План создания Новой экономики. От воображаемого богатства к реальному Кортен Дэвид

Наша система экономики потерпела поражение по всем фронтам: на финансовом, экологическом и социальном. Текущий финансовый коллапс – это, бесспорно, демонстрация того, что существующая система потерпела неудачу при своих же правилах игры. Триллионы долларов на попытки привести систему к прежнему состоянию – лишь пустая трата времени и ресурсов. Это может быть самым крупным случаем неправильного употребления кредита федерального правительства в истории. Более грамотный экономический курс XXI века должен заключаться в отказе от существующей экономической системы, ее трансформации от начала до конца, уравновешивании реального и возможного.

Стратегия правительства Буша сводилась к поддержке институтов Уолл-стрит, и именно на президентской кампании лежит основная ответственность за создание кризисной ситуации. Буш надеялся, что если правительство восстановит деятельность учреждений, терпящих убытки и погрязших в долгах, то можно будет снова открыть кран и пустить кредитный поток. Администрация Обамы пришла к власти, сконцентрировав свои действия на стимуляции экономических ценностей, в частности, на зеленых рабочих местах[8], – это, безусловно, более вдумчивый и грамотный подход.

Реальная потребность, однако, заключается далеко не в перекачке новых денег в экономику с целью смягчения последствий ограничений по выдаче кредитов. Мы нуждаемся в перестройке всей системы, начиная с самого ее основания.

Недавний кредитный обвал был неизбежен и, согласно результатам оценочного анализа, проведенного в ноябре 2008 года, составил 7,4 триллиона долларов – это примерно половина полного американского валового внутреннего продукта [1] (ВВП[9]).

В качестве антикризисной меры в предыдущем месяце Министерство финансов выделило 7,4 триллиона долларов на работу Конгресса. Это спровоцировало активные национальные дебаты, в ходе которых все внимание было сосредоточено на разрушительных последствиях отмены госконтроля Уолл-стрит. Кроме того, крупные правительственные затраты, включающие 4,5 триллиона долларов из федерального резерва, каким-то образом ускользнули от общего внимания. Я буду подробнее говорить об этом в главе 7 «Высокая цена за фантомное богатство». Все планы по выходу из кризиса перекрыл обвал кредитной системы, и это было лишь одно из проявлений крушения экономики. Это привело к утрате контроля над населением и окружающим миром.

Заработная плата теряет свое значение на фоне изменчивых цен на еду и энергию. Задолженность по потребительскому кредиту и потери на право выкупа жилища устанавливают исторические рекорды. Средний класс сокращается. Растет уровень безответственности, и увеличивается пропасть между богатыми и бедными, вместе с этим появляется и отчуждение между ними, разъедается социальная ткань, обнаруживая условия для разжигания терроризма, геноцида и другой ожесточенной криминальной активности.

В то же время чрезмерное потребление подталкивает экосистему Земли к коллапсу. Меняется климат; связанные с этим засухи, наводнения и лесные пожары представляют в настоящее время серьезную угрозу. Ученые всего мира сходятся в одном: люди должны взять на себя ответственность за свою активность. В настоящее время мы сталкиваемся с серьезной нехваткой воды, эрозией верхнего слоя почвы, вымиранием видов животных и растений и истощением запасов ископаемого топлива. В каждом случае неисправно работающая экономическая система, которая не уделяет внимания социальным издержкам и не учитывает затраты на охрану окружающей среды, а заинтересована только в денежно-кредитной прибыли, несет главную ответственность за все происходящее.

Мы сталкиваемся с глобальной экономической проблемой, которая выходит далеко за пределы всех обсуждаемых тем в Конгрессе США или общественной прессе. Затруднительные обстоятельства, которые обусловили необходимость на время заморозить рынок кредитов, не так страшны по сравнению с тем, что нас ждет впереди.

Даже значительные субсидирования, предпринятые администрацией Обамы с целью стимулирования экономики, не позволят обратиться к более глубоким структурным причинам нашего тройного кризиса – финансового, социального и экологического. С позитивной точки зрения финансовый кризис развенчал миф о том, что наши экономические институты состоятельны и прочны, а рынки работают лучше при ослабленном контроле со стороны государства. Это создает благоприятный момент начать обсуждение на национальном уровне того, что мы можем и должны сделать, чтобы создать такую систему экономики, которая всегда сможет работать во имя интересов людей.

Лечить болезнь, а не ее симптомы

Будучи студентом школы бизнеса, я изучил основное правило решения проблемы, которое оказало большое влияние на мою профессиональную жизнь. Наши преподаватели постоянно советовали нам «представлять картину в общем свете». Врачевание видимой проблемы (в виде некачественного продукта или неблагонадежного служащего) – это все лишь устранение симптома более серьезного глубинного заболевания.

«Смотрите вверх по течению, чтобы обнаружить основную причину. Найдите системную причину, стабилизируйте работу всей системы, – таким образом, сбой не повторится». Это одна из наиболее важных вещей, о которой я узнал более 26 лет назад, учась в обычной школе.

Много лет спустя я оставил академию в надежных руках моих канадских друзей и коллег, а также Тима Бродхеда. Вместе с ним я вспоминаю один урок, на котором он объяснял, почему большинство усилий, направленных на решение проблемы бедности, не в состоянии изменить ситуацию. «Они останавливаются, рассматривая симптомы бедности, такие как голод и слабое здоровье, талоны на продукты и лечебные учреждения, и никогда не задаются вопросом: почему немногие наслаждаются изобилием, доставшимся им легким путем, а в это время миллиарды других людей, работающих намного больше и в тяжелых условиях, терпят такие суровые лишения?» В конце этого урока он подвел следующий итог: «Если вы решаете проблему, не обращаясь к причинам, ее вызвавшим, вы неминуемо будете подвергать лечению только ее симптомы». Вот этот самый урок вдолбили мне в голову мои учителя в бизнес-школе много лет назад.

Я учился применять на практике этот урок в рамках своей предпринимательской деятельности. Наблюдение Тима заставило меня по-особому взглянуть на свою работу и понять, что я применял этот профессиональный принцип в Африке, Азии и Латинской Америке. В течение многих лет я задавался вопросом: «Что является первопричиной постоянной бедности?» Со временем я убедился, что бедность – это не единственная неразрешенная проблема человечества. Я расширил рамки своих поисков другим вопросом: «Почему наша система экономики обрекает миллиарды людей на унизительную бедность, разрушает экосистему Земли и разрывает социальную ткань цивилизованного общества? Что нужно изменить для того, чтобы у нас был мир, в котором соблюдались бы интересы всех людей и самой жизни?»

