Вдвоем против целого мира Полянская Алла

– Владик, накануне бала ты притащил мне ваш старый альбом с фотографиями, снятыми в тот день, когда пропала Лиза. Помнишь? Ты еще хотел знать, когда и где это было снято. Мы в беседке у озера его смотрели.

– Помню.

– Мы его там оставили, а перед балом я пошла и забрала его. – Соня взволнованно сжала руки. – И он лежал вот здесь на столешнице, а после визита Козявки и Дарика я спрятала его в ящик стола, потому что мне показалось, что они его смотрели. И я думаю, что права, они его все-таки смотрели и, возможно, взяли кое-что.

– Там не было ничего такого. – Влад озадаченно взглянул на Соню. – Обычные фото – соседи, дети, ничего интересного.

– Это с нашей точки зрения. – Соня покачала головой. – Если они что-то знают, то можно предположить, что какая-то из тех фотографий могла подтвердить их подозрения. Козявка всегда была очень наблюдательной и любила узнавать о людях… ну, всякое. То, чем не гордишься. А потом ходить вокруг, с ухмылкой намекать, бросать фразы, понятные только ей и ее жертве. Она специально выискивала информацию обо всех, но больше всего отчего-то доставалось именно мне. Уж не знаю, почему я удостоилась такого пристрастного внимания.

– И она находила?

– Как ей казалось. – Соня ухмыльнулась. – Тут ведь всегда дело не в самой информации, а в том, как я к ней отношусь, а мне обычно было по фигу – на фоне моих неприятностей с матерью и Лизой. И Танька злилась, что мне наплевать, и снова искала. Однажды я даже заметила ее с биноклем на дереве на соседнем участке. В чем она хотела меня уличить, я не знаю, но мне и тогда это казалось нездоровым. Я уверена, что пока Дарик устанавливал камеры, она просмотрела фотографии в альбоме.

– Что же могло быть такого в том альбоме, что сюда ради него вломились? – Влад поставил на полку последнюю книгу. – Давай подушки на диван уложим и вообще приберемся. Если мать проснется и хватится нас, она немедленно прибежит сюда, а если увидит все это, не миновать нам такого пристрастного расследования, что никакой Козявке и не снилось. Вот черт, теперь мы не узнаем, что было в том альбоме.

– Узнаем. – Соня хихикнула. – Когда я его несла, из-под обложки выпал конверт с негативами, и я поленилась запихнуть его обратно, надо было снова доставать альбом, а я торопилась. Так что – вот он, смотри, на зеркале торчит, под рамой. Я его туда сунула, чтоб не забыть тебе вернуть.

Влад взял в руки конверт и открыл его – в нем лежала аккуратно нарезанная старая пленка, по три-четыре кадра.

– Вот уж поистине – хочешь что-то спрятать, положи на самое видное место. – Влад засунул конверт в карман. – Днем напечатаем фотографии, у нас сохранилось оборудование.

– А реактивы и фотобумага? – Соня с сомнением покачала головой. – Нет, Владик, это надо отдать специалистам.

На крыльце послышались шаги, в гостиную ввалились трое охранников.

– Да, знатно пошуровали. – Самый высокий кивнул Соне. – Сейчас мы это сфотографируем, Софья Николаевна.

– Я книги на полки уже обратно расставил. – Влад машинально потрогал карман с конвертом. – А так ничего не трогал.

– Ну, это вы зря поторопились. – Охранник достал фотоаппарат. – Что-то пропало?

– По-моему, нет. – Соня решила не говорить охранникам правды. – Да здесь никогда и не было ничего ценного.

– Ага, кроме самого участка. – Молодой охранник в кепке набекрень заржал. – А так, ясен перец, ничего.

Старший группы зыркнул на него, и тот осекся.

– Вы уж простите его, Софья Николаевна, он у нас новенький. Что ж, я зафиксировал вторжение. Сейчас осмотрю замки. – Охранник передал фотоаппарат третьему коллеге, который все время молчал, рассматривая беспорядок в комнате. – Мой вам совет, Софья Николаевна, поменяйте ворота, чтоб запирались, и замки на входной двери.

– Как будто нельзя проникнуть со стороны реки. – Соня фыркнула. – Я знаю, что вы скажете – надо оборудовать участок камерами. Но пока здесь не было всех этих богатеев, ничего такого не требовалось, и…

– Они есть, и их никуда не денешь. – Охранник наклонился над замками. – И я думаю, если б не здешние дворцы, это место регулярно грабили бы всякие бродяги и отщепенцы, да и местные из Привольного тоже не отстали бы, как они это делают в других дачных кооперативах, чтоб вы знали. Время такое, люди совершенно тормоза потеряли, тащат все, что видят, а сюда им заказано, и они в курсе, что будет, если полезут. А замочки смените, Софья Николаевна, у кого-то есть ключи.

Охранники ушли, и Соня принялась наводить порядок. Но ей так хотелось спать, вот просто невмоготу. Глаза сами закрывались.

– Влад, ну ее в пень, эту уборку, давай потом. – Соня потерла кулаками глаза. – Я спать хочу зверски, никуда уборка не денется. Днем уберусь.

– Давай хоть спальню в порядок приведем, как ты там спать будешь.

Они принялись складывать вывороченную из ящиков мелочовку обратно, Соня принесла пакет для мусора.

– Заодно выброшу все, что уже не нужно. – Соня вздохнула. – Как-то раз я нашла в Интернете цикл американских фильмов под названием «В плену ненужных вещей». Ну, ты в курсе, что есть люди, которые собирают разный мусор, а потом он копится в их домах так, что в итоге им самим там не оказывается места. Они в этом мусоре ходы делают и так живут, выбросить не могут и не дают никому это сделать. У нас это называют «плюшкинизм», а там – болезненная страсть к накопительству. То есть человек – мало того, что тащит в дом всякое, он совершенно неспособен расстаться с этими вещами. Страсть к накопительству присуща очень многим, но такие формы она принимает нечасто. Я завела себе правило время от времени бить свое накопительство по рукам. Если какая-нибудь вещь не используется мной в течение года, я выбрасываю ее или отдаю тому, кому она нужна. Вот сейчас настал такой момент. Раз уж мне приходится среди ночи складывать все это обратно, кое-что отправится в мусор.

– У нас в Александровске в соседнем доме старуха жила. – Влад со смущением покосился на кучу нижнего белья, кем-то небрежно брошенного посреди ковра. – У нее была такая шиза. И к ней регулярно приезжали мусорщики и вывозили самосвалы всякой дряни. Самосвалы, в прямом смысле слова! А через полгода глядь – она снова натащила. Пока не померла бабка, соседи мучились.

– Там подход другой. – Соня сгребла белье и принялась складывать его обратно в ящик комода. – В США с человеком работают психологи, и постепенно он осознает, почему он это делает, и начинает себя контролировать. То есть человек понимает, что у него есть проблема, а это уже половина дела. Следующий шаг – осознание того, что все эти вещи рулят его жизнью. Многие просто офигевают, когда до них это доходит. В общем, будет интересно – посмотри. Все, можно спать. Нет, еще шкаф… я только немножечко прилягу. Просто устала.

– Я и сам устал.

– Так ложись, кровать большая. – Соня подвинулась. – Смотри, уже утро.

– Вижу.

