Колдун. Из России с любовью Крабов Вадим
– Обязательно! – на том и раскланялись.
Что ж, сходил, посмотрел, любопытство удовлетворил. Сравнил эту, которую посчитал сигналом незавершенности земного «задания», и мою Лизу. Местная моей в подметки не годится! Ни по внешности, ни по характеру. Последнее – особенно. Лизия (полное имя моей жены), конечно, девушка активная, но не «озабоченная», а о возможности измены и говорить не стоит: даже теоретически не предполагаю. Ей верю больше, чем себе.
– Не взяла она меня без паспорта, – сказал я Зине вечером. Вернее, повторил: до этого мы говорили по телефону. – И знаешь, что я вспомнил, когда ее встретил?
– Что? – Девушка замерла в напряженном ожидании.
– Я женат. Ее зовут Лиза, и она очень далеко, – слова вылетели неожиданно легко, и я буквально воспарил. Не просто гора с плеч свалилась, а целый континент.
Зину же, наоборот, придавило. Сникла, сгорбилась, плечи безвольно повисли, словно та самая материковая плита опустилась на ее плечи.
– Ты ее любишь? – спросила тихо, с отчаянной надеждой, будто хваталась за последнюю соломинку.
– Люблю.
– Устала я, Егор, пойду к себе. Прибери здесь без меня, хорошо? – сказала после долгого ковыряния ложечкой в варенье.
Поплелась в свою комнату, не дожидаясь ответа. Жалкая, униженная, будто оплеванная. Я опустился на землю, сердце облилось кровью. Но я крепился. Знал, что поступил правильно.
Время шло, жизнь в городе входила в более-менее спокойное русло. Но я не уходил. Меня что-то держало, и я не мог понять, что именно. Дабы избежать соблазна наплевать на тревожное предчувствие и сорваться немедленно, я даже в астрал стал заходить как можно реже.
Накануне дня экспертизы по поводу моей «амнезии» к нам, точнее, ко мне заглянул подвыпивший Серега. С Зиной после моего признания мы общались «здрасте – до свиданья». Хорошо хоть кормила. Но я подумывал о переезде, если мне, не дай бог, придется еще на неделю на Земле задержаться.
– Что это Зинка не ворчит? И вообще к себе ушла, не ругнувшись? – удивился он.
– Не обращай внимания, я признался, что женат.
– Это правильно! Переживет, – легкомысленно заявил он. – Думаешь, я просто выпить зашел? Компанию искал? Нет, не просто… Обмыть повышение! – торжественно провозгласил он, выдержав значительную паузу.
– У меня комиссия завтра!
– Возражения не принимаются! По маленькой. Зинка, не хочешь брата поздравить? – крикнул в направлении комнаты. В ответ слабое бурчание: «Поздравляю, но пить не буду», – безразлично пожал плечами. – Как хочешь. А ты не отвертишься. – Это уже мне. – Я теперь начальник следственного отдела, – хвастался Сергей, разливая очередные «чуть-чуть». – Должность майорская, так что скоро звездочки обмывать придется. Сопьюсь, – добавил, вздыхая с деланым сожалением.
На улице стемнело. Мы вовсю спорили. О политике вообще и о преступности в частности. Сергей уверял, что наказание у нас неимоверно мягкое, потому, мол, и насилие с коррупцией не переводится. Он двумя руками был за долгие тюремные сроки и смертную казнь. В принципе я с ним соглашался, что таки да, стрелять маньяков не помешает, но полностью правонарушения это не искоренит.
– А кто говорит о «полностью»? Нам бы уменьшить, Егор! На коллег, – это слово он произнес с отвращением, – смотреть тошно! Крышуют, за закрытие дел деньги вымогают! Тьфу! Собственноручно бошки поотрывал бы! Ну, я ими займусь… – сказал, пьяно сжимая кулак. В глубине его полуприкрытых, замутненных алкоголем глаз полыхал огонь негодования, отбрасывая на зрачки кровавые блики.
Я, с видом умудренного жизнью старика, тяжело и снисходительно вздохнул. Я был почти трезв: сегодня «девочки» работали, сильно расслабляться не хотелось.
– А предположи-ка, Серега, государство. Большое, с суровым климатом, со стойкими людьми. Назовем его, к примеру, Батвия. Порядки там серьезные установим. Воровство вычисляется на раз (допустим, детекторы лжи там не обманешь), убийства всякие – и разбойные, и бытовые, и случайные – раскрываются легко, и сразу тюрьма, откуда практически не выходят. Как тебе?
– Пока нормально, нравится. Но в глазах у тебя, вижу, черти резвятся, что-то там не так… Ну, и… продолжай.
– Продолжаю, – не стал томить я. – Судебная система там простая: любая провинность – и тебя за жабры, без вариантов. Тюрьма – что-то типа концлагеря. Не немецкий, конечно, кормят, как на убой, – здесь я невольно хмыкнул, – но конец один – смерть. Нравится?
– Я не живодер! Ты какой-нибудь другой порядок придумай. Судьи там, обвинение… на адвоката даже согласен. Только чтобы неотвратимо!
