Гимнастика Бодхидхармы Маслов Алексей

«Праздные странствия в горах Суншань»

«Праздные странствия в горах Суншань» – это название одного из стихотворений великого китайского поэта IX в. Ли Бо. Однажды забредя в эти места, он был столь очарован их красотой и поражен нравственными подвигами живших там святых людей, что решил надолго поселиться в горах Суншань. Это прибежище отшельников и магов, поэтов и художников, каллиграфов и мастеров боевых искусств. Сегодня известно несколько сот стихов китайских знаменитостей, от императоров до современных политических деятелей, где описываются красоты гор Суншань. Эти горы расположены в провинции Хэнань и причисляются к пяти великим горам Китая. Это пологий массив, напоминающий, как говорят местные буддисты, лежащего Будду. Первые поселения на территории возникли еще в 1 тыс. до н. э., а в VII–V вв. многие правители приезжали сюда для «бесед с духами». Здесь практиковали бессмертные даосы, селились святые отшельники. По одной из легенд, в горах Суньшань когда-то обитал даосский маг Лю Гэн, который мог вызвать духов умерших, а затем исчезал вместе с ними, чем немало пугал окружающих. Массив Суншань лежит между двумя городами: Чжэньчжоу (нынешняя столица провинции) и Лояном. В эпоху Тан Лоян являлся столицей Китая, в I в. там был построен первый в Китае буддийский монастырь – «Монастырь Белой лошади» (Баймасы).

Чудесным образом эти горы стали родиной целого ряда даосских мистических школ, китайского чань-буддизма (более известного на западе под японским названием дзэн) и крупнейшей школы ушу.

В горах Суншань, богатых легендами и памятными местами, располагается знаменитый Шаолиньский монастырь – место рождения буддийской школы Чань и центр буддийских боевых искусств. В получасе ходьбы от знаменитой обители находится один из самых больших даосских храмов в Китае – «Храм Срединного холма» (Чжунъюэмяо).

Горный массив Суншань делится на две части – «Большое горное убежище» (Дашишань) и «Малое горное убежище» (Шаошишань), где у подножья пика Укуншань и расположился небольшой монастырь Шаолиньсы.

Шаолиньская мистификация

Под сенью монастырских стен прохладно даже в нестерпимо жаркий летний день, когда, кажется, вся природа дышит невыносимым зноем. Здесь спокойно и тихо, будто внешнего мира не существует, а проходящий мимо бритоголовый монах с метелочкой для отпугивания мух видится живым воплощением Предвечного Будды.

Северный Шаолиньский монастырь – легендарная колыбель «боевых искусств всей Поднебесной». Снаружи очень красивый и высокомерно-презентабельный. Внутри, где располагаются помещения, не предназначенные для туристов, – немного замусоренный и весьма скромный. За воротами, осталась говорливая толпа туристов, прибывших автобусом из городов Лояна и Чжэньчжоу, открыты ларьки сувениров, десятки ресторанчиков и магазинов со второсортной экипировкой для занятий ушу, работают фотографы, продается масса литературы «о тайном знании Шаолиня». Там же огромный кинозал с круговой панорамой, где можно посмотреть ролик об истории и боевых искусствах Шаолиня. Неподалеку располагается широко разрекламированный «Дворец ушу», где за определенную плату предлагают в кратчайший срок узнать все «секреты» боевых искусств. В нескольких учебных заведениях при Шаолине сегодня обучаются более двух тысяч последователей шаолиньской школы, в основном молодежь.

Столица провинции Хэнань – древний город Чжэньчжоу – в прямом смысле живет за счет Шаолиньского монастыря, расположенного в сотне километров от города. Уже на железнодорожном вокзале любой без труда различит в китайском многоголосье слово «Шаолиньсы» – это владельцы частных автобусов зазывают туристов посетить знаменитый монастырь. Машины едут туда от Чжэньчжоу около двух часов по поразительным своей красотой горам Суншань, а затем оставляют туристов в километре от монастыря, недалеко от огромного черного памятника, изображающего монаха-бойца, сложившего руки перед грудью в традиционном шаолиньском приветствии. Дальше надо идти пешком, мимо сотен тренирующихся ушуистов из местных училищ и торговцев-лоточников. Зеленая аллея наконец приводит к резным воротам с тремя знаменитыми иероглифами «Шаолиньсы», написанными справа налево. За этими воротами начинается «живая легенда».

И здесь же начало удивительной и величайшей мистификации, которая коснулась, наверное, каждого поклонника боевых искусств и которая до сих пор волнует последователей ушу во всем мире.

«Все боевые искусства Поднебесной вышли из Шаолиньского монастыря», – утверждает известная китайская поговорка. Практически все книги по ушу, будь то китайские или европейские, начинают свой рассказ именно с этой монашеской обители, предстающей перед нами в ореоле легенд, тайн, туманных полунамеков. Здесь и рассказ о знаменитом индийском миссионере Бодхидхарме, просидевшем в безмолвном созерцании стены девять лет и создавшем шаолиньскую школу ушу, и повествование о подземном лабиринте с восемнадцатью бронзовыми бойцами-манекенами, неожиданно наносившими удары по монахам, сдающим «выпускной экзамен» по ушу. Существует версия, что именно шаолиньские монахи научили своему боевому искусству сотни мирян, которые понесли это удивительное знание по всему Китаю.

Действительно, долгое время монастыри были оптимальным местом для занятий боевыми искусствами. Кроме того, контингент монахов был относительно стабилен, они могли совершенствоваться на протяжении десятков лет. Этому способствовал особый монастырский уклон со строгой дисциплиной, продуманным рационом питания и распорядком дня. Монастырь формировал и особый духовный климат.

Тем не менее некоего «монастырского» ушу, отличного от народного или армейского боевого искусства, не возникло. А занятия боевыми искусствами в монастырях были скорее редким исключением, чем правилом. По преданиям, боевым мастерством монахов славились лишь немногие монашеские обители – Северный и Южный Шаолиньский монастыри, расположенные соответственно в провинциях Хэнань и Фуцзянь, монастырь Кэпусы в Сычуани, Тунфусы в Фуцзяни, Наньшаньсы в провинции Шаньси, Цыэньсы в Гуандуне, Тяньчжоусы в Пекине. При этом вопрос о занятиях ушу в некоторых из них, в частности, в Южном Шаолиньсы, до сих пор остается нерешенным. Поэтому Северный Шаолиньсы остается, пожалуй, единственным реальным подтверждением существования монашеских боевых искусств.

Тем не менее в Китае существует целый ряд стилей, сформировавшихся в лоне буддийской традиции. Крайне закрытая буддийская школа ушу – «Кулак школы Пустоты» (кунмэньцюань) (шуньяты – центрального понятия буддизма) была создана в Хубэе на рубеже XVII–XVIII вв. мастером Сунь Тинчжаном. В разных районах империи независимо от шаолиньцюань возникали пробуддийские стили, например, «Кулак ламы» (ламацюань), взрывной «Кулак буддийской школы» (фомэньцюань) в Хубэе, «Кулак Будды Майтрейи» (милэфоцюань), «Кулак Дамо» (дамоцюань), «Кулак архатов» (лоханьцюань). Проповедниками таких стилей были либо бродячие монахи, либо лидеры сектантских тайных обществ. Даже шаолиньцюань нельзя считать в полной мере буддийским стилем – слишком много в нем чисто народных привнесений, к тому же под этим названием могут фигурировать разные стили.

На уровне народной культуры господствовал синкретизм, характерный в том числе для «еретических» тайных сект, в которых шли активные занятия ушу. Учения накладывались одно на другое, границы между ними стирались, народ поклонялся одновременно и даосским духам, и буддийским божествам, и конфуцианским мудрецам. Это отразилось и на индоктринации ряда школ ушу – их «буддизм» был относителен, буддийская символика и фразеология скорее служили символическим выражением божественного и запредельного начал в ушу.

В частности, в провинции Фуцзянь был создан стиль, традиционно причисляемый к буддийскому направлению ушу «Южный кулак Будды» (наньфоцюань). Первоначально он назывался «Кулак бодхисатвы» (пусацюань). Несмотря на буддийские названия, стиль был создан даосским магом, который с детства обучался у своего отца, а последователи стиля выше всего ставили конфуцианские принципы ритуала и «человеколюбия». Стили, подобные «Кулаку южного Будды», были повсеместно распространены в деревнях в XVIII в.

Самое время спросить – а как множество историй о «центре всех боевых искусств Поднебесной», непобедимых монахах-бойцах, загадочном Бодхидхарме, «коридорах смерти»? Велико же будет удивление того, кто найдет в себе терпение пролистать шаолиньские хроники, благо часть из них уже опубликована. Окажется, что многие рассказы о Шаолиньсы – не более чем легенды. Но этим они и интересны для нас. На примере Шаолиня можно изучить процесс подмены истории ушу мифом об ушу.

Сначала – несколько оговорок. Под общим названием «Шаолиньский кулак» (шаолиньцюань) – фигурируют несколько сот стилей, подавляющее большинство которых вообще никак не связано ни с Шаолиньским монастырем, ни с его обитателями. Мы же будем вести речь о том направлении ушу, которое развивали шаолиньские монахи. В связи с этим придется различать два вида источников. Во-первых, внутренние хроники Шаолиньсы, фактически то, что монахи думают сами о своем искусстве и что они, мягко говоря, «додумывают». Во-вторых, отчеты чиновников о посещении монастыря, записки военачальников, путешественников, всех тех, кто не принадлежал к монашескому сословию и не испытывал необходимости приукрашивать действительность.

Сколько в Китае Шаолиньских монастырей? Пусть этот вопрос не покажется странным. Истории о разных монастырях могли пересекаться, накладываться друг на друга, создавая нередкую в китайских хрониках путаницу. Шаолиньских монастырей существовало по крайней мере десять, однако наибольшую известность приобрели два – Северный Шаолиньсы на горе Суншань уезда Дэнфэн провинции Хэнань и Южный Шаолиньсы в уезде Путянь провинции Фуцзянь. Начало истории, о которой пойдет речь, было положено в Северном Шаолиньсы.

Загадка «бородатого варвара»

Узкая тропинка ведет путника от Шаолиньского монастыря вверх, к самым вершинам гор Суншань. В сущности, никакой тропинки здесь нет – ноги ступают по камням, в беспорядке разбросанным меж высокой травы. Несколько веков назад по императорскому указу здесь была выложена каменная лестница. Но десятилетиями она размывалась весенними потоками с гор, пока не пришла в абсолютную негодность. Время от времени лестница обновляется и сегодня, и все же надо обладать немалой решимостью, чтобы отправиться по ней – неосторожный путник рискует сломать здесь ногу.

Но почему столько внимания какой-то тропинке в горах? Это – священная дорога, известная во всем буддийском мире. Именно по ней в начале VI в. поднялся 28-й патриарх буддизма Бодхидхарма, прибывший в Китай из Индии, дабы проповедовать истину Дхармы в Поднебесной.

Свирепый взгляд из-под мохнатых нависших бровей, круглые глаза, всклокоченные волосы и борода, грузное бесформенное тело, закутанное во что-то, мало напоминающее шитую одежду, – таким обычно изображают этого человека. Итак, в 527 г. (называют разные даты этого события – 486, 520, 526 гг.) в Китай прибыл патриарх буддизма Бодхидхарма, чье имя означает «Учение о просветлении». По-китайски оно транскрибировалось как «Путидамо», или просто «Дамо» (яп. «Дарума»). Путь его лежал из Южной Индии, предположительно от Мадраса. В легендах говорится о том, что Дамо был сыном индийского принца, однако решил оставить светскую жизнь, дабы посвятить себя «колесу Дхармы» – буддийскому учению.

На самой вершине горы Укуншань, прямо над пещерой, где Бодхидхарма, по легенде, провел девять лет в медитации, в 1995 г. был воздвигнут гигантский памятник патриарху чань из белого мрамора, который виден даже ночью

Те же легенды утверждают, что, по мнению Дамо, буддизм в Китае понимался неправильно, суть его подвергалась искажениям, а внутреннее осмысление подменялось механическим ритуалом. В хрониках часто встречается его знаменитый диалог с императором У-ди, состоявшийся в столице государства Лян городе Цзилине (современный Нанкин). Император слыл большим поклонником буддизма, покровительствовал монастырям, выделял немалые деньги на сооружение пагод, способствовал переписыванию и распространению сутр, раздавал подаяния монахам. Естественно, что за все свои заслуги У-ди ожидал воздаяния в будущей жизни. Поэтому, когда перед троном императора предстал буддист Дамо, У-ди спросил миссионера прежде всего о том, что его так волновало: «Велики ли мои заслуги и добродетели в совершении этих дел?». «Нет в них ни заслуг, ни добродетелей», – кратко ответил монах и пояснил удивленному монарху: «Все это не более чем дела, совершаемые посредством деяния, и в них в действительности не содержится ни заслуг, ни добродетелей».

