Букет подснежников – на счастье Ефимова Валентина
Но тут, конечно, дело было посерьезнее. Что такое КГБ, Надя примерно понимала. Та же тетя Тоня кое-что рассказывала о 1937 годе и НКВД – не при посторонних, конечно, и не громко.
– Кто организовал кружок ленинизма? – человек в сером костюме приступил сразу к делу.
– Мы все вместе и организовали! – Надины глаза были совершенно спокойны, голос не дрожал. – А что в этом плохого, если мы решили дополнительно изучать труды Ленина?
– Как ты относишься к Лиле Киркач?
– Очень хорошо, она лучшая ученица нашего класса, умная, начитанная.
– Отец Киркач Лилии приходил к вам на занятия или нет?
– Нет, не приходил, я его не видела, – спокойно отвечала Надя.
С тем – после еще нескольких незначащих вопросов – и отпустили. Но после этого допроса сомнений уже не было: нет справедливости здесь и сейчас. Ни в стране, ни в школе.
Вот Надя – учится хорошо, но в любимчиках у учителей не ходит. Зачем им, действительно, обожать девочку из бедной многодетной семьи? Тем более «скандалистку»: Надя часто вступалась за товарищей, спорила с учителями, доказывала, что они занижают отметки. Вот к ней и были равнодушны, зато подруге – дочке зажиточных родителей – как и другим богатым детям, приносившим учителям подарки, оценки порой завышали.
Например, Валя Синицина была старательная девочка, но особыми способностями не отличалась. Контрольные по математике, физике, химии ей почти всегда решала Надя Истомина. Но мама Вали Синициной работала продавцом в ОРСе (отдел рабочего снабжения), так что хорошими отметками Валя была обеспечена.
Но это учителя, а мир сверстников был другим, более искренним и справедливым. Или Наде снова повезло, и ее коллектив действительно был самым дружным и лучшим в школе? Вот Саша Радько, например – он пришел в девятом классе. Большой драчун, но очень справедливый, защищал более слабых ребят. Вскоре его единогласно избрали старостой класса. Как-то Санька попросил познакомить его с Ниной Зубченко, которая училась в параллельном классе, в 9 «Б», и была Надиной соседкой. Нина была нежная, красивая девушка с длинными косами, хорошо воспитанная и скромная, она нравилась многим мальчикам.
Нине и ее младшей сестре Вале Надя по-доброму завидовала. Все дело в их маме: Наде она казалась просто святой. Их папа тоже не вернулся с войны, но тетя Маруся замуж больше не вышла, хотя ее не раз сватали: не хотела подвергать своих дочерей переживаниям и страданиям.
– Если придется выйти замуж и иметь детей, – говорила Надя звездам, возвращаясь вечером домой, – никогда не позволю, чтобы мои дети жили с отчимом!
«Нет уз святее товарищества», – учили школьники наизусть. Если бы Надя Истомина тогда читала Цицерона, то согласилась бы и с тем, что «в мире нет ничего лучше и приятнее дружбы; исключить из жизни дружбу все равно, что лишить мир солнечного света». Это было так, и дружба делала мир прекрасным.
Друзья – это значит, ни минуты времени в одиночестве. На переменках – постоянно вокруг свои: кто попросит рассказать следующий урок, кто без затей «стрельнет» тетрадку – списать. А еще – девчонки просили отгадывать сны. Почему-то Наде легко это давалось. А еще она умела иногда угадывать номера экзаменационных билетов. Самой-то Истоминой номера были не нужны – и так знала билеты, но вот друзьям писала и писала шпаргалки на всех экзаменах. Как правило, она уходила с контрольных работ последней, – когда все «подопечные» закончат. Так что всеобщая любовь и популярность Нади Истоминой были вполне объяснимы… Через много лет школьные товарищи вспоминали – Надю, которая так бескорыстно всем помогала!
А еще – спартакиады: Надя участвовала во всех, потому что была отличная бегунья. Первое место брала не только по школе, но и по городу.
И вот наконец 25 мая 1957 года – волнующий день. Такой же солнечный, как и первый день Надиной школы. Снова пахнут над Краматорском цветы, снова в школу идут празднично одетые ребята – уже совместно, и мальчики, и девочки. Рядом с Надей – брат Максимка, окончивший первый класс. Для Нади этот звонок – последний.
Вот отзвенела речь директора, всплакнули учителя, поздравили родители… И пошло братание – выпускники дарили первоклассникам книжки, а те им букеты цветов. У Нади цветов оказалось вдруг так много – постарались подшефные пятиклассники, у которых она была пионервожатой – она сразу же начала раздавать их тем, у кого меньше.
Потом уже, дома рассмотрела книжку, которую подарили Максимке. Увидела, от кого: одноклассник Володя Артамощенко.
– Максимушка, откуда у тебя эта книжка?
– А я увидел, что у тебя уже нет книги, поэтому подарил цветы мальчику, который стоял рядом с тобой. И он мне дал эту книжку.
Ну что ж, Максим – мальчик сообразительный, таким и остался на всю жизнь.