Утро его не радовало, он тоже хотел спать. Окна Сониной спальни выходили на теневую сторону, и в первой половине дня в комнате царил прохладный полумрак. Соня улеглась поверх покрывала и свернулась калачиком. Влад немного подумал, но перспектива тащиться через весь участок до дома, а там объясняться с матерью, его не прельщала, и он прилег с другой стороны кровати. Сон навалился на него, он нырнул в ясную прохладную картинку. Вот день, когда его не взяли на реку, и мать притащила его домой, он вылез на крышу, собираясь сидеть там весь день. И две фигурки за озером, спускающиеся к реке – Анжелка в своем нарядном красном сарафанчике и Лиза – в неизменном синем платье с разбросанными ромашками. Они уходят, уходят все дальше, и Влад кричит, зовет их – но звука нет.

Дариуш и серебристая цепочка от медальона. Вот оно.

Влад проснулся, удерживая в памяти то, что ускользало от него многие годы.

– У Дариуша был Лизин медальон.

Влад повернулся к Соне – она спала, свернувшись калачиком, он хотел ее растолкать, но Соня спала так крепко, что ему стало жаль ее будить. Никуда теперь это воспоминание не денется, он вытащил его из сна в реальную жизнь. Он помнит, как сказал матери, что видел у Дариуша медальон Лизы, как тот подбрасывал его и ловил, и цепочка блестела. Мама испуганно цыкнула на него и заперла в доме, велев не болтать. Он это вспомнил через столько лет, и может быть, сон перестанет его преследовать. Но когда он видел у Дариуша медальон? Нет, не в тот день, когда Лиза пропала, тогда он был дома, может, на следующий.

Почему ему запретили говорить об этом? Почему мама так испугалась и заперла его? Ведь если у Дариуша оказался медальон Лизы, это значит, что он ее убил? Так почему мама запретила ему об этом говорить, да еще и заперла в доме, пока милиция шарила в окрестностях?

Потом они уехали в город, и он постепенно все забыл. Но какая-то часть его мозга хранила эти воспоминания.

Влад поднялся и вышел из спальни. Спать он не может, но что теперь делать? Спросить у матери? Видимо, придется это сделать, потому что лишь она может ответить на его вопрос.

От нечего делать он начал приводить в порядок комнату. У него появилась идея для новой игры, и он, убирая Сонину гостиную, уже представлял ее персонажей и основную концепцию. А это значит, что отпуск придется прервать, пора заниматься делом.

У Сони зазвонил сотовый. Он звонил и звонил, Влад нашел его под кучей вещей и принял звонок, чтобы сигнал не разбудил Соню.

– Софья Николаевна, доброе утро. Звоню, как договаривались.

Голос мужской, незнакомый, и Влад понял, что сделал ошибку, не надо было брать чужой телефон, очень неудобно может получиться. Но теперь деваться некуда.

– Доброе утро. Прошу прощения, но Соня спит, я принял звонок, чтобы сигнал ее не разбудил. – Влад не знает, что еще сказать. – Она расстроена, устала, и ей только-только удалось уснуть. Может, вы ей после обеда перезвоните?

В трубке царит молчание, и Влад понимает, как это выглядит – некто звонит Соне, возможно, он имеет на нее виды, и тут с самого утра трубу берет незнакомый мужик.

– Да, конечно. – Наконец молчание прервалось. – А вы, наверное, тот самый молодой человек, который сопровождал Софью Николаевну на балу?

– Да. – Влад мысленно уже изругал себя за идиотское решение принять чужой звонок. – После всего случившегося Соня не могла уснуть, и вот…

– А что случилось?

Влад вздохнул. Рассказывать подробности незнакомцу нехорошо, но надо же как-то сгладить неловкость.

– Насколько я знаю, вчера у вас были посиделки с шашлыками, я даже позавидовал. – Человек на том конце провода откашлялся. – Я – Афанасьев, Дмитрий Владимирович. Хотел пригласить Софью Николаевну в гости, сманивал ее тропическими рыбками. Может, я могу чем-то помочь, если вы мне расскажете, что стряслось?

Выхода нет, надо рассказывать, тем более что Соне это никак не может навредить. Влад кратко пересказал суть последних событий, очень надеясь, что Соня не убьет его за это.

– И вы сейчас убираетесь в гостиной?

– Ну да. – Влад смутился. – Соня спит, я думаю, ей это надо. А я подремал и теперь привожу в порядок дом. В гостиной почти закончил, но есть еще две спальни и кабинет профессора. На втором этаже никого не было, похоже.

– Конечно, надо менять замки немедленно. – Афанасьев помолчал, что-то прикидывая. – Послушайте, Влад. А если я сейчас все организую и пришлю к вам туда человека, он врежет новые замки?

– Ну, я не знаю… Я не думаю, что у Сони есть замки, надо же купить их.

– Человек все принесет с собой. Боюсь, Софья Николаевна не скоро соберется это сделать, а если у кого-то есть ключи от дома, это становится опасным. Ну, ладно – сегодня разгромили комнаты. Неприятно и тем не менее поправимо. А если завтра она будет в том доме одна, страшно подумать, что может случиться! Вы побудете там какое-то время?

– Конечно, побуду, сколько нужно. – Влад оглянулся, оценивая, что еще не на месте. – Не оставлю же я ее одну в фактически незапертом доме.

– Именно об этом я и толкую! – Афанасьев обеспокоенно хмыкнул. – Если у кого-то есть ключи и этот человек, допустим, не нашел искомое, то он может вернуться! В общем, мой мастер скоро будет, ждите.

Влад бросил Сонин сотовый на диван и пошел в кабинет ее деда. Здесь беспорядка практически не было – возможно, потому что ящики стола были пусты, на полках стояли многотомники различных авторов, шкаф тоже оказался пуст. Эта комната не использовалась много лет, отсюда убрали все вещи прежнего хозяина. Влад знал, что все рукописи и прочие бумаги профессора забрали люди с кафедры, а все технические книги Соня сама отдала в институтскую библиотеку. Личные вещи профессора, собранные в чемоданы, лежат сейчас на чердаке дома, Соня от них так и не избавилась. Вряд ли она сама знает, зачем все это хранит, но вот хранит же.

«Она не может отпустить прошлое. – Влад расставляет на полках книги. – Она была не счастлива тогда, эти люди пренебрегали ею, но она не может отпустить прошлое – наверное, из-за того, что осталось много вопросов, на которые она не нашла ответов».

Во дворе мелькнули какие-то фигуры, Влад вышел на веранду.

Невысокий человек в синем комбинезоне шел по дорожке, неся в руках большой ящик с инструментами. За ним следом вышагивал старик, которого Влад видел рядом с Соней в доме Дариуша.

А из зарослей бузины со стороны забора вышла мать с корзинкой в руках.

Влад почувствовал себя пловцом, которого окружили акулы. Они небольшие и, возможно, сытые, но это все-таки акулы, а не караси. С другой стороны, мать явно принесла завтрак, а он голоден. И, возможно, под все эти хлопоты он попробует снять эмбарго с электроники, идея новой игры уже владеет им.

Но сейчас важно, чтобы Соня, проснувшись и увидев результаты его хозяйственной деятельности, не прервала с ним дипломатические отношения. И это, конечно, касается Афанасьева – к матери-то она давно привыкла.

Стороны встретились около ступенек, ведущих на веранду.