Для Дамо достоин почитания лишь тот, кто обрел Будду внутри себя, пробудил в себе «буддовость», или «природу Будды» (фосин) в своем сердце. Такой человек не нуждается в формальных знаниях и «заслугах». «Деяния» (вэй) как активное вмешательство в естественность внутренней природы человека противопоставляются недеянию (увэй) – следованию естественно-спонтанному ходу событий.

Дамо учил: «Умиротвори свое сердце в недеянии, и тогда все внешние формы естественно последуют за этим в своих проявлениях». А один из его последователей, чань-буддийский патриарх Хуэйнэн (618–713 гг.), продолжил эту мысль: «Следуй истинности своего сердца, а не внешним проявлениям дхарм». Эти идеи о внутреннем спонтанном озарении благодаря следованию естественности и легли в основу чань-буддизма.

Но Дамо, предлагавший отказаться от чтения сутр и многочисленных ритуалов, не был понят. Он удалился от двора императора Лян и направился в соседнее государство Вэй. Рассказывают, что уже в то время Дамо начал показывать чудесное искусство – «уменьшение веса тела», вошедшее позже в арсенал подготовки монахов-бойцов. Дамо якобы переправился через реку Янцзы, усевшись верхом на тростниковый шест! Заметим, что, по одной из легенд, буддийский патриарх прибыл в Китай из Индии, переправившись через море в соломенной сандалии. Не случайно многие шаолиньские изображения Дамо показывают его держащим сандалию в одной руке.

После долгих странствий он пришел в небольшой монастырь Шаолинь на горе Суншань. Монахи, как гласит легенда, истощали себя долгим чтением сутр, механически заучивая их, уходя тем самым все дальше и дальше от истинного просветления. Дамо объявил, что цель буддизма – «прозреть сердце Будды» внутри себя. Стать Буддой можно было «здесь и сейчас», в акте непосредственного интуитивного восприятия Истины, свободно и полно входящей в незамутненный разум человека. Истина передается без всяких «посредников» – слов, письменных знаков и наставлений, подобно светильнику, переходящему от учителя к ученику.

Монахи, как и правители, не поняли наставлений Бодхидхармы, и тот удалился в горную пещеру, расположенную недалеко от монастыря. Там, обратившись лицом к стене, он провел в сидячей медитации (цзочань) почти девять лет, а по некоторым хроникам, и все десять. Патриарх пребывал в состоянии глубокого самосозерцания, и лишь однажды, как гласят легенды, он заснул. Проснувшись, Дамо в гневе на самого себя вырвал себе ресницы и бросил их на землю. Их подобрал Будда, посадил в землю, и из них выросли кусты ароматного чая, который пьют буддисты в периоды долгой медитации, взбадривая сознание. Именно отсюда берет начало чайная церемония, пришедшая в XII в. из Китая в Японию вместе с чаньскими монахами.

Пещера Дамо сохранилась до сих пор и является величайшей святыней чаньской школы. Расположенная в нескольких метрах от вершины горы, она невелика по размерам. Долгое время она находилась в запустении, и лишь в 1991 г. пещера была укреплена, вокруг нее возведен небольшой портал, отремонтирована дорога, по которой путник в течение часа может добраться сюда от Шаолиньсы. Внутри пещеры находится статуя сидящего Бодхидхармы и круглосуточно дежурит монах, регулярно совершающий особые моления. В 1995 г. на вершине горы в нескольких метрах от пещеры была установлена грандиозная статуя сидящего Бодхидхармы из белого камня. Она выделяется на фоне темных скал, и благодаря этому ее можно видеть снизу, из монастыря.

Через девять лет «созерцания стены» монахи прониклись уважением к силе духа Дамо и его учению. Но лишь двух монахов согласился взять патриарх к себе в ближайшие ученики – Даоюя и Хуэйкэ. Им он «передавал истину» в течение пяти лет. По преданию, Хуэйкэ, который позже стал преемником первопатриарха, отрубил себе левую руку и положил ее перед Дамо, демонстрируя чистоту своих помыслов и решимость без страха постигать учение чань.

Большинство легендарных версий возникновения шаолиньского ушу так продолжают эту историю. Просидев девять лет в созерцании, Дамо не смог подняться из-за того, что его не слушались ноги. Но патриарх, используя особый комплекс упражнений, восстановил подвижность ног и предписал монахам сочетать практику молчаливого созерцания с физическими упражнениями. Они якобы представляли собой комплексы кулачного боя, владения монашеским посохом («посох Дамо») и дыхательно-медитативные методики. Монахи активно принялись за тренировки, а первым мастером ушу, соответственно, стал сам Дамо.

Что передал первопатриарх

Конечно, предание о Дамо как о мастере ушу – легенда. Но, так или иначе, считается, что именно этот человек заложил важнейший принцип «совместного пестования физического и духовного в человеке», отказавшись от аскетизма, ослабляющего тело. Он конкретизировался в кратком требовании – «два проникновения и четыре действия». «Два проникновения» – это два способа достижения просветления. Первый – путем внутреннего духовного развития и созерцания («духовное проникновение»), второй – путем совершения практических действий, т. е. «добрых дел» («проникновение посредством действия»). Таким образом, постулировалась неразрывная связь внешнего и внутреннего, физического и психического, видимого явления и его символа. Вступление в состояние просветленного сознания, которое уже не могут затронуть суетные дела и загрязнить «пыль мира», в основном базировалось на сидячей медитации, традиционно выполняемой лицом к стене, по примеру Бодхидхармы.

Считается, что кратко учение Дамо изложено им в нескольких правилах: «не опираться на письмена» (не использовать чтение сутр и вообще книг для достижения просветления), «спонтанно постигать истину», «взирать на собственную природу, становиться Буддой» (поскольку каждый человек изначально обладает «природой Будды», следовательно, можно путем медитации «пробудить» эту природу внутри себя).

Прежде всего следовало успокоить и очистить сознание, избавить человека от пустых метаний в суете мирских дел, в условностях и границах, им же самим определенных, и обрести «спонтанность самопроявлений духа». Нетрудно заметить, что многое из того, о чем учил Дамо, не пришло из индийских медитативных систем, но было взято непосредственно из китайского даосизма. Трактаты донесли до нас те наставления, которые, по легенде, давал Дамо монахам Шаолиньсы. Согласно компендиуму «Речи о чудесном пользовании истинными мудрецами состояния зародыша в утробе» (XII в.), ключевым постулатом «духовного проникновения» Бодхидхармы стало успокоение духа и очищение сознания путем регуляции дыхания – методика, пришедшая из даосизма. Шаолиньские монахи, отвлекшись от бессмысленного заучивания и рецитации сутр (хотя позже была создана обширная чань-буддийская литература), занялись «безмолвным созерцанием перед стеной», вскармливали ци, умиротворяли сердца и таким образом шли по пути достижения сатори.

Вместе с этим первоучитель предписал им «проникновение посредством действия», которое предусматривало четыре вида поступков – «четыре действия». Они включали невоздаяние за зло, отсутствие мирских стремлений, служение Дхарме (т. е. буддийскому учению), следование судьбе.

Дальнейшая история Бодхидхармы после его прихода в Шаолиньсы противоречива и до конца не ясна даже из монастырских хроник. Монастырская версия утверждает, что Дамо не стал жить в обители, а поселился в небольшом храме на полпути между монастырем и горной пещерой. Этот храм сохранился до сих пор и носит имя «Обитель первого патриарха» (Чуцзуань). «Передавать светильник истины» в Шаолиньсы отправился его ученик Хуэйкэ, хотя сам долгое время проживал не в монастыре, а в небольшой кумирне недалеко от него, с тех пор называемой «Обитель второго патриарха» (Эрцзуань). Когда же Дамо полностью открыл своему ученику «истинное учение сердца», он покинул горы Суншань, оставив монахам знаменитый трактат по искусству самосовершенствования «Канон изменений в мышцах» («Ицзинь цзин»).

В «Хрониках уезда Дэнфэн», т. е. того уезда, где располагается Шаолиньсы, нашли отражение народные предания о Дамо. Составление хроник было завершено в 1530 г., хотя большинство записей, касающихся Шаолиньсы, относится к XV в. «Чаньский учитель Дамо во времена правителя царства Лян У-ди из Западных земель (т. е. из Индии. – А. М.) переправился на лодке через море и достиг города Цзилиня. В беседе с У-ди он не нашел согласия и поселился под пиком Укунфэн, что в горах Суншань. Просидел лицом к стене девять лет и передал Дхарму Хуэйкэ, после чего скончался. На рубеже Вэй и Суй (т. е. во второй половине VI в.) посланник, направленный в Западные земли, по возвращении повстречал Дамо на Памире и увидел, что тот нес в руке лишь одну сандалию, а затем стремительно удалился. Вернувшись, чиновник доложил об этом случае, могилу [Дамо] вскрыли и обнаружили там лишь одну сандалию».

Примечательно, что в «Хрониках» ничего не сказано о связи Дамо ни с Шаолиньсы, ни с боевыми искусствами. Официальными считаются две версии его смерти. Трактат VII в. «Продолжение жизнеописаний достойных монахов» («Сюй гаосэн чжуань») рассказывает, что Дамо умер в 534–537 гг. где-то недалеко от Лояна, т. е. там, где находился Шаолиньсы, и его тело было кремировано. Через триста лет в исторических хрониках Лю Сюя «Книга династии Поздняя Тан» («Хоу Тан шу») в разделе «Жития магов» было записано, что Дамо «нашел пристанище в Шаолиньском монастыре, что в горах Суншань. Он случайно отравился и умер». Не отголосок ли это многочисленных смертей от отравления «пилюлями бессмертия» даосских магов?

Туманное описание смерти Дамо – далеко не единственная загадка в нашем повествовании. Следующий вопрос может показаться парадоксальным, вполне в традициях чань-буддизма: «А приходил ли Бодхидхарма в Шаолиньский монастырь?».

История о буддийском патриархе, принесшем в Китай новое учение о достижении просветления и разработавшем целую систему ушу, складывалась в течение нескольких столетий. Естественно предположить, что подробнее всего о Дамо могут рассказать его современники. Но в хрониках царит полная неясность. Ян Сюань в «Записках из лоянской монастырской общины-сангхары» («Лоян цзяаланьцзи», VI в.) и Ши Даосюань в «Продолжении жизнеописаний достойных монахов» (VII в.) отмечают, что действительно некий Дамо пришел из Индии в царство Северное Вэй, а затем отправился в район гор Суншань. По дороге ему довелось любоваться монастырем Юннинсы в Лояне. Этот факт помогает определить точное время прихода Бодхидхармы в Китай. Дело в том, что Юннинсы был построен в 516 г., а в 527 г. оказался разрушен ураганом. Таким образом, примерно в этот одиннадцатилетний промежуток патриарх и пришел в Китай.

Хроникеры упоминают, что у Дамо не было постоянной обители, он переходил из одного селения в другое. «Продолжение жизнеописания достойных монахов» просто сообщает об этом: «Там, где он останавливался, он проповедовал учение о созерцании-чань». Вот, пожалуй, и все, что знали о Дамо его современники. Ни о каком «девятилетнем созерцании стены», ни о Шаолиньском монастыре речи в этих трудах не идет. Дамо, вероятно, представлялся средневековым авторам одним из сотен индийских проповедников, приходивших тогда в Китай, и вряд ли выделялся из них.

Почти через два века, в 723 г., Пэй Цуй в «Стеле Шаолиньского монастыря в горах Суншань» поведал о Дамо больше. Оказалось, что патриарх и его первый ученик Хуэйкэ останавливались в горах в каком-то монастыре, но из текста неясно, о какой конкретно монашеской обители идет речь.

Однако, кроме письменной традиции, существовала устная. Она была более красочной и богатой на выдумки. На смену реальному буддисту приходит человек-миф. Образ Дамо становится особенно впечатляющим в IX–XI вв. с расцветом в Китае чань-буддизма. Новому учению, получавшему все большее распространение и внедрявшемуся во все области китайской традиции, необходим был именно такой патриарх – загадочный, пришедший из «святой земли» и ушедший в неизвестность, вобравший в себя черты буддийского святого, даосского мага, мастера «внутреннего искусства» – тех, кого почитал китайский народ.

