Стрелок. Извлечение троих. Бесплодные земли Кинг Стивен

18

С каждой секундой Балазар нервничал все сильнее. Слишком долго. Слишком надолго они там засели, и как-то у них слишком тихо. Он слышал, как где-то далеко, может быть, за квартал отсюда, двое кричали друг на друга, а потом раздался какой-то грохот, похожий на выстрелы… но когда ты занимаешься таким делом, каким занимается Балазар, ты не слишком-то переживаешь о каких-то там выстрелах.

Крик. Это был крик?

Не важно. Мало ли что там творится за квартал отсюда… тебя это никак не заденет. Ты превращаешься в мнительную старушенцию.

И все равно: по всем признакам дело плохо. Просто погано.

– Джек? – выкрикнул он в сторону закрытой двери.

Никакого ответа.

Балазар открыл левый верхний ящик стола и достал пистолет. Это был не маленький «кольт-кобра», удобный для ношения в потайной кобуре, а здоровенный «Магнум-357».

– Чими! – позвал он. – Ты мне нужен!

Он резко задвинул ящик. С тихим шелестом карточная башня рухнула. Балазар даже и не заметил этого.

Чими Дретто – все его двести пятьдесят фунтов весу – возник в дверном проеме, заполнив его целиком. Он увидел, что Папа Босс достал из стола пистолет, и немедленно вытащил свой из-под клетчатого пиджака таких кричащих цветов, что стороннему наблюдателю вполне можно было бы заработать себе ожог сетчатки, если бы он имел неосторожность смотреть на него слишком долго.

– Мне нужны Клаудио и Трикс, – распорядился Балазар. – Быстро давай их сюда. Наш малыш, кажется, что-то удумал.

– У нас там проблема, – сообщил Чими.

Взгляд Балазара метнулся от двери туалета к Чими.

– У меня здесь своих полно, – сказал он. – Ну и что там у вас еще?

Чими облизал губы. Он не любил сообщать Папе Боссу плохие новости, даже при обстоятельствах более благоприятных… а уж когда Папа Босс смотрел на него так…

– Ну, – протянул он и опять облизал губы. – Видите ли…

– А быстрее нельзя, мать твою? – заорал Балазар.

19

Рукоятка из сандалового дерева была такой гладкой, что Эдди, впервые взяв револьвер, едва не уронил его себе на ногу. Он был таким большим, что казался вообще допотопным; таким тяжелым, что Эдди решил держать его двумя руками. Отдача, предположил он, вобьет меня в ближайшую стену, если эта штука вообще выстрелит. И все-таки что-то в нем тянулось к этому револьверу, что-то в нем отвечало ясному предназначению оружия, сознавало его кровавую историю и хотело ее продолжить.

Его держали в руках только самые лучшие, подумалось Эдди. По крайней мере до сих пор.

– Ты готов? – спросил Роланд.

– Нет, но все равно давай.

Левой рукой он сжал левое запястье Роланда. Тот приобнял его за плечи горячей правой.

Вместе они шагнули через «порог», из ветреной тьмы на пляже в умирающем мире Роланда, в прохладное свечение туалета в офисе Балазара в «Падающей башне».

Эдди моргнул, привыкая к свету, и услышал в соседней комнате голос Чими Дретто:

– У нас там проблемы.

Не у вас одних, подумал Эдди, и тут его взгляд наткнулся на аптечку. Дверца была открыта. Он вспомнил, как Балазар приказал Джеку обыскать туалет, а Джек спросил, есть ли там место, о котором он не знает. Прежде чем ответить, Балазар помедлил, а потом сказал: «На задней стенке аптечки есть небольшая панель. Я там держу кое-какие личные вещи».

Андолини отодвинул металлическую панель, но обратно задвинуть забыл.

– Роланд! – прошептал Эдди.

Роланд приложил к губам дуло своего револьвера, требуя тишины. Эдди беззвучно скользнул к аптечке.

