Реальный мир Кирино Нацуо

– Возможно, – ответил Червяк после некоторого раздумья. Затем он вновь возбудился и сказал: – У меня, наконец, появился лозунг. Теперь я могу в любое время пойти и убить отца, так?

Он говорит – «лозунг». Но ведь здесь не Китай! Правильно ли будет использовать подобные затасканные выражения? И все это потому, что он не понимает сущности «непоправимости». Я почувствовала, что Червяк для меня ничего не значит, не больше, чем чужеродное тело или ядовитое вещество.

– Меня не спрашивайте, я в этом не разбираюсь. Кстати, а где вы в Каруидзава?

– Мы только что вышли из кафе-рамэн, что около шоссе № 18. И думаем зайти в мини-маркет.

– Ну что ж. Будьте осторожны, – сказала я безразличным тоном, отключилась и сразу же набрала номер Тоси, чтобы сообщить ей последние новости. О вчерашнем я ей уже рассказывала и подумала, что она захочет услышать, что же произошло дальше.

– Получается, что Кирарин все это время была с Червяком. Случилось самое плохое, да? – сказала Тоси, понизив голос.

– Да, действительно самое плохое. Но она ведь сама выбрала это.

– Тэраути, какой ты холодный человек, – сказала Тоси своим обычным тоном.

– Ну, что поделаешь. Ей уже семнадцать, и она взрослая.

– Это все так… И что теперь делать?

– Когда его поймают, то по мобильнику установят, с кем он разговаривал, и мы все окажемся в тяжелом положении. Как же все это могло случиться?

– Да, у меня и в мыслях не было, что мы можем впутаться так глубоко, – согласилась Тоси.

– Это что, пособничество в убийстве родственника и пособничество в побеге или только пособничество в побеге? Все началось с того, что Юдзан помогла ему…

– Ты права. Но, скорее, это началось с того, что ты наврала полиции.

После моего замечания Тоси замолчала, а затем сказала с глубоким вздохом:

– Да уж… Но я почему-то сочувствовала этому парню. Я не хотела ему помогать, но и не хотела, чтобы его поймали. Просто позволила событиям идти своим ходом. В этом моя большая вина.

– А не втянул ли он нас нарочно в это дело? – произнесла я, высказав уже давно мучившие меня подозрения. – Ведь странно, что он стал звонить по всем телефонам, которые были в твоем мобильнике.

– А зачем ему это было надо?

– Не знаю.

Но, мне кажется, я понимаю, что тогда мог чувствовать Червяк.

Одиночество.

Это ужасное чувство иногда побуждает людей совершать глупые поступки.

– Однако, – вновь заговорила Тоси, – я так и не понимаю поступка Юдзан. Что заставило ее зайти так далеко? Кстати, о ней что-то ни слуху ни духу. Она тебе не звонила? Я могу предположить причину молчания Юдзан. Она поняла, что Червяку не нравятся мужиковатые девушки, и у нее пропало всякое желание помогать ему.

Вскоре после разговора с Тоси сквозь закрытое из-за кондиционера окно послышался слабый звук, как будто на парковку у нашего дома прибыла машина. Я открыла окно и посмотрела вниз с седьмого этажа. С высоты был виден только джип, который задом заезжал на свое место на краю парковки. Не мамин. Она опять будет поздно. Я легла на кровать и стала смотреть на фотографию Червяка. Но это мне быстро надоело, и я бросила ее под кровать, где она подняла скопившуюся на полу пыль.

Я впала в свою очередную депрессию. Вот он, мой реальный мир!

Во время учебы в первые годы я ездила на занятия на электричке, так как родители устроили меня в частную начальную школу, расположенную в центре Токио. Дорога от нашей станции П. в городе Футю до станции С. в районе Сибуя занимала тридцать пять минут. Идущие в центр поезда были всегда переполнены.

Я думаю, это было жестоко заставлять маленькую девочку ездить каждый день в переполненной электричке. Наша станция находится в пригороде, и, когда я садилась в поезд, в нем было еще относительно мало народа, но это не означало, что я всегда могла найти себе место, хотя стоять было довольно свободно. Увидев это, мать решила, что я смогу самостоятельно добираться до школы. Отец не согласился, сказав, что он будет ездить со мной, но его вскоре перевели в другой город, где он жил один. Вернулся он, когда я была уже в четвертом классе, и стал работать в филиале банка, который не был расположен в центре Токио.

Обычно я втискивалась в узкое пространство около двери и так ехала. На каждой станции народу все прибавлялось, и меня все больше сдавливали со всех сторон. Однажды меня так толкнули в спину, что я упала лицом вниз, порезав щеку о замок сумки рядом стоящей женщины. В другой раз я задела своим ранцем сидящего на крайнем сиденье мужчину, и он резким движением оттолкнул меня. После этого я перестала стоять около двери.

