Самый дождливый октябрь Комарова Ирина

– А какие у вас отношения с Надеждой Николаевной?

Женщина перевела взгляд на меня, несколько мгновений внимательно рассматривала, потом заговорила, спокойно и деловито:

– Нормальные. Деньги она платит аккуратно, работу требует, но тоже нормально, без затей.

– Что значит, без затей?

– Ежедневно в магазин сходить, обед приготовить, прибраться. Раз в неделю стирка с глажкой, раз в месяц окна помыть. Генеральная уборка раз в квартал. А если гости, то приготовить, на стол подать и порядок потом навести. Но гости, это уже за отдельную плату, тут мы каждый раз заново договариваемся.

Я кивнула. Действительно, ничего особенного, без затей. И тут же спросила:

– А с затеями, это как?

– Да по-разному, – теперь Валя, почему-то, посмотрела на меня с неприязнью. – Было у меня такое – договорились с хозяйкой, что я у нее пять дней в неделю по шесть часов работаю. Так она мне эти шесть часов ни на секунду остановиться не давала, все время придумывала, чем занять. По пятам за мной ходила и смотрела.

– Что, прямо вот так, шесть часов, каждый день? – не поверила я. – Ей что, больше делать нечего было?

– Нечего. У нее муж откуда-то из этих, из горцев, – она махнула рукой в сторону окна, очевидно считая, что горы с горцами находятся в том направлении. – Строгий. И порядка по своему обычаю требовал: со двора ни ногой, подружек не звать, сиди дома и занимайся хозяйством. Вот она и занималась, как умела. Но я недолго там работала, не выдержала. Хозяйка ведь и в туалет мне ходить не разрешала.

– В каком смысле? – не поняла я. – Что, совсем? А как же?

– А как хочешь. Брезговала она, видите ли, что я, ее мраморный унитаз с позолотой запачкаю. – Валя помолчала, потом зло добавила: – А другая хозяйка форму на работе носить требовала.

– Разве это плохо? – не поняла я. – В специальной одежде, наверное, удобнее, да и своя экономится.

– Спасибо за такую экономию, – язвительно поклонилась она. – Да если бы вы ее видели эту форму, так не говорили бы. Хозяйка сама фасон выдумала и своей портнихе заказала. Вот уж, наверное, та плевалась, пока шила! Шортики вот такой длины, – Валя чиркнула пальцем по ноге на ладонь выше колена, – с нагрудником на лямочках. И белая рубашка, а к ней – галстук, синий в белый горошек. Я таким пугалом выглядела, что мимо зеркала только зажмурившись ходила. Двери на звонок открыть стеснялась.

– А зачем же вы согласились? Сказали бы, что не хотите.

Валя поджала губы.

– Видно, что у вас все в порядке, без проблем живете. Когда работа нужна, на все согласишься. Так что, Надежда Николаевна, как хозяйка, совсем не плохая. Есть намного хуже.

Мы еще немного побеседовали на тему хозяек, давая Гоше время собраться с мыслями, но напарник так ничего и не придумал. Только предложил пройтись по квартире, ознакомиться, так сказать, с местностью.

С Валей, в качестве экскурсовода, мы обошли квартиру, убедились, что сейф по-прежнему находится в спальне и крепко заперт. Осмотрели кабинет, гостевую спальню, столовую, гостиную (вот скажите мне, зачем на двоих нужна такая огромная жилплощадь? Мы с родителями и Маринкой в двух комнатах… прочем, прошу прощения, это к делу не относится. Просто больной вопрос, сами понимаете) и просторную кухню. Наконец Гоша сдался. Он записал Валин телефон, дал ей наши номера, на тот случай, если она вспомнит что-нибудь важное и пообещал придти еще раз, уже с фотографиями интересующих нас людей. Домработница снова разразилась слезами, невнятно и путано умоляя нас найти похитителей содержимого сейфа и не говорить хозяевам о ее, Вали, преступном прошлом. Одновременно она заверяла Гошу, что готова всеми силами помочь следствию и каждую минуту клялась Христом-Богом. Я уже думала, что Валя, продолжая причитать, увяжется за нами до машины, но как только мы вышли на площадку, она замолчала и заперла за нами дверь – я хорошо слышала, как щелкнул замок и звякнула цепочка.