А потом был выпускной бал. Белое штапельное платье с голубым цветочком на груди, сшитое самостоятельно из ткани, которую купила на рубли, скопленные от репетиторства двух семиклассниц по физике и химии. Туфельки – тоже за свой счет. Простые – но аккуратные.
Бежала к школе стремглав – опаздывала. Вот и зал, украшенный разноцветными шариками, лозунгами и цветами. Нежная музыка, смех ребят…
– Какие же вы все красивые, нарядные, я даже вас не узнаю!
А любимая подружка Валя на ушко шепнула: «Надюша, ты необычайно хороша! Как идет тебе коса, уложенная вокруг головы! Какое нежное платьице, а бусинки – просто прелесть!»
Заиграла музыка – школьный вальс. К Наде подбежал одноклассник Саша Радько и пригласил на танец. Истомина очень любила вальс, тем более в девятом классе их обучали бальным танцам.
Откружился вальс, и почему-то захотелось плакать. Надя выбежала из зала, села в уголочке в своем уже бывшем классе – и горько заплакала. Внезапно поняла: все одноклассники уже знают, куда пойдут учиться, чем будут заниматься после школы. У Нади же – хоть и аттестат всего с одной четверкой, остальные пятерки – никакой возможности поступать в вуз нет, бедность и семейная нищета.
И вот на третий день после вручения аттестата Надя Истомина устроилась рабочей третьего разряда на предприятие «Укртермоизоляция». Там уже работала вместе со своей мамой соседка Лида. Надю поставили подручной двух женщин, у которых был шестой разряд – трудились они очень быстро, успевать за ними было просто невозможно.
Одновременно сдала документы на вечернее отделение индустриального института, факультет ПГС. Вступительные экзамены – на «отлично».
– Поступайте на дневное, вы сможете!
Хотелось кусать локти – но никакой возможности идти на дневное не было. Бедность, бедность…
Так и вертелось некоторое время: тяжкая работа, за смену перетаскаешь полтонны стройматериалов. Потом домой – чуть живая, вымотанная, обессиленная. Поесть – если было что – и на занятия в институт.
Все вытерпела бы, если б только отчим не скандалил. Однажды ночью тот чуть не зарезал Надю: бросился с ножом на маму, дочь встала между ними. Скандал продолжался всю ночь, а утром – Наде опять на работу. Температура выше пятидесяти градусов на рабочем месте, и опять тягать вручную стройматериалы для изоляции, высота около десяти метров. Чувствовала себя прескверно – еще чуть-чуть и упадет вместе с раствором.
Попросила бригадира отпустить ее домой, та посоветовала позвонить начальству. Мастер, как и бригадир, не возражала, велела ей только зайти в контору и написать заявление.
Только идти-то было километров пять, пешком не дойти. И Надя с большим трудом вернулась на рабочее место. А вернулась – и даже не смогла ничего объяснить бригадиру: стала терять сознание, ее скрутило судорогой. Надя успела почувствовать, как ее подхватывают женщины. Очнулась уже в больнице, где пролежала более двух недель. Врачи признали сильное истощение нервной системы.
– Можешь считать, что заново родилась, – сказал врач, когда она выписывалась. – Могла остаться калекой.
После выписки Надежду Истомину поселили в заводское общежитие – в основном там жили сироты. Не сладко было, но все же отдохнуть от пьяного крика и постоянной тревоги… Зарабатывала хорошо – две тысячи пятьсот рубля в месяц. Деньги Надежда отдавала маме – оставляя себе самую малость.
В марте 1959 года в Краматорске набирали девушек-комсомолок на целину – в Казахстан.
Одно из первых, поступивших в горком комсомола заявлений, было от Истоминой Надежды.
Ехать в дальние края, туда, где настоящее дело, где подвиг! Об этом ребята мечтали в школе, и поездка на целину казалась воплощением этой мечты.
Глава 2. Букет по дснежников – на счастье
Счастлив, трижды счастлив человек, которого невзгоды жизни закаляют.
Фабр Жан Анри
Зашумят метели, затрещат морозы,
Но друзей целинных не легко сломить.
На полях бескрайних вырастут совхозы,
Только без тебя немножко грустно будет жить.
(Из песни «Едут новосёлы».Стихи Н. Солохиной)
Эта часть истории Нади Истоминой началась, когда она еще училась в школе. В 1954 году, после пленума ЦК КПСС, в языке газет и радио, а потом и у всех на устах появилось новое слово «целина». Партия призывала людей на освоение земель Казахстана, Сибири, Урала, Поволжья и Северного Кавказа – земель, которых еще не касался плуг земледельца. О том, что это будет очень трудно и требуется настоящий подвиг, объявили сразу.
И они, девятиклассники школы 17 города Краматорска, на своем комсомольском собрании твердо решили после получения аттестата зрелости всем классом поехать на целину.
Кто нужен был на целине? В первую очередь – трактористы, электрики, шоферы, механики, строители и работники сельского хозяйства.
