Новый мир Дивов Олег

Ого. Даже так. Я ответила на рукопожатие, показала ему на свободный стул:

– Прошу вас. Убедитесь в моих полномочиях, – я протянула левую руку.

– В этом нет необходимости. Я получил приказ буквально через пять минут после нашего с вами разговора. Хотя, пожалуй, вам стоит убедиться, что я тот, за кого себя выдаю.

Кажется, он решил, что для меня это испытание – коснуться запястья его левой руки, с раскрытой ладонью и шестью растопыренными пальцами. Я получила на чип пакет, внимательно просмотрела – да, все прекрасно. Действительно, направлен ко мне консультантом в связи с проводимой мною подготовительной работой по встрече иностранной делегации. Приказ подписан министром Колином Ронту.

– Капитан Хикати, мы здесь без чинов.

– Как скажете, мисс Берг. Лишь бы всем было комфортно. – Он посмотрел на Веру Харрис.

– Часть помощников я вправе выбирать сама, – пояснила я, верно истолковав его взгляд, мол, что здесь делает федеральный агент? – Что ж, раз зашла речь о комфорте… Мистер Хикати, почему вы удалили лишний палец только на одной руке?

– Потому что три года назад я прищемил его дверью. И раздробил. Можно было срастить, но я решил, что это повод от него избавиться. Он мне к тому моменту уже порядком надоел, как бородавка на причинном месте. Не хватило смелости отчекрыжить сразу оба, почему-то думалось, что меня как-то изменит нормальное число пальцев на руках, опять же, это хоть неправильная, но моя часть, жалко же просто взять и отрезать ее. А если мне не понравится? Поэтому я ограничился только одним. Мол, если все будет хорошо, то и второй отхвачу. Впоследствии я здорово пожалел о своем малодушии. Потому что мне понравилось без пальца, но совершенно не понравился наркоз. У меня непереносимость на средства для локальной анестезии, а насчет общего я не знал, поэтому мне дали его. Я чуть не помер, – он картинно пофыркал и пожал плечами. – Так и хожу теперь. Я вам честно скажу: каких-то особенных проблем с шестью пальцами нет, но наш мозг заточен все-таки под пять. И что делать с шестым, мозг представляет очень плохо. Я, например, использую лишний мизинец как предмет на случай, если мне потребуется совершить невротическое движение. Встречный вопрос, мисс Берг: вам не страшно ввязываться в этакую переделку?

– Страшно, конечно, – ответила я хладнокровно.

– Это хорошо, – он заулыбался, показывая неровные зубы.

Поразительный человек. Другой бы на его месте уже к двадцати исправил столько недостатков своей внешности, на сколько денег хватит. Как минимум – лишние пальцы, зубы, тон кожи, фигуру. А этого ничего не заботило. И я поняла, что имела в виду Вера, упомянув о его обаянии. Спать с ним я не стала бы, но находиться с Хикати в одной комнате было приятно.

Я бы сказала, тепло.

– Я опасаюсь людей, которые ничего не боятся. Особенно женщин. У мужчин это еще может быть неопытность, а у женщин точно – проблемы с психикой.

– Тем не менее вы несколько лет сотрудничали с Орденом Евы, – я закинула пробный шар.

– Ну это громко сказано, – он не смутился ни капельки. – Я старался вынуть оттуда свою семью. Я понял, что в лоб проблему не решишь, придется искать обходные пути. Честно говоря, не особо преуспел. Но кое-кого я все-таки спас!

– Обходные пути – это брак с мальчиком, притом что вы любили его мать?

– Вы отлично осведомлены, – похвалил он меня. – Я люблю, когда обо мне все знают. Значит, я уже точно никого не шокирую. Понимаете, с моим интеллектом это проблема. Я все время забываю, что другие люди не так умны, но зато болезненно самолюбивы и перегружены всякими стереотипами. Я, кстати, всегда спорил с коллегами на предмет стереотипов. Я вот считаю, что они нужны человеку. Они помогают ему структурировать время и пространство своей жизни. Избавляют его от мучительных раздумий по каждому пустячному поводу. Все, в чем нуждается человек со стереотипной психикой, – это знать, какие у него стереотипы, откуда они взялись, где они полезны. И, конечно, помнить, что у другого человека есть свой набор и его надо уважать.

