Женщина без имени Мартин Чарльз

– Вас это волнует?

Она отвернулась от меня, скрестила руки на груди и заговорила, глядя вдаль:

– Когда я только начинала, я подписала несколько контрактов, не прочитав того, что было написано мелким шрифтом. Я просто была счастлива очутиться перед камерой. Как оказалось, продюсеры тоже были счастливы, вот только сниматься я должна была практически без одежды. – Кейти пожала плечами. – Теперь или, вернее, до недавнего времени я умела говорить: «Укажите степень обнаженности». И это помогло мне избежать многих неудобных моментов. Я понимаю, как это должно звучать. Ты, возможно, видел мои фильмы и думаешь: «Но я видел, как вы снимаете одежду и разгуливаете по экрану в чем мать родила…»

Я поднял руку, останавливая ее.

– Я не был в кино более десяти лет, и я не могу сказать наверняка, видел ли я хотя бы один ваш фильм.

После паузы она сказала только:

– В самом деле?

– Ничего личного. У меня нет телевизора, поэтому…

Кейти поджала губы, ее верхняя губа выдавалась над нижней. Одна бровь взлетела вверх, она что-то подсчитывала.

– Так вот, возвращаясь к вопросу о доверии…

– Это ваше право.

– Значит, мне не следует доверять тебе дальше той точки, в которой мы сейчас?

– А в какой мы «точке»?

– Неловкости больше нет.

Я почесал бороду.

– Возможно, вы правы.

Она покачала головой.

– То есть, ты говоришь, что ты нехороший человек и я не могу тебе доверять. – Ее голова слегка наклонилась к плечу. Она меня проверяла. – Ты хочешь, чтобы я думала именно так?

– По моему опыту, доверие возникает со временем, а его у нас было немного. Поэтому давайте…

Она мотнула головой.

– Однажды я прожила два года с мужчиной, который, как я думала, станет отцом моих детей. Но как-то раз я прилетела со съемок раньше и выяснила, что он пытается стать отцом детей моего менеджера. – Обе ее брови поднялись. Кейти указала на мой блокнот. – Ты спрашиваешь, доверяю ли я тебе? Ты тихонько пишешь в своем блокноте, пока я хожу вокруг тебя и говорю. Несколько месяцев назад фирма, которая занимается моей рекламой, в своей бесконечной мудрости наняла этого… – Кейти пальцами обозначила в воздухе кавычки, – «писателя». Я могла бы рассказать ему мою историю, он мог бы ее записать, и весь мир стал бы любить меня больше, и мы могли бы просить более высокий гонорар, чтобы мои агенты могли зарабатывать больше денег. В общем, они сказали мне, что все проверили, что этот парень написал много историй и что я могу доверять ему. Он был симпатичным. Фирма спешила напечатать историю, и он хотел начать немедленно. Мне сказали, чтобы я не беспокоилась о контракте писателя, что юристы все проверили, что он не сомневается: у нас все отлично получится. Сказали, что я могу доверять ему. Дали мне его… – снова жест, обозначающий кавычки, – «слово». И я доверила ему некоторые мои секреты. – Кейти пожала плечами. – Не все. Да и не секреты вовсе, если быть честной. Как бы там ни было, – она снова показала в воздухе кавычки, – мой «биограф»…

Я прервал ее.

– Вы говорите о том парне с татуировками и черным лаком на ногтях, которого я встретил в городе?

Кейти коротко кивнула.

– Коварный Дики.

– Вам понравился этот парень?

Не ответив мне, она продолжала:

– Он задавал мне множество вопросов в течение нескольких недель, показывал мне наброски. Расспрашивал о детстве, о котором я никогда не говорила, и это все знали. Я и ему ничего не сказала. Но благодаря папарацци у него и так было достаточно материала для работы. Моя команда менеджеров почувствовала, что это будет моим шансом рассказать правду.

Я рассказала ему, как катилась по наклонной плоскости и сумела скрывать это долгие годы. Но потом мой вес стал падать. В газетах появились вопросы, которые породили слухи. Врач прописал мне что-то, чтобы снять стресс, убрать круги под глазами.

Таблетка там, недосыпание здесь. Лекарства почти от всего. Когда боль меня одолевала, я сдавалась, открывала пузырек. Вскоре я ела таблетки как леденцы. Пришлось отменить шоу, на которые уже были проданы билеты.

Я обратилась в центр для тех, кто страдает от внутреннего выгорания. Мои люди хранили тайну. Счет на сто шестьдесят тысяч, и я вернулась на сцену, сильнее, чем прежде. Кто-то где-то присудил мне еще одну премию. Снова свет софитов. Еще один фильм. Снова я номер один. А потом эта биография, которая должна была рассказать, как я через все это прошла.