Поначалу брали только мужчин, но в 1958 году стало понятно, что нужны еще и женщины.
– Надя, ты слышала? Объявили комсомольский набор на целину, с Донбасса – 800 девушек!
– А от нашего города?
– Сорок.
Узнав о наборе в январе 1959 года, Надежда почти не колебалась и сразу подала заявление. «Смелая ты, Надюша!» – завидовали подруги. Но мало быть смелой – надо еще пройти по конкурсу, желающих на эти сорок мест были более трех тысяч.
– Надежда Истомина… Вот вы подали заявление, но ведь вы учитесь! Как планируете продолжать обучение?
– Заочно!
По анкете девушки вопросов не возникло, и комсомольская путевка тут же Наде была гарантирована.
Проводы на целину… Тогда они были похожи на проводы ребят в армию, но гораздо веселее. На дворе Истоминых с пяти вечера начали собираться все девчата и парни, с кем Надя дружила в школе, в институте на вечернем отделении, на работе. В руках у ребят немедленно образовались баян и гитара. Погода – на редкость теплая, украинская весна в самом разгаре.
Поперек двора – столы с легким вином, со сладостями и фруктами. Небогаты Истомины, но праздник есть праздник, гостей уважь хоть бы и на последние деньги. И завился вечер – песнями, танцами… Сколько говорили о Наде! Какая она смелая, ведь когда-то мечтали всем классом отправиться на целину, но рискнула только она, Надя Истомина. Вспоминали, какая она была в классе, как всем помогала, насколько трудолюбива на работе… Больше всего грустили однокашники – кто же им теперь, без Нади, поможет с курсовыми? Поезд на Донецк отходил поздно, в 23.30 – гуляли до самого вокзала, в вагон Надю посадили с песнями и плясками.
– Ребята, в армию друзей отправляете? А где же ваши новобранцы?
– Так вот же! Не в армию – на целину девушку провожаем!
Так пассажиры на вокзале узнали, что комсомолки едут на целину. Ни у кого из сорока краматорских девушек не было таких проводов, как у Нади Истоминой.
В Донецк поезд пришел под утро. Девушки вышли на привокзальную площадь и замерли от удивления: она была украшена не хуже, чем на Первомай, а было еще только седьмое апреля 1959 года. На площади готовились провожать на целину комсомолок всей области. Играл военный духовой оркестр, везде были красные флаги, кто-то танцевал; с каждой минутой на площадь прибывали все новые и новые нарядно одетые люди.
– Девчата, что стоите, давайте быстрее в центр, туда, к трибуне! – подбежал парень в красной повязке на рукаве, из организаторов. – Комсомольские путевки вручать будут!
На трибуне появились люди в шляпах – партийное и комсомольское областное начальство. Ведущий называл города и фамилии, будущие целинницы поднимались на сцену и получали документы; играл бравурный марш…
– Истомина Надежда, город Краматорск!
Ну, вот и Надина очередь. Узкие ступеньки на сцену, яркий солнечный свет, кто-то жмет руку, вручает документ… Сердце Надино бьется так же сильно, как два года назад, когда получали аттестат зрелости. Вроде бы вчера это было, а вроде бы и вечность назад.
– Теперь ждать нечего, красавицы, вперед! – еще один бодрый распорядитель подгоняет девушек.
– Истомина Надежда – седьмой вагон!
Долго еще девушки рассаживаются по местам, рассовывают по багажным полкам свои невеликие пожитки; долго еще паровоз пыхтит, разводя пары – но вот поезд, весь украшен транспарантами, цветами искусственными, шарами, флажками, под звуки оркестра тронулся.
Седьмой вагон весь звенел девичьими голосами: соседками Нади оказались девушки-целинницы из Краматорска, Славянска, Дружковки. Праздник как будто продолжался, о новой жизни было еще толком ничего не известно. Зато пока – на каждой большой станции – их встречали цветами и музыкой, женщины приносили горячие пирожки. Девушек приветствовали; наверное, впервые в жизни они чувствовали на себе такое радостное внимание людей. Никто из них не сомневался: такой радостной и будет их новая жизнь.
Надя стояла у окна вагона. Никогда раньше она не чувствовала себя такой нужной и важной. Кончились тягостные годы, которые могли бы быть счастливым отрочеством, но не стали…, и зима закончилась: вдоль полотна дороги появились белые точки первых весенних цветов. Как же прекрасна и умна матушка-земля, как же замечательно устроено, что после зимы обязательно приходит весна!
– Девчата, смотрите! Вдоль шпал расцвели подснежники!
Девушки бросились к окнам, они не могли скрыть радости: белые, лиловые подснежники кружили в бесконечном весеннем танце.
Но вот еще одна станция, на сей раз совсем небольшая. На перроне девушек угощают пирогами, вареной картошкой с соленными огурчиками…
Надя выглянула из окошка вагона – и еле успела поймать букет подснежников. Потом взглянула, кто бросил – ничего парень, симпатичный.
– Девушка, это тебе на счастье!
