Аэростат. Воздухоплаватели и Артефакты Гребенщиков Борис
LP «Freak Out!», 1966
Фрэнк любил играть на гитаре и относился к этому занятию чрезвычайно серьезно. Как он сам говорил: «Играть на гитаре – это то же, что и заниматься любовью – это незабываемо» (правда в его подаче эта фраза звучит несколько грубее).
Элис Купер (Alice Cooper) рассказывает: «Фрэнк Заппа был величайшим гитаристом, которого я встречал в жизни. Однажды я видел, как он джемовал с Джими Хендриксом – и Джими просто стоял и слушал его с открытым ртом».
The Mothers of Invention
Именно Фрэнк выпустил серию концертных альбомов под общим названием: «Теперь этого на сцене не сделаешь» («You Can,t Do That Оn Stage Anymore»), где были собраны неповторимые импровизации его группы; а также другую многотомную серию – «Заткнись и играй на гитаре» («Shut Up,n Play Yer Guitar»), где собраны его гитарные соло. Это не джаз, не рок, а что-то неповторимое, уникальное и не имеющее названия. Фрэнк называл свои гитарные соло «скульптурами из воздуха», а свою музыку – «кино для ушей».
И еще он говорил: «Большинство людей не узнает хорошую музыку, даже если она подойдет и укусит их за задницу».{478}
LP «You Can’t Do That Оn Stage Anymore», 1988
В конце 70-х годов, после ряда разочаровывающих попыток записать свою музыку с симфоническими оркестрами (денег Фрэнк потратил на это чудовищно много, а музыканты не всегда соответствовали его высоким стандартам), Фрэнк перешел на запись своей музыки при помощи сложнейшего инструмента под названием synclavier, который делает все то же, что и оркестр, но исполнители не уходят на обед и не пропускают своих партий. На synclavier он и творил до конца жизни.
Что же до работы с оркестрами, то он иронически заметил:
«Дирижировать – это рисовать в воздухе рисунки, которые интерпретируются как инструкции ребятами в галстуках бабочками, горько сожалеющими о том, что они сейчас не на рыбалке».
А «композитор – это парень, навязывающий свою волю ничего не подозревающим молекулам воздуха; часто – с помощью ничего не подозревающих музыкантов».{479}
А вот еще несколько примеров мудрости Фрэнка Заппы:
«В борьбе между собой и миром вставай на сторону мира».
«Джаз не мертв… он просто странно пахнет».
«Без отклонения от нормы никакой „прогресс“ невозможен».
Знаменитый индийский дирижер Зубин Мета и Фрэнк Заппа
LP «Does Humor Belong in Music?», 1986
«Меня никогда не волновало, что тридцать миллионов человек могут решить, что я неправ. Несколько миллионов человек считали, что Гитлер прав, но правоты у него от этого не прибавилось».
«Если ты всегда слушал папу с мамой, школьных учителей, священников и какого-то дядьку в телевизоре, а теперь из-за этого ведешь скучную и несчастную жизнь, то, парень, ты этого заслуживаешь».{480}
Я до сих пор с удовольствием вспоминаю, как я впервые столкнулся с музыкой Фрэнка Заппы. Мне было лет двадцать, с утра я уходил из дома – как бы в Университет, и все дни шлялся по городу с полной книг противогазной сумкой и жаждой новых ощущений. Как-то раз приятели спросили: «А Заппу ты слышал?» О нем – да, что-то; его – нет. «Ну, подходи завтра к Коле». Днем я пришел в назначенный захолустный солнечный дворик, украшенный почему-то круглой башней, через какое-то время из углового полуподвала вылез человек с волосами по пояс, в черной юбке, надетой прямо на джинсы, и поманил меня. Я вошел в прохладную тьму, меня посадили в кресло, сунули мне в руки конверт с голым усатым Заппой, сидящем на унитазе в охотничьих сапогах, и, не давая опомниться, включили этого самого Заппу на всю громкость.{481}{482}{483}{484}
С этого дня я полюбил Заппу беззаветной любовью. В полном соответствии с его бессмертным заветом: «Ум – как парашют. Если он не открыт, он не работает».
А в те легендарные дни любовь к Заппе была чем-то вроде особого признака, кода, по которому ты становился вхож в некий клуб посвященных. И люди в этом клубе все были крайне странные, крайне интересные…{485}
И еще порция афоризмов мастера:
«Правительство – это развлекательное отделение военно-промышленного комплекса».
«Рок-журнализм – это когда те, кто не умеет писать, берут интервью у тех, кто не умеет играть, – для тех, кто не умеет читать».
«Значительно проще за день выплатить весь национальный долг, чем нейтрализовать долговременные эффекты нашей национальной тупости».{486}
Когда-то Заппа сказал: «Моя музыка заставляет мозг думать». Поэтому музыканты, способные оценить, что Заппа на самом деле сделал, говорят о нем с истинным почтением.
Стив Ваи[34]: «Через сотни лет, когда большинство популярных теперь групп будут просто смешными именами из прошлого, Фрэнка будут уважать и ценить, как истинного гения».
Трей Анастасио[35]: «Заппа был стопроцентным оригиналом. Музыкальная индустрия давит на людей с необычайной силой – но Фрэнк ни разу не согнулся. Это невероятно».
И за это я когда-то снял перед ним шляпу, и эта шляпа продолжает оставаться ненадетой. Каждому человеку, уставшему от конформизма и серости окружающей среды, где бы он ни находился, Фрэнк протянул руку и сказал: «Друг, ты не один. Но если хочешь, чтобы это изменилось, тебе придется приложить к этому собственное усилие». Благослови, Господи, его душу! Freak Out!{487}
«Звуки Му»
«Звуки Му» как Зеркало Русской Революции, или Советская Народная Галлюцинация
{488} В энциклопедии сухо сказано: «„Звуки Му“ – музыкальная группа, основанная в Москве в начале 1980-х годов Петром Мамоновым и Александром Липницким. Лидер и автор текстов – Петр Мамонов. В песнях группы доминирует бытовая тематика, в музыке – направления пост-панк, инди-рок».