Кое-какие личные вещи оказались бутылочкой с суппозиториями, номером иллюстированного журнала под названием «Детские игры» (на обложке красовались две обнаженные девочки лет восьми, целующиеся взасос) и десятью упаковками кефлекса. Эдди знал, что такое кефлекс. Все наркоманы, подверженные всяким общим и локальным инфекциям, как правило, знают.

Кефлекс – это антибиотик.

– У меня здесь своих полно, – говорил Балазар за стенкой. Он явно торопился. – Ну и что там у вас еще?

Если уж это ему не поможет, тогда ничто уже не поможет, подумал Эдди. Он сгреб упаковки с лекарством и хотел было сунуть их в карман, как вдруг вспомнил, что у него нет карманов, и издал какой-то сухой лай, совсем не похожий на смех.

Он сложил упаковки в раковину. Потом они их заберут… если будет это потом.

– Ну, – говорил Чими. – Видите ли…

– А быстрее нельзя, мать твою? – заорал Балазар.

– Старший брат этого малыша… – начал Чими и умолк. Эдди замер, держа в руках последние две упаковки кефлекса, и склонил голову, прислушиваясь. Сейчас он действительно был похож на псину с обложки старых пластинок RCA Victor.

– Что с ним? – нетерпеливо спросил Балазар.

– Умер, – выдавил Чими.

Эдди уронил кефлекс в раковину и рывком повернулся к Роланду.

– Они убили моего брата, – сказал он.

20

Балазар открыл было рот, чтобы сказать Чими, дабы тот не приставал к нему с такой ерундой, когда есть проблемы гораздо важнее, как, например, это свербящее чувство, что малыш собирается его кинуть, пусть даже с ним там Андолини, и вдруг услышал голос парнишки так же явственно, как тот, вне всяких сомнений, слышал разговор Балазара и Чими:

– Они убили моего брата.

Внезапно Балазар перестал волноваться о своем товаре, о вопросах, оставшихся без ответа, о чем бы то ни было, кроме того, что надо бы остановить все это, пока ситуация не вышла из-под контроля.

– Убей его, Джек! – выкрикнул он.

Ответа не было. Потом он услышал, как малыш повторил:

– Они убили моего брата. Они убили Генри.

И внезапно Балазар понял – вот именно, понял, – что малыш обращается не к Джеку.

– Давай сюда всех джентльменов, – велел он Чими. – Всех до единого. Сейчас мы поджарим задницу этому говнюку, а потом оттащим его на кухню, и я лично откручу ему башку.

21

– Они убили моего брата, – сказал Узник.

Стрелок не сказал ничего. Он только смотрел и думал: Эти бутылочки. В раковине. Это то, что мне нужно, или он так считает, что мне это нужно. Пакетики. Не забыть. Не забыть.

Из другой комнаты:

– Убей его, Джек!

Ни Эдди, ни сам стрелок не обратили на это внимания.

– Они убили моего брата. Они убили Генри.

В соседней комнате Балазар рассуждал о том, как он отвинтит голову Эдди в качестве трофея. Стрелок находил в этом какое-то странное утешение: оказывается, они не такие и разные, эти два мира.

Тот, кого звали Чими, принялся громко орать, зовя остальных. Послышался вовсе не джентльменский топот бегущих ног.

– Ты собираешься что-то делать или так и будешь стоять здесь? – спросил Роланд.

– Да, кое-что я собираюсь сделать, – ответил Эдди и поднял револьвер стрелка. И хотя еще пару минут назад он был уверен в том, что ему придется держать этот револьвер двумя руками, сейчас обнаружилось, что он это делает с легкостью.

– И что же это? – Собственный голос показался Роланду каким-то далеким. Он еле держался, его сжигал жар лихорадки, но сейчас его охватил другой жар, слишком знакомый. Тот, который обуял его в Талле. Жар схватки, который сжигает все мысли, оставляя одно желание: прекратить думать и начать стрелять.

