Рукопись из тайной комнаты. Книга вторая Корджева Елена

1

Ева оторвалась от дневника и посмотрела на стену, скрывающую так много тайн и до сих пор занавешенную весёленькой жёлтой занавеской.

А ведь и правда, она ведь тоже ни разу не заглянула в эту таинственную шкатулку. Кстати, ею даже не виденную. «Надо будет попросить Мариса, чтобы он открыл ту, вторую створку. Наверняка шкатулка до сих пор там и лежит».

Мысль о Марисе побудила её посмотреть на часы – подоспела пора заняться обедом. Сама бы она обошлась чашкой кофе с бутербродом. Но её мужчина вчера, как всегда в конце недели, понавёз столько продуктов, что было бы непростительно не приготовить обед. Тем более что покушать Марис любил.

Да и то сказать, трудно не проголодаться, если ты с самого утра машешь топором, складывая новую поленницу дров. Дров Ева не жалела, и за холодную зимнюю пору в печке их сгорело немало. И хотя в воздухе потихоньку веяло скорой весной, но это субботнее февральское утро было пусть и солнечным, но пока очень даже морозным. Так что о дровах позаботиться следовало.

По правде говоря, дров вполне хватало, но Марису самому хотелось потрудиться на свежем воздухе, ведя «диалог» с примостившимся на безопасном расстоянии Ральфом. Двое мужчин отлично понимали друг друга. Но по прошествии некоторого времени взгляды обоих всё чаще обращались в сторону дома, из трубы которого поднимался лёгкий дымок, обещающий обед. В этом мужчины тоже понимали друг друга без слов. Наконец, вогнав топор в колоду и потрепав Ральфа по мохнатому загривку так, что огромный пёс аж зажмурился от удовольствия, Марис направился в дом.

Ева уже накрывала на стол. Вкусно пахло свежим хлебом и копчёностями – гороховый суп с рёбрышками оказался в такую погоду очень кстати. Вспотевший мужчина отправился мыться, а поскольку от пса мытья лап не ожидалось, то ему досталась специально для него слегка обваренная субботняя косточка – Марис никогда не забывал привезти псу его собачьих «вкусностей»: пару косточек и мешок сарделек, которые тот съедал вместо конфет.

Неспешный обед заканчивался, и едва Ева собралась попросить Мариса подумать о шкафе, к воротам хутора подъехала незнакомая машина. Мужчина, вышедший из неё, тоже был абсолютно незнакомым.

Ральф, как и подобает хорошему сторожу, оторвался от косточки, едва заслышав звук мотора, и теперь стоял у ворот, весьма уверенно демонстрируя готовность защитить вверенное ему хозяйство от вторжения и позой, и глухим рыком, вырывающимся из могучей груди.

– Кто бы это? – Ева посмотрела на уже встающего из-за стола Мариса.

– Кто бы ни был, пойду встречу. – Тот, на ходу в сенях шагнув в большие чёрные валенки и запахивая рабочую, видавшую виды куртку, уже выходил во двор.

– Подождите минутку, – услышала Ева его голос, – сейчас собаку привяжу.

Посмотрев в окно, она в очередной раз удивилась тому, с какой лёгкостью её муж управляется с огромным псом. Взяв того за ошейник, едва не теряющийся в густой шерсти на холке, Марис вежливо, но твердо сопроводил не слишком обрадованного Ральфа к его домику и пристегнул на цепь. По сопротивляться. Ева, удивляясь, как-то забывала, что всю неделю, пока Марис отсутствует, она справляется с собакой отнюдь не хуже. Точно также берет за шиворот и точно также пёс идёт, повинуясь пусть женской, но хозяйской руке. Ей и в голову не пришло сравнивать, она просто смотрела в окно, любуясь своим таким сильным и красивым мужчиной.

Теперь, когда Ральф лишился возможности «порвать» незваного гостя, можно было и открыть ворота. Машина – прокатный, судя по надписи на боку, «гольф», такой же, как у Евы, только не красный, а белый, остался стоять у ворот. А мужчины, обменявшись буквально парой слов, направились к дому.

Хлопнула, закрываясь, входная дверь, постучали, сбивая налипший снег, ноги в сенях. Первым вошёл Марис со словами:

– Ева, это – к тебе.

Повернувшись к гостю, она так и замерла.

Гость – молодой мужчина – тоже застыл, как изваяние, глядя на хозяйку этого дальнего хутора.

Марис, видимо ожидавший чего-то подобного, занял выигрышную позицию, чтобы отлично видеть их обоих, продолжавших стоять молча лицом к лицу. В конце концов ему первому надоела эта немая сцена, которую он и прервал, сказав:

– Да вы хоть за стол сядьте, удобней будет. Я вам сейчас кофе налью.

Вздрогнув, оба отвели глаза, и Ева, спохватившись, вошла в роль хозяйки:

– Действительно, присаживайтесь. Кто вы?

На самом деле она как будто бы уже знала, кто этот молодой человек, непостижимым образом взявшийся непонятно откуда у ворот её хутора. Знала, но не готова была поверить в это своё знание, словно откладывала, отпихивала его куда-то на дальние задворки сознания, не веря и почти не надеясь, но при этом очень желая услышать то невозможное, невероятное и небывалое, что должен был сказать ей этот незнакомец.

