Дочь палача и дьявол из Бамберга Пётч Оливер

13

1 ноября 1668 года от Рождества Христова, в десять ночи в Бамберге

Позабыв о всякой предосторожности, Георг мчался по темным улицам Бамберга. В голове у него вертелась мысль до того ужасная, что поначалу он не желал ее принимать.

Ты все накручиваешь. Успокойся! Попробуй думать, как Барбара или Магдалена…

Но чем больше Георг думал, тем страшнее ему становилось. Уже сама возможность того, что его предположение окажется верным, заставляла бежать быстрее. Наверное, стоило сначала посоветоваться с отцом, но на это уже не было времени. Тем более кто сказал, что он действительно окажется прав? Вполне возможно, что он все надумал и осрамится перед отцом и остальными. Так что лучше самому во всем убедиться. По крайней мере, страх хоть немного его отрезвил.

Задыхаясь, Георг пробежал пустой рыбный рынок и направился к Банкетному дому. Внешние ворота были еще открыты. В обычное время здесь патрулировали два стражника, но этой ночью у них, похоже, были дела поважнее – вероятно, они где-то выслеживали оборотня. Георгу хотелось разузнать обо всем подробнее, но сначала следовало убедиться, что дети в безопасности.

Он вошел в темный двор и повернул направо, где находилась дверь в комнату Иеремии. Затаив дыхание, юноша прислушался, но ничего не услышал. Ни голосов, ни детских криков. В конце концов он осторожно постучал.

– Кто там еще? – раздался через некоторое время голос Иеремии. Георг заметил, что звучал он тревожно и напряженно.

– Это я, Георг, – прошептал он. – Я… простите, что так задержался.

Засов сдвинулся в сторону, и за дверью показалось изборожденное шрамами лицо Иеремии. Он широко ухмыльнулся.

– А, только ты, – сказал калека с облегчением. – Я уж думал, с тобою что-нибудь стряслось. В городе что-то творится, стражники жуткие вещи рассказывают. – Он подмигнул: – Но, судя по твоему виду, ты просто выпил лишнего. Первая пьянка, поди? Да, это тоже может в настоящий кошмар обратиться. – Он полностью открыл дверь. – Проходи, помогу тебе прийти в себя.

Георг вошел в комнату и огляделся. На столе горела всего одна свечка, рядом стояла шахматная доска с фигурами. На сквозняке от распахнутой двери покачнулась клетка со спящими птицами. На кровати дремала облезлая кошка. Детей нигде не было.

– А где мальчишки? – с тревогой спросил Георг.

Иеремия кивнул на небольшую дверцу слева от полок.

– Я уложил их в трактире возле печи. Там хорошо и тепло, а после того как стражники всех разогнали, еще и тихо. Мой верный Бифф их стережет, так что можешь не беспокоиться. – Он показал на соломенный матрас. – Лучше тебе и детям переночевать у меня. Сам, наверное, слышал, что на улицах творится.

Георг рассеянно кивнул. Он сел на скамью возле стола, а Иеремия между тем стал возиться возле небольшой печи в углу. Наконец старый управляющий вернулся к столу и поставил перед Георгом кружку, над которой поднимался пар.

– Вот, выпей, – велел он. – Это горячее пиво с медом и крепкими приправами. Лучшее средство против последствий после треклятой выпивки.

– Спасибо.

Георг с благодарностью сделал первый глоток. На вкус напиток был сладким и в то же время отдавал горечью. В голове действительно немного прояснилось.

– Играете в шахматы? – спросил Георг через некоторое время и кивнул на доску на столе. – Но с кем?

Иеремия рассмеялся.

– Уж точно не с Петером, хотя мальчонка и вправду смышленый. Нет, я играю сам с собой. – Он подмигнул Георгу: – Поверь, у меня нет противника более безжалостного.

Георг улыбнулся. Потом взгляд его скользнул по книгам на полках и оттуда к сундуку на полу, с содержимым которого дети еще вечером играли с таким воодушевлением.

«Я был прав! – подумал он с волнением. – По крайней мере, в том, что касается книг, память меня не обманула. Что же до остального… Посмотрим».

– Поистине внушительная библиотека, – начал Георг неуверенно. – Я только теперь обратил внимание. У моего отца почти все книги такие же.