Призыв совершать правильные поступки не приведет нас туда, куда мы должны прийти, пока у нас существует культура разрушений. Уже сейчас мы должны оставить их позади, пока наши учреждения продолжают поощрять подобное поведение. А ведь насколько более разумно было бы направить наше внимание на легкое и радостное совершение правильных действий, на совместные усилия создания культуры, которая провозглашает абсолютные ценности и способствует становлению институтов, поощряющих конструктивное поведение.

Хуже, чем отсутствие теории

О чем не упомянул мой мудрый коллега, так это о том, что придавать слишком большое значение «плохой» теории или рассказу, предлагающим некорректные объяснения, гораздо хуже, чем действовать, вообще не имея никакой теории. «Плохая» теория может подвести нас к ложным решениям, которые усугубят негативный эффект действий, породивших саму проблему. И, действительно, «плохая» теория может привести целое общество к саморазрушению и даже к самоуничтожению.

Культуролог Джаред Даймонд рассказывает о поселении викингов на побережье Гренландии, жители которого умерли от голода рядом с морем, изобиловавшим рыбой. Согласно их культурным ценностям, есть рыбу считалось проявлением «нецивилизованного» поведения [2]. В более широком масштабе, сейчас под вопросом стоит будущее человечества. Причину этого можно найти отчасти в экономических теориях, которые служат узким интересам немногочисленной группы людей и ведут к разрушительным последствиям для всех.

Сейчас нас поражает поведение викингов, которые умерли от голода из-за своей неготовности отказаться от явно глупой теории, но будущие поколения будут точно так же недоумевать по поводу абсурдных представлений нашей эпохи – например, по поводу того, что финансовые спекуляции и раздувание финансовых пузырей создают реальное богатство. Эти теории утверждают, что нет никакой необходимости тревожиться о том, что мы загрязняем окружающую среду и разрушаем социальные узы семьи и общины, потому что в конечном итоге у нас будет достаточно денег для того, чтобы исцелить окружающую среду и покончить с нищетой.

Эти теории соответствуют той экономической политике, что десятилетиями трудилась над созданием миража фантомного богатства, который испарился у нас на глазах, как только разразился ипотечный кризис. Но даже это драматическое событие не изменило нас, и мы продолжали цепляться за ускользающий фантом. Большинству наблюдателей еще только предстоит признать тот факт, что финансовые спекуляции вовсе не создают реального богатства. Скорее, они еще больше увеличивают аппетиты спекулянтов к стремительно сокращающемуся реальному богатству остальных людей.

Фантомное богатство

Так называют богатство (его еще называют иллюзорным), которое возникает и исчезает как по мановению волшебной палочки. Этот термин обычно используется для обозначения денег, которые создаются за счет бухгалтерских поступлений или раздувания пузыря активов, никак не связанных с созданием реальных ценностей или полезных вещей. Примерами являются акции высокотехнологичных компаний или пузыри жилищного строительства.

Сюда также можно отнести финансовые активы, созданные за счет долговых пирамид, в рамках которых экономические институты оказываются вовлечены в сложные торговые и кредитные схемы, основанные на вымышленных или переоцененных активах, с целью генерировать фантомную прибыль и оправдать непомерно раздутые выплаты управленцам. Как показали аферы с ипотечным кредитованием, долговые пирамиды можно использовать как средство для создания финансовых пузырей.

Те, кто участвует в создании фантомного богатства, получают прекрасное материальное вознаграждение за свои услуги на каждом этапе, и все они выходят из игры, хорошо поживившись. Когда заемщики начинают отказываться отдавать свои долги, поскольку они не в состоянии сделать это, пузырь лопается, и вся долговая пирамида разрушается.

Те, кто не участвовал в создании такого пузыря и получении от него прибыли, остаются на месте разрушенной пирамиды, они вынуждены покрывать убытки и разбираться с судебными исками. Все это абсолютно законно, так что по сути мы имеем дело с идеальным преступлением.

Реальное богатство

Реальное богатство обладает изначальной, а не только обменной ценностью. Мерой ценности реального богатства служит жизнь, а не деньги.

Самые важные его формы вообще выходят за рамки цены, и их нельзя приобрести на рынке. Они включают в себя здоровых счастливых детей, любящие семьи, заботливое общество, красивую природную среду.

Реальное богатство также включает в себя те естественные высокие духовные и утилитарные ценности, которые необходимы для по-настоящему богатой жизни. Они могут иметь рыночную цену, но могут и не иметь ее. К таким ценностям относятся здоровая пища, плодородная почва, чистые вода и воздух, заботливые и любящие родители, образование, здравоохранение, хорошее обслуживание, время для медитаций и духовных размышлений.

В силу того, что забота в отношениях играет важную роль, монетизация или товаризация[10] реального богатства, которое обычно преобразовывается в монетизацию и товаризацию отношений, как правило, имеет тенденцию уменьшать его реальную ценность. Примером служит ситуация, когда дети растут под присмотром нанятых воспитателей, а не под присмотром родителей.

В отличие от экономики фантомного богатства, в экономике реального богатства деньги не используются в качестве мерила или хранилища ценности; они всего лишь удобное средство обмена. Экономика фантомного богатства пытается монетизировать отношения и превратить их в товар, чтобы увеличить зависимость от денег; экономика реального богатства способствует отношениям, основанным на взаимной заботе, которая зависимость от денег снижает.

Новая история для Новой экономики

Конечно, теория – это не что иное, как выдуманное обозначение истории, которая предположительно объясняет, как работают вещи. В настоящее время обычно признается, что человечество идет по пути самоуничтожения. Климатический хаос, истощение запасов дешевой нефти и грунтовых вод, кризис в сфере рыболовства, смерть рек, терроризм, геноцид, войны, финансовый коллапс, исчезновение видов животных и растений, 30 тысяч детских смертей по причине бедности ежедневно – даже в богатейших странах мира, – миллионы, выжатые из среднего класса. Все это – свидетельства несостоятельности существующей культуры, а также учреждений, которые она взрастила. У нас есть все причины испытывать страх перед будущим.

Во-первых, каждое из многих бедствий, с которыми мы сталкиваемся, кажутся нам уникальными. В действительности они все имеют общую первопричину, которую мы не в состоянии выявить по причине отсутствия соответствующей теории. Книга «План создания Новой экономики» – это большой иллюстрированный рассказ, или размышления о том, в какой момент все пошло не так, как надо, в проектировании наших экономических учреждений, и что теперь можно сделать. Фактически у нас есть все необходимые средства для создания такой экономической системы, которая должна обеспечить шесть критериев экономического благосостояния.

1. Предоставить каждому возможность жить здоровой, достойной, приносящей удовлетворение жизнью.

2. Восстановить баланс между потреблением со стороны человечества и природной экосистемой Земли.

3. Выстроить взаимоотношения в пределах сильного, заботящегося о своих членах сообщества.

4. Пропагандировать здравые, основанные на соблюдении закона принципы рынка.

