В лабиринтах темного мира. Похождения полковника Северцева. Том 3 Северюхин Олег

Новая жизнь

Вводная лекция была короткой. Это и понятно. Детское внимание сосредотачивается на чем-то одном не более чем на десять минут. И то эти десять минут нужно вытерпеть. Но с нами работали специалисты своего дела.

Первым выступал начальник с седыми усами, Александр Васильевич.

– Товарищи, – сказал он, – с сегодняшнего дня вы можете считать себя взрослыми. Вы не дети, вы защитники нашей родины и мы будем учиться защищать её.

Не знаю, какой чертик меня дернул, вероятно, это были все-таки красные штаны, но я поднял руку и старался поднять ее выше, чтобы меня заметили. Меня и заметили.

– У тебя есть какой-то вопрос, Котек? – спросил меня начальник.

– А это правда, что с сегодняшнего дня мы можем курить, пить водку, материться и нам за это ничего не будет? – спросил я в предвкушении того, что нам можно будет делать то, что делают взрослые люди.

Все мои сотоварищи засмеялись. Они тоже хотели быть взрослыми, но то, что сказал Александр Васильевич, представлялось всем обыкновенной ересью. Похоже, что и начальник понял, что он попал впросак со своим заявлением.

По прошествии многих лет я понимаю, что государство фарисействует, призывая на войну молодых граждан, начиная с семнадцати лет, разрешает им убивать других людей, насиловать женщин противника, сжигать их дома и разрушать заводы и фабрики, топтать книги и резать произведения искусства, но запрещает им же до достижения двадцати одного года покупать спиртные напитки и табачные изделия. И поэтому, когда молодые волки, насытившиеся чужой кровью, получают отказ в баре, они выплескивают свою ненависть сначала на бармена, а потом и на само государство. Весь американский кинематограф заполнен фильмами об этом. Возьмите, например, «Рэмбо». А в Советском Союзе до этого дойдут только лет через двадцать-тридцать, потому что государственная система застряла позади при позднем зажигании, и она будет копаться в чихающем моторе, пока её не смахнет молодая поросль и не установит свои порядки в соответствии с тем времени, которое на часах истории.

– Конечно, нет, – сказал Александр Васильевич, – водка, табак и матерщина – это не признак взрослости. Это признак отсталости и необразованности. Мы будем становиться взрослыми людьми нового времени, здоровыми, культурными и воспитанными людьми. С вас будут брать пример все остальные люди. А сейчас мы послушаем, что могут сделать мальчики и девочки, такие же, как и вы.

После этого перед нами выкатили большой шкаф, задрапированный занавесками. Когда их раздвинули, мы увидели, что это настоящий кукольный театр.

– Ура, – закричали мы и захлопали в ладошки.

Я до сих пор люблю кукольный театр и считаю, что он должен быть в каждой современной школе как средство школьной информации и воспитания, ставящий сценки как из школьной жизни, так и пьесы современных авторов.

Нам показали горы и маленькую девочку, которая упала в расщелину в скале. Взрослые никак не могли добраться до девочки, а та плакала в темноте, и никто не мог ей помочь. Тогда маленький мальчик, чуть постарше этой девочки, обмотался веревкой и спустился в расщелину к девочке. Он обмотал ее веревкой и помог освободиться из каменного плена, а потом вытащили и его самого. Когда взрослые не могут сделать что-то, то это могут сделать только маленькие герои.

Мы от души аплодировали этой истории, и артисты играли так хорошо, что казалось, что это реальные люди спасают девочку.

Следующая сценка показывала, как малолетнего разведчика переодели во всё деревенское и направили под видом внука в дом старого деда, где располагался немецкий офицер, руководивший окружением партизанского отряда. Мальчику поставили задачу выкрасть план окружения отряда. И вот, улучив момент, когда офицер вышел из дома, мальчик взял ключи от сейфа и выкрал важные документы, после чего они с делом ушли к партизанам. Отряд вышел из окружения, а мальчика наградили боевым орденом.