Марис, по-видимому, тоже ожидал чего-то. Раз уж он, без лишних слов и ни о чём не спрашивая, привёл гостя в дом, и при этом сам вызвался варить кофе, значит, для него тоже не осталось незамеченным то очевидное, что сразу бросалось в глаза: гость был едва ли не копией Евы. Приблизительно того же роста, немного повыше, с теми же светлыми, почти белыми волосами, с серыми, стального цвета глазами, он, пожалуй, мог бы сойти за близнеца, если бы не казался чуть старше.

Для гостя же это явное, неумолимо бросающееся в глаза сходство стало таким неожиданным, что он не вдруг справился с растерянностью. Очевидно такого поворота событий он не ожидал.

Наконец гость представился – Алекс Берзиньш. Носитель латышской фамилии, языка он явно не знал, зато умудрился запутаться в тех, что знал – немецком и русском. Еве было, собственно, безразлично, она одинаково хорошо владела обоими языками. Поэтому, решив не мучить понапрасну Мариса, который явно заинтересовался гостем, она взяла инициативу на себя и перешла на русский.

Поначалу это не сильно облегчило задачу, гость краснел – Ева отметила, что он так же легко краснеет, как и она сама – и не мог внятно сказать, зачем он здесь.

В итоге, отбросив всякие «домашние заготовки», он принялся объясняться с самого начала.

– Вот, – зашёл он сразу с «козырной карты», выложив на стол фотографию довоенных времён. – Вы знаете, кто это?

Ева аккуратно, двумя пальцами взяла старое фото и поднесла поближе к лицу. Марис, как по команде, включил свет – февральский день уже заметно тускнел.

– Думаю, что знаю, – Ева говорила медленно, пытаясь не волноваться, но получалось у неё неважно. – Это Георг фон Дистелрой?

Ответ вызвал очередную потерю речи у снова покрасневшего Алекса.

– Откуда вы про него знаете?

– А вы?

– Хорошо, я расскажу первый.

И Алекс рассказал о своём детстве и о том, что узнал от Конрада Шварца о фон Дистелрое. Рассказ не был долгим, молодой человек мысли свои выражал чётко.

– Понятно… – Ева слегка поёжилась от устремлённых на неё взглядов двух мужчин. – Выходит, ваш дедушка и есть пропавший тогда, в 41-м, Георг фон Дистелрой-младший.

Алекс казался растерянным. «Младший», – пробормотал он про себя, примеряясь к слову:

– Значит, он был официальным ребёнком? Есть документ?

– Есть. Есть документы, – подчеркнула множественное число Ева. – Есть документы, что у Августы и Георга фон Дистелроев родилась двойня – Георг и Эмилия фон Дистелрои. Георг, по всей видимости, ваш предок, а Эмилия – мой. Вы заметили, что мы с вами похожи?

Заметил ли он?! Да это сходство начисто выбило его из колеи, заставив на ходу изменить речь, которую он так тщательно готовил за неделю до поездки и репетировал даже в самолёте ещё сегодня утром. Конечно заметил!

О чем он немедленно и сообщил.

– Хорошо. Похоже, нам с вами предстоит длинный разговор.

Но для начала предстояло решить простые бытовые вопросы. Гость, как оказалось, только сегодня в час дня прилетевший из Берлина, – прямые рейсы из Гамбурга до Риги отсутствовали – сразу же взял машину напрокат и отправился на хутор. Никаких отелей он не бронировал, не представляя себе ни – куда едет, ни – с чем встретится. Ева с Марисом переглянулись, и вопрос был решён: Алекс останется ночевать на хуторе. Впереди вечер субботы и целое воскресенье, времени достаточно, чтобы поговорить.

2

Алекс долго не мог уснуть.

В его голове царил хаос.

Этот с виду неуклюжий увалень Марис и Ева, похожая на него, Алекса, как будто они «отпочковались» от какого-то общего стебля… Видно было, что они искренне рады появлению нового родственника и в мыслях не держат, что приехал он сюда не родниться, а – забрать то, что, как казалось, принадлежит ему по праву.

И вот он, обласканный, обогретый и накормленный, лежит здесь, в этом домике, на кровати, помнившей ещё его прабабку Густу, и не может отделаться от мысли, что он не прав. И данные, которые считал неоспоримыми герр Конрад, вовсе не такие уж неоспоримые.

Алекс терзался полночи, пока решение не созрело само собой. Мудрое оно или нет, он не знал. Но, по крайней мере, на сегодня оно избавляло от терзаний и давало хоть какую-то опору под ногами.

Решение было простым: подождать до утра и познакомиться с дневниками, про которые говорила Ева. А там – видно будет. С тем и уснул.

Разбудил его запах кофе. Странно смотрелась в кухне старенького, видавшего виды домика современная кофемашина, с лёгким пофыркиванием выливавшая почти чёрный, густо пахнущий напиток в чашку. Алекс на мгновение ощутил некий разрыв реальности, своего рода дежавю – кофе лился в его любимую чашку в горошек, словно он стоял в Сониной кухне. Однако ни Сони, ни её кухни не было и в помине, да и кофемашина была какой-то другой марки, но вот кофе, свежий, ароматный, льющийся тонкой струйкой в любимую им чашку в горошек, был тот же.