5. Поддерживать справедливые и социально целесообразные принципы распределения ресурсов.

6. Соответствовать демократическим идеалам каждого человека и ценить суверенитет каждого гражданина, имеющего право на голосование.

Книга для тех, кто готов обратиться к истокам

«План создания Новой экономики» – книга для тех людей, которые смотрят вверх по течению, желая увидеть исток с целью не выявить виноватого, а найти реальные решения системного отказа, который теперь угрожает нашему будущему. В основе своей эта книга о той культуре и той истории, которая сформировала наши коллективные ценности и институциональные системы – а они, в свою очередь, сформировали наши взаимоотношения друг с другом и окружающей средой. Заявленная тема актуальна в глобальном смысле, но основной фокус будет направлен на Соединенные Штаты, потому что американские экономические ценности и ведомства имеют явно выраженные отличительные особенности и влияние на экономику других стран.

Благодаря общественному произволу, вполне оправданному на фоне невероятного бесчинства Уолл-стрит, сформировались условия для мобилизации политической поддержки Новой экономики, которая сдвигает наши экономические приоритеты от приумножения денег к созданию лучших условий жизни для всех. Это является поводом для переоценки отношений к нашим экономическим ресурсам – от разрушительного или просто расточительного их использования к рациональному. Ныне существующая господствующая система Уолл-стрит очень эффективна в плане точного выполнения того, для чего она была разработана. Для получения иного результата нам необходим и другой план, основанный на других ценностях, понимании богатства нашей человеческой природы, источниках счастья, благополучия и процветания. Основные элементы проекта под названием «Новая экономика», которые мы ищем, известны. Я их подробно рассмотрю в следующих разделах книги.

В национальной и интернациональной беседе мы сталкиваемся с насущной потребностью на тему выбора той экономической политики, которая ведет к всецелой структурной трансформации экономики, от самого ее основания к вершине, с целью укрепления общества и перераспределению ресурсов в те сферы, где они наиболее актуальны. Моя книга «План создания Новой экономики» – вклад в эту беседу. Я надеюсь, эта тема воодушевит вас, и вы привлечете друзей, коллег, сообщества и представителей прессы к разговору об имеющихся в нашем распоряжении вариантах фундаментальной экономической политики. Пусть эта книга будет для вас отличным помощником.

Капиталистический идеал – создавать деньги из ничего, без необходимости производить что-нибудь реально ценное взамен. Уолл-стрит превратила этот идеал в настоящий спорт, участие в котором предполагает очень высокие ставки. Деньги – это очки, а журнал «Forbes»[11] – неофициальный мировой судья, выпускающий периодические отчеты о «самых богатых людях мира», чьи имена составляют рейтинг в соответствии с величиной их активов. Игрок, обладающий самыми большими активами, побеждает. Поскольку погоня за прибылью – это настоящее состязание, ни один игрок не имеет «достаточное» количество денег, так как всегда находится другой игрок, который имеет больше.

Производство денег, не требующее усилий, легко входит в привычку. Я вспоминаю свое собственное возбуждение, оглядываясь назад, в 60-е годы, когда Фран, моя жена, и я впервые сделали скромный вклад в фонд взаимных инвестиций[12] и наблюдали, как наши накопления волшебным образом вырастают на сотни, а затем и на тысячи долларов без каких-либо усилий с нашей стороны. У нас было ощущение, что мы открыли философский камень, который превращал дешевый металл в золото. Мы заразились лихорадкой, распространяемой Уолл-стрит, которая по нынешним стандартам по сути была ничтожна.

Конечно, большинство из того, что мы называем волшебством, – лишь иллюзия. Когда кредитный коллапс приоткрыл занавес внутренних операций на Уолл-стрит, все увидели, до какой степени этот мир погряз в обмане, искажении фактов и закулисной деятельности по созданию фантомного богатства, не сопровождающейся каким-либо производством реальных ценностей. Это была отвратительная картина, когда вконец коррумпированные учреждения приостановили выдачу кредитов даже друг другу, и у них была очень веская причина: они попросту не доверяли никаким финансовым отчетам.

Фантомное богатство

В школе бизнеса я изучал искусство оценки инвестиционных возможностей для максимизации финансовой прибыли. Мои учителя никогда не отмечали, что на самом деле мы изучаем возможность увеличить прибыль людей, у которых есть деньги, то есть возможность сделать богатых еще богаче. Также они ничего не упоминали о том, что если использовать их методы механически, то это приведет к созданию фантомного богатства. Такого термина в то время вообще не существовало.

Погружаясь в детали вычислений, ни один не спросил: «Что такое деньги? Почему мы считаем, что, увеличивая степень финансовой отдачи, мы тем самым максимизируем производство реальных ценностей?» Я не помню, чтобы мне встречались обсуждения подобных вопросов. А если и встречались, то я держал их при себе, опасаясь быть отчисленным как безнадежный тупица.

Не затрагивали наши учителя подобные вопросы, возможно, потому, что они сами не осознавали, что деньги – это всего лишь запись в бухгалтерской книге, не имеющая никакой собственной ценности вне человеческого разума. Конечно, они никогда не говорили нам, что деньги – это фундамент системы власти, и чем более мы зависимы от денег как от посредника в человеческих отношениях, тем легче власть имущим делать деньги и решать, кому их давать, а кому нет, злоупотребляя этой властью.

Если мы взглянем на проблему более пристально, то сможем отметить, что многие успешные сделки были результатом финансовых спекуляций, мошенничества, государственных субсидий, продажи вредных веществ и злоупотребления монопольными полномочиями. Увы, такие моменты редко замечают.

Изобилие фантомного богатства

Иллюзии Уолл-стрит зафиксированы в названиях и датах публикаций таких популярных книг, как:

«Доу[13] 36 000: Новая стратегия получения прибыли от ближайшего повышения стоимости акций на фондовом рынке» (Dow 36,000: The New Strategy for Profiting from Coming Rise in the Stock Market, 2000);

«Доу 30 000: Почему в этот раз все по-другому» (Dow 30000 by 2008: Why It’s Different This Time, 2004);

«Почему бум на недвижимое имущество не приведет к банкротству» (Why the Real Estate Boom Will Not Bust, 2006).

С реальным богатством легко спутать деньги, на которые можно обменять наш труд, идеи, землю, золото, здравоохранение, пищу и другие вещи, имеющие натуральную ценность. Иллюзии фантомного богатства столь убедительны, что большинство игроков Уолл-стрит верит: богатство, которое они создают, – реально. Они стоят так высоко от устья реки, что никогда не увидят детей, которые тонут, пытаясь преодолеть силу течения (читай: системы, которой служат чиновники Уолл-стрит).