– Ну, с неотвратимостью там порядок. В определенных пределах, конечно, абсолюта нигде нет. – Я и сам не заметил, как перешел от предположительного изложения к утвердительному. – Зато везде есть вариации. Родственники суетятся, кого надо подмазывают. Есть богатые, есть бедные, есть по рождению влиятельные: семьи аристократов, торговцев, землевладельцев, провинциальных правителей. Закон вроде для всех одинаков, но по факту кое-кто «равнее равных». И чиновники, которые за наказание отвечают, трепещут, но берут! Беднякам, разумеется, не поможешь, но если у родни деньги имеются или власть, то из тюрьмы вызволить вполне реально. Сверху донизу тихий сговор…
– Да что ты все заладил – смерть да смерть! Сроки надо давать. Кому больше, кому меньше. Придумай что-нибудь помягче, а то расписал тут ужастик. «Большой брат» какой-то, в натуре. – Отравленный алкоголем мозг Сергея не разобрался в манере изложения. – Не такой я уж и тупой, – похихикал, хитро прищурившись, грозя мне пальцем. – Не передергивай!
– Хм. Это не гротеск, Серега. Там, понимаешь, нужны жертвы, много жертв… политика такая, – завершил я, опомнившись.
Не рассказывать же о чернокнижии – государственной религии царства Батвия, о поклонении Демонам и Верховному божеству – Вартараару. О том, как эта страна напала на «хранимые Спасителем земли», куда входило и баронство Комес, как мне с командой, с членами созданного мною магического сообщества «Стихия» пришлось совершить вылазку в столицу Батвии, в сердце чернокнижия. В общем, раскрыться полностью. Это уже перебор.
– Не бывает такой политики! Даже у фрицев было не так, как ты тут мне втираешь. Уголовники сидели сроки – выходили, политические… вроде, бывало, наверное… что ты меня путаешь? Жертвы! Как в Средневековье… О! – что-вспомнив, он оживился, быстро перескочив от теоретических размышлений к практике. – Слушай, раз ты такой весь из себя волшебник, может, подскажешь по поводу одного висяка? Там как раз предположительно речь идет о неком ритуале…
– В смысле? – Я напрягся. В уши ударила глухая волна…
– Понимаешь, год назад ездил я в командировку. Туда, – показал, неопределенно махнув рукой на запад, – в Красноярский край. Убили одного нашего урку, а он в розыске по одному делу был. Не важно по какому, главное, как убили. Жертвоприношение, в натуре, не иначе!
– Подробней. – У меня засосало под ложечкой. «Начинается…» – мысленно простонал я.
– Представляешь, кладбище. На могильной плите – пентаграмма с какими-то знаками, на ней лежит распятый урка. Рана единственная, колотая в сердце, предположительно кинжалом. И что самое интересное, труп постаревший. Еле узнали. По портакам и пальцам идентифицировали. Предположения есть?
– Знаки описать можешь? – деловито спросил я, подвигаясь к Сергею поближе. «Вот оно! Предчувствие, чтоб его…» – думал, сжимая зубы.
– Не могу. Какие-то иероглифы. Тебе лучше знать! Во! Вспомнил: «Серп и молот» там были! Мы с ребятами недоумевали еще. Только не перекрещенные, как на гербе нашем, в смысле, на старом, а разделенные: «серп» в головах трупа, а «молот» в ногах, да необычные: «серп» больше на кривой нож похож, а «молот» – на непонятно что. Это мы их условно «серп и молот» назвали.
– Этот самый «молот» на плиту, случайно, не похож? – уточнил я севшим голосом. «Квест» обрел ясность. Первая половина оказалась сущей ерундой: подумаешь, урок на уши поставил; вторая вырисовывалась более неприглядной, для ее выполнения придется напрячься, из шкуры вылезти и неизвестно еще, справлюсь ли…
– Не, я бы сказал – на наковальню. Поэтому «молотом» и обозвали.
Причуды возникновения названий я оставил в стороне. Важно другое: неужели точно чернокнижники? Очень похоже, очень.
Кровь билась в висках, в груди ныло, сердце ухало, как в железной бочке. «Нет, не может быть здесь «черной книги»… символ другой: ту их «могильную плиту», которая жертвенный алтарь изображает, не перепутаешь, образ сразу в мозги врезается… Однако сатанисты, вроде того скинхеда, видимо, силу брать научились. Старение это не с бухты-барахты взялось…» – мысли постепенно обретали четкость.
– Труп – не высохшая мумия? – уточнил я.
– Нет, просто постаревший. И худой, как чахоточный при издыхании. – Серега, заметив мою серьезность, посуровел. Насколько хмель позволял. – Могу дело показать. Там снимки есть и заключение экспертов. Нашли только возрастные изменения в тканях и биологический возраст определили лет восемьдесят – девяносто. Это я хорошо запомнил, патологоанатом с пеной у рта доказывал, что не наш это труп, сорокапятилетним быть никак не может.
«Только вершки силы снимают, не чета эгнорским «черным»… но это их, козлов, не оправдывает…»
– Что эксперты пишут?
– Знаки древнеегипетские, а «серп с молотом» ранее не встречались.
– Поня-а-атно, – протянул я, ни черта не понимая. Предстоит разбираться.
«Прости, Лизочка, еще на немножко задержусь. Не могу я местных «черных» оставить, ты же понимаешь! Знает эта падла «провидение», на что давить! Зуб на «черных» любого вида у меня огроменный…» – мысленно обратился к жене, мысленно же совершил «вдох-выдох» и окончательно настроился на деловой лад:
– Надо ехать на место происшествия, осмотреть все. Где это случилось?