И как всегда – ни слова о главном.{489}
«Звуки Му» появились, когда советская власть была в самом расцвете своих сил – но достаточно было шести лет их музицирования, чтобы казавшаяся незыблемой империя превратилась в ошметки и «Звуки Му» сплясали свой последний танец на ее руинах. И немудрено. «Звуки Му» – не группа музыкантов, а подлинная «русская народная галлюцинация», самим своим существованием иллюстрировавшая полную тождественность развитого социализма и белой горячки.{490}
«Му» были не «самодеятельной рок-группой», пусть даже маргинально-лучшей, а, наверное, самым значительным явлением российского искусства со времен Шостаковича – хотя рамки искусства им были, несомненно, узки: их концерты были полноценным шаманским ритуалом по изгнанию лживого беса советского сознания. Они ухитрились быть плотью от плоти Советов и одновременно полным их отрицанием. Недаром эстет-аристократ Брайан Ино, приехав в Россию для того, чтобы приложить британское умение музыкоделания к самодеятельному, но обильному русскому таланту, без малейшего колебания выбрал «Звуки Му» из моря других коллективов и сказал, что будет работать только с ними.{491}
Фото из архива А. Липницкого
Слово «самобытный» как будто было изобретено специально для них. Они были явлены, как биофильм из иной вселенной; как если бы сознание контуженного красногвардейца из окопов гражданской войны непостижимым образом оккупировало тела пяти здоровых молодых москвичей и (совершенно не принимая окружающей действительности, но пользуясь ее словами, составленными в произвольном порядке) заставило их дергаться, извиваться и вести себя непостижимым, но при этом единственно возможным образом. Избавившись от рыночного здравого смысла, продажной логики и проституированной гармонии, они добровольно заклали себя на алтаре Истины – и явили Ее миру.{492}
«Звуки Му» вообще-то не имели никакого отношения к рок-н-роллу и – тем более – шоу-бизнесу; они – из мира сказаний и наговоров. Неудивительно, что их музыка оказалась не подлежащей документальной фиксации – миф нельзя записать на магнитофон. Более того, при всем желании самой группы записывать и выпускать альбомы что-то в самой ее природе противилось этому, и магнитофонная пленка фиксировала только бледное подобие подлинной магии. Зато на концертах «Звуки Му» показывали свое истинное лицо.
Их первое выступление (в стенах родной школы) было робким триумфом – так ландыш-мутант пробивается через асфальт; но буквально сразу же, как и положено мутантам, они набрали силу и стали выглядеть и звучать так, как будто выросли на сцене. Звучать плохо для «Звуков Му» было невозможно; это было бы противоречием в терминах: как бы они ни играли, каждому слушателю было понятно, что эта музыка должна быть именно такой, и никакой иначе. И даже если сама группа была недовольна звуком, из зала заметить какие-либо погрешности было невозможно: у них по определению не могло быть ошибок, ибо эти ошибки изначально входили в ткань их выступления и создавали ее.{493}
Однажды мне довелось присутствовать на их выступлении в одном нью-йоркском клубе крайне дурной репутации: коренное население жалось к стенкам, и лишь отдельные отчаянные маргиналы выделывали странные коленца перед сценой, безуспешно пытаясь привлечь внимание этого паранормального десанта из непостижимого края водки и белых медведей.{494}
Вместе с развалом советской власти развалилась и группа под названием «Звуки Му». Вернее, она просто перешла в какую-то иную форму бытия. Все музыканты начали заниматься своими делами, а автор песен и душа коллектива Петр Николаевич Мамонов, как новый Солженицын, сделал единственно разумную вещь – уехал из города и поселился в деревне, где, собственно, и живет по сю пору. Это однако не мешает ему оставаться значительной фигурой постсоветского российского искусства: он много работает в театре, снимается в кино (к примеру, именно на нем держится величайший фильм, снятый в России за последние двадцать лет – «Остров») – и, что для нас самое главное, продолжает писать новые песни, страннее предыдущих.{495}
А «Звуки Му» приобрели академическую респектабельность и статус легенды, так и оставшись отверженными и неуслышанными. Но, если соскрести патину истории, раскаленная магма в сердце их музыки остается все так же невыносима для нашей бытовой незрячести.{496}
Фото из архива А. Липницкого
Часть II: Артефакты
«Are You Experienced?»
Прошло уже больше сорока лет со дня выхода величайшего дебютного альбома всех времен и народов, первой пластинки невероятного музыканта, в корне изменившего наши представления о том, как играть на гитаре.{497}
Альбом Джими Хендрикса «Are You Experienced» – музыкальный эквивалент Большого Взрыва, от которого, как говорят ученые, произошла Вселенная. В обоих случаях много поколений спустя мир все еще пытается осознать, что же произошло.{498}
Джеймс Маршалл Хендрикс родился 27 ноября 1942 года в Сиэтле. Рано ушел из школы, пошел в военную авиацию, но неудачно прыгнул с парашютом и вернулся к мирной жизни со сломанной ногой и поврежденной спиной, после чего пустился с гитарой по югу Соединенных Штатов. Где-то был замечен музыкантом из известной тогда группы Isley Brothers; они взяли его к себе гитаристом. Хендрикс много гастролировал, в том числе – с королем рок-н-ролла Литтл Ричардом (из группы которого был изгнан за то, что привлекал к себе слишком много внимания).
Хендрикс начал играть сам по себе, и однажды в нью-йоркском клубе на него обратил внимание бывший басист Animals Час Чендлер (Chas Chandler). Чендлер был совершенно поражен тем, как Джими играет на гитаре, и решил привезти его в Англию.
Час Чендлер
24 сентября 1966 года Джими с Чендлером прилетели в Англию, тогда даже еще без рабочей визы – гитару проносили через таможню контрабандой. Несмотря на это, в тот же вечер Джими вылез на сцену самого модного тогда в Лондоне клуба «Scotch of St. James».
«Когда я у меня есть возможность, я играю. Зачем тратить время на пустую болтовню?» Через десять дней он собрал группу: басиста Ноэла Рединга (Noel Redding) и ударника Митча Митчелла (Mitch Mitchell).
