Адвокат под гипнозом Борохова Наталья

Глава 5

А что Кристина могла сказать о себе?

После того когда она узнала, что не приходится дочерью Деду Морозу, ее не постигло жестокое разочарование. Ее отец был серьезным ученым, и этим следовало гордиться. Известный в широких научных кругах профессор Каменев, несмотря на все свои регалии, в жизни оставался существом мягким и податливым, эдаким большим ребенком, за которым требовался особый уход. Он постоянно терял шапки и перчатки, а если Наина не ставила перед его носом тарелку ароматного борща, довольствовался хлебом, таская куски тайком, словно первоклассник, и посыпая их крупной солью. Он никогда не помнил дни рождения домочадцев, да, откровенно говоря, постоянно путался и в собственном возрасте. Получив подарок к какому-либо торжеству, он долго разглядывал его, не понимая, что следует с ним делать.

Однажды Наина, пытаясь приобщить мужа к воспитательному процессу дочери, отправила его на родительское собрание в школу, написав на бумажке номер кабинета. Профессор честно просидел положенные два часа, прежде чем выяснилось, что родительское собрание класса, где училась Кристина, проходило в актовом зале. В решении задач по физике и математике от него тоже не было никакого проку. Он сразу же выдавал ответ, минуя, как компьютер, все промежуточные операции. Игнорируя недовольную мину дочери, он повторял: «Это же элементарно!» и удалялся в свой кабинет.

Кристина не обижалась на невнимательность отца. Напротив, она мечтала, что, когда вырастет, станет его помощницей. Но не такой, как мама. Наина была для профессора кем-то вроде няньки. Она заботилась о том, чтобы муж был сыт, обут и одет, но абсолютно ничего не понимала в его опытах. Девочка же грезила, как они вместе начнут появляться на научных симпозиумах, где отец ее представит своим коллегам ученым, говоря: «Это моя дочь!» В его голосе будет звучать гордость, а когда она поднимется на трибуну делать доклад, он, конечно же, будет сидеть в первом ряду и поддерживать ее своим присутствием и доброй улыбкой.

Однако ее ожидания были далеки от реальности. Заходя в кабинет, она видела его изумленный взгляд и слышала неизменное: «Ступай, детка! Мне еще нужно поработать». По физике у нее была твердая тройка, что безмерно удивляло ее учителей. «М-да! – услышала она однажды реплику одного из них, обсуждающего успехи профессорской дочери в учительской. – Правду говорят, природа на детях отдыхает». Ей было обидно, но вдвойне обидней было осознание того, что отцу нет до этого никакого дела.

Каменев не заметил того, как его девочка подросла и из долговязого подростка превратилась в миловидную девушку, на которую стали обращать внимание молодые люди. Пожалуй, Кристину трудно назвать красавицей в классическом понимании этого слова, но в ее глазах был свет, а в походке легкость. Белокурые волосы непослушными локонами падали на плечи, а фигурка казалась такой воздушной, что она без труда могла станцевать даже на барабане.

В один из жарких майских дней она со школьным другом сидела в гостиной, беззаботно болтая о каких-то пустяках, когда на пороге появился профессор Каменев. Вопреки обыкновению, он не прошел сразу же в свой кабинет, адресуя домашним торопливое приветствие, а встал посередине комнаты, пристально глядя на дочь. Казалось, он видит ее после долгой разлуки.

– Значит, выросла, – то ли спросил, то ли констатировал он.

Кристина почувствовала себя неловко и на всякий случай поправила лямки легкомысленной майки, в которую была одета.

– Сколько лет? – продолжил он, экзаменуя ее строгим взглядом.

– Э… семнадцать, папа, – проговорила она с запинкой, едва не забыв на самом деле, сколько ей лет.

Вопросы были такими неожиданными, что даже Наина застряла на пороге с кухонным полотенцем в руках.

