Северная корона. По звездам Джейн Анна

Оставшийся вечер, к нескончаемому изумлению Ники, они провели вполне сносно, и хотя, конечно, Саша не стал вдруг полностью прежним, но неожиданно напомнил Нике ее первую настоящую любовь: шутил, смеялся, даже вспомнил пару раз забавные случаи из их совместного прошлого. Однако он сразу же закрылся, как только девушка попыталась спросить его, чем он занимался в другом городе и почему так неожиданно уехал. Ника списала это на то, что Александру не хотелось при ней рассказывать о его возлюбленной, из-за которой, собственно, их расставание и произошло. К тому же настроение ее повышалось непонятно от чего, Марту придушить более не хотелось, и в душе скакали туда-сюда розовые искорки желания поехать на игру по пейнтболу.

После довольно насыщенного вечера Александр повез Нику домой. Путь занял совсем немного времени, что его искренне огорчило, хотя парень и старался ехать медленнее, чем обычно. Они оба одновременно вышли из машины, в чьих фарах мелькнул отблеск затаенной радости, принадлежащей ее хозяину, и остановились около подъезда девушки, замерев друг напротив друга. Воздух вокруг был чудесным, теплым и чуточку пряным – из-за цветения поздних цветов, что росли в многочисленных увядающих уже клумбах, в большом количестве имеющихся в окрестностях дома и во дворе.

– И как тебе вечер? – спросил Нику Саша, заложив руки за прямую спину и чуть заметно наклонившись к ней. За его спиной виднелся кусок темно-синего неба, на котором, как картина на стене, висела круглая молочно-бежевая, с желтовато-серыми разводами кратеров, луна. Рамкой ей, картине-луне, служили многочисленные темно-пегие облака, которые словно водили вокруг ночного светила хоровод. Возможно, где-то там, наверху, они даже пели ей песни на своем небесном языке, но никто и никогда не расслышал бы этого.

Ника перевела взгляд с луны на Сашу, и что-то зашевелилось в ее памяти, что-то связанное с ним, что-то, что знала лишь она одна, и на сердце у девушки стало непривычно тепло.

– Нормально, – ответила она, вновь продолжая рассматривать ночной небосвод и светило, которое почти касалось Сашиного плеча. Подул западный ветерок, ненароком принес с собой еще немного пряного аромата, и Нике вдруг показалось, что она вместе с ветром переместилась назад во времени. Сейчас ей всего семнадцать, она стоит около своего подъезда рядом с прежним Сашкой, с которым никогда не расставалась, и у них до сих пор такая же любовь, немножко еще детская, волнительная, но по-взрослому приправленная страстью.

Девушка тряхнула головой, в надежде избавиться от наваждения воспоминаний.

– Сегодня полнолуние? – спросила она внезапно, повинуясь какому-то внутреннему порыву. Саша несколько удивленно повернулся назад, пару секунд внимательно изучал ночное светило и после ответил:

– Нет, она уже на убыль идет. Присмотрись.

Девушка нехотя кивнула. Убывающая, значит, и не поймешь сразу. А ведь так похожа на полную, находящуюся в самом пике своих мистических сил луну.

Ника как-то совершенно ясно вдруг поняла, почему на нее напала ностальгия по былым временам. Когда несколько лет назад Сашка первый раз провожал ее до дома, они точно так же стояли около ее подъезда, и за его плечом, тогда еще менее широким, на ночном небе так же, как и сейчас, сияла луна. Вернее, это был тонкий растущий месяц. Он, зависший на небе, словно прочно приклеенный, одним своим острым бело-желтым концом касался черных волос Саши, и Ника ему очень завидовала – она сама была бы не прочь запустить в его жесткие пряди пальцы, но как-то стеснялась.

Жаль, что любовь проходит и это такой же неизбежный природный процесс, как и изменения фаз луны. Или, если она проходит, это вовсе не любовь, а что-то другое, просто похожее на нее? Ведь истинные чувства, подобно дневному правителю мира – солнцу, не меняют своей формы. Они постоянные в своем проявлении, хоть и воспринимаются человеческим сознанием субъективно. Да, солнце не стоит на небе, оно перемещается с востока на запад, сверкая то выше, то ниже, уходит за горизонт, чтобы потом вновь встать из-за него, иногда закрывается пеленой облаков и начинает светить не так ярко, уныло и тускло, а иногда просто обжигает кожу или печет голову так, что люди теряют сознание. Но все же никто никогда не видел, чтобы на небе играла позолоченными лучами всего лишь половина солнца, или лишь его одна четвертая часть, или одна шестая. А луна постепенно меняется каждую ночь.

Раньше рядом с Сашей висел тонкий растущий месяц, сейчас – идущая на убыль луна. Значит ли это что-нибудь?

– Ладно, мне пора, – сказала, отчего-то загрустив, Ника и добавила деланно задорным голосом: – И да, ты удивил – даже смог организовать хороший вечер. Но если ты еще раз решишь использовать мою сестру, то…

– То что будет? – с любопытством спросил Саша, стоящий к ночному светилу спиной и не подозревающей о ходе мыслей светловолосой девушки.

– То ты пожалеешь, – пообещала Ника кровожадно. – Ты меня знаешь, я просто так это не оставлю. Она у меня очень занятая и творческая девушка. И не отвлекай ее своими безумными затеями. Понятно?

– Понятно, – улыбнулся Саша, которому нравилась такая эмоциональность в милых барышнях. Холодные женщины, пусть даже красивые, грациозные и одетые в откровенные наряды, ему не особо нравились – с ними было скучно: и днем и ночью.

– Кстати, ты все еще рисуешь? – спросил молодой человек. Он помнил, как вся гостиная Карловых была завешана рисунками Ники, вставленными в рамки. Парень, впервые оказавшись в гостях у девушки, сначала даже и не понял, что это – дело ее рук, приняв картины за творения настоящих художников.

– Иногда, – отозвалась Ника. Делала она это редко, но в душе иногда мечтала быть художницей.

– Нарисуй что-нибудь мне?

– Что?

– Что захочешь. Просто нарисуй.

– Может быть. Все, – кинула взгляд на часы мобильника Ника, – я пошла. Бай-бай. – И она насмешливо добавила: – Красавчик!

На прощание Александр позволил себе обнять светловолосую девушку и коснулся губами ее щеки, видимо, решив немного поменять напористую тактику на более мягкую, нежную, а Нике, кажется, это понравилось. Она не стала вырываться из кольца его рук и кричать, чтобы Саша ее не трогал, хотя и обнимать его в ответ тоже не стала, как, впрочем, и целовать. Но зато улыбнулась и на мгновение прикрыла глаза. И прежде чем она вежливо попыталась отстраниться от Александра, тот сам отпустил ее, сказал: «До встречи», и, проведя ладонью по ее руке – от плеча до расслабленной кисти, скрылся в машине.

Ника вновь улыбнулась, покачала головой и оказалась за дверью подъезда, одновременно довольная и злящаяся и на Сашу, и на саму себя, и, как ни странно, на Никиту Кларского.

Саша улыбался. Фатуму он не доверял, полагаясь только на себя, а значит, Ника никак не смогла бы вытащить пустую бумажку. Дионов знал кое-какие фокусы.

Не знающая об этом Ника медленно поднималась по ступеням, потирая ладонью сухой горячий лоб.

Да, черт возьми, она любит Никиту – по крайней мере любила, – это точно. Но до сих пор его призрак мешает ей общаться с другими парнями. Девушка совсем запуталась за эти два года одиночества и воспоминаний, перемешанных с обвинением самой себя в том, что она не смогла остановить Никиту или поехать вместе с ним. Скорее всего она уже никогда не увидит Ника, да даже если и увидит, кто знает, нужна она ему будет или нет?

К тому же она – девушка, обычная девушка, слабая, хрупкая, требующая мужской защиты и любви. И то внимание, которое оказывает ей Саша, как выяснилось, Нике очень приятно и лестно, несмотря на то как сильно он обидел ее в прошлом. Ее так давно никто не обнимал, да и поцелуи стали для нее непозволительной роскошью.