Несколько раз я не смогла выйти на станции, где была расположена моя школа, так как мой ранец был зажат между пассажирами, и мне приходилось ехать до следующей станции. А однажды, почувствовав себя плохо, я доехала аж до станции Синдзюку, прислонившись к каким-то пожилым мужчинам. И ни разу ни один из взрослых не помог мне.

– И почему это ученики начальной школы ездят в переполненных электричках? – недовольно бурчал своему соседу похожий на конторского служащего мужчина средних лет, когда я задела его своим ранцем. Я подняла голову, чтобы посмотреть на реакцию окружающих. На лицах соседей появились сочувствующие улыбки.

– Бедная девочка, тебе бы надо ходить в начальную школу около дома, – говорили пассажиры.

– Девочка, какой ужас, каждое утро! Ты, наверное, устаешь, – неприятным тоном заявил мужчина средних лет. – Я сомневаюсь, что ты сама захотела учиться в частной школе.

– А ты говорила своей маме, как тяжело тебе ездить каждый день и какие ты нам всем доставляешь неприятности? – сказал его сосед.

Разумеется, эти упреки были направлены не на меня, а на моих родителей, но их физической целью была маленькая слабая девочка с ранцем за плечами, которая стояла перед ними в переполненном вагоне поезда. Это было небесное наказание для моих родителей, которые избрали такой жестокий способ моих поездок в школу. За это я расплачивалась злобными замечаниями в свой адрес и необоснованно жестоким обращением.

Такова была реальность.

Однажды утром я простудилась. На улице шел сильный дождь. Все окна вагона электрички были плотно закрыты, а стекла затянуты белой пеленой от выдыхаемого пассажирами углекислого газа. Почувствовав себя совсем плохо, я не могла больше сдерживаться, и весь мой завтрак оказался на коленях сидящей напротив меня хорошо одетой женщины, по виду – служащей фирмы. Увидев на своей юбке наполовину переваренный тост и остро пахнущий йогурт, она вскочила со слезами на глазах:

– Боже мой… Прекрати!.. Что же мне делать? Я еду на работу. – Но она могла сделать немного. Всхлипывая, она стала отчаянно тереть юбку бумажными салфетками. Другие пассажиры, зажав нос, терпели распространяющийся запах и каждый раз, когда мое лицо искажалось, старались отодвинуться подальше от меня. Никто и не попытался утешить меня. После этого случая я стала избегать стоять перед сидящими.

Перейдя в шестой класс, я стала физически сильнее, и мне уже не бывало плохо, но вместо этого я столкнулась с еще более неприятной напастью. В поезде я попадала в окружение эротоманов. Обычно это были одни и те же мужчины. Зная их в лицо, я меняла вагоны, сдвигала время отъезда в школу и принимала другие меры, но, если мне удавалось избежать одной группы извращенцев, через некоторое время появлялась другая.

Несколько извращенцев окружали меня, чтобы я не могла убежать, и начинали щупать мое тело. Некоторые гладили мои ляжки или ягодицы, другие ладонями давили на мои груди, которые только начинали формироваться. Стоило мне закричать, как они моментально отворачивались и, сделав невинное лицо, превращались в обычных служащих или студентов. Однако спустя некоторое время повторялось то же самое. Я оказалась легкой добычей для этих извращенцев, потому что была молода и к тому же физически более слабая, чем они. Я больше не могла этого терпеть. Я познала горькую правду: взрослые мужчины – подлецы и мои враги. Я жаловалась родителям, что не хочу больше ходить в школу, не хочу ездить на электричке, однако не раскрывала истинную причину своего нежелания. Наверное, я боялась, что родители будут переживать, если узнают, что они принесли мне столько страданий. Вот так за время моих поездок в школу я незаметно повзрослела больше, чем мои родители.

Однажды, когда я увидела, что ко мне приближается банда этих извращенцев, я стала громко смеяться. На их лицах неожиданно появилось выражение испуга. Я стала смеяться над каждым из них, и они с мрачным видом отступили. Так я поняла, как, изменив что-то внутри себя и притворившись дурочкой, отделаться от этих типов. Это я и называю «теорией непоправимости».

В действительности существуют и другие «непоправимые вещи».

Все началось с того, что моя мать завела любовника. Наверно, правильнее будет сказать, что она влюбилась. Если бы я рассказала об этом Кирарин, то она, вероятно, заметила бы: «В этом нет ничего необычного, подобное часто случается», и привела бы примеры любовных связей других людей. Тоси успокоила бы меня, сказав, что «даже мамы иногда влюбляются». И только привередливая Юдзан молча уставилась бы взглядом в пол и вряд ли стала бы искать подходящие слова. Если бы Червяк узнал, что его мать изменяет отцу, то он, наверное, еще больше возненавидел бы ее, но, возможно, и не убил. Думаю, что это путь к чему-то «непоправимому».