В следующей сценке маленького мальчика спрашивают, знает ли он, где прячутся партизаны. Знаю, – говорит мальчик, – и даже отведу вас к ним. О, гут, карашо, – говорят немцы, – веди нас туда, вот тебе шоколадка за это. И мальчик повел карательный отряд в лес. В конце леса оказалось болото, но мальчик сказал, что он знает дорогу через болото и повел всех вперед. А потом немцы один за другим стали тонуть в болоте. И офицер стал кричать: ти есть Иван Сусанин, – и застрелил мальчика, а сам утонул в болоте. Вот так маленький мальчик ценой своей жизни уничтожил отряд и спас много людей.

– На сегодня достаточно, – сказал Александр Васильевич, – сейчас всем отдыхать, переодеваться и заправлять кровати. И ты, Котек, сними эти красные штаны, от них и от тебя исходит какая-то опасность.

И все дети засмеялись.

Потом нам показали, как нужно заправлять кровати и наши вещи в шкафу. У каждого был костюмчик для занятий, спортивный костюм и костюм для свободного времени. И три пары обуви для разных занятий.

Нашу одежду вечером унесли, и мы её больше не видели.

Ночь

Я лежал в постели и думал над тем, что происходило вокруг. Неправда, что маленькие дети ничего не думают и ни о чем не мыслят. Они мыслят обо всём и из всего берут самое основное – то есть то, что опасно для маленького человека, когда он находится один и защиты от родителей не предвидится.

Я понимал, что нас будут готовить для чего-то опасного и для чего-то тайного, о чем никто не должен знать, иначе бы мы проходили подготовку в обычной школе или в школе-интернате для детей, у которых родители куда-то уехали. Об интернате я слышал от более старших мальчишек, их и нас всегда пугали интернатом.

В здании была тишина, и только лунный свет присвечивал нашу комнату, делая ее похожей на морозильник, покрытый инеем, хотя в комнате было тепло.

На улице все тоже было залито лунным светом, а по территории бегали две большие собаки, как бы играя в догонялки.

Я приоткрыл дверь и выглянул в коридор. В конце коридора у лестницы сидел дежурный и читал книгу. На его маленьком столике горела лампа в розовом абажуре и освещала его книгу. Было ощущение, что из своего светового круга он ничего не сможет увидеть, но я знал, что это не так.

Я закрыл дверь и лег в свою койку. Мой сосед Рабич уже спал, а я всё не мог заснуть.

Словно наяву я увидел, как к стреляющему пулеметом ДОТу (долговременная огневая точка) подбирается с гранатой Александр Матросов, а из-за дота в сторону наших солдат крадучись двигается японский камикадзе с взрывчаткой в холщовом мешке на груди.

Как-то двоюродный брат отца, воевавший на Дальнем Востоке, рассказывал, что камикадзе выскакивали откуда-нибудь из укрытия и с криком «банзай» бросались в гущу наших войск, чтобы взорваться самому и подорвать как можно больше наших солдат.

– Стой, – кричит ему Александр Матросов, – ты куда?

– Туда, – говорит камикадзе и показывает в сторону друзей Матросова, – добегу, и мы все вместе взорвемся. А ты куда?

– А я к ДОТу, – говорит Матросов, – нужно заглушить пулемет.

– Осенно холосо, – говорит камикадзе, – давай, глуши ДОТ, а я пойду глушить ваших.

– Как это ты пойдешь глушить наших? – возмутился Матросов. – А ну иди отсюда, а не то я тебе сейчас накостыляю вот этой гранатой.

– Ты? Мне? – возмутился камикадзе. – Да у тебя кишка тонка. Я знаю дзюдо и джиу-джитсу. Против меня никто не сможет устоять.

– Ах так, – сказал Александр Матросов и бросился на камикадзе.

Они дрались прямо перед дзотом, и все смотрели на них, перестав стрелять. Немцы вышли из ДОТа, а советские бойцы подошли вплотную и стали ставить ставки на то, кто победит. Немцы стояли за японца, а наши – за Матросова.