– Я собираюсь объявить им войну.

– Ты не знаешь, о чем говоришь, – сказал Роланд. – Но ты узнаешь. Сейчас мы войдем в ту комнату. Ты иди вправо, я – влево. Из-за руки.

Эдди кивнул. Они вышли – на свою войну.

22

Балазар думал, что выйдет Эдди, или Андолини, или и тот, и другой. Он совершенно не ожидал, что вместе с Эдди появится какой-то мужик, абсолютно ему незнакомый – с грязными черными волосами, в которых проглядывала седина, и лицом, как будто высеченным из камня десницей некоего жестокого божества. На мгновение он растерялся, не зная, в кого стрелять.

У Чими, однако, такой проблемы не возникло. Папа Босс расстроился из-за Эдди. Значит, сначала займемся Эдди, а об этом catzarro позаботимся позже. Чими тяжеловесно развернулся в сторону Эдди и трижды нажал на спусковой крючок своего автоматического пистолета. Гильзы сверкнули в воздухе. Эдди увидел, как здоровый детина поворачивается к нему, и, пригнувшись, рывком скользнул по полу, как какой-нибудь разбушевавшийся малый на конкурсе диско-танцев, который в пылу борьбы сбросил с себя свой костюмчик а-ля Джон Траволта и нижнее белье в придачу; его мужское достоинство болталось туда-сюда, а голые колени сначала нагрелись, а потом обожглись о пол по мере нарастания силы трения. Прямо над ним в пластиковой панели под сучковатую сосну образовались три дырки. Осколки посыпались ему на плечи и голову.

Боже, не дай мне умереть таким голым и жаждущим дозы, взмолился Эдди, понимая прекрасно, что такая молитва не просто вопиющее богохульство, но еще и вопиющая нелепость. Но остановиться он не мог. Пусть я умру, но пожалуйста, дай мне еще разок уколо…

Револьвер в левой руке стрелка грохнул. Если на открытом морском берегу грохот выстрела был просто громким, то здесь, в помещении, он был оглушительным.

– Боженька! – сдавленно выкрикнул Чими Дретто. Удивительно, как он вообще сумел крикнуть. Грудь его внезапно проломилась, как будто кто-то швырнул в бочку кувалду. На белой его рубашке уже проступали алые пятна, словно на ней расцветали маки. – Боже Иисусе! Боже Иисусе! Боже…

Клаудио Андолини отшвырнул его в сторону. Чими с грохотом повалился на пол. Со стены свалились две фотографии в рамках. Одна из них, на которой Папа Босс вручал какому-то улыбающемуся пареньку кубок «Спортсмена года» на банкете Полицейской атлетической лиги, приземлилась Чими на голову. Осколки стекла рассыпались по его плечам.

– Боже Иисусе, – прошептал он в последний раз, и кровавая пена выступила на его губах.

Следом за Клаудио двинулся Трикс и еще один парень из тех, кто сидел в кладовой. В обеих руках Клаудио держал по автоматическому пистолету; у парня из кладовой была винтовка «ремингтон» со стволом, обрезанным так низко, что она походила больше на крупнокалиберный «дерринджер» с тяжелым случаем свинки; у Трикса Постино – скорострельный М-16, который он называл «чудесной машиной Рэмбо».

– Где мой брат, ты, урод наколотый? – заорал Клаудио. – Что ты сделал с Джеком?

Его, похоже, не слишком интересовал ответ, потому что он начал палить из обоих стволов, еще не закончив орать. Я – труп, сказал себе Эдди, а потом Роланд выстрелил снова. Клаудио Андолини отлетел назад, окутанный облаком собственной крови. Пистолеты выпали из его рук и, проехав по столу Балазара, грохнулись на ковер посреди разбросанных карт. Кишки Клаудио шлепнулись на стену за секунду до того, как он сам о нее ударился.