Я смирилась с тем, что у мамы любовная связь. Причина заключается не в том, что подобное часто случается, как сказала бы Кирарин, и не в том, что, как считает Тоси, каждый свободен любить. Не было ни одной справедливой причины. Но я простила то, что нельзя было простить, потому что я любила свою мать больше, чем кого-либо еще. Поэтому я со всем смирилась. Я подчинилась ей, подобно тому, как смирилась с тем, что мне надо было ездить в школу на поезде. Когда недостаточно сил бороться, то приходится подчиниться судьбе, которая вам уготована. Это «непоправимо».

Когда мой младший брат поступил в начальную школу, мама вновь начала работать. Я в то время училась в шестом классе. По профессии мама была свободным продюсером. Я не знала, что это конкретно означает, но так было написано на ее визитной карточке. Мама объяснила, что ее работа не связана с кино или телевидением, а состоит в том, чтобы разрабатывать деловые проекты и подбирать людей для их реализации. Услышав это, я, помню, была в шоке, так как это резко отличалось от того образа мамы, который укоренился во мне. Ей тогда было 38 лет, и выглядела она молодой и красивой. Она обладала сильным характером, была полна энергии и часто вступала в спор с отцом, поэтому не будет преувеличением сказать, что в нашей семье она была главенствующей фигурой. В то время я, наверное, еще не была особо трудным ребенком.

Отец не разрешал маме выходить на работу, пока мой брат не поступит в школу. Брата приняли в расположенную неподалеку от дома муниципальную начальную школу, и я помню, как в день, когда состоялась церемония начала учебного года, родители долго спорили между собой. Мама хотела, чтобы брат оставался в школе на продленный день, а отец возражал, говоря, что ему жаль такого маленького ребенка. Я все это слышала, находясь в соседней комнате, и подумала: «А тебе не было жаль меня, когда я одна ездила в переполненной электричке?» Но отец был уверен и даже горд тем, что поступил правильно, послав меня в дорогую частную школу, где я должна была получить хорошее образование, и эта его уверенность вряд ли поколебалась бы, если бы я даже ему рассказала, чего мне это стоило.

Хочу оговориться, что это только мое предположение. В действительности я не знаю, что думали родители о моих поездках в школу и о том, чем должен заниматься брат после окончания уроков. Мой отец, который работал в банке, имел стойкое предубеждение против детского сада и продленки и в глубине души был уверен, что при работающей матери ребенок не вырастет стоящим человеком. Еще когда я была маленькой, мама часто спорила с отцом по этому поводу и почти всегда уступала ему.

В конце концов мой брат вместо продленки стал посещать дополнительные уроки в математической школе и учиться плаванию в бассейне. Все его время после окончания уроков было занято. Со второго класса брата полностью перевели в математическую школу, которая славилась более эффективным преподаванием, и после этого его жизнь состояла из одной учебы.

Некоторые пожалеют его, некоторые скажут, что он стал жертвой образа жизни взрослых. Но такова была новая жизнь в нашем доме.

Вряд ли можно кого-либо винить в том, что у нас было такое детство. Я могу понять стремление родителей дать нам хорошее образование и хорошо понимаю желание мамы вновь начать работать. Мне также, в некотором смысле, понятно убеждение отца в том, что мать должна сидеть дома с детьми и жертвовать собой ради них. Каждый настаивал на своем, утверждая, что это единственный выход из ситуации. Таким образом, с того момента, когда мой брат пошел в начальную школу, у нас началась новая жизнь, основанная на уступках каждого.

Я не могу точно сказать, когда заметила изменения в поведении матери после того, как она вновь приступила к работе. Наверное, ранней весной, когда я заканчивала восьмой класс. Неожиданно в конце недели мать не вернулась домой ночевать. На мой вопрос она ответила, что к концу недели накопилось много работы и поэтому пришлось работать всю ночь. В нашем доме не нашлось никого, кто решился бы дойти до ее конторы и проверить. Меня стало беспокоить, что, когда она находилась дома, ее взгляд часто был направлен куда-то в пространство, и чувствовалось, что ее мысли далеко от нас, где-то в другом месте. Мы испугались: мама была главенствующей фигурой в нашей семье, и если что и изменялось в нашей жизни, то это происходило скорее в соответствии с ее желаниями, а не отца. К тому же по сравнению с отцом она была исключительно привлекательной личностью.

Каждый раз, когда мама отправлялась в поездку, я боялась, что она больше не вернется домой, и видела неприятные сны. До сих пор я помню сон, как будто мама умерла. Будучи мертвой, она почему-то разговаривала со мной, постоянно повторяя: «Я должна идти». Больше я не увижу ее, и эта мысль полностью расстроила меня, я плакала во сне, пытаясь несколько раз остановить ее. Мне все еще была нужна моя мама.

