День поминовения Кристи Агата
– Никаких денег послать ты не можешь до своего совершеннолетия. Если у тебя хватит ума, ты не станешь этого делать и после. Я хочу дать тебе практический совет. Когда ты получишь телеграмму, что кто-то кончает с собой, если ему не вышлют двести фунтов, знай, что в таких случаях хватит и двадцати, даже десяти. Мать, конечно, всегда будет отрывать от себя и посылать. Тут ничего не поделаешь, но сумму при желании можно урезать. Запомни это. Ясно как божий день, что Виктор Дрейк никогда не покончит с собой. Это не тот человек. Вообще люди, которые грозятся покончить с собой, никогда этого не делают.
Никогда? Айрис подумала о Розмэри, но тут же отогнала эту мысль. Джордж, видимо, в этот момент думал не о Розмэри, а только о ловком и беспринципном молодом человеке в Рио-де-Жанейро.
Айрис считала, что выгадала на этом событии, так как материнские заботы помешали Люсилле целиком сосредоточить внимание на ее дружбе с Энтони Брауном.
Итак, мадам, что еще прикажете?
Эта резкая перемена в Джордже. Айрис не могла больше не думать об этом. Когда все началось? И какова была причина? И даже сейчас, вспоминая, она не могла точно сказать, когда это началось.
После смерти Розмэри Джордж стал очень рассеян, на него часто находили приступы глубокой задумчивости, когда он ничего не замечал вокруг. Он сразу постарел, отяжелел. Все это было естественно. Но когда его странности перестали укладываться в рамки простой рассеянности?
Это случилось после их спора об Энтони Брауне. Она вдруг заметила, что Джордж смотрит на нее как-то недоумевающе и озадаченно. Потом он стал необычно рано возвращаться домой и запирался у себя в кабинете. Как будто никаких особых дел у него не было. Как-то раз, войдя к нему, Айрис увидела, что он сидит за столом, уставившись в пространство. Он поднял голову и смотрел на нее тусклым, погасшим взглядом. Все поведение его говорило о том, что он перенес какое-то душевное потрясение. На вопрос Айрис о том, что случилось, он односложно ответил: «Ничего».
Постепенно у него на лице появилось напряженное, озабоченное выражение человека, которого что-то гнетет.
Никто не обратил на это внимания. Айрис во всяком случае. Неприятности всегда так легко отнести к разряду «служебных».
Затем он вдруг стал время от времени задавать ей вопросы, которые, казалось, ничем не вызваны. Только тогда ей впервые пришло в голову, что поведение его становится слишком странным.
– Скажи, Айрис, Розмэри часто с тобой разговаривала?
Айрис посмотрела на него с недоумением:
– Разговаривала? Конечно, но… О чем? Что ты имеешь в виду?
– О себе, о своих друзьях. О том, что с ней происходит. Счастлива она или нет. В таком роде.
Ей казалось, она понимала, что он хотел сказать. Наверное, до него дошли какие-то слухи о неудачном романе Розмэри.
– Она мне почти ничего не рассказывала. Ей было вечно некогда, – сказала Айрис, подумав.
– Да, ты была еще ребенком. Я понимаю. И тем не менее она могла хоть что-то тебе сказать.
Он смотрел на нее выжидающе, как пес. Айрис не хотелось делать ему больно. Розмэри и вправду ей ничего не говорила. Она покачала головой.
Джордж глубоко вздохнул и мрачно сказал:
– Впрочем, все это неважно.
А на следующий день он спросил ее, не знает ли она, кто были близкие подруги Розмэри. Айрис задумалась.
– Глория Кинг. Миссис Атвелл – Мейзи Атвелл. Джин Реймонд.
– А насколько она была с ними близка?
– Точно не знаю.
– Меня интересует, была ли она с ними откровенна.
– Право, не знаю, не думаю. Собственно говоря, о какой откровенности ты говоришь?
Она пожалела, что задала этот вопрос, однако ответ Джорджа поразил ее:
– Говорила когда-нибудь Розмэри, что она кого-то боится?
– Боится? – Айрис взглянула на него с удивлением.
– Я пытаюсь узнать, были ли у Розмэри враги.
– Среди женщин?
– Нет, необязательно. Я не это имею в виду. Настоящие враги. Не было ли среди тех, кого ты знаешь, человека, который желал бы ей зла?