– Давай! – кричали наши

– Hopp! – кричали немцы.

И тут взорвались граната Матросова и взрывчатка камикадзе. Взрыв был такой силы, что разбросал всех стоящих поблизости.

Я проснулся на коврике рядом с кроватью и увидел, что мое одеяло лежало чуть ли не посредине комнаты.

– Ничего себе был взрывчик, – подумал я и услышал голос дежурного:

– Подъём! Подъём!

Начинался наш первый рабочий день на новом месте.

Учёба

Большинство из нас не умело читать и писать, и поэтому с нами сразу стали заниматься языками. Именно языками. Русским – все. Я и Рабич – французским и фарси.

Обучали по старинной методике – со слуха, только линейкой по голове не били, но требование запоминать было угрожающим.

За три дня мы выучили три алфавита в ассоциации с предметами, именами и графическими элементами. Детская память быстрая и устойчивая.

Русский алфавит.

А а – арбуз, Б б – баран, В в – велосипед, Г г – гора, Д д – девочка, Е е – Емеля, Ё ё – ёж, Ж ж – жук, З з – заяц, И и – Испания, Й й – йог, К к – кольцо, Л л – лошадь, М м – мальчик, Н н – небо, О о – огурец, П п – палка, Р р – рак, С с – сабля, Т т – танк, У у – утка, Ф ф – фонарь, Х х – хлеб, Ц ц – церковь, Ч ч – часы, Ш ш – шар, Щ щ – щука, Ъ ъ, Ы ы, Ь ь, Э э – эскимо, Ю ю – юла, Я я – яблоко.

Французский.

А – анатоль, В – бэрт, С – сэлестэ, D – дэзирэ, E – эмиль, F – франсуа, G – гастон, H – анри, I – ирма, J – жозэф, K – клебэр, L – луи, M – марсель, N – николя, O – оскар, P – пьер, Q – кэталь, R – рауль, S – сюзан, T – тэрэз, U – урсуль, V – виктор, W – вильям, X – ксавье, Y – ивон, Z – зоэ.

Фарси.

Алеф, бэ, пэ, те, сэ, джим, че, hэ, хэ, дал, зал, рэ, зэ, жэ, син, шин, сад, зад, та, за, эйн, ghэйн, фе, ghаф, каф, гаф, лам, мим, нун, вав, he, йе.

На четвертый день ежедневно по одному часу занятий с каждым языком. Три часа в день.

Мы очень быстро выучились писать и составлять слова, используя просмотр детских мультфильмов из изучаемых стран. Дети учили детей.

Многие занятия были построены в форме игры. Как бы то ни было, но мы были дети и всё, что присуще всем детям, нам тоже было не чуждо. Мы были группой детского сада одной из самых могущественных организаций страны, и мы чувствовали ответственности за порученное нам дело.

Интересно, что занятия по французскому языку начинают с распевок. Когда язык учат взрослые уже люди, то для распевок используют вечное «Падает снег»:

В первый раз я ее услышал в 1963 году в исполнении певца Сальваторе Адамо и удивился тому, что я понимаю слова этой песни, и мне на месте этого влюбленного пушистый белый снег кажется черным покрывалом. Почему это так получилось, вы поймете позже. А мы на своих занятиях использовали для распевок старую детскую песенку про мальчишку Пьерро:

Песня дурная, но именно на них дети постигают азы языка и мышления тех, кем они хотят стать.

При коммунизме дети быстро взрослеют, приучаются к чувству ответственности и соблюдению конспирации в поведении на людях и дома. На улице мы не говорим того, что у нас говорят дома, а дома мы ничего не рассказываем родителям, чем мы занимаемся на улице. Все довольны и все спокойны. Мы прекрасно понимали, что если подставим своих родителей, то в лучшем случае будем находиться в специнтернате для детей изменников родины или сиротами в детском доме. И расстреливать, и сажать их в тюрьму будут те же люди, которые нас обучают в интересах советского государства.