– В Красноярском крае, тьфу, все время забываю, в Эвенкии, куда Тунгусский метеорит падал. Не совсем там, это я для примера. Что его туда занесло? Урку, я имею в виду, не метеорит.
– Ага… для примера… – произнес я механически, думая о другом.
«Неужели там, где ниточка силы? Возможно. «Черные» любят устраивать алтари в Местах силы… Черт, далеко от Закутка, в Эгноре на столько не видел. Хотя… там Мест силы хватает, а нити расходятся и закручиваются вниз, как бы вылетая из земли и возвращаясь обратно. Будто снаряды, по параболе. Я еще с магнитным полем их сравнивал, как его в учебниках рисуют. А земная нить вертикально вверх идет, словно луч света вертикально бьет. Точно! Вполне возможно, вполне. Или наоборот, откуда-то из космоса в землю лупит, с огромной высоты, которая теряется где-то в пространстве: свободным сознанием до конца не прослеживается, а ведь закон перспективы для нитей Силы неприменим. И Тунгусский метеорит как нельзя кстати… Надо ехать», – последнюю мысль озвучил.
– Надо ехать, – сказал со всей решимостью.
– Да убрали там все! Поздно, год прошел!
– Я не материальные следы собираюсь смотреть.
– А! Тогда, конечно, надо, – глубокомысленно подтвердил он, изображая понимание. – Поздно уже, пошел я. Завтра созвонимся насчет этого дела, – собранно сказал Сергей, всеми силами стараясь избавиться от хмеля. Моя отрешенная задумчивость, вкупе с серьезным, совершенно безрадостным лицом, произвели на него впечатление. Пошел одеваться.
Я его не провожал. И Зина не вышла.
Глава 13
Психолого-психиатрическая экспертиза прошла без проблем. В комиссию входили трое знакомых мне людей: психиатр, психолог и психотерапевт; старушка-терапевт, один незнакомый мужик и женщина-секретарь.
Сергей Викторович живо поинтересовался кошмарами. Ответил, что три ночи промучился – и прошли, ничего нового не вспомнил. Он посочувствовал, откровенно расстроился и пригласил на прием. С хмурым видом полистав свой солидный ежедневник, назвал примерно число, приблизительно через неделю – рабочее время, увы, не резиновое. Я согласился. Потом началась собственно экспертиза.
Куча вопросов – куча моих ответов. Фиона, привычно наплевав на мою страдающую совесть, беззастенчиво обрабатывала всех легким внушением. По очереди, сберегая ману. В полчаса уложились. Подождал в коридоре еще час, и мне выдали на руки заключение. Заметьте, на руки, а не курьером в милицию! Вывод: я дееспособный, вменяемый, только немножко забывчивый. У меня «посттравматическая ретроградная амнезия вследствие хронической психотравмирующей ситуации в детстве и острой психотравмы в недавнем прошлом на фоне острой тяжелой интоксикации ядом центрального нервно-паралитического действия. Расстройство дебютировало по причине резкого срыва механизмов психологической защиты в результате погружения в коматозное состояние второй степени». О как! Я был удивлен не меньше Сини, которая перевела мне этот диагноз с медицинского на русский. Впрочем, она отметила, что и сама пришла бы к похожему выводу, имея аналогичные исходные данные.
РОВД по-прежнему лихорадило. Следственные бригады не только не уехали, а наоборот, их количество выросло. Не дожидаясь увольнения, милицейские начальники и замы, сотрудники пониже и совсем рядовые, многие, у которых рыльце было в пушку, ушли «по собственному желанию». То же самое происходило в прокуратуре. В суде прошло заседание областной коллегии, и трое судей, включая председателя, были сняты с должностей. Мэр подал в отставку. На фоне этого безвластия повышение Сергея выглядело очень логично: кому-то же надо работать. В том числе и «неуловимых мстителей» искать, как меня, оказывается, прозвали в народе.
– Прекрасное заключение! – обрадовался друг. Я стал считать его другом вне зависимости от наших с Зиной отношений. – Дело я подготовил. Липовое, – нахмурился он. – На подлог пошел ради друга, впервые в жизни. Цени. На, изучай.
Сергей твердо сказал «друг». Не для красного словца, без иронии, легко, искренне, будто привычно. Мне было приятно.
Из дела следовало, что я уроженец поселка Таежный Кутинского района. Дата рождения пустая, регистрация – неизвестна.
– Но если выяснится…
– Не выяснится. Тот поселок лет двадцать назад сгорел во время верхового пожара. Особенно сильно пострадала администрация. Там и милиция была, и паспортный стол, и загс. Чистые бланки с печатями мне достались от предшественника. Они еще советские и ценности не имеют, но в таких случаях… сам видишь.
– Но ведь если проверять начнут…
– Если досконально проверять, то любую липу вычислишь, – с этими словами забрал у меня дело. – Говори точную дату рождения.
Я назвал ту же, что и московским следователям.
– С регистрацией просто – у Зинки пропишешься, вернее, у отца. Я поспособствую. Все. Эти бланки сегодня же окажутся в нашем архиве.
– Спасибо, такого не ожидал.
– Не за что. Я тоже многого от тебя не ожидал. Теперь по убийству Змея. Того урки, которого в Эвенкии на перо посадили, – и добавил с ухмылкой: – Когда явный «глухарь», то прокуратура не спешит забирать дело, а ведь по всем признакам должны были.