Впервые рассказ о том, что Дамо пришел именно в Шаолиньский монастырь, мы встречаем в трактате XI в. «Записки о передаче светильника благой добродетели» («Цзиньдэ чжуаньдэн люй»), где излагались основы чань-буддизма. В «Записках…» говорилось, что Дамо 20 октября (вот она – мифологическая точность!) 10-го года правления императора Сяовэнь-ди (486 г.), царствовавшего под девизом Тайхэ – «Великая гармония», поселился в Лояне, а затем остановился в Шаолиньсы. Целые дни он проводил в молчании или самоуглубленно сидел лицом к стене. Так продолжалось до 5 октября 19-го года правления под девизом Тайхэ, когда великий патриарх скончался. Следовательно, именно девять лет пробыл Дамо в монастыре. Правда, в «Записках…» еще нет упоминания, что он девять лет сидел неподвижно, как нет ни слова и о том, что он однажды не смог сдвинуться с места. Ничего не говорится и о его занятиях кулачным искусством.

К тому же мы встречаем здесь ряд примечательных ошибок. Во-первых, «Великая гармония» – отнюдь не девиз правления императора Сяовэнь-ди. Во-вторых, в 486 г. Шаолиньского монастыря вообще не было. В-третьих, Сяовэнь-ди правил с 471 по 500 гг., что не совпадает с классической датой прихода Бодхидхармы – 520 или 527 гг. Итак, через шестьсот лет после события оно зафиксировано с такими чудовищными ошибками! При этом надо учитывать, что китайцы досконально записывали все, что только можно было занести на бумагу. Поэтому промах хроникера, к тому же относящийся к фактам, связанным с особой правителя, представляется непростительным. Однако ответ, очевидно, прост: хроникер пользовался сведениями не письменных исторических источников, а устного предания. Эта история составлена в то время, когда уже не помнили, кто реально правил государством Вэй, куда якобы и пришел Дамо, и какой там был девиз царствования.

Многие крупные исследователи подвергали сомнениям даже реальность самого Бодхидхармы. Например, знаток буддизма японец Митихата считал, что встреча Дамо с правителем У-ди, а также рассказы о его учениках, например, о Хуэйкэ с его «невнятными речами» – это более поздние привнесения из устных легенд в чань-буддийскую письменную традицию.

Но зачем нужны были такие «точные» даты прихода Бодхидхармы – вплоть до числа? Для тех, кто записывал предание о Дамо, представлялось чрезвычайно важным найти место патриарха в общем потоке истории – «очеловечить» его, представить как реально существовавшее лицо, а не как сказку. Таким образом шел процесс эвгемеризации («очеловечивания») мифа об ушу, в то время как обычным людям приписывались почти сказочные подвиги.

Когда же впервые появляется версия о связи Дамо с боевыми искусствами и создании им шаолиньского направления ушу? Во втором предисловии к «Канону изменений в мышцах», написанному в XVII в., подробно рассказывается о сидении Дамо лицом к стене и говорится, что он практиковал определенные гимнастические упражнения. Правда, и здесь нет ни слова об ушу. Предание о занятиях Дамо боевыми искусствами приходит из устных рассказов в XIX в., когда завершается формирование боевых искусств как сложного социально-культурного феномена с разветвленной философией и сложной мифологией. Скорее всего, эта легенда появилась в среде народных школ ушу, которые формировались вокруг имени легендарного патриарха.

Сейчас уже трудно установить, когда это предание проникло в письменные источники и стало неотъемлемой частью шаолиньской традиции (до этого Дамо почитался лишь как основатель чань-буддизма). Первые такие записи, которые автору удалось обнаружить, встречаются лишь в книгах 10-х – 20-х годов XX в., излагающих шаолиньские предания и речитативы.

Но почему именно Дамо? По какой причине образ индийского миссионера заслонил героев китайской традиции, например, Хуанди или Конфуция? Объяснением может стать то, что большинство стилей создавалось в лоне народной традиции, тесно связанной с религиозными сектантскими объединениями. Многие секты почитали своим патроном Бодхидхарму. Именно в устных рассказах он обрел второе рождение как создатель шаолиньского ушу. Для китайца того времени не могло возникнуть вопроса об историчности событий, о которых говорит предание. Такой вопрос просто-напросто показался бы лишенным всякого смысла. Ибо миф – это такая же история, порой даже более «настоящая» и осязаемая, чем обыденная жизнь.

История о чань-буддийском патриархе – мастере ушу – возникает именно тогда, когда начинается осмысление ушу как особой духовной традиции. Следовательно, ушу нужны были первоучители, связанные с традиционными религиозными авторитетами, своя духовная литература и ритуальная практика. И образ Бодхидхармы приходится как нельзя кстати – через него в народном сознании сводятся воедино духовная практика и занятия боевыми искусствами. Примечательно, что в официальном буддийском пантеоне Бодхидхарма занимает не самое высокое место. Лишь в чаньских школах он почитается как архат (кит. «лохань»), перед ним следуют будды (фо) и многочисленные бодхисатвы (пуса). А в народной сектантской традиции Бодхидхарма нарушает эту иерархию поклонения, заняв главенствующее место «патрона» боевых искусств во многих тайных обществах, практиковавших ушу.

Из плена легенд

Итак, с образом Бодхидхармы как основателя шаолиньского ушу приходится расстаться. Но какова же истинная история шаолиньского ушу?

Естественно, что задолго до прихода Бодхидхармы в Китае существовали боевые искусства. Эта практика не обошла и монахов. Тренировались они, пожалуй, меньше, чем миряне, ибо принцип «непричинения вреда живому» (ахимсы) не способствовал жестким боевым тренировкам. В основном стили ушу создавали не монахи, как принято иногда считать, – они сами учились у народных мастеров, а иногда даже у профессиональных армейских инструкторов.

В IV–V вв. заметно увеличилось число буддийских проповедников, приходивших из Индии в Китай. Большинство из них принадлежали к школе Ланкаватары – медитативного буддизма. Проповедников прежде всего привлекал район Лояна, который издавна считался святым местом, и там возникло немало буддийских монастырей. Именно в то время в Поднебесную прибыл буддийский шаман Буддасанта (кит. «Бато»), известный также под именем «Будда То» (Фото). На иконографических изображениях он невысокого роста, с темной кожей, огромными, навыкате глазами. Прежде всего Бато направился в город Лоян, столицу царства Вэй. При поддержке местного правителя Сяовэнь-ди в 495 г. Бато основал в горах Суншань, на территории уезда Дэнфэн современной провинции Хэнань, небольшой монастырь. Он был назван Шаолиньсы – «Монастырь молодого леса». Дело в том, что гора, на которой была построена обитель, уступает по высоте соседним вершинам, и поэтому казалось, что лес вокруг монастыря невысокий (молодой). Так возникло название легендарной обители.

Место для постройки монастыря было выбрано не случайно. Оно считалось священным, здесь издавна селились даосы. Такая святость места, овеянного легендами, не могла не породить новых мифов уже о монахах-бойцах (усэнах). Китайское сознание настойчиво требовало единого центра боевых искусств, в котором к тому же соединились бы традиции духовной жизни, в частности, чань-буддизм, вера в духов, чудеса буддистов, приключения магов и многое другое. Прислушаемся к мнению большой группы китайских историков, специально исследовавших эту проблему и сделавших недвусмысленный вывод: «Фактически, связь между Шаолиньским монастырем и рождением ушу возникла из целого ряда факторов, но при этом ни один из этих факторов сам не возник из буддийского учения. Этот ряд факторов стал результатом взаимосложения целого ряда естественно-исторических причин».

Буддасанта при помощи своих первых учеников-китайцев начинает переводить буддийские трактаты, сам пишет многие работы. Предполагают, что он является автором трактата «Цзунцзин лу» – «Записи о зерцале школы», хотя в реальности основная часть произведения появилась не раньше X в. Буддасанта формально признан основателем Шаолиньсы, на площадке к востоку от центральных врат монастыря даже есть памятная надпись «Создатель – Буддасанта», однако он не стал ни героем легенд, ни мифологическим основателем всего шаолиньского ушу, как более поздний и, очевидно, в реальности менее значимый Бодхидхарма.

Первоначально монастырь состоял из нескольких деревянных по-строек. Ему с самого начала не везло. При династии Северная Чжоу в 572–575 гг. обитель была закрыта из-за гонений на буддизм, а монахи распущены. В ту эпоху рост буддийских и даосских монастырей был столь интенсивен, что менял даже социальную структуру населения. Лишь вокруг одного города Лояна, что неподалеку от Шаолиньсы, насчитывалось 1370 буддийских обителей. Супруга правителя Северного Чжоу У-ди покинула светскую жизнь и ушла в буддийские монахини, такую же судьбу избрали еще пять наложниц правителя. Многие земледельцы уходили под покровительство монастырей и переставали платить налоги в казну. Правитель издал гневный указ, видимо, памятуя и личную обиду на жен и наложниц: «Монастыри закрыть, а монахов распустить, дабы они вернулись к мирской жизни». Удар пришелся не только по буддийским монастырям, но и по даосским и конфуцианским кумирням.

Когда в мае 574 г. правитель собрал видных чиновников и представителей монашества для обсуждения этого вопроса, присутствовавший на собрании шаолиньский монах Чжисюань вступил в резкую дискуссию, отстаивая право монастырей на существование. Но его доводы не возымели силы, монастырь был закрыт.

Правда, гонения оказались неподолжительными. Уже в 579–580 гг. монастырь был восстановлен, но под другим названием – «Взбираться на поросший холм» (Чжихусы), что являлось реминисценцией фразы из китайского классического «Канона песнопений» («Шицзин»). Однако это название не прижилось, и через год монастырю возвратили прежнее – Шаолинсы.

Настоятелем монастыря стал его создатель Бато, он же и начал набирать послушников. Согласно монастырским хроникам, первый из них попал в монастырь довольно необычным образом. Однажды, прогуливаясь по улицам Лояна, Бато увидел забавное зрелище: двенадцатилетний подросток, стоя на краю колодца, жонглировал ножным воланом (род китайского футбола), причем делал по 500 ударов ногой по волану за один подход. Восхитившись его умением, Бато взял Хуэйгуна в монастырь, где тот не только преподавал монахам ушу, но в зрелом возрасте даже перевел на китайский язык известный буддийский трактат «Десять земель» («Ши ди»).

Второй монах, Сэнтяо (480–560 гг.), отличался серьезностью и сосредоточенностью. С детства Сэнтяо был слаб и укреплял свое тело занятиями ушу. Поняв, что крепость тела непосредственно зависит от силы духа, он в поисках путей к самосовершенствованию обратился к буддизму и поселился в монастыре Цзиньминсы. Прошло почти десять лет, но просветление никак не приходило к нему. В конце концов он покинул монастырь и отправился на поиски Бато, рассказы об удивительной святости которого достигли его ушей. Сначала Бато отнесся к Сэнтяо с недоверием: разве может быть хорошим учеником тот, кто, воспитываясь в монастыре десяток лет, так ничего и не достиг? Но все же согласился взять нового послушника, и вскоре Сэнтяо стал единственным последователем индийского патриарха, полностью перенявшим от него тайную технику самосовершенствования и учение о смысле сидячей медитации. Именно его Бато назвал своим преемником.

Вместе с Хуэйгуном Сэнтяо преподавал в монастыре ушу, причем его подготовка была столь отменной, что он мог нанести удар ногой в прыжке выше собственного роста без всякого разбега. Китайской традицией Сэнтяо был назван «первым монахом-бойцом Шаолиньского монастыря». Отметим, что эти события произошли задолго до легендарного прихода в Шаолинь Бодхидхармы.

Учение о сидячей медитации, о созерцании собственной природы как высшем буддийском искусстве не должно было замкнуться в одном монастыре. Эта мысль позвала Сэнтяо в дорогу. К тому же буддийская традиция предписывала для окончательного просветления странствие «между Небом и Землей». Так Сэнтяо стал первым бродячим монахом-бойцом. Он проповедовал в царстве Ци и завоевал уважение даже у высокомерного правителя Вэньсюань-ди, а в 552 г. в горах Луншань —

«Драконьих горах» – создал чаньскую обитель, названную его последователями «Монастырем облачных врат» (Юньмэньсы).

