Дело «Тридевятый синдикат» Шелонин Олег

1

– Ах, какой парфюм! – Жан де Рябье галантно оттопырил зад, склоняясь перед Марьюшкой. Хрящик на горбатом носу забавно дергался. Неотразимый обольститель усиленно обнюхивал свою даму сердца.

– Да-да.– Марья-искусница согласно кивнула, стараясь не морщиться. Надушен и напомажен был русский француз так, что с души воротило. Она попыталась проскользнуть мимо навязчивого хлыща.

– Я только что из Парижа,– важно заявил Жан де Рябье, перегораживая дорогу,– так там сейчас в моде розовая вода. Баснословных денег стоит. Специально для вас, мадам… через все границы…

– Мерси.– Марьюшка сделала реверансик, принимая изящный флакончик, и проворно юркнула в ближайшую дверь. Жан сунулся было следом, но торопливо отпрянул при виде бердышей, скрестившихся перед самым его носом.

– Пардон,– прогнусавил он, сообразив, что чуть не вломился в царскую опочивальню.

– Слушай, что такое пердон? – спросил один охранник у другого, задумчиво глядя вслед удаляющемуся щеголю.

– Сам не чуешь?

– А-а-а, понял.

Марьюшка сидела на царском ложе и дрыгала ногами в ожидании, пока назойливый ухажер удалится, мягко говоря, куда подальше.

– Сядь как положено. Ты, как сестра царицы, должна подавать пример,– назидательно проговорил кто-то,– этикет должна соблюдать, даже когда ты наедине сама с собой.

Марьюшка повертела головой. Голос шел из-под подушки.

– Ага! – азартно воскликнула она.– Вот ты где! – Плюхнувшись всем телом на подушку, Марьюшка придавила попытавшееся улизнуть оттуда зеркальце и, схватив его, как победитель принялась диктовать условия: – Значится, так, мое серебряное. Перво-наперво покажешь мне моего суженого-ряженого.

– Нашла цыганку,– пыхтело зеркальце, тужась вырваться из цепких пальчиков озорной девицы.– Откуда мне знать, кто твой суженый?

– Давай-давай! А то все Василисе расскажу. Как за членами царской фамилии подглядывало, как словеса им дерзкие да непочтительные выговаривало…

– Это когда? – искренне изумилось зеркальце.

– Да только что.

– Шантаж!

– Конечно, шантаж. Ладно! Даю задание полегче. Покажи кого-нибудь из мужей государственных.

– Тебе зачем? – насторожилось зеркальце.

– Похихикать хочу,– честно призналась Марьюшка,– они такие забавные. До сих пор понять не могу, как такие чудики государство поднять сумели.

– Папина школа,– строго сказало зеркальце,– по его заветам живут! И показывать я ничего не буду. Люди серьезными делами заняты. Мало ли какие они сейчас секреты важные обсуждают.

– Папа, папа…– хмыкнула Марья-искусница.– Только и слышу со всех сторон «папа» да «папа». Все стены его портретами увешаны. И везде он разный. Разве что по платью несуразному сообразить можно, что это папа.

– Что ж делать? Кроме ближайших соратников, его толком и не видел никто. А из них живописцы… сама понимаешь.

Марья-искусница подняла голову. Прямо перед ней висели самые удачные, по утверждениям авторов, портреты. Один кисти министра финансов, другой – воеводы разбойного приказа, третий – мирового судьи. К последнему полотну приложили усилия все три головы – и Правая, и Левая, и Центральная. Споры, какой мазок куда положить, в судейской коллегии были жаркие. По окончании работы Горыныч, украшенный многочисленными синяками и шишками, потребовал зашить треснувшее по всем швам полотно и повесить его на самое почетное место. Марьюшка с удовольствием взялась за эту ответственную работу. Залатала так, что ни одного стежка заметно не было. Но в тронный зал, как требовал мировой судья, портрет вешать не стали.

– Я хочу почаще видеть эту дивную картину,– дипломатично сообщила судье Василиса.