Рынок, конечно, не делает различий между долларами, созданными методами, истощающими общество, и деньгами, созданными просто из воздуха. Общество обогащается с помощью тех и других, используя самые разные варианты. Деньги есть деньги, и чем больше вы имеете, тем активнее рынок реагирует на каждую вашу прихоть. Чтобы поверить, что эти бумаги или электронные деньги – действительно большая ценность, чем простой купон, который может быть обменен на товары и услуги, представляющие существенную реальную ценность, иллюзии смешивают с реальностью.

Те, кто создает фантомное богатство, и те, кто получает деньги из фондов взаимных инвестиций или пенсионных фондов и вкладывают их в фантомное богатство, могут никогда не осознать то, что они дают своим акционерам права на реальное богатство, созданное другими, и что фантомные доллары, созданные буквально из ничего, понижают возможности притязания кого-то другого на приобретение доступных акций реальной ценности.

Они также могли не осознавать, что Уолл-стрит и ее мировые аналоги предъявили требования к фантомному богатству, многократно превысив ценность мирового реального богатства, создавая ожидания будущей безопасности и комфорта, которые никогда не будут удовлетворены.

Во время проведения исследования (которое потом стало основой книги) «Посткорпоративный мир: жизнь после капитализма» в 1997 году, в журнале «Foreign Policy» я прочел статью Джона Эдмундса (впоследствии ставшего профессором Колледжа «Бабсон» и Школы менеджмента Артура Д. Литтла) под названием «Ценные бумаги: новая машина обогащения» («Securities: The New Wealth Machine»). Поскольку «Foreign Policy» – весьма уважаемое профессиональное издание, я был удивлен, что статья, основанная на такой очевидно ошибочной логике, опубликована в качестве редакционного обзора. Вот некоторые выдержки:

«Секьюритизация[14] – выпуск высококачественных облигаций и акций – стала самым эффективным двигателем по созданию материальных ценностей и нынешней мировой экономики. Финансовые бумаги выросли до того уровня, при котором их цена превышает общую стоимость ежегодно выпускаемых товаров и услуг. Скоро они будут стоить больше, чем двухгодичный объем продукции. Пока политики сосредотачиваются на торговых балансах и интеллектуальных правах, эти финансовые инструменты уже сегодня являются ведущим компонентом богатства, так же как и его быстрорастущий источник производства.

Исторически так сложилось, что именно производство, экспорт и прямые инвестиции приносили прибыль, обеспечивающую процветание. Материальные накопления создавались, когда часть прибыли направлялась от потребления в инвестиции в области строительства, машиностроения и технологических инноваций. Общества аккумулировали богатство медленно, от поколения к поколению. Сейчас многие общества, а практически и весь мир, узнали, что представляет собой процесс непосредственного создания богатства. Новый подход требует, чтобы государство шло по пути увеличения рыночной ценности акций производственных активов. [Выделено курсивом в оригинале]. <…> Богатство создается также способом, при котором деньги, иностранные или местные, находятся в обороте фондового рынка страны и повышают котировки ценных бумаг. <…>

В настоящее время материальные ценности формируются посредством того, что менеджеры предприятий отдают преимущество по выплатам компенсаций акционерам и держателям ценных бумаг. Чем больше компенсация, тем больше акции и облигации оказывают воздействие на финансовые рынки. <…> Задача экономической политики увеличить рост доходов, таким образом, не сопряжена с расширением производства товаров и услуг, за исключением второстепенных целей» [3].

Профессор Эдмундс говорил правительственным чиновникам, что им не следует больше переживать за увеличение богатства путем выработки национального продукта – процес, который действительно приносит реальную пользу. Им следует отложить все это в сторону. Они могут влиять на рост национальной экономики эффективнее, с меньшими усилиями, через повышение стоимости вкладов и активов так, что инвесторы могут играть ими на фондовых биржах и раздувать их ценность, создавая гигантские фондовые пузыри.

Изредка я сталкивался с классическими примерами общепринятой уверенности (видимо, глубоко укоренившейся на Уолл-стрит) в том, что раздувание этих фондовых пузырей создает реальные материальные ценности. Очевидно, что даже редакторы «Foreign Policy» и их обозреватели просмотрели то, что я вкратце назвал «Ошибкой Эдмундса». Фондовые пузыри создавали только фантомное богатство, которое увеличивало притязания акционеров к общественному реальному богатству и понижало ценность требований всех остальных. Изначально ошибка принадлежит не Эдмундсу, но его статья в «Foreign Policy» «одолжила» ее новому интеллектуально-респектабельному сообществу и, как было замечено выше, очевидно, взбаламутила сознание обитателей Уолл-стрит.

Политика предпочтений в сфере фантомного богатства

За последние десятилетия Федеральный резерв объединился с Министерством Финансов США, и банки Уолл-стрит отдали приоритет производству фантомного богатства, а не созданию реального. Федеральная резервная система (Fed)[15], скорее, преследовала политику создания дешевых денег, чтобы поощрять биржевые займы для поддержки продолжающейся инфляции, чем предпринимала какие-то попытки сдержать фондовые пузыри, наподобие акций технологических компаний 1990-х годов и пузырей на рынке недвижимости и жилищного строительства 2000-х годов. Возрастающие мощь и прибыль Уолл-стрит служили демонстрацией успеха этой политики.

Тем временем индустриальный сектор США был опустошен, поскольку все производство перетекло в страны с дешевой рабочей силой с целью увеличить цены на акции. Зачастую Уолл-стрит искусственно взвинчивала цены на акции «своих» компаний, что потом давало ей возможность выкупить другие компании. Эти высокоценные акции позволили, например, «WorldCom»[16] купить МСI[17] и множество других компаний. Позднее рынок обрушился, и «WorldCom» обанкротилась. Фондовые пузыри сыграли значительную роль в последующем крахе рынка.

Бум на субстандартное ипотечное кредитование[18] был основан на создании переоцененных акций, которые служили поддержкой для новых займов, а они, в свою очередь, были нужны для создания еще более переоцененных акций. Когда начали лопаться пузыри, федеральная помощь, чтобы сохранить финансовые институты с избыточной задолженностью, стала искать другие ресурсы перераспределения ценных бумаг.

Статья Эдмундса напомнила о диалоге, который состоялся у меня несколько лет назад с малазийским министром лесного хозяйства. Он сказал со всей серьезностью, что Малайзии было бы выгодней однажды спилить все свои деревья и выручку положить на процентные счета, потому что проценты растут быстрее деревьев. В моем воображении возникла картина бесплодного и безжизненного малазийского пейзажа, однообразие которого нарушают лишь банки; их компьютеры радостно стрекочут, подсчитывая проценты на банковских депозитах. Это как раз тот вид бедствия, к которому ведет ошибка Эдмундса.

