Австрия в ХХ веке Ватлин Александр

Предисловие

Предлагаемый вниманию читателя очерк истории Австрии в ХХ веке появляется в серии учебных пособий для высшей школы, которые в популярном и сжатом виде дают добротную информацию об основных проблемах политического и общественного развития той или иной зарубежной страны в новейшее время.

Австрийская республика, появившаяся на свет в ноябре 1918 г., долгое время находилась в тени блестящей империи Габсбургов, которая на протяжении нескольких столетий входила в число ведущих европейских держав. Ее скромный наследник воспринимался как побочный продукт Версальской системы международных отношений, установленных державами-победительницами по итогам Первой мировой войны. На протяжении прошедшего столетия австрийцам приходилось неоднократно доказывать, что они представляют собой сложившуюся нацию, имеющую собственную историческую память, специфический менталитет и национальную культуру.

Современной Австрии и ее гражданам удалось органично соединить в себе бережное отношение к прошлому и устремленность в будущее, верность традициям и готовность к переменам. И жители дунайской равнины, и альпийские горцы гордятся своей «большой историей», отдавая себе отчет в том, что разделяют ее с соседями: немцами, итальянцами, западными и южными славянами. Вводная глава содержит краткий обзор австрийской истории с античных времен, который, как мы надеемся, заложит необходимый фундамент для последующего изложения материала.

В книге представлены ключевые события новейшей истории Австрии, начиная от заката империи Габсбургов, революционных событий в Вене, временной стабилизации и утверждения авторитарного режима, до возрождения страны после 1945 г. и превращения ее в мост между Востоком и Западом. Особое внимание уделено венскому феномену – австрийская столица являлась не только олицетворением былой имперской мощи в восточноевропейском регионе, но и местом проведения уникальных социальных экспериментов, а порой и полем острых классовых битв.

Наряду с внутриполитическими сюжетами немалое место в книге занимает история российско-австрийских отношений. Речь идет о влиянии российской революции 1917 г. на расстановку партийно-политических сил Первой республики, о развитии дипломатических отношений между нашими странами, освобождении Восточной Австрии Красной Армией, о советском оккупационном режиме в 1945-1955 гг.

Несмотря на скромные географические размеры, Австрия на протяжении десятилетий приковывала к себе внимание мировой общественности и находилась на стыке интересов великих держав. Достаточно напомнить о таких понятиях, как австромарксизм, аншлюс, австрофашизм, австрокейнсианство, венская модель нейтралитета, чтобы почувствовать вклад альпийской республики в новейшую историю Европы. И если ныне Австрия достаточно редко появляется в сводках мировых новостей, то это служит дополнительным аргументов для миллионов туристов, ежегодно приезжающих в страну для того, чтобы насладиться ее красотой и покоем.

Австрийский писатель и публицист Г. Бар как-то заметил: несчастье моей страны в том, что ее историю писали ее враги. Это касалось как работ западных исследователей, так и советской историографии, которая рассматривала альпийскую республику прежде всего как форпост капитализма в центре Европы. После завершения «холодной войны» обобщающие труды по новейшей истории Австрии в нашей стране вообще не издавались. Настоящая книга призвана, хотя бы частично, заполнить очевидный пробел и дать представление об основных событиях и процессах, происходивших в этой стране на протяжении ХХ века. При ее подготовке были использованы новейшие исследования австрийских историков, в тексте приводятся цитаты из их работ. Автор берет на себя роль скорее благожелательного наблюдателя, чем строгого аналитика и надеется, что такой подход будет с пониманием встречен читателем.

Введение

Австрия, маленькая страна в сердце Европы, кажется средоточием природной красоты, душевной умиротворенности и почти неземного покоя. Достаточно бросить взгляд на карту Австрии, чтобы почувствовать все разнообразие ее ландшафтов. На востоке долина голубого Дуная упирается в холмистый Венский Лес, за ним следуют предгорья Альп, заснеженные горные вершины Тироля, круто спускающиеся к Боденскому озеру. Страна как будто разбита на множество мелких мирков, и это придает ей особую привлекательность. Не случайно Австрия и по сей день сохраняет за собой звание туристской Мекки, ежегодно показывая свои красоты миллионам гостей со всего мира.

Однако представление о том, что Австрийская республика всегда была олицетворением идиллической гармонии человека и природы, весьма обманчиво. Эта маленькая страна имеет большую историю, не менее извилистую и трагичную, чем история соседней Германии или Италии. Австрийские земли являлись родовым гнездом Габсбургов – одной из самых могущественных династий средневековой Европы, восседавшей на троне Священной Римской империи. В венских дворцах и альпийских замках плелись изощренные интриги, решались судьбы целых государств и народов. На протяжении почти двух веков современники с восхищением говорили о том, что над владениями Габсбургов никогда не заходит солнце.

В эпоху Просвещения Австрия являлась одним из самых известных центров художественной культуры, здесь жили и работали композиторы и живописцы с мировыми именами. Реформы Марии Терезии и ее сына на несколько десятилетий обогнали Великую французскую революцию. Посетить Вену в те годы почитали за честь не только выдающиеся ученые, но и сильные мира сего. Именно здесь у молодого царя Петра, прибывшего в составе «великого посольства», зародились первые планы постройки не менее величественной столицы в собственной стране.

Долгий XIX век принес Австрийской империи череду военных поражений и внутриполитических конфликтов, от которых она уже не смогла оправиться. Поражение в Первой мировой войне поставило точку в ее тысячелетней истории, земли, которыми когда-то владели Габсбурги, вошли в состав доброго десятка новых государств, возникших в центре Европы.

«Австрия – это то, что осталось», – так сформулировали победители свою позицию в отношении немецкой части империи. Новое государство, буквально расплющенное между Германией и Италией, не верило в собственную жизнеспособность. Оказавшись разменной монетой в дипломатической игре великих держав, оно не смогло удержаться на плаву и стало первой жертвой гитлеровской агрессии.

В годы Первой республики правящие круги Австрии испробовали столько вариантов политической стабилизации страны, что их анализ до сих пор занимает умы историков и политологов. Попытки практического воплощения национальной модели социализма («австромарксизм»), насаждение авторитарного режима с опорой на идеи клерикалов («австрофашизм»), промежуточные остановки политического маятника – все это уместилось в два межвоенных десятилетия. При этом Вена оставалась мировым культурным центром, притягивая к себе художественную интеллигенцию из самых разных стран Европы. Сохранились и традиции фундаментальной науки – с 1918 по 1938 гг. девять австрийцев стали лауреатами Нобелевской премии.

Австрийская история второй половины ХХ века на первый взгляд может показаться достаточно скучной, ведь это история экономического процветания, социальных компромиссов, встраивания в процесс интеграции Западной Европы. Однако и такое представление верно лишь отчасти. Модернизация страны, являющейся ныне мировым лидером по суммарному показателю «качества жизни», сопровождалась острыми партийно-политическими конфликтами, временным застоем и даже отступлениями.

У австрийцев есть чему поучиться. Этот народ соединяет в себе качества, которые могут показаться несовместимыми: бытовой конформизм и упорство в достижении цели, личную скромность и любовь к пышному церемониалу, обезоруживающую беззащитность и находчивость в критических ситуациях. Такой уникальный сплав появился в результате симбиоза романских, германских и славянских культурных влияний, многовекового противостояния народа и абсолютистской власти. «Католическая церковь выдвигала столь бескомпромиссные и жесткие догмы, что люди были вынуждены прибегать к лицемерию и уклончивым ответам, это поведение можно наблюдать в общении с венцами и по сегодняшний день», – справедливо отмечает американский историк Эйвон Бьюкей.

Исторический опыт Австрии в ХХ веке имеет особое значение для России, хотя до сих пор и не востребован в полной мере. Достаточно указать на «лагерный менталитет» австрийской партийной элиты, на идеологическую драпировку реальных социально-политических конфликтов. В годы Первой республики приверженцы великого прошлого и сторонники светлого будущего вели между собой настоящую гражданскую войну, «при этом никто не хотел брать на себя ответственность за настоящее» (Л. Рейхольд).

Наши страны пока еще живут в разных исторических измерениях, однако их сближение в процессе формирования общеевропейской цивилизации не вызывает сомнений. Австрийцев и россиян объединяет особая роль прошлого в общественном сознании, присутствие в нем имперской идеи, выступающей как своего рода фантомная боль. Как показывает исторический опыт Австрии, утраченное величие может стать и стимулом, и тормозом для выхода страны из полосы социальных конфликтов.

Писатель Герман Бар как-то заметил: несчастье Австрии в том, что ее историю писали ее враги. К сожалению, это в полной мере относится к советской историографии, которая рассматривала альпийскую республику прежде всего как форпост капитализма. Трудно сказать, что лучше, но в последние десятилетия работы по новейшей истории Австрии окончательно исчезли с полок книжных магазинов. Настоящая книга призвана, хотя бы частично, заполнить очевидный пробел и дать представление об основных событиях и процессах, происходивших в этой стране на протяжении ХХ века. Автор берет на себя роль скорее благожелательного наблюдателя, чем строгого аналитика и надеется, что такой подход будет с пониманием встречен читателем.

1. Предыстория Возвышение Габсбургов – Век Просвещения – От Венского конгресса до революции 1848 г. – Двуединая монархия

Раскопки археологов на территории современной Австрии свидетельствуют о том, что люди населяли долину Дуная и предгорья Альп с глубокой древности. Пришедшие сюда в первом тысячелетии до новой эры кельтские племена стали разрабатывать месторождения железной руды, снабжая изделиями из железа значительную часть Центральной Европы. Позже на этой земле появились военные поселения римлян, просуществовавшие несколько веков. Дунай стал стратегическим рубежом Римской империи, на котором она пыталась остановить нашествие варваров.

В эпоху великого переселения народов территорию сегодняшней Австрии поделили между собой германские племена, двигавшиеся с запада, и славяне, двигавшиеся с востока. Отсутствие письменных источников не дает историкам возможности восстановить детальную картину раннего средневековья, исключение составляют хроники монастырей, являвшихся хранителями античной культуры и проводивших активную миссионерскую политику. Центром христианизации местного населения стал Зальцбург, где находилась резиденция архиепископа.

По австрийским землям проходила юго-восточная граница империи Карла Великого, хотя само название «Австрия» появилось несколько позднее. В 976 г. император передал эту область Леопольду Бабенбергу в ленное владение. Династия Бабенбергов неустанно расширяла границы своего маркграфства, в середине XII века его столицей стал город Вена, расположенный на правом берегу Дуная. Однако через сто лет австрийские земли стали предметом спора между императором Рудольфом Габсбургом и богемским королем Оттокаром Пржемышлем, взявшим в жены последнюю из представительниц рода Бабенбергов. Победив богемское войско в битве при Дюнкурте (1278 г.), Рудольф передал австрийские земли в управление своим сыновьям.

Габсбурги не только превратили Австрию в одну из самых развитых областей Европы (так, в 1365 году был основан Венский университет), но и на протяжении многих веков определяли судьбы христианского мира, их представители возлагали на себя корону Священной Римской империи германской нации. Фридрих III обеспечил стране выход к Средиземному морю, завоевав порт Риеку, а также женил своего сына Максимилиана (1459–1519) на Марии Бургундской. Брачный союз принес Габсбургам Нидерланды и значительные владения на территории нынешней Франции. Продолжив дело отца, Максимилиан добился того, что его наследники получили в качестве приданого не только соседние Чехию и Венгрию, но и далекую Испанию. В XVI веке в состав их владений вошли завоевания испанских конкистадоров в Америке.

Подъем Австрии на рубеже нового времени был следствием не столько разумной политики правящей династии, «одержимой крупномасштабными европейскими планами» (Н.Ф. Колесницкий, А.Л. Ястребицкая), сколько крайне выгодного географического положения страны. Через нее проходили транспортные пути, связывавшие Венецию и другие города Северной Италии с германскими землями. Большим спросом на европейских рынках пользовались и местные товары: вино, соль, металлы, оружие и дорогие украшения, изготовленные ремесленниками Вены и Зальцбурга. Максимилиан являлся покровителем изящных искусств, при его дворе работали такие выдающиеся личности, как художник Альбрехт Дюрер и ученый-гуманист Конрад Пойтингер.

Огромный отпечаток на последующую историю Австрии наложила экспансия Османской империи в Центральной Европе. Разбив венгров, султан Сулейман в 1529 г. приступил к осаде Вены, однако не добился успеха. В борьбе с турками Габсбурги добились фактического подчинения Венгрии, хотя формально (до 1687 г.) король этой страны продолжал избираться высшим дворянством. Вторая осада Вены (1683 г.), завершившаяся разгромом турецких войск, открыла эпоху национально-освободительных войн народов, находившихся под владычеством Османской империи. Вслед за уходившими турками на Балканы продвигалась австрийская армия, считавшаяся одной из лучших в Европе. В 1690 г. под руководством принца Евгения Савойского она освободила столицу Сербии Белград. Для отражения набегов янычар на отвоеванных землях селились колонисты, призванные защищать «военную границу».

Реформация в Австрии привела к повсеместному брожению умов, однако не оставила после себя сколько-нибудь заметных следов. Габсбурги отдавали себе отчет в том, что только мировая религия сможет цементировать их владения, разбросанные по всей Европе. Наряду с землями, где преобладало немецкое население (Верхняя и Нижняя Австрия, Тироль, Штирия и Каринтия), в них входили земли южных славян (Крайна, Истрия, Далмация), территории Венгерского и Чешского королевства.

Идеи нового прочтения Библии находили приверженцев там, где проживало негерманское население, ибо позволяли таким образом выразить протест против национального гнета. Конфликт имперских чиновников и местных старейшин в Чехии привел к развязыванию Тридцатилетней войны, опустошившей большую часть континента. Вестфальский мир (1648 г.) не поставил под сомнение право Габсбургов на ношение императорской короны, но реформировал саму Священную Римскую империю. Ее составные части получили значительную самостоятельность, а верховная власть стала номинальной.

В самой Австрии усилила свои позиции католическая церковь, орден иезуитов при поддержке монаршей власти начал масштабные преследования протестантов.

Земли дворян, присоединившихся к антигабсбургской коалиции, передавались монастырям, крестьян, не желавших возвращаться в лоно «истинной церкви», отдавали в солдаты. Десятки тысяч протестантов бежали из страны в Пруссию, отличавшуюся веротерпимостью.