Так на свете появился коллектив The Jimi Hendrix Experience. Через месяц в студии De Lane Lea Джими начал записывать свой первый альбом.{499}
Фотограф Джеред Манкович (Gered Mankowitz) вспоминает: «Этот экстраординарный парень вышел на сцену и начал играть на гитаре так, как никто никогда еще не видел и не слышал. Хендрикс был абсолютно экстраординарным. Он был необузданно диким, и эта необузданность превосходила все, когда-либо виданное нами; никто даже не мог по-настоящему понять, как он это делает. Широкая публика еще ничего о нем не знала, но клуб был забит музыкантами, пришедшими на него посмотреть. Там были Эрик Клэптон, Пит Таунсенд, Джимми Пэйдж – и Хендрикс играл так, что все они лишились дара речи».{500}
Митч Митчелл
Час Чендлер достал для группы несколько маленьких двадцативаттных усилителей; после первой же репетиции Джими и Митч Митчелл пинками сбросили их с лестницы. Хендриксу был нужен большой звук. И вскоре Джими купил большой маршалловский усилитель прямо у его производителя Джима Маршалла.
«Он сказал мне, что его тоже зовут Маршалл. Джеймс Маршалл Хендрикс. Я думал, что он рассчитывает на скидку, но он сказал: „Нет, я заплачу полную цену, но мне нужно, чтобы он работал безотказно“».
В студии Джими играл так громко, что даже при наглухо закрытых дверях в остальных комнатах невозможно было разговаривать.
Джефф Бэк (Jeff Beck) говорит: «Мы ехали в такси, и я услышал этот звук прямо на улице; я выпрыгнул из машины и зашел в клуб; там играл Джими, и я не мог заставить себя поверить в то, что возможно так играть».{501}
Час Чендлер вспоминает: «В Джими меня с самого начала восхищала скорость, с которой он учился. Он буквально не расставался с гитарой; даже завтракал со своим „Стратокастером“ на шее. Он впитывал идеи отовсюду. Когда мы встретились в Нью-Йорке, он уже знал все об английских гитаристах и спросил, увидит ли он Клэптона. Я сказал ему, что, когда я привезу его в Лондон, он покажет Клэптону, что такое игра на гитаре. Что он и сделал. ‹…› Мы вместе работали над аранжировками его первых песен, и он не переставал меня поражать. Когда, к примеру, мы записывали „The Wind Cries Mary“, он записал партию гитары, сказал: „У меня есть еще одна идея“, – и с ходу сыграл совершенную гармонию, а сверху еще одну. Все это уже было у него в голове».{502}
Джефф Бэк
В истории нет ни одного другого музыканта, который с самого начала нарушал бы так много правил, одновременно делая то, что всем было нужно, – через сорок лет после выпуска этот альбом продолжает звучать не только свежо, но и ошарашивающе, до сих пор – вот лучшее доказательство сказанного. (И, кстати говоря, чтобы услышать музыку Хендрикса во всей ее красе – мой совет – слушайте его в стерео.)
С этого момента электрическая гитара стала новым инструментом, инструментом с другими звуковыми возможностями, тональными характеристиками и физическими свойствами. Так говорят музыковеды. А для меня музыка Хендрикса – это просто сквозняк из другого мира.{503}
Ричард Томпсон: «Он появился и сдул всех со сцены. Он изменил все, он был где-то за границей известной нам Вселенной – и полностью контролировал все, что делает: и технику, и белый шум. То, что он мог сделать с гитарой, превосходило всякое понимание. Иногда это просто пугало. На общем фоне популярной музыки его записи поражали: в них были элементы джазового авангарда или симфонической музыки XX века – и все это в хитовой сорокапятке! При этом он был превосходным мелодистом; его музыка могла быть авангардной, но в основе ее всегда лежала великолепная мелодия. С тех пор так и не было ни одного гитариста, который подошел бы близко к тому, что делал Хендрикс».{504}
Джими верил, что его музыка может открыть сердца людей космическим силам, что люди благодаря ей могут подниматься сквозь духовные уровни. Он верил в перевоплощение и считал, что пришел на Землю с другой планеты, чтобы показать людям новую энергию.
«Музыка – это духовная штука сама по себе, это моя религия. Музыкой я все могу объяснить гораздо лучше, чем словами. Когда я играю, мне хочется взять людей в путешествие. Моя музыка, – это магия. Технически я не гитарист. То, что я играю, – это чувства и правда».{505}
«Музыка Хендрикса – это хаос, из которого появляется новая жизнь. В ней одновременны божественная любовь и глубокое ощущение трагедии. Когда он поет „нет ничего живого“ – это констатация того, против чего он восстает, и это о том, что он собирается исправить. Его музыка – мужество среди отчаяния, призыв праздника среди человеческой трагедии; он верит, что любовь может преобразить всех нас, если мы рискнем „дойти друг до друга“».
«Джими принес свет в нашу тьму, свет такой яркости, что мы оказались полуослеплены и до сих пор не можем увидеть всю величину достигнутого им».
Так пишут люди, которые в курсе. А мне остается что – только восхищаться этими невероятными звуками и делиться своим восхищением с вами. Наподобие Тунгусского метеорита некто, которого мы здесь называем Джими Хендрикс, соприкоснулся с нашим миром и перестал существовать. Но его музыка, в отличие от метеорита, осталась и продолжает нам что-то передавать. Что бы это было?{506}
«Rock Bottom»
«Rock Bottom», переиздание 1998 года
Альбом «Rock Bottom» Роберта Уайятта[36] – один из самых уникальных альбомов в истории человечества.{507}
Уайятта иногда называют одним из величайших гениев музыки XX века. А про этот альбом пишут: «шедевр прогрессивной музыки», «классика вне времени», «одна из самых прекрасных пластинок в мире»… «Вряд ли был когда-либо в истории музыки альбом более личный. Эта музыка исцеляет; ты как будто чувствуешь, как затягиваются раны. Альбом прекрасен до полного ошеломления; это катарсис без депрессии; каждая песня здесь – драгоценность, а голос Уайятта никогда не звучал так убедительно. От этой музыки волосы встают дыбом, по позвоночнику идет электрический ток; это сбивает с ног. Когда слушаешь „Rock Bottom“, тебя охватывает чувство непрекращающегося освобождения, избавления – вплоть до самого последнего аккорда, когда последний звук растворяется в пустоте».{508}
А записан он был как плод невероятного и трагического стечения обстоятельств.
Уйдя из группы Soft Machine, одним из основателей которой он являлся, Роберт Уайятт оказался, как говорят, на перепутье. В конце 1972 года в интервью музыкальной газете «Melody Maker» он сказал: «Сейчас я стою на перепутье и пока что не хочу принимать никаких решений по поводу того, чем буду заниматься дальше». Как в воду глядел. На время прекратив заниматься концертной деятельностью, он уехал с женой в Венецию и начал там писать новые песни.