– Прикончить его! – вопил Балазар. – Прикончить призрака! Мальчишка один не опасен! Он всего лишь наркоман с голой задницей! Призрака надо кончать! Застрелить его к черту!

Он дважды нажал на спусковой крючок своего 357-го. «Магнум» стрелял почти так же громко, как револьвер Роланда. Пули его не прошили панели стены, у которой стоял Роланд, аккуратными дырочками – они разнесли панели в щепки по обеим сторонам от головы стрелка. Зазубренными лучами в дырки полился белый свет из уборной.

Роланд нажал на спусковой крючок.

Только сухой щелчок.

Осечка.

– Эдди! – выкрикнул он, и Эдди поднял свой револьвер и нажал на спусковой крючок.

Громыхнуло так, что на мгновение Эдди подумалось, что револьвер взорвался у него в руке, как тогда у Джека. Отдача не вмазала его в стену, как он опасался, но все-таки ощутимо дернула руку, рванув сухожилия.

Он увидел, как часть плеча Балазара исчезла в облаке алых брызг. Балазар завизжал, точно раненый кот, а Эдди завопил:

– Наркоман не опасен? Ты так сказал? Так ты сказал, мудила? Хотел нас с братом прикончить? Я тебе покажу, кто опасен! Я тебе…

Громыхнуло так, как будто кто-то швырнул гранату. Это парень из кладовой выпалил из своего «ремингтона». Эдди откатился в сторону. Очередь пробила, наверное, сотню мелких дырочек в стене и в двери туалета. Кое-где выстрел обжег голую кожу Эдди, и тот только теперь сообразил, что, если бы парень стоял чуть ближе, а площадь обстрела была меньше, он бы просто испарился.

Черт, все равно я уже покойник, сказал он себе, наблюдая за парнем из кладовой, который только что перезарядил свой дробовик и теперь прикладывал его к плечу. Он усмехался. Его желтые зубы явно давно не водили дружбу с зубной щеткой.

Господи, я умру от руки какого-то мудака с желтыми зубами, а я даже не знаю, как его звать, подумал Эдди словно издалека. Но я хотя бы разочек попал в Балазара. Хотя бы это я сделал. Стрелял ли Роланд еще? – Эдди не мог припомнить.

– Я возьму его! – весело заорал Трикс Постино. – Не мешай мне, Дарио! Уйди!

Но лишь только парень по имени Дарио отошел, Трикс открыл огонь из «чудесной машины Рэмбо». Тяжелый грохот автомата заполнил весь кабинет Балазара, в результате чего Эдди остался жив. Дарио уже взял его на мушку, но не успел он нажать на спуск, как очередь из автомата Трикса разрезала его пополам.

– Прекрати, идиот! – заорал Балазар.

Но Трикс либо не слышал, либо не мог уже остановиться, либо не хотел. Губы его растянулись в акульем оскале, обнажив зубы, блестящие от слюны. Он поливал свинцом комнату от стены к стене. Панели на стенах рассыпались в пыль, фотографии в рамках взорвались облаками летящих осколков стекла. Дверь в уборную сорвали с петель. Рельефное стекло стойки душа разлетелось на кусочки. Трофей с благотворительного аукциона – Балазар приобрел его в прошлом году – зазвенел точно колокол, когда автоматная очередь прошлась по нему.

В фильмах люди часто убивают друг друга из ручного скорострельного оружия. В реальной жизни такое случается очень редко. А если случается, то только за первые три-четыре очереди (что мог бы, кстати, подтвердить и незадачливый Дарио, если бы только он мог теперь подтверждать). А после первых очередей с человеком, который пытается справиться с этим оружием, причем с любым человеком, даже с самым сильным, – происходят две вещи: ствол потихоньку поднимается вверх, а стрелка разворачивает вправо или влево в зависимости от того, к какому плечу он приставил приклад. Короче говоря, этим оружием может пользоваться только либо конченый идиот, либо кинозвезда: с тем же успехом можно пытаться застрелить кого-нибудь и отбойным молотком.