– Что тебе так не понравилось? – спросил Гоша, когда мы начали спускаться по лестнице.

– Все, – меня передернуло. – Мне не понравилась эта женщина, – я зашагала вниз по ступенькам, равномерно перечисляя: – Мне не понравилась ее история. Как она эту историю рассказала, мне тоже не понравилось. Я ей не верю.

– Ритка, ты ничего не перепутала? – коротко хохотнул напарник. – Это я – плохой полицейский и никому не верю. А ты – хорошая, ты, наоборот, всех считаешь приличными людьми.

– Погода мне тоже не нравится, – невпопад ответила я и мрачно шагнула под дождь.

– Понятно, – Гоша обогнал меня, шлепая прямо по лужам, открыл машину и сел за руль. – Тяжелый случай, но простейшая терапия, думаю, поможет. Что стоишь, садись. Дальше я тебя покатаю.

– Спасибо! – я быстренько обошла наш «москвич» и устроилась на пассажирском сиденье.

– О, вот мы уже и улыбаемся, – одобрил он. – Теперь, держи улыбочку и отвечай, почему вдруг к бедной Вале такое недоверие? По-моему, все, что она нам изложила, похоже на правду.

– Похоже, – кивнула я, старательно растягивая губы в улыбке.

Гошка посмотрел на меня, хмыкнул и разрешил:

– Ладно, можешь не улыбаться. Но объясни, чем тебе Валина история не нравится?

– Дело не в истории, а в том, как она была рассказана. Все эти падения на колени, заламывание рук, рыдания, слезы в три ручья… у нас в школе театральный кружок был, на том же уровне играли.

– А по-моему, она искренне плакала. Если хозяева узнают, что Валя сидела за воровство, ее моментально вышвырнут. И без рекомендаций. Где она тогда хорошую работу найдет?

– Рекомендации для нее не проблема, – напомнила я. – Она себе новые нарисует, еще лучше.

– Просто у тебя плохое настроение, вот ты и придираешься.

– Может, и придираюсь, я не спорю. Но, когда Валя с нами разговаривала, у нее глаза бегали.

– Бегали?

– Бегали.

– Хм, не заметил. Ладно, значит, так и доложим.

Гоша достал телефон и включил громкую связь.

– Сан Сергеич?

– Слушаю, – отозвался шеф. – Что вы так долго?

– Разговор не быстрый получился.

– То есть, это не Валя?

– В том то и дело, что Валя. Но мне показалось, что она к этому ограблению отношения не имеет.

После короткой паузы, Баринов уточнил:

– Тебе показалось. А Рите?

– У нее сегодня плохое настроение. Ей Валины глаза не понравились.

– Угу. Рита, а более четко можешь сформулировать?

– Нет, – честно призналась я. – Не знаю, может, Гоша прав и это на меня дождь действует. Но Валя мне не понравилась, и совесть у нее не чиста, это точно.

– Пожалуй, имеет смысл, мне самому с ней встретится. Привезите ее в офис.

– Сейчас?

Глупый вопрос. Наверное, эта непрекращающаяся сырость не только на мое настроение действует, но и на мозги.

– Сделаем, Сан Сергеич, – перехватил инициативу напарник. – Ждите нас минут через двадцать.

Гоша убрал телефон и пощелкал пальцами перед моим лицом:

– Рита, очнись! Давай-давай, шевелись, просыпайся. На работу пора.

– Я не сплю, – обиженно проворчала я, открывая дверцу и выходя из машины. – Просто немного замедленная реакция.

– А я о чем? Кому говорю, шевелись!

Гоша взял меня за рукав и потянул к подъезду.

– Да что ты меня гонишь, – я уперлась, сама себе, напомнив упрямую ослицу. – Подождет твоя Валя, никуда не денется.