Но вернемся к Шаолиньскому монастырю. Он быстро развивался, хотя его деревянные постройки нередко горели. Количество послушников колебалось от нескольких десятков до двухсот-трехсот человек. Основной целью пребывания в монастыре стало «прозрение природы Будды» на основе сочетания сидячей медитации и активных физических занятий, в том числе работ по благоустройству монастыря и в монастырском саду («пуцин» – «приглашены все»), а также, по монастырскому преданию, боевых упражнений.

По преданию, из монахов-наставников вскоре выделился особый разряд людей, чьей основной задачей стало преподавание ушу. Назывались они либо просто «учителя кулачного боя» (цюаньши), либо «старейшины в преподавании боевого искусства» (уцзяо-тоу). Большая часть приемов не изобреталась самими монахами, но приходила от народных учителей-мирян. Первым оружием монахов стал их неразлучный спутник – монашеский посох, изготовлявшийся обычно из твердого и тяжелого дерева. Позже использовались и простейшие подручные средства – сельскохозяйственные орудия и предметы обихода: лопатки, костыли, короткие палки, заступы, метелки для отгона мух, палочки для еды, даже матерчатые тапочки и плетеные корзинки, считавшиеся «тайным» монашеским оружием.

Как гласят шаолиньские архивы, первоначально все приемы были объединены в один комплекс. Он назывался «18 рук архатов» или «18 приемов архатов», включал в себя несколько захватов и приемы освобождения от них, удары кулаками, ладонями, подсечки и невысокие удары ногами. Архат (кит. «лохань») – это последователь Будды, достигший последней – четвертой ступени святости на пути к нирване и полностью освободившийся от земных желаний. Легенды гласили, что каждый из архатов создал собственный прием, а свел их воедино сам Бодхидхарма. Но как выглядел комплекс, какие приемы включал, как тренировались монахи в древности, да и тренировались ли вообще, этого мы не знаем. К тому же и знаменитый комплекс «18 рук архатов» был создан, по всей видимости, значительно позже, а народная молва приписала ему столь высокую и славную древность, что вполне устраивало монахов.

Прочтение монастырских и внешних источников той эпохи заставляет усомниться в том, что монахи активно изучали ушу еще в глубокой древности. Скорее это были спорадические случаи. Вероятнее всего, монахи приобщаются к занятиям ушу лишь со второй половины Х в.

Тем не менее народная традиция повествует об одном важном событии, которое произошло на несколько столетий ранее. Оно стало, возможно, поворотным в истории Шаолиньского монастыря, позволив ему превратиться в одну из самых богатых и знаменитых буддийских обителей. Вот как доносят эту историю предания. В 617–621 гг. случилась «великая смута в Поднебесной». Военачальник Ван Шичун поднял мятеж против императора династии Тан Ли Шиминя (Тай-цзуна). По другой апокрифической версии, Ван Шичун еще и выкрал сына императора. Тай-цзуну пришлось спасаться бегством. Скрываясь недалеко от Лояна, император обратился к монахам Шаолиньского монастыря за помощью. Существует даже предание о том, что, спасаясь от преследователей, император упал в реку Сяосихэ, протекающую перед монастырем, и монахи спасли его. На защиту императора был отправлен отряд монахов из 13 человек.

Отряд возглавил один из лучших инструкторов Шаолиня Таньцзун, который обладал редким умением вести бой с палкой на коне. Ему помогали мастера ушу Чжицяо, Шаньху, Хуэйян. Передовой отряд Ван Шичуна, преследовавший Ли Шиминя, подошел к Шаолиньскому монастырю и попытался поджечь обитель. Но 13 монахов приняли тяжелый бой, в результате которого нападавшие были разбиты. Самому Ван Шичуну удалось скрыться. Монахи устремились за ним в погоню и через сутки обнаружили его на дороге, ведущей в Лоян, в окружении отборных воинов. Вновь завязался бой. Охрана мятежника применяла мечи, копья, цепи, монахи же, действуя лишь тяжелыми посохами, не только сумели разогнать охрану, но и схватили самого Ван Шичуна. Ли Шиминь вновь взошел на трон.

Император не забыл услуги, оказанной ему шаолиньскими усэнами. Монастырю было пожаловано около 40 циней (250 га) земли, высочайшим указом монахам было разрешено пить вино и есть мясо, хотя последним они не злоупотребляли, придерживаясь традиционных предписаний. В связи с императорским разрешением в народе даже возникла легенда о том, что именно шаолиньские бойцы создали стиль «Кулак пьяного» (цзуйцюань).

С того времени Шаолиньскому монастырю было позволено содержать особые «монашеские войска» (сэнбин) численностью 500 человек. Знаменитому Таньцзуну, руководителю монашеского отряда, высочайшим указом было даровано звание «Великий полководец» («дацзянцзюнь»). Таким образом, он стал первым шаолиньским усэном, получившим официальное государственное признание. Не были забыты почетными титулами и остальные двенадцать монахов.

Если история боевых подвигов 13 монахов и может принадлежать к области преданий, то факт высоких пожалований монастырю официально подтвержден многими хрониками, а на территории Шаолиньсы сохранилась каменная стела, на которой выбита каллиграфическая надпись самого Ли Шиминя, подтверждающая привилегии монастыря. Так или иначе, к VII–XI вв. все монастырские земли занимали 14000 му (860 га), сами монастырские постройки располагались на площади в 540 му (33 га) и включали 5048 различных строений. Увеличилась и библиотека монастыря – косвенный показатель образованности монахов. Здесь хранилось 9500 буддийских трактатов.

В Шаолине считают, что именно после этих щедрых пожалований обитель получила громкое название «Первый монастырь в Поднебесной по боевым искусствам». Теперь монахи занимались не только кулачным искусством и боем с палкой, но значительно разнообразили свой боевой арсенал, тренируясь в бое на коне и в пешем строю, использовали изогнутые мечи и даже армейские длинные копья. Начал складываться характерный шаолиньский стиль, основанный на жестких ударах, передвижениях по прямой линии, ведении боя на близкой и средней дистанциях, а также на коротких атаках с большим количеством ударов локтями и ладонями. Высокая официальная оценка монастыря привлекала немало новичков, и в Шаолиньсы к VII в. уже находилось около 2 тыс. послушников. Однако эта цифра может быть значительно завышена, судя по небольшим размерам монастыря.

Большинство всех этих сведений (о 13 помощниках императора, обширной боевой практике) исходят непосредственно из архивных материалов самого Шаолиньского монастыря либо являются частью народного предания. Достоверных сведений о занятиях ушу мы не находим и здесь. Однако расскажем еще одну историю из шаолиньского канона.

Монашеское боевое искусство долгое время считалось только привилегией мужчин, однако в IX в. установленное правило было нарушено. Шаолиньские хроники связывают эту историю с именем монаха-бойца Фуху (898–970 гг.), известного знатока шаолиньского цигун и прекрасного бойца. Согласно хроникам, он «своим дыханием валил противника с ног, мог находиться в спокойном созерцании по десятку дней, а двигаясь, сбивал опоры у дома».

Однажды, когда этот замечательный человек возвращался в Шаолинь из монастыря «Белой лошади» (Баймасы), ему на дороге повстречалась женщина-воин с огромным луком в руках. Испугавшись свирепого вида монаха, она пустила в него стрелу. Фуху, вытянув руку, поймал стрелу и бросил ее в женщину. Хотя стрела лишь слегка царапнула грозную воительницу, та тут же, трижды преклонив колени перед мастером, попросилась к нему в ученицы: «Я желаю уйти от мира, став монахиней, и спасать мириады живых существ». Они вместе вернулись в монастырь, и Фуху передал ей свои методики цигун, научив «передвигаться в бою легко, как ласточка, нападать и наступать, как снующий взад-вперед ткацкий челнок», стрелять из лука без промаха со ста шагов, действовать цепью и веревкой с грузом на конце.

В 967 г. Фуху со своими лучшими учениками покинул монастырь, отправившись на юг, где распространял шаолиньское учение, поражая последователей великолепным боевым мастерством. Через три года он вернулся в родную обитель, где и скончался – «обрел абсолютный покой». Фуху похоронили на семейном кладбище Шаолиня – в «Лесу пагод» (Талинь), там до настоящего времени хоронят выдающихся монахов.

Постепенно сформировались основные дисциплины, которым обучали шаолиньских монахов, причем этот набор предметов оставался неизменным до начала ХХ в. Курс обучения состоял из четырех основных разделов. Первый – буддизм (фо) – представлял собой изучение основных буддийских уложений и канонов, монастырских правил (виная), основ медитативной практики и созерцания. Второй раздел – боевой (у) – включал в себя практику боевых искусств, методы поддержания физического здоровья, верховую езду. Третий раздел – медицинские знания (и) – это основы массажа, использование и составление лечебных бальзамов, отваров, мазей, применение в медицинской практике ядов, минералов, внутренностей животных. Нередко во время тренировки монахи получали серьезные травмы, и для их врачевания было разработано более трех тысяч различных рецептов. Последний, четвертый раздел – «гражданские науки» (вэнь) – предусматривал занятия каллиграфией, стихосложением, изучение классической литературы и живописи. До сих пор одной из высших похвал в устах шаолиньских монахов является фраза: «Человек, искушенный в четырех дисциплинах».

В ту эпоху монашеское боевое мастерство вряд ли можно было назвать экстраординарным. Сами шаолиньские послушники признавали, что профессиональные армейские инструкторы ушу значительно превосходят их. Не случайно в 961 г. тогдашний настоятель Шаолиня Фуцзюй пригласил 18 самых известных мастеров ушу в монастырь на три года для демонстрации своих школ и обучения монахов. В этом рассказе есть и сюжет о 18 мастерах – символическое напоминание о 18 архатах. По преданию, в то же время император Чжао Куанъинь, большой знаток боевых искусств, поддерживал регулярные связи с монастырем и даже посылал туда известных военачальников Гао Хуайдэ и Гао Хуэйляна для обмена опытом.

По всей видимости, именно деятельность настоятеля Фуцзюя и положила начало регулярной практике ушу среди монахов.

Во второй половине Х в. Фуцзюй неоднократно (по некоторым источникам, трижды) приглашал лучших мастеров Китая для развития шаолиньской системы. Так начал формироваться ранний шаолиньский стиль, представлявший собой уникальную «коллекцию» лучших народных и армейских методов ушу. Приглашенными преподавателями в монастыре стали отнюдь не добродетельные последователи Будды или степенные ученые мужи-конфуцианцы, но малообразованные народные учителя. Эти выводы сделаны на основании изучения «Хроник Шаолиньского монастыря». Вот что они рассказывают: «Овладевающий искусством кулачного боя (букв: «искусством ладони»; видимо, уже в ту эпоху удары наносились по преимуществу не кулаком, но ладонью, способной обеспечить более мощный «выброс усилия» и «выброс ци». – А. М.), начинал свои занятия «длинного кулака» (чанцюань) сунского императора Тай-цзу (т. е. Чжао Куанъиня. – А. М.). «Руки, проходящие насквозь» (тунби) мастера Хань Туна представляли собой особо изощренный метод из способов «оборачивания и подсекания» учителя Ю Гоэня (речь идет о характерной шаолиньской технике – залом запястья противника «оборачиванием» своей кисти вокруг лучезапястного сустава противника, после чего следует подсечка. – А. М.). Но еще более удивительным считался стиль «короткого кулака» (дуаньцюань) мастера Вэнь Тяня, а самым эффективным – стиль «коротких ударов» (дуаньда) учителя Ма Цзи. Особо развит был «кулак обезьяны» (хоуцюань) учителя Кун Даня. Благодаря приему надавливания корпусом мастера Хуан Гу противнику трудно близко подойти к тебе. Удары всей плоскостью ладони (мяньчжан) мастера Мянь Чэна стремительны и неудержимы. А вот еще несколько стилей: «сквозной кулак» (тунцюань) учителя Цзинь Сяна из области Янь, «захватывающие, отводящие и давящие руки» Лю Сина, «крутящиеся» удары по ушам Тань Фана, методы «приклеивания» (т. е. наложение ладоней на конечности противника, что обеспечивает контроль за его действиями; «приклеивание» должно выполняться также психическим усилием, так, чтобы сознание следовало за намерениями соперника. – А. М.), захваты и прыжки Янь Цина, могучие парные удары ногами – «ноги утки-мандаринки» мастера Линь Чуна, семь позиций и последовательные удары ладонями учителя Мэн Су, «взрывающиеся удары» (баочуй), наносимые в углубления тела (т. е. в болевые точки. – А. М.) мастера Цуй Ляня, методы «пронзающих рук, отведения атак и прямого проникновения» Ян Гуня, способы победы над соперником стиля «кулака богомола» мастера Ван Лана, броски и жесткие удары Гао Хуайдэ. Все это, начиная от «коротких ударов» и вплоть до «длинного кулака», было собрано и обобщено чаньским учителем Фуцзюем».