«Сейчас он предложит мне поехать с ним на конференцию или познакомит со своими коллегами. А может, даст мне работу на своей кафедре?» – фантазировала девушка.

Но профессор перевел тяжелый взгляд на ее приятеля, который съежился так, что стал похож на воробья. После недолгой паузы ученый изрек: «В твои годы я думал об университете» и растворился в полумраке кабинета, оставив присутствующих с неясным чувством какой-то вины.

Кристина поступила на филологический факультет. Узнав об этом, Каменев вопросительно взглянул на Наину. «Девочка будет изучать там язык, – пояснила жена. – Ну, литература. Стихи». – «А-а, стихи», – глубокомысленно произнес он. Девушка могла поклясться, что профессор не помнил на память ни одного стихотворения…

Наина ушла от них неожиданно, растворившись в бесконечном коридоре вечности, в один из погожих весенних дней. Старый профессор осознал потерю не сразу. До этого он и не подозревал, что все вокруг него держится на хрупких плечах жены. Теперь, когда ее не стало, рухнул привычный и такой уютный мир, в котором он существовал, как в скорлупе. Жизнь требовала от него решений, а он к этому оказался не готов.

Как-то раз, не дождавшись в положенное время чая, он пришел на кухню и долго смотрел на блестящие кастрюли, половники, сковородки, которыми еще вчера орудовала Наина. Он снял с крючка кухонный фартук и, не выдержав, зарылся в него лицом, вспоминая ее запах. Таким и застала его Кристина – трогательно растерянным, с красными от слез глазами. Словно ребенок, которого оставила мать, уйдя ненадолго по своим делам. Она сделала ему чай, и он просидел с кружкой час.

– Что ты делаешь? – спросила она его, устав от бряцанья ложки.

– Не видишь, размешиваю сахар, – сказал он рассеянно.

– Да, но только ты забыл положить его…

Смерть Наины сблизила их. Кристина готовила обеды, чинила белье, как могла следила за его гардеробом. Но это получалось не всегда. Она много времени проводила в университете, в то время как профессор был предоставлен самому себе. Он ходил по дому, заглядывая в шкафы, трогая платья покойной жены. «Наина, – повторял он, как заведенный. – Где же ты, Наина?» Слышать это было невыносимо. Сказать по правде, Кристине хотелось, зажав уши, беспрестанно визжать, но она вынуждена была терпеть. Двух сумасшедших для одного дома было бы слишком много.

В лаборатории от него теперь не было толку. Он часами просиживал на одном месте, а когда его спрашивали о чем-то, вид у него был такой отсутствующий, словно он только что вернулся с другой планеты. Его оставляли в покое, и он опять погружался в пучины воспоминаний.

– Так продолжаться не может, – сказал Кристине кто-то из его коллег. – Профессору нужна женщина.

– Как это? – не поняла девушка. – Зачем?

– Ну, – замялся он. – Не случайно ведь говорят, клин клином вышибают. Нужен кто-то, кто возьмет заботу о нем на себя.

– Моя мать не клин, – дрожащим от обиды голосом заметила Кристина. – И вообще, я отлично справляюсь сама…

И еще с большим усердием начинала драить кастрюли и тереть морковку для диетического супа.

– Ну, это же противоестественно для юной девушки – столько времени проводить со стариком, – говорил ей другой знакомый.

– Он не старик, он мой отец.

– Даже если так, – понимающе кивал ученый. – Оглянись вокруг. В мире так много одиноких женщин, для которых забота о профессоре стала бы смыслом жизни. Порядочная пожилая женщина освободит тебя от всех хлопот и согреет сердце старика. В этом возрасте глупо говорить о любви. Это будет своего рода партнерство, уютное существование под одной крышей.

– Моему отцу это не нужно, – упрямо отвечала девушка.