11

– Майор Реутов, Денис Петрович. – Дэн продемонстрировал хозяйке удостоверение, Анжелика внимательно изучила документ, подозрительно прищурившись. – А это мой напарник, капитан Васильев. Вы Анжелика Рыбкина?

Анжелика враз побледнела, ее лицо сделалось изжелта-серым.

– Что?.. – Глаза ее наполнились слезами. – Что случилось? Что-то с Аликом и детьми?!

– Нет, успокойтесь. – Реутов мысленно пнул себя за толстокожесть. – Насколько я знаю, с вашим супругом и детьми ничего не случилось. Мы здесь совершенно по другому поводу.

Анжелика вздохнула, и глаза ее полыхнули гневом.

– Можно ли так пугать человека, вы…

– Анжелика Васильевна, да я понятия не имел, что вы испугаетесь. Откуда мне было знать! – Реутов примирительно поднял руки. – Сдаюсь, помилуйте. Можно войти?

– Да, входите, конечно. – Анжелика уже пришла в себя. – Проходите, я подам напитки. Есть пиво, светлое и темное, есть кока-кола и виноградный сок. Или чай, кофе – что угодно. Я только позвоню Алику, он с детьми на даче. Понимаете, мне прошлой ночью снился очень нехороший сон, и я весь день была начеку, особенно за рулем, пришла домой, а тут вы… минутку.

Она вышла из комнаты, а Реутов с Виктором огляделись вокруг.

Эта квартира была переделана из двух. Просторная гостиная, дорого и со вкусом обставленная, вряд ли интерьером занималась хозяйка дома, учитывая ее пристрастия. Нет, здесь поработали дизайнеры и создали уютную и элегантную обстановку. Из кухни слышно, как звенят стаканы и Анжелика говорит по телефону с мужем.

– Значит, Лизу нашли.

Анжелика вошла в комнату, неся на подносе напитки – запотевшие бутылки и чистые стаканы.

– А вы…

– Алик с детьми в Привольном, у нас там дача. – Анжелика налила себе пива. – Угощайтесь, кто что пьет. А я люблю пивко вечером, но одной пить как-то не в кайф. Так я говорю – Алик с детьми в Привольном, у меня там кусок земли есть, родительский дом стоял. Ну, лачугу мы, конечно, снесли и построили хороший дом, Алик сад заложил, детям раздолье.

– Не в Научном городке?

– Нет, именно в Привольном. Куда там, в Научном городке цены бешеные. – Анжелика поморщилась. – Раскрутили место, а Привольное – это за оврагом. Ну а то, что Лизу нашли, весть сразу разлетелась, вот Алик мне и сказал. В свое время ее исчезновение наделало шороху – шутка ли, пропала девочка средь бела дня и без следа. Она была странная, знаете?

– Я в курсе. – Дэн налил себе сока. – Вить, ты что будешь?

– Пивка, с вашего позволения. – Виктор потянулся за бутылкой темного портера. – Так вы, Анжелика Васильевна, помните Лизу Шумилову?

– Еще бы. – Анжелика поставила стакан и посмотрела на гостей. – Не надо ходить вокруг да около, просто спрашивайте, что хотите знать, и если я смогу вам помочь восполнить пробелы, то помогу. И давайте попросту, без церемоний, устала я сегодня – жуть, не до балетов.

– Что ж, так даже лучше. Расскажи все, что помнишь о том дне. – Виктор отхлебнул из бутылки и блаженно вздохнул, пиво было его любимое. – Какой была Лиза Шумилова, почему именно ты поладила с ней, а главное – как тебе это удалось. Что собой представляла их семья, что ты видела в тот день, возможно, было что-то необычное, тогда почему ты промолчала? В общем, все, что удержала память.

– Это на самом деле не один вопрос, а сто. – Анжелика улыбнулась хитровато. – Двадцать лет прошло, целая жизнь. Но я попробую ответить на все вопросы и начну, пожалуй, с Лизы. Все удивлялись, что у нас с ней установился контакт, но ничего удивительного в этом не было. Лиза жила глубоко внутри себя, она терпеть не могла, когда к ней лезли в душу. Мать не давала ей дышать, она буквально задавила ее своей заботой, она ей не оставляла пространства вообще!

– Гиперопека? – Реутов делал пометки в блокноте. – И всегда так было?

– Всегда. – Анжелика раздраженно повела плечами. – Гиперопека – это мягко сказано. Вспоминая все это сейчас, когда у меня самой двое детей растет, я понимаю: у их матери, тети Наташи, с головой непорядок был. Вы спросите у остальных, они вам скажут то же самое – она иногда вела себя неадекватно, а если попросту, то была совершеннейшая психопатка. И с каждым годом проблема усугублялась, по-моему. Соньку эта чокнутая гнобила так, что та боялась дома находиться. По-моему, она Соньку ненавидела, и чем старше они с Лизой становились, тем больше она гнобила младшую дочь, а Лизке буквально не давала дышать со своей опекой и любовью.

– Гнобили Соню. – Виктор с сожалением отставил пустую бутылку – с пивом пора притормозить. – В чем это проявлялось?

– Во всем. – Анжелика фыркнула. – Во всем буквально. Мало того, что Сонька за всю жизнь платья нового не носила, все после Лизы донашивала, так мать ее постоянно оскорбляла, попрекала и не давала жить. Вот сидит Сонька и рассказывает за обедом, как мы в лесу гуляли, и нашли поляну с земляникой, и родники… ну, в общем, она светлая была девчонка, все время к радости тянулась. А родичи обедают, слушают ее, кивают вежливо – им на Соньку было вообще насрать, хоть профессору этому, хоть женушке его, да и папаша Сонькин недалеко отъехал, но сидят, кивают. И тут эта психопатка начинает орать: дрянь бесчувственная, весело тебе, когда твоя сестра так больна? Пошла вон из-за стола и вообще пошла вон со двора, чтоб ты сгорела, тварь неблагодарная. Представили?

– Честно говоря, нет. – Реутов с Виктором переглянулись. – Такое вообще невозможно представить. Вить, ты слышал?

– Лучше б не слышал.

Да, пожалуй, у Сони была причина желать смерти сестре, да и матери, если на то пошло. И ей уже исполнилось тринадцать.

– А если я вам скажу, что такое у них регулярно происходило? – Анжелика потянулась к стакану, потом махнула рукой. – Нагрелось все… Да, такое у них было постоянно, я ведь там почти каждый день бывала, все видела. Папаши все равно что не было – он если не на работе в институте, то со стариками торчит, что-то они считали, а то в сарае запрутся, там у них тоже колбы всякие были. Старик и его жена с ума сходили вокруг этих колб, важнее для них ничего на свете не было, а папаша Лизкин у них на побегушках был. И у стариков, и у психопатки.

– А тебе не нравилась Наталья Шумилова? – Реутов понимал, что сейчас слышит подтверждение своей версии. – Она тебя тоже обижала?

– Нет, не обижала, ведь я с ее обожаемой Лизонькой везде ходила. – Анжелика долила себе пива. – Конечно, она мне не нравилась. Она никому не нравилась, старики терпели ее с трудом. Вот Лизка распсихуется и нападет на Соньку… у нее это случалось. И могла Соньку здорово побить, что попало под руку, тем и колотила. И хоть бы раз ее кто-нибудь из них остановил, а мамаше даже нравилось, я думаю. У меня двое детей, ребята, и я не знаю, как можно любить одного и люто ненавидеть другого. Но так было, и в то последнее лето Лизка сломала Соне ключицу. Вернее, сломала весной, Сонька приехала хоть и без гипса, но правая рука слушалась ее плохо. И все делали вид, что ничего такого не произошло, только доктор Оржеховская забирала Соню к себе и там ей какие-то припарки ставила и заставляла мячик ловить. Вы, кстати, у нее спросите, она вам больше моего об их семействе расскажет.