Искреннее недоумение в глазах Айрис смутило его. Он покраснел и пробормотал:
– Я знаю, это звучит глупо. Мелодраматично. Я только так спросил, на всякий случай.
Спустя еще два дня он принялся расспрашивать ее о Фарадеях:
– Как часто Розмэри встречалась с Фарадеями?
Айрис не знала, что ответить.
– Право, не знаю, Джордж.
– Говорила она когда-нибудь о них?
– Нет, насколько я помню.
– Они были близки?
– Розмэри очень увлеклась политикой.
– Да. С тех пор как встретилась с Фарадеями в Швейцарии. До этого ей было наплевать на политику.
– Это верно. Мне кажется, она увлеклась политикой после знакомства со Стивеном Фарадеем. Он приносил ей разные брошюрки.
Джордж спросил:
– А что думала об этом Сандра Фарадей?
– О чем?
– О том, что ее муж дает читать Розмэри брошюрки.
Айрис стало не по себе.
– Не знаю, – сказала она.
– Она прекрасно владеет собой. С виду холодна как лед. Но говорят, она с ума сходит по Фарадею. Такого типа женщина вряд ли могла одобрить его дружбу с другой.
– Да, пожалуй.
– А в каких отношениях Розмэри была с женой Фарадея?
Подумав, Айрис сказала:
– В весьма прохладных. Розмэри смеялась над Сандрой. Говорила, что она напоминает ей лошадь-качалку, набитую политикой. Она и правда похожа на лошадь. Еще Розмэри говорила, что, если ее проткнуть, посыпятся опилки.
Джордж ухмыльнулся, потом спросил:
– Ты все так же часто видишься с Энтони Брауном?
– Довольно часто.
В голосе Айрис появились холодные нотки. Однако Джордж как будто успел забыть о своих прежних опасениях и продолжал любопытствовать:
– Он рассказывал тебе что-нибудь о своей жизни? Он ведь много ездил по свету.
– Рассказывал, но очень мало. Он действительно много путешествовал.
– Наверное, по служебным делам?
– Да, кажется.
– А чем именно он занимается?
– Не знаю.
– Он связан с военными фирмами?
– Мне он этого не говорил.
– И ты уж ему не говори, что я этим интересуюсь. Просто любопытно. Прошлой осенью его часто видели с Дьюсбери, председателем Британской компании по производству оружия. Розмэри, кажется, много времени проводила с этим Энтони Брауном?
– Много.
– Но это не была давняя дружба. Скорее случайное знакомство. Он как будто был ее постоянным партнером на танцевальных вечерах?
– Да.
– По правде говоря, меня удивило, когда она вдруг решила пригласить его на свой день рождения. Я не думал, что она так хорошо с ним знакома.
– Он прекрасно танцует, – сдержанно заметила Айрис, и в ее памяти невольно воскресла картина того вечера.
– Да, конечно.
Круглый стол в ресторане «Люксембург», затененные лампы, цветы. Назойливый джазовый мотив. За столом семеро: она сама, Энтони Браун, Розмэри, Стивен Фарадей, Рут Лессинг, Джордж и справа от него жена Фарадея, леди Александра Фарадей. Гладкие пепельные волосы, тонкий вырез ноздрей, хорошо поставленный надменный голос. Веселая компания. Или не очень веселая?
И в самом центре – Розмэри. Но нет, лучше об этом не вспоминать. Лучше думать только о том, как она сама сидела за одним столом с Тони. Это была их настоящая первая встреча. А до этого – только лишь имя, тень в холле рядом с Розмэри, когда внизу у подъезда дожидается такси.
Она вздрогнула, услыхав голос Джорджа, который дважды повторил свой вопрос:
– Интересно, куда он тогда делся? Он ведь тотчас же исчез.
– Уехал на Цейлон или в Индию, – сказала она уклончиво.
– Но в тот вечер он как будто никуда не собирался.
– А почему он должен был об этом сообщать? И вообще, что ты все время возвращаешься к тому вечеру?
Джордж стал багровым от смущения.
– Прости меня, Айрис. Кстати, пригласи как-нибудь Брауна к обеду. Мне бы хотелось его повидать.
Айрис была счастлива. Джордж явно исправился. Приглашение было передано и с благодарностью принято, но в последний момент внезапная служебная командировка на север помешала Энтони прийти.
…Однажды в конце июля Джордж поразил Айрис и Люсиллу неожиданным сообщением о том, что он купил загородный дом.