– Ах, этот юношеский эгоизм, – вздыхал знакомый…

Но Кристина настаивала на своем. Отцу нужна ее забота, а вовсе не помощь какой-то там абстрактной женщины. Девушка изучила поваренную книгу и, отобрав несколько доступных ей рецептов, научилась вполне сносно готовить. Однако профессор не замечал ее усилий. Проведя полчаса над тарелкой борща, он вставал и уходил к себе, оставив пищу почти не тронутой.

– У меня нет аппетита, – говорил он, а Кристина снова хваталась за книгу, отыскивая то, что должно было ему понравиться.

Протертые супчики, пирожки с начинками, жаркое… У нее голова шла кругом. А ведь была еще стирка, уборка, забота об огороде.

В конце концов Кристину бросил ее молодой человек. Появляясь в ее жизни все реже и реже, он вскоре исчез насовсем.

– Знаешь, кажется, от меня уже пахнет манной кашей, – сказал он вместо объяснения по телефону.

Но Кристина, погруженная в самые мрачные мысли, боли от очередной потери не ощутила. Теперь ее занимала безопасность профессора. Каменев никогда не пользовался автомобилем, предпочитая общественный транспорт и прогулки пешком. Как ему удавалось добираться из пункта А в пункт Б, минуя огромные пробки, запруженные транспортом магистрали и глухие переулки с местной шпаной, девушка представляла с трудом. Ведь ученый был близорук, чудовищно рассеян и доверчив, как пятилетнее дитя. Однако, пройдя с ним по обычному маршруту, Кристина была сильно удивлена. Профессор действовал, как хорошо запрограммированный робот.

– Доходим до угла, – бормотал он себе под нос, словно читая инструкцию. – Поворачиваем налево и двигаемся в указанном направлении сто метров до пешеходного перехода. Пересекаем дорогу через пять секунд после того, как зажжется зеленый свет. Машины к этому времени уже должны остановиться. Входим в парк и идем по центральной аллее, там, где горят фонари, и никуда не сворачиваем. На вопросы посторонних не отвечаем. В случае опасности свистим в свисток. Он находится в правом кармане пиджака. Хулиганы должны убежать. Выходим через калитку к автомагистрали и обязательно идем к пешеходному переходу. Обязательно! Сбережешь минуту – потеряешь жизнь!

Безусловно, это была работа Наины. Не имея возможности каждый день провожать мужа на работу, она разработала подробную инструкцию и заложила ее в память профессора. Ее старания увенчались успехом. Муж выполнял ее указания, не отступая ни на шаг от заданной программы. Даже если на дороге не было ни одной машины и все другие пешеходы, игнорируя красный свет светофора, переходили проезжую часть там, где им вздумается, старый ученый выжидал положенное время и только после этого продолжал путь.

В общем, у Кристины отлегло от сердца, и она с головой погрузилась в очередную сессию. За экзаменами и зачетами она как-то сразу не заметила перемены в поведении профессора. Он стал где-то задерживаться, а домой приходил на два часа позже. Потом к нему вернулся аппетит, и однажды, угостившись огромной тарелкой наваристых щей, он довольно крякнул:

– Налей-ка мне еще! Кажется, я не ел целую вечность.

Кристина только порадовалась. Она еще не знала, в чем тут дело.

– Он ходит к психологу, – сообщил ей коллега ученого.

Вот так новость! Девушка и предположить не могла, что отец согласится на подобное предприятие. Но, судя по его поведению, визиты к доктору пошли ему на пользу. В глазах появился осмысленный блеск. Каменев стал менее рассеян и даже заинтересовался своим внешним видом. Кристине никогда не приходилось видеть отца перебирающим перед зеркалом седые пряди на голове.

– Может, мне подстричься? – глубокомысленно изрек он, чем поверг бедную дочь в состояние, близкое к шоку. Профессор никогда не был в парикмахерской, а его густую шевелюру приводила в порядок Наина. Однако перед этим ученого приходилось долго упрашивать и даже стыдить.

– Гляди-ка, ну чем не жених? – ехидствовала соседка, видя профессора в новом костюме. – Может, у него женщина появилась?