Но случилось так, что через шесть месяцев с Робертом произошел несчастный случай. Он упал из окна четвертого этажа; чудом остался жив, но сломал себе позвоночник и на всю жизнь оказался прикован к инвалидной коляске.
Раньше его называли «дервиш за барабанами»; теперь же, в силу физической необходимости, он стал певцом и пианистом. Пролежав несколько месяцев в госпитале, он вернулся домой, но вместо того, чтобы переполниться жалостью к себе, он решил приступить к записи; за время нахождения в госпитале разрозненные песни в его голове сложились в полновесный альбом. Кто-то из друзей предложил ему пожить в коттедже в сельском захолустье Уилтшира, фирма Virgin подогнала в соседнее поле фургон со звукозаписывающей студией, и Роберт начал учиться музыке заново.{509}
Афиша легендарного концерта в театре Drury Lane (и обложка одноименного релиза 2005 года) – последнего выступления Роберта Уайятта на сцене. На концерте были исполнены все композиции с «Rock Bottom»
Нет, не зря эти песни писались в Венеции. Альбом «Rock Bottom» весь мерцает, как солнце, отражающееся в воде. Конечно, это музыка не на каждый день; она связана с тем миром, заглядывать в который нам не всегда хочется. Но когда-нибудь с каждых глаз спадают шоры.{510}
Я очень хорошо помню, как впервые столкнулся с этими песнями Роберта Уайятта. Много лет тому назад я под утро в очередной раз доехал автостопом до Риги; как-то добрался по какому-то адресу, который у меня был, в неизвестный мне дом, к неизвестным людям, которые приняли меня и приютили на остаток ночи, чем-то накормили, напоили и – более того – дали наушники (чтобы не будить остальных спящих, которых там было достаточно) и поставили мне «Rock Bottom».
Роберт Уайятт и Альфреда Бенге (Alfreda Benge)
Эффект был действительно потрясающим; лучшего в тот момент просто не могло произойти. Такого я еще не слышал; как будто эти звуки – из совершенно другого мира, где музыка не связана нашими правилами, где она обладает совершенно другой степенью свободы и напрямую выражает то, что чувствует сердце. Уже гораздо позже я прочел в какой-то рецензии: «Возникает ощущение, что Уайятт на протяжении этого альбома заново изобретает саму идею музыки».{511}
Понятно, что говорить по поводу музыки совершенно бессмысленно; да это и не нужно. Но иногда можно позволить себе поставить что-то на проигрыватель и сказать друзьям: «Вы просто послушайте. Забудьте на сорок минут ваши идеи, ваши концепции, ваши представления о том, как должна звучать музыка. Просто послушайте». Мало что есть в мировой музыке печальнее него и мало что – страннее и прекраснее. Несмотря на все годы, прошедшие с того времени, «Rock Bottom» остается в единственном числе – шедевром вне всякого времени, ни на что не похожим; действительно «завораживающим путешествием».{512}
«Kind Of Blue»
«Kind Of Blue» – альбом пятидесятилетней выдержки, названный «определяющим моментом музыки XX века», – как всякое хорошее вино, становится с годами все лучше.
«Музыка великого джазового трубача Майлса Дэвиса – особенная, уникальная, по-своему прекрасная, – как сказано про нее в «Историях Барда Бидла»[37]. – И за 50 лет не найдешь подобной».{513}
Джон Колтрейн
«Kind Of Blue» считается подлинным шедевром и величайшим джазовым альбомом всех времен и народов. Это один из тех редких альбомов, которые, сразу получив статус классики, со временем лишь набирают свою ценность. Про него пишут книги, его называют святыней, говорят, что, «подобно Библии, экземпляр альбома „Kind Of Blue“ должен быть в каждом доме». С самого начала он считался совершенством и по сей день остается самым известным, самым распространенным и самым продаваемым джазовым альбомом.{514}
Билл Эванс
Вероятно, в момент его записи звезды встали как-то особенно благоприятно. «Kind Of Blue» был записан в 1959 году, в один из самых плодотворных периодов джаза, одним из самых великих джазменов истории с фантастическим составом, включающим в себя Джона Колтрэйна (John Coltrane) и Кэннонбола Аддерли (Julian «Cannonball» Adderley) на саксофонах, Пола Чемберса (Paul Chambers) на контрабасе, Джимми Кобба (Jimmy Cobb) на барабанах и Билла Эванса (Bill Evans) с Уинтоном Келли (Wynton Kelly) на фортепиано. Все великие собрались в одном месте. И, как это часто бывало с Майлсом, записано все было практически без репетиций, с первого раза[38].
Кэннонбол Аддерли
Майлс даже никому не объяснял, чего именно он хочет. Как рассказывал Билл Эванс, идеи о том, как это все нужно делать, окончательно оформились у него в голове где-то за два часа до записи. Когда пришли музыканты, Майлс просто раздал всем наброски мелодических линий, рассадил всех в студии и велел инженерам нажать кнопку записи.
Все остальное – попросту необъяснимо.{515}
А поворотной точкой музыки XX века этот альбом называют, наверное, потому, что на нем Майлс впервые в полную силу применил принцип так называемой модальной музыки. Раньше все импровизировали, исходя из мелодии и аккордов к ней. Мелодии становились все более запутанными, аккорды все более сложными; Майлсу это надоело, и он нашел выход: совсем избавиться от аккордов.
«Отсутствие заданной схемы аккордов дает больше свободы и пространства для того, чтобы слышать вещи. Когда играешь так, можно играть бесконечно. С мелодической линией можно сделать значительно больше; это становится вызовом – показать, насколько ты можешь быть мелодически изобретателен. Когда основываешься на аккордах, знаешь, что под конец тридцать второго такта все аккорды вышли и тебе придется с вариациями повторять то, что ты уже сыграл. А здесь – полная свобода».
Пол Чамберс
Таким образом, Майлс практически создал новый музыкальный язык, и не на каком-то одном треке – революционным был весь альбом.
Гениальный виброфонист Гари Бертон (Gary Burton) замечал: «Обычно, когда появляется новый стиль в музыке, первые попытки звучат немного шатко. Но „Kind Of Blue“ безупречен с начала до конца».{516}
Как говорил Кит Ричардс: «Главное для композитора – это уметь слушать».