Эдди на пару мгновений застыл, буквально не в силах предпринять ничего более конструктивного, как только глядеть на этот образчик чистого идиотизма. Потом он увидел, как в дверь за спиной Трикса ломятся еще люди, и поднял револьвер стрелка.

– Я возьму его! – вопил Трикс с этаким истеричным восторгом любителя боевиков, который насмотрелся слишком много фильмов и теперь не различает уже, где граница между картиной, возникшей в его воспаленном воображении, и реальной жизнью. – Я возьму его! Я возьму его! Я возьму…

Эдди нажал на спуск и снес Триксу треть головы – от бровей и выше. Судя по поведению бедняги, хуже ему все равно не будет.

Боже правый, когда эти штуки стреляют, они действительно пробивают дыры, подумал Эдди.

Слева раздалось оглушительное БА-БАХ. Что-то пробило горячую выемку в его недоразвитом левом бицепсе. Он оглянулся и увидел, что Балазар целится в него из «магнума» из-за края усыпанного картами стола. Плечо Балазара представляло собой кровоточащую алую кашу. «Магнум» грохнул. Эдди пригнулся.

23

Роланд исхитрился припасть к полу, взять на мушку первого из джентльменов, ввалившихся в дверь, и нажать на спусковой крючок. Он только что провернул барабан, высыпал на ковер использованные и невыстрелившие патроны и перезарядил револьвер. Он сделал это зубами. Балазар целился в Эдди. Если и этот патрон не выстрелит, нам обоим конец.

Но этот выстрелил. Револьвер грохнул, отдача дернула руку, Джимми Аспио упал на пол, 45-й выпал из мертвой руки.

Роланд заметил, как тот, кто был рядом с Джимми, отпрянул и, повалившись на пол, пополз по щепкам и осколкам стекла. Роланд сунул револьвер в кобуру. Сама мысль о том, чтобы снова перезарядить его без двух пальцев на правой руке, казалась дурацкой шуткой.

Эдди справлялся прекрасно. Хотя бы судя по тому, что он дрался обнаженным. А для мужчины это тяжело. Иногда просто невозможно.

Стрелок подхватил автоматический пистолет, из тех, которые выронил Клаудио Андолини.

– Вы чего, парни, ждете? – проорал Балазар. – Господи! Разберитесь с ними!

Большой Джордж Бьонди и еще один парень из кладовой вломились в дверь. Парень кричал что-то на итальянском.

Роланд ползком добрался до края стола. Эдди поднялся, нацелившись на дверь. Он знает, что Балазар затаился и ждет только удобного случая, чтобы пальнуть, но он уверен, что мне уже нечем стрелять, подумал Роланд. Вот и еще один готов умереть за тебя, Роланд. За какие грехи тебе дана эта способность возбуждать в людях такую преданность?

Балазар поднялся, не замечая стрелка, который подобрался к нему с фланга. Балазар был сейчас занят только одним: покончить наконец с этим чертовым наркоманишкой, из-за которого он поимел столько бед на свою голову.

– Нет, – проговорил стрелок.

Балазар обернулся, на его лице было написано изумление.

– Пошел ты… – начал было Балазар, разворачивая свой «магнум». Стрелок четыре раза пальнул в него из автоматического пистолета Клаудио. Дешевенькая штуковина. Ничем не лучше игрушки. Прикоснувшись к нему, стрелок почувствовал себя так, как будто он выпачкал руки, но все же этот маленький револьверчик сгодился на то, чтобы прикончить жалкого человечишку с его жалким оружием.

Энрико Балазар умер с выражением крайнего изумления на том, что осталось еще от его лица.