Фотографии: худой седой старик. Аккуратная рана в области сердца, словно черточка на татуировке. Она глумливо, издевательски отрезала от церковного купола крест. Снимки пестрели наколотыми храмами и надписями, создавалось впечатление, будто чистой кожи у Змея не было совсем. На бетонной могильной плите – пентаграмма в круге. В пяти углах пять иероглифов: вверху «серп», напоминающий символ «жнецов Неназываемого» – жрецов Вартараара, внизу… точно не «жертвенная плита». Да, скорее наковальня на подставке. Рисунки были сделаны черной краской, метод – аэрография из баллончика. Выполнены были мастерски, со вкусом.
– Сколько лет ему было?
– Сорок пять, что ли… В деле написано, посмотри.
Судмедэксперт: смерть в результате колотого ранения сердца. Оружие: нож, затупленный с одной стороны. Лезвие имеет наклон десять – пятнадцать градусов относительно оси удара в сторону острой кромки, возможно, искривлено в виде слабоизогнутого серпа. Биологический возраст: семьдесят пять – девяносто.
Историко-краеведческая экспертиза: сатанинское жертвоприношение с призывами к древнеегипетским богам-демонам раннего царства: Апоп, Анубис, Сет, Сехмет, Шу. Стилизованное изображение жертвенного кинжала и наковальни взято из древнешумерской мифологии. Назначение символов точно не известно, предположительно они относятся также к богам-демонам из верований древних народов междуречья Тигра и Евфрата. Отсутствие следов от свечей объясняется особенностью культов Древнего Египта и Шумера. Свечи пришли из более поздней европейской традиции (ответили на вопрос следствия).
Вот, выделено маркером показание пьяного местного жителя, эвенка:
«Около десяти вечера я видел, как со стороны поселка в сторону кладбища двигались пять-шесть человек. Один из них шатался и спотыкался как пьяный. Особых примет не заметил, одежду не запомнил, так как сам был нетрезвым».
Справка из авиакомпании. Ого, за летние месяцы через поселок до трех тысяч человек проходит! Ага, список… туристы и ученые к месту падения метеорита съезжаются. Так, справка из Академии наук. В этом году по их линии экспедиций не было, а если бы направляли, то совсем в другое место, в поселок Ванавара. Вартарара – поселок для туристов, он находится гораздо дальше от предполагаемого места падения.
Я невольно вздрогнул. Перевернул дело. Точно: поселок Вартарара, Эвенкийский район Красноярского края. После принятия Конституции 93 года стал одним из райцентров Республики Эвенкия. Как сразу внимания не обратил? Вартарара – Вартараар: сходство несомненное. Явный намек на коллегу моего «крестника»: темные боги, особенно из малых, имеют привычку выбирать себе схожие имена и священные символы. Не удивлюсь, если божок, вздумавший окучивать Землю, называется на «Ва». Да, «провидение» не ошибается, убедился еще раз.
Открыл первый лист. В поселке построено три небольших гостиницы, куча коттеджей. Летом заполняются почти под завязку. Опрос свидетелей: никто – ничего, кроме того пьяного «чукчи», которому веры – ноль. Больше ничего интересного в деле не было. Глухарь. На всякий случай запомнил имена всех опрошенных.
– Надо съездить. Место в магическом плане интересное.
– Тогда надо поторопиться, через месяц там снега по пояс.
– Успею.
– Ну-ну. На какие шиши? Я, конечно, могу дать, но не столько! Самолеты да вертолеты… и проживание там – будь здоров!
– Найду деньги, поверь. Не боись, грабить и обманывать никого не стану, – ухмыльнулся я, успокаивая напрягшегося Сергея.
Мысль, разумеется, мелькнула. И не только о том, как добыть средства, но и: «А зачем мне деньги, собственно? Без них доберусь!» Проводники, стюардессы, пилоты – легко справлюсь, если, конечно, «Ольга Андреевна» не попадется; однако…
Каждый раз, когда Фиона кого-нибудь обрабатывает, я испытываю сложное чувство. Будто я – эдакий Саурон, Темный властелин и прочие нехорошие личности; будто лично Вартараар, гаденько улыбаясь и алчно облизываясь, подглядывает из-за угла и приговаривает: «Ты – мой, ты – мой». Во мне поднимается волна негодования, которую приходится сдерживать, совесть в груди недовольно клокочет, нахохлившись, словно птица, в клетке запертая. И я теряюсь в догадках: то ли это на самом деле «наследство» поверженного божка, то ли издержки правильного воспитания, которое гласит: «Не делай другому то, чего не хочешь, чтобы сделали тебе». Фиона однажды уточнила: и то и другое и еще куча комплексов, все вместе именуемое таки да, совестью. Легче мне от подобного уточнения не стало.
Особых причин переступать через себя я пока не видел, время терпело.
– Надеюсь. А то не посмотрю, что друг… – сказал вроде в шутку, но в то же время…
Одним словом, мент. Не оборотень.
– Подожди, – остановил меня в дверях. – Что там, реальные зацепки? Можно командировку выбить.
– Нет, этого к делу не пришьешь. Но если злодеи там, я их увижу, – заверил я Сергея самым серьезным, убеждающим тоном.
«Да что ты! – съязвила Синя. – Подождешь там до очередного жертвоприношения и отсканируешь все ауры?» – Я от нее отмахнулся. На месте что-нибудь придумаю.