Перечисленных методов и стилей, собранных Фуцзюем, ровно 18. Может быть, названные выше мастера или их прямые последователи и были теми 18 учителями, которые преподавали премудрости ушу монахам в Шаолиньском монастыре? Кстати, цитата из «Хроник Шаолиньского монастыря» лишь подтверждает мнение многих китайских исследователей ушу о том, что уже в Х в. монахи не просто активно занимались боевыми искусствами, но превосходили в своем мастерстве любых народных учителей и даже профессиональных воинов. Однако кое-что подсказывает нам присутствие уже привычной мифологизации действительности.

Прежде всего, ряд перечисленных в «Хрониках…» мастеров жили значительно позже Фуцзюя. Например, Ван Лан, которому традиция приписывает создание «Кулака богомола», жил в конце XVI – начале XVII вв. Янь Цин и Линь Чун, герои традиционного китайского романа «Речные заводи», действовали в XIV в. Заметим, что «Хроники…» – весьма ненадежный фактический источник сведений об ушу, так как принадлежат к «внутренней традиции» Шаолиня и не свободны от субъективного желания «углубить» историческую нить шаолиньской школы. Таким образом, описание заслуг настоятеля Фуцзюя оказывается более поздним, не ранее XVIII в., привнесением в шаолиньские архивы. Причем сделаны были эти записи тогда, когда все перечисленные стили уже практиковались в народных школах ушу. Вывод из всего этого недвусмыслен: нет ни одного достоверного источника о том, что монахи до Х в. практиковали в Шаолиньском монастыре какой-то особенный стиль или школу ушу.

Примечательная деталь: согласно «Хроникам…», основателями (пусть даже легендарными) шаолиньского ушу были не монахи, а разбойники вроде Линь Чуна и Янь Цина, бродячие воины и другие представители народной культуры. Это говорит о том, что все легенды о создании шаолиньского искусства имели своим истоком не монастырскую, но народную среду. Итак, вероятнее всего, традиционные рассказы о героях-основателях шаолиньского ушу первоначально создавались в народной среде, а затем уже попадали в монастырские хроники.

По преданию, шаолиньская традиция довольно рано вышла за стены монастыря, расположенного в провинции Хэнань. В IX в. на юго-западе провинции Сычуань возник монастырь Кэпусы, монахи которого проповедовали учение чань и считали себя преемниками истинной шаолиньской традиции. В нем родился позже стиль, называемый «Шаолиньская школа алмазного созерцания и естественности» (шаолинь цзинганчань цзыжаньмэнь). Этот стиль, весьма эффективный в бою, с многочисленными ударами ногами и бросками, практикуется до сих пор, например, в сычуаньском монастыре «Нефритового дракона» (Юйлунсы).

По преданию, у последователей этой школы возник спор с шаолиньскими монахами в связи с двумя кардинально важными вопросами. Во-первых, как полагали монахи Кэпусы, основателем учения чань следует считать не Бодхидхарму, а того, кто построил Шаолиньский монастырь и обучал монахов сидячей медитации (шрамана Бото). Во-вторых, шаолиньских монахов обвинили в том, что практика кулачного боя (цюань) у них отделена от духовного учения (цзяо) и якобы уже мало кто из шаолиньских монахов способен объяснить и тем более реализовать внутреннюю связь боевой практики и чаньского созерцания.

По мнению последователей «Шаолиньской школы алмазного созерцания и естественности», лишь в их школе ушу и духовное учение стали выражением друг друга, и, таким образом, по своей эзотерической сущности практика ушу ничем не отличается от чаньского созерцания природы Будды внутри себя. Символическим обозначением этого единства стал особый символ местных монахов, напоминающий индийскую свастику – знак солнечного божества, счастья и благоден-ствия. Он представлял собой две перекрещенные линии, напоминающие литеру «S» и вписанные в круг. Если одна такая линия означала два противоположных начала инь и ян, то две линии символизировали присутствие начала ян внутри инь и, наоборот, свидетельствуя о бесконечности трансформаций мира.

Символичным было и само название стиля. Однако сами монахи считали его не стилем, а особой формой чаньского учения и путем следования к просветлению. «Чань» – это высший тип бессловесной мудрости, благодаря которой можно достичь внутреннего озарения, принимая «утонченную мудрость, выше которой нет ничего» и подходя к границам «полного всеотсутствия и полного всеприсутствия», т. е. единства внешней и внутренней сущности вещей всего мира, их взаимослияния. Такое состояние реализовывалось через занятия «внутренним искусством» и с помощью сидячей медитации. Они требовали невероятной крепости духа и терпения, поэтому и звались «алмазным созерцанием».

Монахи, практикующие это направление ушу, немало внимания уделяли специальным методам психопрактики. Упражнения начинались с пяти форм медитации (Будда, дракон, журавль, тигр, орел), во время которой повторялись особые звуки (толони, санскр. «дхарани»), вводящие сознание медитирующего в резонанс со Вселенной. Затем следовали семь медитативных форм (журавль, дракон, лев, тигр, леопард, змея, черепаха), приписываемые Бото, а завершались тренировки несколькими гимнастическими и дыхательными упражнениями из комплекса в пятьсот форм для «очищения мысли». В более позднее время эта шаолиньская школа оказала влияние на формирование «Кулака змеи» (шэцюань), у истоков которого стоял чаньский учитель, последователь «алмазного созерцания» Цзинъу.

За точность этого предания ручаться трудно. Но оно, так или иначе, доносит до нас отголоски какого-то давнего спора об истинности шаолиньской традиции, о чистоте и искажениях чаньской школы. Как мы еще увидим, это был далеко не единственный спор, в котором участвовали последователи шаолиньских боевых искусств.

Цзюэюань и его собратья

Страницы шаолиньской истории X–XII вв. почти полностью размыты временем. Где-то промелькнет сообщение о том, как грозный монах разогнал десятки бандитов, защищая простолюдинов, или о том, как Шаолиньсы горел в очередной раз.

Даже в просвещенную эпоху Сун, в период расцвета придворных боевых искусств, шаолиньское ушу то ли полностью приходит в упадок, то ли еще не складывается в сколько-нибудь целостную систему. Нетрудно заметить, что все рассказы о Бодхидхарме, 13 монахах – спасителях императора Ли Шиминя, 18 мастерах, преподававших ушу в стенах монастыря, больше напоминают легенды, да и встречаются эти истории в тех источниках, которые отстоят от описываемых событий на сотни лет. Разумеется, в основном они дописывались позже, дабы придать боевой обители особый колорит, «патину древности».

Все хроники Шаолиньсы сходятся в том, что в начале XIII в. монастырь пришел в упадок, за которым последовало возрождение «утраченной» системы монашеских боевых искусств (хотя ее, как отмечалось, может быть, до той поры не было вообще). Основной источник по истории монастыря, «Хроники Шаолиньсы» («Шаолиньсы чжи»), почти ничего не говорит об этом периоде.

По преданию, новый расцвет монастыря был связан с человеком Цзюэюанем, ставшим настоящей легендой Шаолиня наряду с самим Бодхидхармой. Позже о нем были сочинены стихи, устные рассказы, а в наше время даже сняты фильмы.

…Наполовину выгоревшие постройки, груды мусора перед некогда роскошными воротами, почти полностью скрывшиеся под слоем копоти настенные росписи – в таком виде застал Шаолиньский монастырь юноша, пришедший сюда в 1224–1232 гг. и принявший монашеское имя «Прозревающий далекое» (Цзюэюань). Он ушел из родных мест, из области Яньчжоу, лишь с одной целью – постичь тайны боевых искусств шаолиньских монахов. В течение нескольких лет он тренировался у лучшего инструктора монастыря, могучего Хунвэня, который преподавал сразу четыре монастырских дисциплины: буддийское учение, медицинские знания, боевые искусства и гражданские дисциплины. Отличался он неимоверной силой. Например, он становился, широко расставив ноги и немного присев, клал себе на голову каменную плиту весом под 50 кг, на каждое колено ставил еще по человеку и стоял таким образом, пока не сгорит наполовину огромная курительная свеча в человеческий рост.

Вот к такому удивительному человеку и попал молодой Цзюэюань, у него изучал комплекс «18 рук архатов», постигал основы буддийской медитации. И все же Цзюэюань считал, что шаолиньская система ушу оставалась слабее многих армейских методик ушу. К тому же, как ему казалось, многое из шаолиньского знания было утрачено из-за того, что часть монахов-бойцов покинула обитель. Цзюэюань решил восстановить древнюю славу Шаолиньсы и, получив благословение Хунвэня, отправился в путь. Он посетил немало мест, встречался со многими бойцами, но ни один из них не мог показать что-либо достойное шаолиньской традиции.

Как-то дорога привела его в город Ланьчжоу, где он повстречал мастера Ли Соу – Старца Ли. По одной из легенд, Цзюэюань помог Ли Соу отбиться от бандитов, после чего им пришлось несколько месяцев скрываться от разбойников в бамбуковых зарослях недалеко от города. Узнав о цели путешествия Цзюэюаня, Ли Соу рассказал, что в Лояне, т. е. совсем недалеко от Шаолиньсы, живет мастер Бай Юйфэн, который хотя и не является монахом, но знаком с тайными традициями ушу. Цзюэюань решил немедленно отправиться в Лоян, а Ли Соу, взяв с собой сына, присоединился к нему. В Лояне они нашли Бай Юйфэна и уже вчетвером пришли в Шаолиньский монастырь.

Бай Юйфэн действительно оказался знатоком многих закрытых методик ушу и, поселившись в Шаолиньсы, начал передавать их монахам. Через несколько лет Цзюэюань мог без труда увернуться от летящего в него копья, кулаком разбивал каменные плиты, ударом пальца проделывал углубление в камне, дробил в порошок гальку у себя на ладони, великолепно владел всеми шаолиньскими видами оружия. От Бай Юйфэна он перенял искусство «боя пяти животных», которое до того времени не входило в шаолиньский арсенал.

Долгими годами Цзюэюань по крупицам воссоздавал шаолиньские искусство. На основе самого раннего шаолиньского комплекса «18 рук архатов» он разработал принципиально новый комплекс в 72 базовых приема (или в «72 руки», как тогда обозначалось понятие приема или связки приемов). Пополнив его при помощи своих учителей, он создал систему, в которую вошли 173 приема, ставшие классикой шаолиньского ушу.

Система Цзюэюаня выглядела следующим образом. 18 классических приемов были расширены до 18 базовых связок, или «дорожек» (лу), имеющих вид короткого завершенного комплекса. Каждая «дорожка» включала 18 приемов, таким образом, получалось 324 приема.

Арсенал шаолиньского искусства значительно расширился. Многие приемы уже представляли немалую сложность для освоения, так как требовали хорошей гибкости, координации движений, большой резкости, «взрывного» «выброса силы» во время удара. В свою очередь, это потребовало введения в монашеский комплекс тренировки новых разделов «внутреннего искусства», о чем мы расскажем чуть позже.

Уже при жизни Цзюэюань почитался святым, и его называли не иначе, как «высокомудрый» или «высокопросветленный Цзюэюань». Его система не дошла до нас полностью. Тем не менее некоторые приемы, которые ввел Цзюэюань, и сегодня используются шаолиньскими монахами. В том числе парный комплекс «72 приема Цзюэюаня» – одно из наиболее полных собраний шаолиньской техники реального боя (саньда). Обращает на себя внимание большое количество ударов ногами, зачастую по два-три в одной связке, например, чередование ударов ногой в колено и в шею. В более ранней технике шаолиньских или каких-то других школ мы этого не встречаем. В комплекс вошли даже броски с упором стопы в живот («толкать ногой Небо»), броски через бедро с захватом шеи («взвалить камень на спину»), освобождения от захватов рук, корпуса, головы, ноги. Бой велся на очень короткой дистанции, поэтому плотность ударов была довольно высока. Цзюэюань ввел в практику широкий круговой удар ногой пяткой в голову изнутри наружу, который в те времена образно назывался «архат косит высокую траву».