Журналист и бывший политтехнолог, принадлежавший республиканской партии, Кевин Филипс, в своей книге 2008 года «Плохие деньги» заметил, что статья Эдмундса широко обсуждалась на Уолл-стрит, и предположил, что именно она послужила импульсом к секьюритизации жилищной ипотеки [4]. Если так, то эта статья действительно является одной из самых влиятельных в истории академических работ.

Не имеет значения, кто или что спровоцировало секьюритизацию жилищной ипотеки, – как бы то ни было, логика Эдмундса составляет стержень логики Уолл-стрит. Проблемы производства и окружающей среды, интересы рабочих и сообществ оставлены без внимания. В приоритете ориентир на стимуляцию рыночных цен и финансовых бумаг во что бы то ни стало. Крах субстандартных ипотечных займов был чрезвычайно дорогостоящим тестом этой ущербной теории.

После атаки террористов в сентябре 2001 года Федеральный резервный фонд США искал средство противодействия результатам экономического краха – падению процентных ставок. К июлю 2003 года они опустились до 1 процента, что было ниже уровня инфляции. Отрицательная стоимость займов компенсировалась пузырями жилищного строительства и всплеском деятельности по предоставлению кредитной помощи. Уолл-стрит инвестировала банки, изобретавшие креативные инструменты для оправдания инкассирования[19] своих собственных гонораров, позволявшие им переложить риски на других и удерживать свои позиции, несмотря на «ядовитые активы», зафиксированные в собственных бухгалтерских книгах.

Доступность дешевых ипотечных кредитов стимулировала рынок недвижимости, который, в свою очередь, раздул цены на жилье. Чем быстрее росли пузыри легкой прибыли, тем быстрее, разумеется, обесценивались новые деньги. Эксперты и политики, воспользовавшись ошибкой Эдмундса, праздновали умножение количества «счастливых» домовладельцев и создание того, что представляло собой, по большей части, фантомное богатство. Банки заручились поддержкой независимых брокеров, чтобы сопроводить заемы различными комиссиями. Банки перевели ипотечные кредиты в ценные бумаги и продали их инвестиционным банкам, которые, в свою очередь, перевели их в более сложные документы и перепродали хедж-фондам[20], чьи математические фокусники оформили их уже в такие сложные бумаги, что, в конце концов, никто вообще ничего не мог понять.

Эти бумаги были «застрахованы» от убытков другими аккредитованными финансовыми институтами Уолл-стрит, такими как AIG[21]. Они прикарманили прибыль, но сохранили минимальные резервы, чтобы покрыть потенциальные убытки, придерживаясь теории постоянного роста цен на недвижимость. Инвестиционные банки и хедж-фонды, которые сформулировали требования по соблюдению безопасности, настаивали на страховании рисков ликвидации вкладов подобных документов и специально наняли рейтинговые агентства, чтобы сертифицировать свои долговые требования. Ценные бумаги затем были проданы пенсионным фондам, фондам пожертвований, фондам взаимных инвестиций и вложены в другие высокодоходные и нерискованные предприятия. Игроки шаг за шагом продвигались по пути обогащения за счет гонораров, комиссий и переложения рисков на «следующего парня» [5].

Чуть ранее в индустрии жилищной ипотеки местные банки давали ссуды местным заемщикам и несли все риски, зафиксированные в их учетных книгах. Если домовладелец не мог погасить ипотечный кредит, банк, предоставивший заем, нес убытки. Это побуждало к выработке более строгих критериев к отбору заявлений на предоставление ипотечного кредита и определению платежеспособности заемщика.

В «усовершенствованной» финансовой системе банк назначает себе вознаграждение за выдачу ссуды. С тех пор как риски, связанные с потенциальным дефолтом, стали перекладывать на других, у банка пропал стимул проявлять должную осмотрительность, и это был очевидный изъян системы.

Знаменитый международный финансист Джордж Сорос писал об этом так: «Стандарты кредита разрушились, и ипотеки стали широко доступны людям с низким уровнем кредитоспособности». [К данному явлению относится и вышеупомянутый термин «субстандартная ипотека»] <…> Схема «Alt-A» (или выдача кредита без подтверждения дохода) сопровождалась минимальным набором документации или вообще не требовала таковой. Сюда же включались и такие крайние случаи, как «субстандартный ипотечный кредит» (никакой работы, никакого дохода, никаких активов), часто при активном попустительстве ипотечных кредиторов и ипотечных брокеров [6]. Правила просты. Надо лишь заставить заемщика поставить подпись на ипотечном документе и получить взносы. Чем больше ссуда, тем лучше. Ничего страшного, если заемщик не сможет погасить кредит. Это будет проблемой «следующего парня».

Конечно, в худшем случае правительство, вероятно, могло оказать поддержку, если бы было оказано давление на том основании, что, если потери не компенсировать, банки прекратят выдавать ссуды, и экономика разрушится.

На самом деле, случившееся намного сложнее той картины, что я обрисовал в общих чертах, но суть я выразил. Когда явно недобросовестные заемщики не выполнили свои обязательства, их карточный домик начал рушиться, и призрачное богатство, которое Уолл-стрит создала с помощью ипотечной секьюритизации, исчезло еще быстрее, чем оно волшебным образом когда-то появилось. То же самое потом произошло и с триллионами долларов правительственной финансовой помощи.

Вопреки «логике» Эдмундса, фондовый пузырь, недвижимое имущество и тому подобные явления не создают никакого богатства. Повышение рыночной цены дома от 200 000 до 400 000 долларов не делает его более функциональным или удобным. Создание ценового пузыря на рынке недвижимости[22] способствует лишь укреплению финансовой власти тех, кому принадлежит собственность, относительно тех, кто ею не владеет. Дельцы с Уолл-стрит поощряли домовладельцев превращать в деньги свою прибыль с ипотеки, на которые затем приобретались ценные бумаги, так неосторожно распроданные, включая пенсионные фонды, на которые рассчитывали многие домовладельцы, желая обеспечить свою старость.

Пузырь на рынке недвижимости лопнул, что, по сути, было неизбежно, ошеломив домовладельцев и оставив многих на финансовых руинах той собственности, за которую они должны были заплатить суммы, намного превышающие рыночную стоимость. Ценные бумаги, созданные в рамках ипотеки, обесценились, и игроки Уолл-стрит со своими избыточными задолженностями не смогли выполнить свои финансовые обещания. Перед лицом все возрастающих долгов целая система взаимосвязанных кредитных обязательств разрушилась, и Уолл-стрит обратилась к налогоплательщикам с призывом о спасении, предупреждая, что, если правительство не выведет ее из кризиса, кредиты иссякнут, и целая экономика рухнет из-за отсутствия денег.

