Миниатюрист Бёртон Джесси

– А сейчас он настоящий джентльмен. Только это не всегда идет ему на пользу.

– Что ты хочешь этим сказать?

Корнелия пропускает вопрос мимо ушей.

– Он целый месяц не разговаривал. Только слушал и слушал, как мы говорим по-голландски. А я все разглядывала его кожу, черную, как кофейные зерна… как полированное дерево. Вы тоже разглядываете, – добавляет она немного смущенно.

– Я – нет. – Эта откровенная ложь повисает между ними, пока Корнелия от нее не отмахивается, очень уж хочется завершить свою мысль.

– А в копну его курчавых черных волос дамы, которые к нам тогда еще приходили, сажали своих певчих птиц, как в гнездо. Теперь понимаете, почему Марин вашего Пибо терпеть не может? – В ее голосе слышится даже некоторая жесткость.

Снова повисает молчание. Набережная на удивление тиха. Коричневатая вода у берега покрылась коркой льда. Воображение Неллы рисует черного подростка, на голове у него сидит певчая птица, а женские пальцы перебирают его вьющиеся волосы.

– А почему дамы больше не приходят?

Корнелия ее не слышит. Она вдруг останавливается в сильном волнении перед кондитерской, на вывеске нарисованы две сахарные головы и написано имя хозяина – Арно Мааквреде.

– Пойдемте. – Она хватает Неллу за руку и тащит внутрь.

В лицо Нелле ударяет горячая сладкая волна. В глубине маячит тучный человек средних лет, красный и потный от жара из печи. Заметив посетительниц, он закатывает глаза.

– О, да ты не одна!

Появляется хозяйка одних лет с Корнелией, в аккуратной шапочке и при этом вся обсыпанная мукой и сахарной пудрой. При виде хорошей знакомой ее усталое лицо оживляется.

– Кого я вижу! Где ты пропадала?

Женщина передвигается в облаке корицы и мускатного ореха. Нелла ждет, когда ее представят. Пригласив посетительниц за угловой столик, самое прохладное место, женщина вывешивает табличку «Закрыто».

– Ради всего святого, что ты делаешь? – спрашивает ее мужчина.

– Ах, Арно. Всего пять минут. Пожалуйста. – Парочка обменивается взглядами, после чего он принимается сердито громыхать кастрюлями на печи, а она поворачивается к гостям. – Сегодня у нас медовые соты, а потом еще марципаны. Так что ему сейчас не до вас.

– Значит, потом будет свободней, – говорит Корнелия несколько озабоченно.

Хозяйка в ответ кивает:

– Ну да. Но раз уж вы здесь, надо поговорить.

Нелла озирается вокруг: блестят начищенный деревянный пол и надраенный прилавок, выставленные в витрине кондитерские изделия манят, как вожделенные подарки, завернутые в подарочную бумагу разных расцветок – от алого и темно-синего до травянисто-зеленого и нежно-белого. Видя округлившиеся глаза Неллы, женщина улыбается. Корнелия посылает ей вопросительный взгляд, и та, ответив легким кивком, приглашает гостью все осмотреть.

Нелла послушно обходит кондитерскую, рассматривая вблизи вафли и сдобы, коричные и шоколадные сиропы, апельсинные и лимонные пирожные, фруктовые завитушки с пряностями. Она прислушивается к беседе двух женщин, но те намеренно понизили голоса.

– …его жена…

– Вот уж неожиданно, да?

Следует пауза.

– Ты, главное, сохраняй бдительность, – шепчет хозяйка. – В доках…

– …для того и затевали, чтобы не думать о бдительности…

Арно теперь грохочет железными подносами, откуда он извлекает непослушные медовые соты. За Неллой следят две пары глаз. В глазах хозяйки вроде бы сквозит сочувствие.

– Попробуйте, – радушно обращается она к гостье и подает ей с прилавка что-то рифленое в упаковке. Нелла разворачивает бумажку и видит поджаренный пончик, посыпанный сахарной пудрой и корицей.