Я ответила легкой улыбкой и включила чайник на подогрев.

– Я не очень-то болтлив обычно. Просто сейчас я несколько смущен. У меня тоже есть стереотипы. Я ничуть не жалею о своем браке. Малыш Нюр – вы бы его видели. Это одно из самых красивых и гармоничных человеческих существ в мире. Но что ему светило бы в секте? Его бы изуродовали. Он нежный, чуткий, его психика такова, словно он живет без кожи и всякое грубое слово отзывается в нем физической болью. Он совершенно не способен злиться, завидовать, ненавидеть. Он не от мира сего. Да, я женился на нем. Потому что это был единственный способ вытащить его из тюрьмы, в которую превратилась его семья. А его мама… Человек слаб. Это я про себя. Я бы даже сказал, он не слаб, он иногда безволен и склонен думать теми местами, которые для размышлений непригодны. Я не уверен, что любил эту женщину. Иногда мне кажется, это была такая острая и предельно извращенная форма ненависти. И она была взаимной, вот ведь что притягивало. Представьте себе два отрицательно заряженных полюса магнита – и они притягиваются вопреки всем законам физики. Загадка? Тайна? Противоречие? Это пьянящий коктейль. Но потом мне пришлось лечить похмелье от него. Жаль. Она умная женщина. Очень умная. Знаете, я даже мысленно никогда не называл ее по имени. Она великая женщина. Но при этом – самая большая дура, какую я только знал. Когда я понял, что она дура, мне стало скучно. Я забрал из семьи – и, соответственно, секты – Малыша Нюра, двух его сестер и ушел. Нюра с сестрами я отправил в хорошее место, а сам окунулся в работу. Я так соскучился по нормальной работе за эти годы, вы себе не представляете.

Я машинально следила за ним. И внезапно поняла, что он ни капельки не лжет. Его жесты, мимика, даже легкий невроз, проявлявшийся в манере прятать лишний мизинец, – они абсолютно соответствуют и интонациям, и словам. Лоренс Хикати был цельным и прямодушным человеком. Невероятно. При такой внешности и таких мозгах его должно было разрывать на части между жалостью к себе и ненавистью к миру.

– Мистер Хикати, вы, похоже, довольны собой.

Он засмеялся – по-детски открыто.

– Мисс Берг, ну что вы! У меня есть зеркало, и я каждый день вижу в нем то же самое, что вы видите сейчас напротив себя. Конечно, было время, когда я очень огорчался. Иногда я плакал. Любовь моей мамы ко мне казалась патологической, жертвенной – ну как можно любить вот такое? – он обеими руками показал на свой живот. – Но я довольно рано получил надежное свидетельство того, что Господь добр. Красивое тело – это талант, как считали древние греки. У меня его нет. Но есть другие таланты! Когда я понял, как щедро одарен, то перестал сердиться на зеркало. У меня есть особый дар, я не стесняюсь его, напротив, стараюсь поделиться им со всем, что вижу. Я, видите ли, умею любить. Я умею и люблю любить. Я люблю постоянно, каждую секунду, у моей любви может быть множество форм, но нет ограничений – она бездонна и бесконечна, во всем мире нет ничего, что могло бы взять ее полностью. И все живое отлично чувствует во мне этот талант. Моя мама как-то сказала, что в Средние века меня непременно сожгли бы на костре, сочтя колдуном. Я рассмеялся: разумеется, нет! Потому что судьи и палачи ответили бы взаимностью на мою любовь и пальцем бы меня не тронули. Секс? Мне не отказывают, и это не хвастовство. Просто я вижу, какой любви недостает человеку – плотской, духовной или же любви разума. Ищет человек любовника, брата или коллегу. И я могу и хочу дать ему то, о чем он мечтает! Таким даром наделил меня Господь. Так и это не все! В придачу к дару он дал мне хорошие мозги, чтобы я умел правильно распоряжаться своим духовным сокровищем. Думаю, я хорош таким, каким родился. Я живу в мире с собой.

– Ваша мама говорила, что вы атеист.