– Пока, Джордж! – сказал Эдди и нажал на спуск. К его несказанному удовольствию, снова раздался грохот. В этом малыше нет ни одного порченого, в каком-то бешеном исступлении подумал Эдди. Мне, как видно, достался хороший ствол. Джордж успел еще выстрелить, а потом пуля Эдди отшвырнула его назад, валя с ног, как кеглю. Джордж промахнулся. Эдди вдруг охватило иррациональное, но отметающее все сомнения чувство: что револьвер Роланда наделен некой колдовской силой оберега. Пока он держит его в руках, с ним ничего не случится.

А потом наступила тишина – Эдди слышал лишь стоны несчастного, которого придавил Большой Джордж (когда Джордж свалился на Руди Векчино, так звали этого бедолагу, он сломал ему три ребра), и звон у себя в ушах. На мгновение он испугался, что уже никогда не будет слышать нормально. По сравнению с грохотом перестрелки, которая, кажется, завершилась, самый оглушительный рок-концерт звучал не громче радио, играющего где-то за два квартала.

Офис Балазара представлял собой картину полного опустошения. На комнату он походил теперь меньше всего. Его прежнее назначение даже и не угадывалось. Эдди огляделся, вытаращив глаза, как это бывает, когда очень юный парнишка видит что-то подобное впервые в жизни, но Роланд знал эту картину, и картина всегда была одинаковой. Громадное ли это поле битвы, где тысячи солдат полегли под огнем канонады, от винтовок, мечей, алебард, или маленькая комнатушка, где пять-шесть человек перестреляли друг друга, – в конце все сводилось к одному: еще один мертвый дом, еще один склеп, воняющий порохом и сырым мясом.

Стена между офисом и туалетом исчезла за исключением нескольких стоек. Все было усыпано битым стеклом. Потолочные панели, развороченные эффектной, но бесполезной стрельбой Трикса Постино, свисали как ошметки содранной кожи.

Эдди сухо откашлялся. Теперь он различал и другие звуки: гул возбужденного разговора, крики из бара и на улице, вдалеке – вой сирен.

– Сколько? – спросил стрелок Эдди. – Мы их всех уложили?

– Да, я думаю…

– Я тебе кое-что принес, Эдди, – выкрикнул из коридора Кевин Блейк. – Мне показалось, тебе оно пригодится в качестве сувенира на память. Видишь? – То, чего Балазару не удалось сотворить с младшим Дином, Кевин сделал со старшим. Он швырнул в дверь отрезанную голову Генри Дина.

Эдди увидел, что это, и закричал. Босой, он с криком рванулся к двери прямо по осколкам стекла и щепкам, не обращая на них внимания, стреляя на бегу, тратя последние патроны, оставшиеся в барабане огромного револьвера.

– Нет, Эдди! – крикнул стрелок, но Эдди его не слышал. Он вообще ничего не слышал.

Шестой патрон дал осечку, но теперь Эдди вообще ничего уже не понимал, кроме того, что его брат Генри мертв. Генри, они отрезали ему голову, какой-то вонючий сукин сын отрезал Генри голову, и сукин сын за это заплатит, о да, в этом можете не сомневаться.

Он бежал к двери, опять и опять нажимая на спусковой крючок, не замечая того, что револьвер давно уже не стреляет, что его ноги красны от крови и что Кевин Блейк вышел, низко пригнувшись, ему настречу, что в руках у него автоматический пистолет «лама» 38-го калибра. Рыжие волосы Кевина вились колечками и спиральками. Он улыбался.

24

Сейчас он очень огорчится, подумал стрелок, зная, что положиться ему можно только на удачу, чтобы попасть в цель из этого игрушечного пистолетика, не вызывающего никакого доверия, даже если он точно прицелится.

Когда он увидел, что солдат Балазара старается выманить Эдди, Роланд поднялся на колени и подпер левую руку кулаком правой, упрямо не обращая внимания на невыносимую боль. Другого шанса не будет. Боль не имеет значения.