Ева, поймав его растерянный взгляд, улыбнулась:

– Да, мои любимые чашки.

Алекс только хмыкнул, припоминая, как его точно такая же «гороховая» чашка выделяется среди Сониной ярко-жёлтой посуды. Надо же, они похожи даже в этом.

Чашка в горошек нашлась для каждого, и вскоре они все трое уютно устроились за столом, накрытым к завтраку.

Марис, чутьё которого порой не уступало чутью Ральфа, быстренько нашёл себе дело, позволявшее не мешать двоим, странно нашедшим друг друга родственникам, знакомиться с наследием Густы. Уйдя во двор, он принялся что-то чинить и прилаживать в одном из сараев, лениво перекидываясь словами с Ральфом, составившим ему компанию.

А Ева повела Алекса к потайному шкафу. Парень был совершенно сражён той доверчивостью, с которой эта красивая блондинка открывала перед ним, незнакомым, в сущности, человеком, тайны старого дома. Сам бы он так никогда не сделал. И тем яснее вырисовывалась перед ним внутренняя дилемма. Но отложив пока решение, он с удивлением смотрел, как отодвигается половинка стены, открывая прекрасный резной, сделанный руками мастера старинный шкаф, доверху заставленный книгами, как отпирается потемневший от времени сундучок, откуда извлекаются тоже старые, исписанные изящным почерком дневники Густы.

Вскоре уже две белокурые головы склонились над тетрадями, разложенными возле зелёной лампы. И Алекс забыл обо всём. История Густы, простая в своей бесхитростности и поразительно драматичная и трагичная по содержанию, раскрывалась перед ним. Ева помогала разбирать готический шрифт, самому Алексу он давался с большим трудом. И чем дальше, тем реальнее становилась для него история семьи, столько лет жившей на этом хуторе, и тем больше ему хотелось верить этим дневникам, а не герру Конраду с его потноруким сыном.

– А где та шкатулка? Ну, та, которую ей дал герр Шварц? – Алекс поднял глаза на Еву.

Дело стремительно продвигалось к вечеру, и за окном ощутимо темнело.

– Не знаю, я пока её не видела.

Ева вспомнила, как, почти дойдя до цели, она в отсутствие Мариса не смогла отодвинуть вторую фальш-стену, где шкатулка, скорее всего, и хранилась. А позже, вновь увлёкшись жизнеописанием Густы, как-то позабыла и отложила шкатулку «на потом». И руки до неё так и не дошли.

Марис, завершив свои трудовые подвиги, давно сидел в любимом кресле, нацепив большие наушники, откуда слышалось что-то вроде Jimi Hendrix Experience. Рядом на полу лежал какой-то строительный журнал на английском.

«Надо же, – Алекс удивился не на шутку, – этот парень далеко не сельский увалень». Представления, с которыми он летел сюда, рушились стремительно.

– Марис, ты там не заснул? – Ева тихонько дотронулась до плеча.

– С вами заснёшь! Вы так громко страницы переворачивали, что пришлось наушники надеть, – парень улыбался от души. – Ужинать пора или помощь нужна?

– Ужинать пора, но сначала помощь.

Невооружённым глазом было видно, как эти двое понимают друг друга. Алекс не то чтобы позавидовал, просто вдруг нестерпимо захотелось, чтобы Соня оказалась рядом прямо здесь и сейчас. «Ей бы понравились эти двое», – подумал он. Да они и ему самому нравились чем дальше, тем больше.

Марис легко поднялся и аккуратно отложил наушники. Алекс обратил внимание на современную аппаратуру, тоже довольно неожиданную на сельском хуторе. «Интересно, а чем они занимаются? Вряд ли просто ведут хозяйство. И Ева, она же отлично знает немецкий, интересно, откуда? – Алекс обнаруживал, что ничего не знает об этих радушных и милых людях. – Надо будет спросить».

А Марис, увлекаемый Евой, уже шёл к шкафу. По правде говоря, он и сам думал о том, что когда-нибудь надо будет открывать эту непослушную стенку. И, в сущности, даже знал уже, где надо нажать и куда толкнуть, чтобы вторая часть тайны, так долго там хранившаяся, вышла из темноты. Но сегодня он этого делать не хотел. Этот непонятно откуда взявшийся «родственник» не внушал ему столь безудержного доверия, как Еве. Марис был не так-то прост, как могло бы показаться. И он решил, что сегодня стенку открывать не будет: «Подождём немного, поглядим-посмотрим пока, что это за гусь такой, и с чем его едят. А там и решим, что дальше с ним делать», – вывод казался вполне здравым.

Поэтому он, безрезультатно, для вида, подёргав стенку, произнёс что-то вроде, что в темноте сделать это трудновато, и отложил операцию на потом.

Если бы только Марис мог знать…

Это решение едва не стоило жизни обитателям дальнего хутора.

3

Алекс решил остаться, чтобы разобраться во всём до конца. По принципу «утро вечера мудрёнее».