Девушка медленно добралась до пролета между этажами и через окно вгляделась в дорогу. «БМВ» Саши неспешно ехал по дороге прочь от ее дома. Ника в задумчивости остановилась, глядя вслед автомобилю. А Саша, хоть и изменился, не так уж и плох и совсем не противен, как многие парни, с которыми она знакомилась, но не могла общаться. Может быть, все же стоит принять его ухаживания? Он так старается, как будто бы и вправду до сих пор к ней что-то чувствует.

К тому же, может быть, стоит прислушаться к жизненным обстоятельствам – тут Ника позволила себе улыбочку. Ничего у нее с другими парнями не получается – взять хотя бы этого Стаса из клуба или мальчиков по переписке на сайте знакомств. Зато Александр все время рядом, прямо как по заказу.

«Знаки судьбы, блин», – подумала уставшая Ника, глядя на собственную дверь, и вдруг подумала мимоходом, что сегодня они с Сашей были одеты не гармонично: ее глубокий синий цвет платья не сочетался с его карминным цветом рубашки. Ника знала толк в цветах, а потому ей совсем это не понравилось – для нее синий и бордовый были цветами самодостаточными и яркими, но в компании друг с другом они совершенно не смотрелись, терялись и блекли.

Она, вздохнув, зашла в квартиру и, приняв душ, а также с трудом отвязавшись от разговорчивых родителей, завалилась в кровать. Фарфоровая кукла закрыла ей ресницы и, наматывая на палец кремово-коричневый локон, задумалась.

Может быть, в этом есть смысл? Куколка, склонив хорошенькую головку, изредка косила голубыми глазами на стол, в котором лежал портрет Ника. Изредка – на шар убывающей луны, зависший в воздухе. И только в зеркало она старалась не смотреться.

* * *

А Саша и правда, очень старался – специфически, конечно, зато делал все, что мог, и вскоре Ника Карлова могла считать его своим личным Дионисом, который стал мужем легендарной Ариадны, оставленной Тесеем с ослепительной Северной Короной на голове.

Вы украли мою карманную любовь.

И мне пришлось сойти с ума.

Где ты сейчас?

Или мне искать новую госпожу Звезду?

Всего лишь одну Звезду? Северная Корона – это целое созвездие Северного полушария, и ее самые большие звезды образуют полукруглый венец. На небо Корону поместил бог Дионис – муж Ариадны, чтобы обессмертить его.

«А подходит ли Саша под роль Диониса? – подумала засыпающая девушка. – И почему Тесей – такой послушный дурак?.. Никита, ты – дурак».

Утром девушке казалось, что Кларский ей приснился, обнял и прошептал на ухо: «Я знаю».

Но если бы реальный Никита знал, что происходит с его личной нахалкой, которая в свое время, как он считал, знатно тянула из него нервы (кажется, рисунок на холодильнике он так и не простил, да и то, что его за глаза называют Дядей Укропом, – тоже), то, наверное, рассердился бы и попытался приехать к ней раньше. Однако он не знал этого, даже не догадывался, с кем связалась глупая Ника, да и просто не мог находиться в родном городе. Как бы там ни было, загреметь в колонию ему совершенно не улыбалось, и поэтому он выжидал.

А в течение нескольких следующих недель Ника и Саша все больше сближались, постепенно, но верно. С черноволосым самоуверенным парнем происходили настоящие чудеса – он все больше и больше походил на того парня, которого знала Карлова и в которого она так сильно влюбилась несколько лет назад. Естественно, прежним – почти прежним, потому что его новые привычки, новый образ жизни и новая жизненная философия стали неотъемлемой частью, – он становился редко и только тогда, когда оставался с Никой наедине. И она сначала с опаской, а потом и с некоторой затаенной радостью, перемешанной, правда, с чувством какой-то ирреальности происходящего, понемногу начинала привыкать к Александру и, самое главное, вспоминать его.

Девушка чуть-чуть оттаяла и сходила с ним на второе свидание, и на третье, и даже на четвертое и пятое. Официальной причиной Ника считала то, что она желает побывать хоть раз в жизни на игре в пейнтбол и просто обязана-таки вытащить нужную бумажку, чтобы Сашка отвел ее туда. Но на самом деле – и она прекрасно понимала это – ей было любопытно. К тому же она хотела нежности, крепкого мужского плеча и той маленькой, но прелестной возможности проснуться утром и прочитать банальное, но такое теплое сообщение: «С добрым утром, солнышко». Правда, Саша ласковыми словами пренебрегал, поскольку они казались ему сопливыми, и изредка только называл Нику «дорогой» или «милой», да и эсэмэс не посылал – ему проще было позвонить и все решить не через текстовые сообщения, а устно. Наверное, это все было потому, что мужчиной он был вполне конкретным и не любил растягивать решение какой-либо проблемы на долгое время. Кстати, когда Ника и Саша только-только познакомились, уже тогда парень считал, что эсэмэски – вещь достаточно бесполезная и нужная лишь тогда, когда нет возможности поговорить. Например, если ты в классе или в аудитории, или, например, когда ты на экзамене и друзья пишут тебе сообщения с ответами. Хотя нет – Ника отчетливо помнила, что Сашка был принципиальным в плане списывания и никогда не списывал, считая почему-то это только развлечением для девчонок, ибо они – существа чуть более слабые, чем мужская половина человечества. Возможно, такая позиция к списыванию появилась у него из-за влияния отца-физика, преподающего в университете. Вячеслав Сергеевич, человек строгих правил и ярый поборник нравственности, с детства вкладывал в старшего сына те нормы морали, которые, как ему казалось, должны сделать из него настоящего человека. Ника хорошо помнила этого серьезного мужчину с аккуратной бородкой, несколько массивной челюстью, плотно сжатыми тонкими бескровными губами и такими же зелеными, как у Саши, глазами. Девушка несколько побаивалась его, но, как позже оказалось, Вячеслав Сергеевич был не таким уж и плохим. Хоть он и казался строгим, даже чопорным, не слишком разговорчивым и вежливым, да и смотрел так пристально, что, казалось, мог увидеть истоки души в теле, на самом деле был человеком справедливым и верным своим идеалам. Нике даже казалось, что маме Саши повезло с таким мужем. Может быть, он не станет при всех ласково называть ее «любимая» и, играя роль заботливого супруга, обнимать, обещая звезды с неба, но никогда не забудет про годовщину свадьбы и подарит действительно тот подарок, о котором его жена мечтала; а когда ее не будет дома, позаботится о том, чтобы дети были накормлены и чисто одеты, а также исправно посещали школу и делали уроки. Кстати, сейчас Ника хотела увидеть Вячеслава Сергеевича, да и на младшего брата Александра хотела бы посмотреть, но он все никак не приводил девушку в свой старый дом, и только позже, уже в конце октября, она узнала, что Саша сильно поругался с отцом. Из-за чего, она так и не поняла, потому как молодой человек просто-напросто умалчивал причину, впрочем, также он не рассказывал любопытной девушке и о том, что все-таки с ним тогда, пару лет назад, случилось, почему он внезапно уехал и что за чудо-девицу он в другом городе встретил. Впрочем, девушка решила, что все равно однажды обо всем узнает. И да, она сделала это – узнала. Но позже, много позже.

Если бы сторонний наблюдатель смотрел на медленное развитие их отношений, он бы скорее всего понял, что и Саша, и Ника живут не только настоящим, но одновременно прошлым и будущим. Они оба вспоминали былые дни, когда сходили друг по другу с ума и были по-своему счастливы, и словно переносили старые чувства в окружающую их реальность, пытаясь вернуть что-то утраченное, что-то некогда важное и кажущееся бессмертным. Трудно было сказать, чувствуют ли Ника и Саша что-то большее, чем взаимная симпатия, потому что оба они накрыли друг друга с головой тонкими покрывалами, сотканными из кружевного пуха воспоминаний. И теперь видели друг друга только сквозь него, натыкаясь на невидимую преграду прошлого, которое кадрами отображалось за спинами обоих – покрывала были своеобразными волшебными проекторами.