– Ага, подождет, – я получила чувствительный тычок пониже спины. – И шеф подождет, и клиенты… ты вообще, соображаешь, что говоришь? Или у тебя от дождя мозги раскисли?

– Грубиян!

Я послушно двинулась рядом с ним к подъезду, но последнее слово за собой оставила.

Мы снова поднялись на второй этаж, и Гоша нажал на кнопку звонка. Соловьиная трель прозвучала, но шагов за дверью мы не услышали.

– Сколько времени прошло? – спросил Гоша, снова нажимая на кнопку.

– С тех пор, как мы ушли? Минут пятнадцать, не больше.

Соловей, все так же безрезультатно, пропел в третий раз.

– Ушла? – предположил Гоша.

– Вроде, она никуда не собиралась.

– А если ей плохо стало? Как ты думаешь, могло такое случиться? – напарник достал отмычку.

– Надо проверить, – согласилась я. – Мы не знаем, а у нее, может, сердце слабое.

– Вот именно. Встань правее.

Я послушно подвинулась, закрывая обзор возможным наблюдателям из квартиры напротив. Гоша возился минуты две, прежде чем раздался негромкий щелчок. Дверь приоткрылась, и мы скользнули в коридор.

– Что так долго? – спросила я.

– Замок сложный, – ответил Гоша и указал на цепочку, свисающую вдоль косяка. – Смотри.

– Да, похоже, тут не с сердцем проблемы, – я потрогала цепочку пальцем. – Как же она мимо нас прошмыгнула?

Мы прошлись по квартире и убедились, что она пуста. Звонок на сотовый Вали-Лиды тоже ничего не дал, – трубку никто не взял.

– Черт, куда она могла так резко подорваться? – напарник сердито смотрел на меня. – И главное, почему?

– Испугалась? – предположила я. – Хотя, когда мы уходили, она не выглядела испуганной.

– Жизнерадостной я ее тоже не назвал бы.

– Может, когда мы ушли, она что-то вспомнила?

– Или, позвонила кому-то и получила указания. Похоже, не зря тебе Валя не понравилась.

– Гоша, а если это все-таки она сейф ограбила? И теперь решила сбежать? Испугалась нас и рванула домой, вещи собирать? Ты адрес запомнил, когда паспорт смотрел? Давай проверим!

– Проверить, конечно, можно. Хотя, сомневаюсь я, что мы Валю дома найдем.

Когда мы вышли из подъезда, Гоша удивленно посмотрел на небо:

– Ритка, ты только посмотри! Дождь кончился!

– Не может быть, – я вытянула руки ладонями вверх. – Ой, и правда, кончился!

Небо было по-прежнему затянуто серой пеленой, влажный воздух оседал мелкими капельками на потертой коже моей куртки, но отвратительной мороси, третью неделю сыпавшейся с неба, больше не было. Какое счастье! Я сделала что-то вроде пируэта и побежала к машине.

Жила Валя недалеко от центра, в районе, застроенном кирпичными пятиэтажками. Мы не стали подъезжать к самому дому: оставили машину у въезда во двор и бодро зашагали по лужам – вода под ногами, почему-то, раздражает меня гораздо меньше, чем та же вода, но льющаяся сверху. Я поглядывала на участки чистого неба, голубевшие среди туч, и даже что-то весело мурлыкала. Взбежала впереди Гошки по лестнице, нажала на кнопку звонка. Никакой реакции. Я подождала немного и еще раз позвонила.

– Усилия их были напрасны, – пробормотал Гошка, разглядывая правый ботинок. – Черт, я, кажется, ноги промочил.

Я не стала выражать напарнику сочувствие, у меня-то давно хлюпало, причем в обеих туфельках. Но теперь это меня не сильно огорчало. Туфли что, туфли высохнут, главное, что мокрое издевательство природы, наконец, прекратилось.

– Может, еще не доехала, – я посмотрела на часы. – Хотя, странно. Учитывая, сколько в эту сторону транспорта идет… а, может, она куда-нибудь, в магазин заскочила?

– Сомнительно, – Гоша протянул руку над моей головой и тоже нажал на кнопку звонка. – Если она сбежать собиралась, то никакие магазины ей не нужны.