Но когда он, проснувшись, вышел в кухню, ни Мариса, ни его машины видно не было. Ева, вокруг которой на столе лежали какие-то листы, усердно стучала по клавиатуре, время от времени перекладывая страницы. Не сразу среагировав на гостя, она оторвалась от Мака и подняла глаза:

– Завтрак на столе. Сам кофе сваришь? А то я вся в работе.

– Сварю, конечно. – Неужели он не справится с кофемашиной, пусть и незнакомой марки. – А что ты делаешь?

– Перевод.

И Ева, окончательно оторвавшись от рабочего процесса, поднялась из-за стола. Алекс ждал продолжения, и она пояснила:

– Я в издательстве работаю, переводчиком. Вот новый роман Осы Ларссен перевожу. – И, заметив непонимание, добавила, – со шведского на русский. Наше издательство по контракту иногда и на русский переводит.

– А ты какие языки знаешь? – Алексу, которому языки давались с трудом, было интересно.

– Латышский – родной, – принялась загибать пальцы Ева, – немецкий, русский, английский, шведский, норвежский, испанский. Но на испанский – не перевожу, трудновато. А с остальными – пожалуйста.

И она, увлёкшись, рассказала Алексу о работе в издательстве.

– А Марис? Он что, тоже работает?

– Ну да! – Ева удивилась самой мысли о том, что её Марис может не работать. – Он стройкой руководит, большой, в Риге. Теперь только в пятницу приедет.

Алекс был ошарашен. Нет, совсем не простые, как оказалось, люди жили на этом затерянном хуторе. И то, что молодая женщина, знающая кучу языков, живёт в деревне и по утрам кормит и даже доит – Алекс сам видел – козу, было выше его разумения.

Удержаться от следующего вопроса он просто не смог:

– А почему ты живёшь здесь, а не в Риге? Ведь там намного проще.

Ясное дело, проще. Но по прошествии времени Ева уже так привыкла к хутору, что теперь не была уверена в том, что хотела бы вернуться в свою городскую квартиру. Там нет и быть не может того простора, который, пока белый и заснеженный, открывался перед ней здесь во всей своей красе. Но как это объяснить городскому человеку? Поэтому Ева ограничилась тем, что рассказала о завещании Густы и об условии, которое в нем содержалось.

Она продолжила работу, а Алекс после завтрака вновь уселся за дневники Густы. Чем больше он читал, слушая между делом, как барабанит по клавишам Ева, тем больше понимал, что да, без всяких сомнений, они – родня. И не все слова герра Конрада нужно принимать на веру. Он решил, что будет читать и смотреть, пока сам не разберётся Правда, надо признать, без Евы ему было крайне трудно пробиваться сквозь готическими буквами написанную рукопись. И не раз и не два подумал он о том, что Соня – будущий историк культуры – справилась бы с этими непослушными буквами куда быстрее, чем он. Да и сама мысль, что неплохо бы познакомить Соню и с рукописью, и с новоприобретённой родственницей, однажды придя в голову, поселилась там, по-видимому, прочно. Так что к вечеру, не в силах избавиться от наваждения, он решился и испросил у Евы разрешения вызвать Соню на подмогу. Тут же, едва получив согласие, он развил бурную деятельность по обзвону и покупке билетов. В результате Соню предстояло встретить уже через пару дней.

Та лёгкость, с которой Ева согласилась принять в доме его невесту, ещё больше укрепила его приязнь к ней. Тем более что общими оказались не только чашки в горошек. Когда Ева работала, она, почти полностью повторяя самого Алекса, хмурила лоб в поисках наиболее правильного решения. И так же, как и он сам, с большой неохотой прерывалась даже на обед. Он понимал, что только его присутствие и обязанности хозяйки погнали её на кухню что-то там резать, жарить и греть. Сама бы она ограничилась в лучшем случае бутербродом. Но это и в его стиле. В некоторых чертах они были так похожи, что казалось, прожили в одной семье не один год.

Алекс читал и читал, пока не понял, что буквы уже просто пляшут у него перед глазами без всякого смысла. Похоже, надо было выйти проветриться. Ральф, принявший наличие постороннего как досадную неизбежность, даже не рычал, а только не спускал глаз с бродящего по заснеженным тропинкам двора гостя. На фоне почти полной луны и звёзд, драгоценным ожерельем протянувшим сквозь небо Млечный путь, Алекс вдруг заметил на крыше странное сооружение, не похожее ни на что виденное им ранее. Заинтересовавшись, он пристал к Еве с расспросами. То, что он узнал, сильно расстраивало. Оказалось, что почти год назад на Густу, жившую в то время здесь в одиночестве, кто-то напал, жестоко убив сторожевого пса. Сама же Густа так и не оправилась от нанесённых травм и, проболев месяц, скончалась. А осенью хутор начали одолевать непонятные «гости», неизвестно зачем и откуда взявшиеся.

– А как же после всего этого вы так легко впустили меня? – парень не на шутку удивился такой открытости.

– Ну, ты же родственник, – Ева явно была в этом абсолютно уверена.

Не найдясь, что ответить, Алекс продолжил расспросы.

