Кот, консьержка и другие уважаемые люди Тасбулатова Диляра
Я хохотала как сумасшедшая.
Тут не выдержал Леонов.
Он сказал весомо, по-мужски, так, как на партсобрании:
– Товарищи! (выкрикнул Леонов). Зачем вы нам показываете каких-то карликов? Вы приезжайте в наш отряд и посмотрите, какие парни там! Добры молодцы, косая сажень: карликов мы не берем!
Тут я вклинилась:
– А были бы вы карлик (сказала я Леонову), смогли бы вы обратно без труда влезть в корабль, когда в космос выходили! А то остались бы там навечно!
Леонов сказал мне:
– Не было такого! Вранье все это! Я вышел малость прогуляться и обратно зашел! Вранье все это и байки!
– Ничего себе прогуляться! (кричала я). Кто же выходит гулять в открытый космос? Жуткая какая-то прогулка получается! Чуть не погибли!
– Вранье! (кричал Леонов).
Тут в студию вошел продюсер и сказал:
– Прекратить безобразие! Начинаем все снова!
Все успокоились и начали нудно обсуждать, надо ли показывать карликов в виде космонавтв или не надо. Космонавты вяло говорили, что не надо, а киноведы – что надо.
Так и вышла передача в эфир.
А меня почти всю вырезали (и слава богу).
На что мама сказала:
– И зачем тебя зовут? Чтобы потом вырезать?
Горизонтальная одаренность
Пошла опять на телик. Уговорили. (Терпеть это дело не могу.)
Редакторша меня встретила уже на улице: было заметно, что она таки напугана моими предупреждениями, что я 90-60-90 (рост-объем головы-возраст).
По сравнению с ожидаемым я оказалась ничего себе, и редакторша завопила:
– Да вы в полном порядке!
Но все же, не удержавшись, сказала:
– Хотя похудеть не мешает…
Тут появился ведущий «Контекста» Игорь Волгин, который сел в лифт с каким-то парнем-редактором.
Парень сказал Волгину:
– Работаем на контрастах – к примеру, в студии у вас священник и..
– Киллер? (спросила я).
Волгин на секунду оторопел, подумав, наверно, что я – нахальная уборщица-гастарбайтер, но, будучи человеком любезным и остроумным, почти мгновенно отреагировал:
– Или священник и киллер в одном лице.
На этих словах лифт, приехав, открылся, и эти слова услышал священник – молодой, славный, очень стройный – вытянутый, как на картинах Эль Греко; да еще и в черной сутане и с бородкой.
Услышав слова Волгина, он застыл от изумления, но я сказала ему:
– Батюшка, не волнуйтесь: мы так разминаемся перед эфиром.
Волгин спросил:
– Так это вы будете у меня в эфире?
Было видно, что он сильно удивлен.
Я опять повернулась к батюшке (он сидел в студии у Волгина до меня) и сказала ему:
– Вы прямо как персонаж Эль Греко: красивый и вытянутый. Если бы мы были с вами в эфире, зрители бы подумали, что половина экрана отцентрована вдоль, а половина – поперек.
Батюшка улыбнулся ужасно мило и сказал:
– Это не имеет значения. Главное, чтобы человек был одаренный… (он хотел продолжить, наверно, одаренный душевно типо), но я его прервала, сказав:
– Горизонтально одаренный? Как я?
Батюшка смутился и ушел гримироваться.
Я тоже пошла гримироваться.
Гримерше я сказала:
– Я хочу, чтобы вы мне всё убрали!
Она оторопела:
– Как это – всё?
– Всё! Второй подбородок, а также третий и четвертый!
Гримерша сказала:
– Нет у вас третьего и даже четвертого! Только второй!
И стала мне убирать мой второй.
Придя в студию, я продолжала ко всем приставать: к операторам, редакторам и проч. Кричала про свою горизонтальную одаренность.
Они даже удивились, когда начался эфир и я перестала кричать про это и говорила типо о Каннском фестивале.
Они думали, что я пришла поговорить о своем весе.
Мне, конечно, хотелось об этом поговорить, но ведущий не дал – заставил говорить об искусстве.
Такие дела.
Аудитория Христа
Пришел ко мне как-то один мой друг, очень умный человек: можно сказать – интеллектуал.
И хвастается: позвали (говорит) ведущим на ТВ.
– Первый (говорю) канал?
– Не, не первый.
– Второй?
– Не, не второй.
– Ну тогда третий?
– Да нет же!
– А какой? «Перец», НТВ, Рен, мистический, детский, еще какой?
Друг, потупившись:
– Кабельный…
– Ха, на два дома будет вещать?
Друг (с возмущением):
– На три! А может, даже на четыре…
– Ха, ну ты звезда, однако!
Друг насупился, потом говорит:
– У Иисуса тоже аудитория была небольшая, если ты помнишь.