Эпоха контрреформации принесла с собой первые попытки унификации административной системы во владениях Габсбургов. До того времени она «представляла собой конгломерат различных государственных образований, объединенных личной унией» (В.Н. Малов). Императору приходилось считаться не только с мнением высшей аристократии германских земель, но и сословных учреждений в собственной вотчине (Kronlnder). Последние сохраняли за собой право вотирования налогов и набора на воинскую службу. Надежной опорой трона выступало только низшее дворянство, н имевшее властных амбиций и составлявшее основу офицерского корпуса австрийской армии. Идя навстречу его пожеланиям, Габсбурги своими законодательными актами легализовали политику закрепощения крестьян.

XVIII век начался с печальных событий для династии Габсбургов. В результате войны за испанское наследство она потеряла Испанию, хотя и сохранила свои владения в Италии и Нидерландах. После смерти Карла VI прекратилась мужская линия и в роду австрийских Габсбургов. Регалии власти перешли к его дочери Марии Терезии, правившей с 1740 по 1780 г. «Женщина, взошедшая на венский трон, была больше чем мужчиной» (М. Фройнд). С именем Марии Терезии связано начало эпохи Просвещения в Австрии, хотя «на проведение многочисленных реформ ее подталкивали не столько советы просвещенных приближенных, сколько исключительно практический ум и прежде всего насущная необходимость реорганизации страны в условиях войн с Пруссией» (А.С. Медяков).

В основу экономической политики были положены идеи меркантилизма, упорядочено взимание налогов и таможенных сборов, увеличена регулярная армия. Нужды последней обслуживали государственные мануфактуры, по образцу которых создавались и частные предприятия. Австрия являлась крупнейшим производителем изделий из чугуна и стали.

Мария Терезия начала решительное наступление на права местных сословных учреждений, которые противодействовали централизации административной системы. В 1765 г. был создан Высший государственный совет, готовивший основные законодательные акты. Изменилась и система судопроизводства. У помещиков было отнято право судить и наказывать крепостных, отменены пытки в процессе дознания, сокращено применение смертной казни (хотя наказанием за богохульство продолжало оставаться «сжигание живьем»).

Архитектурным символом Просвещения стал стиль барокко, который отличали богатство и даже вычурность форм, изысканность отделки, увязка зданий с окружающим ландшафтом. В таком духе был построен летний дворец Габсбургов в Шенбрунне, особой достопримечательностью которого являлся огромный зоопарк. Среди резиденций знати выделялся построенный на возвышении к югу от центра Вены дворец Бельведер, принадлежавший Евгению Савойскому. При венском дворе творили такие гениальные композиторы, как Франц Йозеф Гайдн и Вольфганг Амадей Моцарт, коллекция художественных произведений, собранных во дворце Хофбург, могла поспорить с сокровищами Лувра и Версаля. Своего расцвета достигло театральное искусство, постепенно освобождавшееся от библейской тематики и обращавшееся к светским сюжетам.

У Марии Терезии, родившей шестнадцать детей, хватало не только семейных забот. Ее полководцам пришлось отражать натиск соседей, пытавшихся использовать в своих интересах пошатнувшиеся позиции Габсбургов. В результате двух войн с Пруссией Австрия потеряла богатую провинцию Силезия, где было сосредоточено производство угля и активно развивалась текстильная промышленность. Более успешными были действия австрийских армий на Балканах и в Прикарпатье, под их натиском турецкие войска шаг за шагом сдавали свои позиции. В первой половине века завершилось освобождение Хорватии, значительное приращение владения Габсбургов получили в ходе трех разделов Польши.

Сын Марии Терезии Иосиф II, правивший до 1790 года, вошел в историю как монарх-реформатор. Поклонник просветительских идей, он пытался перестроить всю общественную жизнь по единому плану, проведя для этого даже всеобщую перепись населения в своих владениях. Считая себя единственным вершителем судеб страны, Иосиф II зачастую действовал наперекор интересам аристократии и католической церкви. Так, он провел секуляризацию монастырских земель и церковного имущества, резко сократил количество религиозных праздников в стране. В 1781 г. были приняты указы о религиозной терпимости, уравнявшие в правах представителей различных конфессий. Дворянство было обложено налогами наряду с другими сословиями, вся система государственного управления была перестроена в духе бюрократического централизма.

Одним из своих первых указов Иосиф II отменил крепостное право, что дало серьезный толчок развитию капиталистических отношений в деревне и оттоку освободившихся рабочих рук в города. Были прекращены гонения на протестантов, система начального образования переходила из рук церкви под государственный контроль. Политика централизации натолкнулась на ожесточенное сопротивление венгерской знати, которая восприняла отказ монарха короноваться в Будапеште как личное оскорбление. Протесты всех слоев негерманского населения Австрийской монархии вызывало насаждение немецкого языка в качестве единственного средства официальной переписки.

«Внешняя резкость и необычная твердость в проведении курса реформ, относительная последовательность Иосифа II снискали ему у некоторых историков славу революционера на троне, хотя феодальная система не была уничтожена, а централизаторская политика по сути противоречила одной из главных тенденций перехода от феодализма к капитализму – созданию национальных государств» (В.В. Рогинский).

Реформы сверху не смогли обеспечить владениям Габсбургов достаточного иммунитета от идей народной революции, восторжествовавших во Франции. Уже в 1789 г. австрийские войска были вынуждены покинуть Бельгию, вскоре антигабсбургское восстание началось в Венгрии. Тайная полиция смогла разоблачить несколько заговоров австрийских республиканцев, некоторые из которых мечтали о введении в стране якобинской диктатуры. Взошедший на престол в 1792 г. внук Марии Терезии Франц II специальным указом запретил какое-либо публичное упоминание Французской революции. Он распрощался с идеями просвещенного абсолютизма, восстановил добрые отношения с церковными иерархами и венгерской знатью. В стране свирепствовала цензура, по любому доносу несогласных с правительственной политикой бросали в тюрьму.

Явно переоценив собственные силы, император решил задушить революционные идеи в месте их зарождения, возглавив антифранцузскую коалицию. В серии кровопролитных войн Австрия потерпела несколько тяжелых поражений, Габсбурги были вынуждены признать распад Священной Римской империи. В пику Наполеону, объявившему себя императором всех французов, Франц II провозгласил Австрийскую империю. Военные действия продолжались с переменным успехом, дважды Вена открывала свои ворота перед французскими маршалами, а вся территория страны подвергалась оккупации.

Участвуя в пятой войне с Наполеоном, Австрия потерпела сокрушительное поражение при Ваграме (1809 г.) и была вынуждена смириться с ролью вассала Французской империи. Согласно Шенбруннскому миру страна потеряла выход к Средиземному морю, лишилась Галиции, отошедшей к Польше, и присоединилась к континентальной блокаде, направленной против Великобритании. Однако постоянные столкновения с австрийскими войсками измотали армии Наполеона, потерявшего к тому же чувство реальности и начавшего мечтать о завоевании всего мира.

Ставший в 1809 г. министром иностранных дел Австрии Клеменс Меттерних сделал все для того, чтобы свести к минимуму участие страны в походе «двунадесяти языков» на Россию. После того, как слава Наполеона закатилась в Москве, Габсбурги переметнулись в стан его противников. Австрийские войска участвовали на стороне антифранцузской коалиции в битве под Лейпцигом 16-19 октября 1813 г. Дипломатической победой Меттерниха стал выбор Вены в качестве места проведения международного конгресса, призванного восстановить «старый порядок» на континенте.

Результатом Венского конгресса, первую скрипку в ходе которого играл все тот же Меттерних, стало заметное округление Австрийской империи, ставшей одной из опор новой системы международных отношений. Потерю Бельгии Габсбурги компенсировали приращениями территории в Северной Италии, потерю короны Священной Римской империи – председательством во вновь созданном Германском союзе. Вместе с Россией и Пруссией Австрия образовала «Священный союз монархов и народов», призванный бороться с любыми проявлениями революционного духа на европейском континенте. Возвратив себе статус великой державы, империя на протяжении сорока лет не вела войн, ограничиваясь подавлением национально-освободительного движения как в самой империи, так и за ее рубежами. Вену вполне устраивала раздробленность Германии и Италии, позволявшая австрийским дипломатам дирижировать внутриполитическими процессами в этих странах.

Экономическое развитие страны в первой половине XIX века характеризовалось распадом феодальных отношений и началом промышленного переворота. Крестьяне, пользовавшиеся помещичьей землей, получили возможность выкупа своих повинностей, барщина повсеместно заменялась денежным оброком. Улучшение агротехники позволило повысить урожайность зерновых, активно внедрялись новые сельскохозяйственные культуры – картофель, табак, кукуруза. На предприятиях ручной труд заменялся машинным, конкуренцию речному транспорту стали составлять железные дороги. Усилилась неравномерность хозяйственного развития отдельных регионов, на лидирующие позиции выдвинулась Чехия. Напротив, в землях, населенных преимущественно венграми и южными славянами, сохранялось доминирование аграрного сектора и феодальные отношения.

Став канцлером, Меттерних приложил все усилия для насаждения в Австрии полицейского режима, подавления любых проявлений либерализма и свободомыслия. Когда-то превозносимый в качестве «возницы Европы», он получил зловещее прозвище «великого европейского инквизитора». Страну наводнили доносчики и шпионы, любое неосторожное слово могло обернуться потерей свободы и собственности. Либеральные общественные деятели эмигрировали в Германию, чтобы оттуда обращаться к австрийцам с печатным словом. Хождение по рукам запрещенных газет и прокламаций приобрело массовый характер. Несмотря на все усилия властей, в воздухе пахло революционной грозой.

На национальных окраинах Австрийской империи освободительное движение охватывало не только социальные низы, но и верхи, недовольные диктатом венской бюрократии. Меттерниху удавалось натравливать друг на друга отдельные группировки внутри национальных элит, действуя по методу «разделяй и властвуй». В 40-е годы Вена пошла на ряд уступок движению славян, разрешив ему культурно-просветительскую деятельность и издание собственных газет. Это вызвало недовольство националистических кругов германского населения, которое так и не смогло сформулировать однозначного ответа на вопрос о том, являются ли австрийцы немцами или особым народом.

Главную угрозу целостности государства Меттерних видел в претензиях венгерского дворянства на раздел власти. Напоминая Вене о добровольном вхождении Венгрии в состав империи Габсбургов, оно не желало делиться ни налоговыми поступлениями, ни сословными привилегиями. Левое крыло венгерского национального движения, которое возглавлял Лайош Кошут, разработало программу реформ, способных перевести страну на рельсы буржуазно-демократического развития. В Будапеште начала свою деятельность Академия наук, сформировались политические партии, венгерский язык вытеснил из официальной переписки средневековую латынь.

Император и его канцлер делали все для того, чтобы не допустить превращения венгерских земель в очаг зарождения новой революции, однако она вспыхнула в самом центре государства. Весть о свержении Июльской монархии во Франции стала той каплей, которая переполнила чашу терпения «предмартовского» общества. 1 марта 1848 г. на улицах Вены стали собираться стихийные демонстрации, участники которых требовали отставки Меттерниха, отмены цензуры и провозглашения политических свобод. В них участвовали как представители радикально настроенной интеллигенции, так и жители рабочих предместий.

13 марта возбужденная толпа, собравшаяся перед зданием ландтага (парламента) Нижней Австрии, была разогнана войсками, появились первые жертвы. Революционеры начали вооружаться и строить баррикады, чтобы дать бой ненавистному режиму. Император предпочел пойти на уступки, отправив Меттерниха в отставку и разрешив создание национальной гвардии. Позже он объявил о созыве собрания всех сословий для выработки конституции страны. Проект конституции, разработанный новым правительством, содержал в себе перечень основных политических свобод и предусматривал создание двухпалатного парламента. Избирательных прав лишались прислуга, лица без определенного дохода и собственности. Верховная власть в стране сохранялась за императором.

Хрупкое равновесие не удовлетворяло ни одну из сторон. 15 мая революционные силы вновь вышли на улицы Вены, потребовав от правительства ускорения демократических преобразований. Император и его окружение покинули столицу и нашли прибежище в альпийской земле Тироль. В июле 1848 г. начал свою работу рейхстаг – национальный парламент, в котором преобладали либеральные депутаты. Самым значимым решением рейхстага стала отмена феодальных повинностей крестьян.

В революционный процесс 1848-1849 гг. была вовлечена вся Европа, наследственные властители многих стран были вынуждены идти на уступки, заигрывать с либеральным движением. Революция поставила вопрос о государственном объединении всех немцев. Во Франкфурте-на-Майне заседало общегерманское Национальное собрание, куда вошли и представители Австрии. Оно приняло решение о том, что в составе будущего германского государства не могут находиться земли, населенные негерманским населением. Это ставило революционные силы Австрии перед нелегким выбором: согласиться с распадом собственной страны или отказаться от перспективы объединения с будущей Германией.

В октябре повстанцы из социальных низов захватили в свои руки власть в Вене, предотвратив попытки властей перебросить воинские части для подавления национальных восстаний из Италии в Венгрию. Однако в их рядах не было единства, город погрузился в пучину анархии, прекратился подвоз продовольствия из провинции. Выступление радикальных элементов испугало даже либералов, которые поспешили покинуть столицу. В это время правительство подтянуло к ней надежные армейские корпуса. 31 октября после нескольких неудачных попыток они ворвались в Вену. Жертвами уличных боев и последующих казней стали около 4 тыс. жителей города.

Франц Иосиф, взошедший на престол 2 декабря того же года после отречения своего слабовольного дяди Фердинанда, посулами и репрессиями сумел восстановить контроль над ситуацией в немецкой части империи. Весной 1849 г. он «даровал» народу конституцию, восстанавливавшую старые порядки. Рейхстаг был распущен, о демократических свободах уже больше никто не вспоминал. После этого восемнадцатилетний император сосредоточил все силы на подавлении революции в Венгрии, которая фактически превратилась в самостоятельное государство. Но его национальная элита находилась в состоянии внутреннего раскола, не было ясности и в отношении будущего народов, населявших южные и восточные окраины Венгрии. Несмотря на ряд одержанных над австрийцами побед, венгерские вооруженные силы не могли противостоять вызванным на подмогу Вене русским войскам и капитулировали 13 августа 1849 г. Озлобленные пережитым унижением, австрийцы устроили настоящую резню среди венгерских военных, поддержавших национальное восстание.

Подавление революции привело к утверждению в Австрийской империи неоабсолютизма. В 1851 г. была отменена «дарованная» конституция, перестали собираться представительные учреждения. Символом духовной реакции стало искоренение независимой прессы, возобновление в стране деятельности ордена иезуитов, контролировавшего сферу образования. Конкордат с Ватиканом, подписанный в 1855 г., давал католической церкви особые права, ее деятельность частично финансировалась из государственной казны.

