Царь Каменных Врат Геммел Дэвид

— Брось паниковать! — сказал Басурман мечущемуся по комнате Мухе. Слуг они отпустили, а перепуганный Белдер удалился в розовый сад.

— Как же не паниковать, когда все рухнуло!

— Ты уверен, что старик не врет?

— Да какая разница? Если он врет, значит, князь подучил его разоблачить меня. Если нет, меня разоблачит дух Иоахима. Куда ни кинь, всюду клин!

— Ты мог бы сам изобличить старика в обмане, — не слишком убежденно сказал Басурман.

— Изобличить их святого в его собственном храме? Навряд ли. Этого никакое гостеприимство не выдержит.

— Не хочу повторять Белдера, но ты сам это придумал. Надо было обдумать все хорошенько.

— Не повторяй Белдера.

— Да перестань ты метаться! На вот, съешь. — Басурман бросил Мухе яблоко, но тот не стал его ловить.

Белдер, войдя, мрачно изрек:

— Ну и влипли мы в историю.

Муха упал в широкое кожаное кресло.

— Да, ночка предстоит недурная.

— Разрешат нам взять оружие? — спросил Басурман.

— Думаю, что да — но не знаю, как ты пробьешь себе дорогу через тысячу сатулов.

— Я не хотел бы умереть безоружным.

— Смелая речь. Где это яблоко? Не хочу умирать без куска яблока во рту. Может, не будем о смерти? Мне очень не по себе от таких разговоров.

Так они говорили без всякого толку, пока слуга, постучав в дверь, не пригласил всех следовать за собой. Муха, попросив его подождать, посмотрелся в большое зеркало и с удивлением увидел улыбку на своем лице. Он картинно накинул плащ на плечо и поправил опаловый обруч на лбу.

— Не покидай меня, Рек, — сказал он. — Мне очень понадобится твоя помощь.

Все трое вышли за слугой из дворца и вступили во врата храма, где слуга с поклоном оставил их. Муха вошел под холодные своды. Все сиденья были заняты молчаливыми сатулами, князь и Раффир восседали рядом на помосте, и справа от Раффира был приготовлен третий стул. Муха гордо прошествовал по проходу, взошел на помост и старательно расправил на спинке своего стула снятый плащ.

Князь, встав, поклонился, и Муха уловил зловредный огонек в его темных глазах.

— Приветствую нашего досточтимого гостя. Ни один дренай не входил еще в этот храм. Но этот человек утверждает, будто он — Пагуба надиров, живое воплощение Бронзового Князя и кровный брат великого Иоахима. Посему он обладает полным правом встретиться с Иоахимом в этом священном месте. Мир да снизойдет в наши души, братья. Откроем сердца наши музыке Пустоты. Пусть Раффир вступит в общение с Тьмой.

Собравшиеся единодушно склонили головы, и Муха вздрогнул. Раффир откинулся назад. Его широко раскрытые глаза закатились. Муху замутило.

— Взываю к тебе, духовный брат! — воскликнул святой высоким, дребезжащим голосом. — Явись к нам из своих священных пределов и удели нам толику своей мудрости.

Пламя свечей заколебалось, словно ветер пронесся по храму.

— Приди, духовный брат, и просвети нас.

Свечи замигали снова — и многие погасли.

Муха облизнул губы. Нет, Раффир не врал.

— Кто звал сатула Иоахима? — спросил глубокий звучный голос.

Муха привскочил на стуле: голос шел из ветхого горла Раффира.

— Кровь от крови твоей, великий Иоахим, — сказал князь. — Здесь присутствует человек, выдающий себя за твоего друга.

— Пусть говорит он, — молвил дух. — Твой докучливый голос мне уже надоел.

— Ты слышал? Говори же, — сказал Мухе князь.

— Не смей приказывать мне, несчастный! — гаркнул Муха. — Я Рек, Бронзовый Князь, и я жил в те дни, когда сатулы были мужчинами. Иоахим был мужчиной — и моим братом. Скажи мне, Иоахим, как тебе нравятся сыновья твоих сыновей?

— Рек? Я ничего не вижу. Это ты?