Саша, который вообще-то в делах бытовых и финансовых был, несомненно, реалистом, причем реалистом, умеющим рассчитать план действий и сделать точные прогнозы, рядом с Никой больше жил прошлым. Молодой человек твердо решил для себя, что раз не получилось тогда, то получится сейчас. Он сможет завоевать эту девчонку, на которую все его женщины – а их все-таки было у него немало – совсем не похожи; сможет доказать ей, что настроен серьезно и отступать не намерен; сможет, наконец, показать и отцу, что он – нормальный человек, такой же, как и все: у него прекрасная работа, отличная девушка, какое-никакое, а положение в обществе. И пусть отец сможет, наконец, принять его, а не воротить нос и гневаться, что, мол, раньше таких, как его так называемый сын, в их почтенной семье не было.

И еще оба они думали о будущем – о перспективах, которое оно сможет принести им, о том, что и он, и она смогут стать счастливее и увереннее, если их планы, опять-таки диктуемые прошлым, смогут реализоваться. Ника, которую мечтательницей и парящей в облаках бабочкой назвать не могли как посторонние, так и близкие люди, около Александра начинала больше отдаваться объятиям будущего. Для Карловой ее первая любовь, ее личный, как выходило, Дионис мог стать панацеей от прошлого и воплотиться в отличное будущее, в котором, возможно, она будет любить его так же сильно, как и прежде, и тогда… тогда она освободится от оков, связывающих ее с Ником, и всех тех приключений (чего стоит только один благотворительный бал, нечаянный наркотик в клубе или поездочка с бандитами в особняк его брата!), которые она испытала рядом с ним, притворяясь его девушкой. В будущем – далеком, но, черт возьми, скорее всего прекрасном, она забудет, как дерзко, даже грубо он целуется, наслаждаясь, как ментальный упырь, ее страхом и негодованием, и станет отлично жить без воспоминаний о Кларском. И выкинет его портрет. Избавится от Северной Короны. Просто за-бу-дет! И будет смеяться над тем, какой дурочкой была!

Правда, Ник Кларский так не считал и продолжал самым наглым образом сниться Нике, хотя раньше, когда она так по нему страдала, очень редко являлся ей во сне.

И Саша, и Ника забыли о настоящем. А оно мстило за это.

* * *

Одним из последних октябрьских дней, который, подхватив эстафету на удивление теплого сентября, радовал жителей города чудной безветренной погодой, ласковым солнышком, которое, похоже, стало считать, что настоящая осень так никогда и не наступит, а потому безмерно радовалось, а также отсутствием дождей и снега, Ника проснулась поздно. Она, отняв взлохмаченную после вчерашнего мытья голову от подушки, зевнула, потянулась, без особенного восторга встала, открыла жалюзи в своей комнате и почти незаметно улыбнулась субботнему полуденному желто-оранжевому солнцу. Родители ее уехали в гости к папиному другу Орлову, тому самому дядьке, с которым отец постоянно ездил рыбачить, и девушка осталась полновластной хозяйкой квартиры, что ее очень устраивало. Хоть Ника и любила компании и тусовки, одиночество в умеренных дозировках она тоже ценила. Когда вокруг была лишь блаженная тишина, прерываемая только звуком настенных часов, она могла сосредоточиться и привести мысли в порядок.

Напевая под нос забавную мелодию из детского мультика про Водяного, сетующего на свое одиночество и забавно приговаривающего «фу, какая гадость», Ника пошла на кухню, приготовила легкий завтрак, умудрившись во время него на салфетке схематично, но красиво изобразить милого ангела с пышными крыльями, а после, все так же напевая, пошла укладывать волосы. Сегодня она опять должна была встретиться с Сашкой. Тот, помня, что должен Марте, все никак не мог успокоиться и горел желанием в знак благодарности подарить ей обещанное – хорошую скрипку. Юная кузина Ники, естественно, отбрыкивалась как могла, но Саша все же настоял на том, чтобы они встретились, заявив, что свои долги он оплачивает всегда, и если сестренка не выберет сама, что ей нужно, выбор сделает он сам, а после просто вручит ей. В конце концов Карлова-младшая сдалась, и сегодня они втроем – Марта, Ника и Саша – должны были поехать в музыкальный магазин, дабы купить наконец скрипку. Сначала Саша должен был заехать за Никой, а после и за ее сестрой, которая в эту субботу с раннего утра и до двух часов должна была торчать в своей консерватории – на внеочередной репетиции оркестра, у которого скоро должно было состояться важное выступление. Наверное, дирижер держал бы студенческий симфонический оркестр младшекурсников до самой поздней ночи, да только вот репетиционный зал нужен был и другим.

Ника выключила фен, с помощью которого и делала укладку, и посмотрела на себя в большое круглое зеркало, висящее в коридоре. Вроде бы все в порядке, волосы не торчат, а лежат ровно, один к одному, гладкие и блестящие пшеничным золотом на солнце.

«Может быть, покрасить волосы?» – подумала Ника, направляясь на кухню, и с изумлением поняла, что наступила ногой на что-то мокрое, а на нос ей упала капелька воды. Она в удивлении подняла голову наверх – и еще одна капля попала ей на щеку.

– Сволочи! – не очень красиво выругалась от неожиданности девушка, видя, как с лампочки весело капают капельки – одна за другой, дружно, быстро, образуя круглую ровную лужицу прямо под кухонной люстрой.

Девушка бросилась в ванную и тут же обнаружила, что потолок мокрый и с него тоже капает вода. Та же ситуация была и в туалете. Ника, не растерявшись, вытащила тазик, подставив его под капли, которые срывались с лампочки, снова от души обозвав новых соседей – пару невнятных молодоженов, которые, как думала девушка, явно являются какими-то бестолковыми травокурами. Только за пару месяцев эти двое умудрились трижды затопить соседей, дважды устроить громкие ночные тусовки, на которые приезжала полиция, и один раз – небольшой пожар в одной из спален. Правда, жили молодожены не совсем над квартирой Карловых, а на верхнем этаже сбоку, но и им тоже доставалось.

Ника, озлобившись, вышла на лестничную площадку, намереваясь подолбиться к вредителям в квартиру и потребовать ответа за действия, встретилась с двумя точно такими же нерадостными соседками, которые тоже пострадали от неуемной парочки сверху, и направилась с ними наверх. Одна из женщин, которой «посчастливилось» жить прямо под новыми соседями, особенно громко негодовала и обещала вызвать участкового. Правда, чем бы он ей помог, Ника не понимала, но была согласна, что парочка сверху – те еще ненормальные. Имена у них странноватые – Инга и Рафаэль, да и выглядят они неадекватно: беловолосая, высокая и худенькая девица, похожая на небезызвестную Полумну Лавгуд из многими любимого «Гарри Поттера», и длинноволосый, с выбритыми висками парень с наглой мордой, на которой то и дело расцветала ехидно-демоническая улыбочка. Эти двое постоянно ругались, бурно ссорились и так же неистово мирились. Как-то блондинка умудрилась выгнать своего рокера из квартиры, а он сначала долго и шумно стучался в дверь и ругался, выводя из себя жителей всего подъезда, а после исчез, но возник поздно ночью в компании друзей – таких же длинноволосых, уважающих кожу и шипы и мощных с виду – прямо под балконами. Парни явно были навеселе и, дружно воя песню – балладу известной метал-группы, принялись просить блондинку простить ее благоверного, а также пустить его домой. Ибо зима и он замерзнет. Инга, как помнила Ника, наблюдающая за цирком из окна, отказывалась и, не долго думая, вылила на рокеров ведро с водой. Они, впрочем, успели отскочить, и вся вода попала на не вовремя проходящих под балконами парней. Естественно, завязалась драка, потому как обе компании были нетрезвыми. Кто-то вызвал полицию, а кто-то шутки ради – еще и «скорую» с пожарными и МЧС. Вышло очень забавно – все друг на друга орали, включая пытающихся заснуть жителей дома, которым весь этот шум-гам дико мешал, что-то доказывали и грозились разнообразными карами. Чем дело закончилось, Ника не знала – в третьем часу ночи она заснула, и последнее, что слышала, так это вопли соизволившей выйти из своей квартиры беловолосой подружки рокера, когда ее милого Рафаэля забирали в местное отделение полиции вместе со всеми нарушителями спокойствия. Ника как раз захлопнула окно в тот момент, когда Инга сообщила громогласно, что сейчас она позвонит своему братику и он все «утрясет и вытащит Эля и его друзей из КПЗ». Посочувствовав этому самому братику, которого, видимо, разбудят посредине ночи телефонным звонком, Ника закрыла глаза.