– Ага, помню. А потом как пошло, как поехало…
А он взял и обиделся: сказал, что кощунствую.
Я поинтересовалась:
– По поводу тебя или Иисуса?
Обиделся еще больше.
Месяц не звонил.
И почему-то на канал не пошел на этот, который на целых три или четыре дома вещал.
Сказал, что я у него всякую охоту отбила.
Тайны интервью
Война Севера и Юга
На фестивале в Одессе мне повезло – дали возможность поговорить с самим Роджером Корменом, легендой Голливуда. Встреча с ним была подобна, как написал Жан Ренуар, когда его пригласил на обед сам Чаплин, встрече «верующего с самим Господом». Такие вот чувства. Правда не зная, кто это, можно подумать, что это не голливудский небожитель, а одесский пенсионер.
Однако то, что это сам Кормен, я узнала не сразу: по телефону мне показалось, что у меня будет интервью с Форманом, а не Корменом: ослышалась.
А как кто выглядит – почем мне знать (хотя у меня закралось подозрение, что этот старик – Кормену под 90 было – на Формана не очень похож).
Ну вот, стало быть. Подкатываю я к нему, сажусь за стол и говорю:
– Как вы пережили вторжение советских танков в Прагу?
Кормен говорит:
– Ужас. Нехорошо типа (сказал Кормен довольно безразлично).
Я говорю:
– Весь просвещенный мир переживал (ну что-то в таком роде, не так примитивно, конечно).
Кормен говорит:
– Мы тоже потеряли много солдат во времена войны Севера и Юга…
Я думаю: ну все, привет, приехали… Отпросилась у него, пошла к распорядителям и говорю: слушайте, а кто это?
Они говорят: Кормен! И смотрят на меня, как на блогершу лет эдак двадцати, из тех, кто может спросить (было такое) у Константина Райкина его отчество.
Я говорю:
– А! Понятно. Щас перестроюсь…
И пошла-поехала доставать его Сталиным и ужасами ХХ века – он же хоррор снимает. Он ничего не заметил, просто немного удивился, что я о трагедии Чехословакии до сих пор печалуюсь.
Думал, может, я обо всех все время печалуюсь и вот решила с ним обо всех трагедиях, начиная с распятия Христа, поговорить.
С уважением отнесся: вот, подумал Кормен, переживает человек за всех. Молодец.
Истина в вине
Приехал как-то в Москву Отар Иоселиани со своим фильмом «Истина в вине». А там в самом начале фильма мужик просыпается с дикого похмелья. А Отар сам не дурак выпить.
Началась прессуха.
Я (ну мне тон надо задать – чтобы потом он меня к интервью тет-а-тет подпустил), как обычно, вылезла и говорю:
– У вас в начале фильма человек просыпается и не может себя осознать. Как вы, конечно, помните, у Пруста в начале романа человек, просыпаясь, еще себя не идентифицирует в этом мире (ну и тэ дэ).
Отар посмотрел иронически и говорит:
– Так он же с дикого похмелья! Что ему идентифицировать? (Он интеллектуал, это он так издевается.)
Тогда я ему (в тон):
– А че пил?
– Вино пил (говорит Отар).
– А вы че пьете?
– А я водку предпочитаю. Ну, когда в России – водку, а так – вино.
– Красное?
– Ага. Божоле.
– И все?
– Ну, потом можно закрепить водкой. Но опасно. Будет тогда похмелье сильное…
Тут встает молодой человек какой-то и говорит:
– Отар Давидович! Мы с огромным уважением, интересом, даже, скажем так, пиететом ждем вас здесь всякий раз с новым фильмом!
Отар говорит (не обращая внимания на слова молодого человека):
– Пить надо тренироваться с детства. А то Хуциев вот начал недавно, уже старым, а это вредно…
Вдруг (никто его поначалу в суете не заметил, да он и позже тихо подошел и сел сзади вдалеке) раздается голос Хуциева:
– Отар, че ты врешь? Я тоже с детства тренируюсь!
Отар говорит:
– Генацвали! И ты здесь! Дай я тебя обниму! Щас выпьем! Пресс-конференция окончена!
Бедные журналисты заахали: что писать?
Я подошла договориться об интервью.
Так он, согласившись вроде, опять мне нес, что пить, в какое время, чем закусывать и так далее.
Я его спросила, с кем он во Франции дружит, а он назвал имя режиссера известного и рассказал, что тот уже с утра к нему с авоськой божоле приходит.
Ну, думаю, гад.
И написала репортаж вот вроде этого: как он над нами куражился.
Завотделом похвалил: живо, говорит, пойдет в номер (он сам был сильно пьющий).
А Хуциев прочитал (он меня любит) и говорит:
– Хорошо написала, смешно. Только ты напрасно про то, что я типо недавно начал. Я, как и Отар, с детства натренированный. Отар врет все. Всем врет: клевещет на меня. Он коварный вообще…
Художнэк
Еще я брала интервью (заставили, упросили, да и деньги нужны) у Церетели.