– В самом деле? – Иеремия вскинул брови. – Ну, по медицине не так уж много хороших работ. Ты должен знать…

– Травник Лоницера, например, – перебил его Георг и показал на тонкую потрепанную книжку, название которой все же угадывалось на корешке. – У дяди Бартоломея, кстати, тоже такая есть. Палачи постоянно обращаются к этой книге. В ней содержится куча рецептов, чтобы быстро и безболезненно отправить на тот свет бедных грешников. Во всяком случае, дядя так мне рассказывал… – Георг запнулся, но продолжил: – В ней же есть средства, чтобы утихомирить приговоренных, если они извиваются и вопят от страха.

Иеремия посмотрел на него очень внимательно.

– Вот как, – сказал он с удивлением. – И какие же, например?

– Ну, отец как раз недавно рассказывал мне про одно средство, – ответил Георг.

Голос у него слегка дрожал, голова была тяжелая, но он старался не спускать глаз с собеседника.

– Про губки, пропитанные снотворным. Их используют и во время операций, чтобы успокоить больного. Отец считает, что этот оборотень сначала усыплял ими своих жертв, чтобы легче было утащить их и потом прикончить. Вы знаете про такое снотворное?

– Оборотень усыпляет каких-то шлюх и потом вскрывает им грудную клетку? Так он и считает? Интересная мысль. Твой отец, должно быть, не обделен воображением.

Иеремия загоготал. При этом шрамы на его лице, казалось, зажили собственной жизнью. Потом он пожал плечами:

– Что касается твоего вопроса, может, я и слышал про эти губки. Но подробностей, к сожалению, не знаю.

– Правда? Довольно странно. Ведь на полках у вас есть все необходимые ингредиенты. – Георг показал на горшки и бутылочки. – Hyoscyamus niger, Papaver somniferum и Conium maculatum. Когда я был здесь в прошлый раз, все эти названия ни о чем мне не сказали. Но в трактире я вдруг вспомнил: это белена, мак и болиголов. – Он тонко улыбнулся. – Я не такой смышленый, как Барбара, но иногда запоминаю что ни попадя. Видимо, выпивка не всегда отупляет. Порой она неплохо помогает в размышлениях.

Некоторое время тишину нарушал лишь тихий щебет птиц в клетке. Некоторые из них проснулись от разговора и теперь беспокойно взмахивали крыльями.

Управляющий смотрел на гостя с прежним дружелюбием. Но Георг заметил в его глазах, окаймленных паутиной шрамов, проблеск страха.

– Я всегда советую принимать спиртное в качестве лекарства, – проговорил наконец Иеремия. – Порой оно проявляет удивительные свойства. Особенно если человек к нему не привык. То же самое, наверное, можно сказать о снотворном. – Он скрестил руки и откинулся на стуле. – Я так чувствую, сегодняшняя попойка не только на это открыла тебе глаза. Я прав?

Георг кивнул.

– Верно.

Он снова глотнул живительного напитка, прежде чем продолжить. Голос его с каждым словом становился увереннее.

– Я уже говорил вам, что у меня не так хорошо с латынью. Я терпеть не мог, когда отец начинал пичкать ею меня. Но палачи обязаны знать латынь, большинство книг по врачеванию написаны на ней. А врачеванием мы зарабатываем основную часть денег, куда больше, чем убийством. Поэтому мне приходилось каждый день разучивать с отцом латынь, и кое-что осталось в голове. Барбаре все это давалось куда как лучше. – Он с одобрением взглянул на Иеремию. – Вы, кстати, превосходно говорите на латыни, насколько я могу судить. За эту пару дней вы несколько раз заговаривали со мной на латинском. Homo homini lupus. Человек человеку волк. Помните? Это ваши слова.

Иеремия улыбнулся и поднял руки.

– Хорошо, я довольно сносно говорю на латыни, признаю это с удовольствием. Также у меня имеются кое-какие травы, держать которые мне нельзя. До сих пор твои измышления не привели к таким выводам, чтобы я действительно удивился. Есть еще какие-нибудь… – он хитро склонил изборожденную шрамами голову, – наблюдения?