Оказалось, что штуковина на крыше не что иное, как «страшилка». Она никак не работает, но выглядит непонятно и её цель – отпугнуть возможных злодеев, пожелавших напасть на сидящую здесь в одиночестве Еву. Пока что это действовало.

Узнав о нападениях, Алекс не на шутку перепугался. Он вспомнил, как Рудольф Шварц говорил, что проводил здесь какие-то «разведывательные» мероприятия, не увенчавшиеся успехом. Кто знает, может быть, этот малоприятный Рудольф причастен к нападению на прабабку, как Алекс уже думал о Густе, и к визитам непонятных гостей. Скорее всего, что да. В конце концов, он, Алекс, и сам оказался здесь не без влияния семейства Шварцев. Причём ехал сюда настроенным враждебно и решительно. Рудольф, кстати, с первого же дня принялся донимать его своими вопросами и советами «как можно скорее выкинуть из дома этих самозванцев». Алексу было даже не досадно, а противно от того, что какой-то «потнорукий», как он уже прозвал Шварца-младшего, лезет не в своё дело и даёт советы. Он, Алекс, между прочим, тоже, как говорится, не пальцем делан, не простак какой-нибудь, а учёный и в состоянии самостоятельно разобраться в ситуации и отличить ложь от правды. И уж точно, он не будет выкидывать из домика так удивительно похожую на него самого девушку. Собственно, именно об этом он и написал герру Конраду, прибавив, что пока у него есть некоторые сомнения, и он останется, чтобы проверить факты.

Но это было до того, как он узнал о нападениях. Если это придурок Рудольф натравил каких-то бандитов на прабабку, то с него станется и организовать набег на этот хутор. А он, дуралей, вдобавок позвал сюда Соню.

Но когда изменить уже ничего нельзя, остаётся только молчать и ждать, как развернутся события.

4

Два дня пролетели за изучением дневников. Дело продвигалось медленно, и Алекс ждал невесту с каждым часом сильнее и сильнее.

За Соней пришлось ехать в аэропорт: подходящего автобуса не нашлось. Да и возможность увидеть любимую женщину на два-три часа раньше перевешивала такую мелочь, как поездка за сто километров и обратно. Он выехал рано утром, чтобы встретить невесту наверняка.

Ева только улыбнулась про себя, видя нетерпение, с которым Алекс ждал приезда своей девушки. Как это ей знакомо! Она и сама, ожидая Мариса, тоже предвкушала встречу. И надеялась, да нет, куда там, была совершенно уверена, что он тоже стремится к ней. «Все влюблённые ведут себя одинаково», – подумала Ева и стала подсчитывать, во сколько ждать обратно Алекса с Соней.

Она как-то быстро привыкла к его присутствию. Странно, но этот чужой, в сущности, мужчина ей совершенно не мешал. Она даже рада, что есть теперь единомышленник, которому, так же как и ей, интересна история жизни её прабабки. Мариса это, безусловно, тоже занимало, но его интересовало, скорее, лишь то, что относилось персонально к Еве. Так что это – не считалось.

Через несколько часов они уже сидели за поздним, но от этого казавшимся намного вкуснее обедом. Соня, которой Алекс, видимо, прожужжал уши и Евой, и находками из шкафа, ела с аппетитом, что, впрочем, совсем не мешало ей с любопытством оглядывать дом. Видно было, что он, такой старый, несмотря на попытки Мариса его осовременить, вызывал у неё большой интерес. Поев и отогревшись, она попросила разрешения познакомиться с Ральфом и, вопреки осторожным попыткам Евы её удержать, поскакала к псу, спущенному уже на ночь с цепи. Тот, ошалев от такого неожиданного натиска, забыл даже гавкнуть. Алекс смотрел с крыльца, как его невеста с упоением треплет громадного пса и даже где-то завидовал и ему, обласканному, и той лёгкости, с которой Соня нашла общий язык с лохматым чудовищем. Сам Алекс пока к такому близкому знакомству готов не был. Соню же интересовало всё, и, сопровождаемые удивлённым неожиданной прогулкой Ральфом, они втроём отправились на экскурсию по двору. Ева, оглядывая своё хозяйство глазами гостьи, не раз порадовалась, что электричество проведено даже в сараи. Они посмотрели, как хранятся овощи, где нужно брать дрова для растопки, навестили Дору, и так-то сварливую, а тут обуянную материнским инстинктом и вовсе недобрую. Всецело городская, Соня во все глаза смотрела на крохотного мохнатого козлёнка, с аппетитом сосущего острое, набухшее вымя:

– А кто козу доит?

– Я конечно, – усмехнулась Ева. – А кто же ещё? Я и роды у неё принимала.

Соня посмотрела на Еву с уважением. Её, уже знавшую о том, что эта молодая высокая девушка знает то ли пять, то ли семь языков, более всего поразило, что та может и доить, и даже принимать роды у козы.

Нагулявшись, они пошли в дом.

Сонино изумление перед открывшимся для неё шкафом с настоящими, подлинными старинными документами было неподдельным. Ева улыбалась про себя непосредственности гостьи. А та уже уютно устроилась за столом и с живейшим интересом читала первую тетрадь. Алекс, поймав взгляд Евы, не на шутку загордился невестой. Как и следовало ожидать, он устроился рядом, погружаясь в чтение. История Густы с каждым разом становилась для него более реальной, осязаемой и близкой.