– А о Лизе ты что можешь сказать? – Реутов уже представил общую картину, и ему тягостно было слушать подробности. – Как вы с ней общались?

– Понимаешь, я не лезла к ней в душу. – Анжелика откинулась в кресле. – Я же пришлая была, из деревенских. У меня в Привольном родители жили и брат. Папаша пил беспробудно, а мама работала продавщицей в магазине. Она была наполовину цыганка, но по ней это не было видно, а когда родилась я, то оказалось, что похожа я на свою цыганскую родню, как видите. Папаша решил, что мама меня нагуляла. Уж он и бил ее, и что только ни делал, а потом пьяный упал с крыши и умер, слава богу. И брат долго не прожил, зарезали его в пьяной драке, я маленькая была еще. Ну а в Научном городке ребята эти… И Лиза. Она меня научила считать. Мы с ней были одногодки, и я долго не могла понять, что с ней не так. Но приходила к ним, именно к Лизе приходила, а она все время что-то писала в тетрадках, цифры какие-то. Я себе взяла листик и давай школьные примеры писать по памяти, да все неправильно. Я считать практически не умела – деревенская школа, и немного нас в классе, а научить толком не могли, я если не понимаю принципа действия, то не понимаю и самого действия. Так и со счетом было, и буквы едва осилила – не слишком я была способная тогда, а может, и в развитии отставала, кто сейчас скажет… И вот пишу я эти цифры – просто чтоб делать то, что Лиза делает, а она взяла у меня листок и кивает – неправильно, перечеркнула все. Я и сама знаю, что неправильно, да не знаю, как сделать правильно. Нам тогда по девять лет было, я в школе на второй год осталась из-за неуспеваемости. И тут Лиза приносит конфеты. Кладет одну и одну и показывает, чтоб я писала цифру – я и пишу: две. Она тогда добавляет еще одну, и снова. Если я верно писала, она мне конфету давала. Так поняла я принцип, научилась считать и решать примеры, потом и уравнения. А задачи она мне рисовала. И поезда, и трубы эти дурацкие, и бассейны с водой, и велосипедистов. И так оно у нас вышло, что Лиза научила меня понимать математику. Не заучивать, а понимать. Это потом меня Дариуш и Соня гоняли по гуманитарным наукам, Дариуш уже тогда на трех языках свободно разговаривал, выучил сам, знаете? И Машка помогала тоже – с физикой, но понимать математику меня научила Лиза. А я от них всех научилась понимать, как надо учиться, чтоб не для пятерок, а чтоб знать. И мы с Лизой другой раз вместе уходили и гуляли, я ей что-то рассказывала, или она мне пыталась… нет, она не говорила, но умела дать понять. В общем, я прижилась в их компании – единственная из всех деревенских. А уж как я старалась! Каждый день мылась дочиста, одежду стирала и отглаживала, даже ногти красила, как умела, только бы понравиться им там, в Научном городке. И они со мной, конечно, дружили, как умели – но, скажу я вам, они все были очень странные. Друг с другом иногда о каких-то таких вещах разговаривали, что я и понять не могла, но чтоб вот привязка у них была друг к другу, как водится в таких компаниях – нет, не было, они иной раз по нескольку дней не виделись, каждый сам по себе. Но ходила я туда из-за Лизы. Я много чего знала о ней – и то, что она очень любит Соню и сожалеет, что иногда не может удержать свой гнев. Она об одной Соне картинки рисовала днями. Целые альбомы были, мамаша их в клочья рвала, а Лиза снова рисовала. В общем, такая она была, разная очень.

– А еще она была красивая. – Виктор вспомнил фотографии на столе у Реутова. – Удивительно красивая, я представить себе не мог даже, что…

– Да, была. – Анжелика допила пиво и отставила стакан. – Лиза не просто красивая, у нас подобралась компания, которую невозможно было удивить просто красотой. Но Лиза была лучше всех. Что-то было в ней еще, кроме красоты. То, чего не было даже у Таньки, хотя, конечно, дети из Научного городка выглядели как результат какой-то генетической селекции.

– Это да. – Реутов хмыкнул, вспомнив лица, возникшие перед ним, когда они приехали на вызов. – Как на подбор, один к одному.

– Когда они все шли толпой, вы не поверите, но люди на них оглядывались. – Анжелика вздохнула. – И когда я с ними шла по улицам Привольного, мне казалось, что я на седьмом небе. Меня от гордости распирало просто, что я с ними. Мама мне специально наряды шила, чтоб я была не хуже их. Они, конечно, не презирали меня открыто, но все-таки не относились как к равной. Нет, ничего явного, но… И тем не менее одно несомненно: если б не они, меня ждала бы незавидная судьба. Вышла бы замуж за местного, он бы пил, бил меня, я бы пахала на всех работах, до которых дотянусь, и в тридцатку уже стала бы старухой, а то и спилась бы. В деревнях все так живут. А так я окончила школу с медалью и поступила в университет, где встретила своего Алика и выскочила за него замуж. Доучивались мы вместе, на третьем курсе у нас Кристина родилась, но вместе мы все осилили. И свекрам, конечно, огромная моя благодарность, что приняли меня как родную, а ведь что я была – так, девчонка деревенская, дочь алкоголиков, в куцем перешитом пальтишке, а они взяли меня в дом, одели, обули, золотом обвесили, с ребенком помогали… да всем бы таких свекров, как у меня, дай бог им здоровья и долгой жизни. А вот они все, моя компания из Научного городка, научили меня учиться и хотеть большего, в этом их заслуга. И Лиза… она была самой странной девочкой из всех, кого я видела. И она понимала, что с ней все не так. Она вообще все на свете понимала и рисовала, рисовала все время, альбом с собой носила и всякие приспособления для рисования. Какие-то рисунки она красками делала, какие-то – карандашами или фломастерами, а что-то – простым карандашом. У меня сохранилась парочка альбомов с ее рисунками.

– Можете дать мне их на время?

– Да. – Анжелика вздохнула. – Как тебя, Денис? Конечно, возьми, но верни обязательно, это память. Знаете, когда она пропала, я долго ждала, что она вернется. Приходила к Шумиловым, а там эта их мамаша-психопатка, она Соню просто сжирала. И убегать не давала, я сидела у них вместе с Соней в ее комнате, при мне она ее не трогала, понимаете?

– Что ты имеешь в виду под словом «сжирала»?

– То и имею в виду, Денис. – Анжелика отправилась на кухню за новыми напитками. – Вот, берите пиво и орешки тоже. Сжирала – это сжирала. Она носилась по всем окрестностям, искала Лизу, потом вваливалась в дом – потная, грязная, растрепанная, хватала Соньку и начинала ее трясти с криками: «Лучше бы ты сдохла, тварь тупая! Лучше бы ты утонула! Это ты виновата, что Лизонька ушла!» Вы можете это себе представить?

– Нет. – Виктора даже передернуло, когда он представил, что вот так кто-то кричит на его Светку. – И ее никто не останавливал?