Слава Цзюэюаня была столь велика, что сразу после его смерти перед портретом мастера совершались такие же ритуалы, как и перед изображениями Будды. В монастыре ходит легенда о том, что, будучи уже глубоким старцем, Цзюэюань собрал монахов и произнес: «Мне кажется, я начал чувствовать истину боевого шаолиньского искусства. И сегодня я достигну через него окончательного освобождения». От него вдруг распространилось яркое сияние, и Цзюэюань исчез.

Из хроник следует, что основным носителем знаний ушу стал Бай Юйфэн. В пору встречи с Цзюэюанем ему уже перевалило за пятьдесят лет. Родился мастер Бай в зажиточной семье землевладельца, молодость он провел в родном городе Тайюане, центре провинции Шаньси. Но однажды дом его сгорел, и Бай Юйфэн отправился скитаться по Китаю, обучаясь в народных школах ушу, пока судьба не занесла его в город Лоян.

Придя в Шаолиньсы, Бай Юйфэн принял монашеское имя «Осенний месяц» (Цююэ), имея в виду свой немолодой возраст. Более десяти лет пробыл он в монастыре.

Считается, что Бай Юйфэн дополнил шаолиньскую школу большим разделом – «13 шаолиньских захватов». Он включает болевые захваты, заломы, надавливания на точки. Так как сам Бай Юйфэн практиковал технику подражания животным, на ней основывались и все захваты: «летящий дракон», «извивающаяся змея», «взлетающая ласточка», «сидящий тигр», «феникс, расправляющий крылья», «резвящаяся обезьяна», «удар головой барса», «лягающаяся лошадь», «щипок аиста», «когти орла», «опускающийся на землю буйвол», «легкий заяц», «удар шпорой петуха».

Но Бай Юйфэн не ограничился лишь «захватами животных» и разрабатал систему «боя пяти животных». Ему приписывается один из самых обширных трактатов шаолиньского канона «Утонченные требования к пяти стилям» («Уцюань цзинъяо»), где раскрыта система боя на основе повадок пяти животных – тигра, леопарда, дракона, змеи и журавля. Бай Юйфэн решает пожертвовать «похожестью» на животных, отказавшись от прямой имитации их повадок в пользу боевого аспекта. По сути, животные превратились в символы, навеянные образностью древних ритуальных танцев. О прототипе напоминал лишь характер движений, например, яростный прыжок тигра, гибкость змеи и т. п.

Итак, характеристика стилей из трактата Бай Юйфэна.

«Кулак дракона» был предназначен для воспитания «духа», или «духовного поля» человека (шэнь). «Во время тренировки нет необходимости в использовании силы всего тела, лишь едва слышно, как ци клокочет в даньтянь, наполняя все тело движением. Руки спокойно опущены. Пять центров находятся во взаимосоответствии (т. е. центры обеих ладоней, стоп и центр корпуса, между которыми устанавливается энергетическая связь. – А. М.). Будь подобен дракону, странствующему в пустоте, и безграничен, словно Небо и Земля».

«Кулак тигра» позволял укреплять кости. Он включал много мощных прыжков и ударов «лапой тигра», подходил для людей физически крепких. «Во время тренировки необходимо, чтобы ци бурлило, наполняя все тело. Руки крепко напряжены, поясница наполнена. Единое ци пронизывает все тело, циркулируя от начала и до конца без малейших перерывов. Подъемы и опускания ци внутри организма соответствуют движениям во внешней форме, а гневный взгляд усиливает ее. Форма подобна тому, как яростный тигр выходит из леса и своими ударами когтей сносит горы».

«Кулак леопарда» особый упор делал на развитие физической силы и считался «жестким» стилем. Боец наносил удары размашистыми, «рвущими» движениями «когтей» или предплечий. «Леопард не то же самое, что и тигр, но по своей мощи подобен тигру. Леопард предпочитает прыжки, а его поясница к тому же не столь слаба, как у тигра. Во время тренировки необходимо все подъемы и опускания (т. е. изменения положения тела по вертикали. – А. М.) выполнять в невысокой стойке мабу («стойка наездника». – А. М.). Все тело сотрясается от силы, кулаки крепко сжаты, пальцы словно медные крюки и металлические копалки, поэтому в форме леопарда используется много ударов кулаками и зовется эта форма также «Кулак золотого леопарда».

Четвертый стиль – «Кулак змеи» – по своему техническому рисунку был полностью противоположен «Кулаку леопарда». Им занимались монахи, обладающие повышенной гибкостью и подвижностью суставов. Этот стиль требовал великолепной работы корпусом – (наклоны, вращения, волнообразные движения поясницей), а также постановки особого типа дыхания, сопровождаемого некоторым шипением. Большинство ударов наносилось двумя или одним пальцем по болевым точкам, в глаза, горло, пах. Считалось, что «Кулак змеи» тренирует ци, или дыхание, а Бай Юйфэн объяснял: «От упражнения ци появляется гибкость тела, руки находятся в движении, поясница извивается, а два пальца, как жало, совершают надавливания, опускаются и поднимаются, как раздвоенный язык змеи».

Пятый стиль – «Кулак аиста» – считался самым многоплановым. Он «пестовал семя-цзин» и требовал установления взаимной координации между различными частями тела, не столько на физическом, сколько на энергетическом уровне. «Семя аиста произрастает из ступней, но дух его проистекает из спокойного состояния сознания. Поэтому, упражняясь в этой форме, необходимо очистить семя и сделать свой дух подобным стали». Это означало, что в форме аиста сочетались два типа тренировки: во-первых, развитие внутренних энергетических связей, «напитывание» энергией от земли через ступни, и, во-вторых, тренировку сознания, приведение его в предельно спокойное, «незамутненное» состояние.

Под влиянием формы, введенной Бай Юйфэном, позже возникло немало известных шаолиньских комплексов, связанных с пятью священными животными, например, «Кулак пяти форм» (усинцюнь), «Пять форм и восемь способов» (усин бафа цюань). Последний комплекс стал базовым таолу, входившим в обязательную программу шаолиньских монахов.

Итак, согласно преданию, трое бойцов – Цзюэюань, Бай Юйфэн и Ли Соу – дали монахам обновленную стройную систему ушу, значительно углубив ее понимание как пути проникновения в сокровенное пространство внутреннего мира человека. На основе этой системы было выпестовано немало замечательных усэнов, ставших известными по всему Китаю. Среди них был и сын Ли Соу, ушедший вместе с тремя друзьями из родных мест в Шаолиньский монастырь и принявший монашеское имя Светильник Мудрости (Дэнхуэй). Современникам он запомнился благодаря своему удивительному умению метать особое оружие (бяо), которое представляло собой наконечник стрелы. Его носили либо в кармане, либо за отворотом монашеской одежды. Принадлежало бяо к тайному, или «темному», оружию (аньци). Дэнхуэй упражнялся во владении бяо более десяти лет, после чего «попадал из ста бросков в цель сто раз», за что и получил прозвище Чудесное Бяо. Другой известный боец той эпохи, Цзунинь, попадал выстрелом из лука в глаз сопернику более чем со ста шагов.

В Шаолине стали заниматься и специальными разделами «внутреннего искусства» (нэйгун) управления ци и «успокоения сознания», применимыми к ушу. Эти методы в стенах монастыря постепенно выделились из практики буддийской медитации. Принято считать, что именно Бай Юйфэн начал использовать буддийские приемы психотренинга в занятиях ушу. Так формировалась истинная шаолиньская школа.

Монахи – странники и бойцы

Шаолиньские монахи, как и все буддисты, почитали «три сокровища» – Будду, его учение-дхарму и монашескую общину – сангху, давали клятву не преступать «пять запретов» (усе): не убивать, не красть, не прелюбодействовать, не лгать, не пить вина.

На протяжении средневековья по всему Китаю начали появляться так называемые фальшивые монахи. Жизнь в монастырях была весьма суровой. Нередко наибольшей строгостью и дисциплиной отличались именно чаньские монастыри, поскольку практика чань предусматривала и многочасовые сеансы медитации, и работу на земле. Немалое число монахов предпочитало жить вне монастырей. Монахов почитали, им подавали милостыню, их принимали во всех деревнях. Проверить, действительно ли человек в желтых одеждах является настоящим последователем Будды, было сложно. Даже после того, как ввели специальные монашеские удостоверения, их быстро научились подделывать.

Эти процессы затронули и шаолиньское братство. Количество монахов-бойцов (усэнов) росло значительно быстрее, чем увеличивалось число «просветленных» буддистов. В XI–XII вв. по дорогам бродило несколько тысяч усэнов, большинство которых добывало пропитание не только подаянием, но и преподаванием ушу. Среди этих людей было немало «фальшивых монахов». Нередко случалось, что таких «монахов» разоблачали и били. Однако в основном простой народ побаивался их магических способностей и не осмеливался устраивать им строгую проверку на «истинность».

Едва ли не каждый усэн считал необходимым назвать себя шаолиньским монахом, что значительно повышало его престиж как носителя тайного знания ушу, хотя большинство таких людей вряд ли вообще видели Шаолиньский монастырь. Казалось, что небольшой по размерам Шаолиньсы выпустил из своих стен тысячи человек, странствующих по всему Китаю.

Странствия монахов были в те времена явлением обыденным. Они приходили в свои обители на период зимы и весенней распутицы. Их «зачисляли на довольствие» – специальную монашескую бирку ставили в особую картотеку, а как только просыхали дороги, монахи вновь пускались в путь. По окончании ученичества в ряде буддийских школ выдавался документ, который формально удостоверял, что сей монах достиг просветления-сатори. После получения документа обучение как таковое заканчивалось, и ученик мог покинуть настоятеля, отправляясь «бродить по Китаю в поисках сатори», т. е. более высокой ступени просветления.

С VIII в. началась даже продажа властями монашеских удостоверений всем желающим. Количество удостоверений достигло колоссальной цифры, лишь в 1132 г. Управлением жертвоприношений было выпущено около 50–60 тыс. монашеских удостоверений, где имя оставалось невписанным. Дело было весьма доходным, так как удостоверения зачастую обеспечивали безбедную жизнь их обладателям. Естественно, что подобная вседоступность монашеского звания породила массу шарлатанов. По некоторым подсчетам, иногда число фальшивых монахов не уступало количеству настоящих.

Путешествие считалось необходимым для монаха, достигшего просветления или готовящегося к нему. Во время странствия подвижник обретал спокойствие духа, крепость тела, упрочив свой духовный опыт. Такие путешествия были связаны с немалыми опасностями, поджидавшими монахов на дорогах. Не каждый монах, как мы уже убедились, мог считаться истинным усэном, но тем не менее большинство из странников обладали элементарными навыками самозащиты, а некоторые, например, блестяще владели таким необычным оружием, как патра – чаша для сбора подаяний.

Благодаря таким путешествующим монахам складывалось впечатление, что ушу тесно связано с буддизмом. Случались и забавные истории, одну из которых приводит известный новеллист ХIV в. Пу Сунлин.

В одну из деревень провинции Шаньдун пришел монах и попросил у местного жителя Ли Чао подаяния. Ли Чао не отказал, а монах, довольный немалым пожертвованием, сообщил, что он является выходцем из Шаолиня, и в благодарность предложил показать мирянину кое-что из техники ушу. Ли Чао с радостью согласился, с усердием взялся за учебу и однажды решил, что он уже все знает настолько хорошо, что может померяться силами со своим наставником. Ли Чао в нарушение всех правил вежливости вызвал учителя на поединок. Однако ему даже не удалось задеть монаха: тот прыгал, как обезьяна, катался по земле, даже забирался на деревья! В конце концов он сбил Ли Чао с ног подсечкой, на чем поединок закончился.

После этого случая монах решил, что не имеет смысла продолжать обучать столь непочтительного последователя. Ли Чао же отправился бродить по Китаю и прославился как искусный шаолиньский боец, не имеющий себе равных. Однажды на базарной площади он увидал монахиню, которая демонстрировала комплексы ушу и вызывала желающих померяться с ней силами. В центр круга вышел сам Ли Чао.

Монахиня обратила внимание на то, какую исходную позицию принял Ли Чао и тотчас определила, что он принадлежит к шаолиньской школе. Так как женщина принадлежала к той же школе, то она начала вежливо отказываться от поединка, следуя одной из заповедей «боевой добродетели», которая гласила, что братья по школе не должны вступать в бой друг с другом.