И все же полного возврата к прошлому не произошло. Молодой император отдавал себе отчет в том, насколько хрупок мир на границах и в центре его владений. Обращаясь к опыту своих предшественников, он рассчитывал привлечь на свою сторону подданных блеском двора и монаршей милостью. «Франц Иосиф с большой охотой играл придуманную им для себя роль государя-патриарха, всеобщего отца и покровителя. Этот образ, который активно культивировала вся государственная машина австро-венгерской монархии, тем не менее не может заслонить собой тот факт, что всю жизнь императору не хватало гибкости ума и политического чутья» (Я. Шимов).

В своей внутренней политике Франц Иосиф был вынужден учитывать не только интересы аристократического окружения, но и поднимавшейся буржуазии. Император лично курировал проведение в Вене Всемирной выставки 1873 г., в которой участвовали фирмы из 37 стран. Аграрный сектор экономики дал серьезный толчок промышленному развитию. Венгрия спорила с Россией за право называться житницей Европы. Выкуп крестьянами своих наделов позволил крупнейшим землевладельцам аккумулировать в своих руках капиталы, достаточные для интенсификации собственного хозяйства или инвестирования в другие отрасли экономики. Настоящий бум на фондовой бирже вызывали акции строящихся железных дорог, протяженность которых к концу 60-х гг. достигла 6 тыс. км (к началу ХХ века – 18 тыс. км). Железнодорожное сообщение позволило связать между собой отдаленные уголки империи, рядом с узловыми станциями появлялись новые промышленные центры.

Быстрыми темпами росли добыча угля и выплавка стали, вокруг больших городов выросли фабричные поселки, население которых составляли выходцы из деревни. Вена была опоясана кольцом рабочих предместий, где не было даже элементарных бытовых удобств, больниц и школ. Социальные контрасты промышленного капитализма впервые были выставлены на всеобщее обозрение. В эпоху «грюндерства» делались несметные состояния, разбогатевшие буржуа нередко женились на представительницах аристократических семейств, чтобы таким образом войти в высшее общество. В то же время возросшая роль предпринимателей в хозяйственной жизни страны заставляла их искать каналы адекватного политического влияния.

После революции 1848-1849 гг. империя Габсбургов, продемонстрировавшая внутреннюю непрочность, перестала играть роль арбитра на европейской арене. Ее нейтралитет в Крымской войне воспринимался общественным мнением Европы как благодарность Франца Иосифа царю Николаю I за подавление венгерского восстания. В результате Австрия оказалась во внешнеполитической изоляции и не смогла в одиночку препятствовать объединению Италии и Германии. После поражения в войне с Францией и Сардинским королевством (1859 г.) Габсбурги отказались от суверенитета над жемчужиной своей империи – Ломбардией.

Австрийская дипломатия начисто проиграла борьбу за лидерство в процессе объединения Германии канцлеру Пруссии Отто Бисмарку, который вначале использовал Австрию в качестве союзника в войне с Данией за Шлезвиг-Гольштейн, а затем объявил ей войну (1866 г.). Австрийская армия потерпела поражение в битве под Садовой и была вынуждена отказаться от какого-либо участия в германских делах. Бисмарк сумел реализовать свой план «малогерманского объединения» под прусской гегемонией. Кроме того, Австрия уступала союзнику Пруссии Италии область Венеции. В результате двух поражений империя Габсбургов оказалась отодвинутой на обочину международной политики, но в ее исчезновении с европейской карты не была заинтересована ни одна из великих держав. Пытаясь хоть как-то компенсировать понесенные утраты, Франц Иосиф продолжал наращивать экспансию на Балканах, где Австрия в последней трети XIX века столкнулась с российскими интересами.

Венгерский народ не смирился со своей участью, несмотря на кровавое подавление национальной революции 1848-1849 гг. По всей стране действовали тайные организации, готовившие новое восстание, активизировалась и эмиграция во главе с Кошутом. Он возглавил Национальную директорию, образованную в Париже. Используя связи при венском дворе, высшие венгерские аристократы настаивали на возврате им прав и привилегий, освященных вековыми традициями. Собственные очаги национального сопротивления образовали проживавшие на территории Венгерского королевства румыны, хорваты и украинцы.

После поражения в итальянской войне Франц Иосиф был вынужден отказаться от неоабсолютизма, пойдя на серьезные уступки как в политической сфере, так и в области национального строительства. В мае 1860 г. было объявлено о созыве рейхсрата, призванного вотировать государственный бюджет, в октябре того же года появился проект новой конституции. Этот документ, вошедший в историю как Октябрьский диплом, реанимировал элементы федерализма во внутреннем устройстве империи. Вновь созывались представительные учреждения земель и провинций, были значительно расширены полномочия рейхсрата.

В Венгрии появление проекта конституции вызвало эффект, противоположный ожидаемому. По всей стране прокатились антигабсбургские демонстрации, в ряде провинций дело дошло до открытого противостояния Вене. Государственное собрание Венгрии поддержало эту позицию и 22 августа 1861 г. было распущено. Не были удовлетворены уступками власти и либеральные деятели немецкой Австрии, настаивавшие на создании полноценного парламента. Война с Пруссией, правительство которой установила контакты с венгерской оппозицией, подтолкнула императора к принятию непростых решений.

Мартовская реформа национально-государственного устройства (Mrzausgleich) и декабрьская конституция 1867 г. означали коренное преобразование империи Габсбургов. Отныне Австро-Венгрия состояла из двух равноправных частей, войдя в историю как двуединая или «лоскутная монархия». Венгры стали ее второй титульной нацией, получив собственное правительство и парламент. Обе части империи имели только три общих министерства – военное, финансов и иностранных дел. Австрия брала на себя 70 %, а Венгрия – 30 % совместных расходов. Области, населенные румынами и славянскими народами, не получили ожидаемого самоуправления, что запрограммировало дальнейшее развитие национальных конфликтов.

В то же время мартовская реформа дала важный толчок складыванию особой австрийской нации, хотя этот процесс растянулся на несколько последующих десятилетий. Жители западных областей империи, как писал Ф. Энгельс, «должны теперь, в конце концов, поставить перед собой вопрос о том, кем они хотят быть – немцами или австрийцами?» Согласно переписи 1910 г. в Австро-Венгрии проживал 51 миллион человек, из них титульные нации (12 млн немцев и 10 млн венгров) составляли менее половины ее населения.

Собственно Австрия (Цислейтания, подразумевавшая земли к северу и западу от реки Лейты, разделявшей обе части империи) стала конституционной монархией с элементами федерализма. Права двухпалатного парламента (рейхсрата) были весьма ограничены, члены правительства назначались и увольнялись самим императором, он же мог в любой момент распустить парламент, единолично решал вопросы войны и мира. Государственный авторитет держался не на представительных институтах, а на раздутом бюрократическом аппарате, который контролировал все проявления общественной жизни. Современники справедливо подчеркивали «удушающее всесилие» коррумпированного чиновничества на всем пространстве империи.

Вплоть до 1879 г. в австрийской части империи сменяли друг друга либеральные кабинеты, выражавшие интересы крупных предпринимателей. В согласии с императором они проводили реформы, призванные закрепить преобладание немецкого языка в государственном делопроизводстве и покончить с федерализмом, на который опирались в борьбе за свои права угнетенные национальности. В 1873 г. либералы добились принятия закона о новой избирательной системе, согласно которой выборы в рейхсрат стали прямыми, хотя и проводились по четырем различным куриям.

Консервативно настроенный граф Эдуард Таафе, являвшийся австрийским канцлером вплоть до 1893 г., вернулся к традиционной политике «разделяй и властвуй», предоставив национальным меньшинствам доступ к государственной службе. При нем вновь зазвучала идея о «триединой монархии», в которой славянская и венгерская часть могли бы взаимно уравновесить друг друга. Таафе не удалось стать австрийским Бисмарком. Его проект введения всеобщего избирательного права (граф рассчитывал, что голоса крестьян дадут партии власти достаточно прочную поддержку) был провален в рейхстаге голосами либеральной и клерикальной партий.

В эпоху «грюндерства» все уверенней заявляла о себе новая социально-политическая сила рабочий класс. От «диких стачек» рабочие переходили к организованному протесту, объединяясь для защиты своих классовых интересов. С 1893 г. начал свою работу общенациональный координационный центр австрийских профсоюзов. Власти приходилось идти на уступки, проводя такие социальные реформы, как обязательное страхование рабочих от несчастных случаев и болезней, законодательное регулирование рабочего дня, ограничение женского и детского труда. Социал-демократическая рабочая партия Австрии была основана в результате слияния ряда социалистических групп на съезде в Хайнфельде на рубеже 1888-1889 гг.

В основе ее идеологии лежал ортодоксальный марксизм, партия выступала за эмансипацию пролетариата и революционный переход к новому общественному строю – социализму. Лидером СДРПА вплоть до своей смерти в 1918 г. оставался Виктор Адлер, вышедший из рядов левых либералов.

В конце XIX века главным центром национально-освободительного движения в австрийской части империи стала Чехия. Разделение ее территории на немецкие и чешские округа, которое предпринял канцлер Таафе, натолкнулось на сопротивление партии младочехов, справедливо посчитавшей такой шаг препятствием на пути национальной консолидации. В противовес движению за самоопределение славянских наций в Вене оформилась партия немецких националистов, требовавшая создания Великой Германии. Противники проводили тактику парламентских обструкций, что превратило рейхстаг в арену непрерывных скандалов, нередко перераставших в рукопашные схватки между депутатами.

Впрочем, современникам рубеж двух веков запомнился не мелкими политическими драмами, а колоссальным подъемом технической мощи человечества. В столице Австро-Венгрии поднялись величественные здания ратуши, оперы, нескольких драматических театров. По улицам стали ездить легковые автомобили, витрины магазинов по вечерам заливались электрическим светом. Венцы, равно как и жители других частей империи Габсбургов, разделяли наивную веру Европы в неудержимость прогресса, которую позже так точно описал австрийский писатель Стефан Цвейг:

«Шире и великолепнее становились улицы, грандиознее – общественные здания, богаче и изящнее – магазины. Уровень жизни возрастал, и это чувствовалось во всем; даже мы, писатели, замечали это по тиражам, которые за десятилетие выросли в три, пять, десять раз. Новые театры, библиотеки, музеи возникали повсюду; такие удобства, как ванна и телефон, бывшие доселе привилегией избранных, проникали в быт мелкой буржуазии, да и пролетариат, с тех пор как рабочий день был сокращен, заявлял о себе, требуя хотя бы малой доли в благах и удобствах жизни. Все шло вперед. Выигрывал тот, кто рисковал. Кто покупал дом, редкую книгу, картину, видел, как они повышаются в цене; чем безрассуднее затевалось предприятие, тем вернее оно окупалось. И оттого на мир сошла упоительная беззаботность, ибо что же могло прервать этот подъем, остановить взлет, черпавший в самом себе все новые силы?»

К началу ХХ века Австро-Венгрия оставалась одним из крупнейших государств европейского континента, претендовавшим на звание мировой державы. Однако за блестящим фасадом двуединой монархии скрывался огромный клубок национальных и социальных проблем, распутать который Франц Иосиф и его политические соратники оказались не в состоянии.

2. Австро-Венгрия в начале ХХ века Колосс на глиняных ногах – Три политических лагеря – Годы Первой мировой войны – Последняя осень империи

Австро-Венгрия вступила в ХХ век, уже отпраздновав полувековой юбилей пребывания на троне Франца Иосифа. Мастер лавирования и интриги, он умело стравливал между собой политических и национальных соперников, сохраняя закрытость аристократической элиты. В результате его окружение оказалось неспособно предложить стратегию модернизации Дунайской монархии, все более отстававшей от передовых стран Европы. Император видел в обществе только серую массу верноподданных, не выражая готовности поделиться с ним властью. И в то же время «старый Франц» был популярен в народе, к нему попросту привыкли, над его причудами беззлобно посмеивались и в венских кафе, и в далекой провинции.

Оставшись вне рамок объединительного процесса германской нации, Австрия-Венгрия пыталась компенсировать свою изоляцию от братьев по крови экспансией в юго-восточном направлении. На балканском рубеже она столкнулась с интересами России, взявшей на себя роль защитницы всех славян. Несмотря на всю остроту конфликта двух империй, который в конечном итоге привел к Первой мировой войне, они имели между собой немало общего. Прежде всего бросалась в глаза крайняя неравномерность социально-экономического развития различных регионов, дополнявшаяся национальной пестротой населения. В истории каждой из стран было свое «иго» и своя «реконкиста». Развитие каждой из них во многом опиралось на нещадную эксплуатацию «внутренних колоний», жители которых находились под двойным гнетом. Как австрийское, так и российское общество не смогло вырваться из скорлупы феодальных отношений, оставаясь заложником придворных интриг и монаршей воли.

Эрнст Ханиш, автор классического труда по новейшей австрийской истории, справедливо говорит о том, что на рубеже веков две эпохи, традиция и современность, сосуществовали бок о бок, с трудом притираясь друг к другу. Настоящее стало размываться между прошлым и будущим, новое перестало считать себя наследником старого, за бурными темпами общественного развития не поспевали ни власть предержащие, ни политическая культура населения. Все это порождало новые и делало неприемлемыми старые контрасты: роскошь дворцов и парков оттеняла нищету рабочих кварталов, традиции абсолютизма сопротивлялись росткам парламентской демократии, мощные заводские корпуса соседствовали с крошечными мастерскими ремесленников, автомобили вытесняли с улиц конные экипажи. Благодаря успехам медицины наблюдался быстрый прирост населения, благодаря железным дорогам оно приобретало невиданную ранее мобильность. Если горожане успешно осваивали блага цивилизации, то сельские жители (они составляли две трети населения страны) продолжали бытие в патриархальном мире. На окраинах империи – в Буковине, Галиции, на Балканах – обычным явлением были нищета и неграмотность. Вена рубежа веков (fin de siecle Wien) стала нарицательным понятием, неся в себе как ощущение потери преемственности, так и поиск новых духовных ориентиров.

Несмотря на то, что будущая Австрия была самой развитой частью Дунайской империи, ее хозяйство в начале ХХ века несло в себе немало патриархальных черт. На ее территории только 80 предприятий имело более тысячи работающих, да и те были сосредоточены в нескольких крупнейших городах. За исключением горнодобывающей и металлургической промышленности в структуре австрийской экономики преобладали мелкие, зачастую семейные фирмы, работавшие на удовлетворение спроса «приличного общества». По всему миру расходились венские стулья, шляпки, произведения австрийских ювелиров. Значительная доля населения занималась тем, что мы бы сейчас назвали сферой услуг – содержала гостиницы, кафе, питейные заведения. Здесь лидировал Зальцбург и альпийские регионы, уже тогда являвшиеся Меккой для состоятельных туристов.