– Нет. – Анжелика злобно прищурилась и стала похожа на какого-то хищного зверька. – Старики торчали в своем сарае, для них эти колбы значили все на свете, им было не до Соньки. Папаша ее вообще уходил в астрал, он с психопаткой старался не спорить. Однажды доктор Оржеховская застала эту картину и после долго разговаривала со стариком, я только слышала, как она сказала: я об этом доложу. Видимо, пригрозила пожаловаться куда-то. Психопатку увезли в город, а Сонька осталась до августа. Но потом началась школа, Сонька уехала, и там уж все случилось.

– Ее мать покончила с собой, мы знаем.

– Ничего вы не знаете, Денис. – Анжелика снова налила себе пива и захрустела орешками. – То, что написали менты, ерунда. Профессор надавил на свои связи, и написали, что она мирно скончалась от передоза таблеток. А было не так.

– А как? – Виктор понимал, что все это копилось у Анжелики долго и рассказывать было некому. – Откуда ты знаешь, как было на самом деле?

– Когда Лиза пропала, я посчитала, что должна присматривать за Сонькой. Ну, Лиза бы этого хотела. – Анжелика вздохнула. – Сонька совсем другая, она на них не похожа ни в чем. Они технари были, даже эта психопатка, а Сонька таблицу умножения освоила с трудом.

– И Лиза ее не научила?

– Денис, научить можно того, кто способен научиться. А Сонькина голова заточена под эльфов и принцесс, никак не под квадратные уравнения. – Анжелика развела руками. – Не понимала Сонька математику. Вот отнять-прибавить-умножить-поделить – да, без проблем. А когда начались формулы, уравнения, сложности – все, стена. Математику надо видеть, она очень логична, а Сонька в этом вопросе абсолютно слепоглухонемая. Она не видела эту систему, не понимала ее, а самое главное, не понимала, зачем ей это надо и какая ей от этого будет польза.

– А от эльфов была польза?

– Эльфы у нее в голове жили всегда, она мне говорила, что когда закрывает глаза, то видит кино, и даже каналы может переключать. Она это кино годами смотрела, а мы знать не знали, пока она не стала писать свои книги. А математику она не могла понять, не так у нее башка устроена. И семейка, конечно, насмешничала над ней. Ее провозгласили тупицей и махнули на нее рукой: живи как знаешь. Лизино исчезновение стало для них потерей, а если бы пропала Сонька, они едва ли заметили бы это и уж точно не горевали бы.

– Они ее не любили?

– Старик, может, любил – по-своему, как умел, а так – нет, не любили. Они никого не любили, только науку свою, понимаете? Вся страсть, все мысли были там, а что с Соней… Они спохватились, когда психопатка себя убила и Соньку едва не убила.

– Как?

– Да все просто. Был какой-то симпозиум в Лондоне. – Анжелика презрительно сощурилась. – И они всем семейством поехали туда, конечно. Старик делал доклад, что ли. Ну а Соньку оставили с психопаткой. Она ударила ее по голове, связала и открыла газ.

– В протоколе…

– Плюнь ты на этот протокол, Дэн. – Анжелика отхлебнула пива. – Что сказал старик, то и написали. А Сонька мне рассказала, как все было, не верите мне – найдите ее соседа дядю Гришу, он жив еще, живет на Бородинском у дочери. Это он, идя со второй смены, почуял газ, выбил дверь и открыл окна. Психопатка уже умерла, а Сонька подкатилась к балкону и дышала в маленькую щель, вот и осталась жива.

– Не может быть!

– Может, Витя, очень даже может. – Анжелика подала ему бутылку с пивом. – Пей, не отравлено. У меня его много, мы иногда любим с Аликом пивка попить вечером, как детей уложим. Так вот, если мне не верите, спросите у дяди Гриши, он вам подтвердит. Да и кто-то на вызов выезжал, можно документы найти. А протокол они потом уже переписали, старик не хотел скандала. Одно дело, невестка с горя таблеток наглоталась, и совсем другое – если хотела убить младшую дочь и взорвать дом. Сонька говорила, что когда старик и его свита уехали, то есть старуха и папаша тоже, они, как его тени, всегда за ним ходили по пятам, так вот, когда дверь закрылась, по словам Соньки, у психопатки глаза загорелись, как у ведьмы. И Наталья весь день ходила и ухмылялась, и не позволяла Соньке ни выйти никуда, ни позвонить. Соня хотела доктору Оржеховской позвонить, а мамаша ей не разрешила. А потом Сонька помнит, как мать набросилась на нее и била прутом, вытащенным из спинки кровати, и больше ничего не помнит, только больницу. Старик, когда приехал, велел ей не болтать в обмен на то, что больше ее никто не будет ни в чем ограничивать. Они и правда накупили ей новой одежды, потом квартиру купили, сделали ремонт, обставили – типа, вот подрастешь и будешь там жить, но только не от любви это, а чтоб Сонька не болтала, так я думаю. Она и не болтала, только мне рассказала и Дариушу, они в тот год дружили очень. Ну и доктор Оржеховская знала, потому что Соньку привезли как раз в ту больницу, где она работала, и надо же такому статься, что дежурила в ту ночь тоже она. Пока старик не запретил Соне болтать, она Елене Станиславовне все рассказала. А уж та кому, я не знаю. Может, и никому, но у Шумиловых ни ее самой, ни профессора Оржеховского я никогда больше не видела. Думаю, старик Шумилов понимал, что неправ. Под конец он обеспечил Соню как мог, но ничего уже нельзя было исправить.

– А в какую больницу отвезли тогда Соню?

– В областную детскую, что на площади Свободы. – Анжелика вздохнула. – Сонька всем рассказывает, что мать напилась таблеток, мне иногда кажется, что она и сама уже в это верит, так ей легче, я думаю. У Соньки есть дар – отсекать неприятное и просто забывать о нем, создавая для себя другую реальность и другие воспоминания, ненужное где-то хранится, как весь хлам хранится на чердаке в ее доме, и все, что я вам рассказала, можно проверить. Но Соньке напоминать без особой нужды не надо. Правда, я не могу взять в толк, как вам это поможет узнать, кто убил Лизу.

– Мы просто собираем всю информацию, какую возможно. – Денис снова налил себе сока. – А теперь, Анжела, я прошу рассказать мне все, что ты помнишь о том дне, когда пропала Лиза Шумилова.

– Это просто. – Анжелика посмотрела в окно, за которым уже сгущались сумерки. – Я тот день много раз прокручивала в памяти, и сама, и с Соней. Они все тогда пошли к Андриевским, была годовщина со дня смерти профессора Андриевского. Ну, меня туда, конечно, не позвали, так что я осталась у Шумиловых, сидела в беседке у озера и ждала Лизу. Мне она конфет насыпала, книгу я взяла у Сони в комнате, читала и ела конфеты. Всяко лучше, чем в нашей лачуге. Они вернулись где-то часа в два пополудни, я как раз дочитала до половины. Старик с женой и папашей Лизкиным пошли к колбам, психопатка поплелась в дом, а Лизка пришла ко мне и села рисовать. Вот тот альбом, что я вам дала, как раз и есть ее последний. Она рисовала все, что видела в тот день.

– А Сони не было?