Мама обязательно возвращалась из своих поездок, но каждый раз – не похожая на себя, с грустным, печальным выражением лица. Я интуитивно чувствовала, что с ней что-то происходит, но у меня не хватало мужества спросить. Наблюдая, как мама постоянно ссорится с отцом, я вообразила, что она такая грустная, потому что собирается с ним развестись, но никак не могла понять, почему она этого хочет. Отец, несмотря на свое упрямство, был хороший человек и не имел недостатков. Взрослые делают иногда глупости, они остаются для меня загадкой, и это меня мучает. Поэтому я в конце концов решила выяснить, что же в действительности происходит.

Я была тогда в одиннадцатом классе. Когда мама спала, я потихоньку достала из ее сумки мобильник и заглянула в его память. Там оказалась обширная переписка с каким-то мужчиной.

«Сегодня не получилось позвонить тебе. Извини. Был очень занят, не мог ни на минуту оторваться от работы. При следующей встрече хотел бы о многом поговорить. Все время думаю только о тебе. Спокойной ночи. Люблю тебя».

«Я все время думаю о тебе и о том, что ты сказала. Мы оба подобны растениям, которые парят в воздухе, оторвавшись от земли. Так что же держит нас вместе? Так можно ли жить, питаясь только любовью? Я не знаю. Люблю тебя».

Итак, мама любит незнакомого мужчину.

Меня осенило, что в своем сердце она уже давно бросила нас всех – отца, меня и брата. Я поняла, что напрасно изо всех сил пытаюсь найти в нынешней матери призрак моей прежней мамы, ибо для нынешней мамы существует только один мир, в котором она одна с этим мужчиной.

Узнав правду, я записала имя и телефон этого мужчины и позвонила ему:

– Говорит дочь Тэраути. Вы в каких отношениях с моей мамой? – прямо спросила я. После некоторого молчания он ответил:

– Я подчиненный Тэраути-сан. Мы вместе работаем. Я очень уважаю ее, и мне нравится, как она работает. У нас только такие отношения.

Так, значит, этот мужчина моложе моей матери и работает там же, где и она. Я вспомнила, что мать как-то говорила о нем, как о хорошем человеке, и что у него есть дочь одного возраста с Юкинари. Мне сразу стало как-то пусто на душе.

– Я поняла. Хорошо, – сказала я.

Маме я ничего не сказала, но этот мужчина, видимо, сообщил ей о моем звонке. Вскоре мама зашла в мою комнату и принялась оправдываться:

– Ты ошибаешься. У меня с этим человеком ничего нет. Так что не волнуйся…

Глаза выдали ее, однако я ответила, что поняла, и кивнула. У меня были все доказательства: послания на мобильнике, ночевки вне дома, всегда какой-то опьяненный взгляд, тайные звонки по телефону, резкие перепалки с отцом. Я не хочу потерять свою маму. Я готова подвергнуться унижениям, пережить любые обиды, я готова все снести. Я выбрала примирение.

– Я поняла, – сказала я.

– Ну и хорошо, – ответила мать, явно чувствуя себя неловко. Видимо, поняв, что больше говорить не о чем, она вышла из комнаты.

Сейчас, спустя год, мать по-прежнему поздно возвращается домой. Она продолжает лгать, а я веду себя так, будто этого не замечаю. Может, кто-то скажет, что это по-детски. Нет, ничего подобного. Я просто не хочу слышать ничего того, что могло бы разрушить отношения между нами. Хотя я и не могу доверять моей матери, но я не могу и продолжать жить, не доверяя ей.

Поэтому я вынуждена основательно пересмотреть, что означает само слово «доверие».

Я стала сторониться отца.

Моя ненависть к матери перекинулась на него, потому что я не могла пойти на прямую конфронтацию с матерью, боясь ее потерять. Отец, вероятно по той же причине, свою ненависть к жене направил на нас, своих детей. Эта переплетающаяся взаимная ненависть привела к созданию в доме атмосферы, в которой я начала задыхаться.

Скрывая свое недоверие к матери, я все-таки пыталась верить ей и любить ее. Но из этого, видимо, ничего не получится, ибо если любить человека, которому не веришь, то в конечном счете потеряешь веру в самого себя. Это похоже на ситуацию, когда родители жестоко обращаются со своими детьми. Дети, которые мирятся со своими некогда любимыми родителями, хотя и потеряли веру в них, в конечном счете потеряют веру в самих себя. Посмотрите, вот вам Червяк! Это пример «непоправимости». И дело совсем не в том, что он убил свою мать.

Я посмотрела на часы. Было одиннадцать.

Из-за смога окружение серпа луны выглядело искаженным. Мама еще не вернулась. Из ящика стола я достала телефонную карту. Сто единиц на ней так и не уменьшились с тех пор, как я стала пользоваться мобильником. Положив в карман ключи от квартиры, мобильник и телефонную карту, я вышла в коридор. Брат в своей комнате сидел в Интернете, в пустой гостиной спал отец, издавая легкий храп.