– Гоша, а что мы здесь, на площадке топчемся? Может, зайдем потихоньку, посмотрим заодно, как она живет.

– Маргарита! – напарник устремил на меня строгий взгляд. – Я замечаю, что в тебе развивается нездоровая страсть к криминалу. Что значит, зайдем потихоньку? Это, к твоему сведению, называется «незаконное проникновение в жилище». И в уголовном кодексе на эту тему статья есть!

– Так я же… так мы же… – от удивления я потеряла дар связной речи. Сколько раз мы с Гошкой уже занимались такими «незаконными проникновениями»? Да вот, только что, у Черниковых – часу не прошло. И вдруг – здрассьте! Уголовный кодекс! То есть я знаю, конечно, что когда мы, при помощи отмычки, открываем замок, то это, строго говоря, нарушение закона. И не строго говоря – тоже. Но мы же не просто так, мы же не ко всем подряд ломимся, мы только по делу.

– А ты не путай! – он величественно взмахнул рукой, отметая мои невысказанные вопросы и объяснения. – Да, иногда нам приходится нарушать закон, но ты всегда должна помнить, что это – именно нарушение.

– Но острая необходимость… – вякнула я.

– Частный случай, который допустим только в порядке исключения. А ты, похоже, решила, что если мы умеем вскрывать двери, то это дает нам право открывать их все подряд, без разбора.

Нашу дискуссию прервал визгливый старушечий голос:

– Вы чего это здесь топчетесь? – дверь квартиры напротив открылась, и на площадку вышла женщина в длинном фланелевом халате, поверх которого был повязан пуховый платок. Очевидно, в этом доме топить еще не начинали. Впрочем, как и во всех остальных домах города. – Вам чего надо?

Ох. Именно такие старушки – сокровище для нас, частных сыщиков. Они все знают, все видят, в курсе всех дел – просто кладезь информации. Но иногда, как, например, сейчас, они появляются не вовремя. И задают неприятные вопросы. А если мы не сумеем ответить более или менее удовлетворительно, то немедленно последуют требования (убраться отсюда подальше) и угрозы (вызвать милицию). Поэтому старушку нужно срочно умаслить и заболтать.

Недовольный Гоша вернулся к изучению ботинка, следовательно, умасливать и забалтывать пришлось мне.

– Нам в седьмую квартиру, – я старательно улыбнулась и показала пальцем на выкрашенную коричневой краской дверь. – Мы хотели поговорить с… – на мгновение я замялась, – с Лидой Нестеренко.

– С Лидой? – старуха продолжала сверлить меня подозрительным взглядом. – Нету ее.

– Да мы уж поняли, – я развела руками.

– Чего тогда не уходите?

Резонный вопрос. Но не могу же я признаться, что задержалась, уговаривая напарника «незаконно проникнуть» в эту самую седьмую квартиру.

– Ждем. Может, она ненадолго ушла?

– Нечего ждать, – отрезала старуха. – Лида на работе, придет не раньше… – она замолчала, не договорив, и снова смерила меня подозрительным взглядом. – В общем, идите отсюда.

Гошка соизволил отвлечься от мокрого ботинка и посмотреть на женщину:

– Да вы не беспокойтесь – мы приличные люди. Хотим Лиду на работу нанять, нам ее рекомендовали.

Старуха поджала губы, всем своим видом демонстрируя, что не верит ни единому слову.

– Кто это рекомендовал?

– Вы, наверное, не знаете, некие Черниковы. Лида сейчас у них работает. Но, вроде, согласна и нам помочь.

– Нам не надо ежедневно, – я решила, что если добавлю деталей, то Гошины слова прозвучат более достоверно. – Нам бы, раз в неделю она пришла, и достаточно.

– Не знаю, не знаю, – то ли я была недостаточно убедительна, то ли старуха подозрительна сверх всякой меры. – А чего вам именно Лида понадобилась, на раз-то, в неделю?