Долго я отказывалась (зная, что с ним невозможно разговаривать), но таки уговорили.
Пришла к нему в этот, как его, центр искусств.
Одновременно со мной приперлись студенты киношколы Михалкова, которым он давал мастер-класс.
Мастер-класс был такой:
– Я (говорил Церетели) – художнэк. И вы будэте, если будэте стараться, как я, художныками. Щас я вам покажу, что такое быть художныком.
С этими словами Церетели подошел к натянутому заранее полотну и нарисовал огромного крестьянина в два человеческих роста. Типо вывески на трактире – такой стиль.
Я не поняла, в чем состоит мастер-класс. Наблюдать, как он рисует крестьянина? (Церетели справился за полчаса: видно было, что он набазурился рисовать этих крестьян сотнями.)
Тут я подошла к нему и говорю:
– С вами договаривались об интервью, ведь так?
Он, не отрываясь от полотна своего, говорит:
– Спрашивай! Только быстрее!
Я его спросила что-то типо того, кем он вдохновлялся в юности, какой школой художественной и пр., а он вдруг говорит:
– Надо чэловэком быть, понимашь! А школу я пропускал всегда!
Мы были с молодым фотографом, тот хихихал и рожи мне строил из-за спины Церетели.
Мне еще книгу тяжеленную всучили – какой-то его клеврет писал, там он, этот клеврет, журналист какой-то, тоже отирался как обслуга.
Я заглянула в книгу: там написано, что герой – великий, а все остальные – козлы, интриганы и проч. Сплетни какие-то, описания судов, которые выиграл герой этой биографии у всяких нехороших людей, которые ему завидуют, интригуют и проч.
Ну, я покурила на скамеечке около метро и книгу эту там оставила.
Какой-то алкаш говорит:
– Твоя книга?
– Берите (говорю).
Алкаш говорит:
– А мне она на фиг? Щас на бутылку даже не поменяешь. Я вот раньше фарцевал книгами, богатый был.
(Бывший полуинтеллигент, значит.)
– И на какой книге (спрашиваю) можно было больше всего навариться?
– Ха! На Библии, ясный перец!
Город Химки
Живу я в городе Химки (Новокуркино, точнее) и иногда люблю пройтись здесь, послушать, что народ говорит. В Химках не так спешат, как в Москве, и потому можно наткнуться на интереснейшие разговоры.
Ноги-атавизм
…Пошла я намедни в Химкинский пенсфонд – очередные льготы выбивать маме.
С паршивой овцы, как говорится…
А там сидит перед окошком интеллигентная пожилая дама.
Дама говорит:
– В этом месяце 500 рэ не пришли на карточку. Что-то случилось?
– Так вы ж не подтвердили, что сын у вас – инвалид! (ответила ей служащая пенсфонда).
Дама говорит (она робкая и интеллигентная, не то что я):
– Вы же уже 10 лет нам даете эти деньги… У него же ног нет, вы же знаете… С детства.
Тетка говорит:
– Так нужно же подтверждать!
Я рядом сидела. Ждала каких-то документов, и говорю:
– Ноги могут – фигак! – и вырасти. И нужно это всегда подтверждать: вот у меня долгое время не было ног, а теперь есть!
Я встала и стала немного задирать юбку, показывая свои ноги.
Тетка, которая работница пенсфонда, обомлела и говорит все же:
– Прекратите хулиганство!
Я говорю:
– Какое же это хулиганство? Это ноги, а не хулиганство! Вот пощупайте: всего полгода назад их тут не было! Но вы мне, между прочим, зажали пятьсот рэ! Мне, безногой!
Я сделала плачущее лицо.
Тетка просто побелела, потом позеленела и побежала за старшей.
Пришла старшая и говорит:
– Покажите ноги.
Я задрала юбку.
– Это протезы?
– Ха! Все так думают, когда я хожу: а они настоящие. Раньше их тут не было.
Посетители у окошек стали страшно хохотать.
Старшая говорит:
– Если бы вы обратились, когда у вас не было ног, мы бы рассмотрели вашу просьбу. Но ведь теперь они есть?
– Теперь – да. (Я погладила свои ноги с явным удовольствием.)
– Ну вот видите! Надо было обращаться, когда их не было: правда, мы рассматриваем заявление об отсутствии, к примеру, ног, в течение полугода. Нужно, чтобы еще врач подтвердил, что ног типа нету.
– Врачи (говорю) иногда сильно ошибаются: им все мнится, что ноги на месте, а их нет как нет.
– Ничего, разберутся (сказала старшая). Ноги не могут обмануть.
– Даже врачей? (спросила я).
Старшая не стала со мной спорить и величественно удалилась.
А той женщине сразу подписали все бумаги.
Сказали, сегодня же пошлют деньги на карточку.