— Я, брат мой. Я здесь, среди твоих бледных подобий. Почему ты не спустишься сюда, ко мне?

— Не знаю... Мне нельзя... Как много времени прошло, Рек, с нашей первой встречи. Помнишь, что ты сказал тогда?

— Да. Я спросил: «Дорого ли стоит твоя жизнь?» И ты ответил: «Цена ей — сломанная сабля».

— Да— Да, я помню. Но были еще другие слова — те, что привели меня в Дрос-Дельнох.

— Я ехал в крепость на верную смерть и сказал тебе об этом. А после я сказал: «Впереди у меня только война — и мне хотелось бы верить, что позади я оставляю хотя бы немногих друзей». Так я сказал и протянул тебе руку.

— Рек, брат мой! Это ты! Как случилось, что ты снова оказался в числе живых?

— Мир не изменился, Иоахим, и зло по-прежнему заражает его, словно гной нечистую рану. Я веду войну, не имея союзников и располагая лишь горсткой друзей. И я пришел к сатулам, как в былые времена.

— В чем ты нуждаешься, брат?

— В людях.

— Сатулы не пойдут за тобой — да им и не подобает. Я любил тебя, Рек, ибо ты был великим мужем. Но кощунственно было бы дренаю возглавить избранный народ. Большая дерзость с твоей стороны даже просить об этом. Но в час твоей нужды я предлагаю тебе чейямов — пользуйся ими по своему усмотрению. О, Рек, брат мой, если бы я мог вновь оказаться рядом с тобой с моей верной саблей в руке! Я и теперь вижу, как лезут надиры на последнюю стену, слышу их полные ненависти крики. Мы были настоящими мужчинами, верно?

— Верно. Ты даже и раненый был несокрушим.

— Теперь все по-другому, Рек. Мой народ превратился в овнов, ведомых козлами. Располагай чейямами, как тебе угодно, — и да благословит тебя Владыка Всего Сущего.

Муха сглотнул.

— Благословил ли он тебя, мой друг?

— Я получил то, что заслужил. До свидания, брат мой. Великая грусть овладела Мухой — он упал на колени, и слезы потекли у него по щекам. Он не мог побороть рыданий. Басурман подбежал к нему и поднял его на ноги.

— Сколько скорби в его голосе, — прошептал Муха. — Уведи меня отсюда.

— Подождите! — вмешался князь. — Церемония еще не окончена.

Но Басурман, не слушая его, почти что вынес рыдающего Муху из храма. Ни один сатул не преградил им дорогу, и трое путников вернулись к себе. Басурман уложил Муху на широкое, застланное атласом ложе и подал ему в каменном кувшине холодной, приятной на вкус воды.

— Знакома ли тебе такая скорбь? — спросил Муха.

— Нет, — признался Басурман. — Слушая его, я стал ценить жизнь еще больше. Как ты это сделал? Несравненное представление, клянусь всеми богами.

— Очередной обман — и мне тошно от него! Какая доблесть в том, чтобы обманывать страдающего слепого духа? Боги, ведь он уже сто лет как мертв. После битвы они с Реком почти не встречались — они принадлежали к разным мирам.

— Но ты знал все нужные слова...

— Да — из записей Князя. Я ведь хорошо изучил историю. Сатулы устроили Реку засаду, и он вызвал Иоахима на поединок. Они боролись долго, а потом у сатула сломалась сабля. Но Рек пощадил его — это и стало началом их дружбы.

— Ты выбрал себе трудную роль — ведь из тебя боец неважный.

— А мне и не нужно быть бойцом — достаточно сыграть его. Посплю-ка я, пожалуй. Боги, как я устал... и как мне стыдно.

— Тебе нечего стыдиться. Но скажи мне — кто такие чейямы?

— Потомки Иоахима. Нечто вроде секты, так мне кажется. Дай поспать.

— Спи, Рек, спи — ты заслужил отдых.

— Нет надобности называть меня так без посторонних.

— Нет, есть — теперь мы все должны играть свою роль. Я ничего не знаю о твоем предке, но он, думаю, гордился бы тобой. Нужно железное самообладание, чтобы пройти через это.

