Торговцы жизнью Басов Николай
— Это дело, — обрадовался кто-то из солдатиков. Только сейчас стало ясно, как давили на психику этих ребят предупреждения про невидимого противника и все, что было известно об Антоне.
— Кстати, — отозвался Ростик, продолжая свои мысли, — об Антоне ничего?
— Его лечат, — спокойно проговорил капитан. — Жизнь его вне опасности, хотя… Загадок много. И главное, не ясно, что же произошло. Так, — он явно не собирался продолжать невыигрышную тему, — старшина, пушки устанавливать тебе.
— Сколько их? — снова подал голос Квадратный.
— Пять спаренных для начала.
— Не много.
— Ну, пока и противника не видно. И боеприпасов для них не очень много, так что пять, по-моему, в самый раз будет. — Потом он повернулся к Ростику:
— Давай, лейтенант, рассказывай, что у вас тут творится? Что за корабли мимо плавают и как вам удается от целой армады пурпурных убежать?
В сокращенном виде всю историю Ростик пересказал ребятам еще вчера. Но когда стал рассказывать ее подробно и с комментариями, все вокруг подались вперед, словно он глаголал о вещах, имеющих жизненное значение для каждого. «А может, — подумал он мельком, когда закончил, — так и есть?»
— Понятно, — потер подбородок капитан. — Значит, говоришь, змеев они ставят со своего кораблика и те тащат их так, что никакой парус не сравнится?
— Ну, может, паруса на корабле тоже есть, — отозвался Ким, — мы таких подробностей не видели, все-таки далеко было.
— Сколько?
— Мне показалось, километров за двести еще оставалось.
— В самом деле — многовато. Ты вот что, Гринев, нарисуй, что думаешь об этом корабле и об этих змеях. Я передам нашим теоретикам, пусть поразмыслят об управляемом высотном воздушном змее. Пусть подумают, — добавил он задумчиво. — Выгоды такого изобретения уж очень велики — дальние походы, географические открытия, торговля.
Эдик, который тоже пару раз порывался высказаться, на этот раз вклинился в паузу:
— А может, сделать корабль с удлиненной палубой, как авианосец?
— Зачем? — удивился Ким.
— Чтобы разбегаться. И тогда змей будет взлетать как миленький. Прямо строй корабль и плыви.
— Дело не в разбеге, — отозвался Пестель. — А в управлении. Я не инженер, и то мне ясно, что нужно как-то так взнуздывать змеев, чтобы они создавали разные усилия и по-разному прилагали к кораблю вектора своей тяги.
Ким дожевал последний из украденных у Винторука корешков и провозгласил:
— Я думаю — ерунда все эти дальние походы. Соседние порты и географию нужно определять с воздуха. И быстрее, и безопаснее, и вообще — мы сразу предстанем перед возможным партнером культурной, высокоразвитой нацией. Все-таки на гравилетах ходим.
Это вызвало улыбки и довольно шумный обмен мнениями. Кое-кто из наименее любопытных стал расходиться. Ростик воспользовался паузой и доложил капитану о названии Блесхума, а затем и о том, что он думает о множестве народов, населяющих прибрежные районы.
— Почему ты так решил? — спросил его Эдик.
— Понимаешь, если бы тебе нужно было навестить всего лишь дваров, ты бы не стал снаряжать целый корабль, ты бы, как Ким говорит, смотался туда-сюда и сразу получил товар. А целый рейдер — а это был именно рейдер — тебе нужен как перевалочная база и укрепленная крепость только в том случае, если у тебя запланировано несколько таких визитов. Несколько — как минимум. А может быть, он вообще как челнок туда-сюда бегает. Но это уже догадки.
— Логично, — согласился капитан. — Мы в Белом доме о том же сегодня толковали. Только вот какая штука…
Теперь все доели, посуду забрали дежурные по столовой. Отдав свою пустую миску и кружку симпатичной девушке, имя которой Ростик никак не мог запомнить, хотя видел ее каждый день по нескольку раз, Дондик продолжил:
— У нас очень мало топлива для гравилетов.
— Как так? — поразился Ким. — Было же.
— Мы тоже думали, что его вдоволь, но оно почему-то быстро кончается. Нужно думать, чем его заменить.
Пестель потер виски, он выглядел чуть более усталым, чем остальные.
— Так ведь можно сделать анализ топлива, которое у нас еще имеется. Пары кубиков хватит, чтобы…
— Делали и анализ, и даже пробовали имитировать его, — отозвался Дондик. — Основа органическая, очень сложная, некоторые компоненты вообще неизвестны, поэтому пока ничего не получается.
— А как его пытались имитировать? — спросил Ким. Было заметно, что возможный отказ от полетов именно сейчас, когда у него кое-что стало налаживаться, когда он стал ощущать себя нормальным летуном, поразил его.
— Пробуют вар, густой деготь, добавляют древесный уголь, что-то еще, что есть в нормальном топливе…. Котлы дымят, дают едва ли четверть нормальной мощности и поднять гравилет не могут.
— Что же делать? — спросил Ким.
«Удивительно, — подумал Ростик, — он ищет взглядом поддержки не у него, друга детства, а у бакумура. Может, эти полеты он рассматривает как дело, касающееся их двоих?»
Никто ему не ответил. Винторук посидел еще мгновение, потом поднялся и ушел. На его место тут же сел Эдик. Ростик осмотрелся, теперь около них топталось не больше десятка самых любопытных или, скорее, самых стойких. Остальные разбрелись, их слишком отвлеченные разговоры не интересовали.
— Ладно, с этим — все. — Капитан осмотрелся, потом с чувством, с каким обычно достают гостинец детям, достал из полевой офицерской сумки, с которой не расставался, небольшой лист бумаги. — Теперь о главном.
Ростик узнал цвет бумаги, которую видел на заводе, кажется, на столе у Поликарпа. Это оказались чертежи, причем сделаны они были так интересно, что неопытному взгляду Ростика показались просто переплетением прямых и кривых линий. И лишь потом среди всего этого хаоса стали проступать какие-то знакомые детали, и наконец Ростик осознал, что понимает чертеж.
Это был корабль, настоящий корабль, почти привычный, очень похожий на те парусники, которые отец развесил почти на всех стенах их дома, только сзади у него, на корме, было изображено огромное колесо. Вроде того, которым мог похвастаться «двухтрубный гигант» из «Волги-Волги».
В центре этого строения находилось что-то, что Ростик сразу даже не признал. И потом, подумав, понял, что не признает никогда — слишком это было не похоже на все, что он видел до сих пор.
— Значит, так, — начал объяснять Дондик, — бумаги, как сказал Эдик, мало. Поэтому ребята с завода постарались уложить в один чертеж все изделие. Это они так назвали — изделие. По сути, тут все понятно.
— Только не очень ясно, что внутри, — отозвался Ким.
— Это паровая машина. На запасных путях вагоноремонтного завода, согласно распоряжению… — Дондик деланно закашлялся. — В общем, кому нужно, тот и распорядился, чтобы паровозы пока не разбирались, а хранились в законсервированном состоянии.
— В Боловске? — удивленно спросил Эдик.
— По всей России. На крайний случай, когда и с электричеством могут возникнуть проблемы, — пояснил Квадратный.
— А, для войны… — протянул Эдик.
Его такое открытие слегка ошеломило степенью доверия к нему. Кажется, он не сознавал, что оказался за тридевять космосов от того места, где это, в общем, неглупое решение было принято.
— Именно, — жестко отрезал Дондик. — Предполагается снять одну из этих паровых машин, вместе с котлом, разумеется, установить на корабль, имеющий, как вы можете видеть, стальной каркас, но деревянный корпус, и мы получим…
— Элементарный пароход, — с некоторым даже разочарованием отозвался кто-то сзади. Рост оглянулся. Это был Казаринов.
— Именно, — подтвердил капитан Дондик. — Соберем каркас, сложим корпус, срубим колесо, и получится пароход.
Идея была довольно дельная, вот только… Ростик и сам не мог бы объяснить, в чем дело, но что-то в ней смущало. Он огляделся и увидел, что так же думают и другие ребята, кроме, кажется, Эдика. Тому просто понравилась идея, и он вовсе не хотел от нее отказываться.
— Мореходные качества этого парохода, как меня убедили инженеры, не важны. Море тут не является главным нашим противником. Главным противником, фигурально выражаясь, можно назвать расстояние. А это значит, что к прочностным характеристикам судна и его надежности следует предъявить особые требования. Но мне сказали, что паровая машина даже средних наших локомотивов вполне справится с нагрузкой.
— Нет, — отчетливо, даже отчетливей, чем хотелось бы, отозвался Казаринов.
— Почему? — удивился Эдик.
— Ну, сделаем, установим, опробуем — это все возможно. Но, в конце концов, топить-то этот пароход придется хворостом, всякой дрянью из леса. — Казаринов помолчал, еще раз в тусклом свете очень подробно облазил взглядом весь чертеж, чуть не размазывая его линии носом. — Определенно, шиш получится, не пойдет машина. — Он поднял голову и очень серьезно, даже трагически осмотрел всех, кто его слушал. — У нас тут нет ни антрацита, ни кардиффа. С таким же успехом можно топить соломой. А следовательно, колесо даст нам еще меньше скорости, чем парус.
— Ну зачем вы так, Казаринов? — спросил капитан. — Ведь вы же не моряк, вы всего лишь…
— Я железнодорожный инженер, капитан, то есть эксперт по паровым машинам. И характеристики этих локомотивов знаю так, как вам не снилось. Эти локомотивы у нас уже лет тридцать не рассчитаны на дровяную топку, только на уголь. И переделке практически не подлежат. Кроме того…
— А если все-таки переделать? — спросил Эдик.
— Как ни переделывай, нужен источник тепла с более высокими теплотворными характеристиками, или следует отставить затею парохода. — Казаринов стал еще более печальным, чем минуту назад. — Я вон тоже — песок кварцевый нашел, практически готовое стекло, а без энергии даже и докладывать не решился.
Почему-то последний. аргумент оказался убедительней остальных. Дондик проговорил скорее по инерции, чем с сознанием правоты:
— Все равно следовало доложить, инженер… — Потом он опомнился, провел рукой по подбородку, похоже, у него появилась такая привычка, — Да, вы правы, угля тут нет, не та геология. Но, может быть…
— Что может пригодиться? Что может заменить ваш антрацит или… как его там? — спросил Ростик.
Идея парохода ему тоже понравилась, он не мог не оценить преимущества, которые давал такой инструмент в познании Полдневья.
— Кардифф — на нем, и только на нем, ходили корабли, почитай, всего мира, когда они вообще ходили на угле… Чем его можно заменить? Не знаю. Во время пароходных гонок по Миссисипи в прошлом веке на решающих рывках топили сальными окороками, но это решение тоже не подходит… Так что не знаю, что можно тут посоветовать. Механика едина для всей Вселенной. Никто перебороть этого не в состоянии, — отозвался Казаринов и вдруг зевнул. — Понимаете, в этих науках действуют объективные законы природы, и никакими распоряжениями Председателя Боловска или даже Генерального секретаря сдвинуть их с места не удастся. Может, кто поумнее меня — придумает. А я — пас. И даю самый неблагоприятный прогноз на эту затею.
— Но Поликарп Грузинов… — начал было Эдик, но Казаринов его оборвал:
— Поликарп на заводе проработал всего несколько дней, а я — более десяти лет. И моей специальностью являлась именно наладка паровозов, анализ состояния машин, понимание всех их характеристик. Особенно — выходной мощности и КПД по отношению к топливным функциям.
Казаринов аккуратно положил лист на стол перед Дондиком и всеми, кто за ним сидел, повернулся и пошел к лестнице. Его комната находилась на третьем этаже, практически под крышей. Днем это было мучительно, каменная крыша слишком нагревалась, но по ночам она веяла прохладой, и ради этого можно было мириться с жарой, тем более что в светлое время суток инженеру все равно приходилось работать за городом.
Казаринов шел, и по его спине было видно, он не верил, что в этом случае можно хоть что-то придумать. Он полагал, что только он знает свою механику. Почему-то эта слепая вера в собственный авторитет зацепила Ростика, он почувствовал, что непременно попробует что-то придумать, именно потому, что придумать, по словам эксперта, было невозможно.
17
Утром следующего дня Ростик выяснил, что самое интересное дело, как ни странно, выпало Эдику. Он приволок из города два акваланга, штук пять баллонов и очень простой ручной компрессор.
— Откуда у тебя такое богатство? — спросил Ким, которого Эдиковы штучки тоже заинтересовали.
— Нашли на спасательной станции у пруда. Там и третий акваланг оказался, но он неисправен, Поликарп взялся его чинить… Тоже скоро приедет, наверное.
Чтобы понимать Эдика, иногда нужно было крепко расширять свое понятие о правильности русского языка. Особенно в плане связности и логики сообщения. Но вообще-то главная проблема заключалась не в этом.
— А зачем они? Что ты с ними собираешься делать?
— Председателю доложили, что тут дно местами разрисовано чем-то желтым, вот и решили проверить. А вдруг?
Осознав, что продолжения не будет, Ростик конкретизировал:
— Что — вдруг?
— Ну, вдруг там что-то есть?
Ким кивнул:
— Непременно что-то есть. Ну, ладно. Рост, пойдем на байдарке или на «Калоше»?
Байдаркой в просторечии называли узкую лодочку, которую Тюкальник срубил под длинный ряд гребцов. А название «Калоша», конечно, закрепилось за той посудиной, на которую они пытались взгромоздить антигравитационный котел и с которой этот металлический шар с остальным оборудованием так бесславно пришлось снимать.
— На «Калоше» будет удобнее.
— Только вот что, — веско сказал Эдик. — Под воду придется ходить парами. И пара должна оставаться в лодке. Так что — нужен еще один человек.
— Давай Винторука возьмем, он здорово помпу крутить сможет.
— Не помпу, а компрессор, — поправил его из-за маски Эдик.
Ростик приглядывался к нему. По всему получалось, что журналист изрядно умел обращаться с этими причиндалами.
— Винторука взять можно — нам до этих квадратов грести километров семь, а то и больше, — отозвался Ростик. — Но одного его мало. Нужна человеческая пара, чтобы, в случае чего…
— Понял, — согласился Ким. — Пойду Пестеля соблазню морской фауной.
Пока пилот ходил в последнее жилое здание у порта, откуда начинались уже склады, где Пестель и устроил себе лабораторию, Ростик с журналистом проверили гидрокостюмы. Они выглядели очень большими, пузырились на коленях и локтях, а изнутри издавали странный запах — не то чужого пота, не то протухшей ряски.
— А зачем они?
— Под водой будет так холодно, что… — Эдик подумал, потом решительно заговорил:
— Но вообще-то не это главное. Запомни, мы не знаем, как тут протекает кессонка — слышал про такое заболевание?
— Слышал, — кивнул Ростик.
— И барокамеры тут нет, так что вытаскивать тебя оттуда — запаришься, пока получится, а может, и вообще не получится. Так что первым условием будет — находиться под водой можно только тридцать минут. С погружением и подъемом. И ни полуминутой больше. Из расчета двадцатиметровой глубины.
— Ну, здесь глубины гораздо меньше, так что…
— Никаких — «меньше». За ошибки в этих хитростях нам придется платить жизнями, — процедил Эдик. Вид у него был злой, растрепанный, и чувствовал он себя не слишком уверенно. Может, потому, что все, что он говорил, отдавало тупой перестраховкой.
— Послушай, мы же не туристы, идем туда не для развлечения… — начал было и Ким, который, как оказалось, уже возвращался и все слышал издалека.
— Я обещал, что удержу вас от глупостей, — наконец не выдержал Эдик.
— Кому обещал? — удивился Ростик.
— Рымолову.
— Мы ему не скажем.
— Нет. У меня приказ считаться старшим, пока вы не научитесь. — Эдик сделал странное глотательное движение. — И я намерен…
Ростик посмотрел на него с жалостью. Понятно, что с ним происходило. Они были гораздо опытнее его, они воевали с насекомыми, дрались с пурпурными, шлялись по Полдневью, и вдруг Эдик должен ими командовать. Он был не просто смущен, он был подавлен такой ответственностью. Но честно пытался выполнить начальственное распоряжение.
Ростик посмотрел на ребят, которые с выражением той же мучительной жалости поглядывали на журналиста. Наконец он решился:
— Хорошо, сделаем, как ты скажешь.
Потом они отправились в море. Грести можно было с двух банок. На передней сидел бакумур. Ему было удобно работать сразу на два весла, на узкой скамье это получалось легче. Тем более там и упор для ног больше подходил для его роста. На второй банке поработали Ким с Эдиком, потом Рост с Пестелем попробовали показать класс.
Через пару часов они оказались примерно на том месте, где сверху уже должны были начаться желтые донные поля. Но перед тем как натянуть прорезиненные костюмы, Ростик выпрямился во весь рост и осмотрелся.
Гладь воды во все стороны простиралась бесконечно. И это была именно гладь — воду не морщила ни одна складочка, ни одна волна. Даже не было привычной зыби — мерного поднимания и опускания широко заглаженных валов, которые остаются от бурь и которые на Земле всегда так или иначе появляются в море.
Далеко на западе туманной, темной полосой прорисовывался дварский берег. Почему-то Ростик был уверен, что он находился ближе, чем противоположный, восточный берег залива, который рисовался четко и ясно, как на китайской картинке тушью по шелку. Так получалось, вероятно, из-за тумана, который гулял над водой. На востоке при желании в бинокль можно было рассмотреть даже опушку леска и наиболее крупные, отдельно стоящие деревья. Но почему-то при все этой ясности восточный берег выглядел более опасным. Чем это можно было объяснить, Ростик не знал.
Почти привычно он сделал усилие и попытался представить, что их ждет на том, восточном, берегу. И хотя двары к ним тоже не питали чрезмерной любви, восток каким-то образом обещал гораздо большие неприятности.
Эдик поплескал костюмом в воде, легко напялил его на себя, приспособил акваланг, демонстративно укрепил часы на запястье, сполоснул и натянул маску на лоб, вделся в ласты. Да, он определенно делал это не раз в прошлом, Ростик даже не вполне поспевал за ним. Потом Эдик посмотрел на ребят, не спускающих с него внимательных глаз, перевел оценивающий прищур на Роста.
— Готов? — спросил Эдик. — И запомни, не будешь слушаться — отстраню.
— Да ладно тебе. — Ростика уже утомляла это придирчивость. — Тоже — нашел проблему! Разок окунуться и в песочке поковыряться.
После этого он повернулся спиной к близкой воде за бортом и вполне по-киношному опрокинулся назад.
Вода сначала показалась слишком соленой, ее вкус на губах слишком напоминал кровь. И ведь купался Ростик в море уже десятки раз за последние недели, а вот поди ж ты — аквалангистом он ощущал море как полный новичок.
Сначала ему, находясь под водой, трудно было правильно дышать — он сбивался, слишком пыхтел, а шум в ушах от каждого выдоха чуть не резал перепонки. Потом он догадался и сделал классическое глотание для декомпрессии, и сразу стало легче. Потом с борта к нему упал Эдик. Он именно упал, увлекая за собой массу воздуха, который тотчас разбился на клубящиеся шлейфы пузырьков. Потом они посмотрели друг на друга. Эдик кивнул и пошел вниз.
До дна было слишком близко. Всего-то метров десять, может, чуть больше. Но у дна ощущалось иное строение мира, собственно, тут был иной космос. Тихий, мягкий, медленный, но очень давящий. Ростик еще раз прочистил носоглотку, стало еще легче. И погнался за Эдиком.
Догнать его не составило труда, но выровнять дыхание потом было куда как непросто. Эдик посмотрел на спутника, покачал осуждающе головой и снова поплыл вперед как ленивая рыба — едва шевеля ластами, очень экономно помогая себе руками и все время оглядываясь по сторонам.
Ростик попробовал держаться так же. В общем, у него почти получилось. Только вот темно-синий занавес воды, казалось, висел слишком близко. За последний год с небольшим он как-то привык, что кроме тьмы ничто не мешает смотреть и видеть окружающее пространство на десятки, а то и сотни километров. А тут все было ограничено всего-то метрами двадцатью. Это каким-то образом заставляло постоянно вглядываться в неверную мглу чуть дольше, чем хотелось. Но поделать с собой что-либо было непросто. Наконец он и к этому привык. И снова, заторопившись, догнал Эдика.
Тот уже нашел небольшую лужицу однообразных ракушек — ярко-желтых на серовато-коричневом песке. Они все были полуоткрыты, и что-то внутри них плавно, беззлобно шевелилось. Когда тень от Эдика легла на крайние из них, створки чуть дрогнули, но ни одна не закрылась. Ростик ждал, как раковины отреагируют на его тень, но тени почему-то не было. Он поднял голову…
Так и есть, это была не Эдикова тень. Над ними, как гравилет необычной формы, в десятке метров нависала лодка. Их родная «Калоша», с ребятами, высунувшимися за борт. Ростику показалось, он даже различает лица.
Внезапно ему стало холодно. Странно, этого не было раньше. Наоборот, он еще пару минут назад подумал, что на этом мелководье вода прогревается, как на Земле в лиманах… Или что-то изменилось вокруг них?
Ростик крутанулся, посмотрел по сторонам. Ничего видно не было. Он пожалел, что они взяли с собой только ножи и никому не пришло в голову вооружиться хотя бы ружьем для подводной охоты. Что ни говори, а пара выстрелов им бы не помешала.
Холод исчез. Теперь Ростик не сомневался, их кто-то видел. Только что это значило — им предстояло узнать не сейчас. И может быть, даже не сегодня.
Ростик приказал себе успокоиться и опустился к Эдику. Тот почти без усилий парил над дном, разглядывая красные, розовые, синие кораллы. Полипы явно вытягивались в сторону желтых моллюсков, и несколько пустых раковин, нашедших могилу у основания известковых кустиков, не оставляли сомнения, кто из противостоящих организмов является добычей.
Но, с другой стороны, и кораллы что-то останавливало. Их было не так много, как могло быть, если бы они бесконтрольно жрали моллюсков.
Внезапно перед Ростиком, на расстоянии вытянутой руки, пролетел изрядный, с метр диаметром, почти круглый скат. Или это была манта? Ростик никогда не видел настоящих морских скатов и не знал, чем они отличаются от мант. Да и зачем, когда у них для этого был целый Пестель?
Но то, что гналось за скатом, оставить его в равнодушии не могло. Это была акула, настоящая акула, какой ее всегда изображали в книжках — острое рыло, косой усмехающийся рот, полный зубов, безжизненные глаза из темного стекла и великолепное, невероятно сильное тело.
Казалось, она не плыла, а ее несло, настолько легкими, незаметными движениями она перемещалась. Только после того, как акула растаяла в тумане сбоку, Ростик осознал, что это был на самом деле акуленыш, всего-то в полметра длиной. Но он уже охотился, он был хищником, способным расправиться с жертвой в несколько раз крупнее себя. «Интересно, а они тут большие вырастают?» — спросил себя Рост.
Внезапно Эдик довольно громко замычал и указал на что-то внизу. Ростик тут же дернулся вперед, но это привело лишь к тому, что он практически встал на голову. Палец Эдика, как оказалось, был нацелен на что-то, находящееся в раковине.
Ростик присмотрелся. Это было что-то чуть более темное, чем желтая, мягкая, очень нежная ткань моллюска. Это было что-то очень твердое и тяжелое, способное поблескивать, и неживое… Сомнений у Эдика больше не было.
Нимало не смущаясь, он вытянул пальцы и попытался схватить жемчужину. Створки мгновенно захлопнулись и сжали пальцы с такой силой, что Эдик, кажется, заорал. По крайней мере, вокруг его дыхательного загубника появилось облако пузырьков, которые сразу унеслись ввысь. Потом Эдик вытащил левой нож и одним ударом сковырнул раковину с камня. И уже потом принялся долбить ее, разрывать, разламывать, стараясь освободиться от немилосердной хватки.
Когда он все-таки справился с раковиной, пальцы его выглядели так, словно по ним проехал небольшой грузовик. Они посинели, полиловели, на коже остались отчетливые отпечатки зубчатых кромок раковин, но они сжимали довольно крупную, с ноготь большого пальца, неправильную горошину.
Ростик снова попытался осторожно, чтобы вызванное им движение воды не заставило желтые раковины захлопнуться, повиснуть вверх ногами. Трюк привел к успеху — в трех раковинах из трех, в которые он заглянул, находились почти такие же кругляшки.
Чтобы не пострадать попусту, Ростик вставил между створок рукоять ножа, достал жемчужину, а потом почти без труда выдернул свой нож, потому что полусферическое навершье и само чуть не выскакивало от усилий раковины. Потом рассмотрел добычу.
Горошины были тяжелые, даже очень, и совершенно ясно было, что это не жемчуг. В них ничего не было от перламутра, от красоты драгоценной первозданности. Скорее всего, они напоминали пули или шрапнелины, в каком качестве их вполне можно было использовать даже без обработки.
Внезапно Эдик тряхнул Ростика за плечо. Потом показал на часы и ткнул пальцем вверх. Рост кивнул и стал медленно подниматься следом за журналистом. Их первая ходка под воду окончилась.
В лодке воздух показался живительным, как поцелуй феи, но в целом все стало гораздо более тяжелым, чем в воде. Даже втащиться в «Калошу» Ростик сумел только с помощью Кима. А может, все дело было в том, что он не мог как следует уцепиться за борт лодки — мешали зажатые в кулаке шрапнелины.
Потом они стали обсуждать эти катышки. Хотя и обсуждать было, по сути, нечего. В свете яркого солнца, в привычном воздухе даже Эдик не сомневался, что ярко-желтые моллюски откладывали горошины из какого-то металла. Хотя что это был за металл и какова его ценность — еще предстояло выяснить.
Чтобы не терять времени, в акваланга влезли Пестель с Кимом, и они ушли под воду, шутливо переругиваясь с Эдиком, который опять пробовал их учить обращаться с часами. Но Ростик уже понимал, что по-своему журналист, конечно, прав. Он сам был тому свидетелем — как бесшумно, вкрадчиво и отвратительно незаметно течет время под водой, над самым дном, особенно когда не нужно слишком уж напрягаться и гнаться за Эдиком. Или там что-то происходит с сознанием, с мозгами в целом?
Вместе со своей порцией горошин Пестель притащил десятка три целых раковин в старой капроновой авоське. Он перевалил их через борт, как самую главную свою добычу. Ростик поинтересовался, когда у биолога из ушей вытекла вода:
— Зачем тебе ракушки?
— Если это действительно металл, то нам следует знать о жизни этих существ как можно больше. — Пестель кивнул на свою авоську.
— Пожалуй, — согласился Ким. Потом он посмотрел в бесконечную морскую даль на севере:
— Ну что, пойдем в море, где большие поля этой желтухи начинаются?
— Зачем? — удивился Пестель. — И так все понятно.
— Да, — кивнул Ростик. — Похоже, там то же, что и тут, только дольше тянется.
— Ну, тогда погребли к берегу? — с надеждой поинтересовался Пестель.
У него была добыча, которая требовала исследования. Ему уже не терпелось оказаться в своей лаборатории и приняться за какие-нибудь опыты.
Пестелю никто не ответил, все просто расселись на веслах и принялись работать, хотя уже и без прежнего энтузиазма. И разморило их, и есть что-то захотелось.
Пройдя треть пути, Эдик ни с того ни с сего заговорил о маске, питаемой помпой с борта лодки. Но никто тему не поддержал, и он почувствовал, что утрачивает свои позиции. Дело оказалось не очень хитрым и пока неопасным. Ростику даже стало жалко бывшего журналиста, потому что никто уже не сомневался, что через пару недель они все заткнут его за пояс и как пловцы, и как добытчики.
«Если не будет никаких сложностей», — подумал он, мерно наваливаясь на весла. А вот с этим не все было чисто, потому что Ростик ни на мгновение не забывал про чувство холода, обдавшее его на дне. Это непременно обещало неприятности, вопрос в том — насколько серьезные.
18
Ростик проснулся, словно его кто-то толкнул под бок. Он поднял голову, огляделся. Открытое, лишенное стекла окно выходило на набережную со статуей. В темноте нагромождение, поставленное над фонтаном, выглядело особенно странно, словно невиданные существа упражнялись тут в искусстве неведомых абстракций. «Да, собственно, так и было, вероятно. Или близко к тому», — решил Рост и почувствовал, что просыпается окончательно.
Над городом в тихом предутреннем воздухе проплыла перекличка часовых на стенах. Ростик просчитал направление криков, все посты были на местах, все казалось мирным и покойным. И все-таки он не сомневался, что разбудил его страх, опасение за что-то или кого-то.
И тогда он понял, Пестель остался один в своей лаборатории. А тут никто не должен оставаться в одиночку. И даже неизвестно почему, вполне возможно, что это до конца так никогда и не выяснится. Но сейчас это и не важно, просто существовала необходимость никогда и никого не оставлять в одиночестве. Даже в таком, казалось бы, защищенном месте, как те склады, где Пестель устроил свою лабораторию.
Они только кажутся защищенными и охраняемыми. На самом деле…
Ростик так и не понял, что это значит, но вскочил, стал натягивать штаны. Пока надевал второй сапог, доскакал на одной ноге до двери, отпихнул ее и стукнул в дверь напротив. Оттуда не раздалось ни звука, но Ростик не сомневался, что Ким по ту сторону двери уже не спит.
— Ким, просыпайся. И хватай оружие, что-то происходит.
Дверь в комнату пилота раскрылась со скрипом, от которого заломило зубы. Показался Ким, он был сонный и взъерошенный.
— Чу-челось?
— Ничего не случилось, но мне, понимаешь… В общем, нужно проведать Пестеля.
Ким уже обретал нормальную способность разговаривать.
— Сейчас, только рожу ополосну… Эй, у тебя воды с вечера не осталось, а то у меня — ни капли?
Умываться приходилось, как в средние века, из тазиков, заготавливая воду с вечера в кувшинах.
— По дороге из фонтана ополоснешься. Оружие возьми.
Открылась дверь дальше по коридору. Из нее плавно, как будто вместо ног у него были приделаны колеса с отменными рессорами, выкатился Квадратный. Он осмотрелся в свете факелов, освещающих площадь и через окно обрисовавших Ростика в отцовской тельняшке, понял, кто его разбудил.
— Зачем тебе оружие, лейтенант?
— Ты спи, — предложил Ростик. — Мы вдвоем… Да и нет ничего конкретного, так, плохой сон приснился.
— Знаю я твои сны, — пробормотал старшина и уже из глубины своей комнаты произнес в приказном тоне:
— Меня подождите.
Одевался он куда быстрее Кима и появился, уже готовый для похода, раньше. К тому же у него и подсумки болтались на поясе, и меч хлопал по боку, и даже автомат он уже подвесил под правой рукой. Вот только пуговицы на гимнастерке застегивал на ходу.
Они вышли из гостиницы, кивнув сонному постовому у входа, чуть в стороне от факелов. Ростик провел пальцами по металлу своего «калаша». Это прикосновение, как всегда, должно было вселить уверенность и спокойствие. Но… Оно же значило, что его нужно успокаивать. От чего?
Он еще раз осмотрелся по сторонам. Тьма над морем стояла непроглядная, не было видно ни единого огонька. Да и откуда им тут взяться?
— Ну, что? — спросил старшина. — Что-нибудь чуешь?
Почему-то простонародное словечко зацепило Ростика, словно крючок.
— Я тебе собака, что ли?
Но вместо того чтобы хохмить или подлавливать его, старшина вполне серьезно прошептал:
— А ты все-таки постарайся. Подумай и скажи — что это?
Ростик так и сделал. Страх, ужас, как отдаленный гром, которого человеческое ухо уже и слышать не может, но все равно ощущает, стал медленно затихать в стороне гавани. Ближе к воде, нет, пожалуй, у самой воды. Или нет, вода тут, кажется, ни при чем.
— Не знаю. Теперь ничего не чувствую.
— А было? — спросил старшина все еще шепотом, словно боялся спугнуть что-то, словно сидел в засаде.
Ростик не ответил. Зато неожиданно подал голос так и не умывшийся Ким:
— А я, кажется, тоже это… Словно звук какой-то или далекий крик.
— Крик и есть звук, — огрызнулся Ростик. — Хватит рассуждать, пошли к Пестелю.
Они потопали во тьму, выбирая направление наобум.
— Нужно было факел взять, — пробурчал Ким.
— За поворотом увидим свет из его окошек, — миролюбиво отозвался Квадратный. — Тут идти-то всего метров триста.
Да, подумал Ростик, для него, умеющего шагать по темноте десятки километров, это не страшно. А для его лейтенантского «благородия»? Почему он так расклеился, раскис, размяк? Что это вообще было и почему именно с ним? И правда ли, что Ким тоже что-то почувствовал или просто решил поддержать друга?
И вдруг все исчезло. Разом, как будто огромный колокол бесшумно лопнул над ними. И снова воздух стал мягким, напоенным запахом близкого моря, и как будто в самом деле стало светлее. То, что заставило Ростика проснуться, ушло. Несомненно и полностью.
— Вот теперь и я почувствовал, — мерно произнес старшина. Автомат он уже держал в руках, перед собой. Но никуда специально не целился. — Мы его спугнули.
— Кого? — отозвался Ким. — Ты знаешь, что это было?
— Нет. Но охотиться за ним придется… В общем, пока мы его не кончим, спокойно тут никто спать не сможет.
«Так, — решил Рост, — теперь понятно, почему он потащился за нами. И правильно, кстати, сделал, это его работа — охрана города».
— Значит, сегодня тревога отменяется, — отозвался Ростик. — До следующего раза.
— А будут следующие разы? — тут же повернулся к нему Ким.
— Если никто не будет оставаться в одиночестве, если никто не будет уж очень… Ну, не знаю как сказать, производить слишком много злобы, что ли… Тогда, может, все и обойдется.
— Злобы? — переспросил Ким.
— Злобы, усталости, гнева, жестокости — не знаю точно. Что-то в этом роде. Или, например, желания убить то, что тебе не очень даже и угрожает.