Но Кристина только отмахивалась. Ну откуда могла она взяться?

– Да, хоть бы и правда, – говорила она, усмехаясь. – Здоровье отца для меня превыше всего. Если нашлась такая, которая пришлась ему по душе, я, пожалуй, приму ее, как родную.

Девушка стала мудрее, поняв, что счастье близкого человека стоит некоторых жертв. Ну, появится в их доме добрая мудрая женщина, которая станет кем-то вроде помощницы по хозяйству, так стоит ли делать из этого трагедию? Определенно, нет. Кристина еще не знала, какой сюрприз ей приготовила судьба…

Ника появилась у них в доме прямо под Новый год. Стоя на пороге, она крепко держала за руку старого ученого. Белые зубы обнажались в улыбке кинозвезды.

– Значит, это и есть моя родственница? – проворковала она, окидывая Кристину беглым взглядом с головы до пят.

Девица была в белом полушубке до середины бедра, сапогах-чулках и маленькой шапочке с помпоном.

«Наверное, это дочь той женщины», – подумала Кристина.

– Проходите, пожалуйста, – сказала она, гостеприимно распахивая перед гостьей дверь в столовую. – Сейчас будем пить чай с пирогами.

– Как мило! – захлопала в ладоши девица. – Ты не говорил, что твоя дочь – такая душка!

«Странно, где же все-таки ее мать?» – подумала Кристина, обшаривая взглядом пустую лестничную площадку.

А гостья между тем сбросила шубку, оставшись в ярко-красном комбинезоне с вырезом едва ли не до пупа. Смуглые груди еле помещались в тесной одежде.

– Простите, а ваша мама скоро подойдет? – спросила Кристина красавицу.

– Моя мать? – удивилась Ника. – Котик, а зачем вам моя мать?

Старый профессор пожал плечами и недоуменно воззрился на дочь. Его рука лежала на бедре гостьи. Он прокашлялся.

– Познакомься, милая. Это Ника. Я надеюсь, вы подружитесь.

Страшная догадка, нелепая на первый взгляд, заставила Крестину схватиться за голову. Она мгновенно сопоставила факты: глупое обращение «котик», профессорскую руку на алом комбинезоне и пустую площадку за спинами сладкой парочки. Так, значит, эта знойная брюнетка в одежде, напоминающей бикини, и есть та самая женщина, которую полюбил ее отец?!

– Не может быть! – воскликнула она.

Парочка застыла на месте. Ника хищно изогнула брови.

– Не стоит так бурно выражать свою радость, милая, – процедила она. – Ты можешь нас напугать. Где там твои пироги?

– Убирайся прочь! – воскликнула Кристина. – Тебе здесь нет места. Еще шаг, и я вызову милицию.

– Ну, вот видишь, котик, – в голосе брюнетки звучал упрек. – А я хотела всего лишь познакомиться.

– Девочки, девочки! – умоляюще протянул профессор. – Не надо ссориться. Давайте научимся жить мирно.

– Я не буду с ней жить! – возмущенно воскликнула Кристина.

– Все-таки придется, дорогуша, – ледяным тоном остудила ее мачеха. – Или ты принимаешь нового члена семьи, или… – она наклонилась к самому уху девушки, обдав ее ароматом дорогих духов, – …или отправляешься к черту!

– Ничего не понимаю… – начала девушка.

– А чего уж тут понимать, милая, – выпрямилась красотка. – Мы с твоим отцом сегодня расписались. Неужели ты не хочешь поздравить молодоженов?

Краска бросилась Кристине в лицо. Она так и застыла с полуоткрытым ртом. То, что ей довелось услышать, было самой невероятной вещью, случившейся в ее жизни. Отец заключил брак… с этой. Она не могла найти слов…

Выходка старого профессора скоро стала достоянием гласности.