Но Муха не оценил похвалы — он уже спал. Басурман вышел в смежную комнату.

— Как он там? — спросил Белдер.

— Все хорошо. Но мой тебе совет, старик: впредь никаких ехидных словечек! Отныне он Бронзовый Князь, и нужно обращаться с ним как подобает.

— Много ты понимаешь, черномазый! — огрызнулся Белдер. — Это не просто роль — он в самом деле Бронзовый Князь. По праву и по крови. Он думает, что это только игра, — ну и пусть себе думает. Ты видишь перед собой настоящего князя. Я всегда знал, что в нем это есть. Потому и злился так. Ехидные словечки? Я горжусь этим мальчиком — так горжусь, что готов запеть!

— Нет уж, не надо, — ухмыльнулся Басурман. — У тебя голос, как у больной гиены.

Муха проснулся оттого, что чья-то грубая рука зажала ему рот. Пробуждение не из приятных. Луна светила в открытое окно, и ветер вздувал кружевную занавеску — но пришельца нельзя было разглядеть.

— Ни звука, — предупредил он. — Ты в большой опасности! — Он убрал руку и сел на кровать.

Муха тоже сел.

— В опасности? — шепотом переспросил он.

— Князь приказал убить тебя.

— Очень мило!

— Я пришел помочь тебе.

— Рад слышать.

— Теперь не до шуток, князь. Я Магир, предводитель чейямов, — а ты, если не примешь мер, снова окажешься в Чертогах Смерти.

— Что я должен делать?

— Покинуть город нынче же ночью. Наш лагерь расположен чуть выше в горах, там ты будешь в безопасности. — За окном послышался легкий шорох, словно веревка терлась о камень. — Поздно! — прошептал Магир. — Они уже здесь. Доставай меч!

Муха, пошарив впотьмах, извлек клинок из ножен. Темная тень возникла в окне, но Магир бросился ей навстречу с кривым кинжалом. Жуткий вопль разорвал ночную тишину. В комнату проникли еще двое убийц. Муха заорал во всю глотку и ринулся вперед, взмахнув мечом. Клинок вошел в чье-то тело, и человек упал без единого звука. Муха переступил через труп, и над головой у него сверкнул кинжал. Он упал на спину и вонзил меч в живот врага. Тот зарычал от боли, отшатнулся и выпал из окна.

— Великолепно! — сказал Магир. — Никогда не видел столь блестящего финта. Тебе бы чейямом быть.

Муха привалился к стене, выронив меч из онемевших пальцев.

В комнату вломился Басурман.

— Что тут такое, Рек? — Гигант воздвигся на пороге словно черная статуя, а дверь повисла на сорванных петлях.

— А просто открыть нельзя было? — поинтересовался Муха. — Ваши сценические замашки меня убивают.

— Кстати, — заметил Басурман, — я только что убил двоих у себя в комнате. Белдер мертв — ему перерезали горло.

Муха вскочил на ноги.

— Они убили Белдера? Но зачем?

— Ты опозорил князя, — сказал Магир. — Теперь он должен убить тебя, иного выхода у него нет.

— А как же дух Иоахима? Зачем было вызывать его?

— На это я не могу ответить, князь, — но тебе пора уходить.

— Уходить? Он убил моего друга — возможно, единственного, который у меня был. Белдер был мне как отец. Ступайте прочь и оставьте меня — оба!

— Не делай глупостей, — предостерег Басурман.

— Глупостей? А что же такое жизнь, если не глупая, тошнотворная комедия, разыгрываемая дураками? Так вот, один дурак уже сыт по горло. Убирайтесь!

Муха быстро оделся, застегнул пояс и взял в руку меч. Он подошел к окну и выглянул наружу. На ветру раскачивалась веревка, и Муха спустился по ней во двор.

Четверо часовых молча смотрели, как он спрыгнул на мраморные плиты. Он вышел на середину и поднял голову, глядя на окна княжеских покоев.

— Князь трусов, выходи! — крикнул он. — Покажись, князь лжи и обмана. Иоахим верно сказал — ты овца. Выходи!

Часовые переглянулись, но не двинулись с места.