– Нет, Витя, Соня удрала с Дариком на речку, так мне Владька сказал. Он подошел сразу за Лизкой и съел последнюю конфету. Вот он и сообщил, что Соня и Дариуш удрали через забор на реку, а его не взяли, потому что надо было у его мамы разрешения спрашивать, а там же и психопатка сидела, она бы Соньку не отпустила. Владик был очень славный ребенок, хорошее такое дите из хорошей семьи. Деревенские, знаете, совсем не такие, к десяти годам они уже многое видели такого, чего детям видеть нельзя. Владик был внуком профессора медицины Оржеховского, и мать у него была детским врачом, как приезжала на дачу, так к ней разве что в очередь не выстраивались мамаши с детьми, она никому не отказывала в помощи, никогда. И так мы сидели, Лиза рисовала, я читала, а Владик просто смотрел, что она рисует. Потом она спрятала альбом и карандаши в рюкзак и поднялась. Я поняла, что она хочет пойти погулять, и мы пошли, а Владька остался. Я велела ему идти домой и даже близко к озеру не приближаться. Помню, когда мы были на речке, его позвала доктор Оржеховская. Она отчего-то всегда очень боялась, что Владька утонет. Ну, он, конечно, лез к воде, как маньяк – ужас, до чего любил в реке бултыхаться! Сонька частенько брала его с собой, но всегда строго следила, чтобы он, не дай бог, и правда не утоп, в нашей реке водовороты такие, что люди тонули, и скотина тонула не раз. Ну вот, я увидела, что Владьку увела мать, и мне как-то спокойнее стало – озеро глубокое, и река рядом, и по-хорошему я должна была отвести мальчишку домой, передать матери из рук в руки, но мне было лень тащиться по жаре к Оржеховским, и Лиза могла уйти без меня, так что когда забрали Владьку, я была рада.

– Там большие участки, как Оржеховская так быстро появилась?

– Вить, там по сей день есть дыра в заборе, они всю дорогу через нее шастали друг к другу. – Анжела усмехнулась. – Участки огромные, конечно. Кто бы стал в обход тащиться, сам подумай. Даже старик иногда лазил через эту дыру к профессору Оржеховскому, они в шахматы играли время от времени. Вот туда они и утянулись, а мы с Лизкой пошли вдоль берега. Мне очень хотелось к ребятам, но Лизка прошла мимо них.

– Сколько было примерно времени?

– Может, часа четыре или около того. – Анжелика нахмурилась. – Мы перешли через овраг и пошли в Привольное, Лизка иногда бывала у меня. Мы зашли в дом, я налила нам молока – мать держала коз, и молоко стояло на столе в кувшине. Мы его выпили с черным хлебом. Потом вошла кошка, Лизка стала ее рисовать, разложила карандаши и альбом. А потом мама пришла и попросила меня отнести соседке денег – она занимала и вот смогла отдать. Лиза пошла за мной, а ее альбом так и остался, и рюкзачок, и карандаши. Никто о нем потом и не вспомнил, а я не стала напоминать. Мне хотелось оставить все себе – на память. Мы пошли к соседке, я отдала ей деньги, и через ее огород мы спустились снова в овраг. Там целые лабиринты, мы шли, а потом я зацепилась за корягу и сильно разодрала ногу. Лиза увидела кровь, вдруг начала кричать и побежала. А я не могла сдвинуться с места, коряга проткнула мне ногу, вот, до сих пор след остался, а тогда рана была жуткая, я застряла ни туда, ни сюда, и Лиза меня бросила.

Анжелика подняла красную шелковую брючину, и Дэн увидел большой кривой рубец на ее икре. Видимо, рана была действительно очень серьезная.

– И как ты выбралась?

– Вить, я не выбралась. – Анжелика горько усмехнулась. – Когда Лиза убежала, я поняла, что осталась одна. Мне надо было освободить ногу, но проклятая коряга вцепилась в меня насмерть, кровь хлестала так, что я силы начала терять. Кричала, звала Лизу, но ее и след простыл. Я очень испугалась, и тут вдруг появился этот человек.

– Какой?

– Вить, я не знаю. Я и тогда не знала, кто он. Незнакомый мужчина, он отломил корягу и так, вместе с куском дерева в ноге, вынес меня из оврага. Я его до этого никогда не видела. – Анжелика потерла рубец, словно он еще болел. – Я ему сказала, чтобы отнес меня к Елене Станиславовне, а докторша позвала своего отца, и они вдвоем извлекли деревяшку, почистили рану и зашили. Потом профессор Оржеховский отвез меня домой на своей машине и велел пить таблетки, которые они мне выдали.

– А что это был за человек?

– Да не знаю я! – Анжелика досадливо тряхнула кудрями. – Меня сто раз спрашивали, но я никогда до этого его не видела и после не встречала.

– А узнала бы?

– Дэн, у меня память на лица фотографическая. Конечно, узнала бы. Он был высокий, светловолосый, одет по-городскому, под правым ухом шрам был крестообразный, он меня нес, и этот шрам все время перед моими глазами был. Но я его не знаю, мы с ним ни о чем не говорили, он просто успокаивал меня – ну, потерпи немножко, потерпи, уже скоро. Мне тогда как-то не до разговоров было.

– Ну, это понятно. А доктор Оржеховская его не видела?

– Нет. – Анжелика устало потерла виски. – Он принес меня, усадил на крыльцо и сразу ушел, а тут Елена Станиславовна из дома вышла. Она только кровь увидела и деревяшку эту, тут же позвала своего отца, и они вдвоем занесли меня в дом, там у них был кабинет для приема больных – к ним ведь многие обращались, в деревне доктора пойди найди, а тут целый профессор и его дочь, отличный детский врач. Народ понимал, что люди в отпуск приехали, так ведь деревенские попусту никогда не потревожат, только если что-то серьезное… Вот и у меня оказалось «что-то серьезное». Укололи мне наркоз около раны, ну и дальше, как полагается. Я тем временем сказала, что Лиза куда-то убежала. Елена Станиславовна тут же позвонила Шумиловым, чтобы спросить, вернулась ли с прогулки Лиза, но ее не было.

– В котором часу это произошло?

– Не знаю. Может, около пяти или в начале шестого. Потом профессор повез меня домой, и к Шумиловым я попала только через три дня, когда обыскивали озеро. До этого Оржеховский ежедневно навещал меня сам вместе с Еленой Станиславовной, они осматривали рану, меняли повязку, но в тот день он привез меня к себе, чтобы милиция могла поговорить со мной. А я рассказала им только то, что сообщила вам сейчас. Они спрашивали меня о том человеке – но я думаю, зря, он не мог навредить Лизе. Он же нес меня к доктору, а Лиза осталась там, в овраге.

– Она могла заблудиться?

– Да ни за что на свете. – Анжелика упрямо тряхнула кудрями. – У Лизки внутри словно компас был встроен, она запоминала все приметы и всегда находила дорогу до дома. Она же много раз гуляла одна. Психопатка этого не приветствовала, но иногда с Лизой случалось такое, что она никого не хотела видеть и уходила одна. И всегда возвращалась.

Дэн с Виктором переглянулись – картина примерно ясна.

– Анжела, а ты случайно не знаешь, Лиза умела плавать? – Дэн помнил свою версию с утоплением. – Может, она сорвалась с обрыва в реку и утонула?

– Она плавала как рыба. – Анжелика засмеялась. – Все думали, что Лиза беспомощная, а она чувствовала мир вокруг, как трава чувствует ветер. Она подходила к лошадям, гладила их, наблюдала за насекомыми, рыбами, и сама плавала как рыба – но только в одном месте. Только там входила в воду.