– Конечно, я не это имел в виду, – оправдывался коллега, который месяцем раньше заявлял, что Каменеву нужна жена. – Я надеялся, что его спутницей станет порядочная особа в возрасте. Черт возьми, где ему удалось подцепить такую цацу?

– Завидуешь? – с усмешкой спросил его коллега. – Да… С такой барышней не стыдно и в Париж, на симпозиум, прокатиться.

– Не слушай этих старых ослов, – жарко шептала на ухо Кристине единственная женщина из лаборатории. – У них весь ум уже давно в штаны стек. Тебе что-то нужно делать.

– Но что я могу? – пожимала плечами девушка. – Брак заключен, как полагается, в ЗАГСе. Мне что, выкрасть их брачное свидетельство и сжечь его на торговой площади?

– Не говори ерунды, лучше побеседуй с юристом, – внушала ей женщина. – Капай на мозги самому профессору. Медовый месяц пройдет, и он одумается. Ничего, девка, капля камень точит…

– Мы должны отменить этот брак, – говорила Кристина адвокату Дубровской. – Не знаю, как уж у вас, у юристов, говорят, но нам надо во что бы то ни стало поставить на этом деле крест!

– А что думает твой отец по этому поводу? – осторожно поинтересовалась Елизавета.

– Какая разница, о чем он думает? – возмутилась девушка. – Временами мне кажется, что он вообще ничего не соображает. Его мозги затуманила эта штучка. Отсутствие всякого здравого смысла – вот точная характеристика профессора Каменева на сегодняшний день!

– Та-ак, – протянула Дубровская. – Значит, он счастлив?

– Он просто неверно представляет, с кем связался, – пояснила девушка. – Эта потаскушка нашла себе дойную корову!

– Тем не менее он доволен своим новым положением, а ты хочешь признать этот брак недействительным, – констатировала адвокат. – Но на каком основании, позволь тебя спросить?

– На самом простом, – хмыкнула Кристина. – Мой отец не ведает, что творит. Он совсем потерял разум.

– Значит, ты хочешь признать его недееспособным?

– Это как? – нахмурилась девушка.

– Другими словами, ты собираешься заявить, что твой отец психически нездоров и красотка воспользовалась его болезненным состоянием для заключения брака?

– Э-э, нет! – возразила Кристина. – Нужно будет доказать, что мой отец сумасшедший?

– Примерно так, – кивнула головой Дубровская.

– Это исключено! – взвилась посетительница. – Профессор Каменев – ученый с мировым именем. Объявить его душевнобольным значит поставить крест на его карьере!

– Тогда, боюсь, я не понимаю, чего ты от меня хочешь, – сказала Дубровская. – Если твой отец абсолютно нормален, то вопрос о том, все ли благополучно в его семье, он должен решать самостоятельно.

– Значит, замкнутый круг получается? – горестно вздохнула Кристина.

– Значит, твой отец влюбился, – подвела черту адвокат. – Поверь, в его возрасте такое случается со многими. Седина в бороду – бес в ребро. Тут уж ничего не поделаешь.

«Ну уж нет! – думала Кристина, возвращаясь в тот вечер домой. – Я буду бороться. Капля камень точит. Вот сегодня и начнем»…

– Папа, твоя новая жена тебя использует, – заявила она, глядя отцу прямо в глаза. – Она никогда не любила тебя. Каждое ее слово – притворство.

Профессор задумчиво посмотрел на нее и покачал головой.

– Нет, милая. Ника – светлый человек. Конечно, она много моложе меня, но ведь как говорят? Любви все возрасты покорны.

– Она не любит тебя, – настойчиво повторила Кристина.

– А вот она утверждает, что любит. Кто из вас прав?

– Конечно, я! – воскликнула девушка. – Мне от тебя ничего не надо. В моей любви нет корысти.

– Так ведь и у нее нет! Ну, что от меня можно получить?

– Квартиру, деньги, красивые вещи, само положение жены великого ученого, – выпалила Кристина.

