикончить ты сама!

— Ну да, ну да! И мотив у меня есть!

— Конечно. Анфиса агитировала Марфу тоже продать свою жилплощадь, чтобы увезти деньги в Америку в качестве первоначального капитала. А там вы с вашим Валериком, — она метнула острый, словно дротик, взгляд на Верлецкого, — уже свили гнездышко. Вот вы с ним договорились и…

— Точно! — обрадовалась Таисия. — Это ведь Верлецкий начал драку.

— Я?!

— Вы заявили во всеуслышание, что были голый.

— Но я действительно был голый.

— А зачем надо было это вслух говорить?

— Чтобы защитить честь женщины, — обиделся Верлецкий. — Вероника сказала, что мы оба были голые, а я поправил, что не оба, а я один.

Над столом повисла тишина, и стало слышно, как дышит Григорьев — словно больной тяжелой формой бронхита.

— А меня вы почему не подозреваете? — неожиданно поинтересовалась Марфа, которая после смерти подруги долго плакала и распухла, как тесто возле печи. — Я ведь тоже… Дура такая… На нее набросилась! Все Коленьку ей не могла простить. Слово себе давала, что не заговорю о нем, и вот на тебе, брякнула. А у нее, голубки моей, был день рождения-а-а…

Она уткнулась носом в салфетку, и все обескураженно замолчали, потому что, Марфа и в самом деле припомнила за праздничным столом старую обиду. Впрочем, Анфиса сама была виновата, потому что принялась хвастать своими прошлыми победами на личном фронте и задирать подружку. Происходило эти примерно так.

— Бедняжка, — сочувственно заметила Анфиса, слопав кусок пирога с печенкой. — Тебе всегда не везло с мужчинами.

— Да ладно болтать, — беззлобно ответила Марфа, подчищая тарелку корочкой хлеба. — Мне, наоборот, везло с мужчинами! Я находила самых лучших. И замуж ты в первый раз вышла за моего поклонника. Коленька так меня любил, а ты вскружила ему голову.

Анфиса ухмыльнулась и с нежностью сказала:

— Ты все еще злишься, старая кочерыжка!

— Не забывай, — напомнила Марфа, — что ты — такая же кочерыжка, как и я. Но тогда, с Николаем — признайся хоть в семьдесят семь лет! — ты переборщила. Это был не лучший твой поступок.

После чего Верлецкий наклонился к Инге и с радостным недоумением сказал:

— Судя по всему, ваша тетя отбила мужа у нашей тети.

— Чья это — ваша тетя? — презрительно спросила та. — Вы что с Вероникой — братья?

— Почти муж и жена. Как и вы с вашим Григорьевым. — Сказав это, он бросил на последнего любопытный взгляд и тут же добавил:

— Впрочем, насчет вас я сомневаюсь. Почему-то мне не кажется, что ваше замужество — такое уж решенное дело.

Инга с трудом удержалась, чтобы не запустить в него мисочкой с селедочным маслом, которую в тот момент держала в руке. Теперь же, после всех кошмарных событий, ей казалось, что с тех пор прошел месяц или год — все так изменилось! И даже Верлецкий изменился, сделавшись серьезным и каким-то суровым.

— Не понимаю, — хмурился он, — зачем себя оговаривать, Марфа? Вы с Анфисой в молодости не поделили ухажера. Смешно об этом сейчас думать.

— Дело в том, — плаксивым голосом сообщила его тетка, — что я боюсь. Вдруг меня заподозрят и посадят в тюрьму? Ведь я отлично знала Анфису, все ее повадки, знала, какие лекарства она принимает и что запивает она их сладким сиропом…

— Угомонись, — прикрикнул Верлецкий. — Милиция даже не собирается расследовать это дело…

— Собирается, — снова встряла Таисия.

— Тайка, ну что ты вбила себе в голову?! — растерялась Инга. — Почему ты решила…

— Потому что кое-кто сделал для милиции заявление. Я своими ушами слышала. Думаешь, я просто так заговорила с вами об убийстве? Решила, что мне больше всех надо?

— Выражайтесь, пожалуйста, яснее, — нахмурившись, попросила Надя.

Еще до приезда представителей закона она успела забрать волосы в хвост и снять с себя все украшения. И теперь выглядела скромно и строго. Инге, которая кропотливо, год за годом, создавала свой образ деловой женщины, катастрофически не хватало очков и костюма. В коротком платье и ажурных чулках она чувствовала себя неуютно. Григорьеву, напротив, нравилось, когда она одевалась женственно. Впрочем, для него женственность ограничивалась туфлями на шпильках и мини-юбками.

— Боже мой, ну кто мог сделать такое заявление? — раздраженно переспросила Надя.

— Ваш муж, — ответила Таисия, и все сидящие за столом повернулись и посмотрели на Хомутова.

— Илья, — первой опомнилась Надя и расправила плечи, точно нервная учительша, услышавшая неприличное слово. — Что такое ты сказал милиции?

— Что знал, то и сказал, — с вызовом ответил Илья и начал изучать свои остриженные полумесяцем ногти. — После того как Анфиса объявила о своем гипертоническом кризе — якобы он уже на подступе, — я заходил к ней в комнату. Она лежала на диванчике и рассматривала картинки в глянцевом журнале: Я спросил ее о самочувствии, и она ответила, что чувствует себя сносно, только немного позже выпьет одну таблеточку от давления, и этого будет достаточно. «С некоторых пор, — сказала она, — я перестала злоупотреблять лекарствами. Чтобы давление было, как у космонавта, нужно пить настойку боярышника. Если делать это регулярно, лекарства становятся практически не нужны. А я уже три года пью такую настойку».

— К сожалению, она ошибалась, — заметил Стас постным голосом. — Лекарства все-таки нужны.

— А я думаю, — запальчиво возразил Хомутов, — кое-кто не знал, что в своих Больших Будках Анфиса перешла на боярышник и сегодня собиралась ограничиться одной таблеткой! Кое-кто не знал, что она сказала об этом мне!

— Осталось выяснить, кто такой этот «кое-кто», — буркнула Вероника.

— Убийца непременно должен был зайти к Анфисе в комнату, — заявила Таисия, и, услышав наконец слово «убийца», все одновременно вздрогнули, словно ехали в грузовике и их подбросило на ухабе.

— Сейчас невозможно точно сказать, кто к ней заходил, а кто нет, — откашлявшись, заметила Инга. — И в какое время. Я лично зашла спросить как дела. Примерно через полчаса после того, как она прилегла.

— Я тоже, — кивнул Верлецкий, — заходил.

— Ну, ты-то понятно, — махнула рукой Марфа. — Глупо было бы тебе не зайти.

— Почему это — понятно? — тотчас напрягся Григорьев, метнув в Верлецкого взгляд палача, жаждущего начала пытки.