Польщенный Горыныч удалился вершить свои судейские дела, а его бессмертное творение заняло место в опочивальне царственной четы. Абстракционисты удавились бы от зависти, лицезрея этот шедевр, но в бывшем Кощеевом царстве изобразительное искусство еще не шагнуло так далеко, а потому все, кому посчастливилось его видеть, расползались в разные стороны, держась за животы. Соловей и Чебурашка, прослышав о небывалом успехе Горыныча, решили тоже попробовать свои силы на этом поприще, в результате чего опочивальня пополнилась еще двумя шедеврами. Нужно признать, что их полотна были более реалистичными. На них хотя бы можно было разобрать, где у «папы» рука, а где нога. Если, конечно, внимательно приглядеться.

Марьюшка вздохнула. Жаль, ее в посаде не было в те бурные дни. Хоть одним глазком увидеть бы этого «папу»! Таинственная личность. О чародействе его могучем в народе легенды ходят. Даже отец Митрофаний в своих проповедях боится «папу» трогать. Все очевидцы в один голос твердят: крест на груди у него поболе, чем у батюшки их прихода. А уж как кочевряжился святой отец, прежде чем ее, Марьюшку, окрестить согласился. Девушка потрогала сквозь тонкое полотно крохотный серебряный крестик, уютно расположившийся в ложбинке меж юных упругих грудей. «Господь не простит! Колдовством балуется! Чародейством!» Спасибо царю-батюшке… Марья-искусница тихонько засмеялась, вспомнив эту сцену. Трое суток два батюшки бражничали, а на четвертые тот, который царь, запретил похмелять того, который поп, пока последний обряд по всем правилам не совершит. А потом святой отец и сам удивлялся. Ни громы небесные не поразили, ни болезнь черная не коснулась чародейки. Принял Марьюшку крест.

– Тогда вот что,– решительно проговорила девица, стряхнув воспоминания,– раз друзей нельзя, то покажи-ка ты мне ворога нашего, Кощея Бессмертного.

– Не могу,– вздохнуло зеркальце,– мне на то специальное распоряжение поступило.

– От кого?

– От кого, от кого! Кто мне может распоряжения давать?

– Да ну тебя,– обиделась Марьюшка,– то нельзя, это не могу. Что ты вообще можешь? Папу показать можешь?

– Скажешь тоже! Папа в тридевятом. Туда только Кощей пробиться мог, когда в силе был. Яга, в принципе, тоже может…

– Короче, ни фига ты не можешь! – вынесла свой приговор Марьюшка, заталкивая зеркальце обратно под подушку.– Будем делать оргвыводы.

Спрыгнув с постели, девушка подбежала к малоприметной двери в углу спальни, сунув голову внутрь, пошуршала там и, удовлетворенно выдохнув, выудила из чуланчика метлу.

– Прости, Господи, душу грешную, заблудшую.– Марьюшка неумело перекрестилась, оседлала метлу и, сделав лихой вираж, вылетела в распахнувшееся перед ней окошко.

2

Илья небрежно щелкал по кнопке мышки, с неподдельным интересом наблюдая за мелькающими на экране картинками. Тренькнул телефон. Капитан с досадой посмотрел на трубку.

– Заткнись,– приказал он ей. Трубка не послушалась. Вздохнув, Илья сдернул ее с рычага.– Что, Юрьич, неймется? А вот кукиш тебе с маслом…– злорадно пропел он, мельком взглянув на номер, высветившийся на телефоне.

– Продолжай, продолжай. Я слушаю.

– Э-э-э… виноват, товарищ полковник! Обознался. Исправлюсь. Отработаю. Не подведу!

– Нашел кому мозги компостировать,– добродушно хрюкнул в телефоне голос Ухтомского.– А то я не знаю, что у тебя аппарат с определителем. Чем занимаешься?

– Работаю, товарищ полковник. В поте лица своего, можно сказать,– сообщил Илья, продолжая щелкать мышкой. На мониторе в такт щелчкам возникали и исчезали фигурки обнаженных девиц.