Георг задумчиво лотнул из кружки и заговорил медленно, словно перебирал каждое слово одно за другим:

– На уроках латыни отец всегда говорил мне: если запутался, откинься назад и взгляни на все предложение целиком, а не на отдельные его части. Лишь вместе они составляют целое. Вот я и пытался составить целое из вас. И была одна деталь, которой я никак не мог найти место.

– И какая же?

– Меч.

Иеремия взглянул на него с изумлением:

– Меч? Не понимаю. Теперь ты действительно заинтриговал меня.

Георг показал на старый, потертый сундук в углу.

– Ну, когда я привел к вам детей, они играли возле сундука. Пауль не расставался с коротким мечом, который откопал там. В общем-то, это была только рукоять с нижней частью обломанного клинка, тупого и обшарпанного. Я поначалу не обратил на него внимания. Но потом вспомнил, что говорил мне Пауль еще возле реки. Ему очень хотелось к вам. У него меч, как у дяди Бартоломея, только маленький. Так и сказал. Я сначала не понял, что он имеет в виду. А теперь все понял.

Иеремия между тем подошел к старому сундуку, открыл его, достал сломанный меч и с благоговением поднял в руке. Остаток клинка был тупой и ржавый, только рукоять в две ладони шириной оставалась шершавой и серой, как в день, когда ее изготовили.

– Рукоять из акульей кожи, – прошептал Георг. – Я прав? Рукоять, какие бывают только на мечах местных палачей. Я всегда восхищался мечом дяди Бартоломея. Руки не скользят при смертельном ударе, пот скатывается с нее каплями. Мне всегда хотелось такой же меч. У вас есть такой. Во всяком случае, часть его. Откуда?

– Сам скажи, – ответил Иеремия.

Дружелюбия в его глазах как не бывало. Он смотрел с грустью и очень-очень устало. Казалось, управляющий за пару минут состарился на много лет.

Георг поставил кружку на стол и смерил калеку долгим взглядом.

– Я как-то спросил дядю, как он вообще стал палачом в Бамберге. Он ведь нездешний, а место обычно получает старший сын предыдущего палача. Но у его предшественника не было детей.

– Верно, не было, – тихо проговорил Иеремия.

– После тех жутких судов над ведьмами он бесследно исчез, – продолжал Георг. – Никто его больше не видел. Но мне кажется, люди испытали при этом некоторое облегчение. Его звали Михаэль Биндер. Будучи палачом, он взвалил на себя их вину. По приказу епископа и комиссии замучил и казнил почти тысячу человек. А потом просто исчез. А вместе с ним и вина.

– Вина остается, – проговорил Иеремия. – От нее никогда не отмоешься, даже едкой известью. Это и порядочным горожанам не дано, а уж палачу – тем более. Он вынужден жить с этим грузом. Особенно с одним…

Георг увидел, что в глазах управляющего заблестели слезы. Ему вдруг стало жаль его.

– Что… что за груз вы имеете в виду? – спросил он нерешительно.

Иеремия грустно улыбнулся:

– Когда-нибудь ты станешь хорошим палачом, Георг. Хорошие палачи, они как острый клинок. Избавляют от страданий, насколько возможно. Один только взмах – и всё позади. Остерегайся слишком много думать! С мыслями приходят сны. Дурные сны. – По-прежнему сжимая в кулаке рукоять, Иеремия тяжело сел на кровать. – Особенно во время пыток душа твоя должна быть чиста, как выкованный только что меч. Крики, мольбы и плач – все это должно отскакивать от тебя. Но иногда этого не происходит. Ты можешь знать кого-то из них, не то чтобы хорошо, но вы здоровались на улице в свое время. Соседи, дальние знакомые, трактирщик, у которого ты всегда брал пиво, знахарка, которая принимала роды у твоей жены… Город не такой уж и большой, рано или поздно все друг друга узнают. И возможно, когда-нибудь настанет день, когда тебе придется пытать, а потом и казнить кого-то, кого ты… – Он помедлил. – Кого ты действительно любишь. Этот груз остается с тобой навсегда.