С утра мы собирались в актовом зале на политический час. Нам кратко рассказывали, что делается в мире и в нашей стране, читали передовицу партийной газеты «Правда», ставящей задачи перед членами партии и перед всем советским народом, то есть корректировали и выправляли отклоняющуюся генеральную линию партии.

– Товарищи, – говорили нам наставники, – очень внимательно слушайте текст передовой статьи. Это самый правильный и грамотный русский язык. Статьи пишут и готовят самые грамотные люди в нашей стране. И вообще, возьмите себе за правило каждый день начинать с чтения центральных газет. Тогда вас не собьет с толку никакой вражеский агитатор, но вы можете легко дать отпор любому иностранному провокатору и даже склонить его к сотрудничеству в пользу нашего государства. А вот за это вам будет полагаться боевой орден как за подвиг на поле боя.

Самыми упёртыми людьми бывают те, кто вкусил эту упёртость с молоком матери. Возьмём королей. Наследнику с пеленок внушают, что он гений, он хозяин мира, все перед ним поклоняются, он не должен спускать ни малейшего неповиновения и неуважения и уже к совершеннолетию получается типичный король. Тоже и с герцогами и графами, только у них есть еще внутренняя преданность королю-сюзерену. Аналогично в военных и дворянских семьях, где верность королю и служение ему почитается высшей доблестью. В тоталитарных системах, религиозных и коммуно-фашистских, превыше всего верность догме-идее и её главному носителю – генсеку-фюреру или папе-патриарху-аятолле. Вплоть до самопожертвования, истязания себя морально и физически. И вот здесь дети являются самой благодатной почвой.

Дети с самого начала формирования их сознания уже знают, что высшим счастьем на земле есть верность и жертвенность верховному божеству и что люди, не согласные с божеством, подлежат обязательному уничтожению, будь это отец, мать, брат, сестра, потому что его отцом-матерью является только фюрер-генсек. Остальные – это шелуха у подножия его трона.

Классовое самосознание – это своего рода единая религия, но разделенная на касты брахманов, кшатрий, вайшьи, шудры и мусорщиков-неприкасаемых. Причем, переход из касты в касту является временным, и всё равно брахманы опустят любого поднявшегося на их уровень ниже того уровня, где был использованный ими человек. Мещанин во дворянстве дворянином никогда не будет. Даже если он станет королем, он по сути своей все равно останется мещанином, и государство его будет мещанским, одним словом – ни то и ни сё.

Так и мы перед физической зарядкой пели хором, прочищая после сна свои легкие и клянясь в верности государству, которому стали служить с шести лет:

Затем пробежка вокруг корпусов и первый комплекс гимнастических упражнений из наставления по физической подготовке РККА – Рабоче-крестьянской Красной армии.

Выполняется на 16 счетов.

Исходное положение – строевая стойка.

«Раз-два» – поднимаясь на носки, пальцы сжать в кулак, медленно поднять руки вперед, затем вверх, ладони внутрь, смотреть вверх, потянуться.

«Три» – опускаясь на обе ступни, с силой согнуть руки, локти прижать к туловищу, кулаки к плечам, лопатки соединить, смотреть прямо.

«Четыре» – разогнуть руки вверх, пальцы сжаты в кулак, ладони внутрь, прогнуться, смотреть вверх.

«Пять» – соединяя носки ног, присесть до отказа на обе ступни, колени вместе, ладони на бедрах, локти в стороны.

«Шесть» – встать (носки ног не разводить), поднимая руки вперед, развести их в стороны и назад до отказа (с рывком в конце движения), ладони вперед пальцы сжаты в кулак, прогнуться.

«Семь» – присесть до отказа на обе ступни, ладони на бедрах, локти в стороны.

«Восемь» – прыжком встать, ноги врозь на широкий шаг, руки на пояс.

«Девять» – разгибая левую руку и одновременно с поворотом туловища налево отвести руку в сторону и назад до отказа, ладонь вперед пальцы сжаты в кулак, смотреть на кисть левой руки (ноги не сдвигать).

«Десять» – повернуть туловище прямо, руки на пояс.