Поставила цветы на столик. Подруги смеялись:
«Ну, все, Надюша, скоро замуж выйдешь!»
– Да нет, дорогие, в моих планах в ближайшее время замужество не значится!
И вот уже под колесами – Казахстан. Скоро место назначения. Вокруг, сколько ни смотри из окон, – необъятная печальная пустыня, местами виднеется еще не растаявший снег. За окнами вагона серо и мрачно; ветер воет так, что, кажется, стены вагона ему не помеха…
Вот и конечная: станция Кзыл-ту Кокчетавской области. Крохотная станция, окруженная степным безбрежьем. Вблизи – никакого жилища, только где-то у горизонта виднеется какое-то неприглядное низкое строение.
На календаре было пятнадцатое апреля. Поезд никто не встречал. Праздники прошли, а с ними и приподнятое настроение: девушек настигли будни.
Серый цвет и сумрак – таковы краски апрельского утра в Казахстане, если это, конечно, можно назвать красками. Девушки ждали час, другой; ветер пронизывал до костей, не спасала никакая одежда. Наконец, вдалеке показались грузовики – один, второй, за ними трактора с огромными санями. Целая колонна.
– Грузитесь, грузитесь! – кричат из кабин. – Время дорого!
А девчата и сами рады побыстрее: хоть как-то согреться посреди степи. Смеха и веселья, которые царили в поезде все эти десять дней, как не бывало… Пока грузились и ехали, провожатые распределяли девушек по совхозам.
Почти весь седьмой вагон попал в ближайший к станции – всего-то пятнадцать километров – совхоз «Толбухинский». «Это, девчата, совхоз передовой, лучший в области! – хвастался водитель. – В пятьдесят шестом организован, как сюда целинники пришли. Директор – золотой человек, Моргун Федор Трофимыч!»
Пересадка, снова на сани; время, между тем, уже к обеду. Проглянуло солнце, да и ветер начал стихать, но все-таки у приезжих зуб на зуб не попадает. Прошло еще три часа – и прибыли в совхозный стан, распределились по дворам.
– Надежда, куда же тебя, такую маленькую… К Нерингам, вот! Там семья хорошая, подкормят: работа-то тяжелая предстоит!
Неринги были немцы, депортированные с Волги во время войны. Немцы да казахи – вот все коренное население усадьбы. У Нерингов – теплый дом, четверо детей, добрая хозяйка тетя Шура. Теплый хлеб и молоко по утрам. Обычно говорят про русское гостеприимство – ну так немецкое оказалось совсем не хуже…
– Трудненько придется, – в первый же вечер покачала головой тетя Шура. – За работу поставят прямо завтра. Тут пока холодно, в степи-то. Но пара недель – и будет сразу лето, весны в Казахстане почти не бывает. В мае – сухо, земля трескается, а зато в конце июня ливни с грозами такие, что хоть беги! Но ничего, живем, и ты будешь жить и радоваться! А уж работы тут – непочатый край…
По бригадам распределили еще до ночи. Надежда вместе с еще двумя девушками – Лидой и Розой – попала во вторую бригаду, к Григорию Афанасьевичу Тютюннику. Родом был он из Украины, работал в совхозе с 1956 года вместе со своими сыновьями и племянником, которые также приехали сюда по комсомольским путевкам.
– Значит, вы, девчата, поедете в бригадный стан, это километров десять отсюда, – скомандовал Григорий Афанасьевич. – Поселитесь там в «бескозырке» – ну, увидите сами.
«Бескозыркой», оказывается, называлась глиняная мазанка без пологой крыши, расположенной посреди голой на десятки километров вокруг степи с низкими и редкими деревцами. Вообще-то, это была бригадная столовая, на второй половине которой жила повариха. К ней-то подселили Надю и Лиду. Роза – золотая медалистка из Дружковки, дочка обеспеченных родителей – оказалась в палатке.
– Ну, ничего! – усмехнулась, – я затем сюда и ехала, чтобы справляться с любыми трудностями. Нет преград для советского человека, да, девчата?
Над степью еще выл холодный ветер, но земля с каждым днем теплела, готовясь вновь принять в себя хлебные зерна. «Посевная» – это значит, что весь совхоз работает от зари до заката. Пятнадцать часов в день за сеялкой, без выходных – надо успеть засеять бескрайние распаханные земли. Там, где еще недавно была лишь степь, возникали поля, и люди радовались: бесприютный пейзаж оживлялся, превращаясь в творение рук человеческих. Надя, работая, почти не чувствовала усталости: сказывалась закалка, полученная в детстве, и тяжкий физический труд после школы. Мечталось только поскорее увидеть первый урожай.
– Надя, сегодня опять ребята придут!
Стойких, не унывающих девушек целинники признали сразу. Относились к ним с пониманием, помогали, если что не так, и заходили иногда в гости. У девчат ждала неприхотливая еда, уют, душевное тепло. Комнаты украшены – какими-нибудь пустяками; на окошках – алоэ и герань в консервных банках от повидла, подарок доброй тети Шуры Неринг.