– Ох, милая! – вздохнул профессор. – Ты все преувеличиваешь. Я вовсе не Эйнштейн, и мои заслуги перед наукой весьма скромны. Что касается квартиры, это такая мелочь!

– Не такая уж и мелочь, по нынешним временам. Пять комнат плюс лаборатория на верхнем этаже, – уточнила Кристина.

– Да хоть бы и так!

– А загородная дача с приусадебным участком?

– Просто огород!

– А твои гонорары?

– Я что, когда-нибудь их считал? Копейки!

– Поездки за границу?

– Ну нужно же куда-нибудь ездить!

Кристина исчерпала свои доводы, а старый профессор стоял, как крепость. Он был настолько порядочен сам, что заподозрить в нечестности кого-то из близких было выше его сил. Слова дочери повисали в воздухе, не касаясь даже краешка его сознания. Самому Каменеву порой казалось, что он стал жертвой чудовищного заговора. Все вокруг как сговорились рассказывать ему гадости про его молодую жену, милую девочку, любящую его всем сердцем.

– Она же не виновата, что родилась такой красивой, – говорил он.

– Но она же на сорок лет тебя моложе! – кричала дочь. – Она – моя ровесница.

– Ну, что ты, дорогая! Она выглядит намного старше.

– Папа, я не шучу!

– Я тоже, – улыбался старый профессор. – Значит, если бы вместо нее была старая, некрасивая женщина с радикулитом и повышенным давлением, ты была бы довольна?

– Я была бы спокойнее за тебя!

– Значит, успокойся. Я в хороших руках…

Глава 6

– Ну, как прошел визит к психологу? – поинтересовалась мачеха, когда Кристина вернулась домой.

– Отлично, – буркнула девушка, не желая вступать в разговоры с Никой. Но отвязаться от нее было делом непростым, тем более что безутешная вдова находилась сейчас в прекрасном расположении духа и была не прочь поболтать «за жизнь».

На подоконнике в кухне сидела ее подруга самого разухабистого вида и курила в форточку. У Ники в руках тоже была сигарета.

– О! Вспомнила анекдот, – сказала она, выбрасывая окурок в окошко. – «Четвертый час ночи. Психолог уже битых три часа консультирует своего клиента по вопросам семьи и брака. Психолог: «А вы про самоубийство не думали?» Пациент: «Да нет, доктор, что вы!» Психолог: «А вы подумайте, подумайте!»

Женщины расхохотались.

– Нет, я серьезно! – сказала Ника. – Думаешь, психологом быть сложно? Это и я могу! – Она уселась на подоконник и закатила глаза к потолку. – Главные методы психолога – это молчание и кивание. Пациент говорит, а он слушает. И это уже девяносто пять процентов его работы. Поэтому нужно научиться молчать с умным видом…

Она изобразила на своем лице некоторое подобие работы мысли. Между соболиными бровями пролегла тоненькая морщинка. Тем не менее получилось уморительно, и подруга снова прыснула.

– …во время того, как пациент раскрывает перед психологом душу, последнему не следует икать, сморкаться или ковырять в носу, – войдя в роль, наставляла Ника. – Лучше всего постукивать костяшками пальцев по столешнице или обмахиваться газеткой. Да! Еще хорошо кивать. Тогда пациент думает, что психолог с ним согласен. Только это делать нужно к месту, не то отвалится голова.

– Не думаю, что тебе удастся роль психолога, – заметила Кристина, наливая себе чай. – Недостаточно только кивать и кривляться, нужно иногда говорить умные вещи.

Последнее было сказано для того, чтобы уязвить мачеху, но Ника за словом в карман не полезла.

– О, это проще простого! Нужно только научиться повторять за пациентом то, что он только что сказал. Итак, попробуем…

– У меня есть сильное желание дать своему любовнику по физиономии! – нашлась подружка.

– Вы испытываете потребность применить физическую силу! – с умным видом заявила Ника.