– А конкретнее?

– Ориентировки листаю.

– Не заливайте, господин поручик. Чтоб Ржевский накануне отпуска листал ориентировки?

– Истинный крест! – не моргнув глазом соврал капитан.

– Он на тебе? – поинтересовался полковник.

– На мне.– Илья на всякий случай пощупал цепочку на шее, вздохнул и открыл окно с рабочими файлами.– Работаю,– теперь уже с чистой совестью доложил он и не удержал тяжелого вздоха.

В трубке засмеялись:

– На рыбалку едешь?

– Не на чем,– последовал не очень вежливый ответ. Капитан с самого начала разговора понял, чего от него ждет высокое начальство.

– А у меня еще джип не обновлен,– довольно прозрачно намекнул полковник.

– Что? На джипе в Лукоморье?!! Ни за какие коврижки!

– Не пугайся. Нашли местечко поближе. Сашок уже неделю туда мотается. Прикармливает.

Илья облегченно вздохнул. Два последних отпуска были безнадежно испорчены этими двумя неофитами, слепо уверовавшими в чудеса тридевятого царства. Причем оба решили, что пропуском туда является оглушающая доза алкоголя. Пресловутая заимка в таежной глуши, на самой окраине Рамодановского края, стала их постоянной базой для неумеренных возлияний в ожидании чуда. Чуда не происходило. Однако пыл сослуживцев не угасал. Они верили!

– Одно условие. Завтра в семь ноль-ноль к управлению. Как штык. Кожевников везет туда…

– А я обратно? – насторожился капитан.

– Зачем, – хмыкнула трубка.– Олежка Молотков подъедет.

– Тьфу! – Илья, не дождавшись коротких гудков, шваркнул трубку на аппарат. Он уже понял, что и этот отпуск проведет в обществе в стельку пьяных сослуживцев, которые, назюзюкавшись, будут требовать от него раскрыть им секрет перехода в «мир иной». К концу отпуска у него, как правило, возникало желание на полном серьезе туда их и отправить, ибо сам Илья к зеленому змию резко охладел. Сытый голодного не понимает, трезвый пьяного не уважает.

Капитан взглянул на ориентировки, поморщился и переключился на предотпускной режим работы, хохмы ради высветив их на экране всех скопом, и аж подпрыгнул. Вирус! Самый натуральный вирус прокрался в его интернетовский гарем. Огненно-рыжая девица яростно гоняла обнаженные натуры растрепанной метлой по всему экрану. Последние, не выдержав напора, поспешно покидали порнографический файл. Разогнав нудисток, девица сердито вскинула помело на плечо:

– Чтоб я еще раз по собственной воле в тридевятое! Срам!

– Вот это те…– Илья заткнулся на полуслове. Назвать телкой эту умопомрачительную красотку язык не поворачивался. Милое, тонко очерченное сердитое личико. Волна золотых волос, расплескавшихся по плечам. Наивные ямочки на щеках. Легкомысленный курносый носик… Илья был сражен. Он неотрывно смотрел в бездонные голубые глаза юной красавицы, не в силах стряхнуть наваждение. Только рука его как бы жила самостоятельной жизнью и щелкала, щелкала… Печать. Печать. Печать… Очнулся он, лишь когда раздался требовательный писк принтера. Кончилась бумага. Илья потряс головой и только тут сообразил, что нежданный визитер так же внимательно изучает его скромную персону.

– Так вот ты какой… папа.

– Э-э-э… я вообще-то холостяк,– заволновался Илья, мучительно соображая, какой из давних грешков вдруг всплыл на поверхность,– на хорошем счету, порочащих связей не имею.

– Это хорошо,– успокоенно вздохнула воительница,– а то я уж испугалась. Девки какие-то срамные вокруг. Куда, думаю, попала?

И тут до капитана дошла вся нелепость ситуации.

– Ну все! Приплыл! С вирусами базарю.

– С какими вирусами? – не поняла красавица.