Одетая в футболку и шорты, я открыла входную дверь в вестибюле нашего дома. Жаркий влажный воздух ударил в лицо, ветра не было. Улица была пустынна, ни одного прохожего.

Несомненно, что именно сейчас Кирарин и Червяк разрабатывают в Каруидзава план убийства его отца! Я же в глубине души уже не раз убивала свою мать.

Я шла по дороге в поисках будки телефона-автомата, и мои сандалии, слегка приклеиваясь к еще не остывшему асфальту, с каждым шагом издавали характерный хлюпающий звук. Около станции стояли две телефонные будки. Они освещались светом флюоресцентных ламп, рядом три машины такси ожидали поздних клиентов.

Могут ли они установить, откуда был звонок?

Я повернула в сторону в поисках телефонной будки, расположенной в более темном месте, и увидела то, что искала, около мини-маркета. Сквозь стеклянные окна магазина были видны поздние покупатели, которые сновали около полок с товарами. Сделав глубокий вздох, я вставила телефонную карту.

– Говорит номер сто десять. Алло, что случилось? – раздался в трубке голос пожилого мужчины, говорящего в нос. Я набралась мужества и выпалила:

– Я хочу сообщить кое-что о юноше, который убил свою мать и сбежал.

– Что вы хотите сообщить?

Я с удовлетворением заметила, что тон его голоса стал намного серьезней.

– О местонахождении юноши. Я слышала, что он скрывается на пустой даче в Каруидзава.

– Как вас зовут?

– Не могу сказать.

Я резко повесила трубку.

Нужно быстро уйти, иначе они могут установить, откуда был звонок. Я хотела стереть с трубки свои отпечатки пальцев, но потом подумала, что это не имеет значения. Когда Червяка и Кирарин схватят, у них в телефоне все равно будет мое имя. Я не упомянула Кирарин в надежде, что ей удастся сбежать до того, как схватят Червяка…

Когда я подошла к нашему дому, то увидела, что у лифта стоит человек. Это оказалась моя мама. Она была одета в черный свитер без рукавов и белые брюки. Подойдя к ней, я почувствовала запах мыла, которое не использовали в нашем доме. Я отвернулась. Увидев меня, мать страшно удивилась:

– Что ты делаешь в такое позднее время?

– Позвонила, чтобы кое-кого попугать.

Мать изменилась в лице:

– И куда ты звонила?

– Это не имеет значения.

Я обхватила рукой напряженное тело матери. «Я не должна причинять ей боль», – подумала я.

Глава 7

Кирарин 2

Около девяти вечера мы вошли в маленькое кафе-рамэн, расположенное рядом с шоссе № 18. Я хотела было пойти в какой-нибудь семейный ресторан, но передумала, когда поняла, что при ярком свете грязноватый вид Червяка будет еще больше бросаться в глаза. Похоже, я стала жестока к нему.

Для меня он стал падшим идолом.

В кафе было прохладно от работающего на полную мощность кондиционера, у меня сразу появилась гусиная кожа и замерзли голые руки. Но еще больше меня мучило чувство голода, которое заставляло глотать собственную слюну. Я сразу заказала две порции рамэн со свининой. Червяк молча пил воду. Со вчерашнего дня он был в подавленном настроении, я же, в противоположность ему, чувствовала себя довольно бодро.

Получив через прилавок рамэн, я, подобно тому, как это делают мужчины, обильно сдобрила мутную жидкость супа чесноком и красным перцем, а сверху добавила лук, маринованный имбирь и все съедобное, что было на столе, и хорошо перемешала палочками. Выудив полоску лапши из окрашенного в светло-розовый цвет супа, я не успела втянуть ее в себя, как изо рта потекли обильные слюни, капли которых даже упали в миску. Впервые в жизни я чувствовала себя настолько голодной! Еле сдерживая нетерпение, я, не разжевывая, втягивала в рот лапшу вместе с горячим супом, вытирая рукой выступавший пот. Из-за голода я только спустя некоторое время осознала, насколько лапша была вкусной!

Я вышла из дома вчера после полудня, и прошло уже более 30 часов, как у меня не было во рту ни крошки еды. Неудивительно, что все мне казалось таким вкусным! Я даже до конца съела весь жир на кусочках свинины, который обычно оставляю нетронутым, и маринованный, неестественно красного цвета имбирь, и суп с плавающим жиром, который блестел, отражая свет ламп.

Не осталось ни капли, ни крошки.

А сидящий рядом Червяк рассеянно уставился в свою миску, так и не разъединив одноразовые палочки для еды.

– Что случилось? – спросила я – не искренне, а с мыслью, что если у него нет аппетита, то я смогу съесть и его порцию.

Червяк ничего не ответил.

– Если не будете есть, то отдайте мне.

Витавший до сих пор в облаках Червяк, похоже, пришел в себя и уставился на меня с выражением: а, ты еще здесь?