5

Жизнь на хуторе быстро вошла в колею.

Проснувшись, Ева перебиралась из бывшей комнаты Густы, а ныне – собственной спальни в большую комнату, давая возможность гостям догнать её в изучении наследия прабабки, пока она вовсю стучала по клавишам, заканчивая перевод романа. Можно было не спешить, времени хватало, но ей хотелось завершить работу как можно быстрее. Что-то подсказывало, что надо использовать это – спокойное – время. Потом такого спокойствия может и не быть.

Однако жизнь текла на удивление размеренно. Соня, легко освоившая готический шрифт, читала вслух дневники Густы, и Ева, трудясь над переводом, вполуха слушала хорошо ей знакомую историю. Её крайне интересовало, что чувствует Алекс, знакомясь с нелёгкой историей своей прабабки. Догадаться было сложно. Время от времени они с Соней бурно обсуждали какие-то особенно зацепившие кого-то из них моменты, но в остальном Алекс хранил нордическое молчание. Ева не торопила. Она понимала: для осознания в полной мере своей причастности к этой истории нужно время.

Что касается самого Алекса, то он, несмотря на «нордическое», выработанное за годы в Германии спокойствие, в душе покоя не находил. Днём пытливый ум учёного использовал время, сопоставляя и раскладывая по полочкам факты, которые в избытке давала читаемая Соней рукопись. При этом Соня оказалась истинным кладом в деле толкования этих самых фактов. Историк культуры, она проводила параллели, сравнивала, сверяла данные с всезнающим Гуглом, наглядно демонстрируя, как широкий срез истории сошёлся в точку на отдалённом лесном латвийском хуторе. Эти параллели завораживали. Даже Ева время от времени отрывалась от рукописи, чтобы послушать Соню и её толкование далёких событий. Днём всё было в порядке.

Но вот ночи…

Ночью Алекс терзался совестью. Разметав по подушке густые чёрные волосы, рядом тихонько сопела Соня, а он то пытался считать каких-то овец, то разглядывал глубокую, подсвеченную луной, трещину в старой потолочной балке. Сон ни за что не желал приходить. Да по совести говоря, ему было о чем подумать: с одной стороны, с другой стороны…

С одной стороны, он вроде бы должен быть лояльным к своему работодателю, к тому же обещавшему помочь с восстановлением титула и всех связанных с этим прав. И это, особенно если учесть, что уже через несколько месяцев намечается свадьба, весьма и весьма кстати.

С другой стороны, он сердцем чувствовал, что столь радушно принявшая его Ева – действительно родня. И никак и ни за что её нельзя предать. А в том, что если он, приняв за основу план, предложенный Конрадом фон Шварцем, примется перетягивать одеяло на себя, в результате получится именно предательство, Алекс не сомневался.

Так он лежал ночами, слушая, как время от времени вздыхает старый дом и ждал, когда же придёт решение.

А пока он ежедневно писал герру Конраду короткие отчёты, сообщая, что дела по изучению документов продвигаются весьма медленно, и стремясь оттянуть неизбежное решение.

6

К выходным на хуторе, как и ожидалось, объявился Марис.

Предупреждённый, что в доме появилась ещё одна гостья, он превзошёл самого себя в стремлении наполнить дом припасами. Сумки вдвоём носили в две ходки.

– Куда ты столько привёз? – возмущалась Ева, – Ты что, взвод солдат собираешься кормить?

Откуда у неё выскакивал никогда ею не виденный «взвод солдат», Ева и сама не смогла бы сказать. Вероятно, выражение прилипло от одной из переведённых ею книг, однако «взвод» появлялся исправно, стоило ей только рассердиться. Но Марис, привыкший и не к таким речевым изыскам, только улыбался и даже не пробовал возражать. А чего возражать, когда вот он, Марис, уже стоит здесь, посреди комнаты, а припасы – вот они, тоже здесь, возражай – не возражай, а он в качестве главы семьи функцию по обеспечению едой выполнил.

Алекс, уже знакомый с этим большим, с виду добродушным, но совсем не простым парнем, просто наблюдал типичную семейную сцену, получая удовольствие от того, что и этого гиганта его женщина ругает точно так же, как Соня поругивает его, Алекса. Сама же Соня притаилась, как мышка, за его тоже достаточно широким плечом и осторожно разглядывала хозяина дома.

Поставив на пол последнюю сумку, Марис выпрямился и обвёл комнату взглядом.

– Ну, здравствуйте, будем знакомиться. Я – Марис, – представился он, протягивая Соне огромную, как лопата, ладонь.

– Здравствуйте.

От волнения у Сони пропал голос, и она издала какой-то странный сипящий писк. Марис с недоумением внимательно взглянул на неё, а затем на её руку, утонувшую в его ручище.

– Ой, я больно сделал? – мужчина был смущён не на шутку. – Я не хотел, извините.

И он поспешно разжал ладонь и виновато посмотрел на Алекса.

– Нет-нет, – Соня, откашлявшись, обрела голос. – Не больно, нет. Страшно.