– Купил дом? – спросила Айрис, не веря своим ушам. – А я думала, мы снимем дом в Горинге на два месяца.
– Приятнее же иметь собственный дом. Можно круглый год проводить там выходные.
– Где же он находится? На реке?
– Не совсем. То есть совсем не на реке. В Сассексе[5], Марлингем. Имение называется Литл-Прайерс. Двенадцать акров[6] и большой дом в георгианском стиле[7].
– Но как ты решился купить дом, не посоветовавшись с нами?
– Подвернулся удачный вариант. Увидел объявление и буквально схватил.
– Дом, очевидно, нужно заново отделывать и ремонтировать? – спросила миссис Дрейк.
– Нет-нет. Там все в порядке. Я поручил Рут обо всем позаботиться.
Упоминание о Рут Лессинг, первоклассной секретарше Джорджа, было встречено почтительным молчанием. Рут была примечательной личностью. Фактически она стала членом семьи. Красивое лицо и строгий сдержанный стиль. В ней поразительно сочетались превосходные деловые качества и редкая тактичность.
Когда была жива Розмэри, то и дело можно было от нее слышать: «Поручи это Рут. Она со всем справится. Прошу тебя, предоставь это Рут».
Любую неприятность легко могли уладить ловкие пальчики мисс Лессинг. Приветливая, улыбающаяся, но при этом всегда сохраняющая некоторую дистанцию, она умела преодолевать все препятствия. Рут управляла делами Джорджа и, как говорили злые языки, самим Джорджем.
Он был к ней очень привязан и в своих суждениях целиком на нее полагался. У самой Рут, казалось, не было никаких личных желаний и потребностей.
Но тем не менее на этот раз Люсилла Дрейк была недовольна.
– Дорогой Джордж, я очень ценю таланты мисс Лессинг, но, как мне кажется, в нашей семье есть женщины, которые сами могли бы выбрать цвет обоев для собственной гостиной. Вам бы следовало спросить об этом Айрис. О себе я не говорю, я не в счет. Но Айрис это может огорчить.
Джордж был явно смущен.
– Я хотел сделать вам сюрприз, – сказал он.
Люсилла выдавила из себя улыбку.
– Джордж, вы сущий ребенок.
– Мне безразлично, какого цвета будут обои, – сказала Айрис. – Я уверена, что Рут все устроит наилучшим образом. Она такая практичная. А что мы там будем делать? Там есть хотя бы теннисный корт?
– Да, и поле для гольфа[8] в шести милях от дома, а до побережья всего четырнадцать миль[9]. Кроме того, у нас будут соседи. Всегда приятнее ехать туда, где есть знакомые.
– Какие еще соседи? – резко спросила Айрис.
Джордж отвел взгляд.
– Фарадеи. Они живут в полутора милях, за парком.
Айрис пристально посмотрела на него. Теперь она не сомневалась, что все эти хлопоты с покупкой и переоборудованием дома Джордж затеял с одной-единственной целью – завязать более тесный контакт с Фарадеями. Живя за городом, невозможно не дружить со своими ближайшими соседями, если, конечно, вы не собираетесь их намеренно избегать.
Но для чего он все это затеял? Почему он так упорно возвращается к Фарадеям? И почему для достижения своей неясной ей пока цели он выбрал такой дорогостоящий способ?
Может быть, у Джорджа возникло подозрение, что Розмэри и Стивена Фарадея связывала не только дружба? Тогда что это такое? Посмертная ревность? Дикая мысль, не укладывающаяся ни в какие рамки.
Но что, однако, ему нужно от Фарадеев? Что означают все эти вопросы, приводившие Айрис в замешательство? Все недавние странности в его поведении? А его полубезумный вид по вечерам? Люсилла считала, что все дело в излишнем пристрастии к портвейну. Только такое ей и могло прийти в голову.
Джордж на самом деле последнее время вел себя очень странно. Возбуждение сменялось у него полной апатией, потом он погружался в прострацию.
Большую часть августа они провели-таки в новом загородном доме. Айрис поежилась. Жуткий дом! Она ненавидела этот Литл-Прайерс. Красивый, солидный, со вкусом обставленный (Рут Лессинг оказалась, как всегда, на высоте), но удивительно пугающе пустой. Они в нем не жили. Они его занимали. Как солдаты в войну занимают наблюдательный пункт.