И все же современные формы капиталистического хозяйства прокладывали себе дорогу. 92 % производства стали было сосредоточено в руках шести крупнейших концернов. Если в Австро-Венгрии в 1897 г. было зарегистрировано 40 картелей, регулировавших ценообразование, то в 1912 г. их было уже более двухсот. Около половины всего акционерного капитала принадлежало банкам, крупнейшим из которых был Кредитанштальт. Иностранный, в основном немецкий капитал имел серьезные позиции в банковской сфере, в тяжелой индустрии. Сами венские финансисты вкладывали деньги на Балканах, рассчитывая на дальнейшую экспансию империи в этот регион. Специфической чертой было постоянное вмешательство государственных органов в хозяйственный процесс, которое простиралось от налогового пресса и раздачи многомиллионных подрядов до неформального покровительства отдельных чиновников «родственным» фирмам. Австрийские теоретики марксистской ориентации позже назвали такую систему «организованным капитализмом» (Р. Гильфердинг), делая акцент на появление в ней самой ростков нового общественного строя.

Начало ХХ века в Австро-Венгрии стало временем заката либерализма. Выполнение политической программы либералов привело не к всеобщему благоденствию, а к дальнейшему обострению социальных конфликтов. Уверенность в безальтернативности общественного прогресса сослужила им плохую службу. Либералы не смогли заручиться поддержкой городских средних слоев, не добились нейтрализации политического клерикализма. Их движение выступало в роли кузницы кадров для возникавших в те годы массовых партий, само распадаясь при этом на мелкие группы. На последнем этапе существования империи либералы сблизились с партией националистов (Deutschnationalen), выступавшей за воссоединение всех немцев в одном государстве, фактически за присоединение Цислейтании к Германии.

Австрийским социал-демократам в эти годы пришлось столкнуться с необходимостью разрешения национального вопроса еще до победы пролетарской революции. В 1898 г. СДРПА была перестроена по федеративному принципу, шесть национальных секций посылали своих представителей в Центральную исполнительную комиссию. Через год в Брюннской программе партии было сформулировано требование «культурной автономии» для всех народов, населяющих империю. Оно открывало перспективу борьбы против национального угнетения в духовной сфере, и в то же время обходило вопрос о политическом самоопределении славянских народов.

В отличие от либералов консервативно-клерикальным силам удалось сформировать массовую партию, сделав ставку на мелкобуржуазные слои города и деревни, которые демонстрировали верность кайзеру и церкви, боялись капиталистического прогресса. Христианско-социальное движение несло в себе противоречия, присущие самоощущению этих слоев. Так, в его рядах процветали антисемитские настроения, позволявшие лидерам направлять массовый протест как против финансовых воротил, так и против лидеров рабочего движения. В то же время оно пыталось противостоять разорению ремесленников и крестьян в условиях рыночной экономики, поддерживая кооперативы и призывая к христианской солидарности. Одним из самых ярких представителей первого поколения социал-христиан являлся Карл Люегер, бургомистр Вены в 1897-1910 гг. Его политическому стилю были присущи популизм и демагогия, его практическая деятельность оставила заметный след в архитектуре и социальном облике австрийской столицы.

Под давлением демократического движения и под влиянием русской революции правящие круги Австро-Венгрии в 1907 г. осуществили реформу избирательной системы. Вместо выборов по куриям вводились всеобщие и прямые парламентские выборы для мужчин с 24 лет (хотя из-за неравномерной нарезки избирательных округов у немецких регионов сохранялось значительное преимущество). Выборы 1907 г. обернулись катастрофой для либералов и принесли крупный успех новым партиям. СДРПА завоевала 86 мандатов из 516, став на короткое время самой крупной парламентской фракцией. Лишь объединение сторонников Люегера, получивших 65 мандатов, с клерикалами из консервативного лагеря в Имперскую христианско-социальную партию позволило им отобрать пальму первенства у социалистов. Из-за обструкции депутатов, представлявших национальные меньшинства, рейхстаг так и не стал центром власти, противостоящим императорскому двору. Он погряз в разбирательстве процедурных вопросов и в начале 1914 г. был распущен.

К этому моменту в стране завершилось формирование трех партийно-идеолологических лагерей: национал-либерального, социалистического и христианско-социального (А. Вандружка). Каждый из них формировал собственные правила игры, корпоративную дисциплину и неформальную иерархию. Принадлежность к тому или иному лагерю определялась социальной и конфессиональной самоидентификацией, а порой даже передавалась по наследству. Люди становились в их ряды «от люльки и до гроба», как мрачно шутили венцы. Представители разных лагерей практически не пересекались друг с другом в обыденной жизни, читали разные газеты, отмечали разные праздники, даже одевались иначе. Австрийские историки подчеркивают, что такая структура политического ландшафта напоминала сословный характер феодального общества, что лишало имперские партии внутренней динамики и способности к компромиссу.

Дряхление «лоскутной империи», которое находило свое выражение как в росте национально-освободительного движения на ее окраинах, так и в бесконтрольности разросшегося бюрократического аппарата в центре, заставляло правящие круги искать выход из кризиса на внешнеполитической арене. Австро-Венгрия активизировала свою экспансию на Балканах, давно уже превратившихся в «пороховую бочку Европы». В 1908 г. была аннексирована Босния и Герцеговина, оккупированная австрийскими войсками еще в 1878 г. Это вызвало волну протестов в соседней Сербии, общественное мнение России тоже призывало царя к защите славянских братьев.

Последний успех габсбургской дипломатии только усилил зависимость Австро-Венгрии от Германии, с которой та была связана союзническими отношениями. Монархия Гогенцоллернов, находившаяся на подъеме, подталкивала Франца Иосифа к дальнейшей экспансии, рассчитывая таким образом не только ослабить Россию, но и еще прочнее привязать к себе Австро-Венгрию. В Берлине принимали в расчет и перспективу большой европейской войны, но упрямо верили в то, что она окажется очередным «блицкригом». Трагическая цепь случайностей не смогла бы раздуть мировой пожар без горючего материала, в изобилии запасенного властителями великих держав.

Дети «старого Франца» не могли возложить на себя бремя императорской власти – кто-то из них погиб, кто-то отрекся от престола. Его официальным наследником считался племянник Франц Фердинанд, демонстрировавший недюжинные политические способности, но терпеливо дожидавшийся своей очереди. Идея превращения Австро-Венгрии в триалистическую монархию, которую он собирался претворить в жизнь, открывала пусть небольшой, но все же шанс ее обновления. При этом следует помнить, что «эрцгерцог был консерватором, и та федерация центральноевропейских народов, о которой он мечтал, очевидно, стала бы собранием равных между собой автономных образований, объединенных общей и весьма сильной властью габсбургского монарха» (Я. Шимов).

В 1913 г. Франц Фердинанд был назначен генеральным инспектором вооруженных сил империи. Он уделял серьезное внимание повышению их боеготовности, но не разделял антирусской линии Гогенцоллернов. В отличие от Берлина, сделавшего ставку на господство немцев над Центральной Европой, наследник рассчитывал на постепенный возврат к «союзу трех императоров» – германского, австрийского и русского. Приход к власти Франца Фердинанда мог бы принести с собой немало политических сюрпризов, однако судьба распорядилась иначе. 28 июня 1914 г. в Сараево он и его супруга были убиты сербскими националистами. Австро-Венгрия объявила Сербии ультиматум, невыполнение которого открывало состояние войны между двумя государствами. За каждым из них стояли влиятельные силы, рассчитывавшие извлечь собственную выгоду из очередного международного конфликта.

Ровно через месяц после выстрелов в Сараево Вена объявила войну Белграду. Началась Первая мировая война, которой будет суждено похоронить Дунайскую империю. Габсбургские дипломаты в венских коридорах власти уступили первенство «партии войны», требовавшей раз и навсегда покончить с Сербией – этим «балканским Пьемонтом». Сказывалось и давление из Берлина, который не хотел упускать представившегося шанса отодвинуть соседей от «места под солнцем». Но последнее решение – принять или отвергнуть сербский ответ на австрийский ультиматум, начать или не допустить войну – должен был принять Франц Иосиф. «Он не хотел и боялся ее, но остановить события не мог: логика престижа, ставшая для Австро-Венгрии логикой выживания, толкала старого монарха и его государство на поле брани» (Я. Шимов).

Хотя в ряде исторических исследований, посвященных кануну мировой войны, империя Габсбургов выглядит едва ли не статистом в ансамбле великих держав, эта точка зрения противоречит известным фактам. В развернувшейся драме европейского масштаба «был некто, кто поднес спичку к взрывоопасной смеси национального престижа, империалистических целей и мечтаний, фрустрации и готовности идти на все. И этим некто оказалась Австрия» (М. Раухенштайнер).

На первых порах оправдались расчеты на то, что объявление войны окажется «очистительной грозой», способной отодвинуть на второй план внутриполитические конфликты. Волна шовинизма захлестнула даже рабочую прессу – «Arbeiterzeitung» клялась в верности немецкой нации и призывала «освободить славян от ига московитов». В отличие от германских социал-демократов их австрийским соратникам не пришлось голосовать за военные кредиты, однако их отказ от пацифистской позиции, предусматривавшей единство действий социалистического Интернационала против угрозы мировой войны, несомненен. Левое крыло СДРПА, находившееся в явном меньшинстве, рассматривало такую политику как предательство интересов рабочего класса. И все же солидарность социалистов не исчезла, она проявлялась в малом. Так, Ленин и его ближайшие соратники, находившиеся к началу войны на территории Австро-Венгрии, не были интернированы, а благодаря помощи польских и австрийских социал-демократов смогли выехать в Швейцарию.

Война не стала для армии Франца Иосифа победной прогулкой на Балканы. Осенью 1914 г. войска завязли на подступах к Белграду, потерпели ряд ощутимых поражений в Галиции. Только помощь немецких частей позволила выровнять положение на Восточном фронте и в следующем году отвоевать большую часть потерянной территории. В Берлине перестали рассматривать Австро-Венгрию как равноправного союзника, наряду с Болгарией и Турцией она превратилась в сателлита монархии Гогенцоллернов.

Положение Четверного союза значительно ухудшилось, когда 23 мая 1915 г. о своем вступлении в войну на стороне Антанты объявила Италия. Это вызвало настоящий шок в Вене. Речь шла не только о предательстве бывшего союзника, но и о покушении на «коронные земли» Габсбургов: Италия не скрывала своих претензий на Южный Тироль. Положение на фронте в предгорьях Альп надолго стало главной темой для разговоров в венских кафе. На этот фронт перебрасывались славянские части, которые отказывались воевать с «русскими братьями» и добровольно сдавались в плен. Из них в России были сформированы польская дивизия и чехословацкий корпус, последний сыграл значительную роль в ходе гражданской войны на территории нашей страны.

Вступление в войну Италии позволило Антанте замкнуть кольцо морской блокады противника. Промышленность Австрии и Германии начала давать сбои из-за отсутствия импортного сырья – хлопка, нитратов. Кампании помощи военной промышленности вплоть до добровольного пожертвования бронзовых дверных ручек приносили мало пользы – общественные настроения в Дунайской монархии были уже не те, что в августе 1914 г. Эхо боевых действий все отчетливее доносилось и до внешне мирных австрийских городов. На улицах было заметно все больше траурных платьев, нищих и инвалидов, беженцев из фронтовой полосы. Рационирование основных продуктов питания не могло устранить их нехватки. В деревне из-за мобилизации и нехватки рабочих рук произошло значительное сокращение посевных площадей, к сельскохозяйственным работам приходилось привлекать военнопленных. Крестьяне саботировали обязательные поставки продовольствия, предпочитая продавать их на «черном рынке».

Финансирование войны за счет внутренних кредитов привело к скачку инфляции, цены выросли в несколько раз, зарплата за ними не поспевала. Чтобы не допустить взрыва недовольства в городах, власти пошли на замораживание квартирной платы. На военных заводах рабочие объявлялись мобилизованными, только в Вене их число превышало 100 тыс. человек. Рабочая неделя доходила до ста часов, но и это не могло удовлетворить потребности фронта. Военно-бюрократический контроль над экономикой оказался неэффективным. В прессу просачивались данные о коррупции при распределении и оплате военных заказов, о гигантском росте прибылей крупнейших монополий. По стране поползли слухи о предательстве в ближайшем окружении Франца Иосифа, о вассальном подчинении интересам берлинского генштаба и вывозе в Германию продовольствия. Народ не хотел больше терпеть лишения войны, отказывался от иллюзий национального согласия перед лицом внешнего врага (Burgfrieden).

Прорыв русской армии под командованием генерала А.А. Брусилова в Галиции в июле 1916 г. обернулся настоящей катастрофой для австро-венгерской армии. Отступая вглубь страны, она недосчиталась без малого полумиллиона погибших, раненых и взятых в плен. Чтобы уладить возникший в результате поражения конфликт между немецкими и австрийскими военачальниками, было принято решение о создании Высшего военного штаба под эгидой германского императора. Признаки близкой катастрофы множились и в тылу. 21 октября 1916 сын лидера австрийских социалистов Фридрих Адлер убил канцлера Карла Штюргка. Ровно через месяц смерть Франца Иосифа подвела черту под целой эпохой в истории страны, которая оказалась совершенно неготовой к тотальной войне.

Вступивший на престол 29-летний Карл Первый отдавал себе отчет в том, что его первейшей задачей должен стать вывод страны из затянувшейся войны. В первые недели своего правления он провел амнистию, пообещал созвать рейхсрат и предложить план политических реформ. Однако в последующем и он не мог вырваться из паутины придворных интриг, где тон задавала военная партия. Попытки Карла через своих бурбонских родственников наладить контакт с французским президентом Р. Пуанкарэ обернулись громким международным скандалом. 30 мая 1917 г. после трехлетнего перерыва возобновил свою работу рейхсрат, но и он не стал опорой либерального монарха. 21 июля того же года Карл подписал закон о предоставлении кабинету министров чрезвычайных полномочий для преодоления продовольственного кризиса, устранившись от оперативного вмешательства во внутреннюю политику.

Четвертый год войны не принес решающих изменений в ситуации на фронтах. 24 октября 1917 г австро-германские войска перешли в наступление на итальянском фронте и добились неожиданного успеха. В битве при Капоретто сопротивление противника было сломлено, и перед наступавшими открылась дорога на Венецию. В плен попало около 300 тыс. итальянских солдат. Только переброска в Италию 12 английских и французских дивизий позволила стабилизировать фронт на реке Пиава. Однако частные успехи не могли изменить безнадежного положения Четверного союза. В апреле в войну вступила Америка с ее богатыми людскими и материальными ресурсами (хотя США объявили войну Австро-Венгрии только в декабре 1917 г.). Программа послевоенного урегулирования, предложенная американским президентом В. Вильсоном, не оставляла сомнений в том, что реализация права наций на самоопределение поставит крест на империи Габсбургов.