Гари Бертон
Есть люди, у которых голова устроена так, что они слышат только повседневные звуки, и даже музыка для них – организованный шум; но есть те, кто в самом громком хаосе слышит тишину, а в глубине самой глубокой тишины разбирает, как меняется ветер во вселенной и как то, что было завтра, становится сегодня. И это знание часто даже не регистрируется сознанием; ты просто всем своим существом чувствуешь невозможность продолжать делать все, как ты это делал это раньше.
И пусть тогда все твои друзья и доброжелатели машут руками и говорят: «Что ты делаешь, так нельзя!» – как стрелка в компасе, твое сердце, уже показывает новое направление, которого вчера еще не было на земле. И хочешь или нет, но ты должен двигаться в эту сторону.
Так, видимо, и поступил Майлс; со свойственной ему свирепой гордостью и непринужденным изяществом он за два дня записи создал шедевр, которым люди не устают восхищаться уже полвека.{517}
«Sgt. Pepper’s Lonely Hearts Club Band»
{518} К 1966 году Beatles заслуженно считались лучшей группой на земле. Они продавали больше всего пластинок, собирали больше всего зрителей, пользовались сильно перехлестывающей через край народной любовью и – несмотря на полное отсутствие формального музыкального образования – были почти официально объявлены «лучшими авторами песен со времен Шуберта». Истерия зрителей на их концертах была такой, что из-за визга публики они уже давно себя не слышали. Королева наградила их орденами Британской империи.
Этого положения они добились за четыре года со времени выхода их первой пластинки. Добились невероятным по сегодняшним критериям трудом – все эти четыре года они практически без передышки находились в нескончаемых гастролях, новые песни успевали писать, только запираясь в номере гостиницы после концертов, записывали-выпускали по два альбома в год. При этом они успели сняться в двух полнометражных фильмах и принять участие в немыслимом количестве радио– и телепередач.
Весной 1966 года они закончили свой седьмой студийный альбом «Revolver», который многие до сих пор считают их непревзойденным шедевром.{519}
Нечеловеческая ясность и красота этого альбома неопровержимо доказала, что Beatles оторвались от всех своих конкурентов на световые годы. Но через два дня после окончания работы над «Revolver» им пришлось снова собираться и ехать в гастроли, становившиеся все более абсурдными. В студии они были «молодыми богами», а на концертах обратились в марионеток битломании: играли все те же старые песни, причем все хуже и хуже, потому что совсем себя не слышали.
Наконец их терпение лопнуло, и после последнего концерта в Сан-Франциско гитарист Джордж Харрисон объявил менеджеру Брайану Эпстайну, что он уходит из группы; остальные поддержали его. Брайан сдался, и вскоре в печати было объявлено, что группа Beatles более не дает концертов.
Именно в это время они заглянули в магический кристалл и обнаружили, что жизнь устроена совсем не так, как их учили в школе. Освободившись от гастрольного камня на шее, Beatles с утроенной энергией занялись творчеством и 24 ноября 1966 года приступили к записи нового материала.{520}
Первой оказалась песня Джона «Strawberry Fields Forever», которая (вместе с Половской «Penny Lane» на обратной стороне) до сих пор считается лучшим и самым новаторским синглом всех времен и народов.
К сожалению или к счастью, тот факт, что она вышла как сингл, значил, что она не может войти в альбом: Beatles изначально придерживались благородной концепции, сводящейся к тому, что раз народ уже купил какую-то песню как сингл, нечестно заставлять людей еще раз покупать ее в составе альбома.
И труд продолжался. Ожидания, вызванные «Револьвером», были таковы, что большая часть молодежи всего мира воспринимала Beatles не как музыкальную группу: их статус стал полубожественным. «Было очевидно, что Beatles „знают“; не просто играют музыку, а держат ключ к происходящему в мире и неким сверхъестественным образом своими песнями направляют это происходящее».{521}
А надо сказать, что после летнего тура по США Beatles вернулись домой под сильным впечатлением от психоделического искусства Западного берега. Что касается музыки, то они ушли далеко от своих американских коллег; но в остальном… Они переживали, например, что по сравнению с названиями «Благодарный Мертвец» или «Аэроплан Джефферсона» название Beatles казалось чем-то из детского прошлого.
И тогда Пол Маккартни предложил новую идею: «Я подумал, что было бы здорово перестать быть Beatles и погрузиться в идентичность воображаемой группы; мы могли бы придумать мир, окружающий их, и собрать туда всех наших героев».
Сказано – сделано. В ход пошли детские воспоминания, невероятные ассоциации и безудержная тяга к экспериментам.
Во время съемок авангардного промовидео для песни «Strawberry Fields» Джон забрел в местный антикварный магазин и купил себе цирковой плакат столетней давности, повесил его дома у себя над пианино и потихоньку написал песню про бенефис некоего Мистера Кайта. Потом принес ее в студию и вместо идей по аранжировке объявил, что ему нужно здесь, чтобы слушатели «чувствовали запах опилок на арене цирка».
Афиша бенефиса мистера Кайта
Не каждый понял бы, о чем идет речь, но Beatles работали с гениальным режиссером Джорджем Мартином, Мартин задумался и нашел, как это осуществить.{522}
Что-то похожее происходило с каждой песней.
Решение не играть более концертов значило, что они от ныне не были обязаны писать песни, которые им же придется потом исполнять вживую, а значит, можно было позволить себе невиданные ранее музыкальные ухищрения. В «Сержанте» была достигнута ни с чем не сравнимая по совершенству пасторальная картина мира.
LP «Revolver», 1966
Как замечал Ян Макдональд[39], «истинной темой британской психоделии была не любовь или наркотики, а ностальгия по детскому видению мира». Не со всем соглашусь, скажу скорее, что в уникальной в истории музыки трилогии Beatles «Revolver»– «Sergeant…» – «Magical Mystery Tour» это «видение» не было ностальгией: музыка стала порталом в «истинное видение мира» и – для всех желающих им воспользоваться – остается им до сих пор {523}
Работа над альбомом продолжалась сто двадцать девять дней (с конца ноября по 1 апреля 1967 года) – по тем временам неслыханно долго. В ход пошло все: специально придуманные приемы обработки звука, симфонические оркестры, коллажи из магнитофонных лент, индийская музыка, еще не существующий тяжелый метал, авангард и мюзик-холл.