Ужасным его делала маскировка под нормальную дачную жизнь: гости по субботам, теннис, обеды с Фарадеями в будние дни. Сандра Фарадей была сама любезность – образец дружеского отношения к соседям, которые уже не просто соседи, а почти друзья. Она ввела их в местное общество, дала Джорджу и Айрис массу полезных советов насчет лошадей и была предупредительна к Люсилле, как к самой старшей в доме.
Но никто не знал, что кроется за этой улыбкой, за этой бледной маской. Эта женщина была загадочна, как сфинкс[10].
Стивена они видели редко. Он был занят, его политическая карьера требовала постоянных отлучек. Айрис не сомневалась, что он старается поменьше сталкиваться с обитателями Литл-Прайерс.
Так прошел август, за ним сентябрь. Было решено, что в октябре они переедут обратно в свой лондонский дом.
Айрис встретила это известие с облегчением. Она надеялась, что по возвращении в Лондон Джордж придет в норму.
И вдруг вчера этот неожиданный ночной стук в дверь. Она проснулась, зажгла свет и взглянула на часы. Она легла в половине одиннадцатого, и теперь ей показалось, что уже очень поздно. Но было всего час ночи.
Она накинула халат и пошла открывать. Это было для нее естественней, чем просто крикнуть: «Войдите!»
В коридоре стоял Джордж. Она сразу поняла, что он еще не ложился, так как на нем был вечерний костюм. Он был весь красный и тяжело дышал.
– Айрис, спустись ко мне в кабинет. Мне нужно с тобой поговорить. Я должен с кем-то поговорить.
Недоумевая, Айрис, еще полусонная, последовала за ним.
Войдя в кабинет, он плотно затворил дверь и указал ей место за столом – напротив себя.
Затем он пододвинул к ней портсигар, взял сигарету сам и зажег ее дрожащей рукой.
Айрис была не на шутку встревожена его видом.
– Что-нибудь случилось?
Он заговорил, с трудом переводя дыхание, как после быстрого бега:
– Я больше не могу один, не могу держать это в себе. Скажи, что ты думаешь об этом. Неужели это правда? Неужели такое возможно?
– Но о чем ты говоришь, Джордж?
– Ты должна была хоть что-то заметить, что-то увидеть. Не может быть, чтобы она ничего не сказала. Была ведь какая-то причина.
Она смотрела на него с недоумением. Он провел рукой по лбу.
– Я вижу, ты не понимаешь, о чем речь. Не смотри на меня так испуганно, детка. Ты должна мне помочь. Постарайся вспомнить все, что можешь. Я, наверно, говорю очень бессвязно. Но сейчас тебе все станет ясно, как только ты прочтешь письма.
Он отпер один из боковых ящиков стола и достал два листка бумаги.
Бледно-голубые листочки – мелкие, аккуратные печатные буквы.
– Прочти, – сказал он, протягивая ей один листок. Айрис пробежала его глазами. Две ясные четкие фразы, не допускающие разнотолков:
«Если вы думаете, что ваша жена кончила жизнь самоубийством, вы ошибаетесь. Она была убита».
Айрис взяла в руки второй листок.
«Ваша Розмэри не покончила с собой. Она была убита».
Айрис сидела в оцепенении, не сводя глаз с листков. До нее снова донесся голос Джорджа:
– Я получил их примерно три месяца назад. Вначале мне показалось, что это шутка, жестокая, гнусная шутка. А потом я стал думать, стал спрашивать себя, почему же Розмэри покончила с собой.
– Депрессия после гриппа, – машинально повторила Айрис давно затверженную фразу.
– Знаю-знаю, но ты только вдумайся! И сразу поймешь, что это какая-то чушь! Ведь сотни людей болеют гриппом, а потом чувствуют упадок сил – ну и что?
– Но, может быть, она была несчастлива, – с трудом выдавила из себя Айрис.
– Вполне возможно. – Джордж отнесся к ее словам спокойно. – И все-таки не представляю, чтобы Розмэри наложила на себя руки только оттого, что она несчастлива. Она могла грозиться покончить с собой, но решилась бы вряд ли…
– И тем не менее решилась. Как иначе все это можно объяснить? У нее даже яд нашли в сумочке.
– Я знаю. Вроде бы все указывало на самоубийство. Но с тех пор, как я получил вот это, – он пальцем постучал по письмам, – я начал снова все сопоставлять. Чем больше я об этом думал, тем больше убеждался в том, что тут что-то неладно. Поэтому я тебя и спрашивал, не было ли у Розмэри врагов, не говорила ли она тебе, что кого-то боится. Если ее убили, должна же быть какая-то причина.