И вот мой… – Кейти подняла вверх обе руки, чтобы обозначить кавычки, – «биограф» записал весь материал на диктофон и отправился переносить его на бумагу. Но вместо того чтобы прислать мне черновик для ознакомления, он продал мою историю тому, кто дал больше денег. Так как он никогда не подписывал контракт, мы не могли его остановить. На те вопросы, на которые я ему не ответила, он написал ответы сам, изменив текст и многие факты. К тому моменту, когда он закончил, я выглядела совсем другим человеком, не той, кого я вижу в зеркале. А он не знал обо мне самого плохого. – Пальцем Кейти машинально коснулась шрама на запястье, потом провела рукой по ссадине на шее. Ее глаза встретились с моими. – По моему опыту, «время» не имеет ничего общего с доверием и не доказывает, что человеку можно доверять.

– Тогда на вашем месте я бы мне не доверял.

– Но я хочу.

– Так доверяйте.

– Но ты же только что сказал «не доверяйте».

– О’кей, не доверяйте.

Долгая пауза.

– Разве ты не хочешь, чтобы люди тебе доверяли?

– Вы учились делать это во время актерской игры?

– Что?

– Вот такие паузы. Это была «многозначительная» пауза.

– Камера делает со временем странные вещи. Я четко ощущаю время.

Я покачал головой:

– Вот поэтому я и живу здесь, а вы и Стеди – это единственные два человека, которые знают о моем существовании.

– У тебя есть семья?

– Я о ней не знаю.

– Что же ты знаешь?

– Я знаю, как ловить рыбу.

Кейти не колебалась ни секунды.

– Ты меня научишь?

– Вы хотите научиться?

– Я хочу научиться многим вещам, которых я никогда не делала.

– Вы никогда не ловили рыбу?

Она покачала головой.

– В самом деле, ни разу в жизни?

– Нет.

Я попытался переварить это и произнес вслух:

– Это все равно что сказать: «Я никогда раньше не дышала».

– Итак… – Кейти вложила свою руку в мою.

– Я обычно провожу в лодке долгие часы. Часто от рассвета до заката. И единственная ванная комната – на корме. Там все открыто. Никакого уединения.

– Я не возражаю.

– Это так важно для вас?

– Да.

– О’кей.

Она подержала мою руку еще немного.

– Прежде чем мы отправимся, скажи мне одну вещь о себе.

– Почему вам нужно это знать?

– А что в этом плохого? Только одну вещь. Я хочу спросить… – Она махнула рукой в сторону домика и «Эвинруда». – Как ты можешь все это выносить? Мы оба знаем, что ты не отшельник. Не тот, кто обрек себя на покаяние и молитвы. И я уверена, что твое имя не Санди.

Молодец. Быстро разобралась.

– Я занимался производством. У меня была компания. Сделал ее акционерным обществом. Продал, когда акции стояли высоко. Получил неплохой доход. Теперь я ловлю рыбу.

Ей пришлось отпустить мою руку.

– И прячешься.

Я кивнул:

– Да, и это тоже.

– И как твое имя?

– Я бы предпочел его не называть.

– По крайней мере, ты честен.

– Я же сказал, что не стану вам лгать.

– Самое трудное – это заставить тебя говорить. – Она постучала ногтем по передним зубам.

Кейти рассматривала меня. Да-да, прохаживалась по мне взглядом вверх и вниз. Она сказала:

– Тебе трудно быть рядом со мной? Я хочу сказать… – Она пробежалась кончиками пальцев по изгибам своей фигуры.

Я покачал головой:

– Нет, не очень.

– Значит, если я буду загорать без купальника, ты не будешь против?

Я закусил нижнюю губу:

– Я, вероятно, буду ловить рыбу, пока вы будете это делать.

Кейти пожала плечами:

– Ты не считаешь меня красивой?

– Я старался об этом не думать.

– Почему?

– Потому что Стеди попросил меня позаботиться о вас, а не…

Кейти кивнула с полуулыбкой:

– Тебе незачем мне льстить. Чтобы так выглядеть, мне пришлось потратить много денег.

– Правда?

Она указала на свой подбородок, потом на свой нос, на глаза и наконец на грудь.

– Ну…

Кейти хихикнула:

– Ты краснеешь.

– Послушайте, у меня не слишком большой опыт по женской части.

– Ты гей?

– Нет, я просто хотел сказать, что редко ходил на свидания.

– Когда ты последний раз ходил на свидание?

– Лет одиннадцать назад.

– Ты был женат?

Я покачал головой.