– С ее точки зрения – да. Я всегда отказывался ходить в церковь. Зачем мне церковь, зачем писания, молитвы, ритуалы, когда я каждый день вижу Господа вокруг себя? Я вижу Господа творящего – в каждой частичке этого прекрасного мира. Я вижу Господа справедливого – в том, как недостатки уравновешиваются достоинствами. Я вижу Господа милосердного – в том, что доброты в мире больше, чем ненависти. И это так, иначе наш мир не смог бы развиваться. Мне не нужно все то, чем люди обставляют свою веру. Вот ведь навыдумывают себе разных ритуалов, а их необходимость оправдывают божественной волей. Еще что-то там пытаются познать, объяснить… Да не нужно это! Господь создал наш мир от любви. От любви не к кому-то или чему-то, а просто от любви. Безадресной и безусловной. Не нужно тут ничего объяснять или познавать. Нужно просто любить.

– А как же спасение души? Бессмертие?

Хикати пожал плечами:

– Так это же литературная версия закона сохранения энергии, не более того. А что касается…

– Секты, – перебила я с улыбкой. – Мистер Хикати, за что вас хотят убить?

Слабое место у него все-таки было. Потому что он растерялся, и даже его радужное обаяние на миг пропало.

– Что вам известно о секте такого особенного?

– Да ничего, в том-то и дело, – огорченно признался Хикати. – Мне так и не удалось пролезть в их штаб. Грустно, да, но мои ученики талантливей меня. Но я еще побарахтаюсь!

– Я гляжу, сам факт покушения вас не шокирует.

– Если честно, меня бесконечно шокирует способ. Бедные собачки. А покушения я ждал. Строго говоря, меня предупредили.

– Были угрозы?

– Нет-нет! – Хикати заулыбался. – Предупреждение. Видите ли, эта секта не угрожает. Они учли опыт предшественников и не оповещают весь белый свет о своих намерениях. Вы даже вообразить не можете, сколько убийств происходит ежедневно только потому, что человек перешел дорогу сектантам или оказался им больше не нужен. И эти убийства с виду никак не связаны между собой. Если бы наши массмедиа узнали хотя бы о десятой части, человечество уже билось бы в панике.

– А вы?

– Разумеется, я делаю все, что в моих силах. Но я сам знаю лишь о методах, а не о конкретных исполнителях. Да, я могу по некоторым признакам определить, что за тем или иным убийством стоит секта. Таким образом я вычисляю примерно пять-шесть процентов всех преступлений.

– Погодите, вы хотите сказать, что секта занимается преднамеренным уничтожением людей?

– Именно так. Каждый день погибает несколько десятков человек. По всей галактике.

– Но это же масштабы войны.

– А вы рассчитывали, что с вами будут вести мирные переговоры? – Хикати очень неприятно рассмеялся. – Делла, оставьте эти иллюзии. Впрочем, о чем это я… Я тоже ведь прекраснодушный идиот. Пытался управиться своими силами. Мне казалось, это игра. Опасная, но игра. А теперь я хожу, улыбаюсь, флиртую с женщинами, но ни на секунду не забываю, что каждый мой новый день может оказаться последним.

Я ничего не ответила. Вера, сидевшая напротив молча, словно растворившись в атмосфере, следила за Хикати прищуренным колючим взглядом.

– Леони, – вздохнул Хикати. – Леони Хоффманн. Мать Нюра. Да, вы правы, все из-за нее. Она моя ученица. Моя, черт побери, лучшая ученица. Она гениальна. Она совершенство. Я влюбился в нее с первого взгляда. Она была студенткой, а я – я уже немолодой, некрасивый. Что мне было делать? Конечно, я постарался поразить ее своим умом. Получилось. Она вытирала ноги о своих ровесников, но не отрывала взгляда от меня. Я помню, была история, ее обвинили в доведении до самоубийства. Я виноват просто по уши, потому что тогда дал показания в ее пользу, не разобравшись. Мне и вправду показалось, что это совпадение. Лишь много позже я понял: Леони испытала свое оружие на очередном поклоннике. Да, он был тот еще мерзавец, никто с этим не спорит, но она – она-то убийца. Понимаете, она любила меня потому, что я знал больше нее. Она всегда хотела властвовать. Безраздельно. Психология ей была нужна как средство. А я – пожилой осел, который развесил уши и сам, своими руками, своими мозгами обучил ее. Я понимаю, что на моем месте мог оказаться кто-нибудь другой. Да хоть Антуан Моро.