– Где?

– Есть там место, называется Каменистый берег. – Анжелика потянулась. – Это как залив небольшой, и вода светлая от песчаного дна. Там кувшинок много, ивы растут на берегу – красивое место, просто далеко. Вот там Лиза плавала, я сама ее научила. Никто не знал, психопатка бы ее цепью приковала, если б проведала. Я думала, она туда направилась, мы же туда и шли по оврагу, милиция искала – нет, там ее не было. Что с ней стало, когда она убежала, кто мог ее убить, я понятия не имею. Но до этого дня я думала, что она утопла в болоте, а она все это время была где-то близко. Ну, ее тело. А медальон? Вы нашли медальон? Цены несметной вещь, их дед им с Сонькой сделал. Девчонки эти медальоны никогда не снимали, там на крышке знак зодиака, а внутри выгравирована фамилия, имя и дата рождения. И в тот день на Лизе он был.

– Нет, вместе с останками его не нашли. – Реутов понимал, что пора уходить. – Значит, в этот раз Софья поехала на дачу, чтобы пойти на бал, который давал Дариуш Андриевский.

– Ну да. – Анжелика презрительно прищурилась. – Дурында, получила эту пижонскую открыточку и растаяла. Бал, видали вы такое?

– А ты не получила приглашения? – Дэн понимал, что ступает на очень тонкий лед.

– Еще как получила. – Анжелика смеется. – Только я туда идти не собиралась.

– Почему?

– Потому что Дарик и Танька-Козявка – мрази последние. И тому, что они сотворили с Соней, названия нет. Если она собиралась их простить, это ее дело, но я – нет. – Анжелика чеканила каждое слово. – Они оба знали, что пережила Сонька. То, как психопатка с ней обходилась, все знали, просто старались отворачиваться. Только вот никто, кроме очень немногих, не знал, что психопатка сделала напоследок, и Дариуш был одним из тех немногих. И когда эти двое спланировали гнусность, зная точно, что Сонька едва жива осталась – нет, этому нет прощения.

– А можно подробнее? – Реутов заинтересованно подался вперед. – Я прошу, Анжела, это не пустое любопытство.

– Да уж чего хорошего – копаться в чужом грязном белье… понятно, что не от любви к искусству вы меня тут в два голоса терзаете. – Анжелика сердито сверкнула глазами. – Дариуш нравился Соне всегда. Ну, это понятно: смуглый красавчик с синими глазами. В то лето, когда исчезла Лиза, они крепко сдружились, и это очень не нравилось Козявке.

– Козявка – это Татьяна Филатова, супермодель?

– Да, Витек, она. Пиво еще будешь? Ну как знаешь. – Анжелика снова захрустела орешками. – Козявка – это ее кличка. Такая она была мелочная, за всеми шпионила, все обо всех вынюхивала, потом бросала многозначительные намеки и щурила свои глазенки. Мерзость редкостная, подлая душа, каких свет не видывал, а уж себя обожала – предела не было. Дарик был ей не нужен, но позволить ему уделять внимание не ей она не могла. И потихоньку перетянула его на свою сторону. У них система появилась – пошути над ближним, и шутки их были весьма дурного свойства. Они до сих пор этим балуются, в прошлом году одна жертва их розыгрыша потеряла ребенка. Таньке пришлось бросить модельную карьеру и заплатить огромные отступные.

– Я читал об этом. – Реутов вспомнил страницы в Интернете, заполненные фотографиями Татьяны. – Ты знаешь что-то еще?

– Я знаю то, что знают все. У нее есть сайт, «Смешно до смерти» называется. И они с Дариушем развлекаются тем, что издеваются над людьми и выкладывают видео в Интернет на этот сайт. Найдите и гляньте, и вы поймете, что она больная на всю голову, и Дариуш недалеко отъехал. Там разное есть, они много чего придумывали, чаще гадкого. Например, в пустом вагоне разливали из банки смесь, имитирующую рвоту, а потом нанятый ими дурачок ждал, когда в вагоне образуется толпа, а вокруг этого блевотного пятна будет пусто, заходил и начинал подбирать с пола частицы того, что казалось рвотой, и поедать на глазах у всех. Бывало, что весь вагон выворачивало наизнанку.

– Я слушаю это, и меня тошнит. – Виктор потянулся к пиву. – Фу, гадость.

– А они это снимали и выкладывали на сайте.

– Зачем?!

– Денис, так они развлекались. – Анжелика отхлебнула глоток из бокала. – Они подобные вещи отчего-то считают жутко смешными. А в прошлом году нарядили какого-то остолопа в жуткую резиновую маску, и он входил в лифт вслед за кем-нибудь, кто ехал один. Представь, зашел человек, обернулся – а тут кошмарная рожа. Ну и беременная женщина упала в обморок, ударилась, и от испуга случился выкидыш.

– Жуть какая-то. Я помню этот скандал.

– Вить, это не жуть, а диагноз. – Анжелика едва не зарычала от злости. – А муж этой женщины оказался не промах, выяснил, кто нанял дурачка пугать людей. Дариушу ничего, он и так известен своим наплевательским отношением к людям, а Козявке пришлось распрощаться с итальянским модельным агентством – с ней не продлили контракт. Типа, возраст у вас, барышня. А ведь она была очень популярна – модели ее уровня обычно зарабатывают на рекламе разной фигни, их приглашают косметические компании, чтоб они стали их лицом. Но после того скандала, облетевшего Интернет, с ней никто не захотел иметь дела. Все, была Таня – и вся вышла. Видео до сих пор гуляет по Интернету, его многие скопировали, хоть она и потерла. Но сайт не грохнула, и там появляются все новые видео. Началось все в тот год, когда Соня приехала на каникулы, после больницы похожая на оживший труп. Мамашка ее письмо оставила – дескать, ухожу к своей девочке и тупицу забираю, пусть катится в ад, где ей самое место. В общем, все в таком ключе. И тут Дариуш, весь из себя романтический герой, а Сонька никогда в жизни даже не целовалась. Она тогда на крыльях летала, и он уболтал ее попробовать нечто большее, чем поцелуи. Боже мой, Сонька искала любви и заботы, и он сумел влезть ей в душу. Все было прекрасно, пока из кустов не вылетела Козявка в сопровождении наших деревенских недоумков, которым они с Дариком приплатили. Эти дебилы ржали, хватали Соню… ну, везде, одежду ее утащили. Можете это себе представить?

– Нет. – Реутов вздохнул. – Не могу, но должен. Это Соня рассказала?

– Боже упаси, она думает, что я до сих пор не знаю. – Анжелика состроила гримасу. – Нет, ребята, узнала я об этом от соседа-кретина, который в этой гнусности участвовал. Соня по сей день думает, что я злюсь на Дариуша и Козявку за то, что он бросил ее ради Таньки. Но я знаю, что они с ней сотворили, и не думаю, что остальным повезло больше, потому что в то лето наша дружная компания распалась. Я тусила с Соней, чтобы не дать ее в обиду, она тусила сама с собой и в то лето очень мало отличалась от Лизы, только что уравнений не решала и не рисовала. Остальные тоже вдруг потерялись. Не знаю, что там произошло, но думаю, Дариуш с Козявкой каждому что-то такое сделали. Больше они не виделись.