– Благодарю. – Она подходит к Арно, якобы заинтересовавшись тем, как он поддает жару в печи, а на самом деле страстно желая услышать продолжение женского разговора.

– …да все та же история, – голос Корнелии у нее за спиной.

– А он все это терпит?

– …а теперь еще эта партия сахара, ну? Она же от него не отстанет.

– А что ты можешь, Нелия? Делай свое дело и тихо молись, опустив голову и заткнув уши, как они нас учат.

Нелия. Кто она, эта женщина, способная превратить боевую девку в слабое, беспомощное создание?

– Я и так стараюсь ничего не слышать.

– Могу себе представить.

– Ханна, если бы я могла…

– Читай молитвы, моя дорогая. И без мужчин как-нибудь справимся. Так ты говоришь, разворошили улей?

Нелла оборачивается и видит, как Ханна передает Корнелии какой-то пакет.

– Мне надо идти, – спохватывается служанка. – Марин нездоровится.

– А что с ней?

Корнелия хмурится.

– Да жалуется, что пропал аппетит… – Женщины обмениваются многозначительными взглядами. – А еще госпоже Нелле кое-что нужно на Калверстраат.

Ханна пожимает руку служанке.

– Пни ногой дверь, – говорит она, – а моя пятиминутка закончилась. Я должна помогать Арно.

Когда они выходят на улицу, Нелла спрашивает:

– Кто эта Ханна? И почему надо непременно пнуть дверь?

Но Корнелия ушла в себя и даже помрачнела, как будто разговор с Ханной выпустил злого зверя, который сидел в ней на привязи.

– А какой дом на Калверстраат? – напоследок спросила хозяйка.

– Знак солнца.

– Всего хорошего, мадам.

Калверстраат оказалась длинной деловой улицей, заполненной лавками, вдали от канала. Здесь торгуют не телятиной или говядиной, а конским навозом, так что в воздухе стоит характерный запах, и здесь же граверные мастерские, галантерея, аптеки, красильни. Нелла замечает, что Корнелия сделалась совсем мрачной.

– Что с тобой? – спрашивает она.

– Ничего.

Нужную табличку они находят довольно быстро. Выгравированное на камне маленькое солнце вставлено в кирпичную кладку и ярко золотится в тусклом октябрьском свете, как небесное тело, спустившееся на землю. Позолоченные каменные лучи постреливают во все стороны из сияющей орбиты. Табличка расположена высоко, а Нелле так хочется ее потрогать. Вокруг солнца выгравирован девиз: «Для человека все – игрушка».

– Он же всегда ребенок, – соглашается Корнелия. – Что-то я давно не слышала этой поговорки. – Она озирается, словно чего-то ищет. Нелла постучала в маленькую и какую-то незаметную дверь в предвкушении, что сейчас увидит миниатюриста собственной персоной.

Ни ответа ни привета. Корнелия начинает притоптывать от холода.

– Мадам, никого ж нет дома.

– Подожди. – Нелла снова стучит. На улицу выходят четыре окна. Кажется, в одном из них мелькнул силуэт, но она в этом не уверена.

– Эй, кто-нибудь! – Снова не дождавшись ответа, она просовывает под дверь свое письмо вместе с векселем.

И понимает, что осталась одна. Оглянувшись, она успевает заметить мелькнувший подол платья. И как тогда, в Старой церкви, ее охватывает озноб, ощущение разливающегося света. Мир стал ярче, прохладнее, покойнее.

– Корнелия? – Ее охватывает беспокойство, и вдруг она узнает в толпе ту самую русоволосую женщину, что сидела в церкви. Точно! Может, она шла за ними по пятам… – Корнелия? – Нелла доходит до улочки, по которой убежала служанка, и останавливается, не зная, то ли догонять ее, то ли последовать за женщиной с волосами, в которые, кажется, вплетены золотые нити. Поколебавшись, устремляется в темный переулок и вскоре обнаруживает Корнелию, дрожащую, с искаженным лицом, перед широкой дверью. И вдруг, ни с того ни с сего, служанка ударяет по ней кулаком.

– Что ты тут делаешь? – испуганно спрашивает Нелла.

– Я прихожу сюда, чтобы напомнить себе, какая я везучая, – отвечает Корнелия.

И убегает в сторону Калверстраат, а Нелла, почувствовав, как по телу пробежал холодок, хватается за дверь, чтобы совладать с собой. Над архитравом табличка, изображающая голубка, окруженного детьми в черном и красном – цвета Амстердама. А ниже грустные стихи с такой же грустной рифмой:

  • В этой жизни нам достались одни ошметки.
  • Подайте сколько можете бедной сиротке.

Ночью, лежа в постели, Нелла думает об Отто с невольничьего судна, о Корнелии из сиротского приюта, о Лийк, этой осе в женском платье. Вспоминает обнаруженную любовную записку, и болезненный щипок, за этим последовавший, и грубоватую любезность, с какой Марин вручила ей «Список Смита». А еще в полутьме воображение рисует пучок золотистых волос и особенные глаза блондинки в церкви, которая, видит бог, промелькнула в толпе на Калверстраат. Уже засыпая, она видит, как Йохан за столом покручивает серебряное блюдо, обратив взор к потолку с ложной перспективой, к несуществующим небесам. Ее ночные кошмары обрывает короткий пронзительный визг, чем-то напоминающий собачий.

С колотящимся сердцем она стоит на пороге. В лунном свете мерцают на стенах зайцы и протухшие гранаты, наследие хозяйки дома. Перешептывания, шаги, хлопанье дверей. Дом словно ожил. Но вот снова воцаряется бархатистая тишина, Нелла возвращается в кровать и, не в силах уснуть, разглядывает «дом» в углу и ждет, ждет чего-то.

Посягательства

Прошла неделя. Корнелия в подсобке шинкует здоровые кочаны капусты.

– Проголодалась? – спрашивает она Неллу, стоящую под лестницей в компании с Дханой. В последние дни они почти не разговаривали. Признание служанки, что она из сиротского приюта, поразило обеих немотой. Возможно, Корнелия решила, что сболтнула лишнее, но сказанного не воротишь, а Неллу одолевают вопросы: в каком возрасте ее забрали в приют, что случилось с ее отцом и матерью, была ли там с ней Ханна, и можно ли считать это везеньем, если, вместо того чтобы выйти замуж, она с утра до вечера горбатится в чужом доме, убирает, шинкует, печет пироги?

– Как собака, – простодушно признается Нелла. Ох уж эта селедка, эти гиблые попытки самосовершенствования! На прошлой неделе Марин в своем рвении устроила им три аскетичных ужина – селедка с черствым хлебом. А еще Нелла слышала, как ее золовку несколько раз рвало в тазик и Корнелия что-то говорила шепотом и давала ей освежающий мятный чай, дабы наладить работу желудка.

Видимо, это у нее на нервной почве в связи с предстоящей сахарной сделкой, на которой она так настаивала. Сегодня к ним должны прийти Лийк ван Кампен и Ганс Меерманс, и Нелла с любопытством наблюдает за поведением золовки. А слуги сбились с ног, только и делают, что протирают, драят, моют, выбивают пыль из занавесок, взбивают подушки, можно подумать, что дом вконец запущен и требует радикальных перемен, нового облика, недостижимой гармонии. Столовые приборы уже сияют, фаянс и китайский фарфор поблескивают боками, жемчуга в инкрустациях переливаются, а сальные свечи убраны с глаз долой. Ужин обещает быть на славу: зимний ассортимент, щедро сдобренный восточными лакомствами, которые Йохан привез из дальних стран.

Выздоровевшая Марин в пышном черном платье, волосы перехвачены белой кружевной лентой, благоухающая духами, прохаживается по гостиной с суровым видом, теребя псалтырь своими длинными пальцами. Стоя на пороге кухни, Нелла хорошо слышит ее твердую широкую поступь, размеренную, как движения маятника. Йохана пока нет, и Нелла остро ощущает его отсутствие, как и Марин, беспокойно вышагивающая по натертому полу. Он периодически исчезает из дома, сославшись на дела, но почему-то мысли Неллы вращаются вокруг таверны, где подают воздушное картофельное пюре, и что же это за дела, требующие столь частых отлучек? Он так до сих пор и не удостоил своим вниманием супружеское ложе, хотя она оставляет дверь в спальню открытой, и если она лежит без сна, то компанию ей составляет только кукольный дом в углу. Вглядываясь в пустые комнатки, она задается вопросом, дошла ли ее записка до миниатюриста.

– Вот. – Корнелия протягивает ей тарелку. – Съешьте пончик. Только что поджарила.

Нелла поливает его горячим маслом с сахаром и корицей из глиняного кувшина. Пончик превосходный, с хрустящей корочкой и нежной начинкой. Настоящее лакомство. К черту Марин с ее селедкой. Ей хочется остаться здесь навсегда.

– А что вам передала Ханна в кондитерской? – спрашивает она служанку.

Корнелия не спешит с ответом, рука на миг зависла над капустным кочаном, прежде чем опуститься на ядреный зеленый вилок. Она испытующе смотрит на Неллу, но та выдерживает взгляд синих глаз с радужкой в черном обрамлении.

– То, что вы едите, – тихо говорит Корнелия.

– Да? И что же это?

Несколько секунд они молча глядят друг на дружку, но вот на губах Корнелии появляется улыбка, точно треснул панцирь, и из-под него повеяло теплом, готовым растопить лед. Даже от вилка капусты, кажется, исходит зеленое сияние в отблесках открытой печи.

– Сахарная пудра Арно, лучше не бывает. Только никому не говорите.

Неллу всю распирает. Жизнь Корнелии не ограничена стенами дома, она знает город как свои пять пальцев, и быть посвященной в ее секреты, заслужить ее доверие, иметь свои тайны от Марин – ах, такой радости она не испытывала со дня приезда!

– Корнелия, почему ты назвала Лийк осой?

Вдруг что-то кардинально меняется в атмосфере. Пончик растаял у нее во рту, оставив на зубах липкий осадок. Корнелия перебирает края тарелки. В глаза бросаются вызывающая краснота ее кожи и белизна пальцев от бесконечного мытья рук с мылом. В кухню входят Резеки и Дхана в поисках еды.

– Так. – Корнелия вытирает потный лоб. – К капусте нужен соус.

Она встает. Для Неллы это сигнал, что пора подниматься к себе и ждать возвращения мужа.

* * *

Лийк и Ганс появляются уже в сумерках, а Йохана все нет. Вымытые слугой окна мигают в темноте, ловя отражение двух десятков горящих свечей в прихожей, чей медовый аромат смешивается с острыми запахами уксуса и щелока. Канделябры с их изогнутыми серебряными линиями похожи на боевые щиты из света, одновременно заманивающие гостей и держащие их на расстоянии.

Если Лийк и оценила усилия по благоустройству дома, то от комментариев она, во всяком случае, воздержалась. Она вплывает в прихожую, демонстрируя безукоризненную осанку. Женщины молча делают друг другу книксен, и тишину заполняет шуршание широких юбок до пола. Марин протягивает руку Гансу Меермансу, а Нелла и Лийк пристально наблюдают за тем, как их пальцы соединяются и как его золотое кольцо выигрышно смотрится на фоне ее бледной кожи. Кажется, что время остановилось. Лийк даже задержала дыхание. Только огни мерцают.

– Господин, – произносит хозяйка первое слово.

– Здравствуйте, Марин.

– Прошу вас, проходите. – Развернувшись, она ведет их в гостиную.

– Ваш негр дома? – интересуется Лийк, но Марин делает вид, что не слышала вопроса.

На них столько всего надето, что у женщин уходит несколько минут, чтобы рассесться у камелька.

– Сядьте рядом со мной, – приглашает Лийк, и Нелла подчиняется, чувствуя себя нелепо в широченном платье цвета шафрана. – Вы похожи на золотую монету!

Это дурацкое сравнение, брошенное в воздух наподобие описанного предмета, падает на пол с таким же звоном. Нелла вспыхивает.

– А где Йохан? – спрашивает Меерманс.

– Он скоро будет, – отвечает Марин. – Задержался на работе.

Лийк переглядывается с мужем. Меерманс встает и подходит к двум окнам с видом на канал.

– Мы так устали, – говорит Лийк заговорщицким тоном.

– Да? Отчего же, мадам ван Кампен?

– Ах, Марин, называйте меня Лийк. Мы ведь знакомы уже десять лет. Ха-ха!

Этот короткий смешок заставляет Неллу вздрогнуть.

– Лийк, – послушно соглашается Марин.

– Да всякие торжества. Одних свадеб столько. Вы знали, что Корнелис де Бур женился на Аннетье Диркманс?

– Кто? – переспрашивает Марин. Нелла бросает взгляд на Меерманса. Тот прочно застыл у окна, демонстрируя им свою спину.

Лийк выпячивает нижнюю губу.

– Все одно и то же, – говорит она то ли игриво, то ли с подколкой, непонятно кого имея в виду. – Я люблю свадьбы, – продолжает она. – А вы нет?

В глазах сквозит живой интерес, но Нелла и Марин отмалчиваются.

– Свадьба – это же… – Она намеренно недоговаривает, проверяя реакцию аудитории. За ее светской болтовней что-то кроется, но на вкус не определишь. Если стряпня Корнелии богата оттенками, то здесь доминирует что-то одно. Лийк разглядывает руки Марин, неподвижно лежащие на коленях, словно высеченные на каменной гробнице.

Они сидят молча, лишь потрескивает огонь да изредка поскрипывают добротные кожаные сапоги Меерманса, в нетерпении переминающегося с ноги на ногу. Он успел переместиться к камину.

– Где же Йохан? – не выдерживает Лийк. – Он сказал, что нас ждет сюрприз.

– Какой сюрприз? – насторожилась Марин.

– Наверно, мой «дом», – спешит успокоить ее Нелла.

– Он купил вам дом? – У Лийк загораются глаза. – Где же? Охотничий домик? Мы тоже собираемся купить неподалеку…

– Марин, – неожиданно подает голос Меерманс. – Ну что, скоро он там?

Женщины вздрагивают. Нелле слышатся в этом отголоски невыясненных отношений, невысказанных слов, и у нее сводит желудок.

– Я бы не возражала против стакана рейнского, – говорит Лийк, прежде чем Марин успевает ответить Гансу. Она встает, подходит вплотную к сидящей Нелле и накрывает ладонью ее руку, лежащую на коленях, а та смотрит на это, не веря своим глазам. – Расскажите мне про ваш дом, Нелла. Я должна знать.

Из кухни повеяло запахами стряпни: каплуном в соусе из мускатного ореха и розмарина, голубем с петрушкой и имбирем. Нелла встает и отступает на шаг.

– Я принесу рейнского.

– Не надо, я схожу, – останавливает ее Марин. – А вы тут поговорите.

Не дожидаясь возражений, она выходит из гостиной, призывая к себе Отто.

* * *

Лийк глядит ей вслед, откинувшись на спинку стула.

– Бедняжка, – восклицает она и повторяет: – Бедняжка.

– Нет, – останавливает жену Меерманс.

– Ну-ну. – Лийк с озабоченным лицом и полуулыбкой поворачивается к Нелле. – Наши мужья, Петронелла, когда-то были хорошими друзьями. Однажды в Северном море их захватил небывалый шторм…

– Простите?

– Им было по двадцать два года, и они вместе плавали на судах Ост-Индской компании. Йохан наверняка вам про это рассказывал?

– Да… конечно.

– А потом они пересекли экватор и как-то проскочили карибскую штилевую полосу из-за сильного северо-восточного ветра, гнавшего корабль вперед.

– Лийк…

– Йохан был такой горячий! Городские стены не могли удержать его на одном месте. – Следует короткая пауза. – И сейчас не могут.

Меерманс снова отходит к окну, провожаемый ястребиным взором супруги.

– После мыса Доброй Надежды, – продолжает Лийк, – наши мужья отправились в Бенгалию и Батавию. Йохан рассказывал вам про Батавию?

– Нет…

– Он продал свои акции и учетверил то, с чем туда приехал. Можно сказать, денежки сами перетекли в его карманы, и домой он вернулся с собственной командой.

– Я не…

Лийк прикладывает палец к губам, в этом есть что-то агрессивное, и Нелла вспоминает, что уже видела этот жест в гильдии серебряных дел мастеров.

– Кто-то же, сказал он, должен пополнять городскую казну. Я хочу видеть песчаные пляжи и морских гадов. Я хочу слышать, как трепещут паруса, поймавшие попутный ветер!

Этот голос гипнотизирует Неллу. Она жаждет информации, пусть даже к неудовольствию Ганса. Сейчас, будь на то воля рассказчицы, она узнает о своем муже много интересного.

– Одним словом, после этих путешествий у них уже был свой капитал.

– И капитал Марин, – вставил Меерманс.

– Фу, какие глупости.

– Да нет, Лийк. После смерти родителей половина принадлежала ей…

– У Марин как не было денег в пятнадцать лет, так и сейчас нет, – оборвала его жена.

Меерманс тяжелой поступью выходит из комнаты, через несколько секунд она обрывается в передней. Наверно, думает Нелла, сел на стул, чтобы побыть в тишине и отдохнуть – вот только от чего, не совсем понятно. Лийк едва ли не единственная из ее новых знакомых, кто любит вспоминать прошлое. Все прочие амстердамцы устремлены в будущее, чего-то все время строят на этих болотах, грозящих в один прекрасный день их поглотить.

В гостиной повисла тишина. После ухода мужа Лийк, кажется, занервничала. Передернув плечами, она снимает с юбки воображаемую пылинку.

– Мужчины… им бы только путешествовать! – Она подается вперед, растягивая губы в улыбке. – Она кормит вас на ужин селедкой?

– Ну почему же…

– В этом и состоит ее бунт: только селедка на ужин и самые простые черные платья. Пока весь мир гуляет, Марин постится. Она не желает тратить деньги. Тратить легко, зарабатывать трудно. Ей нравится сама идея. Она нездорова, – вдруг выпаливает Лийк, словно испугавшись, что не успеет сообщить эту важную информацию. Лицо стало серьезным. – По-моему, она глубоко несчастна.

Нелла вспомнила дорогие книги в комнате Марин, полки с чучелами животных, лампу с птичьими крыльями и женской грудью, когда-то плывшую по морям-океанам. И впервые подумала, не принесла ли та любовная записка ее золовке больше огорчений, чем радости.

– Но почему она глубоко несчастна? – задается вопросом Лийк после паузы. – Какой дом он для нее построил! Многие бы удавились за такой дом – хотя, видит бог, я не завистлива.

Нелла поеживается. Смотрит она на Лийк, но думает о Меермансе, о загадочном выражении его гладкого лица, когда он взял протянутую руку Марин.

Юноша из Бермондси

Ужин, несмотря на острый голод Неллы и кулинарные таланты Корнелии, превращается в настоящее испытание. Все сидят за столом, накрытым белой с пушком камчатной скатертью, но говорит одна Лийк – о великолепных проповедях и набожности пастора Пелликорна, о мелких воришках, которым отрубают руки в тюрьме «Расфуйс», сама видела, когда они выходили на свободу. Когда до нее наконец доходит, о каком «доме» говорила Нелла, она забрасывает Йохана вопросами и, сгорая от любопытства, спрашивает, нельзя ли ей после ужина «глянуть хоть одним глазком». А Марин все больше замыкается в себе, украдкой посматривая на захмелевшего брата.

Йохан, небритый, с серебрящейся щетиной на загорелом лице и остекленевшими глазами, пока еще держится. Уставившись в тарелку, он тычет вилкой в кусочки голубиного мяса в имбирном соусе. Лийк ведет себя с ним неподобающим образом, и ее муж пережевывает спаржу с плохо скрытым бешенством.

Но вот гости одолели сливовый пирог с жирным кремом, трапеза подошла к концу, и то, ради чего они сюда пришли, – деньги, сахар, бизнес – становится неизбежным.

Марин откашливается, но Йохан ее опережает.

– Спасибо, что пришли, – говорит он. Лийк не сводит с него глаз. Он расправляет широкие плечи, и Нелла в очередной раз убеждается в его физической мощи, в тяжести его рук. – Что ж, давайте поговорим о наших насущных делах. Не о прошлых и не о будущих.

– Йохан, – тихо выговаривает ему сестра. Не потому ли, что, кроме прошлого, у нее больше ничего нет?

– С нами Бог, – убежденно говорит Лийк. – И он напоминает нам о том, что неумеренность – это грех.

Йохан встречается с ней ничего не выражающим взглядом, прежде чем обратиться к ее мужу:

– Ганс, у меня есть корабли и связи на материке, а у тебя есть сахар.

– Да, – смущенно соглашается Ганс.

Нелла изучает Марин, которая на удивление спокойно воспринимает эту горючую смесь из набожности и коммерции. Но тут раздается стук в дверь, заставляющий ее подскочить на стуле.

Меж тем стук не смолкает, и все переглядываются.

– Как будто к нам рвется дьявол, – говорит Лийк, и Марин поджимает губы.

– Я открою, – говорит Нелла, чтобы только улизнуть из комнаты хоть на несколько минут. Она встает под молчаливыми взглядами. Йохан жену не останавливает, ее поведение кажется ему забавным. Как все-таки здесь жарко, слишком много горящих свечей и слишком мало свежего воздуха. – А вы, Марин, развлекайте гостей.

Она выходит, не дожидаясь возражений. Руки сами тянутся к парадной двери. Она отодвигает засовы, поворачивает ключ в замке, открывает дверь.

На пороге, широко расставив ноги, стоит молодой человек немногим старше ее. Она даже задохнулась. Высоченный красавец с непослушной копной темных волос, бледное, словно высеченное скульптором необыкновенное лицо. Он улыбается ей. Одет он модно, но невпопад, манжеты великолепного кожаного пальто почти прикрывают кисти длинных рук. Новенькие сапоги из коричневого шевро плотно облегают икры. Из распахнутого воротника рубашки выглядывает треугольничек кожи в веснушках, и они как бы довершают портрет человеческого несовершенства. Нелла держится за косяк, и ей хочется верить, что в своем выигрышном платье она производит на него не меньшее впечатление, чем он на нее, о чем молодой человек и сам отлично знает.

– Доставка для Неллы Оортман.

Откуда ни возьмись появляется Резеки, и стоит незнакомцу присесть, чтобы ее погладить, как она начинает на него лаять. Нелла вздрагивает, у молодого человека необычный акцент: бесцветный, невыразительный. По-голландски он говорит хорошо, но язык для него явно неродной. Нелла опускает взгляд на его руки: в них ничего нет.

– Вообще-то для доставки пользуются черным ходом. Или кухней за углом.

Молодой человек снова одаривает ее улыбкой.

– Ну конечно. Как я мог забыть! – Он смеется, а Нелла откровенно пялится на, пожалуй, даже отталкивающую красоту. Хочется потрогать это лицо, чтобы потом его оттолкнуть. Почувствовав, что кто-то стоит у нее за спиной, она оборачивается. Йохан, подсвеченный сзади целой россыпью свечей, становится между ней и молодым человеком.

– Что вам здесь нужно? – Он ногой отпихивает собаку обратно в дом. Уже никаких признаков опьянения, голос тихий, сдавленный. Он перешел почти на шепот, к чему бы это?

Молодой человек с безразличным видом сунул руки в карманы, но видно, как он напрягся и свел ноги вместе.

– Доставка товара, – отвечает он.

– Для кого товар?

– Для Неллы Оортман, – парень тщательно выговаривает ее имя, выдерживая тяжелый взгляд. Йохан складывает руки на груди.

– Расскажите что-нибудь более правдоподобное.

Молодой человек извлекает из кармана объемистый пакет. Из-за плеча мужа Нелла сумела разглядеть рисунок чернилами: знак солнца.

– Для меня? – удивленно спрашивает она.

Парень переминается с ноги на ногу, потом взъерошивает шевелюру. Нелла протягивает руку, но тот стоит в замешательстве, поглядывая на Йохана.

– Вы откуда? – спрашивает она. – С Калверстраат?

Муж кладет руку ей на плечо, настолько тяжелую, что, кажется, под этим гнетом она сейчас осядет на землю.

– Петронелла, не разговаривай с ним.

Как странно. Так к ней обращается только Марин. Ей это не нравится. Это звучит как попрек и попытка контроля.

А у молодого человека ее слова вызывают смех.

– Вообще-то я из Лондона. Район Бермондси. – Отвесив поклон, он прикладывается к ее руке. От его губ, сухих и мягких, у нее пробегает дрожь по телу. Бермондси. Такое чувство, словно ее поцеловал святой в кожаном пальто. А рядом дышит Йохан. Нелла забирает посылку и прижимает ее к себе.

– Джек Филипс, – представляется молодой человек. – Иногда я работаю на ОИК, иногда на себя. В качестве посыльного. Но когда-то я был актером в Лондоне.

Резеки рявкает в темное небо, и к ним возвращается эхо, отразившись от домов напротив. Джек Филипс отступает на шаг, но не уходит.

– Кто вам заплатил? – спрашивает его Йохан.

– Никто. – Джек помолчал. – Мне платят за доставку, вопросов я не задаю. – Он отступает еще на шаг.

– Кто? – в голосе мужа Нелле слышатся нотки паники.

– Да вы не беспокойтесь. – Отвесив Нелле поклон, Джек спускается с крыльца и уходит неторопливой походкой, а эти двое молча глядят ему вслед.

Они возвращаются в дом. На лестнице, ведущей в кухню, их поджидает Отто.

– Кто это был, господин?

– Никто, – следует ответ. Отто согласно кивает.

– Супруг мой, – говорит Нелла. – Если вы будете обсуждать тему сахара, я могу вас покинуть?

Страницы: «« 23456789 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Егор, наследник князей Урганских, всегда носил кольцо с печатью в виде волка-оборотня. Не догадывалс...
Граф Ижицын преподнес супруге розового ангела из сердолика в знак любви. Но подаренное им счастье ок...
В своем постижении боевых искусств Брюс Ли старался отыскать ту первозданную простоту и целостность,...
Новая книга Антона Шаганова, известного рыболова-практика и автора рыболовных книг, посвящена сетям,...
Книга представляет собой сборник авторских настроев-аффирмаций на разные случаи жизни. Постоянно раб...
Представленные в книге игры помогут взрослым обеспечить ребенку правильное и полноценное развитие.Кн...