– Да, с этим денег не выбьешь, – с сожалением произнес Сергей. – Вот если бы оттуда нелегальные поставки золота через нашу фабрику отмывались, тогда другое дело. По слухам, Змей за рыжьем в те края поехал, и местные опера агентурные сведения о старательстве имеют. Без доказухи, к сожалению. Но буду думать, как тебя отправить.
Из милиции я сразу поехал в Дом быта «Заря», где среди магазинов, киосков, офисов мелких контор размещался салон «Спа». Елизавета, слава богу, была на месте.
Внаглую обработал ее внушением и устроился экстрасенсом. Неофициально. Деньги – в кассу, семьдесят процентов – мне. Цену назначаю сам, без прейскуранта, исходя из тяжести случая.
«Егор. Магистр белой магии. Чистка ауры, правка кармы, снятие сглаза и приворота, улучшение здоровья, аурная диагностика и другие магические услуги».
Эта надпись в понедельник появится на дверях моего кабинета, который рабочие побежали избавлять от хлама. Глухая каморка два на два метра, которую директриса Дома быта в моем присутствии передала Елизавете с радостью. За выходные ее отскоблят и покрасят, поставят два кресла: офисное на колесиках для меня и простое для посетителя… тьфу, посетительницы. Больше мебели не нужно.
Я стал магистром. В Эгноре мне до этого звания расти и расти. Земля оказалась раем для карьеристов: хлоп – и магистр. Да хоть архимаг! Удобно.
Вернувшись с работы, Зина со мной заговорила.
– На работу устроился? – спросила как ни в чем не бывало.
– Да, Елизавета Петровна соизволили меня взять, оказали милость, – ответил я, чувствуя облегчение. Наконец-то! А то эти дни неудобно себя чувствовал. Не виноватым, а именно неудобно. – Как отработала?
– Нормально. Вереса сегодня выписали. Представляешь, как быстро! Удивительно, – сказала и прошла на кухню.
Я за ней. Стал смотреть, как накрывает на стол.
– Он все это время разве у вас лежал?
– Ты что? В хирургии давно, я же тебе говорила. Сегодня поднялся ко мне. Знаешь, – задумчиво сказала Зина, садясь на табурет, – он все про нас позабывал, но что-то его гложет. Извиняется и сам не понимает за что.
– Бог ему судья.
– Конечно, – согласилась и встала. Продолжила резать-разогревать.
Несмотря на обиду, кухню она не бросала. Вернее, мы, как обычно, продолжали готовить по очереди.
– Я уже уходить собралась, а тут Лизка звонит. С того дня, когда ты в первый раз к ней подходил, не звонила, а тут вдруг… ни с того ни с сего. Мне любопытно стало. Приняла, говорит, твоего мужика на работу без документов, помни, мол, мою доброту. И еще много чего наболтала, – добавила, косясь на меня.
– Стерва она порядочная, – высказался я. – Под меня клинья подбивала, но я сразу отшил.
– Правда? – удивилась Зина. – А мне сказала, что ты не в ее вкусе и совсем наоборот все было… – и словно опомнившись, с недоверием: – И ты не поддался?
– Не-а, я стойкий.
– Вижу, что стойкий, – угрюмо подтвердила девушка, отвернувшись.
После ужина я полез в Интернет искать все, что относится к сатанистам, особенно с древнеегипетским уклоном. И о Тунгусском метеорите статьи почитать.
Ночью проснулся от прикосновения. Я лежал на боку. Зина в «ночной» футболке заняла вторую половину двуспальной кровати, впервые оказавшись рядом, в одной постели со мной. Получалось так, будто мы, старые муж с женой, спим после трудного дня, уставшие, любящие друг друга. Смотрели глаза в глаза и не могли наглядеться, боролись с Морфеем, но он победил, нас сморило. Я погрузился в мир снов глубоко, не вынырнуть, а Зина почему-то проснулась. Самыми кончиками пальцев стала водить по моему лицу, словно кистью по мольберту. Касалась аккуратно, нежно, опасаясь меня потревожить. Обрисовывала каждую черточку, будто запоминая, фиксируя в памяти навек, как перед расставанием. Я чуть колыхнул ресницы и сразу зажмурился, избегая встретиться с Зиной взглядом. Было щекотно, но в целом приятно. Пахло женщиной. Густой бархатный запах нес в себе флюиды желания.
– Зиночка, что ты делаешь, я не железный… – прошептал я, возбуждаясь.
– Нет, ты железный. А еще глупый. Я люблю тебя. Сначала думала, что здесь полюбила, в доме, но недавно поняла – влюбилась сразу, в больнице. Я тоже глупая. Ждала, ждала и… это ничего, что ты женат. Люби свою Лизу сколько хочешь, и дай бог ей здоровья, а меня просто терпи, хорошо? Молчи. Не прогоняй меня, как Лизку… – с этими словами впилась в мои губы.
Дальше случилась страсть. Немного разочаровало то, что наши ауры в кульминационный момент не слились. Кто не испытывал те ощущения, тот не поймет, в чем потеря, описать слияние невозможно, но в целом… дух ввысь взмывал, звезды счастьем полыхали, расслабление по телу растекалось. Истома укутала нас ласковым одеялом, и мы, обнявшись, уснули.