В алиса-в-стране-чудесном мире «Оркестра Одиноких Сердец» всему нашлось место; каждая деталь, освещенная сиянием магического кристалла (как в театре «Степного волка» Германа Гессе), обретала новый смысл. Как говорится, «имеющий уши да услышит».{524}
«Сержант Пеппер» оказался первым «концептуальным» альбомом современной музыки. Поставив пластинку на проигрыватель, слушатель попадал в какой-то фантастический мюзик-холл, где его приветствовал «Оркестр Одиноких Сердец», а ведущий объявлял, что сейчас будет петь любимец публики Billy Shears – Билли-Ножницы (псевдоним, придуманный себе Ринго Старром, который в юности действительно мечтал стать парикмахером).
Песни без перерыва переходили одна в другую, – и какие песни! – на всем альбоме не было ни одной стандартной песни «про любовь», доселе считавшейся обязательной темой популярной музыки. Непонятные картины сменялись, как в каком-то психоделическом цирке, сопровождаемые странным звучанием неопределяемых инструментов, – как будто альбом на самом деле был населен существами из дугого мира, в шутку принявшими человеческий облик; но стоило присмотреться чуть внимательнее – и лица их начинали причудливо искажаться, а из глаз смотрел на тебя иной разум.
«Мама» Касс Эллиот
Симфония о детских воспоминаниях оказывалась дверью в неизвестную вселенную.{525}
Закончив альбом, Beatles прямо из студии направились домой к Mama Cass из «The Mamas and The Papas», в шесть утра выставили колонки в окно и проиграли альбом на полной громкости над крышами Челси.
«Все окна вокруг открылись, и люди высовывались в изумлении. Никому не нужно было объяснять, чья это новая пластинка. И ни один человек не возмутился. Начиналось прекрасное весеннее утро. Люди улыбались и поднимали большой палец вверх».{526}
Впечатление от этого альбома сейчас трудно переоценить и невозможно представить. Выпуск «Sgt.Pepper’s Lonely Hearts Club Band» был культурным событием для всего мира. Большая часть радиостанций в Америке несколько дней просто не играла ничего другого. Музыка «Сержанта» на какой-то момент синхронизировала все, что происходило в мире.
Очевидцы рассказывают, как Дэвид Кросби (David Crosby) притащил присланную ему запись «Сержанта» в отель, где остановились его коллеги из «Аэроплана Джефферсона», и всю ночь при свете свечей играл эту музыку в холле отеля для сотни собравшихся фанов – это было сродни религиозному переживанию.
Психический трепет, вызванный этим альбомом, прокатился по всей земле и ознаменовал переход от одной эпохи к другой. Начался «новый Ренессанс», и даже архиконсервативная британская газета «Times» назвала выпуск «Сержанта» «решающим моментом в истории западной цивилизации».{527}
Специалисты говорят, что «божественные сущности недолго выдерживают в человеческих телах». Энергия чуда, существовавшая в песнях Beatles, вернулась туда, откуда пришла, оставив нам завет, простота и ясность которого полностью исключает логическое понимание и поэтому свободна от претензий интеллекта. Но пока есть песни «Сержанта», дверь в этот мир остается открытой. Этот мир бесконечен и полон тайн и радости. И все, что нужно, чтобы войти в него, – это Любовь.{528}
«Smile»
Есть на свете такая страна – Соединенные Штаты Америки. И в ней есть много хороших групп. В какие-то отдельные моменты времени та или иная может с гордостью называться «лучшей группой Америки». Нужно только добавлять: на этот момент.
Ведь есть и другая, статистическая точка зрения. По статистике журнала «Billboard», группой номер один в Америке по количеству проданных пластинок (а значит, по популярности) была и остается калифорнийская группа The Beach Boys[40]. Для многих они – такой же символ Америки, как статуя Свободы. Многие так и называют их – «Американская группа».{529}
А началось все с домашнего музицирования. В 1961 году три юных брата Уилсона, их родственники и друзья взялись за гитары и запели. Музыка в те годы носилась в воздухе, и играть хотелось всем.
Поначалу они придумали себе название The Pendletones – по названию модной рубашки. Отец свел сыновей с маленькой фирмой звукозаписи; там они и записали свой первый сингл, прямо в офисе, среди столов и коробок. Когда первая пластинка вышла, Уилсоны обнаружили, что по каким-то причинам их переименовали в Beach Boys, но денег перепечатывать ярлычки с названиями не было.
Песня, однако же, немедленно стала хитом; за ним последовали второй, третий – и Beach Boys начали становиться звездами.{530}
Их основной певец, композитор и аранжировщик Брайан Уилсон (Brian Wilson), говорит: «Уже в восемь лет музыка сформировала всю мою жизнь. Самое сильное ощущение – то, как отец играл на фортепиано. Я смотрел, как его пальцы складывали аккорды и запоминал, как это делать».
Но отец братьев Уилсонов, Мерри Уилсон (Murry Wilson), был человеком своеобразным – ветеран музыкального бизнеса (впрочем, не очень успешный), человек жестокий и тяжелый; дети его боялись: «Вместо семьи у нас был ад».
Чтобы спастись от отцовского давления, Брайан с головой ушел в музыку. С детства мечтая играть на фортепиано, он слишком боялся отца, чтобы попросить учить его; Брайан боялся прикоснуться к клавишам, даже когда отца не было дома. Когда отец все же обнаружил его талант, он попытался дать сыну образование. Но обстановка в доме от этого не улучшилась.{531}
Однако первыми своими успехами Beach Boys были обязаны именно отцу.
«Он почувствовал, что здесь пахнет деньгами, и начал толкать нас… Нужно отдать ему должное – он сдвинул нас с места; не щадя нас, сам он работал так же». Однако когда Мерри Уилсон попытался заставить сыновей играть его собственные песни, дети встали стеной и покончили с тиранией отца.
Тем временем дела их шли все лучше и лучше. Оптимистичные песни о серфинге и девушках радовали народонаселение, и оно охотно раскупало пластинки Beach Boys. Как это ни смешно, именно из их песен пошло представление о Калифорнии как о земном рае (каковой славой, не знаю уж, насколько заслуженно, она пользуется и по сей день). К 1963 году Beach Boys стали в Америке звездами первой величины, и только появление Beatles сдвинуло их с первого места.{532}
И все было бы хорошо, но на Брайана свалилась тройная ноша: он писал все песни, ваял оригинальный звук группы и вдобавок вынужден был каждый вечер играть концерты.