После посевной большая часть бригады вернулась в совхозный стан. А земля вскоре отблагодарила сеятелей дружными всходами ростков пшеницы. Скоро всходы превратились в метелки. На глазах пшеница зрела, колос становился упругим, бусинки зерна твердели. И вновь горячая пора: одним механизаторам готовиться к уборочной страде, другим продолжать вспахивать новые целинные земли.
Иногда целый день приходилось провести голодными, – какие там полевые кухни, некогда! Да и климат – «что-то уж резко континентальный», как шутили комсомольцы – требовал привыкания.
И все-таки работали безотказно, хотя многие из ребят раньше с трудностями не сталкивались.
Второй бригаде дали несколько жилых вагончиков. «Шикарно!» – завидовали товарищи из других бригад: в вагончике было сухо, а между двумя жилыми «половинками» отлично вставала буржуйка. За едой – в столовую: дешево, но и качество соответствовало цене.
Надю снова подкармливала добрая тетя Шура.
А вот и первая зарплата. Девчата получали по тем временам мизерные 600 рублей в месяц, механизаторы чуть больше. Надя откладывала 300–400 рублей с каждой получки и отправляла домой, маме.
– Поправляешься на глазах! Хорошеешь не по дням, а по часам! – радовалась тетя Шура.
– Главное – успокоилась, – тихо призналась Надежда. – Не так тревожно, как дома было…
Первое казахстанское лето выдалось не таким жарким, как бывает обычно. Из бескрайней степи дул легкий ветерок, под которым ковыль серебряными нитями будто бы вышивал замысловатый узор на зеленой траве.
В свободное время Надя любила смотреть из окошка вагончика, как волнуется степь: она представляла, что где-то недалеко колышется безбрежное море; бирюзовые волны несутся, омывая золотые песчаные берега. Она вглядывалась вдаль, приучая глаза к горизонту. Как все-таки прекрасна, как разнообразна жизнь! Как же хочется дышать, бежать, видеть и слышать весь мир в такие моменты!
По вечерам Надежда бывала у Нерингов: они всегда встречали девушку приветливо, угощали чем-нибудь вкусненьким.
– Настоящее ты, Надюша, наливное яблочко, – довольно говорила тетя Шура. От тебя исходит лучезарное тепло, как от солнышка, а голосок становится звонким, как колокольчик.
Так и осталась Надя «Колокольчиком»: дети тети Шуры, подружившиеся с ней, как с сестренкой, иначе ее и не называли. А в бригаде звали похоже – «Звоночек». Наверное, из-за голоса, который звенел на весь стан, как только появлялась Надя. К ней оборачивались и парни, и девушки.
– Водички напиться! – стучался кто-нибудь из ребят в вагончик, стоило Наде там появиться. Или просили листочек бумаги – письмо домой написать. Надя улыбалась, понимая – им всем просто хотелось с ней пообщаться. А ей и не жалко: многодетная семья дала такую закалку общительности, что в бригаде Надя чувствовала себя совершенно свободно и всегда была в центре внимания, как и в школе.
– Колокольчик ты наш, заходи почаще, – провожали Надю по вечерам тетя Шура и ее ребята. – Нам так нравится с тобой общаться, слушать твои сказки! Если что-нибудь тебе понадобится, ты не стесняйся!
– Спасибо вам, – краснела Надя, – да чем же я заслужила? Сердечное вам спасибо за все!
Но по взглядам многих молодых людей вокруг можно было не сомневаться – Надя Истомина расцвела. Голос девушки и вправду звенел на всю бригаду – от счастья, от прилива сил, от того, что ее новая жизнь была не в пример прежней: надежней и спокойней. Что с того, что приходилось много работать? Надя никогда не боялась труда.
Новая специальность – подручная тракториста. С огромными граблями девушки помогали при заготовке сена. В промежутках между работой можно было даже успеть почитать, чем Надя с удовольствием пользовалась.
– Как тебя зовут? – спросила как-то курчавого, симпатичного тракториста.
– Василий… Вася. Чех!
– Что, настоящий чех?
– Да нет! Из Белоруссии. Фамилия такая! – и снова за работу…
Бывала и подсобная работа: топить буржуйки в бытовках и вагончиках, наводить порядок, иногда – стирать и гладить ребятам одежду.
– Что, Надюша, не нашла себе никого еще? – интересовалась тетя Шура иногда.
– А уже надо? – смеялась Надя. Никого из ребят она пока не выделяла.
Еще до приезда в Казахстан девушек предупреждали: на целине надо быть очень осторожными с ребятами, бывает всякое! И смотрели старшие женщины многозначительно. Поэтому девчата поначалу были настороже: ходили в спортивных штанах, крепко завязав их на ногах и поясе. Потом поняли, что никто на них нападать не собирается, и стали-таки носить платья. И все-таки продолжали жить по принципу «береженого Бог бережет».
Со стороны парней при этом не было даже ни одного грубого слова – предосторожности оказались напрасны. Все-таки большинство парней были воспитаны еще по-деревенски – с понятием.