Было ли это тревожное объявление больше угрозой, чем предупреждением, мы никогда не узнаем, но эффект оно явно возымело. Правительство ответило на призыв триллионами долларов общественных денег. Учреждения получателя столь щедрой финансовой поддержки устраивали экстравагантные вечеринки, выплачивали администраторские премии и дивиденды, финансировали приобретения. Деньги от вливаний, казалось, исчезали так же быстро, как фантомное богатство пузыря на рынке недвижимости. Кредит, однако, оставался замороженным по причинам, которые все же стоит объяснить.

Почему мы терпим безрассудную неумеренность Уолл-стрит и ее злоупотребления властью? Частично это происходит потому, что очень много влиятельных людей купились на ошибочную теорию Эдмундса. Многие активно прославляют производство Уолл-стрит фантомного богатства и наши растущие надежды на то, что другие страны произведут все необходимые нам товары и услуги. Главным образом, Соединенные Штаты служат мировой экономике, выступая в качестве «фабрики денег», специализируясь на потреблении товаров, которые производят другие. В выдуманном мире Уолл-стрит все это воспринимается как идеальная экономическая модель.

Если у вас есть трудности в понимании логики Уолл-стрит, которая преподается на многих экономических и финансовых курсах, то это может быть потому, что вы адекватно воспринимаете действительность. Несмотря на то, что говорит Уолл-стрит, невыгодный заем остается невыгодным заемом – независимо от того, сколько раз он был расчленен, задействован в финансовых играх и повторно упакован в еще более сложные производные, индексированные компанией «Standard and Poor’s»[23] как AAA.

Более того, мы терпим Уолл-стрит и мчимся ей на помощь, потому что она управляет выпуском кредитов и, следовательно, доступом к деньгам в мире, что сделало нас зависимыми от нее почти в каждом аспекте нашей жизни. Вот так просто можно описать то, как работает процесс производства денег.

Алхимики с повязками на глазах

Большинство людей думает о бухгалтерском учете как о довольно скучном предмете, но в данном случае я призываю вас уделить ему немного больше внимания в свете того, что практически каждый доллар в нашем финансовом круговороте был создан частным банком при помощи простой ловкости рук бухгалтеров. Если разберетесь, как это работает, то поймете, почему наша система долговых денег, созданная частными банками во имя личной выгоды, позволяет нескольким личностям присваивать непристойно огромные суммы не заработанных ими денег, заставляя нас, оставшихся, оплачивать их счета.

Мой преподаватель экономики в колледже учил нас, что банки – это финансовые посредники между вкладчиками и заемщиками: вкладчик отдает свои деньги на хранение банку, а банк предоставляет эти деньги заемщику, чтобы тот имел возможность открыть или финансировать свой бизнес или купить дом. Но это не тот способ, который действительно работает.

Если у вас не долгосрочный депозит, вы имеете непосредственный доступ к деньгам, которые храните в выбранном банке. Если вы занимаете деньги, у вас также есть непосредственный доступ к счету, который банк создал на ваше имя, когда выдавал ссуду. Когда ссуда выдана, бухгалтер банка вводит два числа в отчетные книги: делается запись об обещании заемщика вернуть деньги (об активах) и о деньгах, которые банк помещает на счет заемщика (о финансовой ответственности).

На первый взгляд кажется, что эти записи компенсируют друг друга, что в некотором смысле правда. На самом деле, никаких записей раньше не делалось. Посредством этих записей бухгалтер банка буквально из ничего создал новые деньги в качестве основной суммы займа и, как следствие, заставил количество денег, находящихся в обороте экономики в целом, увеличиться. В то же самое время заемщик подписывает юридическое обязательство погасить эту сумму с процентами.

Этот пример фактически демонстрирует то, как делаются все деньги (за исключением монет и некоторых специальных купюр). Следует отметить, что созданные таким образом деньги являются всего лишь электронными. Нет никакого бумажного эквивалента. Можно сказать, они не существуют вне человеческого разума.

Само собой разумеется, предоставленное банкам право создавать деньги нажатием клавиши компьютера и затем выдавать их населению под проценты делает банковское дело очень выгодным, и Уолл-стрит, которой принадлежат банки, становится чересчур влиятельной. Это также способствует финансовой неустойчивости и неравенству, создает императив экономического роста и искажает экономические приоритеты. Все эти издержки, которые налагаются на общество, я описываю в главе 7 «Высокая цена за фантомное богатство». Ущерб вырос на порядок, когда банки обнаружили потенциал пребывания этой денежной массы на службе у финансовых спекулянтов и хищников, занятых созданием призрачного богатства.

Уолл-стрит как экономическая система или синдикат чрезвычайно хороша в том, как она разработана, управляется и служит идее сделать несколько человек неправдоподобно богатыми без особого напряжения и привлечения производства какой-либо реальной ценности. С позиции бенефициариев – людей, имеющих различные финансовые привилегии, – деньги есть деньги, и те, кто имеет их в большом количестве, могут позволить окружить себя такой роскошью, что не снилась королям и императорам древности. Основной недостаток существующей финансовой системы, с точки зрения лиц с Уолл-стрит, получающих экономическую выгоду, – склонность фондовых пузырей лопаться и уничтожать значительную часть их ценностей и активов, и вынуждать их к продаже недвижимости, яхт и частных самолетов по горячим ценам.

Когда пузыри растут, выгода Уолл-стрит – чистый убыток для остальной части общества. Затраты падают на тех, у кого нет достаточно средств, чтобы жить в «блестящем одиночестве»[24], игнорируя социальные и экологические проблемы нашей планеты. Идея о том, что экономический рост решит эту проблему, несостоятельна, потому что на пресловутой «приливной волне выплывают только яхты»[25], но в ней тонут отчаявшиеся, незащищенные пловцы. На волне оказываются победители, чьи растущие финансовые активы на Уолл-стрит оборачиваются растущим неравенством для остальной части общества. Что же есть класс богатых без класса обслуживающего его населения?

Но есть альтернатива капитализму фантомного богатства Уолл-стрит – это реальная рыночная экономика.

Нам долго говорили, что единственная альтернатива алчной неумеренности капитализма – это изнуряющие репрессии коммунизма. Это настраивает на ложный и опасный путь самоограничения и заставляет делать выбор между двумя крайностями, которые себя изжили, создав концентрацию необъяснимой власти, которая задушила свободу и творческий потенциал большей части населения, за исключением немногих представителей верхушки общества.

Альтернативой обоим дискредитировавшим себя историческим экспериментам с централизованной властью служит экономическая система, чья главная сила – в людях и местных сообществах, и это высвобождает наши врожденные человеческие способности для сотрудничества и развития творческого потенциала. У нас есть исторически обусловленная возможность создать такую экономику. Ключевое понятие здесь – это часто упоминаемое различие между существующей Уолл-стрит и экономическими системами Мэйн-стрит.