Рокер и его блондинка не открывали, и не совсем воспитанная Карлова про себя обзывала их нехорошими словами, порываясь произнести их вслух. Вообще-то скоро за ней должен был заехать Саша, а она вынуждена разбираться с соседями, которые в очередной раз решили всех затопить.

«Вот уродство», – думала Ника, уже пятый раз нажимая на звонок. Увы, никто не отворял запертую железную дверь.

– Открывайте! – стучала в это время в квартиру рокера и его блондинки самая пострадавшая соседка – у нее ситуация в квартире была намного хуже, чем у Карловых. Голос у нее был басовитый, солидный, да и сама она была дамой крупной, внушающей уважение. – Немедленно! Вы нас опять топите! А у меня ремонт, между прочим, новый!

– Открывайте, – вторила тоненьким визгливым голоском вторая женщина: худая, как скалка, и облаченная в домашний цветастый халат. – Как вам не стыдно! У меня течет!

– Что у тебя течет? – выглянул из-за соседней двери мужик лет пятидесяти в белой майке в горизонтальную синюю полоску. В одной руке он держал кетчуп, в другой – кусок хлеба, на который кетчуп, собственно, и намазывал. Вокруг мужчины стоял нехилый аромат перегара.

– Нос! – взвизгнула худая женщина. Она явно была на пределе своих эмоций.

Сосед приподнял широкую бровь.

– Это в смысле? А к этим, – мужик кинул выразительный взгляд на соседскую дверь, – чего ломишься?

– Платок попросить хочу! – все тем же высоким голосом сообщила ему раздраженная соседка, не уставая стучаться в дверь в явной надежде, что оттуда все же кто-нибудь выйдет. – Чтобы больше не текло! Вот же алкаш, – тихо добавила она в сердцах.

– А по-моему, мозг у тебя, Валька, течет, – вынес ей суровый вердикт дядька в полосатой майке и, чуть подумав, сообщил важно. – Не стучитесь. Уехали они. На пикник. За город.

– А ты откуда знаешь? – волком уставилась на него солидная тетка, мигом прекратив стучать. Ника выдохнула и одарила дверь, ведущую в квартиру чокнутой парочки, новым злобным взглядом.

– Мусор выносил утром и видел, как ребятки выходили, – отвечал, не забывая поливать хлеб кетчупом, мужик. – Я им говорю, куда, мол, пошли с пакетами? А они мне: «На пикник с друзьями». Вот оттуда и знаю. Так вы чего долбитесь к ним? Затопили они вас, что ли? – догадался он с некоторым опозданием, заставив Карлову хмыкнуть.

Как позже оказались, Инга и Рафаэль действительно уехали на пикник. А проблема с затоплением случилась из-за того, что ранним утром на пару часов отключали холодную воду. В это время парочка, отзавтракав перед поездкой, решила помыть посуду. Молодой хозяин квартиры, заставив свою спутницу жизни собирать нужные для поездки вещи, сгрудил тарелки и кружки в раковину, включил оба крана, сунул под струю руки и, заорав от неожиданности, обнаружил с недоумением, что холодной воды нет – есть только лишь одна горячая, вернее, кипяточная, которая умудрилась слегка ошпарить ему ладонь. Пока молодой человек возмущался и кричал, пока девушка искала мазь, чтобы помазать ему обожженную кожу, пока парочка переругивалась на одни им понятные темы, оба они позабыли, что выключить нужно не только кран с горячей водой, но и с холодной тоже. Чуть позднее они, успокоившись, отправились вниз, в дожидающуюся их машину, а через полчаса после их отъезда наконец дали холодную воду. Поскольку кран ребята закрыть забыли, водичка весело полилась на посуду, а так как чашки стояли на дне, закрыв собой сток, то стекать по трубам она, естественно, не смогла, а потому, когда раковина переполнилась, полилась на пол.

Соседи стали вызванивать виновников небольшого потопа – а вода все прибывала и прибывала. Они с трудом дозвонились до хозяйки квартиры, любующейся где-то за городом увядающей осенней красотой и поедающей ароматный шашлык, и в срочном порядке попросили ее и ее длинноволосого парня приехать домой, дабы открыть квартиру и выключить холодную воду. Та, естественно, сразу же согласилась, но сказала, что приехать они смогут только минут через тридцать – столько времени им нужно на дорогу. Ника, слыша все это, все больше мрачнела, а после, набрав номер Саши, сообщила ему, чтобы он не заезжал за ней, а сразу забрал Марту и ехал с ней в музыкальный магазин.

– Тебе нужна моя помощь? – спросил Саша, услышав о ее проблеме. – Я сейчас приеду.

– Нет, я позвонила родителям, они скоро будут, – ответила Ника поспешно. – Так что езжай к Марте в консерваторию.

– Ты уверена? – переспросил Александр. В последнее время отношения их становились все теплее и теплее, однако между ними еще ничего не было, да и виделись они из-за того, что Саша часто бывал в другом городе, не так часто, как ему хотелось. Но парень все равно был рад – он приближался к своей цели, хотя и медленно, но все же двигаясь, а не стоя на месте.

– Да! – Карлова слегка занервничала – она не хотела, чтобы мама и папа, которые должны были вот-вот подъехать, встретились с Сашей. Его они оба прекрасно помнили в качестве приятеля их единственной дочери и долго удивлялись, узнав, что Сашенька куда-то пропал. Ника так и не сказала родителям, что тот бросил ее и уехал. Просто сообщила вскользь, нехотя, что они расстались, а потом долго еще пугала маму своим унылым видом и мешками под покрасневшими глазами – следствиями ночных слез. Увидят родители Сашу, и вновь начнутся расспросы, предположения, воспоминания о Никите, которого ее предки как-то раз видели и даже поужинали с ним в теплом семейном кругу. Кстати, когда он исчез, мама Ники еще долго интересовалась, куда же делся этот, по ее мнению, «хороший и хорошенький грустный парнишка».

– Езжай за Мартой. Ты же обещал ей подарок, а если не встретишься с ней сегодня, то из-за ее репетиций не встретишься еще долго. А я дождусь родителей и подъеду позднее. Не могу квартиру в таком состоянии оставить, – сказала Ника.

* * *

Вот так Марта и Саша встретились вновь – уже четвертый по счету раз он приехал к ее консерватории, благосклонно взиравшей на центральные, гордые в своей деловитости улицы белоснежным фасадом, украшенным стройной, словно взмывающей вверх вместе со зданием колоннадой. Ряд высоких колонн был стилизован под ионический архитектурный ордер – один из трех древнегреческих ордеров. И смотрелась эта стилизация величественно и грациозно одновременно, придавая зданию некий творческий шарм.

Александр глянул из окна на консерваторию и вдруг неожиданно остро почувствовал себя рядом с ней не в своей тарелке – так, как чувствовал бы себя богатый купец первой гильдии, неожиданно оказавшийся в гостиной старинной дворянской благородной семьи, в чьих жилах текла голубая кровь. Это ощущение, пока что смутное, но болезненное, не понравилось молодому человеку. Александр поморщился, и со стороны казалось, что делает он это только потому, что в глаза ему попало солнце. Но вовсе не по этой причине изогнулись вниз его губы в форме лука, натянутого мрачным, перешедшим на сторону тьмы Купидоном, резко исхудавшим, ставшим бледным и черноволосым, Александр знал, что уже не сможет стать таким же, как эти милые беззаботные студенточки и бесшабашные студенты. Он упустил это.