– Который недавно умер? – уточнила Вера.

– Убит, – поправил Хикати. – Вот вам и пример убийства сектой… Впрочем, я уже изложил свои соображения насчет Моро, надеюсь, меры будут приняты… Понимаете, для Леони было не так важно, кто станет ее учителем. Она настолько талантлива, что ей требовалась лишь база, фундамент. Кирпичики, из которых можно выстроить свою систему. Когда я понял, что она пользуется мною, что сердца у нее нет, то разорвал наши отношения. Она даже не огорчилась. Наши пути разошлись, я получил увлекательную работу вне Земли. Она тоже. И спустя много лет мы снова встретились. Она почти не изменилась. У нее было восемь детей, рожденных от пятерых мужей. Младшему сыну, Нюру, тогда едва исполнилось восемнадцать. Она так и не научилась любить, зато осознала, что страсть может быть приятной. А я потерял голову. Она наотрез отказалась выходить за меня замуж. И сказала, что дочерям тоже не позволит. Мол, если я хочу войти в семью, могу жениться на ее сыне. А я взял и женился. Так я оказался в Мюнхене, в этом Институте, из которого секта сделала базу… Поначалу мне очень нравилось. Первые два часа. Это ведь превосходная идея – используя психологические приемы, сделать человечество добрее и чище. Построить новый мир, как они это называют. Но, конечно, я не первый день живу на свете. Такие идеалы всегда заявляет организация, которая мечтает не о новом мире, а о власти над тем, что есть. Всегда. Но я виду не подал. Я подумал: да не глупей же я своей ученицы. Они хотят завербовать человечество? А я завербую их самих.

Он сплел пальцы в замок, с некоторым удивлением посмотрел на них.

– Да. Я дурак. Я недооценил Леони в одном отношении и переоценил в другом. Она действительно талантливей меня. Я до сих пор не нашел средства, которое позволяло бы нейтрализовать ее методики полностью… я близок к решению, уверен, что справлюсь, результаты обнадеживают. Тогда мы сможем реабилитировать решительно всех рядовых членов секты и случайных свидетелей. Да-да, я говорю о случаях загадочной амнезии – в том числе. Но основную свою задачу я вижу не в излечении, а в профилактике. Я работаю над тем, чтобы дать людям оружие от вербовки. Чтобы люди могли сопротивляться. А здесь до результата еще очень далеко. Все методики, которыми пользуется секта, разработала Леони. И я напрасно ждал, что она посвятит меня в свои секреты. Конечно же нет. Она надеялась вынуть из меня что-нибудь еще. Она чрезвычайно жадна до новых знаний. Только она дура. Она не понимает, что обречена. Зачем главарям секты человек, который не менее властолюбив, но притом способен их подвинуть? Я не знаю, сколько она еще проживет – день, неделю? Вряд ли больше. Секта близка к цели. Поэтому будет избавляться от всех, кто способен конкурировать с главарями. Леони отвергает эту мысль. Ей кажется, что уж ее-то не тронут никогда.

– Когда вы с ней разговаривали? – спросила Вера.

– Сегодня, – убито признался Хикати. – Сразу после того, как узнал, что на меня выставили капкан. Я сказал ей, что она следующая. Она только рассмеялась.

– То есть вы уверены, что она не имеет отношения к покушению на вас?

– Не ее стиль, – поморщился Хикати. – Начинить живых собак взрывчаткой… нет. Она психологический палач, а не физический. Знали бы вы, какое отвращение она питает ко всему физиологическому! Я не понимаю, как она сумела родить восьмерых. Она хвасталась тем, что за всю жизнь ни разу не прикоснулась к мужским яичкам. Она даже никогда не купала своих детей сама.

– Но ей не требовалось самой убивать вас. Достаточно приказать другим – низшим исполнителям, – сказала Вера.

– Нет, – Хикати устало покачал головой. – Нет. Понимаете, она могла позвонить моей матери и убедить ее убить меня. Раз плюнуть. Кроме того, это Леони Хоффманн. Она всегда использует только самые надежные и эффективные средства. Расставлять капкан в виде собак? А где гарантия, что я непременно погибну? Нет такой гарантии.

Он зачем-то блаженно улыбнулся, и в этот миг я поняла секрет его притягательности. Он сумасшедший. И его все равно убьют.

