Искры эпохи Бачериков Геннадий

© Геннадий Бачериков, 2015

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Давай за жизнь!

Первая, под падение рубля, чтоб не нам его держать, тяжело пошла. Вторая, за стабильность цен на водку, как молодой премьер под дефолт проскочила. Остальные запорхали.

За всю думу целиком, чтоб голова у них болела только от того же, отчего и у нас. Отдельно за ярого сторонника всех противников, чтоб всегда у него был верный кусок от тех, против кого «за», и стакан с жидкостью для тех, за кого «против». За самого умного, чтоб дали ему, наконец, порулить, сколько хочет дней, но только чтоб в результате не в кювет. Поэтому сам чтоб ни-ни, даже и не нюхал! За самого рыжего, чтобы при каждом использовании его бумажек и лампочек ему икалось. И чтоб не придумал он под конец чего-нибудь такого маленького-маленького, после которого всем уж окончательно трындец! Выпили и за того, кто знает верную дорогу, которой надо идти, но только чтоб, сказал, наконец, куда она ведет. За того, кто в кепке и с бородой, чтоб в результате не оказался живее нас, живых. И за того, кто в кепке, но без бороды, чтоб мы своим женам такую жизнь устроили, как он своей. За нашего бывшего «дорогого россиянина», чтоб ТАМ наверху (хотя скорее внизу) без аппарата мог обойтись. И за ихнего бывшего, чтоб свой аппарат и в отставке без Моники не распускал, а содержал в строгости и порядке. А последнюю – за кризис, чтоб дальше значит все поправились.

Но тут видно что-то не так пошло, потому что наутро – память отшибло, костюм, как у десантника после марш-броска по болоту, лицо, как будто этот десантник до него добрался, руки дрожат как после рукопашной, а в голове что-то стучит, как будто там внутри демократию устанавливают. Ох, и тяжко же время перемен для организма простого россиянина!

Сериалы… сериалы…

Витек стирку затеял. Наташа, жена, на работе была, а он выходной сегодня, вот и решил подарок ей сделать-постирать. А чего? Покидал в машинку, которая «с умом», все что лежало в корзине для стирки, и сидит – пиво пьет и сериал смотрит. Кайф, а вроде и при деле. Не часто ему доводилось так время проводить – у Наташки не засидишься.

Сериалы он не то чтобы очень любил, но при случае смотрел с интересом. Уж больно у людей там жизнь была на нашу непохожа. Да подвернулся бы этот Луис-Альберто не Марии-Луизе, а Наташке, так он бы в свободное время в первой серии квартиру ремонтировал, во второй – грядки на участке копал, а в третьей – на машину копить начал. Сам Витек все это прошел еще не до конца, поэтому дальнейшие повороты сценария как-то не очень ясно представлялись. Тем более если учесть, что Витькова квартира поместилась бы в прихожей дома Луиса-Альберто, а участок возле этого дома был таких размеров, что его перекопка, при явной неспособности главного героя к квалифицированному выполнению этого процесса, грозила затянуться серий на двадцать.

Тут Витьковы размышления о горькой участи иностранного двойника были прерваны каким-то стуком в ванной. Вкус пива из бархатно-мягкого с приятной горчинкой сразу стал резко-колючим и кисловатым. Стиральная машинка была гордостью жены. Если бы с ней что-то случилось, да еще при несанкционированном использовании… Через секунду Витек был рядом, а мокрое белье в ванне. На дне блистающего барабана лежала крохотная металлическая загогулина непонятного назначения.

По телефону ему объяснили, что гарантийный ремонт производится в мастерской в течение недели, но можно вызвать мастера на дом, за свой счет. Приходилось поступиться самым дорогим, что может быть у мужчины – заначкой.

Открыв дверь мастеру, Витек обалдел. Перед ним стоял вылитый Луис-Альберто с элегантным чемоданчиком в руках и приятно улыбался.

– Я шеф-мастер фирма. Что есть у вас не работай? – спросил Луис-Альберто с явным иностранным акцентом.

– Да вот там застучало, я посмотрел, а она лежит… – путано начал объяснять Витек, протягивая мастеру хитрую деталь.