Вот идиот. Конечно, я здесь. Разве не ты похитил меня? Разве не ты набросился на меня в том отеле? Так о чем ты говоришь?! У тебя нет ни уверенности в себе, ни умения, ни интуиции. Ты не способен соблазнить женщину и не умеешь целоваться. Ты даже не смог раздеть меня. Полный неумеха и простофиля. Почему я должна быть с парнем, которого презираю, к которому уже не испытываю ни малейшего интереса?!

Образ Червяка, крутящего педали велосипеда под палящими лучами солнца, больше не существует.

Постоянно угрожая мне и унижая меня, Червяк, похоже, немного свихнулся. Бормоча что-то неразборчивое, он сумел повалить меня и оказаться наверху. Но, когда я напряглась, он понял, что у него ничего не получится, и неожиданно закричал:

– Почему все происходит не так, как я хочу?

– Естественно, так и должно быть, – рассердилась я.

Со мной тоже еще ни разу не случалось так, как я хотела. Парни, пытавшиеся меня заарканить, были сплошные ничтожества, а те, кто мне нравился, не испытывали ко мне интереса.

Вот так все и мечутся между желанием и действительностью.

Тогда, в отеле, мною овладела страшная злость от того, что парни, подобные Червяку, могут унижать меня.

– Мне противно спать с вами, даже если вы будете угрожать ножом. Я лучше умру. Я ненавижу вас больше, чем кого-либо еще в этом мире. Так убейте меня скорее. – Я думала, что он сейчас полоснет меня ножом, но в ответ раздался жалобный голос:

– Зачем ты так?

Это был поворотный момент.

Я резко села и сбросила с себя Червяка, и он полетел головой вниз на потертый грязноватого цвета ковер. Он выглядел настолько жалким, что я не могла удержаться от издевательского смеха, почувствовав прилив отваги. Я закричала:

– Еще девственник, а самодовольства хоть отбавляй! Я сплю только с хорошими юношами, а не с такими уродами, как вы. Хотите убить меня, как свою мать, так валяйте! Это сделать легко. Брызнет кровь, и я умру в страданиях. Умру, ненавидя вас. Мне наплевать. Вперед! Я сама виновата, что пошла на встречу с таким идиотом. В этом я отличаюсь от Тоси.

Червяк в темноте молча сидел на ковре на корточках.

Скоро послышались его рыдания…

Что за нюня?!

Я достала из рюкзака Червяка перевязанную резинкой коробку, в которой лежал нож мясника, источник его бессмысленной самоуверенности и глупых желаний, и засунула ее в щель между кроватью и стеной, решив, что больше не позволю ему завладеть ножом. Я продолжала поносить его:

– Вы подонок! Убили свою мать, завлекли меня, подлизались к Тэраути, заявили, что идете убивать своего отца, и считаете себя очень умным, а всех женщин – дурами. Вы, похоже, думаете, что весь мир вращается только вокруг вас! Круглый идиот!

– Идиот, идиот, перестань так меня называть, – без эмоций пожаловался Червяк.

– А сейчас сделайте так, как я говорю.

Червяк оживился, подняв голову:

– А что я должен сделать?

– Я позвоню своему бывшему парню, а вы должны напугать его. Если напугаете как следует, я верну вам нож и заплачу за комнату в отеле.

– А что я должен сказать?

Червяк превратился в безвольного, ни на что не годного робота. Я пришла в восторг от того, что сумела подчинить себе этого еще недавно такого заносчивого, но неожиданно быстро ослабевшего мужчину. Я почувствовала, что сейчас способна на все, каким бы глупым, низким или отвратительным это ни было!

Я подняла трубку стоящего у кровати старомодного телефона розового цвета, нажала на кнопку внешней линии и набрала номер мобильника Ватару, который до сих пор прекрасно помнила, и объяснила Червяку:

– Когда парень по имени Ватару ответит, скажите ему следующее: «Эй, ты, Ватару, урод, я тебя убью! Проверь, вернулась ли домой твоя сестра. А твою девушку мы скоро изнасилуем. Жди, сволочь!»

У меня не было времени проверить, запомнил ли Червяк то, что я ему сказала. Послышался голос Ватару, такой милый моему сердцу голос…

– Алло, кто говорит? Алло, по какому номеру вы звоните?

Подавив в себе желание еще дольше слушать голос Ватару, я сунула трубку Червяку. Червяк заколебался, но я подтолкнула его. После чего он заговорил тихим голосом:

– Это Ватару? А это я, убийца. Правда. Мать уже убил. Это не ложь. До смерти забил битой. Проломил череп. Посмотри в газетах. Ты должен знать об этом. А ты кого-нибудь убивал? Наверное, нет. Я сейчас сплю с твоей бывшей девчонкой… Не знаешь с кем? Она тебя люто ненавидит. Хочет тебя убить. Тебя и твою семью, отца, мать и сестру, а также твою любимую девушку и всех друзей. Она говорит, что хочет уничтожить вас всех. Ты ее предал, и она хочет, чтобы ты исчез из этого мира. Это ее заветное желание. И она хочет, чтобы это сделал я. Ты слышишь, Ватару?.. Что?.. Я в здравом уме. Ты, наверное, не знал, что тебя кто-то так ненавидит. Ты думал, что поступил, как все? Заблуждаешься. Когда я узнал, что ты сотворил, я решил всех вас прикончить. Так что готовься.