– С очень симпатичными,– вздохнул капитан.

– Я не вирус.– Девушка, догадавшись, о чем идет речь, мило улыбнулась.– Я – Марья-искусница.

– Слушай, а ты, случаем, не из тридевятого будешь? – настороженно спросил Илья.

– Нет, это ты из тридевятого,– склонила головку Марьюшка.– Волшебная страна. Я у Яги по блюдечку таких чудес у вас насмотрелась! Куда там нашим коврам-самолетам да сапогам-скороходам.

– Василиса Премудрая, Никита Авдеевич… знаешь их?

– Конечно,– засмеялась Марьюшка,– кто ж не знает воеводу? А Василиса – сестра моя старшая.

– Вот здорово! – обрадовался Илья.– Как они там без меня с нечистью управляются? Все ли живы-здоровы?

– Слава богу.– Марьюшка попыталась перекреститься левой рукой, затем, решив, что это неудобно, скинула помело с плеча и перекрестилась правой, как положено.– Все хорошо у нас.

– А чего это ты с метлой ко мне в гости пожаловала? – Илья улыбнулся, откровенно любуясь красавицей.

– На всякий случай,– пояснила Искусница.– Вдруг удирать от кого придется, куда ж я без своего коня, да еще в незнакомом месте?

– Так ты у нас? – Илья чуть не подпрыгнул от нетерпения.– Координаты. Я подъеду.

– Э нет, папа.– Марьюшка лукаво погрозила пальчиком. Ей явно понравился энтузиазм Ильи.– Дома я. Правда, не в покоях своих, а у Яги, но все равно дома. А здесь только дух мой. Так что уж лучше вы к нам, папа.

– Да какой я папа! – возмутился капитан.

– Все тебя так величают,– пожала плечами Марьюшка,– ты всему государству нашему папа.

– Слушай,– взмолился «папа»,– пусть государство ваше меня как хочет называет, а ты зови меня просто Ильей. Можешь даже Илюшей. Я не обижусь.

– Ладно,– легко согласилась Марьюшка.– Иван сына своего так назвал. В твою честь, между прочим.

– Как побратим там мой царствует? – полюбопытствовал польщенный капитан.

– Хорошо,– вздохнула Марьюшка.– Сильные мы стали. За три года как на дрожжах выросли. Посольств развелось – тьма-тьмущая. Лебезят. Заискивают. Мир, дружбу предлагают.

– Ай да Иван! – искренне удивился Илья.– Его бы в Кремль к нам пригласить. Годика на три.

– А при чем здесь Иван? Все государство по твоим заветам живет. Вот и поднялись.– Марьюшка еще раз вздохнула.

Все, что запомнилось Илье от тех трех сумасшедших дней в тридевятом, так это беспробудная пьянка с редкими моментами просветления сознания. «Что ж я такого умудрился назавещать им, чтоб за три года…» Капитан был искренне удивлен, но заострять внимание на этом вопросе не стал, дабы не попасть впросак.

– Что-то подозрительно ты вздыхаешь. Ну-ка выкладывай, что там у вас стряслось.

– Понимаешь, папа…

– Илья,– нахмурился капитан.

– Илья,– торопливо поправилась Марьюшка,– странные дела в государстве твориться стали. Василиса, о народе своем заботясь, царским винокурням приказала эликсира производство сократить, а его все не убавляется. Формула твоя под страшным секретом хранится – даже я не знаю, где она схоронена,– а царь-батюшка не успевает подпольные заводы накрывать. И что удивительно: деньги после таких облав в казну возами тянут. Злато, серебро. Эликсиру – море, а из варнаков этих, что супротив указа царского пошли, никого споймать не можем. Эликсир тот мы потом в страны заморские продаем за злато полновесное, супротив наших цен в десять раз дороже. Дабы народ русский в трезвости держать, сестрица моя специальный указ издала – продавать хмельное только в специальных винных лавках, торговлю начинать не раньше полудня и заканчивать еще до зорь вечерних. А народ почему-то пьет все больше и больше. Вот я и подумала: неспроста все это, завелся в государстве нашем какой-то лиходей. Поначалу на Кощея думала, так он неотлучно в темнице сидит. Каждый день проверяем. Варнаков всех мировой судья поел. Тишь да гладь. Дядя Соловей – воевода приказа нашего разбойного – только руками разводит. Ничего, говорит, поделать не могу. Очень хитрая вражина попалась. Ну, думаю, кто, кроме папы… э-э-э… Илюшеньки… ой…– Марья-искусница смешалась и стремительно залилась румянцем.– Короче, кроме тебя, некому этих злодеев поймать.