Потому что он, при всем своем жизнелюбии, очень хочет умереть.

Он смог пережить все удары судьбы, смог примириться со всей несправедливостью по отношению к себе – нелепая внешность, глупая мать, – но не смог перенести испытание любовью. Красивая, но бессердечная Леони Хоффманн победила его. Он никогда не поверит, что эта женщина не способна любить хоть кого-то. Хоть даже себя.

И он умрет, как только ее не станет.

Я переглянулась с Верой – она думала о том же самом, с грустью глядя на удалого ловеласа, который в действительности не был ни удалым, ни ловеласом.

Жаль. Очень жаль. Жаль, что я разведчик, а не Спаситель.

Я ничего не могу сделать для него. Наверное, я вообще ни для кого ничего не могу сделать. Я даже Августа не сумела спасти по-человечески. Да, он жив. Но радуется ли он своей жизни?

– Лоренс, вы знакомы с кем-либо из сектантов здесь, в Шотландии? – спросила Вера.

– Нет. Поймите, я же теоретик. Мой круг общения в Мюнхене состоял буквально из нескольких человек за пределами семьи. Я говорю о сектантах, разумеется, так-то людей было больше. Я же сказал, мне не удалось внедриться. И виной тому, – он хихикнул, – ревность Леони. Она почему-то очень боялась, что я променяю ее на другую женщину. Или мужчину.

– В руководстве секты есть мужчины? – спросила я. – Как я слышала, Орден Евы – женская организация.

– Есть, и много. Пожалуй, что и побольше, чем женщин. Это я даже не рассматриваю Орден Адама. Но я их не видел. Поэтому, боюсь, в собственно расследовании помочь не могу. Впрочем, вы ведь можете запросить мое досье из архива. Когда я переехал в Шотландию, то дал показания. Но там, объективно, ничего серьезного. Увы, я действительно могу помочь вам лишь как консультант.

– Сколько времени вам нужно, чтобы определить, состоит ли человек в секте?

– Несколько секунд. Разговаривать не обязательно. Достаточно посмотреть, как человек движется. Видите ли, в секте практикуются обязательные занятия спортом, точнее, это что-то вроде танцев, хотя они называют это йогой. Пластика и моторика меняются уже через несколько месяцев.

– Вы что-нибудь слышали о заграничных связях секты?

Хикати пожал плечами:

– Она везде. Есть центры и в Эльдорадо, и в Куашнаре, и даже в Шанхае. Хотя в Шанхае специфика. По этому направлению работала группа, глубоко засекреченная, и все, что мне о ней известно, – китайцы ее вычислили и уничтожили. Насчет Куашнары ничего не знаю вообще, а насчет Эльдорадо – там центр на базе Университета Мехико. Разумеется, философский факультет.

Так-так. Именно там учился Энрике Вальдес.

– Ваши знакомые сектанты не хвастались, случайно, что завербовали крупного политика или чиновника в Эльдорадо или в Куашнаре?

– Хвастались. Еще как! Их послушать, так вся эльдорадская хунта и весь куашнарский госаппарат – под сектой. Но я не верю. Видите ли, есть несколько уровней вербовки. Вот так, как работает Леони, – поступают только на Земле и в крупных колониях. Ну и значимых людей так берут. Это самый надежный способ. Но он требует большого числа подготовленных специалистов. А где их взять? Поэтому вербуют другими способами. Иногда даже шантажом. Соскочить с такого крючка проще простого. Поэтому я не верю в надежность сетей дальше четвертого радиуса. Там много простонародья, живущего в общинах, но эти общины никакой роли не играют. Пушечное мясо при необходимости, не более того. В руководстве секты нет ни одного выходца из общины. Социальные лифты в секте работают только до определенного этажа. А дальше – стоп. Если кто-то и набирает достаточный авторитет, от него избавляются. И чаще всего – руками федеральных властей.

– Вы утверждаете, что руководство сектой идет с Земли?

– Естественно. Я полагаю, что главари – респектабельные люди, скорей всего опытные политики, может быть, на уровне сенаторов. Нас ждут большие неприятности. Вопрос лишь в том, какие у заговорщиков намерения – собираются они ломать нынешнюю систему до основания или что-то останется… А уж война будет, это к гадалке не ходи.