Её русский был не так хорош, поэтому она выражалась короткими, но точно передающими суть фразами. И сама смутилась от такого прямолинейного заявления.

Марис поспешно отступил на полшага и слегка ссутулился, стараясь занять поменьше места, чтобы не пугать эту странную невысокую девушку, почему-то вдруг его испугавшуюся. Алекс поспешно выбрался из кресла и поспешил навстречу, чтобы сгладить неловкость. Пожав друг другу руки, мужчины синхронно обернулись, чтобы удостовериться, что всё в порядке, и больше никто никого не боится. И всё действительно оказалось в порядке. Ева уже потрошила одну из сумок, выкладывая бесчисленные пакеты на кухонный стол, а Соня стояла рядом и с энтузиазмом пыталась помочь.

К концу ужина вся неловкость исчезла бесследно, и, убрав со стола посуду, компания расположилась вокруг журнального столика, предусмотрительно накрытого клеёнкой. Перед каждым стояло по кружке тёмного бауского пива – Марис привёз домой целую упаковку больших пластиковых бутылей. Сам же Марис ловко разделывал вяленого леща. Большие сильные пальцы с лёгкостью отрывали от твёрдой, как подмётка, большой рыбы крупные жёсткие куски непонятного тёмного цвета и выкладывали на старую фаянсовую тарелку с тёмно-синим ободком и слегка щербатым краем.

– Это специальная тарелка для рыбы. – Пояснила Ева, встретив любопытный Сонин взгляд. – Она потом рыбой пахнет – мой, не мой. Так что эта – только для рыбы.

Соня с ужасом смотрела, как Алекс, храбро отхлебнув непонятного, не немецкого, а местного тёмного пива, потянулся за рыбой, стремительно наполнявшей тарелку. От леща и впрямь пахло довольно резко.

– Ты будешь это есть? – Соня старалась быть вежливой, но её немецкое воспитание категорически восставало против употребления в пищу непонятных, неизвестно как приготовленных продуктов.

– Да, буду! – Алекс отхлебнул пива и вонзил зубы в тёмный, с виду резиновый, остро пахнущий кусок.

Не в силах откусить сразу, он с видимым удовольствием принялся жевать рыбу, придерживая кусок за край.

Ева с Марисом, глядя на Соню, растерянно наблюдавшую за безответственным поведением жениха, старались не улыбаться. Получалось это у них плохо. В конце концов Марис, рискнув опять напугать эту чувствительную девушку, от души рассмеялся. Через минуту за столом хохотали уже все.

– Да ты пойми, – Алекс, в стремлении объяснить девушке всю прелесть пива с вяленым лещом, перешёл на немецкий, – да ты пойми, это – традиция! Это вкусно! У нас в Сибири такая рыба! Так и ел бы и ел, ты просто не понимаешь. Наша рыба вкуснее, зато пиво здесь – роскошное. Да ты сама попробуй!

И Соня решилась. Храбро отхлебнув из кружки с уже осевшей пеной, она сморщилась и пожаловалась:

– Горько.

Но, хлебнув ещё раз, быстро вошла во вкус.

– Да, это совсем другое пиво, я такое не пробовала. Горькое, но вкусное.

Попробовать рыбу она так и не отважилась, но по крайней мере в отношении пива согласие было достигнуто.

Марис, отчитавшись о неделе в Риге и передав положенные приветы, внимательно слушал рассказ о том, как продвигаются дела с изучением рукописи. И к концу вечера дружба и понимание были достигнуты.

7

Выходные прошли быстро.

Вдруг оказалось, что Евина лучшая подруга Лига решила навестить дальний хутор и примчалась вместе со своим бойфрендом Янчуком. Да и как не примчаться, если теперь она рассекала на своей собственной новёхонькой машине – серебристой «Toyota Corolla». Ясно же, что не похвастаться было совершенно невозможно:

– Вот, смотри, что мы с Янчуком купили! Это лизинг, но такие условия отличные, – Лига тарахтела без умолку.

У самого Янчука не осталось ни малейшего шанса вклиниться, ему было позволено лишь молча слегка глуповато улыбаться. Никто, глядя на него, и не подумал бы, что перед ним стоит один из ведущих адвокатов крупного бюро. Но сегодня он был не на работе и с удовольствием позволял своей Лиге наслаждаться жизнью.

Изучение рукописей пришлось отложить на потом. Обойдя со всех сторон сверкающий автомобиль, мужчины решили, что сегодня отличное время для мяса-гриля. Отправив женщин резать салаты, они, невзирая на холод, отправились в сарай за мангалом. Глядя в окно, как мужчины под пристальным взглядом Ральфа, уверенного, что ему сегодня тоже перепадёт что-нибудь вкусненькое, раскладывают на решётке аккуратно нарезанные ломти привезённой вчера Марисом свинины, Ева думала о том, как похожи, несмотря на разницу и в образовании, и в образе жизни все трое. Нет, внешне мужчины отличались сильно – большущего могучего Мариса, высокого широкоплечего Алекса и Янчука с его уже заметно намечающимся брюшком похожими назвать было трудно. Сходство было не внешнее, а – в понимании жизни. Они просто были мужчинами и действовали как мужчины: не чинясь и не выпендриваясь, признав за хозяином право отдавать приказы, они работали командой, слаженно разжигая огонь, нарезая мясо и устраивая его на решётке над жаром прогоревших углей. «Добытчики», – подумала Ева. И оглядела женщин.