Сначала я слушала разговор с хорошим настроением, но постепенно мне стало как-то жутко. Я знаками показывала, чтобы Червяк остановился, но, когда я отобрала у него трубку, оказалось, что телефон уже разъединился.

Какой-то идиотизм!

Я решила набрать номер Ватару еще раз и нажала кнопку повторного вызова. Мне было уже все равно, проследят ли, откуда был звонок, если Ватару сообщит в полицию. Однако телефон Ватару не отвечал. У меня испортилось настроение, и я выместила зло на Червяке:

– Это все из-за вас! Втянули меня в это дело, я попала в глупое положение. Вы источник всех зол и несчастий! Я возвращаюсь домой. Возвращаюсь в обычный мир, в который вы уже не сможете вернуться.

– Мир, в который не смогу вернуться? А я что, из него изгнан?

Червяк поднял голову и уставился на меня. В темноте его глаза неприятно блестели.

– А разве не вы сами решили уйти из него?

Глубоко вздохнув, Червяк сказал:

– Я… Мне страшно. Прошу, останься со мной.

Это была вторая капитуляция Червяка.

Слабый парень.

Я испытала чувство превосходства. Червяк слаб, а я сильная!

За эту ночь я очень изменилась. Мною овладело чувство, будто я одержала победу над врагом, но все же я не могла отделаться от какого-то беспокойства. Не получилось ли так, что я тоже угодила в мир Червяка после этого злополучного звонка Ватару с угрозами? Не превращаюсь ли я в падшую женщину?

Когда я заканчивала ужин, Червяк, опустив плечи, все еще сидел перед нетронутой миской рамэн.

– У меня нет аппетита, – сказал он.

– Наверно, вспомнили свою мать, – тихо, с сарказмом, заметила я. – Раскаиваетесь в том, что сделали, и это испугало вас.

Червяк повернул ко мне свое лицо, но его взгляд блуждал где-то в пространстве.

– Я не понимаю, что со мной.

– Что бы ни случилось, мне все равно, – заявила я. – А как же ваши солдатские высказывания? Куда все делось?

– Надоело, – ответил Червяк.

В моей крови забурлил адреналин…

– Раз не будете есть, я забираю, – сказала я и поменяла его миску рамэн на свою, пустую.

Я впервые в жизни отобрала еду у другого человека.

Я выросла в благополучной семье и научилась соблюдать определенные правила, типа: кушай мясо, не оставляй морковь. Моя мать всегда заранее удаляла жир с кусочков говядины и свинины, снимала кожу с цыпленка. Печенье и пудинг тоже готовила сама, как и завтрак, который я брала с собой в школу. Мать знала, что я не люблю желток, поэтому специально для меня жарила яичницу только из белка. Но сейчас я была прямо как «голодный дьявол»!..

Когда я отобрала у Червяка миску рамэн с мыслью, что мне повезло, я неожиданно подумала: «Вот в какую женщину я превратилась!»

Червяк от безделья напряженно смотрел телевизор, по которому шла передача о группе «На-На». Затем она сменилась рекламой, но Червяк, как зачарованный, не отрывал глаз от экрана. Я его понимала: он смотрел на мир, с которым уже порвал все связи…

Забрызганный жиром телевизор стоял на цветной коробке из супермаркета, похожей на те, в которых обычно продают дешевые товары. В коробку были свалены старые журналы комиксов, и посетители кафе – молодые парни, водители грузовиков, пожилой мужчина, возможно, владелец местного пансиона, – по очереди брали их и возвращались на свои места.

– Вы какой-то странный и, кажется, потеряли уверенность в себе? – спросила я.

– Ничего подобного! – твердо заявил Червяк и постарался принять бодрый вид.

Перед приходом сюда мы попытались проникнуть в пустую дачу, но у него ничего не вышло. Это была его идея: залезть в пустую дачу и там отдохнуть, но конкретно в какую наметила я, выбрав красивый коттедж с красной крышей. Когда Червяк камнем разбил окно в ванной комнате коттеджа, раздался оглушительный сигнал тревоги, и вскоре подъехал охранник на джипе.

Откуда мы могли знать, что эти коттеджи в горах охраняются?