– Хвалили ее очень, – безмятежно улыбнулась я. И, не дожидаясь следующего вопроса, добавила: – Черникова и хвалила, Надежда Николаевна.

– Все равно, нет ее, – враждебность старухи немного убавилась. – Лида раньше семи не вернется и ждать нечего. А знаете, – она смягчалась на глазах, – напишите ей записку! Я передам.

– Записку? – я вопросительно посмотрела на напарника. – Хорошая мысль, а?

– Хорошая, – хмуро согласился он. – Дай бумагу, я напишу.

Я достала из сумочки блокнот, по собственной инициативе добавила к нему шариковую ручку и протянула Гоше. Он быстро написал несколько слов, вырвал листок, сложил его вдвое, потом вчетверо, и протянул старухе. Глядя Гошке в глаза, она медленно развернула записку, потом прочитала громко:

– «Лида, позвони мне, срочно. В любое время. Г. А.» А кто это, Г. А?

– Георгий Александрович. Лида знает.

– Мы, предварительно, уже поговорили, – добавила я.

– Куда звонить, она тоже знает?

– Разумеется, – кивнул Гоша. – И передайте Лиде, что мы очень ждем.

– Хорошо, – старуха снова, точно по сгибам, сложила бумагу и убрала в карман. Посмотрела на Гошу, на меня, и растянула тонкие губы в слабом подобии улыбки: – Если хорошие деньги предложите, Лида согласится. Вы только не скупитесь, работница она золотая. Да вы и сами знаете, раз именно Лиду ищете.

Мы вернулись в офис, и Гоша сделал короткий, но полный доклад. Баринов слушал его, не сводя взгляда с карандаша, который вертел в пальцах.

– То есть, после разговора с вами, Лобушева сбежала, – подвел шеф итог, когда Гоша закончил. – И пока неизвестно, самостоятельно она приняла решение исчезнуть или кто-то ее к этому подтолкнул.

– Мы с Ритой склоняемся к тому, что здесь не обошлось без постороннего влияния. Уж очень резко она ушла. Валя – женщина рассудительная, для нее это не характерно.

– Возможно, кто-то ей позвонил и назначил встречу, – вспомнила я Гошкино предположение.

– Кто, например?

– Выбор, в общем-то, небольшой. Или она участвовала в ограблении, и ей звонил заказчик, или…

– Или? – подбодрил меня шеф.

– Или это совсем другая история, о которой мы ничего не знаем.

– Гоша? – Баринов бросил карандаш на стол.

– Может, история и другая, – неохотно согласился напарник. – Валя к любовнику могла сорваться, или по каким другим делам. Но очень уж не вовремя она исчезла, не нравится мне это. А если ее заказчик ограбления на разговор вызвал, – Гоша поморщился, – тогда мне эта история еще меньше нравится.

– Она никому не нравится, – Баринов снова взял карандаш, внимательно его осмотрел. – А уж то, что она трубку не берет… – Александр Сергеевич перевел хмурый взгляд на Гошку: – Ты, значит, уже уверен, что это Валя сейф вскрыла?

– Не то, чтобы уверен. Но почему она удрала, да еще так срочно? – вопросом на вопрос ответил тот. – И Ритке она сразу не понравилась.

– В кои-то веки я наблюдаю столь трогательное единодушие, – слабо усмехнулся шеф.

– Вообще-то, нет, – извиняющимся тоном заговорила я. – В смысле, нет единодушия. Я почти уверена, что Валя не вскрывала сейф.

– Ты что? – Гоша почти обиделся. – Ты же первая ей не поверила! Сказала, что глаза бегают! А теперь Валя уже не причем?

– Я не говорила, что ни причем. Я только насчет сейфа. Она нам, конечно, врала… то есть, нет, не то, чтобы врала, она, скорее, недоговаривала.

– Врала или недоговаривала, – шеф был сосредоточен на карандаше. – А как из этого следует, что она не вскрывала сейф?

– Не из этого! А из того, как Валя испугалась, когда Гошу увидела! Понимаете, она не самого Гошку испугалась, а того, что он может о ней хозяевам рассказать. Не того, что ее в этой краже обвинят, а что Черниковы про ее судимость узнают и с работы выгонят.