Когда человек с рыжими волосами показался, расплывшись в улыбке, в дверном проеме, разума Роланда будто не стало, как это бывало всегда: глаз его видел, рука стреляла – и вот уже рыжеволосый распластался у той стены коридора с открытыми глазами и маленькой синенькой дыркой во лбу. Эдди стоял над ним, крича и рыдая, и снова и снова палил из пустого револьвера с рукояткой из сандалового дерева, как будто этот рыжеволосый был для него еще недостаточно мертв.

Стрелок ожидал смертоносной очереди, что разрежет Эдди пополам, и когда ее не последовало, он проникся уверенностью, что теперь все действительно закончилось. Если и были другие солдаты, они давно смылись.

Он поднялся на ноги, пошатнулся, едва не упав, и медленно пошел туда, где стоял Эдди Дин.

– Прекрати, – сказал он.

Эдди не слышал его: он продолжал палить в мертвого человека из пустого револьвера.

– Остановись, Эдди. Он мертв. Они все мертвы. У тебя ноги в крови.

Эдди не слышал его: он продолжал щелкать курком. Теперь возбужденные голоса стали ближе. Вой сирен тоже.

Стрелок схватил револьвер и потянул его к себе. Эдди повернулся к нему, и прежде чем Роланд успел понять, что сейчас произойдет, Эдди ударил его в висок его же собственным револьвером. Роланд почувствовал на виске теплую струйку крови и упал, привалившись к стене. Стрелок попытался подняться – им пора выбираться отсюда и побыстрее, – но почувствовал, что сползает по стене вниз, несмотря на все усилия, а потом мир ненадолго исчез в колышущейся серой пелене.

25

Он был в отключке не более двух минут, но затем все же сумел собраться и подняться на ноги. Эдди куда-то делся: его больше не было видно в коридоре. Револьвер Роланда лежал на груди рыжеволосого мертвеца. Стрелок нагнулся, борясь с приступом головокружения, поднял револьвер и неуклюже опустил его левой рукой в правую кобуру.

Как бы вернуть мои чертовы пальцы, устало подумал он и вздохнул.

Он направился в развороченный офис – добрался туда кое-как, спотыкаясь на каждом шагу. Он нагнулся и собрал одежду Эдди: столько, сколько сумел унести на сгибе левого локтя. Вой сирен приближался. Роланд решил, что это, наверное, едут солдаты милиции, комендантский отряд, что-нибудь в этом роде… но не исключена и возможность, что это люди Балазара.

– Эдди, – прохрипел он.

В горле снова саднило. Оно болело даже сильнее, чем припухлость на виске, куда Эдди ударил его револьвером.

Эдди не замечал ничего. Он сидел на полу, прижимая к животу голову брата. Его трясло. Он рыдал. Стрелок оглянулся, ища глазами дверь на берег, и когда не увидел ее, испытал какое-то неприятное чувство, похожее на панический ужас. А потом вспомнил. Когда они оба по эту сторону, единственный способ вернуть дверь – войти с Эдди в физический контакт.

Он потянулся к нему, но Эдди отпрянул, не прекращая всхлипывать.

– Не прикасайся ко мне, – сказал он.

– Эдди, все кончено. Они все мертвы, и твой брат тоже мертв.

– Не трогай моего брата! – как-то по-детски выкрикнул Эдди, и его тело снова задрожало. Он прижал к груди отрезанную голову брата и уставился на стрелка глазами, полными слез.

– Он всегда обо мне заботился, понимаешь? – Эдди захлебывался от рыданий, так что стрелок с трудом его понимал. – Всегда. Почему я не сумел позаботиться о нем, лишь один раз, после всего, что он для меня сделал?

Да уж, он позаботился о тебе, хмуро подумал Роланд. Посмотри на себя: сидишь тут и дрожишь, как будто ты скушал плод хинного дерева. Замечательно он о тебе позаботился.

– Нам надо идти.