«Одиннадцать» – разгибая правую руку и одновременно с поворотом туловища налево отвести руку в сторону и назад до отказа, ладонь вперед пальцы сжаты в кулак, смотреть на кисть правой руки (ноги не сдвигать).

«Двенадцать» – повернуть туловище прямо, руки на пояс.

«Тринадцать» – резко наклониться вперед до касания пола пальцами рук, ладони назад (ноги не сгибать).

«Четырнадцать» – выпрямиться, поднимая руки вперед, отвести их в стороны и назад до отказа (с рывком в конце движения), ладони вперед пальцы сжаты в кулак.

«Пятнадцать» – резко наклониться вперед до касания пола руками, пальцы сжаты в кулак, ладони назад (ноги не сгибать).

«Шестнадцать» – прыжком строевая стойка.

Упражнение хорошо тем, что развивает память, координацию движений, разминает и укрепляет мышцы, мобилизует личность человека на командные действия.

Затем умывание, приведение себя в порядок, завтрак и занятия.

Мы уже научились просыпаться за несколько минут до подъема и лежали в постели, вспоминая, как нас будила по утрам мама и как мы, сонные говорили:

– Ну, дайте хоть раз в жизни поспать досыта.

Эх, мама-мама. При воспоминаниях у нас текли слезы из глаз, но проявление слабости было не в чести, как у мальчиков, так и у девочек.

Спуску нам не давали. Самообслуживание было жестким. Унитаз, ванну и раковину для умывания мыли сами. Перед отбоем проверка. Найдена грязь – перемыть. Никаких перчаток, тряпка и каустическая сода. Не было никаких других моющих средств. А сода руки разъедает. Соблюдай аккуратность и убирай сразу за собой – и все будет в порядке.

Это потом я уже слушал песню суворовцев, таких же ребят, как и мы, но постарше нас, брошенных в казарменные условия:

Нас учили этому реально. Перед нами был враг, а к врагу не должно быть жалости. А чтобы не было жалости, человек должен быть храбрым.

Храбрость воспитывалась так. Одна часть ребят готовила тайники-закладки, и прятала их в лесу недалеко от учебного корпуса. Затем готовилась описание-схема места закладки, и по этой схеме глубокой ночью нужно было изымать вложение тайника. Причем выход был по графику, чтобы одновременно в лесу не находилось двое человек. Не делалось разницы между мальчиками и девочками. Времени всего один час. Через час выпускаются сторожевые собаки.

В лесу страшно. Записка запоминается наизусть. Еще днём выверяются стороны горизонта, визуально отмечается точка отсчета. Всё рядом, всё легко, но это днём, а ночью и тени становятся длиннее, и звуки громче и за каждым кустом виделся то ли зверь, то ли лихой человек.

Найдя вложение, нужно бежать к учебно-жилому корпусу, чтобы успеть до выпуска сторожевой собаки. А для этого нужно было чувствовать время.

В мой последний выход я никак не мог найти вложение. Повторил маршрут заново, скрупулезно просчитывая пар-шаги (когда число шагов считается либо по правой, либо левой ноге, шестьдесят шесть пар-шагов взрослого человека считается за сто метров, у ребенка в полтора раза меньше). Наконец, я нашел «подарок» товарища и со всех ног пустился к учебному корпусу.

До спасительных и больших стеклянных дверей оставалось не больше двадцати метров, как часы, висевшие в вестибюле, показали ровно два часа ночи. Почти прямо передо мной дверь закрылась, а охранник демонстративно повернул ключ.

Я ткнулся носом в дверь, и резко развернулся лицом в ту сторону, откуда я прибежал. На меня неслась лохматая овчарка. Мы их видели из окон, как они бегают по безлюдной территории, охраняя наш сон. Но сейчас я был нарушителем, которого собака должна покарать.

Я стоял и ждал. Ждал, как Иисус Христос на кресте, расставив руки в стороны. Я чувствовал, что со всех сторон на меня смотрят люди. Но это люди, а что со мной сделает собака?