В декабре 1964-го в очередном самолете на очередных гастролях у Брайана случился нервный приступ. На этом его гастроли кончились: вместо него в группу наняли человека, исполнявшего его партию голоса. Брайан решил, что отныне он будет оставаться дома и концентрироваться на писании песен.
И это дало свои плоды. Начиная с 1965 года звук Beach Boys стал заметно меняться; вместо обязательных тогда гитар появились органы, клавесины, велосипедные звонки, а вокальные гармонии и слова песен становились все сложнее.
В 1966 году вышел новый альбом Beach Boys – «Pet Sounds».{533}
Брайан все глубже погружался в студийную работу; используя самых лучших наемных музыкантов Лос-Анджелеса, он создавал все более и более сложные композиции и самые изощренные голосовые аранжировки. Когда остальные Beach Boys приезжали с гастролей, они просто приходили в студию и пели начисто голосовые партии, которые Брайан для них уже подготовил. Так и появился на свет «Pet Sounds» (или, в грубом переводе, – «Звуки домашних животных»).
Результат превзошел все ожидания и поднял стандарты популярной музыки на новую высоту. Но консервативные соотечественники не пожелали оценить этого – они предпочитали старые, более простые песни. В то время как прежние их песни обычно были номером один или, во всяком случае, в десятке, единственный сингл с «Pet Sounds» не поднялся выше тридцать восьмого места. Это заставило некоторых участников группы задуматься.
С тех пор прошли годы, «Pet Sounds» заслуженно остается одним из самых влиятельных альбомов западной поп-музыки, а некоторые так просто считают его альбомом номер один всех времен и народов.{534}
Чем сложнее и музыкально интереснее становились песни Брайана, тем меньше его понимали члены семьи, коллеги и соотечественники. Получалось, что единственными, кто мог по достоинству оценить новую музыку Beach Boys, были их главные соперники – Beatles. Хотя в середине 60-х было много прекрасной музыки и гениальных групп, Beatles и Beach Boys как-то само собой оказались на голову выше всех остальных. Beatles внимательно следили за тем, что делают их единственные соперники. Влияние «Pet Sounds» отчетливо слышно, например, в альбоме «Revolver».{535}
Брайан же ревниво следил за конкурентами по ту сторону океана. Выход альбома «Rubber Soul» очень впечатлил его и, по его собственным словам, повлиял на запись «Pet Sounds». А когда вышел «Pet Sounds», Пол Маккартни с Джоном Ленноном, в свою очередь, не переставая слушали его. И в августе 1966-го Beatles, как и Брайан Уилсон, тоже отказались от концертной деятельности и засели в студию – писать свой новый альбом.
Пол Маккартни неоднократно признавался, что «Pet Sounds» были главным источником вдохновения для «Сержанта Пеппера». «„Pet Sounds“ – классический альбом XX века, непревзойденный во многих отношениях», – до сих пор говорит Маккартни.{536}
Брайан Уилсон за роялем
После «Pet Sounds» Брайан, подгоняемый соревнованием с Beatles, начал работу над альбомом, который должен был стать его шедевром. Поначалу он должен был называться «Глухой Ангел».
Но внутри группы бушевали шекспировские страсти: братья Карл и Деннис поддерживали Брайана (Деннис неоднократно говорил: «Beach Boys – это Брайан, а мы – только его посланники»), но другие участники группы требовали, чтобы Брайан не трогал курицу, которая несет золотые яйца, и не отклонялся от проверенной формулы.
Тем не менее Брайана было не сбить; с середины 1966 года по начало 1967-го он записал много кусков музыки, которые по его плану должны были сложиться в нечто потрясающее и неслыханное. Начало и было потрясающим. Первой песней, записанной для нового альбома, была «Good Vibrations» – многие считают ее лучшей рок-песней всех времен и народов.
Работа над этой песней – один из самых амбициозных проектов в истории звукозаписи вообще; «Good Vibrations» записывалась в четырех разных студиях несколько месяцев, и запись ее стоила больше, чем средний альбом.{537}
Брайан, понимая свои ограничения в качестве автора текстов, к написанию слов для нового альбома привлек своего нового приятеля, известного продюсера и музыканта Ван Дайк Паркса (Van Dyke Parks). «До этого я никогда не писал текстов, – вспоминает Паркс, – но чтобы быть ближе к музыке Брайана, я был готов на все что угодно».
Во время записи «Smile»
Еще одна песня, записанная для нового альбома (который теперь приобрел название «Smile» – «Улыбка»), – это песня «Герои и Злодеи», которая представляла собой произведение не менее значительное, чем «Good Vibrations». Песня была своего рода аудиопутешествием по мифическому Дикому Западу. Как сказал все тот же Ван Дайк Паркс: «Мы просто хотели остаться американцами в то время, когда все радиоволны были заполнены музыкой в стиле Beatles».
И патриотический порыв окупился с лихвой; Beach Boys создали нечто, равного которому по странности и одновременно гармоничности до сих пор нет в мире музыки.{538}
Итак, пока братья и коллеги были на гастролях, Брайан сидел дома и записывал музыку. И все больше сходил с ума и уходил в свой мир, совсем не связанный с окружающими его реалиями. И его легко понять – всем вокруг хотелось от него легких, хорошо продаваемых песен, а он был настроен на создание музыки, которую никто в мире не был готов воспринять. Он слышал то, чего больше никто не мог услышать, писал «подростковую симфонию Богу» – а окружающие требовали от него простых ритмичных подпевок про девочек и автомобили.{539}
Неудивительно, что он чувствовал себя абсолютно одиноким и любыми средствами старался отгородиться от жестокой банальности окружающего. Прибавьте к этому манию преследования, которая легко развивается, когда находишься в положении гения-хлебодобытчика чуть ли не с детства, и представьте себе, какая нужна сила воли, чтобы продолжать при этом сочинять и записывать гениальную музыку. Что он и продолжал делать – но, судя по всему, все больше терял ориентацию. Beatles поддерживали друг друга, а Beach Boys практически перестали понимать Брайана. Вернувшись с очередных гастролей, все собрались у Брайана дома, отслушали очередные наброски, и Майк Лав устроил форменный скандал. «Нет, ты скажи мне – о чем эта строчка?» – кричал он Парксу. Паркс пожал плечами и грустно ушел.{540}
Потеряв своего последнего союзника, Брайан, сжав зубы, все равно продолжал писать и компоновать свои фрагменты. При этом качество даже неоконченных песен было таково, что великий американский композитор и дирижер Леонард Бернстайн, услышав одну из них в телепередаче, публично заявил, что поражен ее гармонией и сложностью.{541}
Все это не могло не кончиться печально.