За пару часов утреннего сна мне успела присниться Лиза. Мы лежали на мягкой траве в нашем замковом парке. Она смотрела на меня, лукаво улыбаясь. Ничего не говорила. Теребила мне волосы, наматывая пряди на палец, и молчала. Потом приблизилась и коснулась влажными губами носа, обслюнявив его. «Я все вижу…» – хитро так прошептала, подмигивая. Там же, во сне, мне вдруг стало ясно, чего хочет любимая женушка, как озарение на меня сошло. Она говорила: «Ой, да все я понимаю, дорогой ты мой, не бери в голову, не терзайся. Жду тебя, томлюсь и скучаю. Завершай там дела, не тяни…» Мне стало легко и спокойно, словно в теплую воду окунулся, в надежное материнское лоно вернулся.
Субботу и воскресенье провел в Доме быта. Подсказывал рабочим, что надо делать, заодно увеличивал им усердие и ответственность, чтобы не спустя рукава работали. И сам не чванился, таскал ведра и тряпки. Наконец мы с Зиной притащили туда высокую напольную деревянную подставку из-под цветка, плафон на лампочку «под хрусталь» (на ту, что горела над дверью, своим видом и расположением делающая помещение похожим на туалет) и пару горшочков с живыми цветами. Горшки были в кашпо макраме, их можно было вешать на гвоздь. Что я сразу и сделал, украсив стены. Подставка заняла середину кабинета, за ней пристроили крутящееся кресло на колесиках, рядом с входной дверью нашлось место для простого, но вполне удобного кресла с деревянными подлокотниками. Цвет стен подсмотрел у гипнотизера, пастельно-бежевый. Ощутимо пахло свежей краской. За ночь, я надеялся, проветрится.
– Утром захватишь покрывало на кресла, я подберу, – посоветовала Зина, с сомнением глядя на вытертую обивку. Мебель, увы, была старой. Что, впрочем, привносило в холодное канцелярское помещение толику домашнего уюта.
– Возьму. А где, ты говорила, стеклянный шар можно купить?
Без хрустального шара какой ты маг? Правильно, никакой. Он, хрусталь, силу прибавляет. Разве не знали? Чакры опять же раскупоривает. И в будущее можно смотреть, и в прошлое. Незаменимая вещь в хозяйстве!
– В «Детском мире», – напомнила Зина.
Этот шар займет центр кабинета, ляжет на подставку из-под цветка. И к чародейству все будет готово. Секундочку, а документы? Любой уважающий себя маг просто обязан иметь дипломы и сертификаты в рамочках на задней стене, за спиной хозяина. Я себя уважаю. Трех ярких листов формата А4 должно хватить. Сегодня же скачаю, подрисую и распечатаю. Теперь все.
Первая посетительница пришла в одиннадцать. Ухоженная женщина лет под сорок в махровом халате. С одних процедур – на другие.
– Простите, я просто так заглянула, – сказала, якобы извиняясь, и скривилась, осмотрев обстановку.
Это она еще дипломы не прочитала. Грундская академия магии, аналогичное учебное заведение города Шелтона, где проходил специализацию в аспирантуре, и школа друидов Асмарского леса. Не тяп-ляп, а двадцать лет учебы!
– Пройдите, госпожа, осмотритесь, – напевно произнес я, стараясь говорить насыщенным баритоном. Медленно встал и важно, с достоинством поклонился.
Я был в китайском костюме, в том, который «от Версаче», в котором с Седым встречался. Только волосы были распущены и красиво ниспадали на плечи, закрывая их едва не до половины. К кожаному ободку, опоясывающему лоб, Зина прилепила какую-то блестящую висюльку, которая при любом движении щекотала мне переносицу.
Барышня фыркнула и сделала два шага по каморке. Потянув носом, поморщилась.
– Хоть бы проветрили, – проворчала, читая дипломы. – Вырядился, как в сетевом маркетинге, такой же мошенник… – шептала как бы про себя, но так, чтобы я слышал.
– Будет исполнено, госпожа, – снова поклонился и незаметно сунул в рот карамельку.
По помещению пробежал легкий ветерок. Всколыхнул нам волосы и вылетел в вентиляцию.
– Проветрил, госпожа. Не угодно ли присесть? – предложил я, изящным движением указывая на кресло.
Она тщательно скрыла удивление от внезапно возникшего и исчезнувшего сквозняка и теперь внимательно искала потайной вентилятор.
– Что ж, присяду. А где такие заведения находятся? Никогда не слышала, – спросила с усмешкой, намекая на «липовые» дипломы.
Ей было неудобно за халат, но виду не подавала. Она действительно просто так заглянула в приоткрытую дверь. Мне не верит и считает клоуном. Вот только вентилятор ее сбил. И где он, зараза?! Все это было написано на ее лице аршинными буквами.
– Неудивительно, госпожа, о них знают исключительно посвященные не ниже второй ступени. Это закрытый мир. – Я сидел, закинув ногу на ногу. – Создать ветер, свет – для меня сущая ерунда. Я – целитель, – заявил я гордо.
На лице женщины расцвела злорадная улыбка. Сразу забыла неудобство от халата и перестала искать вентилятор.
– Значит, вы, молодой человек, легко определите мою болезнь. Только не надо «что-то с желудком» и прочее. – Поудобней устроилась в кресле. – Я жду. Или мне руки на шар положить? – спросила совсем уж ядовито.
– Не надо. Шар – атрибут для простофиль, а вы умная женщина, – ответил я со всей серьезностью.