– Господи! – Георг в ужасе посмотрел на управляющего. – Так вы…

– Шарлотте было шестнадцать, – перебил его старик. Взгляд его устремился куда-то в пустоту, пальцы перебирали рукоять меча. Казалось, он пребывал в каком-то собственном мире. – Она была дочерью богатого ткача. Наша любовь была тайной, никто не должен был знать о ней. Но мы поклялись друг другу, что однажды поженимся. В знак своего расположения я подарил ей платье из чистого бархата, мягкое, как гусиный пух. Потом, под конец третьей волны преследований, когда разразилась чума, трактирщик из «Грифона» заявил, что видел, как она плясала с дьяволом на городском кладбище. В те дни много кто плясал с дьяволом. – Иеремия сухо рассмеялся. – Заседание суда не заняло и половины дня, после чего Шарлотту привели ко мне. Я и сейчас помню ее глаза, широко раскрытые, большие. У меня дрожали руки, но я выполнял свою работу, как делал раньше. Ее спрашивали о знакомых. С каждым вырванным ногтем я думал, что она назовет мое имя. Но Шарлотта молчала. Только неотрывно смотрела на меня большими карими глазами…

– И вы… потом вы сожгли ее на костре? – спросил Георг в наступившей тишине.

Иеремия покачал головой.

– Она повесилась в камере, на веревке, сделанной из платья, которое я когда-то подарил ей. Видимо, хотела уберечь меня от казни… – Он снова рассмеялся. – Грешница избавляет палача от казни, что за ирония! Воистину, дьявол позабавился, глядя на нас.

– Что случилось потом? – спросил Георг.

– Я не смог жить с этим грузом. В следующую ночь я сломал свой меч и сбежал из города. Я укрылся в Хауптсмоорвальде, недалеко от Росдорфа. Там была старая известняковая шахта. Я рыдал не переставая и тогда решил покончить с жизнью. Стереть себя с лица земли. Поэтому я насыпал в корыто извести, залил водой и сиганул туда. Но боль оказалась слишком сильной. Я не смог вынести страданий, которые сам причинял другим. Полуслепой и вопя от боли, я блуждал по лесам, прятался в сараях и хлевах, пока меня не нашел и не принял к себе Бертольд Лампрехт.

– Трактирщик из «Лешего», – уточнил Георг.

– И добрый христианин, Господь свидетель. Бертольд мой дальний родственник. Он единственный ведает, кто я на самом деле. Горожане, что помоложе, все равно меня не знают, а для старых я просто калека. На улицах меня никто не узнает, а если кто присматривается, то я надвигаю капюшон на лицо и иду себе дальше. Я всего лишь урод, а у таких не бывает прошлого.

Иеремия осклабился. Изрытая шрамами лысина и обезображенное лицо действительно придавали ему такой жуткий вид, что и Георг не мог побороть отвращения.

– Бертольд дал мне работу и эту комнату. Здесь я и обитаю с тех пор, как мерзкий зверь под горой, – продолжил старик. – Бертольд забрал тогда кое-какие вещи из моего бывшего дома. Среди них оказался и этот сломанный, проклятый Богом клинок… – Иеремия, как пером, взмахнул рукоятью. – Я сохранил его, сам не знаю почему. Может, чтобы помнить о былых деяниях. О любимой Шарлотте…

По его безобразному лицу покатились слезы. Иеремия беззвучно плакал, между тем как птицы окончательно проснулись и радостно щебетали у него над головой. Георг еще никогда не встречал человека, столь одинокого.

И все-таки я должен задать ему этот последний вопрос…

– Знаете, что странно? – начал Георг через некоторое время. – Я ведь уже говорил вам, что иногда обращаю внимание на всякие мелочи. Такое часто бывает в разговоре, как вот теперь. Когда я рассказал вам про снотворное и про предположение моего отца о том, что оборотень усыплял своих жертв, вы посмеялись. Сказали, что у моего отца богатое воображение, раз он решил, будто оборотень усыпляет каких-нибудь шлюх и вскрывает им грудную клетку. Что ж…

Он замолчал и напряженно взглянул на Иеремию.

– Ну и?.. – спросил старик, вытирая слезы. – Что ты хочешь сказать?

– Я не упомянул ни шлюх, ни вскрытую грудную клетку. И не думаю, что вы могли бы услышать об этом. Отец говорил, что капитан Мартин Лебрехт хотел сохранить это дело в тайне. Так что об этом мог знать лишь один человек. – Георг выдержал небольшую паузу и закончил: – Убийца.