Припарковавшись неподалеку от консерватории и понимая, что вместо серьезных дел занимается какой-то несусветной ерундой, Александр затянулся сигаретой. Ждать он не любил, а Марта, которая уже была предупреждена о том, что в музыкальный магазин она поедет без кузины, опаздывала. Он выкурил уже пару сигарет, а девчонка все никак не появлялась. Саша не считал, что его время – это некий абстрактный эквивалент резины, а потому вылез из авто, поставил его на сигнализацию и быстрым шагом направился к зданию консерватории. Он беспрепятственно прошел мимо вахтера, который ни слова не сказал стремительному черноволосому молодому человек с серьезными глазами, приняв его в который раз за нового преподавателя. И направился к репетиционному залу, в котором должна была находиться Марта. Однако она неожиданно вынырнула из-за угла и лишь каким-то чудом не врезалась в него.

– Привет, – строго сказал ей Александр. – Почему опаздываешь?

– Дирижер задержал, – несколько испуганно отозвалась Марта. В руках ее был зажат твердый темно-коричневый футляр для скрипки, длинные светлые волосы были взлохмачены, а на обычно бледных щеках играл яблочный румянец.

– Что с тобой, сестренка?

– Иван Савельич не в духе, – сказала девушка, стараясь глядеть не на Сашу, а куда-то в сторону. Ну вот, оказывается, она рада его видеть. Искренне рада.

– Кто это? Обидел?

– Дирижер, – отозвалась девушка устало. – Нет, не обидел, просто гонял нас перед концертом хорошо.

В подтверждение ее слов из-за угла вынырнул изящного склада тип в черном костюме и, потрясая в воздухе указательным пальцем, орал на каких-то несчастного вида мальчишек:

– Тромбоны! Тромбоны! Вы, как всегда, все испоганили! Вы дома ноты хотя бы раз открывали?

– Открывали, – со вздохом сказал один из музыкантов, рыжеволосый и веснушчатый.

– Открывали они! Открывали и тут же закрывали! Думаешь, это было тройное стаккато?! – продолжал возмущаться дальше дирижер. – Это был чистой воды идиотизм! Артикуляция ни к черту! И ни к чертовой бабушке! И даже ни к дедушке!

– Вы же прошлый раз меня за темп ругали, а говорили, что артикуляция – моя сильная сторона, – как-то даже обалдел паренек, но Иван Савельич его уже не слушал, обрушив град своего гнева на парней-ударников, которые, по мнению авторитетного преподавателя, зря протирали штаны в оркестре, а после поймал взглядом группу девочек – вторых скрипок и не без пафоса сообщил, что если они продолжат так играть и дальше, то им лучше сразу уходить из консерватории и выходить замуж.

– Забавный тип, – глянул на громкого дирижера Саша.

– Очень забавный, – буркнула Марта, с опаской поглядывая на него и натягивая на себя короткую курточку цвета мяты. – Может быть, пойдем, а?

«А то Савельич меня заметит и на меня начнет орать», – додумала она про себя и поспешила вниз, на второй этаж. Ею овладело весьма и весьма странное чувство. При виде Александра в сердце скрипачки произошел маленький переворот, и удивленной девушке показалось, что оно расширилось – оттого и легким стало тесно, поэтому дыхание чуть-чуть изменилось, стало громче, слышнее, и из обыденного меццо-пиано превратилось в удивленное меццо-форте[1].

Марта Карлова не видела молодого человека пару недель, хотя иногда возвращалась к нему мыслями, и тогда его зловредный образ всплывал в голове, зато несколько раз слышала от кузины, которая вроде бы как стала с ним встречаться. Вообще Марта думала, что после того как она, поддавшись уговорам Саши, обманула Нику с кафе, та ее убьет – по крайней мере крепко с ней поссорится, но все обошлось. Ника, конечно же, прочитала Марте нотацию о том, что нехорошо подставлять сестер и какие кары за это уготавливает им жизнь, но вроде бы как простила, хотя с милой улыбочкой пообещала так же крепко подставить при случае.

Попробовав вздохнуть полной грудью, девушка оглянулась на Сашу. Лицо его было спокойным и сосредоточенным, и она в который раз сравнила парня про себя с настоящим дворянином – воинствующим, не пропускающим ни одного сражения, но выступающим там не простым солдатом, а одним из офицеров. Ей вдруг подумалось, что Нике, наверное, очень здорово обнимать Сашу за плечи или проводить пальцами по затылку с короткими почти черными волосами. И кадык у него прикольный – небольшой, но притягивающий взгляд к его шее; а еще он двигается, когда Саша разговаривает. Глупые-глупые мысли! Девушке так и захотелось прикоснуться кончиком пальца к адамову яблоку, и она, чтобы вдруг случайно не протянуть руку к Александру, сжала пальцы в кулак. Да и зубы она крепко сжала, подозревая, что, кажется, сходит с ума.

Все эти мысли девушке совсем не нравились, и она даже немного испугалась их, застеснялась. «Феликс куда лучше. Он утонченный, у него невероятно красивые кисти рук – у настоящего пианиста других кистей и быть не может. Феликс знает, как поддержать разговор, изучает языки и увлекается историей, он умеет понимать природу музыки, а для этого что нота «до», что «фа», что «ля» – все одинаково. Поди крещендо от диминуэндо не отличит. Или аллегро от ларго или престо. Он вообще не знает, что такое темп, неуч наглый!» – подумала Марта несколько утрированно и зашагала быстрее. Около огромного витражного окна с изображением Персефоны, держащей гранат, девушка вынуждена была остановиться.

– Что такое? – недовольно глянул на нее Александр, не подозревающий, какие эмоции он вызывает в душе юной скрипачки.

– Я телефон куда-то положила, подожди секунду, пожалуйста. – И Марта, продолжая одной рукой удерживать футляр, полезла в сумку, чтобы найти мобильник. Саша вздохнул, взял у нее из рук дурацкий футляр и выразительно посмотрел на часы, а после его взгляд привлекли трое молодых музыкантов, которые, весело гогоча, по очереди вставали на стул, незаконно похищенный из какой-то аудитории, и пытались кончиками пальцев достать до граната, изображенного в руке греческой богини весны Персефоны. Это получалось у них плохо, поэтому парни подпрыгивали прямо на стуле, и один из них едва даже не свалился. Рядом с дурачащимися ребятами стоял тот самый друг Юли, хипстер Крис, и дико веселился, снимая все это представление на камеру своего айфона последней модели.

– Вот недоумки! – восклицал он радостно, не отрывая взгляда от экрана айфона, который держал на расстоянии вытянутой от себя руки. – С вами такой потешный артхаус замутить можно! Я даже концепцию придумал! «Как собственными руками разрушить себе жизнь и мечту, а после ими же пытаться себе помочь. Фигуральное и прямое выражение в обеих ипостасях».

– Че-е-его? Это ты к чему, Крис? – не понял один из парней – самый невысокий из них.

– К тому, что за лето могли подготовиться, – важно заявил медоволосый, не переставая снимать, поворачивая камеру к лицу приятеля и теперь снимая его. – Но вы прогадили лето, ни фига не подготовились и щас спасаетесь гранатом. Сначала своими лапами, фигурально выражаясь, все загубили, а после в прямом смысле пытаетесь этими же лапами дотянуться до чуда и сотворить ритуал. Я почти гений!

– Иди ты! Сам эстетику едва сдал!

– Так сдал же! А вы неудачники, только на волшебный ритуал надеетесь. А назову-ка я свой крохотный айфоновый артхаус «Надежда и реальность». Засниму, получится ли у вас экзамен сдать, котятки, с помощью вашей веры в глупость! – поправил очки Крис. Сегодня на обладателе волнистых светло-медовых волос очки без диоптрий были новые, и их толстая оправа могла похвастаться ярким цветом спелой клубники, которая буквально заставляла прочих студентов смотреть в его вытянутое худощавое и скуластое лицо. В сочетании с изумрудной приталенной футболкой розовая оправа смотрелась еще более эпатажно, чем могла бы.

– Да иди ты!

– Я и так ухожу! – захохотал Крис и исчез в неизвестном направлении.

– Что они делают? – посмотрел не без интереса на шумных парней Саша.