– Я ненавижу, когда он сравнивает меня со своими бывшими девицами, – продолжила гостья.

– Вы не любите слышать критические замечания в свой адрес, – перефразировала Ника, для солидности напялив на кончик носа солнечные очки.

– Ну а диагноз? – усмехнулась Кристина. – Если все так просто?

Мачеха только пожала плечами.

– Проще пареной репы, – изрекла она, припоминая новый анекдот. – «У психиатра давно были?» – «Никогда не был». – «Это плохо. Что, и в психиатрической больнице не лечились?» – «Нет, не лечился». – «Значит, не лечились?» – «Нет. Не лечился». – «В последний раз спрашиваю, лечились или нет?» – «Вы что, доктор, надо мной издеваетесь? Я же и по морде съездить могу. В последний раз повторяю, что в никакой психбольнице я не лечился». – «Оно и видно. Нервишки у вас ни к черту!»

Подруга опять рассмеялась.

– Вот и вся наука! Ты зря теряешь время, – подвела черту Ника, обращаясь к падчерице. – Ладно хоть, что этот аферист не берет с тебя денег.

Кристина промолчала. Она не хотела признаваться в том, что ей понравилось беседовать с Левицким. Хотя, может, ей пришелся по душе сам доктор? Кто знает…

В следующий раз Кристина пришла на прием строго в назначенное время и уже не пыталась возражать, когда доктор предложил ей занять место на кушетке.

– Я думаю, что вы еще стесняетесь меня и не можете расслабиться. Представьте, что вы в комнате одна, а я – это только хорошо знакомый торшер, который стоит в углу и ничуть вас не тревожит. Не будете же вы смущаться какого-то там светильника!

Кристина кивнула головой.

– Итак, Ника… – проговорила она. – Новая жена моего отца…

…Ника прочно обосновалась в их доме. Там, где еще вчера висела одежда Наины, появились модные платья, смелые топы, роскошные шубки молодой жены профессора. Научные трактаты по физике потеснили женские романы и журналы мод, а нутро комода до отказа заполнилось косметикой. Как ни странно, старого ученого эти перемены только радовали.

– Такое чувство, что в эту квартиру вселился дух молодости и веселья, – говорил он, выуживая из-под подушки кружевной бюстгальтер. – Кто бы мог подумать, что эта сугубо утилитарная вещь может быть такой красивой? – восхищался он.

Еще бы, Наина, добрая мать семейства, предпочитала удобное нижнее белье. Она следила за его чистотой, но не предполагала, что его внешний вид имеет для профессора какое-нибудь значение.

Кристина только зубами скрипела, стараясь унять бешенство. Раньше она спокойно относилась к тому, что в просторной квартире родителей занимала самую маленькую комнату. Но теперь, когда новая хозяйка въехала в апартаменты, которые некогда занимала ее мать, она почувствовала искреннее негодование. В семье профессора вопросы о материальных ценностях на повестке дня никогда не стояли, поскольку самому ученому мужу они были неинтересны. Дочь, наслаждаясь поэзией Серебряного века, также не утруждала себя жизненной прозой. Но теперь все изменилось, и Кристина ощутила непреодолимую потребность считать квадратные метры и киловатт-часы, а заодно рубли из зарплаты профессора. Денежная река, которая раньше питала холодильник и гардероб всей семьи, вдруг начала стремительно мелеть. Но так было только на первый взгляд. Как потом поняла девушка, течение просто изменило свое направление, устремляясь теперь в модные бутики и салоны красоты.

– Ну, не мелочись, дорогая, – говорил Кристине профессор. – Ника молодая, и ей хочется хорошо выглядеть. В конце концов, это она делает для меня. Если тебе понадобится обновка, просто попроси у нее денег. Она не откажет.

– Ты хочешь сказать, что всеми деньгами распоряжается Ника? – остолбенела от неожиданности дочь.

– Странно, что это тебя удивляет. Когда-то это делала твоя мама.