Женщина на лесть не поддалась. Ее лицо, высокомерное, видящее меня насквозь, не дрогнуло ни на мгновенье. Сфинкс, из любопытства разглядывающий суетливую мышь.
Я специально не задействовал Фиону, так мне было интереснее. Вот когда народ валом повалит или какое-нибудь неадекватное поведение встретится, другое дело. Пока Синя пусть отдувается, диагнозы подсказывает.
– Я владею аурной диагностикой, самой точной, – объяснил я предстоящее действо. – Просто сидите. Расслабьтесь.
– Я жду, молодой человек. Учтите, в случае неудачи к вам никто не придет. Я умею распускать слухи, а городок у нас маленький.
– Что ж, раз хотите услышать, то слушайте и не обижайтесь. У вас рак молочной железы второй стадии. Левой груди.
Она ожидала чего угодно, только не этого. Лицо начало вытягиваться, брови поползли на лоб, глаза выкатились из орбит. Рот открылся в беззвучном крике, все ее существо напряглось и устремилось куда-то ввысь, будто хотело сбежать отсюда немедленно, в сей же миг. Сбежать от мира вообще, не видеть и не слышать ничего… Когда напряжение достигло предела, ресницы хлопнули раз, другой; вскоре женщина заморгала все чаще и чаще и медленно, как бы скукоживаясь, стала вдавливаться в кресло. Наконец, тряся подбородком, плаксиво скуксилась и, закрыв лицо руками, принялась всхлипывать и судорожно вздрагивать, стесняясь разреветься открыто. Вдруг неожиданно быстро сорвалась с кресла и попыталась выскочить за дверь.
– Стоять! – рявкнул я, и фиолетовая сеточка оплела беглянке голову. – Сядьте и прекратите истерику. Судя по тому, что вы продолжаете ходить в солярий, вы либо не хотите верить в болезнь, либо потеряли надежду на выздоровление. – Синя подсказала мне, что при онкологии все физиопроцедуры противопоказаны.
– Я не знаю, что мне делать, – всхлипывая, ответила посетительница. – Мне хотят отрезать грудь, я стану уродиной и полысе-э-ю-у… – Фионе пришлось останавливать новый приступ плача.
– Дело ваше. Не желаете жить – не живите. Я вам не родственник и уговаривать не собираюсь. Но хочу сообщить, что вторая стадия рака груди лечится. Могу вас обрадовать, метастазы пока местные, так что операция с большой вероятностью будет успешной.
– Вы не понимаете! – отчаянно взмолилась она.
– И не собираюсь понимать, – жестко остановил я ее новые излияния, вот-вот готовые сорваться с губ. – «Исцеление» первого уровня берете? Две тысячи рублей, – сразу предупредил. Хотя это все равно нечестно, она любую цену заплатит за одно только слово «исцеление».
Рассеянно кивает. Шмыгает носом и утирается обшлагом халата: точь-в-точь как заплаканная пятилетняя девочка. Лишь черные потеки от туши портят впечатление.
– Предупреждаю, оно не вылечит до конца. Отсюда сразу в поликлинику, ясно?
Снова кивок. Бросаю в нее «исцеление». Женщина привстает со вздохом и расслабленно опускается.
– Что это было? – удивляется она, внимательно прислушиваясь к ощущениям.
Понимаю ее. Прилив сил и легкая эйфория. Кайф, слабый наркотический приход – как угодно назови.
– «Исцеление» первого уровня. Рак не вылечивает.
Тут я немножко слукавил. Лечит. Только мне придется жить рядом с ней в течение… месяц – минимум, но наверняка дольше, и заниматься исключительно ею, и бегать каждый день в лес заряжаться, да по нескольку раз. Это нереально.
– Точно не лечит?
– Абсолютно. Просто повышает сопротивляемость организма.
– Жаль.
– Вы свободны, госпожа, – сказал с глубоким поклоном, незамысловато отправляя женщину восвояси. – С вас три тысячи в кассу с пометкой «экстрасенсу». Тысяча – диагностика.
– Простите, я не представилась…
– Не нужно. До свиданья.
Больше сегодня никого не было. Кроме девушки с воспаленными глазами, которая просила приворожить молодого человека. Вежливо послал. Предварительно поговорив на тему безответной любви. Бесплатно.
Зато завтра, а еще больше потом… женщина оказалась идеальным рекламным агентом. А после включилось «сарафанное радио».
Скоро выяснилось, что у меня есть предел – девять человек в день. Дело было не столько в истощении маны (хотя теперь каждый вечер приходилось бегать в ближайший бор заряжаться), сколько в моих душевных силах и времени. Не получалось принимать пациентов быстро и не получалось не вникать в их проблемы. И что из того, что у меня одно лекарство на всех? Оказывается, еще можно половинным заклинанием работать, направляя его на нужные участки, и «вручную» править жизненные потоки в ауре – это при нервных расстройствах, без поражения органов.
За неделю заработал на дорогу «туда». Ну, может, чуть меньше. Еще неделя – и можно в путь. Заодно с родителями на нейтральной территории пересекусь, раз возникла оказия. Красноярск как раз на полпути между Закутком и моим родным Омском, где до сих пор живут мама с папой и откуда я сорвался сразу после женитьбы, переехав к бабушке в европейскую Россию. Точнее, в ее квартиру, которую она мне завещала. Саму бабулю я помню слабо – видел только в безоблачном детстве.