17 февраля Брайан Уилсон ехал в машине и услышал по радио только что вышедший сингл Beatles «Strawberry Fields Forever». Он съехал на обочину и дослушал песню до конца. «Я понял, что они попали туда первыми», – вспоминает он. Он был больным и уставшим; ему показалось, что он проиграл и работать дальше нет смысла.
Брайан в студии
Вскоре Брайан объявил остальным участникам группы, что прекращает работу над альбомом «Smile». Полмиллиона уже напечатанных обложек остались невостребованными и были уничтожены. Брайан надолго отошел от музыки.
Леонард Коэн сказал однажды: «Нельзя избежать долины слез, но боль будет меньше, если перестать считать себя главным героем собственной драмы».
Но кто из нас умеет прислушиваться к хорошим советам?{542}
После катастрофы с альбомом «Smile» Beach Boys продолжали быть популярными, выпускали альбомы, играли бесконечные концерты, зарабатывали все больше денег, но без гениального видения Брайана что-то главное ушло из их музыки.
Понимая, что они упустили, они еще лет пять пытались как-то собрать «Smile», но выяснилось, что Брайан уже не может воссоздать картину, отрывки которой он слышал и записывал.
Брайан много лет лечился, опять болел, опять лечился и – контуженный, но живой – снова вернулся в музыку.
Более того, в 2004 году он (совсем с другими людьми) все-таки попытался вновь собрать некоторые части своего неоконченного шедевра – и даже в этом виде новоперезаписанный «Smile» был признан одним из лучших альбомов года. Но, к сожалению, это, похоже, было уже совсем не то, что грезилось ему в 1967 году.{543}
Такова история самого легендарного незаписанного альбома XX века. Но все-таки – что же искал Брайан перед тем, как сойти с ума? Отголоски чего он слышал и пытался собрать в одно целое? Он сам больше этого не помнит; едва ли это узнаем и мы. Однако…
В древнейшем музыкальном трактате «Сангита-Ратнакара» сказано:
«Существует Музыка, называемая Гандхарва (или Небесная).
Когда ее поют небесные музыканты или те, кто знает теорию священной музыки, передаваемую в традиции, у которой нет начала, эта музыка – верный метод достижения Освобождения. Эта Небесная музыка называется также „марга“ или „путь“. Говорят, что она создана в соответствии с космическими законами; а наша физическая гармония – лишь их отражение.
Именно эта музыка, увиденная Создателем в созерцании, – источник всякого развития».
Ну не услышали мы «Smile» – но разве стоит горевать об этом? Чего не должно было случиться – не случилось. Остается радоваться солнцу, оставленному нам в музыке, – и знать, что истинная музыка – вне времени; она не пропадает и может быть услышана. Нужно только научиться слушать.
Гитары гандхарвов
Вначале, как известно, было Слово. А раз Слово – то и Голос.
Все действительно началось с голоса. Потом появился ритм. Потом – флейта и струнные инструменты. Первые струнные были с одной струной. Потом некоторые догадались пристроить к ней гриф, а другие некоторые – натянуть сразу несколько струн разной толщины.
Из последних получились кифары, цини и арфы.
Продолжая мутировать, арфа приобрела молоточки, колотящие по струнам, и из этого вышли все клавесины, клавикорды и другие фортепиано.
Из струны же с грифом вышло несметное количество инструментов, состоящих из струны и грифа.
Когда же идею нескольких струн и грифа с ладами удалось совместить в одном инструменте, появились лютня и гитара.
На ускоренной перемотке идем по времени вперед и попадаем во вторую половину XX века.
Гитара приобретает особое положение; властно оттесняя царствовавших доныне мастеров балалайки и гармошки, любой гитарист становится властителем сердец своего микрорайона. Если же гитаристы, по принципу «рыбак рыбака», собираются в стаи, то организуются бит-группы, которые окончательно меняют мир в лучшую сторону.
Тут-то и начинается мой рассказ про гитары гандхарвов.{544}{545}
Beatles были простой и совершенной, как Пушкин, классикой, с вариациями для медленных танцев «приглашают девушки» (как это рифмуется с наступающим матриархатом – а ведь тогда он и начинался, на школьных танцах). Но, как только эта область приобрела свою классику, появились новые гитаристы, возжелавшие странного.
У популярного народного сказителя Карлоса Кастанеды есть один важный для нас пассаж. Учитель неопытного Карлоса старый индеец-маг дон Хуан объясняет: чтобы продвинуться в избранной профессии, Маг должен найти и приручить гуахо, сверхъестественного союзника, который поначалу не дается и отчаянно сопротивляется приручению (забавно, что такая же история есть и в Библии – о борьбе Иакова с ангелом; аналогичные принципы используются и в Тибете, похожая история изложена в древних китайских «Десяти картинах о Пасении Быка», да и средневековой Европе все это было не чуждо).
Совершенно то же самое происходит и с гитарой. Много лет, начиная с детства, будущий гитарист приручает своего шестиструнного гуахо. Но зато, когда после долгих лет союзник-гитара становится продолжением души гитариста, вместе они могут взойти на не известные людям вершины. И тогда гитара в руках шамана вдруг начинает издавать странные и неслыханные звуки, она звучит о чем-то, чего нет в ограниченном мире людского сознания, это кричит хаос, рождая новые вселенные.{546}
Тот же Кастанеда в другом месте пишет, что маг умеет «видеть ушами». Интересно, что великий мастер гитары, магистр скорби Роберт Фрипп (Robert Fripp), – основатель ни на что в мире не похожей группы King Crimson, музыка которой оплакала весь двадцатый век, – описывая звуки, производимые своим детищем, применял слово «soundscapes» – «звуковые пейзажи». И действительно, музыка King Crimson предстает перед нами, как ландшафты каких-то невидимых нам измерений, где происходят грандиозные события, далекие отражения которых представляют собой и нашу жизнь.