Вновь последовало напряженное молчание. Потом Иеремия отшвырнул рукоять, та со звоном отлетела в угол. Усталые глаза его вдруг затравленно сверкнули, как у зверя, загнанного в угол.

– Хватит ходить вокруг да около! – прошипел он. – Ты обо всем догадался, хорошо. Можешь собой гордиться. Я и в самом деле недооценил тебя. – Он задумался ненадолго, а потом злобно улыбнулся: – Но это ничем тебе не поможет.

Георг почувствовал, как волосы на загривке встали дыбом. В тот же миг он понял, что допустил ошибку. Надо было разыскать отца или хотя бы воздержаться от этого последнего вопроса. Но теперь уже поздно.

– Что… что вы задумали? – спросил он осторожно.

Иеремия показал на кружку в руках Георга.

– Я уже говорил, что спиртное обладает удивительными свойствами. Например, приглушает странный привкус. – Он показал себе за спину. – Горшок с болиголовом не случайно оказался на полке. Я подумал, что он может мне понадобиться.

Сердце у Георга забилось вдвое быстрее.

– Вы что… отравили меня? – просипел он.

Иеремия пожал плечами:

– Ну, отравил – это слишком громко сказано. Скажем так, я позаботился о том, чтобы эта маленькая тайна осталась между нами. – Человек, бывший когда-то палачом Михаэлем Биндером, внимательно смотрел на Георга. – Чувствуешь уже нечто такое? Воздействие болиголова обычно начинает ощущаться в ногах. И от них онемение поднимается по всему телу. Когда оно достигнет сердца, наступает конец.

Георг подвигал пальцами ног. И действительно почувствовал слабое покалывание, поднимавшееся к щиколоткам.

– Вы… вы дьявол, – выдохнул он. – А я-то думал…

– Что я добрый старик? – Иеремия отмахнулся: – Тебе еще многому следует научиться, Георг. Я казнил сотни людей. Думаешь, одним больше или меньше имеет для меня значение? Да, я убил ту юную шлюху. И поверь мне, каждую минуту каюсь в этом деянии. Но это не значит, что я готов в роли оборотня отдаться на растерзание толпы. А они с удовольствием меня разорвали бы! Взгляни на меня! – Он показал на свое изуродованное лицо. – Я монстр! Лучшего чудища им не сыскать.

– Так, значит… вы не оборотень вовсе? – спросил Георг растерянно.

Он чувствовал, как покалывание постепенно подбирается к бедрам.

– Оборотень я или нет? – Иеремия вздохнул: – Дорогой мой Георг, ты считал себя таким смышленым… Но порой все бывает немного сложнее. Я не добряк и не старый дурень, но и не дьявол. Как и большинство людей, я, наверное, где-то посередке. И я дорожу своей жизнью. Как, вероятно, и ты.

Он улыбнулся и взял с полки бурый комок размером с кулак. Георг не сразу его разглядел. Должно быть, это было какое-то засушенное растение.

– Знаменитая иерихонская роза, – пояснил Иеремия. – Она попала к нам с востока с первыми крестоносцами. На первый взгляд мертвая, но стоит окунуть ее в воду, как она снова зеленеет и начинает цвести. Мудрецы называют ее дланью Марии, о ее целебных свойствах ходят легенды…

Он отломил кусочек от сухой массы и раскрошил его в кружку. Потом прошел к очагу, над которым стоял котел с горячей водой, и наполнил кружку.

– Небольшая щепотка от этой розы, еще несколько ингредиентов, известных мне одному, – и действие яда прекратится, – продолжал старик. – Правда, ненадолго. Примерно на день, и только. Потом болиголов снова проявит свои смертельные свойства. – Иеремия улыбнулся и пододвинул кружку к Георгу. – Вот мое предложение. Ты будешь держать язык за зубами. И сможешь каждый день приходить ко мне за противоядием до тех пор, пока я не поделюсь с тобою рецептом, и тогда ты навсегда покинешь Бамберг. По-моему, вполне себе благородное предложение, как считаешь?

Георг попытался пошевелить носками, которых уже не чувствовал. Потом нерешительно кивнул и принял кружку. Он принял решение.

Ты Куизль, не забывай об этом…