Они – Ева, Лига и Соня – тоже были разными. Гораздо более разными, чем мужчины. И опять, дело не во внешности и даже не в языке – для удобства они перешли на немецкий, благо Лига тоже окончила немецкую школу. Дело в умениях. Ни Еве, ни Лиге не составляло труда справляться с сырыми овощами, чистить, резать, строгать, варить и жарить. Соня такой сноровкой не обладала. Она старалась не отставать, но видно было, как чёрные миндалевидные глаза с удивлением глядят на то, как сырые, немытые, совершенно непригодные в пищу продукты превращаются в очень даже вкусно выглядящие красивые салаты.

– Наверное, у нас слишком много полуфабрикатов, – призналась Соня. – Я даже не видела никогда, что так можно делать.

Ева, как раз в это время нарезавшая лосося на бутерброды, только усмехнулась, вспомнив вчерашний Сонин ужас перед вяленой рыбой. Да, похоже, этой европейской барышне есть чему поучиться у латышских крестьянок. Она не смущаясь зачислила в крестьянки и Лигу, памятуя о том, что и та в детстве каждое лето проводила на хуторе у бабушки и уж точно умела доить козу не хуже Евы.

Но Соня училась быстро и старалась не отставать. Она с явным интересом впитывала в себя новые навыки.

– Я так рада, что приехала к вам, у нас в институте умрут от зависти, когда узнают. Спасибо, что согласились принять, – Соня смотрела на Еву сияющими глазами.

– А, кстати, вы здесь как оказались?

Лига прекратила восхищаться новой машиной и посмотрела на аккуратно нарезающую кольцами лук иностранку.

Ева ощутила досаду. Врать подруге не хотелось. Правду же говорить не следовало и подавно. И неизвестно, что может сказать эта неизвестно чего вдруг пугающаяся Соня. Но Соня, к её удивлению, успела ответить быстрее замешкавшейся хозяйки, перейдя зачем-то на русский язык:

– Я студент. Историк культуры. Мне очень интересна культура Латвии. Я – из Гамбурга, скоро надо диплом писать. Я учусь.

И она улыбнулась Еве.

Улыбнувшись в ответ, Ева вдруг подумала, что девушка далеко не так проста, как кажется. Ни слова не солгав, она умудрилась построить фразу так, чтобы пресечь любые дополнительные вопросы. Студентка, историк культуры, пишет диплом – и это была чистая правда, даже то, что история Латвии ей и впрямь интересна. То, что прибыла она сюда совсем по другому делу, виртуозно осталось за кадром.

«Интересно, какие ещё сюрпризы преподнесёт эта девушка», – подумала Ева. В том, что сюрпризы будут, она не сомневалась.

8

Лигу с Янчуком уложили спать в большой комнате.

Еве сразу вспомнилось детство, когда родственники, её родители, она сама, тётя Линда с дядей Иваром и целая куча двоюродных сестёр и братьев набивались в этот дом, как шпроты в банку. Как они тогда здесь помещались?! Сейчас оставалось только пожимать плечами и вспоминать, что есть и сеновал, но ведь помещались же. Так что загнать во двор под надёжную охрану Ральфа серебристую «Короллу» и постелить на диване очередную постель не составило труда. Ральф, которому ожидаемо перепало сегодня немало вкусностей, вовсе не возражал против того, чтобы покараулить на одну машину больше. Засыпая, Ева слышала, как пёс – уже годовалый, почти взрослый, огромный и надёжный – обходит дом, шелестя по сугробу своим густым лохматым боком.

Воскресенье пробежало быстро. С утра прогулялись по заснеженному лесу, вдоволь накидавшись друг в друга снежками, а проголодавшись, снова жарили мясо – мужчины с утра расстарались на шашлыки. За пивом, которое даже Соня уже пила, не морщась, компания разделилась «по интересам». У мужчин огромный интерес вызвал Алекс и его изобретения. Объединившись вокруг стола и едва не сталкиваясь лбами, парни что-то рисовали, обсуждали, время от времени обращаясь к Еве за переводом какого-нибудь термина в надежде лучше понять, как же именно работает что-то там очень техническое.

Даже Янчук, абсолютный гуманитарий, и тот, казалось, был захвачен процессом. Правда он, как юрист, то и дело сбивался на то, чтобы выяснить, зарегистрировал ли Алекс свои изобретения, и если – да, то каким образом.

– Да ты, похоже, не только в латвийском, но и в европейском праве разбираешься! – Алекс крайне поразился тому, что кто-то так интересуется соблюдением его прав. – Если что, я к тебе непременно обращусь.

Шуточно брошенная фраза, воспринята была, однако, вполне серьёзно:

– Обращайся. Почту за честь помочь, если надо. – И как по мановению ока в руках у Янчука оказалась визитка.

– Присяжный адвокат, член коллегии адвокатов… – Алекс внимательно читал надпись. – Надо же, я и не знал. Обращусь, если что.

В этот раз он говорил уже серьёзно.