– Пытаются достать гранат. У них пересдача сегодня осенняя, – рассеянно отвечала Марта, нащупывая наконец сотовый на дне сумки. Правая бровь молодого человека изогнулась в удивлении. Девушка поняла, что Александр в догадках, стараясь найти логическую связь между гранатом, пересдачей экзаменов и, казалось бы, идиотским поведением парней, а поэтому, слегка запинаясь из-за смущения, рассказала ему о местном суеверии.

У студентов консерватории уже почти целое столетие бытовал один интересный обычай – перед экзаменом самые суеверные из них касались гранатового плода. Якобы этот нехитрый ритуал помогал им получить высокие оценки на экзаменах и лучше выступить.

– Как «халява, приди» у студентов? – вспомнилось Саше, когда они шагали по лестнице.

– У нас все более поэтично! – коварно улыбнулась Марта.

Легенда гласила, что все началось с известного композитора и пианиста, взращенного в стенах консерватории еще до революции и получившего затем всемирное признание. Обучаясь в консерватории, он решил разыграть своих однокашников. Будучи наделенным музыкальным талантом с раннего детства, известный пианист обладал сказочной памятью, быстрым усвоением и феноменальным слухом. А потому учеба давалась ему легко и просто в отличие от многих друзей.

Однажды, когда пианист учился уже на старшем курсе, один из его хороших приятелей, также впоследствии ставший именитым композитором, но в юношестве учившийся не столь хорошо и проваливший только что один из весенних экзаменов, задал риторический вопрос: «Как ты умудряешься получать только лучшие оценки?»

Пианисту было неловко говорить хорошему приятелю, что во всем виновата его гениальная память (об этом и так все отлично были осведомлены), и он в шутку отвечал: «Все дело в гранате, что изображен на витраже второго этажа, в конце коридора. Удивительно, но он обладает волшебным свойством – стоит мне его коснуться перед экзаменами, так заряжаюсь немыслимой удачей, и каждый раз я получаю пять с крестом».

Друг пианиста в шутку решил коснуться этого самого граната, зажатого в пальцах Персефоны, и, к своему огромному удивлению, на следующий день получил высшую отметку на переходном экзамене.

Еще несколько студентов с композиторского факультета проделали этот же фокус с гранатом и вновь получили (правда, вполне закономерно) хорошие оценки. Вскоре забава с гранатом стала любимейшим развлечением будущих музыкантов, которое передавалось из поколения в поколение.

Марта, если признаться, тоже как-то пару раз с подругами дотрагивалась до граната, так, для прикола, хотя училась она всегда стабильно хорошо и сдавала экзамены и зачеты почти на одни «пятерки».

– Удачи не бывает, – заявил Саша, когда они уже выходили из консерватории, при этом продолжая держать футляр со скрипкой Марты. – Есть только трудоспособность и целенаправленное волевое усилие, – продолжал Александр.

– Почему ты так думаешь?

– Потому что удача – это результат работы, не больше. Работай, старайся, вкладывай все силы, и однажды у тебя появится шанс. Мы все хозяева своей шкуры и жизни, девочка. – Голос Дионова стал настолько взрослым, что Марта вздрогнула. Этот человек так не похож был на ее знакомых парней – творческих и воздушных, как и она сама. Наверное, все-таки она, Марта, правильно сделала, что устроила Нике встречу с Александром; они и вправду стали общаться, и сестра все ждет того момента, когда сможет попасть на пейнтбол. Глупая…

По мнению Ники, Саша раньше не думал о таких вещах. Однако в нем все-таки произошли серьезные изменения, и Карлова никак не могла понять, какие и что же на него так повлияло, но дала себе слово узнать обо всем. Зачем – сама не понимала. Зато понимала отчетливо то, что ей нравится жизненная позиция Александра – позиция не подчинения судьбе и фатуму, а позиция управления собственной жизнью и, как он говорил, шкурой.

– Чего затихла? – спросил Александр, открывая автомобиль.

– Ничего. Просто так.

– Ты должна радоваться, – безапелляционно заявил он, – что мы едем за твоей скрипкой, а ты хмуришься. Улыбнись.

– Угу, – отозвалась Марта, садясь на заднее место. Но вновь была вынуждена пересесть вперед.

* * *

Она не видела, как неподалеку от них, во дворе консерватории, стоя между двумя лавочками, за ней наблюдают трое: Крис, который еще совсем недавно снимал друзей на камеру айфона, его подруга Юля Крестова, которую Марта терпеть не могла, и еще один парень с небольшой щетиной, коротко стриженный, среднего роста и худощавый, но с хорошо развитыми мышцами верхнего плечевого пояса и натренированными ногами. Это был их общий друг, учащийся не в консерватории, а закончивший факультет физической культуры и спорта в Государственном университете несколько лет назад и профессионально занимающийся биатлоном.

– Леш, ты на тачке? – посмотрела на него Юля задумчиво.

– Да, – отозвался тот. – А что?

– Поехали за ними, – не попросила, а скорее приказала девушка с красными волосами.

– О'кей, без проблем, – не стал задавать лишних вопросов тот. – Тогда давайте быстрее, пока они из виду не скрылись. Моя машинка рядом. – И Леша кивнул на припаркованное неподалеку темно-серое новое авто марки «Форд», уже слегка помятое спереди.

– Не скроются, – возразила Юля, оценивающе глядя на дорогу, заполненную машинами. Где-то впереди, видимо, была авария, а потому автомобили передвигались медленно. – Затор.

– Ну и зачем я тебе сказал, что видел Карлову с этим типом? – вздохнул Крис, спеша за друзьями. – Ты совсем из-за нее чокнулась, Юлька!

Крестова смерила его холодным взглядом, и парень, на ходу пожав плечами, сказал, что ему в принципе все равно, а после нырнул в «Форд» на переднее сиденье.

– Назад, – сказала ему добрая Юля.

– В смысле? – заныл хипстер. – Бойс должны ехать впереди, а гелс обязаны сидеть сзади!

– Крис, – нахмурилась девушка, – пересаживайся. Давай-давай! – И она с силой потянула друга из салона «Форда». Парень сопротивлялся и с дурашливым видом озорной макаки цеплялся руками за руль и за водительское кресло. – Ну-ка быстро тащи свою задницу на заднее сиденье! – рявкнула Юля, которой порядком надоело поведение друга.

– Давай-давай, – поддержал ее и Леша. – Они уедут – и с концами.

– Вот вы гады, – обиделся Крис. – Никуда не поеду с вами. Вы меня беси…

Договорить он не успел. Объединенными усилиями Юля и Леша запихали его на заднее сиденье «Форда», обитое приятным на ощупь бордовым плотным материалом, а после почти молниеносно оказались впереди. Коротко стриженный парень со щетиной завел свою машину, и вскоре ребята оказались на дороге, не выпуская из виду серебряный «БМВ».

– Гады вы, – заявил хипстер, развалившись на своем заднем сиденье. – И тролли.

– С чего это мы тролли-то? – поинтересовался Леша, глядя в стекло на поток машин, куда-то спешащих в субботний день.

– Всю жизнь меня троллите, меня, слабого и беззащитного, – отозвался довольным тоном Крис. Этих ребят он действительно знал с самого детства: и Леша, и Юлия были детьми друзей его отца. А дружили трое мужчин потому, что сами были музыкантами и когда-то вместе учились. Юлия и Крис пошли по стопам отца, а вот Леша со слухом не дружил, зато с детства серьезно занимался спортом и в свои двадцать четыре был уже, ни много, ни мало, мастером спорта по биатлону. Алексей завоевал множество самых разных наград среди юниоров, в том числе на чемпионате России и чемпионате мира, брал золото и серебро на Кубке Европы. А также уже дважды участвовал на «взрослых» этапах Кубка мира и на мировом чемпионате, принося родной сборной медали. Правда, пока что они были бронзовыми и даже «деревянными» – четвертое место, да и не слишком их было много, но парнем Леша был дисциплинированным и умеющим добиваться своих целей, не обращая внимания на временные неудачи. К тому же и тренеры считали его способным спортсменом, которому особо благоволили эстафеты, и надеялись, что грядущий сезон принесет ему множество побед и, возможно, через несколько лет он даже попадет на Олимпийские игры.