Получил паспорта: внутренний и загран. Последний – по совету Сергея:
– Бери! Пока есть возможность. Чувствую, Егор, вскроется наша «липа». Как старый опер чую, глубинной чуйкой, без доказухи… а! – отмахнулся от моих уточняющих вопросов.
Я пожал плечами. В принципе мне было все равно, главное, земных «черных» найти, а их следы вели не куда-нибудь, а в Египет. Так что документ мог пригодиться.
Судья – слава богу, попал не к Ольге Андреевне – прямо в кабинете выписала решение о выдаче мне документа, удостоверяющего личность, установленного законом образца, общегражданского паспорта гражданина РФ. Рассмотрев все материалы дела, которое Сергей предоставил лично.
– С этим решением обратитесь в паспортно-визовую службу, – пояснила, протягивая мне принесенное секретарем решение. – Аккуратнее с документами, не теряйте больше. – Сама доброжелательность.
Образ Фионы, которая мягко обрабатывала судью, представлялся мне лукавым, а мой, как обычно, недовольным.
Высокомерная женщина-капитан, на лице которой было написано: «Я здесь царица! На колени, просители!» – опять же под воздействием Фионы, с улыбкой приняла заявление. Там же, в паспортном столе, сфотографировали, по поводу моей полуседой, аккуратно подстриженной стильной бороды даже не поворчав.
Большая следственная бригада убралась наконец из города, оставив после себя временное начальство и пару московских следователей с оперативниками. Забрали всех арестованных, количество которых выросло чуть ли не вдвое. Местное отделение ФСБ поменялось полностью и увеличило штат до десяти человек. Они продолжали упорно искать «неуловимых». Город зажил своей обычной жизнью, ему перетряска начальства была до лампочки. Нет, не совсем обычной. Из ауры исчез подспудный страх, который ранее там присутствовал. Как я мог его не замечать? Вон, явные следы. На «девочек» пенять было нельзя: они через свободное сознание не видят.
– Слухи о тебе по городу ходят самые невероятные! – «обрадовала» меня Зина в субботу вечером перед сном, после разговора по телефону. Вообще-то излишней болтливостью она не страдала, но последние четыре дня ее телефон не умолкал: по мою душу звонили.
Когда Зина, смущаясь, объяснила, что в родительской кровати чувствует себя неудобно, я внял и «переехал» к ней. Отказываться от завязавшихся отношений, глядя в счастливые глаза девушки, не посчитал нужным. Лиза, как я надеялся, поймет. Да и кто ей доложит?
– Ты, видите ли, рак и все на свете лечишь. А вот привороты принципиально не делаешь и даже проклятие наслать можешь, если к тебе приставать. Почему мне ничего не рассказываешь? – шутливо «обиделась», толкая меня в плечо, и со словами «колдун бесчувственный» отвернулась… на две секунды.
Мое семейное положение не обсуждалось. Ни «кто она?», ни «а где она сейчас?», ни есть ли у меня дети или, наконец, когда я собираюсь домой – подобные темы не поднимались ни разу. Не говоря уже о вопросе ребром: «А кого ты больше любишь?» Разговоры шли исключительно вокруг быта или наших общих интересов. Меня это устраивало.
– Много будешь знать – скоро состаришься, – отшутился я. – Есть такое понятие – врачебная тайна!
– Да ну тебя! Смотри, скоро комиссия с горздрава заявится, мне подружка одна разболтала, и из налоговой прийти могут. А почему так дорого берешь? Мне все уши прожужжали, просят цену скинуть.
– Комиссию не боюсь – и не таких видывали, а беру совсем не дорого, а столько, на сколько трачусь. Тщательно померил свои силы, взвесил, подсчитал – результат в кассу, – сказал, подмигивая девушке. Подумав, все же признался: – Деньги срочно нужны, много.
– Зачем тебе деньги? Ты… уезжать собрался? – спросила, не скрывая беспокойства.
– Тебе Сергей разве не рассказывал? А! Ну да, знаю. Он конспиратор еще тот и мент до мозга костей. А секрета нет. Мне надо в Эвенкию, и чем быстрее, тем лучше. Там скоро снег выпадет.
– Не только Сергей, но и ты не болтливый, – проворчала девушка и, опомнившись, ахнула: – Как, в Эвенкию? А зачем тебе туда?
– Забыл сказать, извини. Сергей «глухарь» один показал, по моей специальности дело. Надо помочь.
– За свои деньги?! Они что там, в милиции, с ума посходили!
– Ты не поняла, Зиночка, это для меня важно. Очень.
– Ну, если очень, тогда… конечно. Все, давай спать. – Мы просто уснули. Все-таки обиделась.
Зина встала ни свет ни заря и приготовила завтрак. Подождала меня с тренировки и заявила:
– Скажи, Егор: если я сегодня найду деньги, ты возьмешь меня с собой? – спросила самым серьезным тоном.
– Сегодня? В воскресенье? На двоих? – На каждый вопрос следовали уверенные кивки. – В тайгу, комаров кормить? Возьму. Давай деньги. – Я отнесся к ее заявлению с иронией.
– Ешь – и поедем.
Оказывается, Славик был еще тем куркулем. Он хранил деньги не только в банке, но и в «банке». Зарывал таланты в землю в прямом значении слова «талант» – тяжелая золотая или серебряная монета.
– Он давно готовился к посадке, – объяснила мне Зина по пути за город.