Слегка обалдевший от полученной информации Илья тоже покраснел. Правда, совсем по другой причине. Он понял, что за заветы взяла на вооружение его лихая команда в тридевятом, и теперь просто не знал, что сказать так понравившейся ему девице.

– Я… это… думаю, тут не один злодей работает,– выдавил он наконец из себя.

Марьюшка вопросительно посмотрела на капитана.

– Одному ему не потянуть. Тут действует корпорация. Я бы даже сказал – синдикат. С хорошо развитой инфраструктурой, налаженной разведкой. Иначе кто-нибудь давно бы уже попался.

Марьюшка восхищенно смотрела в рот легендарному «папе», замирая от восторга.

– Ну что ж. Открываем новое дело.– Илья, воодушевившись, азартно потер руки.– Заодно и с заветами моими… гм… разберемся. Как бы его назвать? О! Дело «Тридевятый синдикат». Идет?

– Идет… кто-то.

Изображение Марьюшки начало таять.

– Стой! – завопил капитан.– А как я-то к вам…

Но было уже поздно.

«Программа выполнила недопустимую операцию и будет закрыта. Если эта ошибка будет повторяться в дальнейшем, рекомендуем обратиться к разработчику»,– мелькнула надпись на мониторе, и все погасло. Окончательно и бесповоротно.

– Ну ты как, готов к активному отдыху? – Сияющий Кожевников сунулся в дверь и торопливо захлопнул ее с другой стороны.– Что-то папа наш не в духе,– пробормотал он.

Из-за стены слышалось рычание «папы», вытрясавшего из компьютера остатки его электронной души.

3

– Ягуся от зависти лопнет.– Кощей потер руки, любуясь на творение своих рук. Золотой поднос, закрепленный на хитроумно сконструированных подпорках, был готов к работе.– Ну-с, начнем.

Он оглядел стол. Ваза с фруктами была пуста, от яблок остались только огрызки. Зато до яиц он добраться еще не успел. Недолго думая Бессмертный схватил самое большое и запустил его по подносу, на котором тут же появилась надпись «Сельский час».

– Наша птицефабрика,– бодро затараторила толстушка, стоя в окружении тучи пищащих цыплят,– второй год работает по новой прогрессивной технологии…

– Э нет,– Кощей потянулся за яйцом.– Не для того я столько времени пыхтел, чтобы на цыплят любоваться.

Однако яичку хотелось любоваться именно на них, а потому оно резво увернулось из-под пальцев Бессмертного и принялось носиться по поверхности подноса хитроумными зигзагами, передавая последние вести с полей. Но Кощей оказался шустрее. Прихлопнутое бессмертной ладошкой яичко хрустнуло.

– Я заказывал крутые! – возмутился Бессмертный. По «экрану» подноса растекался яичный желток в обрамлении обломков скорлупы.– Черт знает что! Я сегодня не занимаюсь пением. У меня вообще разгрузочный день! А они мне одних рябчиков целую дюжину прислали… чертову,– подсчитав, уточнил он и взял с опустевшего блюда последнюю птичку.– Может, ананас запустить? Интересно, что он покажет?

Кощей тщательно вытер поднос и запустил по его ободу ананас.