— Я жив, князь. Бронзовый Князь жив! Твои убийцы мертвы, и скоро ты последуешь за ними. Выходи — или я сам найду тебя и выну из тебя душу. Выходи!

Занавески на окне шевельнулись, и показался князь, красный и разгневанный. Он облокотился на резной каменный подоконник и крикнул часовым:

— Убейте его!

— Иди и убей меня сам, шакал! — завопил Муха. — Иоахим назвал меня своим другом, и это правда. Ты слышал его в своем собственном храме и все же подослал ко мне убийц. Бесхребетная свинья! Ты позоришь своего предка и нарушаешь законы гостеприимства. Жалкая падаль. Спускайся вниз!

— Вы что, не слышите? Убейте его! — прокричал князь. Часовые двинулись вперед с копьями наперевес. Муха опустил меч и устремил ярко-голубые глаза на переднего воина.

— Я не стану драться с вами. Но что мне сказать Иоахиму, когда я вновь увижусь с ним? И что скажете ему вы, когда сами отправитесь прямой дорогой в Шеол? — Воин заколебался. К Мухе подоспели Басурман, вооруженный двумя мечами, и Магир. Стража приготовилась к бою.

— Не трогайте его! — крикнул Магир. — Он князь и честно вызвал вашего господина на поединок.

— Спускайся, князь трусов, — подхватил Муха. — Твое время вышло!

Князь вылез на подоконник и спрыгнул с десятифутовой высоты на камни. Взметнулись белые одежды... Он взял у часового саблю и попробовал, как она уравновешена.

— Сейчас ты умрешь, — сказал он. — Я знаю — ты лжец. Ты не покойный князь, ты мошенник.

— Докажи! — бросил Муха. — Иди сюда. Я самый великий воин из всех, кто когда-либо жил на свете. Я обратил вспять надирские орды. Я сломал саблю Иоахима. Иди сюда и умри!

Князь облизнул губы, глядя в его сверкающие глаза. Пот прошиб правителя сатулов, и он понял, что обречен. Жизнь стала вдруг очень дорога ему — и надо же было выходить на бой с каким-то демоном из преисподней! У князя затряслись руки.

Он чувствовал на себе взгляды — во дворе собралось много сатулийских воинов, но он один, и никто не придет к нему на помощь. Надо атаковать — и это равносильно смерти. С диким воплем князь поднял саблю и ринулся вперед. Муха вонзил клинок ему в сердце, выдернул меч, и тело сползло на камни. Магир шагнул к Мухе.

— Теперь надо уходить. Они не станут чинить тебе препятствий, но вскоре последуют за тобой, чтобы отомстить за князя.

— Мне все равно. Я пришел сюда, чтобы привлечь их на свою сторону. Без них мы пропадем.

— У тебя есть чейямы, мой друг. Они пойдут за тобой хоть в самый ад.

Муха взглянул на мертвого князя.

— Он даже не пытался биться со мной — просто ринулся навстречу смерти.

— Он был пес и сын пса. Я плюю на него! Он не ровня тебе, господин мой, хотя и был первым среди сатулов бойцом.

— Да ну? — изумился Муха.

— Это так. Но он знал, что ты сильнее его, и это знание убило его прежде твоего меча.

— Экий дурак. Если бы он только...

— Рек, — сказал Басурман, — нам пора. Я приведу лошадей.

— Нет. Прежде я хочу похоронить Белдера.

— Мои люди займутся этим, — сказал Магир. — Твой друг прав — я велю привести лошадей. До нашего лагеря всего час пути, там мы отдохнем и обсудим, что делать дальше.

— Магир!

— Да, мой господин.

— Спасибо тебе.

— Я исполняю свой долг, князь. Я думал, что мне это будет тяжело, ибо чейямы не питают любви к дренайским воинам, — но ты оказался достойным.

— Скажи мне — кто вы, чейямы?

— Мы Кровопийцы, сыны Иоахима. Мы поклоняемся лишь одному богу: Шалли, Владыке Смерти.

— Сколько вас здесь?

— Только сто человек, князь. Но не суди о нас по количеству — суди по числу убитых, которых мы оставляем за собой.