– Джордж, ты сошел с ума!
– Иногда мне и самому так кажется. Но временами я чувствую, что я на верном пути. Нет, я должен узнать, должен докопаться до истины. Ты должна мне помочь, Айрис. Ты тоже должна подумать и вспомнить. Именно вспомнить. Мысленно вернуться к тому вечеру. Еще и еще раз. Ты ведь понимаешь, что если она была убита, то сделать это мог только один из сидевших за столом. Это тебе понятно?
Да, это ей было понятно. Хватит гнать от себя непрошеные мысли. Она должна снова все вспомнить: музыка, барабанная дробь, притушенные огни, очередной номер эстрадной программы, снова яркий свет и… Розмэри, рухнувшая на стол, с посиневшим, конвульсивно дергающимся лицом.
Айрис вздрогнула. Ей стало страшно, впервые по-настоящему страшно.
Она должна думать, должна вернуться в прошлое, вспоминать.
Розмэри… Розмарин[11] – это для памятливости[12]. Надо заставить себя вспомнить. Все, до самых последних мелочей.
Глава 2
Рут Лессинг
В минуту короткого затишья посреди делового дня Рут Лессинг вспоминала жену своего шефа – Розмэри Бартон.
Она никогда не любила Розмэри. Но до того ноябрьского утра, когда она впервые встретилась с Виктором Дрейком, она сама не сознавала, насколько сильна ее неприязнь.
Разговор с Виктором дал толчок всем событиям, привел в движение все скрытые механизмы. Все, что она думала и чувствовала, лежало где-то на самом дне ее сознания – она сама не подозревала, что таилось в ней.
Рут всей душой была предана Джорджу Бартону. С того самого дня, когда она, самоуверенная двадцатитрехлетняя девушка, пришла наниматься к нему на службу. Она сразу же почувствовала, что он нуждается в опеке. И незаметно начала его опекать – старалась избавить от лишней траты времени и денег, а заодно от лишних неприятностей. Она подбирала ему друзей и направляла его интересы, удерживала от опрометчивых решений в делах и поощряла, когда считала, что стоит рисковать. При этом она вела себя с необыкновенным тактом, и на протяжении их многолетнего сотрудничества Джорджу ни разу не пришло в голову усомниться в том, что он имеет дело с послушной, исполнительной секретаршей, всецело покорной его воле. Ему очень нравилась ее внешность – гладкая прическа, элегантный покрой костюма, свежие крахмальные блузки и маленькие жемчужины в мочках красивых ушей, нравилось бледное, слегка припудренное лицо и светлая губная помада.
Рут, по его мнению, была образцом во всех отношениях.
Ему по душе была ее суховатая манера держаться, исключавшая какое бы то ни было проявление эмоций или фамильярности. Постепенно он привык говорить с ней о своих личных делах. Она слушала сочувственно и всегда давала какой-нибудь дельный совет.
Однако, собираясь жениться, он не спросил ее совета. Она отнеслась к браку шефа неодобрительно, но ничем этого не показала и приняла деятельное участие в приготовлениях к свадьбе, избавив миссис Марль от многих хлопот.
Первое время после свадьбы ее отношения с шефом стали чуть более официальными. Она целиком ушла в дела фирмы, которые Джордж охотно ей перепоручал.
Вскоре и Розмэри увидела, какое бесценное сокровище мисс Лессинг с ее деловой сноровкой и умением прийти на помощь в нужную минуту. Кроме того, она была неизменно любезна, приветлива и корректна.
Джордж, Розмэри и Айрис называли ее по имени, и она часто приходила к ленчу на Элвастон-сквер. Ей исполнилось уже двадцать девять лет, а выглядела она так же, как в двадцать три.
И хотя в разговорах они никогда не переступали границы деловых отношений, Рут великолепно чувствовала малейшие колебания в настроении Джорджа. Она знала, когда именно его восторженное состояние в первое время после женитьбы сменилось радостным спокойствием и когда спокойствие уступило место какому-то новому чувству, которому непросто было найти определение. Благодаря предусмотрительности Рут небрежность, которую в это время Джордж нередко допускал в мелочах, никак не отражалась на делах. И как бы ни был рассеян Джордж, Рут, казалось, никогда этого не замечала, за что он был ей бесконечно признателен.
Как-то ноябрьским утром он заговорил с ней о Викторе Дрейке.