– Ты этого знать не можешь.

– Дэн, если я в чем-то и уверена, то в этом. Они тогда расползлись по норам и с тех пор не виделись. И тут, извольте, предложение – приезжай на бал. Я Соне сразу сказала, что не поеду, а она так хотела увидеть Дариуша, что поехала, бестолочь.

– Понятно. – Дэн понимал, что пора уходить. – Анжела, я очень тебе признателен за беседу. Скажи, ты готова все это повторить официально, под протокол?

– Конечно. – Анжелика засмеялась. – Все, что понадобится. Звони, я приеду и подпишу. Тут…

У Реутова зазвонил телефон. Дэн поднес сотовый к уху и минуту слушал.

– Хорошо.

Обернувшись к Виктору, произнес:

– Не судьба тебе домой, Витек. Следователь Прокофьев звонил – он завтра с утра уезжает к дочери в другой город, что-то там случилось, так что поедем к нему сейчас.

– Вау! – Анжела вскинула брови. – Тогда я вас, пожалуй, покормлю картошкой и жареной печенкой, мальчики. Раз вы не домой поедете, кто знает, когда сможете перекусить.

Дэн и Виктор переглянулись. Что ж, отличная идея.

– Сейчас своей позвоню, чтоб не ждала. – Виктор с досады едва стакан в стену не запустил. – Вот ведь незадача какая…

– Вить, езжай домой. – Дэн вздохнул. – Я сам с ним поговорю.

– Ну да. – Виктор покачал головой. – Нет, напарник, вместе – значит, вместе. Надо скорее разгрести эту кашу, пока не убили еще кого-нибудь. Анжела, где там твоя картошка?

– Уже готова, идите на кухню.

Они пошли на запах, благословляя день, который принес в этот мир Анжелику Рыбкину, добрую самаритянку, покровительницу полицейских, идеального свидетеля.

12

Татьяна рассматривала себя в зеркале, расчесывая волосы. Пока она работала, контракт запрещал менять прическу и цвет волос, а ей иногда ужасно хотелось измениться. Но когда вдруг оказалось, что она свободна, желание изменить имидж ушло. Ей хотелось, чтобы ее узнавали, о ней писали, папарацци бегали за ней… но она понимала, что скоро это прекратится. Кому интересна бывшая модель, находящаяся не у дел? И что могло бы подогреть к ней интерес, если не скандал с участием известных людей? А эта идиотка Соня испортила ее отлично продуманный план. Снова.

Татьяна в раздражении едва не запустила в зеркало щеткой. Надо же было такому случиться, что эта баба оказалась брюхатой! И кретин, которого они с Дариком наняли. Но, боже мой, это был отличный кадр! Как она заорала, и ее лицо крупным планом… Хотя эта история стоила ей карьеры.

Можно избивать помощниц или попадать в секс-скандалы, и даже баловаться наркотой, периодически попадая в центры реабилитации, это все – пища для папарацци и обывателей. Об этом читают с веселым неодобрением, но прощают, потому что красота все-таки спасет мир, как гуси когда-то спасли Рим. Но когда в деле замешана беременная баба, которая к тому же скинула ребенка… Этого публика не прощает. Напрасно она, Татьяна, решила, что ее популярность выдержит этот удар, на первом же показе в Милане публика освистала ее, а какие-то активистки с плакатами, изображающими жуткого мертвого младенца, визжали и бесновались в парке за забором дворца, где проходил показ. Впервые в жизни Татьяна ошиблась. Теперь она понимает, что ей тогда надо было публично каяться, рыдать в камеру и объяснять, как она потрясена, а она сделала каменное лицо и лишь высокомерно морщилась на все выпады. И этого ей тоже никто не простил. Контракт с ней не продлили – это был, конечно, ощутимый, но ожидаемый удар, век модели недолог. Никто из этих сукиных детей, для которых она работала, не предложил ей стать лицом торговой марки. Даже лицом с обложки очередного номера какого-нибудь журнала. Никто. Проклятая истеричка, эта брюхатая свиноматка, которой выплатили такие деньги, какие ей и не снились, все равно нагадила ей. Этот трижды никому не нужный ребенок, которого она не удержала в своей утробе, скорее всего, вырос бы шалопаем, наркоманом и преступником, он встал между ней и ее жизнью. И ничего нельзя было изменить.

Ей пришлось что-то со всем этим делать, а для этого был нужен Дариуш, безмозглый, на все готовый Дариуш, ему было скучно, он не знал, куда себя деть, и соглашался участвовать в любой, даже самой идиотской затее, лишь бы развеять скуку. А ей нужно поддерживать у публики интерес к себе, и желательно – не за свои деньги. Ну а зачем бы иначе ей понадобился Дариуш? И весь этот бал, идею которого она вложила в его пустую башку, был нужен ей, потому что у нее имелись планы не только на Соню.

Татьяна бросила на стол щетку и поднялась. Дворец, который построил Дариуш в Привольном, был прекрасен, именно потому что это самое нелепое сооружение, какое только можно себе представить. Ну как можно строить Версаль в деревне? Даже не рядом со столицей, а под жалким Александровском! А вот Дариуш построил.

Здесь есть все – копии известных скульптур и картин, позолоченная бальная зала, фонтаны и поляны с беседками. И даже бутафорское кладбище, купленное в Голливуде и перевезенное в усадьбу. У Татьяны созрел план, в котором она отвела место многим персонажам из прошлого, но целью – настоящей целью! – были, конечно же, не они.

Татьяна презирала людей. Всех, в принципе. Они жадные, глупые, нелюбознательные, они не замечают очевидных вещей и не умеют делать выводы. Даже ее бабка, профессор Огурцова, как называли ее все без исключения, и та просто глупая фанатичка, ничего так и не понявшая даже в собственной жизни.

А Татьяна все понимала. Она умела замечать то, на что обычно никто не обращает внимания, и делать из незаметных деталей выводы, которые оказывались совершенно правильными. Она узнала множество сведений о самых разных людях, но до поры этим знанием ни с кем не делилась, потому что не ценила свой дар.

Потом она нашла у отца в столе несколько фотографий, где он был снят с коллегами и студентами. Татьяна всегда рылась в вещах отца и матери, эти фотографии заинтересовали ее, потому что некоторые лица оказались совершенно незнакомыми, хотя она знала всех коллег своих родителей. И вдруг – эта девица рядом с отцом на одном из снимков. Собственно, фотографировали не отца, он просто случайно попал на задний план, но там он касался руки девицы, и то, как та на него смотрела… Татьяна отыскала ее на другой фотографии и осторожно выяснила, кто она. Она оказалась лаборанткой, и конечно же, у ее отца был с ней роман.

Страницы: «« 23456789 »»

Читать бесплатно другие книги:

Орсиния – это вымышленная страна в центре Европы. Страна средневековых лесов, недоступных городов, г...
Новые приключения Сергея Сажина в мире колдунов! Ему удалось вырваться из лап колдуна-гегемона, но с...
С начала ХХ века люди постоянно употребляют в пищу сахар: лишения Второй мировой войны обострили тяг...
Легкое, веселое и смешное описание обложечных персон и текущих событий.Русский ученый-биолог от безд...
Мало кто решается круто изменить свою жизнь. Но Том Финн не такой человек. Отчаявшись найти счастье ...
Данное издание представляет собой самое полное из ныне существующих пятитомное собрание молитв, троп...