Отдельная песня была – соседи-казахи. Девушек-целинниц часто звали на чай. Казахи жили так же, как и многие века назад, и украинские девчата, заходя к ним в гости, не могли не удивляться. На стенах – останки забитых лошадей, копыта, головы и внутренности. Туалетов и в помине нет, ходят в степь с чайником, при этом, как видно, чистоплотны. Они простодушны и добры к людям. Огромные семьи, очень уважают своих стариков. А чтобы жениться, семья жениха платила родителям невесты внушительный калым – по сути, покупали девушку.
Как-то раз ребята из второй бригады необдуманно чуть было не сыграли над своей любимицей шутку. Светлым летним вечером к стану подъехала тележка с двумя ящиками спиртного. В ней сидели пожилой казах со своим сыном. Этого юношу девушки много раз видела на полевом стане. Он отличался от остальных казахов тем, что был статным, зеленоглазым, со светлыми волосами. Казахи позвали бригадира Григория Афанасьевича и стали, жестикулируя, ему что-то доказывать. Вот уже и девчата из-за любопытства вышли из своих вагончиков. И многие ребята уже вернулись с работы.
– Надюша, Звоночек ты наш, подойди сюда, – с улыбкой позвал бригадир. – Видишь этого молодого красивого казаха? Он приехал с отцом тебя сватать, а вернее, выкупить за два ящика водки. Что скажешь?
– А почему именно меня? – с растерянной улыбкой спросила девушка.
– Они говорят, что ты веселая, быстро и хорошо работаешь.
– Надо же, как они оценили весёлость и трудолюбие, не многовато ли?! Однако вы с ума сошли, – Надежда вспыхнула от негодования и скрылась в своем вагончике.
– Да нет, это не я с ума сошел, а кто-то из ребят так неудачно пошутил!
Долго еще бригадир объяснял казахам, что у славян невест не продают и не покупают. Отец с сыном, по всей видимости, так и не смогли этого понять. Ребята, а особенно водитель Иван, местный немец, помогли им развернуться и уехать.
В конце июля поля стали такие красивые – глаз не оторвать. На засеянных участках уже разливался необъятный пшеничный океан. Ветерок, как ястреб, кружил над зеленым полем пшеницы; колосья, налитые зерном, не хотели подчиняться, выгибались бирюзовыми волнами, выпрямлялись, вставали стройными рядами, но ветер ни на минуту не оставлял их. Стебельки поворачивали свои головы, и, казалось, вот-вот волны поднимутся и выйдут из берегов.
Солнце сверху золотило их; девушки смотрели на живое поле, созданное своими руками, и чувство восторга и торжества наполняло их сердца. Многим вспоминались в такие минуты бессонные ночи, споры, первые костры в степи и первые борозды.
Девушки считали, что видеть результаты своего труда – ни с чем несравнимое блаженство. Может быть, именно оно помогало комсомольцам стиснуть зубы и не возмущаться, а работать, чтобы, в конце концов, увидеть главную свою награду – огромный урожай…
Начиналась уборочная страда – самое благодарное время в целинной жизни.
Приехало много командировочных: студенты, солдаты с машинами и комбайнами. Повсюду шествовал праздник, слышалась музыка. Каждый парень-механизатор был спасителем и героем, ребята все время торопили девушек и сами старались без потерь доставить урожай.
Целый день над полем слышался звонкий смех девчат и бравые реплики парней. Молодые, красивые, они хотели понравиться всем, сдвигали лихо кепки, щеголяли начищенными кирзовыми сапогами и с удалью срывались с мест на своих машинах.
В воздухе как будто летали смешинки: девчонки лукаво хохотали, надевали самую лучшую одежду. Мужчин на целину приехало множество, так что кому хотелось найти себе жениха, это можно было сделать без особых хлопот. А каждый юноша при виде красивой девушки начинал источать комплименты, как скошенные травы свой аромат.
На время уборочной страды Надежда Истомина была назначена учетчицей. Урожай был высокий; машин не хватало, а те, что были, разгружались, казалось, очень медленно.
Наде запомнился один из ясных осенних дней. Вот сотни автомашин, загруженных зерном, стоят возле пункта временного зернохранилища, среди рыжей, выгоревшей степи на окраине поселка. Хвост растянулся больше чем на километр, сам приемный пункт – как кишащий муравейник. В клубах пыли урчат и фыркают грузовики, пробираясь к центру двора, к буртам зерна. Тут же рядом грохочет стройка – возводится новый элеватор, старый уже забит зерном до отказа.
Погода стояла ясная, повсюду было зерно – его отвозили вереницы машин до пункта приема.
Поля постепенно освобождались от урожая, а настроение у всех боевое и радостное. Надя стояла на приемке, и ей было чуть-чуть грустно. Если бы она могла, она бы дала пшенице постоять еще немного, чтобы все вдоволь налюбовались своим трудом. А сейчас поле теряло первоначальную красоту. Трактора и комбайны, с высоты птичьего полета похожие на черных жуков, утопали в этом пшеничном величии, и с каждым днем оно превращалось в плешь, которая поглощала все больше и больше пространства.