– Ноу проблем, – уверенно сказал шеф-мастер. Он взял в руки загогулину, внимательно осмотрел ее со всех сторон невооруженным глазом, недоверчиво-удивленно хмыкнул. Достал из чемоданчика лупу, еще раз осмотрел деталь, пожал плечами. Вытащил глянцевый блистающий каталог и стал сравнивать таинственную деталь со всеми столь же непонятного вида штучками, изображенными в каталоге. Витек, видя, что уверенность из мастера утекает, и процесс затягивается, сбегал на кухню, притащил бутылку, рюмки и тарелку с нарезанным соленым огурчиком.

Слышь, мастер, – сказал он удрученному нелегким трудовым процессом Луису-Альберту, – Давай махнем по маленькой, чтоб шарики быстрей крутились!

Шарики тоже есть проблем? – горько вопросил мастер.

Да бывает, – вздохнув, печально согласился Витек.

…Когда раздался звонок в дверь, они, оставив в ванной полуразобранную стиральную машину, уже с час как сидели на кухне. Луис – Альберто, растрепаный и раскрасневшийся, рассказывал что-то Витьку, в самых эмоциональных местах перемежая не нашу речь исконно русскими выражениями. Витек из иностранных слов, изучаемых им в процессе просмотра кинофильмов, помнил только «бай-бай» и «чао», да и то не до конца уверен был, что они значат. Однако Луиса-Альберто он понимал. Да и как тут не понять, когда тот постоянно поминал Марию-Луизу, Хуана и Бамбино. Все было ясно. При словах «Мария-Луиза» он махал куда-то далеко рукой и бил себя по голове. Произнося имя Хуана потрясал кулаками, а вспоминая Бамбино, показывал ладошкой полметра от пола и пускал слезу. Тут и думать было нечего. Значит, Мария-Луиза потеряла память и где-то сама потерялась, а Хуан, воспользовавшись отсутствием матери, похитил маленького Бамбино и требует выкуп. Вот и приходится бедолаге Луису подрабатывать починкой стиральных машинок в России, бегая по вызовам. Витек, не забывая периодически разливать из очередной бутылки и подкладывать мастеру скорчившуюся как сухие листья жареную колбасу и мятые соленые огурцы, уже начал прикидывать, кого из пацанов можно поднять на выручку, чтобы начистить рожу Хуану и вызволить маленького Бамбино, как трелью Соловья-разбойника залился дверной звонок.

Наташка при виде Луиса-Альберто потеряла дар речи. Тот, даже шатаясь возле стенки, умудрялся сохранять иностранно-сериальный вид. Однако чудо излечения Наташки произошло очень быстро, стоило ей заглянуть в ванную. Витек, пытаясь прервать поток слов, грозивший материализоваться в виде летящих в его сторону предметов домашнего обихода, протянул к Наташке раскрытую ладонь с загогулиной, в душе надеясь, что это сыграет роль трубки мира.

Наташка охнула, схватилась сначала за сердце, а потом за сковородку с недоеденной жареной колбасой.

– Козлы! Вы что с моим французским лифчиком сделали?!

У нас в России…

У нас сейчас стало почти как у них. Свобода… правда у нас вместо их женщины с факелом опять хотят Дзержинского в шинели поставить. Ну, так у нас и климат не тот, в шинели все-таки потеплее. И депутаты наши тоже ничего, весомые такие, говорливые, каждый может, если в кадр влезет, объяснить, что делать надо. Вместе вот только у них не получается, зато никто от должности не откажется, даже если где-то, что-то, когда-то и было. Ну, было и было, а с кем не было? Может таких и нету. И справку опять же негде получить, да и в Конституции ничего такого и нет, чтоб ни с кем, и никогда, и не там где надо. Что нам теперь Конституцию менять или депутатов? Так мы все равно Конституцию не читали, за кого голосовали, уже позабыли. Они тоже не совсем нас помнят. Так и разошлись до следующих выборов. Депутаты там, где костюмы, фуршеты, очередной транш очередного займа на первый класс самолета до Канар. А мы здесь, где брюки протерлись, картошка, капуста, электричка «зайцем» до 124 километра на «шесть соток» и взаймы никто не дает, поскольку у самих нет.