Новым фактором мирового значения стала революция, начавшаяся в России в феврале 1917 г. Свержение царского самодержавия и завоевание политических свобод нашли самый живой отклик как в немецкой Австрии, так и среди славянских народов. На Восточном фронте проходили стихийные братания, после прихода к власти большевиков между державами Четверного союза и Советской Россией было подписано перемирие.

Доведенные до отчаяния австрийские рабочие стали переходить от слов к делу. Поводом для их выступлений стал срыв мирных переговоров в Брест-Литовске и очередное урезание хлебного рациона. Забастовка, начавшаяся на автомобильной фабрике Даймлера в городе Винер Нейштадт, вскоре охватила всю страну. На пике движения, 19 января, по всей стране не вышло на работу около 750 тыс. человек. Бастовавшие требовали скорейшего заключения мира, отмены цензуры, введения восьмичасового рабочего дня. На многих заводах стихийно происходили выборы в рабочие советы. В воздухе запахло революционной грозой. При посредничестве лидеров СДРПА удалось достичь компромисса с правительством, хотя оно отложило выполнение своих обещаний до окончания войны.

Эстафету рабочих подхватили солдаты. 1 февраля началось восстание матросов военного флота на базе в Каттаро, мятежи в ряде фронтовых частей. Власти прибегли к жестоким репрессиям, предав военно-полевому суду около 3000 мятежников, 87 из них были расстреляны. Подписание Брестского мира с Советской Россией позволило Австро-Венгрии закрыть Восточный фронт и перебросить на границу с Италией наиболее боеспособные части. Однако надежды Берлина и Вены на «хлебный мир» не оправдались, население оккупированных областей Украины саботировало поставки продовольствия, вело партизанскую борьбу против захватчиков.

В июне 1918 г. австро-венгерская армия попыталась повторить успех осенней кампании, форсировав Пиаву, но натолкнулась на ожесточенное сопротивление итальянцев. Это была последняя наступательная операция Дунайской монархии, которая давно уже лишилась каких-либо ресурсов для продолжения тотальной войны. На фронте ощущался недостаток не только снарядов, но и продовольствия, после жидкой похлебки и мамалыги солдаты отказывались воевать. Дезертирство приобрело массовый размах, беглецы уже не скрывались от властей даже в столице. После того, как 29 сентября из войны вышла Болгария, перед войсками Антанты открылась дорога в самое сердце империи. Понимая безнадежность ситуации, 4 октября правительства Германии и Австро-Венгрии направили союзникам ноту с просьбой о перемирии. Хотя переговоры о его условиях продолжались еще целый месяц, солдаты отказывались верить призывам потерпеть еще немного. Целые части самовольно снимались с фронта и штурмовали поезда, уходящие в тыл. За ними по пятам следовали итальянские войска, трубя о «победоносном наступлении».

Положение в тылу выглядело не менее удручающим. В крупных городах царил голод, отдельные земли объявляли о закрытии своих границ, чтобы не допустить вывоза продовольствия. Национальные регионы фактически выпали из имперских рамок, так как Антанта уже летом 1918 г. пообещала чехам и южным славянам образование самостоятельных государств. Идеи федерации были восприняты правящей элитой и австрийскими партиями слишком поздно, когда стал разваливаться не только фронт, но и государственные устои.

3 октября 1918 г. СДРПА выразила готовность признать право всех народов империи на самоопределение и вступить с ними в переговоры об образовании Дунайской федерации. Через две недели Карл подписал Манифест о преобразовании империи в союз государств (Staatenbund). Каждая из ее составных частей могла отныне иметь собственные законодательные учреждения. Еще несколько лет такие требования не решалась озвучить даже оппозиция, однако на исходе войны это выглядело жестом отчаяния, запоздавшей попыткой имперской власти провести революцию сверху.

24 октября заявила о своей независимости Венгрия, 28 октября в Праге было провозглашено создание Чехословацкой республики. «Национальные революции стали провозвестником революции социальной» (О.Бауэр). То, что пришло время для решительных действий, почувствовали не только народные массы, но и их парламентские представители. Еще 21 октября 232 немецкоязычных депутата рейхсрата провозгласили себя Временным национальным собранием, которое избрало исполнительную власть переходного периода – Государственный совет в составе 22 человек. Во главе совета встал умеренный социал-демократ Карл Реннер, которого даже его биографы называют «последним монархистом».

Сосуществование старых и новых институтов власти растянулось на несколько недель. 27 октября последним канцлером империи стал пацифист Генрих Ламмаш, хотя его правительство уже не обладало реальной властью. Члены Госсовета не имели четких полномочий, им даже не было ясно, на какую часть былой империи будет распространяться верховная власть Вены. Впрочем, особых усилий от них и не требовалось – институты «старого режима» разваливались сами собой. Парламентарии сосредоточились на дебатах о форме будущего государства – социал-демократы и националисты выступили за республиканское правление, но Реннер медлил, выжидая дальнейшего развития событий. Карл, уединившись в своей резиденции, также не проявлял никакой инициативы.

30 октября в Вене состоялась массовая рабочая демонстрация. Манифестанты окружили здание, где работало Национальное собрание, и потребовали провозгласить Австрию республикой. После успокоительных речей Реннера и представителя социал-христиан Леопольда Куншака дело ограничилось снятием со здания парламента штандарта Габсбургов. Проект временной конституции, принятый в тот день Национальным собранием, оставлял вопрос о форме будущего государства открытым. Не было сказано ни слова и о правительстве Ламмаша, которое формально продолжало управлять страной. Все передавалось на усмотрение Учредительного собрания, избрать которое предстояло как можно скорее.

Открытым оставался и вопрос о наследстве империи. Виктор Адлер, ставший статс-секретарем по иностранным делам, уже на первом заседании Национального собрания ребром поставил вопрос об альтернативе Дунайской федерации: «В случае, если другие народы отвергнут подобное сообщество, то предоставленное само себе германско-австрийское государство, не имеющее с экономической точки зрения никакой перспективы, будет вынуждено на правах союзного субъекта войти в состав Германского рейха». В первом варианте временной конституции это государство было названо Юго-восточной Германией. Мало кто в те дни всерьез размышлял о перспективе самостоятельного развития «малой Австрии».

3. Первая республика Первые дни республики – Сен-Жерменский мир и проблема аншлюса – Становление республиканского правления – Социальные проблемы послевоенных лет – «Красная Вена» – Советско-австрийские отношения – Эскалация насилия

Перемирие на итальянском фронте, подписанное 3 ноября 1918 г., означало для Австро-Венгрии окончание Первой мировой войны. Впрочем, к тому моменту об Австро-Венгрии можно было говорить только в прошедшем времени – после откола национальных образований, ставших самостоятельными государствами, от пятидесятимиллионной империи остался «кровоточащий обрубок» (Ж. Ханнак) с населением в 6 млн. человек. Треть из них проживала в столице, превратившейся в начале ноября в живое воплощение библейского столпотворения.

Тысячелетняя империя доживала последние дни, уже не пытаясь демонстрировать силу и величие. Карл и его свита не решались показываться в общественных местах, на зданиях государственных учреждений безнаказанно срывали кайзеровские штандарты. Разделенные несколькими кварталами, в Вене заседали два правительства, причем каждое из них считало себя олицетворением «правильной власти». Грозные предписания и декларации не могли накормить население столицы, которое перестало получать продукты даже по продовольственным карточкам. Фабрики венских предместий, работавшие на войну, закрывались, их персонал пополнял ряды тех, кто остался без средств к существованию и без каких-либо перспектив на будущее.

Вокзалы были забиты толпами солдат, самовольно возвращавшихся с фронта. Многие из них имели при себе винтовки, с которыми они срослись за годы жизни в окопах. Стоило показаться на улице офицеру, и он тут же становился жертвой насмешек, с него запросто могли сорвать фуражку и погоны. Чешские и венгерские части по пути следования с итальянского фронта на свою родину нередко вымещали на немецком населении накопившуюся злобу.

Обыватель, когда-то преуспевающий буржуа, чиновник, адвокат, проводил те дни в страхе не только перед грабежами и взбунтовавшейся чернью, но и перед тем, что воинские части Антанты вот-вот оккупируют всю страну (такую возможность предусматривал четвертый пункт соглашения о перемирии). Настоящую панику вызвало сообщение, что пленные итальянцы, находившиеся в лагере неподалеку от столицы, завладели оружием и отправились в поход на Вену. И все же молодежь неудержимо влекло на улицу, толпы любопытных слонялись по центру города, ежечасно ожидая чего-то совершенно невероятного – то ли публичного покаяния кайзера, то ли явления святых заступников.

То там, то тут на улицах предместий возникали стихийные митинги, ораторы призывали рабочих не упустить представившийся шанс и взять судьбу в свои руки. Любая информация о назревавшей революции в соседней Германии вызывала живейший интерес, «примерялась» к австрийским условиям. Второе место в рейтинге венских слухов прочно занимали события в Советской России. Сенсации бульварных газет о тотальной национализации средств производства вплоть до швейных машинок уже не вызывали взрыва эмоций. Австрийские рабочие приветствовали победы Красной Армии на фронтах гражданской войны, пытались вникнуть в суть системы Советов, привыкали выговаривать иностранное слово «большевик».

3 ноября группа левых радикалов, недовольных умеренностью политики СДПА, объявила о создании Коммунистической партии Австрии. Декларация о намерениях КПА, появившаяся через несколько дней в первом номере партийной газеты, ставила на повестку дня лозунг «Вся власть Советам», призывая повторить пример русских революционеров. Почувствовав, что инициатива может ускользнуть из рук, активизировались и лидеры социал-демократии. Освобожденный из тюрьмы Фридрих Адлер на некоторое время возглавил ее левое крыло. Социалисты приняли непосредственное участие в формировании органов самоуправления – советов на фабриках и в казармах. Чтобы накормить городское население, их делегации были вынуждены проводить реквизиции в селах. Это не добавляло им симпатий в глазах крестьян, у которых сформировалась стойкая неприязнь к «красным».

В конце октября в Австрии началось формирование частей «народной армии» – фольксвера, которым занимался государственный секретарь по военным делам социал-демократ Юлиус Дейч. В нее вливались не только возвращавшиеся с фронта солдаты, но и кадровые рабочие. Явно выдавая желаемое за действительное, Отто Бауэр писал: «Фактическое распоряжение вооруженными силами перешло не только от императора к народу, но вместе с тем в среде самого народа оно вскоре перешло от имущих классов к пролетариату». Для эпохи крушения старого режима характерны иллюзии легкой победы. Фольксвер так и не стал армией демократической и социальной революции.

Ставший де-факто руководителем исполнительной власти Карл Реннер неустанно призывал к «сохранению спокойствия и порядка, чтобы в стране не наступил хаос», подразумевая под последним обстановку гражданской войны. Это оставалось благим пожеланием. События первой половины ноября обгоняли самые смелые политические фантазии. Каждый день на узловых станциях и в крупных городах проходили солдатские демонстрации, ораторы требовали наказать виновных в развязывании войны и бесславном поражении. Крупные фабрики и заводы бездействовали, рабочие видели в этом саботаж предпринимателей и выражали готовность взять контроль над производством в собственные руки.

Министры кайзеровского правительства занимались сдачей дел и уничтожением секретных бумаг, не вмешиваясь в ход событий. Премьер-министр Ламмаш изо дня в день убеждал кайзера объявить о своем отречении. В конце концов член кабинета прелат Игнац Зейпель предложил формулировку, которая побудила Карла взяться за перо. Ключевая фраза кайзеровского манифеста, подписанного 11 ноября, гласила: «Представители народа взяли в свои руки бразды правления. Я отказываюсь от всякого участия в государственных делах». Такая формулировка не означала полного отречения, оставляя императору или его наследникам призрачные шансы возвращения на трон. Одновременно кайзер объявлял распущенным свое последнее правительство. Центром власти в Немецкой Австрии стало Национальное собрание.

Во второй половине 12 ноября толпы людей стекались к зданию парламента. Оглашенная от его имени декларация известила собравшихся о появлении Австрийской демократической республики и отмене всех политических привилегий, доставшихся в наследство от империи Габсбургов. Под влиянием радикально настроенных солдат, называвших себя красноармейцами, митинг перед зданием Национального собрания вышел из-под контроля. Прорвавшись на крышу здания парламента, кто-то из них выдрал из национального флага, водруженного около 4 часов пополудни, белую полосу. На несколько часов над Веной взвился алый стяг мировой революции.

Часть солдат попыталась прорваться внутрь здания, прокладывая себе путь прикладами и штыками. Вспыхнула перестрелка, в толпе поползли слухи, что из парламента стреляют пулеметы, это еще больше накалило страсти. Однако здание охраняли не полицейские, а социал-демократические рабочие. Повторить в Вене штурм Зимнего дворца не удалось. Итогом беспорядков стали двое убитых и несколько десятков раненых. Отступив от парламента, бунтари отправились к ратуше, потребовав и там заменить австрийский флаг на красный. Чтобы успокоить солдат, бургомистр распорядился вывесить оба флага. Уже вечером красноармейцы оккупировали редакцию газеты «Neue Freie Presse», но были выбиты и оттуда.

Неудавшаяся попытка захвата власти была, пожалуй, единственным эпизодом, тянувшим на звание «революционного». Произошедшая смена власти воспринималась населением скорее как неизбежность, все ждали ее последствий для себя лично – кто-то со страхом, а кто-то с надеждой. Реннер не испытывал особых восторгов по поводу провозглашения республики, считая, что «произошедшее было в известном смысле предательством по отношению к прежде действовавшим государственным учреждениям». Его правительство продолжало заниматься решением насущных проблем, оставив дискуссию о деталях государственного устройства будущему конституционному конвенту. В январе 1919 г. Реннер даже посетил низложенного императора, чтобы уговорить его отречься от своих прав на трон либо покинуть Австрию. Впрочем, Карл отказался принять «предателя».

В наибольшей степени от событий октября-ноября 1918 г. выиграла австрийская социал-демократия. Она перешла из оппозиции в правительство, распад империи избавил ее лидеров от «проклятого» национального вопроса. Партия значительно увеличила свое влияние, объединяя к концу 1919 г. в своих рядах более 300 тыс. человек. Ее представители имели большинство не только в рабочих и солдатских Советах, но и в местных органах самоуправления по всей стране. Лидеры СДПА утверждали, что республика является законным детищем австрийского пролетариата.