Уолл-стрит против Мэйн-стрит

Уолл-стрит и Мэйн-стрит – имена, данные двум экономическим системам с кардинально различающимися приоритетами, ценностями и учреждениями. Они отличаются, но связаны друг с другом и очень часто конкурируют.

Уолл-стрит опирается на мощные финансовые институты и подчиняющиеся ей корпорации. Они могут быть расположены где угодно, не обязательно на пресловутой улице в Нью-Йорке, ставшей глобальным символом капитализма.

Уолл-стрит – мир чистых финансов в области использования денег – нацелена на то, чтобы делать деньги, используя любые средства, для людей, у которых есть деньги. Благодаря Уолл-стрит усовершенствовалось искусство финансовых сделок, корпоративного расслоения активов, грабительского кредитования, перекладывания рисков, кредитования сделок и создания долговых пирамид. Называется эта игра – максимизация финансового возврата. Успешные игроки вознаграждаются известностью, экстравагантными привилегиями и огромным состоянием.

Игроки Уолл-стрит оправдывают свои действия, заявляя, что, создавая богатство, они приносят огромную пользу обществу. Очень удобное самообольщение. Деньги – не богатство. Это только бухгалтерская долговая расписка, ее ценность лишь в том, что в соответствии с социальным соглашением мы готовы принять ее взамен вещей реальной ценности. У нее нет никакой самодостаточной, присущей ей ценности или возможности существования вне человеческого разума.

Мэйн-стрит – мир частных местных фирм и рабочих, занятых производством реальных товаров и услуг, чтобы обеспечить себя, свои семьи и членов своего сообщества. Мир Мэйн-стрит более разнообразен по своим приоритетам, ценностям и видам учреждений. Как и множество разновидностей здоровой экосистемы, ее предприятия принимают различные формы – от единоличной собственности и семейного бизнеса до кооперативов, местной собственности и частных корпораций. Стремление к прибыли является основным условием существования в бизнесе, но большинство деловых функций Мэйн-стрит находятся в рамках ценностей и интересов сообществ, и эти рамки смягчают чрезмерное стремление к прибыли.

Я рос в небольшом городке, в котором у моей семьи был успешный бизнес по розничной продаже музыкальных инструментов и оборудования. Мой папа гордился тем, что он оказывает «техническую» поддержку своим покупателям и тщательно следит за качеством своей продукции даже после ее продажи. Я вспоминаю, как часто ему приходилось подходить к телефону во время обеда или просить мать подогреть обед, вернувшись из магазина, который ему пришлось открыть для позднего клиента. Однажды, помню, пришел местный музыкант, которому срочно нужно было заменить свой медиатор для гитары, чтобы играть той ночью. Тогда медиатор стоил, вероятно, не более 10 центов.

Местный бизнес обслуживал то сообщество, на земле которого он вел свою предпринимательскую деятельность, и это обеспечивали деловые люди. Множество владельцев бизнеса с Мэйн-стрит продолжают и по сей день проявлять подобную приверженность общественной работе: 20 тысяч членов Бизнес-альянса для частных производителей уже заняты строительством Новой экономики. Подобная социальная ответственность – главное отличие Мэйн-стрит от Уолл-стрит.

Корпорации

Так что же такое корпорации? Многие из них производят выгодные товары и услуги, в которых мы нуждаемся каждый день. Как они распределяются между Уолл-стрит и Мэйн-стрит? Ответ: «Все зависит от обстоятельств».

Правовая форма общественной корпорации с ограниченной ответственностью была изобретена около 400 лет назад, когда королева Англии предоставила особые привилегии для Ост-Индской компании[26]. Она даровала группе инвесторов, включая себя, исключительное, защищенное короной право колонизировать Азию, выкачивать и торговать ее ресурсами при поддержке военных.

Корпоративные привилегии хорошо подходят для этой цели: под объединенным управлением они создают юридическую возможность накопления фактически ничем не ограниченного финансового капитала и укрепления власти; кроме того, акционеры, которые извлекают из этого выгоду, освобождаются от ответственности за последствия управления, вне зависимости от размера их инвестиций. Это – открытое приглашение к злоупотреблению полномочиями, которому склонны поддаться даже святые.

Вместе с тем, имеются акционерные компании, владельцы которых несут определенную ответственность перед определенным местным населением, и они управляют своим бизнесом как ответственные члены общины. Такие предприятия по праву считают частью экономики Мэйн-стрит.

Как только корпорация продает свои акции публично на биржах Уолл-стрит или частным инвесторам, она становится агентом Уолл-стрит. Какими бы ценностями предприятие ни обладало прежде, теперь они, по всей вероятности, подчинены интересам и ценностям Уолл-стрит. Производство товаров и услуг становится просто второстепенной задачей по отношению к основной цели – делать деньги. Как сказал мне однажды бывший руководитель корпорации «Odwalla»: «Пока мы оставались в рамках частной собственности, мы занимались производством и маркетингом продуктов для здоровья на основе фруктового сока. Как только корпорация выставила на продажу свои акции, все изменилось. С этого момента мы занимались лишь деланием денег».

Несмотря на название моей первой книги по мировой экономике «Когда корпорации управляют миром», реальная экономическая мощь в этой стране принадлежит учреждениям Уолл-стрит, которые покупают и продают монополии, словно простые объекты потребления. Любой генеральный директор Уолл-стрит, торгующий акциями корпораций, который ставит социальные или экологические соображения выше финансовой прибыли, вскоре будет с позором выброшен из обоймы акционерами или вследствие враждебного поглощения.

Посетите современную штаб-квартиру какой-нибудь компании, и вы увидите людей, здания, обстановку и офисное оборудование. Судя по всему, люди управляют вещами. Структура организации отражает пути власти, ведущие к президенту, который, в свою очередь, отчитывается перед советом директоров. Легко думать о корпорации как о сообществе людей. Однако это вводящее в заблуждение определение, потому что все люди здесь наняты корпорациями, которые платят им за соблюдение их финансовых интересов. Если корпорации принадлежат Уолл-стрит, они должны служить ее интересам, и их используют исключительно по усмотрению Уолл-стрит.

Деятельность обществ с ограниченной ответственностью можно точнее описать как накопитель денег с особыми законными правами и защитами. Даже президент и директора могут быть уволены без уведомления или возможности обратиться за юридической помощью. Теоретически – это акционеры, которые осуществляют управление; однако, так как большинством акций управляют различные институционные инвесторы, настоящие акционеры вообще невидимы, даже для корпоративных чиновников.

В действительности управление подпитывается деньгами, чтобы контролировать рост и воспроизводство денег, не принимая во внимание никакие другие соображения. Результат – глобальная капиталистическая экономика, разрушающая и жизни, и человеческие души.

Альтернатива рынку

Защитники капиталистического режима настаивают, что капитализм является синонимом рынков и частной собственности. Это заявление если и не полностью ложное, то, в лучшем случае, вводит в серьезное заблуждение и затеняет нашу способность видеть очевидную не репрессивную альтернативу.

Теория рыночной экономики восходит к работам Адама Смита – шотландского экономиста XVIII столетия, в частности, к его книге «Исследования природы и причин богатства народов» («Inquiry into the Nature and Causes of the Wealth of Nations»), опубликованной в 1776 году. Досконально изученный и претендующий быть самой влиятельной работой по экономике, этот оригинальный труд Смита формулирует, детально и удивительно четко, что представляет собой демократический идеал экономики самоорганизации. Эта экономика, по Смиту, создает равноправное и социально-оптимальное распределение производительных ресурсов общества, через взаимодействие мелких покупателей и продавцов, принимающих решения, основанные на их индивидуальных потребностях, интересах и способностях.

Теория рынка, ясно сформулированная Смитом и теми, кто впоследствии конкретизировал его идеи, развилась в изящную и гармоничную интеллектуальную конструкцию, основанную на тщательно сформулированных предположениях относительно условий, при которых такие процессы самоорганизации действительно могут привести к социально оптимальным результатам. Фундаменталисты рынка вообще игнорируют существенные условия, которые включают следующие положения.

• Покупатели и продавцы должны быть достаточно мелкими, чтобы не влиять на рыночную цену.

Свобода для мошенничества

Термин «свободный рынок» является кодовым словом для нерегулируемого рынка, который позволяет богатым потреблять и монополизировать ресурсы для личной выгоды и не нести ответственности за более широкие социальные и экологические последствия. Свободный рынок поддерживает финансовых жуликов и спекулянтов, которые получают прибыль от правительственных, социальных и экологических субсидий; поощряет превышение монопольной власти и финансовое мошенничество, создавая открытое и часто непреодолимое разрешение на расходы и усугубление неравенства.

Рынки лучше всего работают в пределах структуры сообщества, берущего на себя социальную ответственность. Чем сильнее отношения взаимного доверия и заботы, тем надежней рынок осуществляет самоконтроль. Потребность в формальном правительственном надзоре и вмешательстве минимальна. Экономика влиятельных корпораций, которыми управляет культура жадности и веры в то, что их законная обязанность – максимизировать прибыль акционеров, это совершенно иной вопрос. Его трудно решить даже самому сильному правительству.

• Информация должна быть полной и доступна всем участникам, и не может быть никаких коммерческих тайн.

• Продавцы должны опираться на полную стоимость продуктов, которые они продают, и продавать их по отпускной цене.

• Инвестиционный капитал должен остаться в пределах национальных границ, торговля между странами должна быть сбалансированна.

• Сбережения нужно инвестировать в создание производственного капитала, а не в спекулятивную торговлю.

Как вы, вероятно, заметили, эти принципы не очень-то согласуются с политикой Уолл-стрит. И хотя сравнение это не идеальное, все-таки они больше напоминают Мэйн-стрит.

Историки проследили развитие термина «капитализм» до середины 1800-х годов, гораздо позднее смерти Адама Смита. Он относился к той системе экономики и социальному режиму, при которых собственность и прирост капитала принадлежат меньшинству, исключая большинство тех, кто посредством своей рабочей силы делает капитал производительным [7]. Все это со значительной точностью описывает особенности Уолл-стрит.

Капитализм под маскировкой рыночной риторики

В капиталистических заявлениях о покрове рынка не больше правды, чем в заявлениях мошенника в сказке «Новое платье короля», что он одел правителя в прекрасное платье. Если обратиться к теории рынка, то можно сделать вывод о том, что общественный интерес лучше всего работает, разрешая всемирным мегакорпорациям увеличивать прибыль без ограничения общественной свободы. Капитализм исказил теорию рынка до неузнаваемости, чтобы узаконить идеологию обслуживания интересов узкого класса без логического или эмпирического на то основания.

Прикрываясь внешними покровами рынка, агенты капитализма энергично продвигают формы государственной политики, которые создают условия, диаметрально противоположные тем, что позволяют рынкам функционировать социально оптимальным способом. Таблица 1 предлагает краткий обзор некоторых существенных различий между капиталистической экономикой Уолл-стрит, которую мы имеем в настоящее время, и той разновидностью рыночной экономики Мэйн-стрит, работу которой нам нужно стимулировать.

Таблица 1. Капитализм Уолл-стрит против рынков Мэйн-стрит

Как раковые клетки, которые пытаются скрыться от иммунной системы, маскируясь под здоровые, агенты капитализма пытаются скрыться от иммунной системы общества, притворяясь агентами здоровой рыночной экономики. Капитализм стал настолько искусным в этом обмане, что теперь мы обнаруживаем наших экономических и политических лидеров преданными политике, которая обслуживает патологию за счет здорового тела. Чтобы восстановить здоровье, мы должны признать больные клетки тем, что они есть, и либо хирургическим путем удалить их, либо лишить их доступа к питательным веществам.

При социалистической системе управления государством правительство сосредотачивает всю власть в своих руках. При капиталистической модели управления правительство становится заложником корпоративных интересов и способствует консолидации корпоративной власти. В истинно рыночной системе демократически ответственные правительства обеспечивают функционирование соответствующих рамок и правил. В их пределах люди, общины, предприниматели и достойные доверия инвесторы самоорганизуются, особенно на местных рынках, чтобы удовлетворить свои экономические потребности способами, не чуждыми социальной и экологической ответственности.

В экономике Уолл-стрит деньги имеют одновременно оба значения: это и конечный, и основной продукт – фантомное богатство – деньги, не связанные с производством или владением какой-либо реальной ценностью. Экономика Мэйн-стрит в значительной степени занята созданием реального богатства из реальных ресурсов, чтобы удовлетворить реальные потребности. Уолл-стрит прекрасно делает из богатых людей еще более богатых, но не имеет никакого отношения к заботе о здоровье людей, сообщества в целом или природы, за исключением использования их в качестве источника краткосрочной прибыли.

Отдерните занавес – кредитный коллапс разоблачил внутренние операции Уолл-стрит, и это все меньше похоже на законное коммерческое предприятие, а больше – на преступный синдикат, действующий как рэкет, занимающийся вымогательством. Самый близкий эквивалент в природе – это рак, который истощает энергию тела, но не производит ничего полезного взамен. Вы не «договариваетесь» с раком. Вы вырезаете его и восстанавливаете здоровую ткань. Мэйн-стрит – здоровая ткань, это основа Новой экономики.

Когда отказ в работе экономической системы становится регулярным явлением, временные меры, даже очень дорогостоящие, такие как вывод из кризиса Уолл-стрит, больше походят на накладывание кровоостанавливающего жгута больному раком. Они могут создать временное ощущение безопасности, но эффект исключительно косметический.