– Кроме того, если она собиралась Черниковых обворовать, то зачем ждала три года? – поддержала меня Нина, привычно стоящая на пороге кабинета, привалившись к косяку: чтобы и в совещании участвовать, и за дверью в агентство наблюдать. – Раньше Валя за год управлялась.

– Может, навык потеряла? – усмехнулся Гоша.

Нина ему не ответила – Гошка все еще был в опале, и вместо нее возразила я:

– Все равно, три года – это слишком большой срок. И потом, если сейф открыла Валя, то зачем она взяла диск? Я понимаю изумруды, ладно, тут она могла соблазниться. Но диск ей зачем? Тогда уж, логичнее предположить, что Валя взяла изумруды, оставила сейф открытым, а потом пришел некто неизвестный и забрал диск… ой! – я прижала ладони к щекам. – Ой! Я, кажется, поняла, как все произошло!

– Хочешь сказать, что некто неизвестный открыл сейф и забрал дискету, а потом пришла Валя и взяла изумруды, – медленно произнес шеф. – Интересная версия.

– Но она не объясняет, куда Валя исчезла после разговора с вами, – Ниночка, которая что-то записывала себе в блокнот, бросила на меня вопросительный взгляд. – И почему. И почему выключила телефон.

– Телефон не выключен, – уточнила я. – Просто трубку не берет. Длинные гудки.

– Не сразу поняла, что оказалась под подозрением? – предположил Гоша. – Прокрутила в голове: что она сказала нам, что мы сказали ей. И сообразила, что мы ей не поверили. Или, что подумаем, и тогда не поверим. А мы ведь можем не только про ее бурное прошлое хозяевам рассказать, но и обеспечить ей не менее интересное будущее. Вот Валя и ударилась в бега. С изумрудами она не пропадет.

– Если она уже сбежала, то ничего не поделаешь, – сказал Баринов. – По всей стране мы ее искать не сможем. Я сейчас съезжу в управление, посмотрю, что можно выяснить и попробую связаться с теми ребятами из отделения, которые на вызов к Черниковым приезжали. Гоша, ты работай с другого конца, ищи заказчика. Нина, ты приготовила ему информацию для начала?

– А как же! – Ниночка отлепилась от косяка и пошла в приемную к своему столу. Не глядя на Гошку, пробормотала: – Пойдем, я там нашла кое-какие данные по игрушкам…

Я подобрала ноги, пропуская Гошу, и продолжила слушать шефа, который теперь обращался персонально ко мне.

– А ты поезжай сейчас на фирму Черникова. Утечка о содержимом диска могла быть и оттуда. Список людей, знавших о новых игрушках, у тебя есть?

– Здесь, – я показала шефу свой зеленый блокнот.

– Хорошо. Значит, посмотришь на них, поговоришь и вообще, потрешься там, на фирме, понюхаешь, чем воздух пахнет.

Я послушно кивала. Мне уже приходилось выполнять подобные задания, так что лишних вопросов я не задавала.

– Позванивай Вале, проверяй, вдруг она и не сбежала вовсе.

– Вы на это рассчитываете? – немного удивилась я.

– Не рассчитываю. Но проверить надо. Представляешь, чего я наслушаюсь, если Валю объявят во всесоюзный розыск, а она в это время будет у Черниковых котлеты жарить? И домой к ней, тоже, надо будет еще заглянуть. Ты, или Гоша, как договоритесь.

Гоша подбросил меня к офису Черникова и умчался искать недобросовестных конкурентов нашего клиента. Я поднялась по широким стертым ступеням и внимательно осмотрела два ряда вывесок, теснящихся вокруг пластиковой двери. Вот она, «Игрушечная страна», все правильно. Потянула на себя неожиданно тяжелую пластиковую дверь, следуя за разноцветной стрелкой-указателем прошла по широкому, плохо освещенному коридору и остановилась перед деревянной дверью, сверху до низу, облепленной напечатанными на цветном принтере объявлениями. Кроме вывески с названием фирмы, там были и рекламные плакатики, и прайс-листы, и строгие запреты для распространителей любой продукции и даже классическое: «закрывайте дверь», притулившееся в правом верхнем углу.