Более того, монахиня, услышав имя учителя Ли Чао, согласилась заранее признать себя побежденной, даже не подозревая, что сам Ли Чао так и не закончил обучения. Однако заносчивый боец продолжал настаивать на поединке. Лишь только бой начался, «Ли задумал дать ей подножку, но едва шевельнул ногой, как монахиня резанула его по бедру сложенными вместе пальцами. Ли показалось, будто его топором рубанули под коленкой, он упал и больше не мог подняться». Когда Ли разыскал своего наставника и рассказал ему об этом случае, тот воскликнул: «Вы слишком беспечны! К чему было ее задевать? Хорошо, что вы назвали мое имя, а то потеряли бы ногу».

Возможно, что это не более чем забавная побасенка, но она достаточно точно отражает сложное переплетение «истинной» и «ложной» традиций ушу и буддизма в ту эпоху.

Мудрость настоятеля Фуюя

С приходом в Китай в XIII в. монголов Шаолиньский монастырь вновь (в который уже раз!) был разрушен, сгорели многие постройки, количество монахов, согласно позднейшим хроникам, уменьшилось с полутора тысяч до сотни с небольшим. Казалось, начинается новый, на этот раз затяжной упадок некогда славной боевой обители. Но в тот момент во главе Шаолиньсы стал 14-й настоятель Фуюй – одна из самых замечательных личностей в истории не только монастыря, но и вообще китайского буддизма. Он же начал в Шаолиньсы проповедь учения чаньской школы Цаодун, призывающей к активной практической деятельности в сочетании с регулярной медитацией для совершенствования сознания. Все деяния Фуюя высечены на внутримонастырской стеле – «Стела монаха Фуюя», что находится сегодня в специальном «дворе стел» в правой части монастыря.

Уже в десять лет юноша по фамилии Чжан из провинции Шаньси проявлял замечательные способности, например, мог запоминать огромные тексты, лишь раз взглянув на них. Юноше прочили успешную чиновничью карьеру, но неожиданно для всех он решил удалиться от мира. Он принял монашеское имя Фуюй и несколько лет учился у известных буддийских наставников. Но не только «путь Будды» интересовал его. Он с детства занимался ушу у бродячих усэнов и благодаря своим необыкновенным способностям овладел несколькими комплексами, которые, по традиции, восходили к Шаолиньскому монастырю.

Слава о Фуюе, знатоке буддийских канонов, достигла императорского дворца, высочайшим указом его назначили настоятелем Шаолиньсы. Новый настоятель первым делом собрал разбежавшихся монахов и вновь отстроил сгоревшие постройки. Фуюй ввел регулярные настоятельские буддийские проповеди, на которые собирались не только послушники Шаолиня, но даже монахи из соседних монастырей. Монастырь и его окрестности вновь стали напоминать многолюдный городок. В 1312 г. Фуюй был назначен императорским советником по делам просвещения и культуры, а после его смерти ему был присвоен почетный титул «Гуна (князя) царства Цзин», хотя в ту пору, естественно, уже никаких царств не существовало. Столь титулованного настоятеля Шаолиньский монастырь еще не знал.

Монастырь развивался такими темпами, что уже не мог вместить всех желающих. Поэтому по решению Фуюя были основаны дочерние обители Шаолиньсы в Хэлине, Чанъани, Яньму, Тайюани и Лояне. Из Суншаньского Шаолиньсы туда приезжали наставники, в том числе инструкторы ушу. Искусство «Шаолиньского кулака» распространялось вместе с ростом монастырей.

Фуюй прославился как один из крупнейших реформаторов шаолиньского стиля. Его первейшей задачей стала адаптация стиля для всех возрастов и категорий монахов, находившихся в монастыре, среди которых были и глубокие старцы, и почти дети. До того времени, по монастырскому преданию, шаолиньцюань могли осваивать лишь физически крепкие люди, а «внутреннее искусство» было настолько сложным, что требовало не один десяток лет тренировок. И тогда Фуюй, призвав на помощь лучших наставников монастыря, создал два новых комплекса, позже переросших в целые стили. Первый носил название «Кулак мягкости» (жуаньцюань), второй – «Кулак долголетия» (чаншоуцюань). Оба стиля были созданы на основе традиционного шаолиньского стиля «Красный кулак» (хунцюань) и шаолиньского же стиля «Кулак Великого предела» (тайцзицюань – не путать со стилем тайдзицюань, получившим мировую известность). Он же заложил основу для системы поэтапного обучения ушу, которое вплоть до сегодняшнего дня начинается с изучения «Красного кулака».

Стиль хунцюань разделен на два подстиля: «Малый красный кулак» и «Большой красный кулак», а последний, в свою очередь, – на четыре комплекса, каждый из которых представляет собой новый этап в освоении стиля. (Заметим, что иногда в названии этого стиля употребляется не иероглиф «красный», а фамильный иероглиф «Хун» – в память о руководителе восстания тайпинов Хун Сюцюане, герое народного ушу). Именно в комплексе «Малый красный кулак» были собраны 18 канонических форм Шаолиня – «18 рук архатов», правда, в значительно модернизированном виде. Они стали во времена Фуюя именоваться «18 материнских форм». Малый комплекс сравнительно прост и базируется на ударах ладонями, а также «пронзающих» ударах пальцами в пах и в горло.

Если малый комплекс в равной степени сочетает в себе мягкие и жесткие движения, то «Большой красный кулак» делает основной упор на «выброс жесткого усилия», причем эта жесткость (наставники говорили – «яростность») возрастает от комплекса к комплексу. Он включает многочисленные прыжки, подсечки, стремительные изменения уровня атаки, развороты, заломы, удары в болевые точки. Причем последние связки из раздела «Большого красного кулака» столь сложны, что далеко не каждый монах может их осилить.

Считается, что Фуюй одним из первых стал сочетать стремительные боевые приемы и плавные движения для регуляции дыхания и «очищения сознания». Для плавного «Кулака долголетия», созданного на базе хунцюань, Фуюй предложил четыре базовых принципа. Первый гласил: «В качестве основного фактора используй свое внимание, а силу – в качестве вспомогательного». Это означало отказ от использования грубой «жесткой» силы, которая применяется в хунцюань, где каждый удар наносится с максимальным напряжением. Второй принцип Фуюя предписывал: «Сначала выполняй прием медленно, затем – быстро, сначала – расслабленно, затем – напряженно».

Третий принцип Фуюя требовал преимущественного использования простых передвижений и работы руками, что в общем-то отражало общую тенденцию развития шаолиньцюань, направленную на простые прямолинейные движения и отказ от показных и малоэффективных приемов. Последний принцип предполагал всестороннюю тренировку тела. Поэтому Фуюй начал обращать особое внимание на присутствие в тренировке монахов особых вспомогательных методик (гун), направленных, с одной стороны, на специальную тренировку различных частей тела (укрепление пальцев, локтей, коленей, постановку «пробивающего удара»), а с другой стороны, развивающих внутреннюю силу человека.

Простая и одновременно чрезвычайно эффективная методика Фуюя, позволяющая сочетать в одних и тех же комплексах боевую тренировку и медитативно-дыхательную практику, медленные и быстрые движения, работу сознания и физические усилия, быстро прижилась и оказала решающее влияние на все последующее развитие шаолиньцюань. Система подготовки, предложенная Фуюем, была названа «величайшей боевой драгоценностью монастыря, которую нельзя передавать вовне».

Шаолиньские испытания

Фуюй считал, что слишком много монахов уходит из монастыря или снимают рясу, возвращаясь «в мир», где рассказывают о себе как об истинных «шаолиньских героях», не стесняясь приукрасить свои подвиги. Он собрал на совет монахов высшего посвящения. После долгого обсуждения было решено ввести специальный экзамен. Во-преки многим легендам, экзаменом стал отнюдь не пугающий уже одним своим названием «коридор смерти» с бронзовыми бойцами-манекенами, якобы оборудованный в подземелье монастыря, но особый комплекс, представлявший собой квинтэссенцию шаолиньской техники. Этот комплекс, весьма обширный и чрезвычайно сложный, был предназначен для отработки поединка в самых различных условиях, от узкого пространства вроде монашеской кельи до открытого поля. Многие составные части комплекса, особенно их боевая «расшифровка», держались в секрете от начинающих и от «пришлых» монахов.

От покоев, где на высоком троне восседал настоятель, до монастырских ворот было устроено 13 «застав» – особых преград, каждая из которых охранялась опытными монахами-бойцами. Тот, кто желал покинуть монастырь, должен был померяться силами со стражами и дойти до центральных ворот – «Горных врат». Если же ему не удавалось сделать это или он получал тяжелую травму (такое случалось нередко), испытание прекращалось, а монах оставался в монастыре, к тому же он должен был понести наказание в соответствии с буддийскими уставами.

Комплекс, созданный лучшими наставниками Шаолиня, вобрал в себя всю наиболее эффективную технику, в том числе такие закрытые разделы, как воздействие на болевые точки, сложную систему заломов суставов и освобождения от захватов. Он получил название «Кулак шаолиньской семьи» (шаолинь каньцзя цюань) и включал 13 самостоятельных отрезков по числу застав, которые приходилось преодолевать монаху. В каждом таком отрезке делался упор на определенную часть шаолиньской техники, например, удары ладонями, подсечки, работу на земле, прыжки, удары ногами, заломы, броски.

Столь нелегкий, но рациональный экзамен постепенно поднял уровень шаолиньских бойцов, действительно сделав шаолиньцюань элитарным стилем ушу. Именно с эпохи Фуюя стало ясно, что шаолиньцюань уже существует как единая стилевая система.

Тайна «Зала архатов»

Ни один из популярных рассказов о Шаолиньсы не обходится без повествования о страшном, таинственном «Зале архатов» (Лохань тан), или «коридоре деревянных людей» (мужэнь ган). Есть у него и более пугающее название – «коридор смерти».

Действительно, в Шаолиньсы существует «Зал архатов». Это вполне мирное помещение без каких-либо «деревянных бойцов». Здесь вот уже в течение многих веков проходят тренировки монахов. В каменном полу можно увидеть сорок восемь небольших углублений. Их проделали монахи, отрабатывая технику «поставить ногу на землю, чтобы нанести удар в тысячу цзиней» – особый метод «врастания в землю», который входит в практику монахов-бойцов и по сей день.

Однако легенды рисуют нам другую картину. То ли в этом «Зале архатов», то ли где-то в подземелье монахи, прежде чем «сойти с гор», т. е. покинуть монастырь, проходили выпускной экзамен. Лишь тот, кто преодолевал все испытания, мог выйти из центральных «Горных врат» Шаолиня со всеми почестями, неудачники же стыдливо открывали боковые ворота.

Эта живописная история была пересказана на сотни ладов. Если в Китае она бытует на уровне народного предания, то в западной литературе к ней отнеслись всерьез, были даже созданы «реконструкции» (!) шаолиньского подземелья с подробными рисунками. Сегодня, когда большая часть монастыря открыта для посетителей, нетрудно убедиться, что подземелья в основном использовались для хранения запасов зерна и другого продовольствия и что никаких ужасающих «бронзовых бойцов», гоняющихся за монахами по «коридорам смерти», там нет. Но так как эта легенда все же существует и родилась она в самом Китае, на ней стоит остановиться подробнее.

Проблема монастырских испытаний всегда волновала шаолиньских наставников. В XIII в. Фуюй первым ввел экзамены для усэнов. Чуть позже в монастыре появился комплексный метод тренировки, разделенный на 36 этапов и называемый «36 залов». После каждого такого этапа ученик должен был сдавать экзамен. В первых «залах» изучались стойки и передвижения, во вторых – простейшие удары руками, в третьих – ногами, на более высоких этапах монах совершенствовался в работе с различными видами оружия.

Система экзаменов по типу «13 застав» Фуюя значительно усложнилась, прибавились новые испытания, сложные ритуалы посвящения, а при настоятеле Чжишане (XVII в.) был создан «коридор архатов». Он представлял собой несколько модернизированную систему Фуюя, которая заключалась в том, что на монаха последовательно нападало несколько человек (обычно 18 – по числу архатов). Каждый из экзаменаторов мог символизировать определенного архата, среди них был и сам Бодхидхарма. Именно это послужило основой для легенды о «Зале архатов» с бронзовыми бойцами. Как и многие шаолиньские предания, возникла она первоначально в благодатной народной среде, а потом уже была занесена в монастырские хроники, причем в нескольких версиях.