Мирный характер смены власти и постепенность внедрения нового в политическую жизнь социал-демократы относили на собственный счет, объясняя свою осторожность консервативным окружением «революционной Вены». Действительно, жители альпийских деревень находились под влиянием католического клира и верили любым, даже самым фантастическим слухам о событиях в столице. «Газеты и проповеди говорили крестьянину о том, что его скот и дрова реквизировались для того, чтобы находящиеся на иждивении государства сотни тысяч безработных могли оставаться праздными, и что угнетавшая крестьян система военного управления поддерживается союзом еврейских капиталистов с рабочими вождями, укрепившимися в центральных учреждениях и правительстве, и что революция хочет национализировать его имущество и уничтожить его церковь». Именно сопротивлением сельского населения объяснял Отто Бауэр, которому принадлежит эта цитата, отказ социалистов провозгласить диктатуру Советов – подобная попытка означала бы самоубийство Австрийской республики. «Борьба с контрреволюционными аграрными областями сделала бы неизбежной гражданскую войну… Диктатура пролетариата закончилась бы диктатурой чужеземных оккупационных властей».

Естественно, компромиссная позиция СДПА вызывала ненависть радикальных социалистов, стоявших на позиции «все или ничего». И Реннера, и Бауэра обвиняли в предательстве интересов рабочего класса, в сознательном торможении неизбежных исторических процессов. Это обстоятельство на много лет вперед запрограммировало непримиримый конфликт между социал-демократами и коммунистами. Вслед за последними советская историография говорила об австрийской революции, потерпевшей поражение. Более того, социал-демократическое правительство оказывалось наихудшим из возможных вариантов: «внутренняя и внешняя политика кабинета Реннера была поставлена на службу австрийской и международной реакции для борьбы за сохранение в Австрии основ капиталистического строя и за превращение страны в опорный пункт антисоветских планов империалистических держав в Юго-Восточной Европе» (В.М. Турок).

Австрийские историки либо вообще избегают вести речь о революции 1918 г. в своей стране, либо снабжают ее такими эпитетами, которые выхолащивают содержание этого понятия. Так, Людвиг Рейхольд говорит о призрачной революции, которой на самом деле не было, но в наличии которой были уверены и ее враги, и сторонники. Эрнст Брукмиллер предлагает не менее дипломатичный ответ: «итак, это была революция – и в то же время ее не было». Он считает, что в основе переворота лежали внешние факторы, а потому изменения не пошли вглубь, затронув лишь внешнее оформление политических институтов, но не реальные отношения собственности и власти. Слово «революция» применительно к Австрии берет в кавычки и Герхард Ботц, объясняя это тем, что «базиснореволюционное движение добилось значительных (хотя и не окончательных) социально-политических успехов почти без применения насилия». В то же время жесткое подавление властями «спонтанно-путчистских акций» не оставляло левым радикалам шансов на установление собственной диктатуры.

Можно говорить об исследовательском консенсусе и при анализе причин, избавивших Австрию от потрясений, в разной степени охвативших ее соседей – Россию, Германию и Венгрию. Это прежде всего традиции политического компромисса, заложенные в предшествовавшей имперской истории, а также доверие населения к институтам представительной демократии. Тотальная дискредитация старого режима в результате военного поражения заблокировала оформление политического полюса, противостоящего республиканским силам. Наконец, развязыванию гражданской войны противодействовало доминирование одной партии в социалистическом рабочем движении, а также негативное истолкование большевистского опыта в Советской России.

Если в Берлине ноябрьские события 1918 г. создали новую форму правления в уже существующей стране, то в Вене было провозглашено новое государство. Выступая формально правопреемницей монархии Габсбургов, Немецкая Австрия отличалась от нее так же, как эта монархия – от Священной Римской империи. Непосильный груз блестящего прошлого давил на австрийцев не меньше, чем на немцев – унижение проигранной войны. Но если рецептом от Версальского синдрома для немецкого общественного мнения выступало волшебное слово реванш, то подобрать лекарство, способное компенсировать утерянное величие Австро-Венгерской империи, было далеко не так просто.

Пункт второй декларации, принятой Национальным собранием 12 ноября 1918 г., гласил: «Немецкая Австрия является составной частью Германской республики». Казалось, сбылась вековая мечта либералов – «малогерманскому» варианту национального объединения, реализованному Бисмарком в империи Гогенцоллернов, было противопоставлено добровольное объединение всех немцев. Под Немецкой Австрией подразумевались родовые владения дома Габсбургов, протянувшиеся полосой от Боденского озера до Дуная. На следующий день государственный секретарь по иностранным делам Австрии Отто Бауэр сообщил об этом Совету народных уполномоченных – правительству новой Германии. На этом закончилась эйфория национального воссоединения – в Берлине сочли за лучшее не реагировать на просьбу об аншлюсе, так как понимали, что это приведет к ужесточению позиции победителей на переговорах о заключении мира.

СДПА традиционно выступала за объединение земель с преимущественно немецким населением, считая его выполнением заветов революции 1848 г. Центральную роль в ее агитации 1918-1919 гг. играли ссылки на нежизнеспособность Австрии, изолированной от новых стран Юго-Восточной Европы, а также расчеты на материальную помощь из Германии. Объединение двух партий, занимавших ключевые позиции в правительствах своих стран, давало им дополнительные преимущества в борьбе за реализацию социал-демократической программы.

За присоединение к Германии, хотя и с противоположной мотивировкой, выступала австрийская партия националистов (Deutschnationalen). Сторонникам аншлюса оппонировали социал-христиане, оказавшиеся в центре политического спектра Первой республики. Их лидеры, мечтавшие о воссоздании империи в виде «Дунайской федерации», считали такую перспективу предательством по отношению к великому прошлому. Кроме того, присоединение к Германии поставило бы крест на шансах Габсбургов вернуться на престол.

В начале 1919 г. Бауэр неоднократно посещал Берлин, чтобы поставить Антанту перед свершившимся фактом, однако не нашел понимания германских социал-демократов. 22 апреля Парижская конференция держав-победительниц заявила о недопустимости присоединения Австрии к Германии. Бауэр в знак протеста покинул свой пост в правительстве Реннера. Последнее, отстаивая идею аншлюса, опиралось на программу послевоенного устройства мира, которую выдвинул президент США В. Вильсон. Эта программа провозглашала право каждой нации на самоопределение. Но на практике это право действовало только там, где это было выгодно победителям.

Так, области проживания немцев в Богемии и Моравии решением Антанты были включены в состав Чехословакии и оккупированы чешскими войсками. Едва появившись на свет, новые государства Восточной Европы начали явочным порядком захватывать лакомые куски погибшей империи. В Южной Каринтии австрийские отряды самообороны вели бои с армией только что возникшего государства южных славян. 5 июня 1919 г. югославы захватили город Клагенфурт, но после окрика из Парижа приостановили свое наступление.

На Западе Австрии, в Альпах право наций на самоопределение получило сепаратистское истолкование. Земля Тироль объявила себя независимым государством 21 ноября 1918 г. в надежде сохранить южную часть своей территории, обещанную Антантой Италии. Среди альпийских крестьян пользовались популярностью и идеи присоединения к Швейцарской конфедерации. За это в ходе референдума, состоявшегося в мае 1919 г., высказалось 80 % жителей земли Форарльберг. Но осторожный Берн не решился принять в состав конфедерации новый кантон, не получив на это согласия Вены. В результате ряда дипломатических демаршей только княжество Лихтенштейн поменяло прописку, выйдя из таможенного союза с Австрией и заключив его со Швейцарией.

3 июня 1919 г. в парижском предместье Сен-Жермен начались переговоры держав-победительниц с Австрией. К тому моменту запрет аншлюса уже получил свое правовое выражение в 80-й статье договора с Германией, поскольку он означал бы для нее компенсацию территориальных потерь на Западе и Востоке. Лидеры стран Антанты воспринимали Австрию как прямую наследницу империи Габсбургов. Французскому премьеру Ж. Клемансо приписывали фразу, сказанную при нарезке границ в Центральной Европе: «Австрия – это то, что осталось».

Карл Реннер выстроил следующую линию защиты австрийских интересов в Сен-Жермене: «После распада монархии восемь наций остались без государства, и каждая из них начала создавать собственный парламент, собственное правительство и собственные войска, короче говоря, собственную государственность. Наша молодая республика в такой же степени, как и другие государства, не является наследницей монархии. И в этом заключается фундаментальное противоречие, жертвами которого мы оказались и которое требует немедленного разрешения».

Такой подход, равно как попытки противодействовать «балканизации всей Центральной Европы», не нашел понимания победителей, которые обращались с австрийской делегацией точно так же, как и с немецкой. Реннеру было разрешено в письменной форме дать свои контрпредложения к проекту мирного договора, но их просто положили в стол. 10 сентября 1919 г. состоялось подписание Сен-Жерменского мира. 17 октября он был ратифицирован австрийским парламентом, хотя представители всех партий сочли его неприемлемым для страны. В тот же день Реннер подал в отставку, но новый кабинет министров через несколько дней собрался практически в том же составе. 21 октября 1919 г. Национальное собрание вычеркнуло статью об аншлюсе из австрийской конституции, государство Германская Австрия было переименовано в Австрийскую республику.

Согласно Сен-Жерменскому договору Италия получила Южный Тироль, отныне ее граница с Австрией стала проходить по Бреннерскому перевалу. Судетская область, где проживало более 3 млн немцев, отошла Чехословакии. В южной части Штирии и Каринтии предстояло провести референдум о самоопределении местного населения. Накладывались ограничения на размер будущей австрийской армии, запрещались экономические и политические связи с Венгрией до урегулирования отношений последней с Антантой. В договоре говорилось о необходимости возмещения ущерба соседям, однако конкретные цифры репараций не назывались (в результате Австрия их так и не платила).

Несмотря на тон невинной жертвы, который избрала венская пресса, условия договора оказались «жесткие, но выполнимые» (Ф. Фельнер). 10 октября 1920 г. в спорных областях Каринтии состоялся референдум, давший минимальный перевес голосов в пользу Австрии. Около 10 тыс. словенцев, проголосовавших за это, руководствовались прежде всего экономическими соображениями. Часть Штирии с городом Марибором все же отошла к югославам без проведения референдума. По Сен-Жерменскому миру Австрия получила землю Бургенланд с немецким населением, прежде входившую в состав Венгрии (позже отряды добровольцев из Будапешта захватили округ Эденбург, который был отторгнут от Австрии).

Австрийская республика сохранила относительную свободу рук в определении своих внешнеполитических приоритетов, хотя и не имела возможности претендовать на интеграцию в военно-политические союзы держав-победительниц. Созданная 1 сентября 1920 г. под эгидой Франции так называемая Малая Антанта (Югославия, Чехословакия, Румыния) вызвала негативную реакцию в Вене, вновь почувствовавшей себя окруженной. Лидеры большой Антанты решили компенсировать свою активность в регионе принятием Австрии 20 декабря того же года в Лигу наций. Отчасти сгущая краски, публицист Илья Эренбург так описывал место этой страны в европейском раскладе сил: «Вена – только крупная карта на зеленом сукне, где блефуют, проигрывают или выигрывают матерые игроки – итальянцы, немцы, французы, чехи».

Официальные лица Австрии называли СенЖерменский мир Государственным договором (Staatsvertrag), подчеркивая тем самым, что подписавшая его республика не являлась участником первой мировой войны. Его условия казались лишним подтверждением тезиса о нежизнеспособности нового государства. Были разорваны традиционные хозяйственные связи, в республику перестало поступать топливо из Чехии, продовольствие из Венгрии и Словении. Английский историк Эрик Хобсбаум писал в своих мемуарах о венских впечатлениях тех лет: «Австрия не только была государством, которое отказывалось самостоятельно существовать. Она являла собой недоразумение, которое не должно было продолжаться долго».

В самой идее объединения Германии и Австрии не содержалось ничего противоестественного, и можно предположить, что ее реализация выбила бы почву из-под ног правых радикалов. Однако лидеры Антанты не были готовы к столь щедрому подарку проигравшим войну. После запрещения аншлюса националистические и реваншистские круги в каждой из этих стран получили дополнительный аргумент для разоблачения «диктата победителей». Под их давлением Вена и Берлин в 20-е гг. проводили политику ассимиляции (Angleichung), демонстрируя миру общее культурное и языковое пространство разделенного немецкого народа. И все же время постепенно брало свое, граждане Австрии начинали чувствовать себя австрийцами. «Об аншлюсе все говорили, но никто всерьез о нем не думал», – признавала очевидное венская пресса.

Распад империи и провозглашение республики в известной степени упростили расстановку сил на венской политической сцене. Ее покинула придворная камарилья, обладавшая до того первостепенным влиянием на принятие кадровых и административных решений. Главными оппонентами в борьбе за власть и влияние оказались партии, а центром приложения их сил – парламентская трибуна.

Наряду с партиями революционные потрясения достаточно безболезненно пережила и такая особенность австрийской политической истории, как раскол страны на три мировоззренческих лагеря. Выборы 16 февраля 1919 г. вполне отчетливо отразили тот факт, что австрийцы сохранили приверженность традиционным предпочтениям. Социал-демократы получили 41 % голосов и 72 места в Национальном собрании, христианско-социальная партия – 36 % и 69, правые партии (националисты и либералы) – около 18 % и 29 мандатов. Карл Реннер сохранил свой пост, вице-канцлером стал один из лидеров ХСП Йодок Финк, представлявший в партии крестьянскую фракцию.

«Противоестественная коалиция» (Л. Рейхольд) символизировала временное сплочение всех трех лагерей перед лицом анархии, понимаемой как «красная опасность». Но как только стала очевидной призрачность последней, партия порядка распалась на традиционные составляющие, которым пришлось конкурировать уже в открытой политической борьбе. Первоначальную готовность к компромиссу стимулировала и внутренняя слабость в каждом из лагерей. Умеренному Реннеру, выступавшему против кардинальных реформ (вначале надо выбраться из нужды и «научить народ демократии») противостояли австромарксисты, считавшие что надо использовать общественный кризис для скорейшего продвижения к социализму. В ХСП Финку противостоял стремительно набиравший влияние прелат Зейпель, использовавший недовольство буржуазии «рабочим правительством».

Публичные политики находили благодатную почву для своих далеко идущих проектов в искалеченном общественном сознании. Потеряв какие-либо опоры в быстро менявшемся мире, оно жило мифами о великом прошлом и светлом будущем. На горечь поражения накладывалась фантомная боль утраченной империи – многие австрийцы чувствовали себя аристократами после революционного «уплотнения». Они были выдворены из огромной квартиры, где еще недавно чувствовали себя хозяевами, в одну-единственную комнату, но и ее обстановка ежечасно напоминала о былом величии.