– «Дикая Роза». Это что-то новенькое…

Однако насладиться «Дикой Розой» ему помешали громовые раскаты. Люцифер, как всегда, появился эффектно. В окружении молний и запаха серы. Всполохи электромагнитных полей заставили поднос нервно дернуться. Отброшенный ананас просвистел над головой Бессмертного и вылетел в окно. Под звон разбитого стекла поднос ярко вспыхнул, внутри что-то щелкнуло, и он затух.

– Тебя тут только не хватало! – рассвирепел Кощей.

– Вот это хоромы! – пробормотал Люцифер, удивленно оглядываясь по сторонам. Он перевел взгляд на Бессмертного.– Кощей,– ахнул он,– ты ли это?

– Я, я! – прорычало Его Бессмертие.– Чтоб тебя черти… такой агрегат мне спалил! Еще раз вломишься без предупреждения, я за себя не отвечаю! Ты меня знаешь!

Кощея было не узнать. Куда девался костлявый зелененький старикашка? Весь он был кругленький, пухленький, и, что самое интересное, на Кощеевом лице играл здоровый румянец. Единственное, что его роднило с прежним бессмертным злодеем, так это склочность характера, неугомонность и суетливость.

– Тунеядцы,– прошипел дьявол,– опять подставили. Ну как в таких условиях работать? Представляешь,– пожаловался он Кощею,– доложили, что ты тут в застенках томишься…

– Правильно доложили,– сердито пробурчал Кощей,– томлюсь. Одиночка здесь. И свободных мест, кстати, нет. Так что шел бы ты… туда, откуда пришел.

– А может, потолкуем? – неуверенно спросил окончательно сбитый с толку Люцифер.

– Ой, ну до чего ж ты некстати… фу, ну и амбре… хоть бы серу с копыт смыл, прежде чем визиты порядочным людям наносить.

В руках Бессмертного появился флакончик тройного борзенского с фиалковым экстрактом, его содержимое перекочевало на голову нечистого.

– Так-то лучше,– буркнул Кощей.

Не успевший закрыть глаза Люцифер взвыл дурным голосом. Кощей тем временем, не обращая внимания на причитания нечистого, подтащил его к стенному шкафу и деловито принялся заталкивать внутрь.

– Зачем? – отбрыкивался Люцифер, яростно растирая слезящиеся глаза.

– Зачем, зачем! Не хватает, чтобы меня застукали в таком обществе,– бурчал Кощей, захлопывая дверцу.– Ко мне сейчас делегация должна прийти, а ты всю камеру своими миазмами провонял.

В шкафу было довольно пыльно. Дьяволу мучительно захотелось чихнуть, но он сдержал свой порыв и вместо этого приник к щели. Кощей же, торопливо побрызгав воздух, спрятал флакончик в стол и взгромоздился на кресло, жалобно пискнувшее под ним. Здоровьица у Бессмертного явно прибавилось за последние три года.

– Отожрался,– прошипел Люцифер из своего укрытия,– в кандалы небось не влазишь.

Прореагировать на эту реплику Бессмертный не успел, так как в дверь деликатно постучали.

– Ваше Бессмертие, к вам можно? – В «камеру» осторожно сунулась напомаженная голова Жана де Рябье.

– Валяйте, только пошустрее. У меня сегодня дел невпроворот,– нетерпеливо махнул рукой Кощей.

Следом за Жаном, выполнявшим функции гида и по мере надобности переводчика, в «камеру» робко вошла толпа расфуфыренных дам и джентльменов в черных фраках.

– Здесь, как вы сами можете видеть, содержится главный государственный преступник нашего замечательного царства. Руками не трогать, мадам. Полировка… сами понимаете…

Мадам испуганно отпрыгнула от секретера, ажурная конструкция которого привела ее в восторг.

– Как видите, методы перевоспитания на Руси значительно отличаются от западных стандартов. Впрочем, об условиях содержания под стражей вы можете сами узнать из первых рук, так сказать.

Жан картинно простер руку в сторону Бессмертного. Вперед выступил пожилой джентльмен с черной тростью в руках. Скинув цилиндр, он почтительно поклонился и произнес на чистейшем русском языке:

– Позвольте представиться. Лорд Велингтон. Британский посол.