Первая, наиболее правдоподобная, гласит, что в большой комнате было установлено 18 «деревянных людей» (мужэнь) – характерных для многих школ ушу деревянных манекенов. Они представляли собой круглые столбы в рост человека с прикрепленными на разной высоте палками, обозначающими руки и ноги человека. «Деревянные люди» располагались по линии большой вилки или полумесяца. Благодаря особым пружинам они могли вращаться, нанося удары «руками» и «ногами», одновременно приводя в действие соседний манекен. Чем дальше монах входил в коридор, тем плотнее обступали его манекены, тем чаще сыпались на него удары деревянными конечностями – даже со спины. Вся конструкция останавливалась лишь после того, как был поражен последний «деревянный человек».

Существует и другая, более красивая версия, связанная с буддийскими преданиями. Монахам противостояли не просто 18 столбов, но статуи-манекены 18 архатов, вырезанные из дерева и свободно двигающие любой конечностью при помощи сложной механики. В устных преданиях нередко говорится, что статуи были выполнены из бронзы. Одна из хроник монастыря, относящаяся к последней четверти XIX в., дает подробное описание функций каждого из таких архатов-воинов.

Первым на пути монаха якобы стоял архат, сидевший с опущенными глазами в позе медитации. В тот момент, когда испытуемый наступал на доску пола перед архатом, тот наносил удар железным кулаком наотмашь на уровне живота. Сблокировать такой удар простой подставкой предплечья было небезопасно, так как железный кулак мог сломать руку. Был лишь один вариант защиты: быстро рвануться вперед, перепрыгнуть через сидящего архата и нанести ему удар ногой в спину. Второй архат сидел, молитвенно сложив руки перед грудью. Но лишь только фигура первого архата падала на пол, он вскакивал и наносил удар сверху ребром ладони в голову. Отступать назад было нельзя – архат тут же бил деревянной ногой в сердце. И здесь существовал оптимальный вариант защиты – двумя руками сблокировать его рубящий удар и нанести мощный удар в «живот» манекена, завалив его назад, либо нанести удар кулаком наотмашь в верхнюю часть манекена.

Третий архат стоял, опершись одной ногой на спину лежащего льва. Как только два первых архата оказывались поверженными, он наносил удар сбоку в ногу монаха. Таким образом проверялась способность монаха защищать всю поверхность тела. Если боец, уходя от атаки, поднимал одну ногу, он тут же получал удар по другой. Оптимальный вариант – нанести удар ногой в прыжке или подсечь манекену ту ногу, которой он наносит удар, и свалить его на землю.

Четвертый архат держал в правой руке огромный чаньский посох, а его левая ладонь находилась у груди. Он медленно наносил удар посохом сбоку. Как только монах хватал посох, архат тут же подтягивал его к себе, одновременно толкая монаха в грудь левой рукой и опрокидывая его. Умелые бойцы, захватив посох правой рукой, толкали его к левому плечу архата, перекрывая ему пространство для атаки левой рукой, и одновременно наносили удар левой ногой сбоку в правую ногу архата.

Пятый архат сначала наносил удар с разворотом чашей для подаяний (патрой), которую держал в правой руке, а затем бил левым кулаком и правой ногой одновременно. Монаху необходимо было провести контратаку раньше, нежели архат ударит рукой и ногой.

Шестой архат встречал монаха, стоя с четками в руке. Он делал небольшой шаг назад и наносил колющий удар ладонью в живот, а если боец отбивал атаку, он тотчас набрасывал четки ему на шею и душил.

Седьмой архат держал в левой руке железную чашу, а его правая ладонь располагалась у груди. Сначала он наносил рубящий удар правой ладонью, а затем бил чашей сверху по голове.

Восьмой архат выполнял нижнюю круговую подсечку, опершись двумя руками об пол. Необходимо было перепрыгнуть через его ногу и нанести удар в прыжке в спину манекена.

Девятый архат стоял в «стойке лука» (гунбу) – одна нога согнута в колене, вторая полностью выпрямлена. Как только испытуемый приближался к нему, архат начинал наносить прямые удары обоими кулаками «так быстро, словно идет град».

Десятый архат сидел, держа в руке свиток с буддийской сутрой. В тот момент, когда монах приближался к нему, архат вскакивал и наносил удар ногой в прыжке.

Одиннадцатым архатом был сам Бодхидхарма, который сидел лицом к стене, положив руки на колени. Затем манекен разворачивался и наносил последовательно восемнадцать различных ударов руками, ногами и коленями.

Двенадцатый архат ударял монаха тяжелым деревянным билом от монастырского бронзового колокола.

Тринадцатый архат держал в руке каменную подставку с лежащими на ней свитками сутр и наносил удары ею, чередуя их с хлещущими ударами четками по лицу.

Четырнадцатый архат избивал монаха тяжелым посохом.

Пятнадцатый стоял, опустив голову, символизируя полный покой, но стоило монаху подойти к нему, как он неожиданно наносил удар пальцами в глаза.

Шестнадцатый архат держал в левой руке патру и пускал ею солнечный зайчик в глаза испытуемому, одновременно нанося удар правым кулаком наотмашь в лицо.

У семнадцатого архата в руках был большой кувшин. Быстрым движением он надевал кувшин на голову монаха и наносил три сильных удара по ногам.

Последний, восемнадцатый архат держал алебарду полулунной формы (юэячань) – традиционное оружие чаньских монахов. Сначала он наносил удар рукой, а когда монах уклонялся от атаки, он передвигался вперед, нанося удары в шею навершием алебарды.

Как гласит легенда, даже одолев всех архатов, монах еще не мог считать себя успешно прошедшим экзамен. Его ждало последнее испытание. Оно называлось «получение выпускного свидетельства». Выход из коридора загораживала огромная курильница весом в 150 цзиней (около 80 кг), раскаленная докрасна. Монах обхватывал курильницу, зажимая ее между предплечьями, и сдвигал в сторону. В этот момент на предплечьях у него выжигались два изображения свившихся тигра и дракона – знак бойцов Шаолиня и символ единства инь и ян, воды и огня, Неба и Земли. Наконец, сдвинув курильницу в сторону, удачливый и бесстрашный монах выходил через центральные ворота монастыря.

Изображений страшного лабиринта не сохранилось. Зато в весьма примечательном сочинении «Иллюстрации и записи о диких гусях, снегах и предопределении», принадлежащем кисти цинского чиновника Лин Цина, который в 1828 г. посетил Шаолиньсы и видел тренировку монахов, мы встречаем интересное изображение: монахи, стоящие полукругом, наносят удары другому монаху, находящемуся в центре. Все это происходит перед центральным павильоном Кинары, названным так в честь одного из известных шаолиньских бойцов, под наблюдением старшего монаха и еще нескольких инструкторов. Не иллюстрация ли это реального шаолиньского испытания?

Таинственный трактат

Шаолиньскому ушу нужна была своя легенда, цель которой – связать воедино боевые искусства и чань-буддийскую практику, освятить ушу авторитетом учения Будды. Такой легендой стала история о приходе Бодхидхармы в Шаолиньский монастырь. Но передавалась она в основном устно и многими воспринималась в определенной степени скептически даже в XVIII в. Как продолжение этой легенды возникла история о знаменитом трактате «Канон изменений в мышцах» («Ицзинь цзин»), якобы оставленном в виде завещания самим Бодхидхармой, где описывалась одноименная система гимнастики и медитации. Сам трактат не имеет непосредственного отношения к кулачному искусству, а является кратким иллюстрированным пособием, излагающим гимнастические и дыхательные методики, большинство которых взяты из ранних даосских систем даоинь.

Но вот история «Ицзинь цзина» действительно удивительна. Узнать о ней можно из двух предисловий к трактату. Первое составлено якобы монахом Ли Цзинем в 628 г., т. е. через столетие после прихода Бодхидхармы в Китай, второе – Ню Гу из государства Южная Сун в 1142 г., который, судя по рассказам, был воином.

В предисловии Ли Цзиня прежде всего излагается история прихода Бодхидхармы в Китай, причем дополненная интересными подробностями. Он рассказывает, что Дамо, перед тем как покинуть Шаолиньскую обитель, оставил железный ящик, в котором монахи обнаружили два свитка. Первый оказался «Каноном омовения костного мозга» («Сисуй цзин») и его передали второму чаньскому патриарху и настоятелю монастыря Хуэйкэ, но позже, по всей вероятности, трактат был утерян. Второй рукописью, найденной в железном ящике Бодхидхармы, оказался «Ицзинь цзин», написанный на санскрите, поскольку Бодхидхарма все же был индийским миссионером. Первоначально было решено перевести лишь малую часть «Ицзинь цзина». Но это привело к тому, что монахи, не зная полных методик, в своей практике часто отклонялись от «истинных указаний», оставленных первопатриархом. И вот, наконец, миссионер из Западной Индии, имя которого китайская транскрипция передает как Паньцэмиди, сделал полный перевод трактата и передал его некоему Цю Жанькэ. Судя по прозвищу – «Бородатый пришелец», Цю Жанькэ, вероятно, тоже прибыл из Индии. Наконец, Цю передал трактат в руки буддийского монаха Ли Цзиня. После этого следы «Ицзинь цзина» надолго затерялись.

О дальнейшей судьбе трактата рассказывает в своем предисловии Ню Гу. Однажды, передвигаясь с отрядом войск, Ню Гу повстречал на дороге бродячего монаха, который назвался наставником знаменитого бойца и военачальника Юэ Фэя. Монах поведал о себе удивительную историю: он был на Западе (т. е. в Индии) и посетил учителя Дамо (!), а ныне завершает свое путешествие. Старик скорбел о смерти своего ученика Юэ Фэя, который незадолго до того был предательски отравлен наложницей, подкупленной врагами. После Юэ Фэя осталась небольшая шкатулка, которую монах, предчувствуя свой скорый уход из жизни, передал Ню Гу. В ней лежал свиток «Ицзинь цзина».

Хотя оба предисловия связывают воедино Шаолиньский монастырь, Бодхидхарму и создание дыхательно-гимнастической системы «изменения в мышцах», в этих историях встречаются некоторые детали, которые должны насторожить нас. Прежде всего, «Бородатый пришелец», якобы передавший трактат Ли Цзиню, жил почти на двести лет позже него. Далее, Ню Гу называет в своем описании такие воинские звания, которые появились в Китае столетиями позже. Существует немало и других исторических неувязок, которые, однако, нимало не смущали китайских поклонников «ушу от Бодхидхармы». По видимому, «Ицзинь цзин» был написан значительно позже, более того, оба предисловия – поздние подделки.

По всей вероятности, как предисловия, так и сам трактат были составлены почти одновременно: либо в 1624 г., либо в 1629 г. Причем не последователями чань-буддизма, а монахом секты Тяньтай Цзынин. Он свел воедино ряд легенд, широко распространенных в Китае в XVI в., использовав устные рассказы, истории из «Полного жизнеописания тех, кто чист и предан» («Цзиньчун цюаньчжуань») и «Полного описания сказаний о Юэ Фэе» («Шоюэ цюаньчжуань»). Перед нами – характерный для китайской культуры факт: ценность трактата определяется не столько его содержанием, сколько его древностью.

В начале XIX в. трактат, сотни раз переписанный от руки, имел широкое хождение во многих школах ушу. Вероятно, именно в то время он и попал в Шаолиньский монастырь. Правда, тогда он носил другое название. Известный мастер нэйгун Ван Цзуюань после долгих поисков в архивах монастыря обнаружил два списка почти одинакового содержания, называвшихся, однако, по-разному. Первый, наиболее полный, именовался «Объяснения схем внутреннего искусства» («Нэйгун тушо») и фактически представлял собой компендиум различных трудов. Его центральную часть занимал «Ицзинь цзин», а в качестве составных частей входили такие известные труды, как «12 отрезов парчи» и «Классифицированные речения о внешней работе» («Фэнсин вайгун цзюэ»). Как удалось установить, все рисунки и объяснения не являлись оригинальными, а были взяты из более раннего труда Сю Мифэна «Передача истины о долголетии поколений» («Шоуши чуаньчжэнь»), изданного в 1771 г.

Тем не менее трактат сразу стал называться «Шаолиньским Ицзинь цзином», хотя и не имел прямого отношения к Шаолиньсы. Впрочем, никто и не собирался опровергать шаолиньский приоритет, ибо эта версия прекрасно укладывалась в общую мифологическую канву развития ушу.

С момента издания ксилографа, взятого из шаолиньских архивов (до этого времени существовали лишь рукописные копии), «Ицзинь цзин» приобрел свой канонический вид.