Консервативные слои общества видели единственный выход из полосы несчастий в реставрации монархии. Кайзер с семьей отбыл в Швейцарию только в конце марта, так и не подписав формального отречения от трона. В ответ на это Национальное собрание 3 апреля 1919 г. приняло закон об уничтожении символов монархии и недопустимости возвращения кайзера в страну (Landesverweis).

Мифом с противоположным идеологическим зарядом оставалась идея советской республики. Делегаты местных советов рабочих и крестьян 1 марта 1919 г. провели национальную конференцию, заявив о себе как о новой политической силе. Во главе избранного на конференции Исполкома встал популярный Фридрих Адлер, сохранивший влияние и на руководителей австрийской социал-демократии. Для него советы являлись скорее орудием давления на существующую власть, нежели альтернативной государственной формой. Ее авторитет был прямо пропорционален успехам советских республик в Баварии и Венгрии. Если бы они отстояли свое право на существование, Австрия могла бы оказаться чрезвычайно важным мостом между ними и даже включиться в полосу «очагов мировой революции».

21 июля 1919 г. по решению Венского совета рабочих депутатов прошла забастовка солидарности с Советской Россией, к которой присоединилась значительная часть промышленных предприятий по всей Австрии. Хотя работа советов и в центре, и на местах все больше утопала в бесконечных дискуссиях, для значительного числа выходцев из социальных низов они явились реальной школой демократии.

Левое крыло СДПА, австромарксисты во главе с Бауэром в лучшем случае воспринимали советское движение как неизбежное зло. Признавая необходимость социальной революции, они говорили «нет» методам партийной диктатуры. Получалось, что рабочий класс сможет приступить к строительству социализма только после завоевания парламентского большинства. При всей непоследовательности своей позиции левые социалисты проявляли критическую солидарность по отношению к диктатуре большевиков. Однако конструктивного диалога так и не получилось. Редкие попытки выработать общую платформу, как это было на встрече трех рабочих Интернационалов в апреле 1922 г., разбивались об идеологические догматы и публицистические перехлесты. Больше других доставалось Отто Бауэру: лидерам большевизма было «ясно, что этот лучший из социал-предателей – в лучшем случае ученый дурак, который совершенно безнадежен» (В.И. Ленин).

На австрийской политической сцене конкуренцию австромарксизму пытались составить коммунисты, но они так и не смогли обеспечить за своей партией массового влияния. Даже на выборах в советы представители КПА получали всего несколько процентов голосов. Первый съезд компартии прошел 9 февраля 1919 г. и высказался за бойкот Национального собрания. Ее лидеры были настолько уверены в близости мировой революции, что считали своей задачей обеспечить искру для пролетарского взрыва.

Весной 1919 г. в воздухе действительно пахло грозой. 17 апреля 1919 г. (это был четверг пасхальной недели) мирная демонстрация, организованная венским комитетом безработных, едва не закончилась штурмом парламента. КПА, на которую правящие круги возложили ответственность за столкновения, повлекшие за собой несколько десятков убитых и раненых, не принимала решения о захвате власти. Однако несколько ее представителей выступали в тот день перед толпой с зажигательными речами.

Руководство австрийских коммунистов, усиленное эмиссарами из советской Венгрии, более тщательно подготовилось к массовой акции, назначенной на 15 июня. В непосредственной близости от парламента планировалось проведение демонстрации против разоружения фольксвера. Однако накануне полиция произвела массовые аресты, под стражу были взяты 130 функционеров КПА. Демонстрация все-таки состоялась, хотя на нее не были пропущены радикально настроенные отряды красноармейцев. Столкновения с полицией в тесных венских переулках повлекли за собой немалые жертвы: 17 погибших и 84 раненых. Власти вновь заявили о предотвращенной попытке коммунистического путча.

Не принесли успеха и попытки леворадикальных активистов разбудить энергию масс путем серии террористических актов, в том числе взрыва моста через Дунай. Коминтерн, находившийся в Москве генеральный штаб мировой революции, никогда не относил австрийских коммунистов к ее авангарду. КПА продолжала свое существование, постепенно прощаясь с иллюзией, «будто, объявив себя коммунистами, группа может стать силой без борьбы за влияние среди масс» (В.И. Ленин).

Постепенное затухание политической активности масс к лету 1920 г. перешло в фазу стабилизации республиканского режима (К. Прибрам), символом которой стал распад всепартийной коалиции. В ходе заседания парламента 10 июня 1920 г. при обсуждении вопроса о принципах построения будущей армии, разрешенной Сен-Жерменским миром, социал-христиане заявили о невозможности продолжения сотрудничества с СДПА.

Тем не менее, в ряде принципиальных вопросов две крупнейшие австрийские партии голосовали солидарно. Так было при утверждении 1 октября 1920 г. конституции Австрийской республики, разработанной либеральным правоведом Гансом Кельзеном. Федеративное устройство государства, состоящего из девяти земель, наделенных широкими полномочиями, выглядело как явная уступка социал-демократов своим недавним соратникам по коалиции. В то же время конституционное устройство покончило с местным сепаратизмом, который в момент формирования республики представлял собой серьезную угрозу национальному единству.

Двухпалатный парламент, избиравшийся всеми гражданами, достигшими 21 года, включая и женщин, состоял из Национального совета и бундесрата. В последнем каждая из земель была представлена равным количеством голосов, что давало сельскому населению явное преимущество перед горожанами. В случае вето бундесрата на решения нижней палаты конституция предусматривала включение механизма референдума. Президент республики избирался парламентом и в отличие от канцлера имел в основном репрезентативные функции.

Конституция содержала обширный перечень политических прав и свобод, но обходила вниманием социальные гарантии государства своим гражданам. Вопрос о принципах школьного образования был также вынесен за скобки из-за сопротивления церковных иерархов, не желавших расставаться с мощным рычагом духовного воздействия на подрастающее поколение. В духе политического компромисса была выдержана и символика нового государства – орел с герба Габсбургов лишился одной головы, в его лапах, разрывающих цепи, оказались заимствованные из России символы власти рабочих и крестьян – серп и молот.

На выборах в парламент, состоявшихся 17 октября 1920 г., социал-демократы уступили пальму первенства ХСП. Социал-христианам до абсолютного большинства не хватило всего шести мандатов. За них голосовали мелкие хозяева в городе и деревне, значительное большинство женщин. ХСП сумела подать себя в качестве защитницы традиционных устоев, что вполне импонировало общественному мнению, уставшему от неразберихи прошедшего двухлетия. Победа этой партии была равнозначна реваншу политического католицизма: «союзу трона и алтаря в монархии наследовал союз буржуазии и церкви в республике» (Г. Штегер). Священники провозглашали с амвона анафему тем, кто отдаст свои голоса безбожникам, а сами активно вмешивались в политику, отстаивая особое место церкви в общественной жизни страны.

Прелат Игнац Зейпель, возглавлявший социалхристиан с 1921 по 1930 г., олицетворял собой тип непоколебимого аскета, и в то же время «имел в своем распоряжении двухтысячелетнее искусство католической интриги» (Э. Ханиш). Для политика в сутане демократия была порождением вселенского зла, с которым приходилось временно мириться. Реннер отмечал, что в Зейпеле «прекрасные человеческие качества и достоинство священника соединялось с догматическим умом и даром злопамятной, не способной к примирению ненависти».

Правительство, сформированное по итогам октябрьских выборов 1920 г., формально было коалиционным, так как включало в себя трех представителей националистов. Однако все ключевые посты в нем принадлежали выходцам из ХСП. Сам Зейпель отказался от канцлерского поста, справедливо рассчитывая, что его время не за горами. Вопрос о коалиции с СДПА уже не стоял – для поднявшей голову буржуазии эта партия являлась олицетворением революционных потрясений предшествующих лет.

Верный сын католической церкви, Зейпель видел в социалистах ее смертельного врага, хотя и признавал их некоторые требования совместимыми с принципами христианской этики. В истории Первой республики началась полоса противостояния «красных» и «черных», со временем все более выходившая за рамки парламентских дебатов и дискуссий в прессе. Каждый из лагерей не только предлагал альтернативное решение насущных проблем послевоенной эпохи, но и формировал собственные правила политической борьбы.

Хозяйственная разруха, ставшая самым зримым результатом проигранной войны, не обещала Австрийской республике светлого будущего. Из-за нехватки сырья, прежде всего угля, большинство предприятий работало вполсилы. Исчезли и военные заказы, дававшие ранее предпринимателям невиданную прибыль, а трудящимся – стабильную зарплату. Банкиры и промышленники любыми путями стремились переправить свои капиталы за границу, чтобы переждать неспокойные времена.

В Австрию с фронтов Первой мировой войны вернулось около полумиллиона солдат, требовавших уж если не ветеранских пособий, то хотя бы достойной работы. Серьезной нагрузкой на бюджет государства являлись его собственные служащие. Они составляли около 10 % самодеятельного населения, и среди них было немало лиц, получивших когда-то «теплые местечки» по протекции, в том числе и партийной. Социальную напряженность, особенно в столице, усиливали толпы чиновников, стекавшихся туда со всех окраин былой империи в расчете на государственную пенсию.

Система продовольственного снабжения, и так трещавшая по всем швам в последний год войны, окончательно развалилась. Горожане жили скудными запасами, отправляли жен и детей к родственникам в деревню. Обычным делом стало мародерство, особенно «экспроприации» угля при его транспортировке. Для того, чтобы запастись дровами, население вырубало знаменитый Венский лес. Буржуйки появились даже в самых дорогих отелях. Для ослабленных людей обычный грипп становился тяжелой болезнью. Смертность выросла более чем в полтора раза по сравнению с довоенным периодом.

В то же время на территории Австрии был сосредоточен солидный экономический потенциал – треть промышленного производства империи и львиная доля ее финансового капитала. Речь шла о том, какими путями его удастся пустить в ход. Несмотря на социалистическую риторику, правительство Реннера отказалось от национализации ключевых средств производства. В то же время буржуазия, напуганная революционной перспективой, безропотно приняла пакет социальных законов.

Уже в ноябре 1918 г. было объявлено о пособиях для безработных, запрещено использование детского труда. 19 декабря был введен 8-часовой рабочий день, хотя этот закон касался только крупных предприятий. Правительство Реннера подтвердило мораторий на рост квартплаты, введенный в годы войны, издало декрет о запрете на увольнение. Позже появился закон об обязательном отпуске для рабочих, составлявший, правда, всего одну неделю в году.

15 мая 1919 г. Национальное собрание утвердило закон о фабрично-заводских комитетах – органах производственного самоуправления (Wirtschaftsdemokratie). Фабзавкомы получили право участвовать не только в решении социальных вопросов, но и в налаживании производства в мирных условиях (снабжение топливом и сырьем, поддержание дисциплины). Это привело к значительному росту влияния профсоюзов, заставивших предпринимателей считаться с интересами трудящихся.

После бегства за границу последнего императора была проведена конфискация имущества дома Габсбургов, которое было передано в фонд помощи жертвам войны. Определенное облегчение принесла и отмена всех привилегий дворянства, многие из которых ранее оплачивались из госбюджета. Однако эти полумеры не решали вопроса об аккумулировании достаточных средств для перевода экономики на мирный лад. Попытки Реннера получить кредиты в странах Антанты разбивались об их отношение к Австрии как побежденной стране, которая должна быть наказана.

Зима 1919-1920 г. оказалась самой тяжелой для Первой республики. Сельские районы саботировали снабжение крупных городов, паек в них не превышал 1500 калорий. Нехватка продуктов привела к настоящему голоду в рабочих предместьях, многие дети из-за истощения не могли посещать школу. Правительство буржуазной коалиции пошло на раскручивание инфляционной спирали, рассчитывая таким образом залатать дыры в бюджете и дать стимул промышленности, работавшей на экспорт. В 1921 г. более половины государственных расходов компенсировались за счет печатного станка. В Вене ежедневно печаталось по три миллиарда крон.

Инфляционная политика лишь на время затушевала экономическое банкротство страны. Экспортная выручка оседала в иностранных банках, финансовые воротилы, игравшие на разнице курсов валют, за несколько месяцев нажили огромные состояния. Вена и Зальцбург вновь стали раем для иностранцев – на сей раз из-за своей дешевизны. Для тех, кто не имел иностранной валюты, происходившее напоминало скорее ад. Каждый месяц цены увеличивались вдвое. Социальные выплаты превращались в насмешку, падала реальная заработная плата. Хотя правительство дотировало цены на основные продукты питания, их еще нужно было «достать». За самым необходимым выстраивались колоссальные очереди, вновь расцвел «черный рынок».

Узнав 1 декабря 1921 г. об удвоении цен на хлеб, жители Вены устроили настоящий голодный бунт. Рабочие уходили с фабрик и двигались в центр города, громя по пути роскошные отели, «буржуйские кафе» и продуктовые лавки. Полиции только к ночи удалось остановить бесчинства толпы, несколько десятков зачинщиков было предано суду. Однако без нормализации финансовой жизни в стране повторения подобных выступлений можно было ждать в любой момент. Уже не рассчитывая на собственные силы, правительство обратилось к Лиге наций.

Международный банковский капитал не спешил на помощь, извлекая максимум возможного из распродажи национальных ресурсов Австрии. Переговоры о предоставлении ей международных кредитов закончились подписанием Женевского протокола только 4 октября 1922 г. Австрия получила 650 млн. золотых крон под гарантии Великобритании, Франции, Италии и Чехословакии и смогла стабилизировать валюту на отметке 1 доллар за 80 тыс. крон. Страна оказалась под жестким финансовым контролем специального комиссара Лиги наций. Он единолично распоряжался доходами от пошлин и акцизов, являвшихся обеспечением международного займа.

Социал-демократическая оппозиция на словах выступила против Женевских протоколов, справедливо считая, что их проведение в жизнь будет означать стабилизацию капиталистического хозяйства. Отто Бауэр даже объявил Зейпеля предателем национальных интересов страны, однако его партия не предприняла никаких действий, направленных против режима финансовой санации, так как не могла предложить ему реальной альтернативы. Фракция СДПА голосовала за ратификацию протоколов в тех пунктах, где они вторгались в сферу конституционного права и требовали большинства в две трети парламентских мандатов.