Эту дверь открывалась в другую сторону, ее пришлось толкать. Перешагнув порог, я сразу почувствовала крепкий запах хорошего кофе. Я взглянула на часы – шестнадцать десять. Гошка утверждает, что в четыре часа дня, сотрудники всякой уважающей себя фирмы, пьют кофе. Мы и у себя хотели ввести такой распорядок, но как-то не прижилось. И дело не в том, что среди нас не оказалось ни одного любителя кофе – сам напиток здесь не главное. Когда мы все оказываемся в офисе, и на часах четыре, и нам нечего делать, то, конечно же, от чашки чая никто не отказывается. Просто случается такое совпадение всех необходимых условий, достаточно редко.

Но в офис «Игрушечной страны» я зашла удачно. Потому что вести доверительные беседы лучше всего именно за столом, попивая чай-кофий. Вот только, в какую сторону идти, налево или направо по коридору? Я повертела головой, посмотрела на оклеенные пленкой «под дуб» двери, без каких либо табличек и номеров, принюхалась и решила довериться интуиции. Интуиция (точнее, конечно, будет сказать – обоняние, но интуиция мне нравится больше) меня не подвела: в конце коридора я обнаружила распахнутую дверь. Собственно, там и находилась кухня, а на кухне – большая, как я понимаю, часть сотрудников офиса – аж четыре человека сразу!

Я вошла и поздоровалась. Две совсем молоденьких девушки, женщина средних лет и еще одна, откровенно пенсионного вида, пили кофе и на мое появление отреагировали вяло. Пенсионерка, бросив на меня незаинтересованный взгляд и кивнув в ответ на приветствие, продолжала мелкими глотками отхлебывать из чашки, время от времени макая в кофе сдобный сухарик. Сухарик раскисал моментально и не меньше половины его уже плавало в чашке, превратив ароматный напиток в неаппетитного вида бурду, но женщину это не смущало. Две молоденьких – эффектная, явно крашеная брюнетка и вторая, с мелкими, невыразительными чертами лица, тоже брюнетка, и тоже крашеная, но с легким каштановым оттенком, щебетавшие о чем-то своем, о девичьем, сопроводили дружное «добрый день» вежливыми улыбками и продолжили разговор. Только та, которой было около сорока, отодвинула чашку и сосредоточилась на мне.

– Здравствуйте, здравствуйте, заходите! – ее улыбка сияла так, словно женщина дождалась в гости горячо любимую родственницу. – Абриколь?

– Что, простите? – а вы бы не растерялись на моем месте? Откуда мне знать, что она имеет в виду?

– Я говорю, вы – «Абриколь»? – кажется, женщина тоже была слегка озадачена, лучезарная улыбка слегка потускнела.

– Н-не думаю. Скорее всего, нет. Хотя… а что это такое?

– Понятия не имею, – улыбка исчезла окончательно, а взгляд заметно похолодел. – Фирма «Абриколь». Это вы вчера звонили по поводу заказа? Мы с утра все подготовили, ждем.

– Нет, это не я. Простите, пожалуйста.

Я сама не поняла, за что извиняюсь: за необязательность неведомой мне фирмы с непонятным названием или за себя – что не являюсь этим самым «Абриколем». Действительно, пришла, помешала кофе пить, а сама не «Абриколь»! Чего тогда, спрашивается, явилась? Тот же самый вопрос, только чуть более вежливо сформулированный задала мне молоденькая, та, что с каштановым оттенком.

– А по какому вы вопросу? Если насчет работы, то осталось только…

– Нет-нет, – торопливо перебила я. – Я Рита Рощина, сотрудник детективного агентства, а к вам пришла по поводу ограбления. Вы слышали наверно, что вашего директора ограбили?

– Да-а, – медленно протянула она, уставившись на меня мгновенно округлившимися глазами. – Петр Кириллович нам говорил, что вы придете.