При всех своих заслугах в спорте, человеком Леша был простым в общении и добродушным, ценился своими друзьями и молодой женой – тоже, кстати, спортсменкой, которая занималась легкой атлетикой. Они постоянно были в самых разных разъездах, а потому виделись нечасто. Наверное, по этой же причине молодожены почти не ссорились.

– А Юлька главный тролль, – продолжал Крис. – Обижает меня и обижает.

– Заткнись! – не выдержала Крестова.

– Ну вот скажи мне, на фига мы за этой леди едем? Думаешь, этот крутой чувак ее на пустырь повез, убивать? – спросил хипстер, жалея, что рассказал подруге о том, что увидел ее капризную Марту в стенах консерватории со своим парнем. Теперь ведь не заснимет на камеру, с какими лицами будут выходить из аудитории после экзамена парни, пытавшиеся подзарядиться удачей у граната Персефоны, да и вообще не узнает, поможет ли хоть одному из них забавная консерваторская легенда!

– Не повезет, – хмуря лоб, отозвалась Юля, – но я все равно хочу узнать о нем побольше. Вдруг удастся проследить?

– Да на фиг?! – искренне не мог понять этого Крис. – Ну, встречается леди с таким вот богатым упырем и встречается! Тебе-то что, Юль?

– Крис, закрой пасть, а? – встрял Лешка. – Мы же тебе рассказывали, что видели этого молодчика в клубе и с кем. Юлька волнуется. С такими, как он, лучше не связываться. Мы-то это понимаем, а вот пианисточка – нет.

– Ну, давайте объясним? – предложил Крис. – Расскажите, какой этот чувак плохой, она испугается и бросит его.

– Ты тупой? – обернулась к нему Крестова. – Она меня на дух не переносит. – В голосе Юли послышалось искреннее огорчение, впрочем, хорошо завуалированное. – И если я к ней подкачу с таким, она вообще меня возненавидит.

– А какая тебе, собственно, разница? – вдруг вспыхнул Крис, которому обидно было за подругу детства. – Что ты к ней прицепилась? Если ты ей не нужна, то пусть и тебе до нее дела не будет.

– Молчи, – посоветовала Юля, вновь повернулась к хипстеру и умудрилась взлохматить ему светло-медовые волосы, которыми тот так гордился.

Она и правда волновалась за Марту, хотя, наверное, не должна была этого делать.

* * *

Около музыкального магазина Саша и Марта оказались минут через сорок – город слегка обезумел на выходных и организовал пару-другую длинных пробок и кучу заторов, явно выражая свой протест против такого большого количества личного транспорта. Ника, к которой к этому времени уж приехали родители, позвонила кузине, объяснила ситуацию и пообещала приехать к музыкальному магазину в самом скором времени, благо он находился не слишком далеко от ее района со слегка необычным, но совершенно уже привычным для горожан названием Южная пристань. Когда-то Саша тоже жил в этом районе и, кажется, всякий раз, оказываясь в нем, вспоминал свою буйную юность – все-таки прошлое тянуло его к себе. Карлова пару раз подмечала это, но некоторые вещи оставались для нее непонятными.

Как-то раз они ехали по одной из полупустынных вечерних улиц Южной пристани на очередное свидание (Ника сказала родителям, любящим совать свои заботливые носы в ее личную жизнь, что отправилась в гости к Дашке), и Александр увидел вдалеке от заселенных домов и прямой, как стрела, дороги заброшенную стройку. Она мрачно возвышалась над пустырем на фоне серо-фиолетового с запада неба, кое-где прореженного оранжевыми полосами-щупальцами, отталкивая взгляды оптимистов своим угрюмым сумрачным видом, а взоры пессимистов – злорадной свободой внутреннего духа, если таковой, конечно, имеется у неодушевленных предметов.

Это место пользовалось дурной славой лет шесть или семь, с тех самых пор, как подрядчики обанкротились, оставив строительство огромного панельного многоэтажного дома незавершенным. По стройке частенько лазили местные мальчишки, усердно ищущие приключений на свою пятую точку, тусовались неформалы, обожающие фотографироваться среди печального декаданса строительных развалин, а также коротали ночи лица без определенного места жительства. Пару раз со стороны стройки слышали крики, а однажды там даже нашли труп, и популярности эти факты стройке не прибавили. Напротив – местные жители ратовали за то, чтобы это злополучное место приказало долго жить, превратившись наконец во что-то приличное, и, надо сказать, их желание стало близко к исполнению. Сейчас в это мрачное место пригнали краны, машины со стройматериалами, еще какую-то технику, а также поставили охрану, поэтому поговаривали, что строительство возобновится со дня на день – но уже не дома, а торгово-развлекательного комплекса.

Вот тогда-то, в тот момент, когда Ника и Саша проезжали неподалеку от стройки, девушка и поняла, что ее бывшего прошлое все-таки хорошенько цепляет.

Это продолжалось всего секунд десять, не больше, но живущая интуицией Карлова сполна почувствовала горечь, исходящую от своего черноволосого спутника, чуть сильнее, чем нужно, сжавшего руль и глядевшего в сторону стройки внимательно, но не прищурившись, изучая, как Саша это делал, когда видел что-либо интересное, а, напротив, немного более широко раскрыв глаза, чем обычно.

Если бы Ника была экстрасенсом, способным читать мысли и видеть образы в чужих головах, она очутилась бы в полутемном странном грязном месте, освещенном лишь мощными фарами нескольких заведенных машин да тусклым светом осенних звезд; около холодных стен заброшенного недостроенного здания с пустыми окнами, похожими на черные дыры; в месте неспокойном, опасном, очень шумном от мужских выкриков; в месте, где витали вперемежку пьяная злоба и не менее пьяный азарт, оскорбленная честь и желание выйти победителем, с трудом скрываемый страх и воистину генетическая жажда быть сильнее, хитрее и ловчее, чтобы выжить.

В голове Саши с бешеной скоростью, во много раз превышающей скорость его автомобиля, проносились сквозь вспышки черно-белые смазанные картинки.

Раз – он стоит с компанией молодых людей, в чьих жилах кипит кровь. Они кричат, смеются, у кого-то в руках биты, у кого-то – пиво.

Два – с удивлением замечает незнакомого типа рядом со своим другом, которого давно уже не видел.

Три – он затягивается паршивой сигаретой, которую стрельнул, и лениво смотрит на приближающуюся враждебно настроенную толпу незнакомых ребят.

Четыре – видит, как его разозленный друг махается с парнем в светло-зеленой одежде; они на равных.

Пять – сам уже дерется с кем-то, ничего не видя вокруг, кроме соперника, и каждая мышца напряжена. И все вокруг дерутся. Стенка на стенку?

Шесть – помогает подняться кому-то из своих.

Семь – дерется уже с другим и пропускает от него удар.

Восемь – видит перед собой окровавленное тело.

Видит его и в девятом кадре – кровь отлично заметна на светло-зеленом, да и нож видно отлично.

А в десятом… Десятого он тогда не увидел, потому что голос Ники вызволил Сашу из темницы воспоминаний.

– Куда ты смотришь? – спросила удивленно девушка, увидев, что Александр внимательно глядит потемневшими отчего-то зелеными глазами в сторону огражденной стройки, а не вперед, на проезжую часть, на которой его «БМВ», между прочим, был не единственной машинкой. – Эй, алло, Дионов! Голову поверни прямо! Врежешься же куда-нибудь или в кого-нибудь. А я еще слишком юна, чтобы умирать из-за твоей безалаберности!

Саша не без волевого усилия оторвал взгляд от стройки и стал смотреть вперед, как того требовали правила дорожного движения.

– Не бойся, глупая. Я – ас в вождении, – ответил он.

– Слушай, ас, а чего ты так туда уставился? Привидение увидел? – усмехнулась Карлова.

– Почти, – кривовато улыбнулся Саша, и Нике даже стало как-то страшновато от этой злой, сухой улыбки. – Привидение из прошлого.

– Это как?

– Обыкновенно.

– Я тебя не понимаю. Ненавижу, когда говорят загадками, – нахмурилась становившаяся капризной около него Ника. А вот если бы рядом был Кларский, она и слова бы лишнего не сказала. Никиточка умел поставить на место одним взглядом…

– Это неприятное место. Подрался я там как-то по малолетке, – сказал брюнет, все так же странно улыбаясь.