Десятка два девушек насыпали зерно в мешки, и грузчики исчезали с ними в низеньких мазанках-складах, куда сыпали семенное зерно. Как медленно! – поморщилась Надя. Пробралась через заторы машин к девушкам и своим звонким голосом крикнула:
– А ну, ребята, кто смелый! Подходите, помогайте девушкам разгружать машины. И время побежит быстрее, и невесту себе выберете. Посмотрите, какие красавицы работают!
И действительно, ребята-водители вышли из своих машин и начали дружно помогать девчатам. Разгрузка пошла веселее и быстрее. Пшеницу в бригаде убрали полностью, но на токах она оставалась еще долго.
Высокие горы зерна лежали среди полей; юноши и девушки, уставшие от монотонной работы, развлекались: пели песни, рассказывали анекдоты, чтобы как-нибудь отвлечься от жаркого солнца, которое как будто сверху наблюдало за их работой и подгоняло своими золотыми стрелами-лучами… Порой от солнечного удара девушки падали в обморок.
– А ну-ка, закопай меня! – юноши и девушки дурачились во время обеда, ныряя в золотое море пшеницы. Со всех окрестностей на тока прилетали птицы; они давно перестали бояться людей, сытые и важные.
С достоинством клевали зерно и, вынужденно прервав трапезу, далеко не улетали.
Вот это – красота! – будто кто-то проговорил внутри Надежды. Картину эту она запомнит на всю жизнь.
В том году совхоз «Толбухинский» вышел по уборке зерна на первое место в республике.
После уборочной страды все быстро разъехались; некоторые девушки и парни отправились в бесплатный отпуск, да так и не вернулись. Почему – понятно: жизнь здесь опасная, работа тяжелая, а платили самую малость.
Оставались только настоящие герои, которые выдержали все трудности быта и изнурительного труда целинников. Люди, которые сознательно и добровольно обрекали себя на тяготы жизни, зная, что в другом месте этого могло и не быть. Целина сразу, с порога, испытывала новоселов, обрушивая на них свой неласковый нрав. Очень многих она научила работать и ценить труд, и жить среди друзей, верных и надежных.
А потом очень быстро наступила зима. В казахской степи почти не бывает осени, и холодная, ветреная зима стремительно приходит сразу после лета. Девушки в полной мере прочувствовали, насколько зимняя степь обманчива: вот над ней от горизонта до горизонта синеет морозное небо, светит яркое солнце, но пройдет полчаса, и уже не видно белого света; крутит, свистит и завывает пурга.
Как-то второй бригаде поручили собрать камыш, который был нужен для корма животных. На озеро отправилось человек двадцать; к вечеру собрали вполне достаточно и стали возвращаться в бригаду. Вдруг вдали появились огоньки, которые быстро двигались к людям.
– Это же волки! – ахнул кто-то. И тут же, решительно, чтобы не испугаться самим:
– Давайте жечь костер! Они боятся огня!
Все тут же вспомнили случаи в соседних совхозах, когда серые хищники загрызали людей. Огоньков много – значит, стая с вожаком и молоденькими самками. Не отходя от людей ни на минуту, выли, оповещая сородичей о найденной добыче. Девчата плакали, а Зоя повизгивала, вызывая гнев ребят.
– Главное, не бояться и не паниковать, – отрывисто и тихо заговорил Василий – он был постарше остальных и уже встречался с волками в степи. – Зойка, а ну бросай выть, а то сама к волкам пойдешь!
Девушка испугалась и замолчала.
Собрались спина к спине, смотрели на обступающих врагов. Когда какой-нибудь из волков понаглее ступал вперед, в морду ему летел горящий камыш, и хищники отходили. От страха все забыли про сон и молились, чтобы поскорее пришла помощь. Но утро наступило быстрее. Волки отошли, бригада спаслась.
– Без потерь?
– Без потерь. Камыша только не осталось, все сожгли.
– Ну, значит, еще один день придется собирать! Но напугались-то как, да? Пошли в бригаду!
Камыш собрали на другом озере, в тот же день – после небольшого отдыха. Особенно отличились девушки и парни из Белоруссии. Они работали слаженно и с огоньком.
В январе дали первый отпуск. Надя приехала домой, и домашние едва узнали ее, настолько она похорошела, поправилась, посвежела…
– Как наливное яблочко! – дивились соседи. – И глазки засияли! Целина тебе, Надюша, явно на пользу пошла!
Уезжая обратно, с собой Надя везла документы, которые забрала из индустриального института. Решила переводиться в Омскую сельскохозяйственную академию.
Вскоре после возвращения в совхоз представился и случай попасть в Омск. Туда отправляли машину – ЗИЛ с прицепом – за стройматериалами. Григорий Афанасьевич договорился с водителем, и тот был готов взять Надю попутчицей.
– А кто этот водитель? – поинтересовалась девушка.