– Идти? – Впервые за все это время на лице Эдди отразилось хоть какое-то понимание, которое тут же сменилось тревогой. – Я никуда не пойду. И особенно в это жуткое место, где эти огромные крабы, или что там такое, сожрали Джека.

Кто-то ломился в дверь, требуя, чтобы ее немедленно открыли.

– Хочешь остаться тут и объяснять, откуда здесь все эти трупы? – спросил стрелок.

– Мне все равно. Без Генри все потеряло смысл. Все.

– Тебе, может быть, и все равно, – сказал Роланд, – но сюда впутаны и другие, Узник.

– Не называй меня так! – заорал Эдди.

– Я перестану тебя так называть, когда ты докажешь, что можешь выйти из той темницы, в которой ты заперт! – прокричал в ответ Роланд. Ему было больно кричать, но он все равно орал. – Выброси этот кусок гнилого мяса и прекрати ныть!

Эдди поглядел на него. Щеки мокрые. В глазах страх.

– ДАЮ ВАМ ПОСЛЕДНИЙ ШАНС! – раздался снаружи громовой голос. Эдди подумал еще, что он до жути похож на голос ведущего какого-нибудь игрового шоу. – ПРИБЫЛА ГРУППА ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ – ПОВТОРЯЮ: ПРИБЫЛА ГРУППА ОСОБОГО НАЗНАЧЕНИЯ!

– Что меня ждет там, за дверью? – спокойно спросил Эдди Роланда. – Давай скажи мне. Если ты скажешь, я, может быть, и пойду с тобой. Только не лги, я узнаю, если ты мне солжешь.

– Возможно, смерть, – отозвался стрелок. – Но, прежде чем это случится, скучать тебе не придется. Я хочу, чтобы ты пошел вместе со мной на поиск. Конечно, все это может закончиться смертью… мы умрем все вчетвером в странном месте… – Глаза Роланда зажглись. – Но если мы победим, Эдди, ты увидишь такое, что ты и в мечтах себе не представлял.

– И что же?

– Темную Башню.

– А где эта Башня?

– Далеко-далеко от берега, где ты меня нашел. Я даже не знаю, как далеко.

– Что это?

– Я тоже не знаю… может быть, что-то вроде… болта. Центральная ось, которая держит все бытие. Все бытие, все время и все пропорции.

– Ты сказал: четверо. Кто остальные двое?

– Я их не знаю. Их еще нужно извлечь.

– Как ты извлек меня. Вернее, собираешься извлечь.

– Да.

Снаружи раздался какой-то взрыв, как будто грохнула мортира. Стекло на фасаде «Падающей башни» разлетелось на куски. В баре уже заклубились струйки слезоточивого газа.

– Ну? – спросил Роланд. Он мог бы схватить Эдди, силой вернуть двери существование и протащить его на ту сторону. Но он видел, как ради него Эдди рисковал жизнью, видел, как этот человек, подавляемый злым духом, вел себя с достоинством прирожденного стрелка, несмотря на пристрастие к зелью и на то, что он был вынужден драться в чем мать родила, и поэтому он хотел, чтобы Эдди сам принял решение.

– Поиски, приключения, Башни, миры, которые нужно завоевать. – Эдди слабо улыбнулся. Ни он, ни Роланд даже не обернулись, когда первые струи слезоточивого газа ворвались в помещение сквозь выбитые окна, с шипением расползаясь по полу. Первые едкие щупальца газа уже просачивались в кабинет Балазара. – Звучит даже лучше, чем «Марсианские истории» Эдгара Берроуза, которые Генри читал мне в детстве. Ты только забыл одну вещь.

– Какую?

– Прекрасных дев с голыми сиськами.

Стрелок улыбнулся:

– На пути к Темной Башне возможно все.

Эдди снова сотрясла дрожь. Он поднес голову Генри к губам, поцеловал холодную пепельно-серую щеку и осторожно отложил эту жуткую реликвию в сторону. Потом он поднялся.