Ну и забастовки тоже начались. Раньше сидишь на работе, пьешь чай грузинский, второй сорт и слушаешь политинформатора о том, как трудящиеся массы за рубежом стонут под уже совершенно невыносимым игом капитала и периодически бастуют, требуя повышения все понижающегося уровня жизни. А сейчас они, после работы, правда, приехав в свой дом, поставив свой автомобиль в свой гараж, смотрят по своему телевизору, как у нас бастуют, требуя сохранения уже не уровня, а просто жизни. И их, наверное, очень сильно мучит вопрос, а что же мы такое сделали, за что же нас так?

Рекламы вот тоже у нас раньше не было. Приходилось, конечно слышать как у них там навязывают, буквально пытаются заставить выложить последние гроши на покупку совершенно ненужных пролетариату товаров роскоши, ну там памперсов, жвачки…. А у нас тоже сейчас… Но не так как у них, а с душой. Все друг друга любят, улыбаются, встречаются, угощают, помогают. Нашу рекламу послушаешь, чего только не узнаешь. А вообще лучше всего было бы делать рекламу на основе школьных уроков. Например, Пифагор рекламирует прямоугольные треугольники, объясняя свою теорему. Если он каждый вечер ее раз десять расскажет, так у нас завтра все дети отличниками станут, послезавтра все магазины школьных товаров план перевыполнят, благодаря продаже прямоугольных треугольников, а к концу месяца, глядишь, лесную и деревообрабатывающую промышленность на ноги поставим. А закон Архимеда отечественную сантехнику из… сами понимаете чего, вытащит. Я уж не говорю про рычаг… Тут такие перспективы открываются! Так за год авось всю страну и подымем. Нет у нас все-таки, что ни говори, не как у них!

Тайны прогресса

Научно-технический прогресс еще ждет своего Гомера, который воспоет в какой-нибудь «Техниаде» путь человечества от мрака гигантских коммунальных пещер, в которых все удобства были совмещены с неудобствами, до блеска наших малогабаритных блочных хором. Путь от неандертальца, сидящего на корточках посреди цветущей степи, хмуро выковыривающего из зубов остатки мамонтятины и старающегося облегчить желудок от нее же, до нашего современника, сидящего на стульчаке в позе кучера с ногами, упирающимися в дверь, и с плечами, распирающими стены, и тщетно старающегося помочь желудку отделить несъедобные части съеденных за обедом сосисок от съедобных, каковые впрочем не всегда и находятся.

На этом пути таится множество загадок. Атлантида, например, или кому и зачем пришла в голову идея сделать колесо. Ведь вся Америка до него так и не додумалась, хотя сейчас делает вид, что она-родина прогресса. Но самой большой загадкой для человечества может остаться продукция, которая выпускалась Баковским заводом резинотехнических изделий. Вполне возможно, что это было связано с секретностью области применения, ибо даже название – «изделие №2» носило несомненный признак тайны по крайней мере государственного, если не всепланетного масштаба.

Маленький серенький квадратик упаковки не содержал никаких сведений ни о технике, для которой было предназначено его содержимое, ни о том, как его с этой техникой использовать. Продавались они почему-то в аптеках. И еще старикам помнится, как, когда они были мальчишками, гоняли их от аптечных витрин суровые провизоры при малейшей попытке проникнуть в тайну загадочного изделия. А покупатели, спрашивая о наличии или подавая чек, почему-то всегда понижали голос, и отвечали им вполголоса. Причем никому из сотен опрошенных не довелось слышать, чтобы покупающий спросил, а провизор ответил что-либо относительно свойств или способа использования данного продукта, хотя даже покупая таблетки от изжоги, посетители подробно и долго расспрашивали, как и когда их принимать, чем запивать и не вредны ли они. Но ни единой крупицы информации не просочилось в уши подслушивающих об «изделии №2», что свидетельствует о несомненно эзотерическом, тайном характере передачи знаний об этой продукции.