– Не волнуйся, наш Звоночек, это степенный, серьезный человек, да притом член партии и женатый. Тебя довезет туда и обратно в сохранности, только теплее одевайся, дорога длинная.
Ранним утром они выехали в Омск по наезженной дороге. Через пару часов, глядя вдаль, Надя заметила белое облачко, которое приняла за отдаленный холмик. Водитель покачал головой:
– Облачко предвещает буран. Но я надеялся до непогоды добраться до Северной станицы на границе с Омской областью.
Ветер, между тем, становился сильнее; облачко превратилось в белую тучу, которая тяжело поднималась и росла, и постепенно заполонила небо. В точности как у Пушкина: пошел мелкий снег, и вдруг повалил хлопьями. Ветер завыл, началась метель. В одно мгновение темное небо смешалось со снежным морем. Грузовик, как игрушку, развернуло поперек дороги.
– Лучше здесь остановиться да переждать, – нахмурился водитель. – Быть может, буран скоро стихнет, тогда поедем дальше.
Вокруг бушевала однородная серо-снежная масса. Иногда в ней, как изюминки в булке, были видны огоньки, но это, скажем прямо, были плохие новости: значит, по степи рыщут еще и волки. Шофер был совершенно спокоен, и, глядя на него, Надя тоже кое-как сохраняла хладнокровие. Одно было плохо: холод пронизывал кабину, Надя заледенела.
Но вот наконец-то встречная машина, которая двигалась к ним. «Вставайте!» – Надя разбудила водителя, тот вышел на дорогу. Их с трудом вытянули с обочины: машина полностью погрузилась в сугроб.
– Недалеко есть казахская юрта, – сказал на прощание встречный водитель, – там живут добрые люди, сможете отдохнуть у них и погреться.
Негласный закон целины – никого не оставлять в дороге без помощи. Никогда не знаешь, вдруг завтра помощь понадобится и тебе? ЗИЛ быстро добрался до юрты; было уже далеко за полночь.
– Деточка, да как же ты так, поехала в такую дорогу плохо одетая… – хлопотала пожилая казашка, маленькая и быстрая. – Сейчас мы тебя обогреем, рученьки твои и ноженьки окоченели. Давай помогу снять одежду, вижу, твои пальчики тебя не слушают.
Семья оказалась действительно доброй и радушной. И как же вовремя попалась путникам эта юрта – когда Надя уже не чувствовала ни рук, ни ног. Девушку положили рядом с печью, смазали все тело каким-то жиром и закутали в шерстяное одеяло, напоили горячим кумысом. Стало сильно знобить.
– Ничего, хорошо, не бойся, – говорила бабушка, – это холод из тебя выходит!
В юрте пришлось пробыть целый день – Надя чувствовала себя все еще неважно, а потом поехали дальше. Вот и Омск с его деревянным кружевом старинных домиков и гигантским мостом через Иртыш. Вот и сельскохозяйственный институт – документы у Нади приняли и даже зачли все экзамены и зачеты, сданные в Краматорске. А потом – в обратную дорогу, которая на этот раз обошлась без происшествий.
– Пока ты, Надюша, ездила, – подруга выглядела сияющей, была одета и причесана тщательнее обычного, – сюда прибыли ребята из Молдавии, после училищ. Много симпатичных, рослых и мужественных юношей!
– Ну, что ты, Лидонька, какая мне разница, – рассмеялась Надя. – Сейчас не до них. Я буду учиться, так что тебе больше достанется.
Через пару дней Лида все-таки уговорила подругу пойти с ней на танцы. Клуб, если так можно его назвать, располагался в центре совхоза, в «бескозырке». Играла музыка, танцевали фокстрот; молодежи было много, в основном парни.
Окинув взглядом танцующих, где-то в дальнем углу Надя заметила пару карих глаз, устремленных в ее сторону.
В этот момент в ее душе возникло какое-то незнакомое чувство. С кем бы она ни танцевала, постоянно ощущала на себе этот взгляд. Не успев предупредить подругу, она убежала домой.
– Надюша, Звоночек наш, – говорила наутро Лида, – вчера ты ушла по-английски, не попрощавшись, а о тебе спрашивал очень симпатичный парень. Я пообещала, что сегодня мы придем вдвоем!
На танцы Надя пошла только через день. Ее уже ждали. Заиграла музыка, звучал вальс, ее любимый танец. Кудрявый черноволосый юноша пригласил Надю. Отказать ему она не посмела, и они легко закружились в вальсе. Танцевал он безупречно. Многие девушки и юноши расступились и любовались этой парой.
– Вы что-то позавчера очень рано ушли с танцев? – спросил будто бы невзначай.
– Да, я не особенно люблю ходить на подобные мероприятия.
Еще несколько туров, вальс все не кончается…
– Разрешите, Надя, вас сегодня проводить домой?
Удивленно вскинула бровь, почти обиделась…
– А разве мы с вами знакомы?
– Простите, меня зовут Володя, а вас я уже знаю – Надежда. Так вы разрешите проводить вас?
– Я не думаю, что это удобно, тем более я живу рядом.