В рамках режима санации правительство пошло на увольнение 100 тыс. чиновников всех рангов и резкое сокращение социальных программ, которые буржуазная пресса называла рудиментом революционной эпохи. Резко выросло налоговое бремя, в том числе и на трудящихся. Падение производства в отраслях промышленности, ориентированных на экспорт, привело к очередному скачку безработицы. В начале 1923 г. на австрийских биржах труда было зарегистрировано 200 тыс. человек, не имевших постоянной работы. В 1924 г. начали лопаться липовые банки, наживавшиеся в предыдущие годы на инфляции и финансовых аферах. Их вкладчики пережили очередную экспроприацию своих сбережений.

Режим санации имел не только свою экономическую, но и политическую цену. Недовольные распределением налоговых тягот лидеры земельных правительств от ХСП устроили переворот в собственной партии, заставив Зейпеля подать в отставку. И все же новая австрийская валюта (в декабре 1924 г. крону сменил шиллинг) обрела стабильность и даже стала называться «альпийским долларом». Успех санации поставил крест на воздыханиях о нежизнеспособности австрийской экономики.

Вторая половина 20-х гг. стала периодом постепенного подъема и модернизации австрийской экономики. Усилилось проникновение в нее иностранного капитала, в основном английского и американского. Государство инвестировало в крупные проекты, такие как строительство гидроэлектростанций и перевод железнодорожного транспорта на электрическую тягу. С 1927 г. правительство взяло курс на автаркию, резко увеличив пошлины на импорт. Несмотря на то, что плоды стабилизации чувствовал на себе каждый австриец, пресса справедливо писала о черепашьих темпах экономического роста и балансировании над пропастью новых кризисов. К 1929 г. валовой внутренний продукт Австрии достиг только 105 % от довоенного уровня.

Согласно республиканской конституции 1920 г. австрийская столица имела статус федеральной земли, что давало ей известную финансовую самостоятельность, позволяло вводить специальные налоги. Уже мае 1919 г. бургомистром Вены стал социал-демократ Яков Рейман, и в последующее десятилетие его партия имела абсолютное большинство в столичном магистрате, реализуя на коммунальном уровне свои представления о будущем общественном строе. Эксперимент, вошедший в историю под названием «красная Вена», вызвал огромный интерес и породил немало подражателей в западном мире. Главным полем эксперимента стали строительные площадки. Довоенная Вена была городом социальных контрастов, великолепные дворцы имперской знати соседствовали с бедными кварталами, где господствовали скученность и нищета. Туберкулез на рубеже веков нередко называли «венской болезнью». Эти авгиевы конюшни индустриализации и принялись расчищать новые власти австрийской столицы.

В рамках жилищной программы, разработанной в 1923 г., было построено более 60 тыс. квартир. Горожане охотно переселялись в коммунальное жилье, поскольку оно было не только дешевым (после войны сохранялось действие закона 1917 г. о замораживании квартплаты (Mieterschutz), в среднем она составляла 3 % заработка квалифицированного рабочего), но и привлекательным. Архитектурный облик городских окраин стали определять современные многоэтажные дома, прилегающая к ним территория была разбита на скверы, в самих зданиях помещались детские сады, общественные кухни и прачечные. Самое известное из таких сооружений – «Карл-Маркс-Хоф» – протянулось на несколько сотен метров вдоль Дуная и справедливо было названо «архитектурной метафорой классовой борьбы» (Э. Ханиш).

«Красная Вена» добилась искоренения туберкулеза, за одно десятилетие почти в два раза снизилась детская смертность. Строились специальные общежития для молодых рабочих, было введено бесплатное питание детей в школах, большое внимание уделялось организации досуга подрастающего поколения. Один из работников магистрата заметил: «Средства, которые мы вкладываем в клубы для молодежи, позволят нам сэкономить на тюрьмах».

Школьная реформа, начатая в первые годы существования республики на федеральном уровне, последовательно проводилась в жизнь только в Вене. Ее движущей силой был педагог и политик Отто Глекель, выступавший за активное участие самого ребенка в обучении, отказ от зубрежки и приближение учебного процесса к реальной жизни. Максимальное число учащихся в классе было ограничено тридцатью, учебники были дополнены рабочими тетрадями, и те и другие раздавались бесплатно, значительную роль в жизни школ стали играть родительские советы. Многие из этих нововведений представляются теперь само собой разумеющимися, но в 20-е годы они выглядели достаточно революционно.

Серьезное сопротивление реформе образования оказывала католическая церковь. Глекелю так и не удалось добиться введения принципа добровольности в изучении закона божьего в школе. Церковь отказывалась признавать государственную регистрацию брака, которая подразумевала возможность цивилизованного развода. Ее оппонентам приходилось искать обходные пути. Социал-демократические политики земельного уровня своими декретами объявляли тот или иной брак распавшимся, что позволяло бывшим супругам создавать новые семьи. Протесты вызвало даже строительство в Вене первого крематория – столичный епископ официально объявил, что души сожженных никогда не попадут на небеса.

И все же позитивные результаты «Красной Вены» не могли игнорировать даже реакционные политические силы. К концу 20-х гг. уже около 10 % венцев проживали в домах, принадлежавших магистрату. Рабочие, выбравшиеся из казарм и углов, стали самой надежной опорой социал-демократов и были готовы защищать свой новый социальный статус. В 1932 г. из 640 тыс. членов СДПА 400 тыс. являлись жителями австрийской столицы. Для них была создана сеть общедоступных библиотек, а в 1926 г. появился рабочий университет, куда принимали без гимназического образования.

Цель подобных муниципальных экспериментов не в последнюю роль заключалась в том, чтобы лишить почвы буржуазную пропаганду, представлявшую новый общественный строй одной большой казармой. Впрочем, и идеологи социал-демократии выдавали желаемое за действительное. Так, Карл Каутский писал о том, что Венская Коммуна продолжает дело Парижской Коммуны в новых исторических условиях. Будущее показало, сколь непрочен был социализм в границах одного города.

После подписания Брестского мира Австро-Венгрия де-факто признала Советскую Россию, однако до обмена дипломатическими представительствами дела так и не дошло. Между двумя государствами, разделенными фронтами мировой и гражданских войн, больше не было общей границы. В августе 1918 г. в Вене появилась миссия большевика Я.А. Бермана, которой было поручено заниматься репатриацией военнопленных (с 1914 г. в австро-венгерский плен попало 900 тысяч российских солдат и офицеров). Члены миссии находились под постоянным контролем венской полиции, так как считались «разносчиками коммунистического влияния».

Вопреки надеждам большевиков, австрийские социалисты, традиционно считавшиеся одной из самых «левых» партий рабочего Интернационала, не попали под это влияние. Отдавая должное мужеству большевиков, их лидеры не видели смысла в повторении опыта русской революции в Австрии. В октябре 1917 г. Отто Бауэр, только что вернувшийся из русского плена, выпустил брошюру «Русская революция и европейский пролетариат». В ней он признал банкротство демократического эксперимента в крестьянской стране и неспособность думских партий удержать власть в своих руках. Считая большевистский переворот вполне возможным вариантом развития революции в России, он все же отказывал ему в социалистическом характере. Фридрих Адлер во время своего нахождения в тюрьме был даже избран почетным членом Всероссийского Исполкома советов. Однако после того, как он отказался от раскола собственной партии, устами большевистской прессы Адлер был превращен в «блудного сына, вернувшегося в лоно социал-предателей».

После поражения Тройственного союза Советская Россия денонсировала Брестский мир. В Москве 5 ноября 1918 г. был создан совет австро-венгерских солдатских и рабочих депутатов, который вел коммунистическую пропаганду и в то же время координировал процесс отправки на родину австрийских военнопленных (к моменту окончания войны в России их оставалось более 200 тысяч). Многие из «распропагандированных» солдат и офицеров позже оказались в числе ведущих функционеров коммунистических партий стран Центральной Европы. Бела Кун стал одним из лидеров Советской республики в Венгрии, Карл Томан являлся главным редактором газеты «Weltrevolution», издававшейся на немецком языке в Москве. Вена стала одним из важнейших центров деятельности эмиссаров Коминтерна, здесь располагалось Юго-Восточное бюро этой организации, координировавшее связи с балканскими компартиями.

Откат революционной волны и нормализация отношений новой России с окружающим миром открыли новую главу и в советско-австрийских контактах. Договор между двумя странами, подписанный 7 декабря 1921 г. подразумевал обмен дипломатическими миссиями, отказ от враждебной пропаганды и поощрение торговых связей. Стороны были едины во мнении, что они не являются правопреемниками погибших империй и потому не несут ответственности по их обязательствам. «Нулевое решение» в вопросе о взаимных претензиях позволило урегулировать имущественные споры, связанные с национализацией австрийской собственности в России. После долгих проволочек советские представители вернулись в историческое здание российского посольства на Рейснерштрассе, неподалеку от дворца Бельведер.

Отношения двух стран нередко переживали периоды «войны нот» – австрийцы жаловались на подрывную деятельность агентов Коминтерна под прикрытием дипломатического иммунитета работников советского посольства, в свою очередь Наркоминдел обращал внимание на «очернительские репортажи» корреспондентов венских газет, аккредитованных в России. Случались и казусы, достойные исторических анекдотов. Так, провозглашение Советским Союзом в середине 20-х гг. своей зоны интересов в Арктике вызвало настоящий переполох в Вене – в эту зону попали и острова Франца Иосифа, открытые австро-венгерской экспедицией за полвека до этого. Впрочем, до письменных протестов дела не дошло – страна, потерявшая выход к морю, могла только тихо оплакивать потерянное могущество.

Тяжелое экономическое положение Австрии заставляло правящие круги обращать внимание на новые рынки сбыта. 3 июля 1923 было образовано советско-австрийское торговое общество РУСАВСТОРГ. Объем торговли между двумя странами в 20-е гг. достигал 20 млн. золотых рублей в год. В советском экспорте доминировали продукты сельского хозяйства, в австрийском – машины и промышленное оборудование.

21 октября 1927 г. свой вклад в развитие экономических отношений с СССР внес «красный» магистрат Вены, предоставив под свои гарантии кредитную линию в 100 млн шиллингов. К началу 1929 г. было освоено около двух третей выделенных средств, но после начала мирового экономического кризиса предоставление кредитов было заморожено.

Австрийскими концессиями в нэповской России были трикотажная фабрика в Косино, пуговичная в Москве и завод эмалированной посуды «Жесть-вестен» в Ростове-на Дону. После начала «великого перелома» в СССР все они были закрыты, в австрийской прессе стала преобладать негативная информация о ситуации в нашей стране. Отчет наркомата иностранных дел отмечал в 1929 г.: «В связи с решительным наступлением нашей партии на частнохозяйственный сектор отношение, так называемых, общественных кругов Австрии изменилось к нам в неблагоприятном смысле».

Были и робкие попытки наладить сотрудничество «снизу», на стыке идеологических симпатий и хозяйственного расчета. В 1925 г. в Киргизию прибыло около 200 сельскохозяйственных рабочих из Австрии. Им должны были предоставить для освоения пустующие земли, но вместо этого приписали к существующей коммуне. Большинство австрийцев уехало обратно, так и не найдя в стране строящегося социализма лучшей доли для себя лично. Спорадический характер имели и культурные контакты двух стран. Так, в 1928 г. в СССР на празднование юбилея Л.Н. Толстого приезжал Стефан Цвейг, а в Зальцбурге на моцартовских торжествах выступал оперный ансамбль Ленинградской консерватории.

Посланником Австрийской республики в Москве в 20-е гг. был Отто Поль – единственный из левых социалистов, кому удалось пробиться в консервативную дипломатическую элиту. Поль поддерживал личные отношения с Г.В. Чичериным и А.В. Луначарским, несколько раз встречался с Лениным. Среди западных дипломатов он слыл большим оригиналом – не признавал фраков, на костюмированный бал дипломатического корпуса явился однажды в образе Купидона с голым торсом. В австрийском посольстве часто бывали Маяковский и Есенин, режиссер Сергей Эйзенштейн и музыкант Отто Клемперер.

Отставка Поля с дипломатической службы в декабре 1927 г. состоялась под нажимом правых партий и церкви – в Наркоминделе это было воспринято как отзвук июльских событий в Вене, о которых речь пойдет в следующем разделе. Поль остался в России, до 1934 г. издавал газету «Мoskauer Rundschau». Лишенный пенсии у себя на родине, он перебрался во Францию, после оккупации которой гитлеровскими войсками покончил жизнь самоубийством.

Попытки Поля и ряда деятелей австрийской культуры пробудить в общественном мнении своей страны симпатии к Советскому Союзу разбивались о стереотипы, которые насаждала бульварная пресса. Речь неизменно шла о коварных большевиках, поработивших собственный народ и насаждающих по всему миру собственную диктатуру. Хватало стереотипов и по другую сторону идеологической баррикады. Советские газеты показывали Австрию в роли марионетки западных держав, а ее простых жителей – как жертв воинствующих католиков и социал-предателей. Илья Эренбург, считавшийся специалистом по этой стране, после очередного возвращения из зарубежной командировки рисовал в газете «Известия» сцену из венской жизни 1928 г.: «Возле нарядного фонтана падал на землю подкошенный голодом безработный».

Несмотря на демократическое конституционное устройство, политический режим Первой республики сохранял немало авторитарных черт, связывавших его с ушедшей в небытие империей. «Политическая система Австрии в целом была пронизана архаичными структурами. Она продолжала основываться на покровительстве, вмешательстве сверху и интригах, обеспечивая партиям и группам интересов социальную интеграцию их клиентуры, в ней всепроникающая коррупция не только принималась в расчет, но и выступала в качестве само собой разумеющегося явления» (Д.А. Биндер).

Перегруппировав свои силы, в политическую жизнь вернулась католическая церковь. Попытки СДПА освободить от ее влияния систему образования и ввести политехническую школу не увенчались успехом. Атеистическое движение (Freidenker) осталось экзотическим эпизодом в истории Первой республики. Напротив, ХСП не скрывала особых отношений с католическим клиром, объявляя левых безбожниками, а себя – спасительницей христианской морали.

Как и в Германии, значительную роль в политической жизни Австрии играли ветеранские союзы и военизированные формирования (Heimwehr). Наследие военных лет проявлялось в готовности к силовым решениям, стремлению внести в партийно-политический спектр порядок армейской казармы. Агитация хаймвера учитывала массовое недовольство парламентской демократией, выражавшей эгоистические интересы закулисных сил, чуждых простому народу. Социальной базой военизированных формирований была крестьянская молодежь, люмпенизированные в результате послевоенных кризисов средние городские слои. Корпус функционеров формировали отставные офицеры и «интеллектуальный пролетариат», среди последнего были и носители звучных аристократических фамилий. Хаймвер вербовал в свои ряды и консервативно настроенных рабочих, которые отказывались вступать в профсоюз и потому выдавливались с предприятий.