– С кем?

– С человеком. Много их было.

– Стенка на стенку, что ли? – со знающим видом спросила Ника. Все местное пацанье самого разного возраста обожало шастать на эту стройку, чтобы устроить внеочередную драку. Чаще всего как раз стенку на стенку. При этом обязательно сие действо кто-нибудь снимал на дешевую камеру. А кто-нибудь потом накладывал на видео пафосный рэп.

– Да, – подтвердил Никины догадки Александр.

– У моей знакомой со школы братик двоюродный тоже вот так года четыре назад подрался на этой стройке, и ему голову проломили. А еще одному вообще чуть инвалидность не дали после такой драки. Идиоты вы, парни, – покачала головой Ника.

На это Саша ничего тогда не ответил. Он еще раз взглянул в сторону стройки и повернул свое серебряное авто влево, чтоб унестись от этого места подальше. Он не любил вспоминать ту драку – последнюю детскую в его жизни, после которой все переменилось.

* * *

– Выходи, – кинул Александр Марте. – Купим тебе наконец за твои старания скрипочку. Тебе нравится играть на ней?

«Нет, я просто так уже столько лет музыкой занимаюсь», – подумала про себя девушка, но сама только лишь кивнула, вылезла из салона автомобиля и пошла следом за парнем к стеклянным дверям магазина с чудной фиолетово-черной вывеской: «МирМуз. Сеть музыкальных инструментов». Марта, много раз здесь уже бывавшая, не смогла не остановиться на пару секунд около уличной витрины, за которой располагались в окружении декоративных дисков, каких-то вырезок из журналов и украшений, связанных с музыкальной тематикой, стильный серебристый синтезатор, несколько разных чудесных гитар, важный блестящий саксофон, губная гармошка, а также какие-то загадочные технические прибамбасы для звукорежиссеров и профессиональных музыкантов. Александр, увидев реакцию девушки, не смог не улыбнуться – только сделал он это почти незаметно. Марта, как ребенок, таращилась на все это богатство с восхищением.

– Пошли, девочка-скрипачка, – небрежно тронул Александр длинноволосую девушку за локоть, и она сердито взглянула на него. – Вот и сестра твоя. Надо же, из-за пробки мы позже приехали.

Около самого входа, ведущего в магазин, действительно стояла Ника, горло которой было замотано легким длинным шарфом небесно-лазоревого цвета, очень подходящим по тону к ее нарядным голубым полусапожкам. Она помахала кузине рукой и кивнула Саше, который неожиданно подумал, что неплохо было бы снять с нее этот шарф-паутинку, да и всю остальную одежду тоже, – можно оставить лишь обувь.

– Ну, вы и езжайте, – весело сказала Ника, обменявшись приветствиями с Мартой и уже по привычке позволив Саше себя обнять. Себе она тоже кое-что разрешила – приобняла в ответ и легонько коснулась губами его щеки, от которой едва заметно пахло приятным горьковато-прохладным лосьоном после бритья. У Никиты был подобный аромат, поэтому девушке казалось, что если она закроет глаза, то сможет представить на месте Александра Ника. Правда, где-то в глубине души до сих пор жило чувство, что таким образом Кларского она предает, но Ника, как могла, глушила это неприятное ощущение. Честное слово, умереть, что ли, ей из-за своей детской глупой и неудачной любви к человеку, с которым она больше не увидится?

А Саша удовлетворенно улыбнулся, понимая, что медленно приручает бывшую подругу к себе – прежде всего к новому себе. Кстати, выходило это у него действительно неплохо. Наверное, если бы он резко перестал высказывать Карловой свою симпатию, она бы не только удивилась, но и расстроилась бы. Мы слишком быстро привыкаем ко всему хорошему.

– Дома все в порядке? – спросил Александр. Девушка утвердительно кивнула головой и ответила, что и предки, и соседи приехали быстро, и проблема вроде бы как устранена без особенных последствий для их квартиры.

– Ну что, вперед? – спросила Ника и, щелкнув молчащую сестру за нос, цапнула ее за руку и потащила к стеклянной двери магазина. – Мартик, выбирай самое дорогое, наш принц расплатится, он ведь богатенький. Да? – обернулась она к Саше.

– Да, – невозмутимо проронил тот и следом за девушками зашел в обитель музыкальных инструментов и аксессуаров к ним. Почти тут же зазвонил его телефон, и молодой человек долгое время разговаривал по нему, кажется, с представителем одного из своих деловых партнеров. Ника до сих пор смутно представляла, чем занимается Александр. Кажется, его предпринимательская деятельность была связана с компьютерными клубами, то есть с интернет-кафе, а еще он был генеральным директором организации, предоставляющей интернет-услуги.

– А здесь здорово, – осматривалась вокруг Ника. Магазин оказался светлым, просторным, оживленным приятной мелодией – один из потенциальных покупателей, сидя неподалеку от входа за клавишным синтезатором «Ямаха», украшенным цифровым экраном с непонятными надписями, самозабвенно тестировал инструмент. Выходило у него это весьма недурственно. Девушки, посмотрев на музыканта и поумилявшись его миленькому внешнему виду, медленно пошли дальше. Если Марта уже не раз бывала здесь, то Ника очутилась в «МиреМуз» впервые, а потому усиленно глазела по сторонам – так ей было любопытно.

Наверху, под потолком, к специальным перекладинам было подвешено осветительное оборудование. На нежно-лавандовых стенах висели стройные ряды акустических, электрических и бас-гитар – таких разных, но одинаково притягивающих взгляды, так, что даже Нике захотелось подойти к ним и провести пальцами по прохладному корпусу одной из них, коснуться рукой грифа другой, попробовать извлечь из струн третьей хотя бы тихий звук…

Чуть ниже гитар располагались синтезаторы, коих было тоже великое множество. Неподалеку виднелись черные стеллажи со звуковым оборудованием: звукоусиливающей аппаратурой, акустическими системами, сабвуферами; еще чуть дальше – со студийным оборудованием. В той же стороне выставлены были микшерные пульты и DJ-оборудование. Напротив всего этого музыкального богатства, которое, как заметила Ника, было зачастую очень недешевым, находились отделы с ударными и духовыми, а также со струнными инструментами. И именно к этому небольшому отделу со скрипками, виолончелями и альтами направлялась почти счастливая Марта. Скрипки, как и гитары, висели на стене, а под ними находились полки с чехлами и футлярами, струнами и смычками, подбородниками и мостиками, предназначенными для удобства скрипача. Если гитары изумляли глаза покупателей самыми разными цветами корпусов, то скрипки радовали классическими древесными оттенками: от светло-медового до темно-красного. Нике они казались забавными игрушками, а вот ее сестра эти музыкальные инструменты воспринимала явно по-другому: так трепетно, скажем, как сама Ника палитру.

– Слушай, а твой Саша, он правда хочет купить скрипку? – шепотом спросила Марта, жадно глядя на стену. Она до сих пор чувствовала неловкость из-за всего этого.

– Он не мой, но хочет. А когда Саша чего-то хочет, то, – тут развеселившаяся Ника развела руками, – сама понимаешь, добивается.

– То есть, – хмыкнула длинноволосая девушка, – однажды он вынудит тебя родить ему наследничка?

– Чего? – мигом рассердилась Ника. – Ты, кукушка, следи-ка за язычком!

Страницы: «« 345678910 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Данная книга является живой историей двух молодых людей, которые встретили друг друга и полюбили. В ...
Мифы Древнего Египта – в стихах!Поэзия – самый красивый и, возможно, наиболее подходящий жанр для пе...
В маленькой деревенской церкви происходит убийство. Погибает юная Кара Куэйн. Кому она могла перейти...
Автор книг прозы “Люди в голом”, “Скунскамера”, “Осень в карманах” в этом сборнике предстает в иной ...
Дарья Биньярди – писатель, журналист и сценарист, звезда ток-шоу и колумнист журнала Vanity Fair. Ее...
На страницах своей книги автор размышляет о важнейших жизненных ценностях, внутренней гармонии, мног...