– Ой! – восхищенно пискнула вторая брюнетка. – Вы что, настоящий сыщик? А документы у вас есть?

– Обязательно, – я достала из сумочки удостоверение. – Посмотреть хотите?

– Очень! – она изучила маленькую цветную фотографию и кивнула: – Да, это вы.

– Можно мне тоже? – попросила ее подруга.

– Пожалуйста.

Я повернула развернутое удостоверение к ней, но девушка уточнила:

– Сами корочки можно посмотреть?

Я немного удивилась, но предоставила ей возможность изучить обложку. Хотя, что такого интересного там можно увидеть?

– Неплохо, – девушка откинулась на спинку стула. – Сдержанно, элегантно, солидно. Но я бы добавила логотип компании. Вот здесь, – она быстро наклонилась вперед и ткнула пальцем в правый верхний уголок. – Было бы уместно.

– Маша у нас дизайнер, – извиняющимся тоном сообщила первая брюнетка. – Она нам всем уже визитки нарисовала, и вообще… А я – Катя, я в бухгалтерии, Белле Константиновне помогаю.

Как странно. Ни о каких помощниках в бухгалтерии Черников не упоминал. Он говорил только об одном человеке, имеющим доступ ко всем документам, о главном бухгалтере. И называл он ее как-то по-другому. Как же? Ах, да, Изабелла Константиновна! А эта, невесть откуда взявшаяся Катя, говорит – Белла. Понятно, имя, конечно красивое, но длинное, вот и укоротили для простоты общения. Я непроизвольно кивнула.

– Белла Константиновна – главный бухгалтер, – продолжала, тем временем, общительная Катя и указала на пенсионерку. Та положила неаппетитные остатки размокшего сухаря на блюдечко и сдержанно мне кивнула.

– Очень приятно, – я слегка поклонилась.

– А Зинаида Григорьевна, – Катя продолжила церемонию знакомства, – менеджер по продажам. Самый главный у нас человек!

– Да вы присядьте, – Зинаида Григорьевна быстро смирилась с тем, что я не имею отношения к фирме «Абриколь» и смотрела на меня дружелюбно. – Кофе с нами выпьете? А может, вы кушать хотите? У нас с обеда картошка осталась, тушеная с мясом.

– Нет, спасибо, картошки не надо, – отказалась я, непроизвольно сглотнув слюну. Все-таки, надо было, хоть плюшку какую перехватить, пока сюда ехала. – А вот кофе, действительно, хорошо бы. Только без сахара, пожалуйста.

– Фигуру бережете? – неожиданно и, на мой взгляд, довольно бестактно, прыснула Катя. – Калории считаете?

Меня удивила реакция остальных женщин. Все трое расхохотались настолько дружно и весело, что мне показалось, будто я смотрю «Аншлаг»: кто-то острит, зрители едва не падают со стульев, а мне не смешно. Впрочем, Зинаида Григорьевна быстро пришла мне на помощь.

– Это Катя про нашу куклу Барби вспомнила, – объяснила она, все еще посмеиваясь. – Варвара, секретарша директорская. Она талию свою до того блюдет, что уже свихнулась, по-моему.

– Секретарша, – я снова кивнула. Секретарша тоже была в курсе содержимого дискеты и, следовательно, находится под подозрением. – Вы ее не слишком любите, мне кажется.

– Ее невозможно любить, – серьезно ответила Катя. – К Варваре вообще нельзя хорошо относиться. Она таких людей обсасывает, до косточек, а потом выплевывает.

– Какие вы ужасы говорите, – меня передернуло.

– Ничего не ужасы, а правду. Про вампиров слыхали? Вот и Варвара такая – вампир. Энергетический.

– Вам виднее, – не стала спорить я. Зинаида Григорьевна поставила передо мной чашку с кофе и придвинула вазочку с сухариками. Я поблагодарила менеджера по продажам и с удовольствием отпила горячего горького напитка. Вот кто бы объяснил, почему я так люблю сладкое какао, а кофе предпочитаю горький? – А еще какая-нибудь нечисть у вас водится?