Кейти подняла бровь. Она быстро соображала.

– А ты вообще был с девушкой?

– Что значит «был»?

– Ну, ты знаешь… «был».

Я покачал головой.

– Сколько тебе лет?

– За сорок.

Ее недоумение было трудно скрыть.

– Ты уже едешь с ярмарки и ни разу не спал с женщиной?

Я не ответил.

Кейти подбоченилась.

– Брось! Ты говоришь правду? Я думала, что к твоему возрасту каждый переспал с кем-то или со многими.

– Я так и не смог найти ту единственную…

– Последний романтик. О тебе следовало бы снять фильм. – Кейти отвернулась, ее мозг работал со страшной скоростью. – Если бы я еще была жива, я бы стала режиссером, и с твоим цветом лица и волосами островитянина билеты разлетелись бы как горячие пирожки.

– Вы надо мной смеетесь, верно?

– Нет. Я серьезно. Я хочу сказать, что ты… ненормальный. Не думаю, что мне приходилось хотя бы раз встречаться с мужчиной, который не был с женщиной и не хочет быть со мной.

Я молчал. Кейти села.

– Думаю, тебе будет не слишком весело, если я буду загорать нагишом. – Она закусила уголок губы, втянула воздух через зубы. – Ты уверен, что ты не гей? То есть я не против, если ты…

– Абсолютно уверен.

– Откуда ты знаешь?

Я с улыбкой отвернулся.

– Просто знаю, и всё.

Кейти рассмеялась.

– Ты покраснел. – Одна ее рука все еще упиралась в бедро. – Сколько же ты успел увидеть на моем балконе и на корме моей лодки?

– У меня другое было на уме.

– Ага, но ты все же видел меня. Ты же человек, верно?

– Угу.

– Так сколько?

– Достаточно.

Она швырнула в меня карандаш.

– А я-то все время думала, что ты похож на Стеди.

Я смотрел на восток, через мангровые заросли, в сторону Майами. Пауза.

– Я ни капельки не похож на Стеди.

Кейти подошла ближе. Такой разговорчивой она еще никогда не была. И только что она нарушила необозначенное, но сознательно соблюдаемое мое личное пространство.

– Что ты хочешь сказать?

– Не прошло ни одного дня, чтобы я не хотел быть таким, как он.

– Как это?

Я помолчал. Постарался подобрать слова.

– Он ясно видит. – Я распахнул дверь с москитной сеткой. – Я за эти несколько дней говорил с вами больше, чем с любым другим человеком, кроме Стеди, за последние десять лет.

Кейти сделала еще шаг.

– Почему?

– Не хотел.

Она ответила кивком. Долгий многозначительный взгляд.

– Тогда… спасибо тебе за этот дар.

Пока мир искал Кейти, скорбел и пытался осознать ее смерть, Стеди вернулся в Майами, а я учил голливудского идола с персональной звездой на бульваре, как насаживать наживку на крючок, как забрасывать спиннинг, как читать по поверхности воды, как соединить направляющее устройство с леской и как протирать руки кусочками лайма, чтобы убрать запах рыбы.

Но это не был Эдем. Случались и трудности. Но преодолимые. Просто неожиданные. В первое утро, когда солнце только появилось над макушками деревьев, я предложил Кейти удочку и живую креветку. Та все еще дергалась. Кейти закусила верхнюю губу.

– Я что, должна насадить это ужасное вонючее существо вот на этот крючок?

Я обдумал вопрос.

– Нет. – Я снова протянул ей удочку. – Но, если вы хотите поймать рыбу, это поможет.

Она скрипнула зубами, насадила наживку, и мы удили в молчании. Нам было легко друг с другом. Мы не разговаривали. Не заполняли воздух нервной болтовней. Кейти не чувствовала потребности выдавать мне свое резюме с подробностями завоевания ею других миров, а я не засыпал ее вопросами о том, каково это быть ею. Мы сидели в тишине на краю мира, где Эверглейдс растекается островами, забрасывали удочки в течение и позволяли ветвям мангровых деревьев обнимать нас, даря тень и уют.

Уголком глаза мы наблюдали друг за другом. Нам было комфортно, но мы не требовали утешения. Если Кейти говорила, то делала это мимоходом, пыталась не оправдаться, а понять, найти смысл.

Я слушал. Это я всегда умел. Стеди говорит, что океан – это грудь Господа. Если так, то Он кормил нас, спрятавшихся в этой глуши.

И с каждым проходящим моментом тишины, с каждым наживленным крючком, с каждой пойманной рыбой, с каждым непроизнесенным словом в тщательно выстроенной, просчитанной, крепкой и непробиваемой стене начали появляться трещины.