– Ну и?..– воинственно подбоченился Кощей.

– Разрешите несколько вопросов?

– Разрешаю, разрешаю,– махнул пухленькой ручкой Кощей.

– С чем связана столь разительная перемена в вашей внешности? По слухам, раньше вы имели нездоровый зеленоватый цвет лица.

– А! – Бессмертный раздраженно сморщился.– Местные знахари забавляются. Гемоглобин какой-то в крови поднимают. Самоучки доморощенные. Насмотрятся по блюдечку чепухи всякой, а потом на несчастном узнике эксперименты ставят.

– Еще утверждают, вы были невероятно худым…

– С голода пухну!

– Вас плохо кормят? – обрадовался посол.

– Ужасно! – сердито отозвался Кощей.– Да вы сами посмотрите. Икра черная.– Бессмертный брезгливо ткнул вилкой в блюдо, до краев наполненное икрой.– Блины. Сметана. И все это третий месяц подряд. Мне бы кусочек хлебца черненького с водицей ключевой, а тут рябчики какие-то, ананасы… Супу хочу! Горохового! И редьки побольше! – Кощей горестно смотрел на потухший поднос.– Так и передайте своему монарху… или монархине. Не знаю, кто там у вас на престоле сейчас сидит. Единственного узника на Руси голодом морят.

– Единственного? – удивился джентльмен.

– Наши правоохранительные органы,– немедленно встрял Жан де Рябье,– работают на таком высоком профессиональном уровне, что преступность полностью ликвидирована.– Он подхватил джентльмена под локоток.– Кажется, Его Бессмертие не в духе. Не будем беспокоить.– Жан деликатно развернул лорда в сторону двери.

– Стекольщика пришлите,– крикнул им вслед Кощей,– я сквозняков боюсь. А еще лучше подготовьте новую камеру. Попросторнее. А то здесь развернуться негде. Обязательно чего-нибудь заденешь.

– Не волнуйтесь, Ваше Бессмертие. Мы все уладим.

Как только дверь за делегацией закрылась, Люцифер, чертыхаясь, выполз из шкафа и с наслаждением отчихался.

– Да, тесноватая «камера»,– ехидно заметил дьявол, озирая утопающий в роскоши зал.

– А мне тесно! – Кощей капризно надул губы.

– Слушай, а этот напомаженный хлыщ не врет? Что-то мне не верится, что на Руси ни одного преступника не осталось.

– Ни разу не видел, как Горыныч судебные заседания ведет?

– Знаменитый мировой судья? – усмехнулся дьявол.– Не имел счастья.

– Твое счастье, что не имел счастья. Хотел бы я видеть тебя на процессе, скажем… на скамье подсудимых.

– Неужто так страшно? – хмыкнул Люцифер.

– Горыныч у нас забавная зверушка,– уклончиво буркнул Кощей.– Так чему обязан? Выкладывай.

– Э-э-э…– Люцифер смущенно замялся.– Чтоб мне провалиться! Абсолютно не готов к разговору.

– Ну так проваливай! Чего резину тянешь?

– У вас уже резину изобрели? – изумился дьявол.

– Изобретаем,– нетерпеливо отмахнулся Кощей,– не отвлекайся.

– Ладно,– вздохнул Люцифер,– давай о деле. Я пришел дать тебе свободу! – напыщенно заявил он. Еще раз окинул взглядом «узилище» и поспешно добавил: – Если ты, конечно, не возражаешь.

– Ха! Неужто душу за нее мою потребуешь? – радостно засмеялся Кощей.

– Ну что ты,– поморщился Люцифер.– Иметь дело с твоей душой… нет уж, увольте. Хлопотное это дело. У меня есть предложение получше. Видите ли, Ваше Бессмертие,– дьявол доверительно подхватил Кощея под пухленькую ручку,– есть возможность свести счеты с нашим общим врагом.