В темноте мы быстро скатились вниз по горной тропинке и вскоре оказались на шоссе. Нам некуда было идти. У меня оставалось только 10 тысяч иен, идти ночевать в love отель мне не хотелось, а идея с пустой дачей провалилась. С этого момента настроение Червяка совсем упало, как будто отключились питающие его батарейки. Он прекратил эту дурацкую манеру изображать из себя солдата, на лице был отсутствующий взгляд. Я, как могла, успокаивала его и уговаривала что-нибудь поесть, уверив, что заплачу за ужин.

Почему я тогда не уехала?

Мне было интересно наблюдать за его деградацией, и я никогда не думала, что могу быть настолько жестокой, что буду получать удовольствие от того, что могу помыкать им. Если вспомнить мои отношения с Ватару, то больше всего я сожалею, что так и не смогла подчинить его себе…

Вот так я открывала неизвестные мне ранее стороны своего характера и постепенно стала приходить к мысли, что они не так уж мне неприятны. Кирарин сильнее всех! Женщина, которая сильнее Тэраути, Юдзан и Тоси, и вместе с тем – неприятная женщина. В этом, наверное, моя сущность.

– Если не будете есть, то пошли быстро отсюда, – сказала я.

Вставая, Червяк слегка коснулся моей груди. Я сделала недовольную гримасу:

– Прекратите, между нами нет никаких отношений.

– Прости, – искренне извинился Червяк.

– И куда вы сейчас направитесь?

– В мини-маркет. Я люблю эти магазины.

Заплатив, мы вышли на улицу. Все небо было усеяно мириадами звезд. Раньше их не было видно, но, пока мы были в кафе, небо расчистилось.

Краем глаза я увидела нависающую тень огромной горы. Это была Асама. Видна была только ее часть. Она была похожа на сидящее на корточках огромное чудовище, которое заполняло собой темноту ночи. Она производила тягостное впечатление и напоминала Червяка, когда он прошлой ночью сидел на корточках около кровати и его глаза излучали странный свет.

Все-таки он ненормальный.

Вспомнив эту сцену, я даже задрожала, и у меня вновь засвербила мысль, что с ним надо как можно скорее расстаться.

– Как ты думаешь, я должен убить отца? – спросил Червяк, шагая по шоссе по направлению к мини-маркету, огни которого виднелись впереди.

– Если хотите убить, то можно и убить. Это меня не касается. Однако если этого не сделаете, то будете думать, что не смогли отомстить.

– Да, это так. Однако не понимаю, почему надо обязательно убивать? Как ты думаешь?

Червяк был уже не тем самоуверенным типом, которого я встретила в первый раз. Он стал задумчив и склонен к самоанализу. Я же, наоборот, стала высокомерной и грубой. Почему бы это?

– Не знаю. Это твои проблемы. Зачем, например, ты убил свою мать, которая тебя родила? Ты, значит, уже не хочешь быть чьим-либо ребенком?

Червяк остановился и испустил глубокий выдох.

Его одиночество через вибрацию воздуха передалось и мне, но я отвернулась и отвергла это чувство. Червяк находится в другом мире, я же живу в мире, где находятся все остальные, возможно, кроме Ватару. Еще вчера мне казалось, что я принадлежу миру Червяка, но это была ошибка. Я никого не убивала и могу чувствовать себя спокойно.

Червяк забормотал:

– Кирарин права. Я, наверное, хочу порвать все контакты и ту нить, которая связывает меня с этим миром и служит доказательством, что я еще существую.

Когда я услышала, как Червяк произнес мое имя, то испытала странное чувство беспокойства – не поселилась ли я уже в его мире? И здесь, и там.

«И правда, в каком мире я нахожусь?» – в растерянности спрашивала я себя, шагая по темной дороге, окруженной горами.

Неожиданно зазвонил мой мобильник. На оранжевом дисплее высветилось имя звонившего: «Ватару». Понял ли он, кто стоял за звонком вчерашней ночью?

Идущий впереди Червяк обернулся с подозрительным выражением на лице. Пытаясь сдержать биение сердца, я услышала:

– Это я, Ватару. Как поживаешь?

На меня нахлынула волна тоски по нему, и я еле сдержала слезы.

– Да все в порядке. Давно не слышала тебя. Что-то около полутора лет… – Мой голос непроизвольно зазвенел. Червяк со стороны наблюдал за мной.

Страницы: «« 345678910 »»

Читать бесплатно другие книги:

Данная книга – бесценное руководство для тех, кто хочет создать в своей двухкомнатной квартире совре...
Самой природой женщине дано одно удивительное свойство – быть сексуально привлекательной. Именно наш...
Добро пожаловать в чарующий мир гламура, велнеса и красоты! «Красота по-рублевски» – первая книга-тр...
Первая книга-тренинг по гламуру для российских женщин. Известный специалист по элитному велнесу Окса...
Гламурные журналы на своих страницах все больше печатают фотографии ухоженных представительниц зарож...
Конфуция по праву называют «Символом китайской нации». Именно его образ приходит на память при упоми...