– Но мама – это мама! – восклицала Кристина.

Как всегда, в самый неожиданный момент на пороге комнаты возникала молодая жена. Она подкрадывалась мягко, как кошка, неслышно ступая отороченными мехом домашними туфлями.

– В чем дело? – говорила она, гипнотизируя падчерицу взглядом.

– Пустяки, милая, – беззаботно отмахивался профессор. – Небольшие денежные проблемы.

Ника нежно обнимала старика за плечи.

– Тебе не нужно об этом думать, дорогой, – нежно ворковала она. – Ты столько работаешь, совсем не щадишь себя. Все эти вопросы мы утрясем с дочкой сами, без твоего участия.

– Нет уж! Давай говорить при папе, – возразила Кристина. – Мне нужны деньги на новое пальто. Потрудись-ка отсчитать мне нужное количество денег.

Ника вопросительно уставилась на профессора.

– Вот видишь, голубушка, – усмехнулся он. – Проблема не стоит и выеденного яйца. Подумаешь, это всего лишь пальто!

Молодая жена на это смотрела несколько иначе.

– Сколько тебе нужно? – спросила она, а узнав ответ, только покачала головой. – Недопустимое расточительство! Я не понимаю, зачем тебе итальянская модель из последней коллекции, когда в нашем магазине на углу такое же пальто, только еще и утепленное, продается в пять раз дешевле?

– Действительно, зачем? – вопрошал не разбирающийся в женских хитростях профессор. – Главное, чтобы было тепло!

– Золотые слова! – соглашалась супруга.

– А зачем тебе полушубок из стриженой норки длиною до пупа? – отвечала Кристина. – Не боишься застудиться?

Ника театрально закатывала глаза.

– Конечно, было бы разумнее купить шубу до пола, но я забочусь о семейном бюджете и не могу позволить себе такие траты!

– Что такое! – негодовал профессор. – Завтра же купи себе длинную шубу. Не хватало еще, чтобы ты заболела.

– Ну, если ты настаиваешь… – томно тянула красотка.

– Я запрещаю тебе экономить!

– Ну, как скажешь. Разве я могу тебя ослушаться?

– Верно. Ты – ангел!

После этой фразы Кристина чувствовала себя монстром, желающим придушить посланницу небес. Она поражалась слепоте профессора, не замечающего хитрый огонек в глазах бесовки. От ее неискренних, приторных выражений у нормального человека давно бы разыгрался диабет. Но ученый, выслушивая все эти «котик», «птенчик», «пусик», только умилялся. Еще бы, жена так его любит!

… – Вы полагаете, ваш отец действительно полюбил Нику? – спросил Левицкий. Его голос звучал издалека, откуда-то сзади, и, казалось, действительно принадлежал торшеру.

Кристина поморщилась:

– Нет, это невозможно. Она порочная, лживая, расчетливая, настоящее исчадие ада. Таких не любят. Это было умопомрачение.

– Ну а положительные качества у нее есть?

– Нет, – прозвучало категорично.

– Но что-то же зацепило вашего отца?

– Я догадываюсь что, – пренебрежительно усмехнулась пациентка. – Это ее груди, вываливающиеся из выреза платья, и длинные ноги.

– Значит, можно назвать вашу мачеху красивой, – констатировал Левицкий.

– Я этого не говорила!

– Тогда назовем ее некрасивой?

– Я этого тоже не говорила, – произнесла Кристина и смутилась. – О черт! Конечно, она красива, но мне так сложно быть объективной…

– От вас этого никто и не требует, – отозвался доктор. – Но кое-что вы уже произнесли сами. Вы необъективны к своей мачехе.

– Да плевать я на нее хотела! – воскликнула пациентка. – Что она сделала для меня, чтобы я подбирала для нее выражения?

– Поставим вопрос по-другому. Что она сделала для вашего отца?

– Ни-че-го! Она отправила его на тот свет.

– Она отравила его?

– Нет, конечно!