– Я хочу попросить вас об одной услуге, Рут. Весьма неприятного свойства.
Рут взглянула на него вопросительно. Разумеется, он мог быть заранее уверен, что все будет выполнено.
– В каждой семье есть своя паршивая овца, – сказал он.
Рут понимающе кивнула.
– На сей раз это кузен моей жены. Прожженный тип. Он едва не разорил свою мать. Вынудил это глупое создание продать несколько жалких акций, которые у нее были. Свою карьеру он начал с того, что подделал чек, когда учился в Оксфорде[13]. Тогда это замяли, но с тех пор его носит по свету, и везде одно и то же.
Рут слушала без особого интереса. Ей был знаком этот тип людей. Они берутся выращивать апельсины, заводят птицефермы, нанимаются на какую-нибудь работу в Австралию или на мясокомбинат в Новой Зеландии. И толку все равно нет. Нигде они не удерживаются подолгу и каждый раз спускают деньги, которыми их ссужают заботливые родственники. Такие люди ее никогда не интересовали, она предпочитала более удачливых.
– Теперь он объявился в Лондоне, и я узнал, что он докучает моей жене. Она не видела его со школьных времен. Однако этот предприимчивый негодяй пишет ей и просит денег. Я не собираюсь больше это терпеть. Сегодня я назначил ему свидание в двенадцать часов – в отеле, где он остановился. И я хотел попросить вас пойти туда вместо меня. У меня нет ни малейшей охоты входить в какие бы то ни было отношения с этим типом. Я никогда его не видел и видеть не желаю, и не хочу, чтобы с ним встречалась Розмэри. Мне кажется, все можно прекрасно уладить на деловой основе через третье лицо.
– Да, это всегда хороший выход. Но что я должна ему предложить?
– Сто фунтов наличными и билет до Буэнос-Айреса. Деньги он получит только на пароходе.
Рут улыбнулась:
– Чтобы не сбежал в последнюю минуту?
– Я вижу, вы меня правильно поняли.
– Случай весьма банальный.
– Разумеется. Таких типов хоть отбавляй. – Он умолк в нерешительности. – А вам действительно не в тягость эта моя просьба?
– Ну что вы! – Казалось, что Рут все это даже забавляло. – Я отлично справлюсь с вашим поручением.
– Вы справитесь со всем на свете, Рут.
– А как насчет билета? Между прочим, как этого типа зовут?
– Виктор Дрейк. Вот билет. Я вчера звонил в пароходство. Завтра от Тилбери[14] отправляется «Сан-Кристобаль».
Рут взяла билет, удостоверилась, что он в порядке, и положила к себе в сумочку.
– Ну хорошо. Считайте, что дело улажено. Ровно в двенадцать. Куда ехать?
– Отель «Руперт». Рассел-сквер.
Она записала в книжечку.
– Рут, дорогая, не знаю, что бы я делал без вас. – Он с нежностью дотронулся до ее плеча, впервые за многолетнее знакомство. – Вы моя правая рука, мое второе «я».
Рут покраснела, польщенная.
– Я прежде никогда вам этого не говорил. И вы считаете, что я принимаю как должное все, что вы для меня делаете. Но это совсем не так. Вы даже не подозреваете, до какой степени я на вас во всем полагаюсь. Решительно во всем, – повторил он. – Вы самая добрая, самая милая и самая внимательная девушка на свете.
Рут рассмеялась, пытаясь скрыть смущение.
– Вы меня вконец избалуете такими комплиментами.
– Но это действительно так. Вы – часть нашей фирмы. Даже невозможно представить, что бы мы делали без вас.
Она вышла от него с теплым радостным чувством, которое не покидало ее всю дорогу в отель «Руперт».
Она не испытывала неловкости от предстоящего свидания, будучи убеждена, что справится с любым делом. Истории о неудачниках и трудных судьбах ее не трогали. Встреча с Виктором Дрейком была для нее не более чем обычное служебное поручение.
Он оказался таким, как она себе его представляла, только намного привлекательней. Она безошибочно поняла, с кем имеет дело: от этого человека хорошего ждать было нельзя. За обаятельной внешностью скрывались бессердечность и циничный расчет. Единственное, чего она не учла, – его способность читать в людских душах и умение с легкостью играть на чужих чувствах. И может быть, она была чересчур уверена, что застрахована от его неотразимости.
Он приветствовал ее возгласом радостного изумления: