Рукопись из тайной комнаты. Книга первая Корджева Елена
Но день рождения…
Дома её поздравляли с именинами. Она знала, что 28-е августа – день святого Августина, в честь которого её и назвали. Но до него ещё так далеко.
Густа непонимающе посмотрела на управляющего.
– А с днём рождения кого поздравляют? – решилась она спросить.
– Всех. Каждый год наступает день, когда человек родился. И его в этот день поздравляют. – Герр Штайн был абсолютно спокоен. – А тебя что, никогда не поздравляли?
– Нет, у нас только с именинами… – Густа была растеряна.
– А когда у тебя именины?
– Двадцать восьмого…
– Ну вот, двадцать восьмого и поздравим тебя с именинами, – усмехнулся управляющий. – А пока – с днём рождения. Открывай подарок.
Густа развязала ленточку и, аккуратно развернув плотную шуршащую бумагу, достала из неё большой, как две книги в высоту, альбом. Он был очень красивый и приятно пах чем-то новым. Она поспешила его открыть. Внутри были только чистые листы. Они были светло-кремового цвета, и их было много.
– Спасибо! Он красивый, но пустой. Для чего он? – подняла Густа глаза.
– Для твоей жизни. – Герр Штайн был очень серьёзен – У тебя редкая жизнь. Очень мало есть на свете девочек, которых, как тебя, берут на воспитание. И этот альбом – для твоего дневника. Ты уже хорошо можешь писать и сюда будешь каждый день записывать то, что происходит в твоей жизни. Потом ты сможешь посмотреть и вспомнить, как было, когда ты была маленькой.
– Всё-всё писать? – Густа была в ужасе.
– Нет, не всё, конечно. Пиши только то, что тебе самой кажется важным и интересным. Будем считать, что это твоё новое домашнее задание.
Вечером к столу подали пирог, в который была воткнута горящая свечка. Фрау Шварц объяснила, что Густа может загадать желание, и если она сразу задует свечку, то желание непременно исполнится. Это было так ново, а свечка горела так красиво, что Густе было жалко гасить такую красоту. Поэтому сначала она дунула тихонечко, так, что огонёк свечки только слегка затрепетал и отклонился. Но все так на неё смотрели, так ждали, что она задует свечу, что Густа решилась и, дунув изо всех сил, погасила огонёк.
А вечеромона, уже утонув в большой перине, думала о том, исполнится ли её желание или нет. И заснула с мыслью, что, наверное, исполнится.
14
В сентябре в поместье приехал учитель.
Это был очень серьёзный господин, в жилете и в очках. Звали его герр Кляйн.
Густе было немножко смешно, потому что она знала точно: «klein» – это маленький, а он был совсем не маленький, а даже очень высокий. Но она решила не смеяться, чтобы не разозлить учителя.
Теперь по утрам девочки больше не играли. В комнате Эмилии поставили специальный столик с наклонной крышкой, который назывался «Schreibtisch» – стол для письма. Наверное, так было действительно удобнее. И учитель начал учить Эмилию буквам.
Сначала Густа просто присутствовала на этих уроках. Ей не нужно было учить буквы, она их знала. Но посмотрев на Эмилию, которая никак не могла взять в толк, как из букв должны получиться слова, поняла, чего именно хотел от неё хозяин, и за что он платит за неё больше, чем за взрослого батрака.
За то, чтобы Эмилия хорошо училась.
Учителя Эмилия откровенно боялась. Как только он резким громким голосом начинал втолковывать ей урок, девочка терялась. А учитель – терял терпение и повышал громкость. К концу урока учитель уже кричал, а Эмилия сидела, вжавшись в парту.
Эмилию было жалко, и Густе пришла в голову чудесная мысль – играть в школу. Пока Эмилия, повинуясь Ordnungу, спала днём, Густа сделала специальный кукольный алфавит, а вечером предложила подруге новую игру. Странное дело, когда Густа в роли учителя задавала задания, куклы Эмилии отлично с ним справлялись. И всегда после ужина девочки с удовольствием играли.
Утром Эмилия, впервые с начала занятий, попробовала отвечать. При этом она потихоньку посматривала на Густу, словно спрашивая: «Правильно?» Густа тихонько кивала.
Сначала учитель решил, что девочки договорились, и Густа подсказывает малышке правильные ответы. Он вообще был очень недоволен тем, что на уроке присутствует кроме ученицы кто-то ещё. И угроза розги нависла над девочками очень серьёзно.
Но Эмилия отвечала хоть и тихо и робко, но – правильно, а Густа, сколько герр Кляйн не смотрел, не открывала рта. И к концу урока он всё-таки уверился, что Эмилия наконец-то выучила буквы сама.
Вечером они снова играли в школу. Кукла Эмилии бойко отвечала «учительнице» на вопросы, так что игра была очень интересной. Вдруг Густа заметила, что дверь в детскую, которую полагалось держать закрытой, чтобы детский шум не мешал взрослым, тихонько приоткрылась. Более того, ей показалось, что за дверью кто-то есть. Сначала она испугалась, но быстро решила: «Ничего плохого мы не делаем, ругать нас не за что. Пусть подглядывают, если им так интересно».
Эмилия ничего не заметила.
15
Утром учитель впервые обратил внимание на Густу. До этого она для него, если и существовала, то как досадная, но неотвратимая помеха.
Теперь же он посматривал на неё с интересом. Дав Эмилии задание выводить в тетради палочки, он обратился к Густе:
– Ты умеешь читать?
– Да, – Густа была кратка, не зная, что ожидать от внезапно возникшего интереса.
– А писать?
– Да, герр Штайн меня научил.
При упоминании о том, что управляющий поместьем сам лично учил какую-то белобрысую девчонку читать и писать, у учителя полезли на лоб глаза.
– Хорошо. Завтра я лично проверю, как ты умеешь читать.
Густа не слишком волновалась. Она знала, что управляющий научил её хорошо, да и для неё не было занятия интересней, чем читать и узнавать что-то новое. Проверки она ждала с нетерпением.
Назавтра Эмилия, сидя за своей партой, снова писала палочки и кружочки.
Герр Кляйн принёс с собой толстую книгу. Открыв её, он подозвал к своему столу Густу:
– Можешь прочитать?
Густа с интересом заглянула в книгу.
«Введение», – прочитала она. Во введении говорилось, что в этой книге рассказывается о том, как устроена планета Земля, и о том, какие у неё есть части.
Слова Густа понимала легко, но вот о том, что такое «планета» – она не знала. Учитель, скептично ожидавший неуверенного чтения, даже растерялся, когда Густа, бегло прочитав абзац, попросила разрешения посмотреть в словаре, что такое «планета».
– Ты умеешь пользоваться словарём?
Он был озадачен.
Почесав голову, на которой уже намечалась аккуратная плешка, он что-то задумчиво пробормотал себе под нос.
– Ладно, садись на своё место, – наконец отпустил он Густу, – пора посмотреть, как у Эмилии дела. Да, вот ещё что. Ты с ней продолжай в школу играть.
Назавтра учитель снова принёс книги. Теперь их было две – одна та, которая была вчера, а вторая – толстый словарь. Только это был не такой словарь, к которым уже привыкла Густа. Здесь не было перевода. Зато здесь были объяснения, что означает какое слово.
Пока Эмилия писала, Густа с лёгкостью нашла слово «планета» и – по дороге – много новых интересных слов. Этот словарь был самой увлекательной книгой из всех, что она когда-либо видела. Густа листала его до конца урока, не замечая, что герр Кляйн внимательно следит за ней.
К концу недели в поместье вернулся герр Шварц.
Вечером, когда Эмилия с Густой привычно играли в «школу», дверь детской открылась и впустила и хозяина, гордо внёсшего в пространство свой живот, и фрау Шварц, передавшую малыша на попечение няни, и герра Кляйна. Девочки, растерявшись, встали с пола.
– Нет-нет, – торопливо произнёс герр Шварц, – продолжайте играть, мы не будем мешать.
Густа про себя пожала плечами – никогда не знаешь, что придёт в голову взрослым в этот раз – и повернулась к Эмилии. Сегодня в роли учительницы как раз была она, и у неё хорошо получалось. Она бойко давала задания и, когда Густа ошибалась, сердито хмурилась и немедленно поправляла нерадивую ученицу.
Назавтра было воскресенье, и уроков не было.
А в понедельник, во время завтрака, герр Штайн объявил, что парта уже переносится в библиотеку и впредь уроки будут проходить там.
Это было здорово!
Пока Эмилия училась счету и грамоте, Густа тоже училась.
Теперь ей были доступны словари. Они лежали большой стопкой на столе, и их можно было не убирать в шкаф. Даже несмотря на то, что нарушался Ordnung. Точнее, теперь, с тех пор, как учебный класс переместился в библиотеку, Ordnung стал именно таким – Эмилия с тетрадками за маленькой партой, а Густа – за большим столом со словарями.
Для герра Кляйна тоже был установлен стул, но учитель во время урока не присаживался. Он широко и размашисто мерил шагами комнату, проверяя, как Эмилия справляется с заданиями, либо – становился напротив её парты, чтобы объяснить ей новую тему или ответить на её вопросы. Со временем Эмилия перестала бояться, и уроки стали даваться ей легче.
Густа же, тем временем, осваивала новые и новые знания. Герр Кляйн специально для неё подготовил особенную программу. На столе лежал большой, написанный крупным разборчивым почерком, список того, что именно и в какой последовательности ей нужно изучать. Там была и география, и естественные науки, и книги по искусству. Была там и математика, но Густа пока решила её отложить – уж больно интересным было всё остальное.
Теперь немецкий язык не вызывал трудностей. Он стал таким привычным, как будто Густа разговаривала на нем всегда. Да и по дому она скучала уже куда меньше.
16
Домой Густу отпускали редко.
Ну разве что на церковные праздники.
Домой она попала только на Рождество.
Папа, мама, Марта и маленький Кристап – все с утра были в церкви. Густа приехала на санях вместе с хозяевами. После службы герр Шварц разрешил ей до самого вечера побыть дома с родителями. Но к ужину – непременно не опаздывать.
Так Густа получила выходной день.
На самом деле она и не задумывалась о том, нужны ей выходные или нет. Каждый день приносил так много нового и интересного, что её жизнь никак не казалась ей работой. Она с удовольствием играла с Эмилией, помогая ей осваивать науки, и это не было ни скучно, ни тяжело. В конце концов, что может быть трудного в играх для девочки!
А то, что герр Кляйн даёт ей новые и новые темы для изучения и даже иногда интересуется, смогла ли фройляйн Августа эту науку осилить, – это было вообще неземным подарком. Поэтому отдыха Густе не требовалось.
Другой вопрос, что она соскучилась по маме с её мягкими, хоть и натруженными руками, по отцу и, разумеется, по Марте, с которой они раньше практически не расставались. Да и улыбка маленького Кристапа тоже всегда радовала.
И Густа с огромной радостью отправилась в свой первый выходной.
Едва закончилась служба, как она со всех ног бросилась к своим. Счастью не было конца. Мама немедленно принялась расспрашивать, не обижает ли Густу барон, а Марта с большим интересом принялась разглядывать тёплый полушубок, в который была одета Густа. Кристап поначалу не узнал сестру и, застеснявшись, спрятался за папу. И только папа ни о чем не спрашивал. Он молча смотрел, как его девочки, куда он, несомненно, причислял и жену, воркуют и тихо гордился семьёй.
Когда же родные узнали, что у Густы есть несколько часов времени, они всей семьёй немедленно отправились домой. Маме, Марте, да и папе – что уж там скрывать, не терпелось расспросить младшую дочь. Да и Густа почувствовала, как соскучилась она по родному дому.
А дом почти не изменился. Он по-прежнему выглядел новым, и пахнул, как новое дерево. Хотя уже был совершенно обжитым. Её встретил – и узнал, потёрся об обутую в ботиночек ногу, усатый чёрный кот Мурис, поприветствовал, вылезя из заснеженной конуры, Рексис, и даже все три коровы благожелательно покосились на забежавшую поздороваться с ними Густу, не переставая жевать своё сено.
Домашний обед был необыкновенно вкусен. Он был совсем не похож на те блюда, что подавались в господском доме, но это был её привычный мир. И мамин домашний чёрный, с толстой блестящей корочкой, хлеб пахнул так, как никогда не пахнул хлеб в баронском доме.
Было здорово сидеть на лавке возле печки и разговаривать с мамой и папой, отложившими домашние дела ради такого праздника, с любимой сестрой Мартой, держа на коленях маленького Кристапа, наконец-то признавшего в Густе свою.
Она по-прежнему была любимой в своей семье.
А когда разговоры закончились, мама запела своим красивым голосом песню «Где спит Рождество».
К ужину папа с Мартой проводили Густу в усадьбу. Они шли по заснеженному лесу, а месяц потихоньку поднимался над верхушками сосен, заставляя мерцать звезды и сугробы, переливавшиеся искрами.
И снег хрустел под ногами.
17
Рождественские праздники нарушили весь привычный Ordnung в усадьбе.
Было необычным всё. И то, что в обеденной зале стояла большая, пушистая и пахучая ёлка. И то, что фрау Шварц позвала обеих девочек её наряжать. Да и игрушки… Густа никогда не видела таких игрушек. Стеклянные шары – они были такими яркими, блестящими и какими-то ну очень стеклянными, гораздо более стеклянными, чем другие стеклянные вещи, которые до этого видела Густа. Их нужно было доставать из большой коробки, где они лежали, аккуратно завёрнутые, каждый в свою мягкую белую тряпочку, и переложенные белой папиросной бумагой.
А для самой верхушки ёлки была большая звезда. Фрау Шварц так ловко приладила её, будто делала это каждый день. Да и вообще, похоже было, что фрау Шварц ждала Рождество не меньше, чем любой ребёнок Она была необычайно весела и то и дело принималась петь. Даже хозяин, обычно сдержанный, особенно в присутствии детей, и тот не удерживался от улыбки и чаще, чем обычно, ласково окликал жену:
– Herzchen meine![4]
К камину прикрепили красивые вязаные носки, а возле ёлки установили большой вертеп. Густа долго смотрела на фигурки волхвов, окружавшие Деву Марию с младенцем Иисусом.
Потом был ужин, и детей рано отправили спать.
Утром тоже никакого Ordnungа не было.
Оказалось, что в носках, вчера повешенных перед камином, есть подарки. Носков было много, и подарки достались всем. И няня маленького господина, и кухарка, и даже садовник кланялись, получив каждый свой носок.
Густа с замиранием сердца сунула руку в свой носок – белый с зелёными и красными узорами. Он казался очень полным.
В прошлом году, она это помнила очень отчётливо, они с мамой тоже цепляли к полке возле печки носки для подарков. Носок Густы был коричневый с жёлтым рисунком, уж такой она сама связала. А наутро в носке нашлись подарки – много вкусного печенья Piparkkas, пара красивых серых – козьей шерсти – варежек и петушок. А годом раньше тоже были печенья и маленькая деревянная кукла. «Наверное, такую куклу мог бы папа сделать», – подумала тогда Густа. Но додумывать эту мысль не хотелось, чтобы не испортить ощущение чуда.
В этом году носки она не вязала. Но подарки всё равно были.
Кроме традиционных Piparkkas, которые, как оказалось, Святой Николас принёс и в господский дом, из своего носка Густа достала шоколадку в блестящей обёртке, коричневое, политое белой глазурью печенье в форме звезды и небольшой, завёрнутый в бумагу свёрток. «Надеюсь, я не нарушу Ordnung, если прямо сейчас открою его», – подумала Густа.
Она внимательно посмотрела вокруг и убедилась, что обитатели поместья заняты своими подарками. Даже маленький господин старательно извлекал из своего носка внушительных размеров зелёную уточку.
И Густа принялась разворачивать шуршащую бумагу.
В свёртке оказалась книга. Это был совсем маленький томик, и когда Густа открыла его, ей показалось, что автор сэкономил на буквах. Букв было мало, строчки были короткими и почему-то располагались в столбик. Густа начала читать и вдруг обнаружила, что слова выстроены не просто так, а имеют ритм.
«Прекрасный старинный замок
Стоит на вершине горы.
И любят меня в этом замке
Три барышни – три сестры», – прочитала Густа.
На обложке было написано «Генрих Гейне».
Почувствовав на себе взгляд, она обернулась. Управляющий – герр Штайн внимательно смотрел на неё. «Эту книгу мог бы подарить мне он, а не Санта Николас», – подумала Густа. И вежливо наклонила голову.
После завтрака Ordnung не восстановился.
Маленький господин был полностью передан няне, а голос фрау Шварц, казалось, звучал по всему дому. Она то отдавала приказания, то принималась напевать. В доме готовился бал.
Большой овальный стол, как оказалось, стал ещё больше. Теперь он был даже больше, чем артельный стол во дворе Густиного родного дома. Хотя, конечно, этот стол был куда более красивым и украшен был куда торжественней. Обе девочки старательно завязывали красными ленточками бантики на маленьких еловых букетиках, которыми фрау Шварц, не жалея себя, украшала каждое блюдо. У каждой тарелки была положена маленькая карточка с именем гостя, для которого предназначалось это место. Фрау Шварц несколько раз перекладывала карточки, а один раз даже попросила Густу сбегать и пригласить в обеденную залу герра Шварца для консультации.
Затем, когда хлопоты и приготовления, казалось, были закончены, фрау Шварц взялась за девочек. Она очень чётко объяснила, какой Ordnung будет на празднике и заставила и Эмилию, и Густу повторить, что делать можно, а что – ни в коем случае делать нельзя.
– Мне не хочется портить праздник розгами, – закончила она свою речь. – Надеюсь, вы сделаете всё, чтобы этот бал остался праздником.
И строго посмотрела на Густу.
Густа и так понимала, что вся ответственность – именно на ней. Это её работа – делать так, чтобы Эмилия не капризничала и вела себя хорошо.
Нужно было стараться.
К вечеру начали собираться гости.
Герр Шварц, чей большой живот был обтянут чёрным жилетом, из кармана которого выглядывала блестящая цепочка от часов, радостно приветствовал каждого вновь прибывшего. При этом он не спускал глаз с фрау Шварц, воздушную и совершенно неотразимую в новом, с большим шлейфом, розовом платье, с приколотой к корсажу еловой веточкой.
Нарядно одетые женщины и мужчины радостно обменивались поздравлениями. Вновь пибывшие подходили и подходили, присоединяясь к нескольким стихийно образовавшимся группам, между которыми то и дело мелькало розовое платье хозяйки дома. Герр Шварц тоже перемещался между гостей, его присутствие выдавал громкий заразительный смех, то и дело звучавший в парадной зале.
Затем все были приглашены к столу.
Для девочек был накрыт отдельный маленький столик, тот самый, на котором они утром делали еловые букетики. Для Эмилии, локоны которой были уложены в изящную причёску, это был уже не первый бал. В прошлом году её тоже допустили к гостям. Она похвасталась Густе, что даже читала стишок.
– А сегодня мы с мамой будем вместе петь, – девочка не скрывала волнения.
Фрау Шварц в самом деле была очень музыкальна. Рояль, звучавший под пальцами хозяйки, каждый день доносил музыку в библиотеку, где занималась после обеда Густа. И хоть и приглушённая, музыка зачаровывала Густу.
Праздник продолжался. После довольно долгого, с множеством блюд, застолья гости по сигналу хозяина вновь переместились в парадную залу. С удивлением Густа обнаружила, что на рояле умеют играть и мужчины. Когда за инструмент сел один из гостей, в зале воцарилась тишина. «Господин органист играть будет», – сигнал к тишине шёпотом пронёсся между гостей. Густа никогда не слышала такой музыки. Звуки то величественно рокотали, то лёгкой капелью струились, то – взмывали ввысь, чтобы снова низвергнуться водопадом. Это было настоящее волшебство.
Тишину, когда она наступила, не сразу решились прервать.
– Милый Эрвин, вы как всегда великолепны! – фрау Шварц была в восторге.
Аплодисменты гостей полностью подтверждали это.
Но, как видно, какой-то Ordnung существовал даже для праздников. Потому что гости, словно сговорившись, принялись упрашивать хозяйку спеть. После нескольких неуверенных отнекиваний, которые, как всем было ясно, являются всего лишь кокетством, фрау Шварц заняла место за роялем, откуда предусмотрительно встал игравший до этого господин.
– Мы будем петь вместе с Эмилией! – гордо объявила фрау Шварц и жестом подозвала к себе дочку.
Эмилия чуть смешалась и не решилась сразу же подойти сквозь толпу нарядных гостей. Густа заметила, как взгляд хозяйки из весёлого становится тяжёлым, и поспешила исправить положение. Взяв Эмилию за руку, она быстрым шагом провела её к роялю и поставила рядом с мамой, положив руку девочки с краю от отливающих кремоватым блеском клавиш. И тут же быстро отступила, не желая мешать хозяйке наслаждаться вниманием гостей.
После небольшого музыкального вступления фрау Шварц кивнула Эмилии, и та запела своим детским звонким голоском. «Stille Nacht, heilige Nacht» – голосок звучал в одиночестве недолго, сама фрау Шварц тут же принялась подпевать, а вскоре песню подхватили все присутствующие. Судя по всему, песня была давно знакомой и любимой.
Когда выступление закончилось, гости поаплодировали юной солистке и гордой хозяйке дома.
– А ваша воспитанница тоже поёт?
Вопрос, раздавшийся в тишине, наступившей после аплодисментов, прозвучал слишком громко. И взгляды присутствующих устремились к Густе, изо всех сил желавшей в этот момент вдруг куда-нибудь исчезнуть. Смотрела на неё и фрау Шварц. Как видно, ей только сейчас пришла в голову мысль о том, что она не готова к этому вопросу, и она мучительно искала ответ. Густа видела, как хмурятся брови хозяйки, и понимала, что в любом случае розог, пожалуй, не миновать. Но поскольку вопрос продолжал висеть, и с ним надо было что-то делать, она набралась храбрости и кивнула.
Фрау Шварц, видя, что ситуация полностью ускользнула из-под контроля, нахмурилась сильнее, но с притворной весёлостью воскликнула:
– Ну, иди же сюда, фройляйн Августа!
Делать было нечего. Пришлось приблизиться к большому чёрному роялю. Что делать дальше, Густа не знала.
На помощь пришёл любознательный господин, тот самый, который до этого играл на рояле, и которого хозяйка назвала Эрвином.
– Что ты будешь петь? Давай, я тебе подыграю.
– «Kur gul ziemsvetki»[5], – почти шепотом сказала Густа, вспомнив, как совсем недавно они с мамой и Мартой пели, сидя на лавке возле печи.
– Отличный выбор! – господин, казалось, обрадовался. – Начинай.
Едва Густа запела, как он принялся аккуратно перебирать клавиши, извлекая из них мелодию, которую старательно выводила Густа. Ей не подпевал никто, и её голос, сплетаясь со звуками рояля, в одиночку разносился по зале. Густа знала, что её мама – отличная певунья, и она старалась сделать так, чтобы песня получилась хотя бы похожей на мамину. Хотя голосок и подрагивал от волнения.
Однако получилось вроде неплохо. Во всяком случае, когда песня закончилась, гости тоже хлопали.
– Замечательно, фрау Шварц, – сказал господин, очень похожий на того, кто сидел за роялем. – Вы ничего не упускаете в воспитании. Это очень мудро, научить латышскую девочку петь латышскую песню.
– Спасибо, Арвид! Вы очень любезны!
Фрау Шварц выглядела весьма довольной. И на Густу смотрела не сердито, а – с некоторым удивлением. Густа поняла, что на сегодня розги отменяются.
Глава третья. Ева. Выходной
1
Первая тетрадь подошла к концу.
Ева отложила красивый, кожаный с тиснением, альбом и опять посмотрела на него. Да, совершенно точно. Именно этот альбом подарил Густе герр Штайн, и именно в нем она описывала события своего детства.
Она с трудом осознавала происходящее.
События утратили привычный ритм. Вот она – Ева, современная девушка, и сидит она в доме тёти Густы, таком родном и давным-давно известном. Вот за окном стоит её красный «гольф», вот её сломанный Макинтош, и вот – сегодняшний день.
Хотя, судя по календарю на мобильнике, с тех пор, как она открыла сундучок, прошло уже целых три дня. Ева как будто оказалась в другом, каком-то параллельном мире. С одной стороны, она вела свою обычную, ставшую привычной жизнь, кормила и выпускала гулять Ральфа, доила Дору, что-то ела и даже – принимала душ и укладывалась спать.
С другой стороны, она почти наяву очутилась в совершенно другом времени, когда этот дом только создавался, а тётя Густа была маленькой девочкой.
Это было так странно.
И очень хотелось знать, что же будет дальше.
Но Ева чувствовала, что если она продолжит это путешествие в прошлое, то оно её затянет и засосёт без остатка. От этого становилось немного жутко. И она решила сделать перерыв.
Первым делом решено было послать СМСку Марису. Нужно было как-то исправить своё аж на три дня затянувшееся молчание. Ева отлично понимала, что и она сама вряд ли удовлетворилась бы объяснением, что «был просто выключен звук», если бы её родной человек так надолго выпал из общения. А зная Мариса, она отчётливо представляла, как он там, на своих курсах, мечется, как зверь по клетке, не понимая, что происходит. Теперь Мариса долго нужно будет улаживать и умасливать, прежде чем он успокоится и перестанет волноваться. К тому же, по какой-то странной, ей и самой пока непонятной причине, она чувствовала, что совершенно не готова рассказать ему про тайник. Тем более по телефону. Не потому, что не доверяла, и не потому, что тайна была не её, а тёти Густы. Да, поэтому – тоже, но была ещё какая-то причина, которую Ева пока до конца не понимала. Просто на уровне ощущений, словно загорелась некая сигнальная лампочка – сигнал опасности, предупреждающий: «подожди, не рассказывай никому ничего, пока сама не разберёшься, что к чему». Внутреннему голосу она доверяла. Поэтому нужно было придумать, что сказать любимому человеку, чтобы и не врать, и в то же время не обременять его пока непонятной тайной.
Затем наступила очередь родителей.
После всех маминых ахов и причитаний по поводу безвременно накрывшегося Мака трубку взял папа.
– Долго от тебя вестей не было. – Папа всегда был более проницателен. – Что случилось? Давай, рассказывай.
Рассказывать про тайник и про дневники не хотелось даже папе. Поэтому она дипломатично увела разговор в другую сторону:
– Я завещание нашла.
Это такой уж, как подозревала Ева, тайной не было. Папа почти наверняка об этом знал или догадывался. Оказалось – знал.
– Вот и хорошо. – Папа был рад. – Я уж думал, если до Рождества не найдёшь, поеду к нотариусу за дубликатом.
– А что теперь с ним делать? – Ева была уверена, что папа разбирается и в этом вопросе.
– Ты съезди к нотариусу. Он расскажет. – Папа был абсолютно уверен. – Там просто процедурные вещи. Ну и пошлина. Но ты не волнуйся, большой она точно не будет.
– А как же тётя Линда? – Ева вдруг вспомнила про тётю и заволновалась. – Может быть, это неправильно, и тётя Линда против будет?
– Не будет! Даже в голову не бери! – Папа, как видно, уже знал ответ и на этот вопрос. – С Линдой всё уже решено. Никто против не был и не будет. Просто езжай к нотариусу в Тукумс.
И папа уверенно назвал фамилию и адрес.
И уже следующим звонком она договаривалась о времени приёма у нотариуса.
2
Ранним утром красный «гольф» Евы уверенно двигался в сторону Тукумса.
Дороги после урагана уже были расчищены.
Да и было что расчищать. По крайней мере в одном месте Ева ясно увидела, что дорожным рабочим пришлось постараться. Большая ель, как видно, вывалившаяся на проезжую часть, была аккуратно попилена на брёвнышки и сложена вдоль дороги. И только большого диаметра свежий ярко-жёлтый пень смотрел на проезжающие мимо машины с немой укоризной.
Нотариус к приезду Евы подготовилась.
Аккуратная папочка лежала на столе в небольшом кабинетике, куда Еву пригласила молодая девушка – помощница.
Нотариус оказалась дамой в возрасте.
– Да, я помню вашу тётю. Очень интересная женщина была, такие – на вес золота, цвет нации… Мои соболезнования. – Голос нотариуса звучал искренне. Чувствовалось, что Густа произвела на неё впечатление.
– Спасибо, – едва успела ответить Ева.
– И дело ваше тоже помню. – Нотариус, не теряя времени, сразу же взяла инициативу в свои руки и открыла папку.
Оказалось, с тётей Линдой действительно всё было улажено. Нотариус долго объясняла юридические основания и порядок процедур, но Ева слушала вполуха. Её изрядно поразил сам факт того, что, похоже, она была единственной, кто так долго оказывался в неведении относительно самого факта завещания. Складывалось впечатление, что все родственники, кроме неё самой, давным-давно знали о завещании. И она корила себя за невнимательность.
Нотариус не спеша доставала из своей папочки разные бумажки. Там было три документа: экземпляр завещания, отказ от наследства, подписанный папой и заверенный нотариусом, и – отказ тёти Линды, также аккуратно пропечатанный и подшитый в дело.
Ева обратила внимание, что оба документа датированы одним числом. «Значит, папа тётю Линду с собой привёз», – подумала Ева. И ей стало тепло от того, что папа позаботился о ней. «Всё-таки хорошие у меня родители», – мелькнула мысль, и она про себя улыбнулась.
Формальности отняли не слишком много времени. Уплатив за услугу и договорившись о дальнейших деталях, Ева попрощалась и вышла на неширокую улочку провинциального городка.
Нежаркое осеннее солнце хоть и не слишком грело, но сияло достаточно ярко, на часах не было и полудня, и впереди был почти целый свободный день. Ева почувствовала, что потихоньку возвращается к современной жизни и решила, что может посвятить себе несколько часов. Ей хотелось приключений.
С мыслью: «Как насчёт сделать себе, любимой, выходной?» Ева быстро перешла от слов к делу.
Приключения, как правило, означали присутствие Лиги, любимой подруги ещё со школы. Случайно оказавшись за одной партой, девчонки подружились крепко. Обеих объединял острый ум, быстрая реакция и склонность к различным шалостям. Нет, ничего слишком экстремального или такого, что требовалось бы скрывать. Это мог быть обычный поход в бассейн, поездка на лыжах или – тусовка в клубе. Просто вместе всегда было веселее. Вот и сейчас, при первой же мысли о приключении, Ева набрала номер Лиги.
– А что ты предлагаешь? Ты же в деревне!
– А вот и нет! Сегодня я – в Тукумсе. А здесь, в трёх километрах – Синевилла.
Синевиллой назывался киношный городок, созданный из всевозможных декораций. Девушки давно обсуждали поездку сюда, но никак не могли выбраться.
– Ты серьёзно? – Лига как-то задумалась. – Но ведь пятница же…
– Ну, я уже здесь. Подумала, а вдруг ты сможешь… – Ева сообразила, что Лига действительно на работе.
– Ой, подожди, я перезвоню! – как всегда, подруга реагировала очень быстро. – Жди. Я сейчас!
Ева не спеша побрела по неширокой улочке, окружённой двухэтажными домиками. Звонок раздался почти сразу:
– Слушай, я тут Янчука уговорила, а он с боссом поговорил, в общем, мы приедем. Ты только нас дождись, – Лига в предвкушении поездки тараторила, как маленькая. – Мы решили, что на понедельник встречи перенесём.
Лига год назад закончила юридический, и её взяли помощником юриста в крупную юридическую компанию. Едва переступив порог бюро, она немедленно умудрилась очаровать одного из ведущих адвокатов, хоть и молодого, но весьма известного. Которого, конечно, никто другой и не осмелился бы называть «Янчуком». Это сходило с рук только Лиге. И то – не на работе. Для всех же остальных он был – господин Янис Буковский. Как бы то ни было, похоже, они приедут вдвоём.
«Ну что же, вместе веселее», – решила Ева и направилась к универмагу. В конце концов, нужно было куда-то девать время до приезда друзей, точнее – подруги с бойфрендом Она пока была не готова к тому, чтобы считать Яниса другом, слишком мало они были знакомы. Однако вполне была готова принять его присутствие. Во-первых, из любви к подруге, а во-вторых, Янис производил впечатление вполне нормального порядочного человека, хотя Ева не могла отделаться от ощущения, что он ни на минуту не забывает о том, что он адвокат. Во всяком случае, так казалось.
Через час в багажнике красного «гольфа» уже лежали результаты «набега» на местный универмаг – какая-то блузочка и непонятно зачем купленная тетрадь в твёрдом переплёте. И была выпита чашка довольно неплохого кофе, заказанного в местном кафе. Телефон наконец-то зазвонил.
– Ну мы уже подъезжаем. Давай к нам. – Лига была, как всегда, в своём репертуаре, на командирском посту.
И Ева, застигнутая врасплох, кинулась к машине, ярким пятном выделявшейся на почти пустой стоянке возле мэрии – до Синевиллы ещё нужно было доехать.
Она едва не проскочила поворот – почему-то ожидала, что указатель будет куда более ярким.
На стоянке у касс уже стояла машина Яниса – синий «субару». С места водителя вылезала сияющая Лига:
Читать бесплатно другие книги:
