Копье Пустыни Бретт Питер

– Ты права, это не важно. Я все равно женюсь на ней.

– Ты не можешь! Я твоя дживах ка, и мне решать, на ком ты женишься.

Но Джардир покачал головой:

– Ты моя красийская дживах ка. Лиша станет северной, и я наделю ее властью над всеми моими северными женами.

Инэвера выпучила глаза, и на мгновение Джардиру показалось, что они выскочат из орбит. Она с воплем бросилась на него, растопырив пальцы с длинными накрашенными ногтями. Эти ногти не раз впивались в спину Джардира при совершенно других обстоятельствах, и он не сомневался в их остроте.

Он быстро увернулся. Джардир помнил, как Инэвера ударила его в прошлый раз, и потому лишь уворачивался и прикрывался. Инэвера быстро и высоко вскидывала длинные ноги, окутанные тонким прозрачным шелком; разила пальцами в места соединения нервов и мышц. Если ей удастся попасть, он не сумеет пошевелить ни рукой, ни ногой.

Джардир впервые увидел настоящий шарусак дама’тинг и завороженно наблюдал за точными смертоносными движениями, понимая, что Инэвера способна убить Дамаджи, а тот и глазом не успеет моргнуть.

Но Джардир был Шар’Дама Ка. Он был величайшим мастером шарусака на свете, а благодаря магии Копья Каджи его тело было сильнее и проворнее, чем когда-либо раньше. Даже Инэвера перестала быть ему ровней теперь, когда он признал ее боевое мастерство и держался начеку. В конце концов он поймал ее за запястье и опрокинул на гору подушек.

– Еще раз меня тронешь, – предупредил он, – и я тебя убью. Плевать, что ты дама’тинг.

– Шлюха-язычница одурманила тебя! – выпалила Инэвера.

Джардир рассмеялся:

– Возможно. Или, напротив, рассеяла дурман.

Дамаджи Ичах презрительно усмехался, покидая Дворец зеркал со своими женами и детьми.

– Он бы убил тебя взглядом, если бы мог, – заметил Рожер.

– Можно подумать, он не украл этот особняк у какого-нибудь красийского вельможи, – фыркнула Лиша.

– Кто знает этих красийцев? – парировал Рожер. – Возможно, мы должны были оказать ему честь и сперва убить его со всеми домочадцами.

– Рожер, это не смешно.

– А разве я шутил?

Вскоре Аббан вышел из особняка и низко поклонился:

– Ваш дворец ждет, госпожа. Мои жены уберут нижние этажи для свиты, но твои личные покои – весь верхний этаж – уже готовы.

Лиша подняла взгляд на огромный особняк. Только на верхнем этаже были десятки окон! И весь он – для нее одной? Да это раз в десять больше домика, в котором они жили с Уондой!

– Целый этаж для нее одной? – Рожер тоже разинул рот.

– Разумеется, твои покои тоже будут богато украшены, сын Джессума, – поклонился Аббан, – но по традиции девственная невеста должна жить одна на верхнем этаже, а ее сопровождающие – на нижних, чтобы она надела свадебное покрывало невинной.

– Я не приняла предложение Ахмана, – напомнила Лиша.

Аббан поклонился:

– Верно, но и не отказала, а значит, остаешься нареченной моего господина, пока не примешь решение. Боюсь, эта традиция нерушима.

Он наклонился к Лише и прикрылся рукой, поглаживая бороду.

– Я настоятельно советую, госпожа, не давать окончательный ответ в Даре Эверама, если этот ответ отрицательный.

Лиша кивнула. Она и сама уже пришла к этому выводу.

Они вошли в особняк. Множество женщин в черном поспешно наводили лоск. По обе стороны холла висели зеркала, образуя бесконечный коридор. По центру полированного каменного пола проходила мягкая ковровая дорожка с яркими узорами, перила широкой лестницы были выкрашены в цвет слоновой кости и позолочены. Они поднялись по лестнице под мрачными взглядами портретов бывших владельцев. Что с ними стало, когда явились красийцы?

– Если ты изволишь подождать здесь со своей свитой, госпожа, – сказал Аббан, – я скоро вернусь и разведу их по покоям.

Лиша кивнула. Аббан поклонился и оставил их в величественной гостиной с прекрасным видом на Райзон.

– Гаред, выйди и охраняй вход, – приказала Лиша, когда Аббан вышел.

Когда за лесорубом закрылась дверь, Лиша вихрем развернулась к матери.

– Ты сказала им, что я девственница?

Элона пожала плечами:

– Они сами так решили. Я не стала разубеждать.

– А если я выйду за него и он узнает, что это не так?

Элона фыркнула:

– Ты не первая, кто ляжет на брачное ложе подпорченной. Еще ни один мужчина не отверг желанную женщину из-за такого пустяка.

Элона взглянула на Эрни, который внимательно разглядывал свои сапоги, как будто на них было что-то написано.

Лиша нахмурилась, но покачала головой:

– Неважно. Я не собираюсь становиться очередной женой в гареме. Хватило же наглости привезти меня сюда, ничего не сказав!

– Ночь честная! – взорвался Рожер. – Можно подумать, ты не знала! В каждой красийской истории говорится о владыке с десятками скучающих жен, запертых в гареме. Да и какая разница? Ты уже сказала, что не собираешься за него замуж.

– А тебя никто не спрашивал, – отрезала Элона.

Лиша потрясенно взглянула на нее и вскричала:

– Ты знала, что он женат! Знала и все равно пыталась меня продать, как корову или овцу!

– Да, знала. Я поняла, что он может либо сжечь Лощину дотла, либо сделать мою дочь королевой. Разве я неправильно выбрала?

– Не тебе выбирать мне мужа!

– Кому-то же нужно, – отрезала Элона. – Сама ты явно не собираешься.

Лиша сверкнула глазами:

– Что ты им пообещала, мама? И что они посулили взамен?

– Пообещала? – засмеялась Элона. – Речь шла о браке! Жениху нужна игрушка в постели и мать его будущих детей. Я пообещала, что ты окажешься плодовитой и нарожаешь сыновей. Только и всего.

– Ты мне отвратительна! Да и откуда тебе знать?

– Кажется, я упомянула шестерых твоих старших братьев, которые трагически погибли в бою с демонами, – призналась Элона.

Она пригорюнилась.

– Мама! – возмутилась Лиша.

– По-твоему, шесть – слишком много? Я боялась, что переборщила, но Аббан и глазом не моргнул. По-моему, он даже был несколько разочарован. Можно было накинуть.

– Даже один – слишком много! Как можно врать о мертвых детях? У тебя нет ни капли почтения!

– Почтения к кому? К душам бедных детишек, которых не существует?

У Лиши дернулся левый глаз, и она поняла, что надвигается лютая мигрень. Она потерла висок.

– Напрасно мы сюда приехали.

– Раньше не могла сообразить? – хмыкнул Рожер. – Даже если они нас отпустят, уехать сейчас – все равно что плюнуть им в лицо.

За глазным яблоком вспыхнула боль. Лишу затошнило.

– Уонда, принеси мой мешочек с травами.

Надо приготовить настойку, чтобы разогнать кровь и унять приступ. Тогда будет легче вытерпеть мать.

Джардир прибыл вскоре после того, как друзей Лиши проводили в прибранные нижние комнаты. Травница заподозрила, что он специально ждал, пока она останется одна.

Он поклонился, стоя в дверном проеме:

– Я не хотел бы нарушать приличия. Если хочешь, позови свою мать.

– Я лучше подземника позову. Думаю, что справлюсь сама, если ты начнешь меня лапать.

Джардир рассмеялся, еще раз поклонился и вошел.

– Даже не сомневаюсь. Я хочу извиниться за убогость твоих покоев. Я охотно поселил бы тебя во дворце, достойном твоих могущества и красоты, но, увы, в Даре Эверама сейчас нет ничего лучше этой жалкой лачуги.

Лиша хотела было сказать, что в жизни не видела жилища роскошнее, не считая цитадели герцога Райнбека, но прикусила язык. Красийцы отобрали дворец у законного владельца, и в его красоте нет их заслуги.

– Почему ты не сказал, что уже женат? – спросила она без обиняков.

Джардир вздрогнул, и на его лице отразилось искреннее удивление. Он низко поклонился:

– Прошу прощения, госпожа. Я думал, ты знаешь. Твоя мать посоветовала не упоминать об этом, поскольку ты столь же ревнива, сколь красива, а значит, твоя ревность поистине ужасна!

При упоминании матери в виске снова запульсировала боль, и все же Лиша невольно зарделась, каким бы приторным ни был комплимент.

– Мне польстило твое предложение, – признала она. – Создатель, я даже подумывала его принять! Но я не хочу быть частью толпы, Ахман. На севере так не принято. Брак – это союз двоих, а не двадцати.

– Я ничего не могу изменить, – ответил Джардир, – и все-таки не спеши принимать решение. Я сделал бы тебя своей северной первой женой и наделил властью отвергать всех будущих невест. Если ты не хочешь, чтобы я женился на других северянках, то быть по сему. Поразмысли как следует. Если ты родишь мне сыновей, моим людям придется принять племя Лощины.

Лиша нахмурилась, но отказывать напрямик было неразумно. Они в его власти и знают это. Она в очередной раз пожалела о своем скоропалительном решении приехать.

– Скоро стемнеет, – сменил тему Джардир, не дождавшись ответа. – Я пришел пригласить тебя и твоих телохранителей на алагай’шарак.

Лиша пристально посмотрела на него, размышляя.

– Война с алагай – общее дело наших народов, – сказал Джардир. – Если мои воины увидят, что мы братья… и сестры в ночи, то это поможет им принять вас.

Лиша кивнула:

– Хорошо, но мои родители останутся во дворце.

– Конечно, – заверил Джардир. – Клянусь бородой Эверама, здесь они будут в безопасности.

– А у меня есть основания тревожиться за их безопасность? – спросила Лиша, вспомнив злобный взгляд Дамаджи Ичаха.

Джардир поклонился:

– Разумеется, нет, я просто подтвердил очевидное. Прошу прощения.

Джардир повел Лишу и ее спутников на алагай’шарак, и травница была поражена стройными рядами красийских воинов, которые выстроились для смотра. Рядом хромал Аббан, чему Лиша была рада, как всегда. Она все лучше понимала красийский, но сотни традиций и обычаев оставались для нее и ее друзей тайной за семью печатями. Подобно Рожеру, Аббан умел говорить, не размыкая губ, и шепотом советовал, кому кланяться, а кому кивать, когда уступать, а когда стоять насмерть, благодаря чему пока обходилось без столкновений.

Но дело было не только в этом. Аббан нравился Лише. Из-за увечья хаффит пал на самое дно общества, но сумел сохранить присутствие духа и чувство юмора, из-за которых обрел своего рода власть.

– Вряд ли это все, – пробормотал Рожер, глядя на собравшихся шарумов числом около тысячи. – С таким войском герцогство не завоюешь. Даже Лощина может выставить столько воинов.

– Нет, Рожер, – прошептала Лиша, качая головой. – Мы можем выставить плотников и пекарей, прачек и швей, которые возьмут в руки оружие, чтобы защищаться в ночи. А это – опытные воины.

Рожер хмыкнул и еще раз осмотрел войско:

– Их все равно слишком мало.

– Разумеется. – Аббан явно подслушал каждое слово их приглушенной беседы. – Это лишь малая часть армии моего господина.

Он указал на двенадцать отрядов во дворе у великих ворот.

– Это лучшие воины от каждого из двенадцати племен Красии. Им доверена честь охранять своих Дамаджи в черте города. Перед вами самое непобедимое войско в мире, но даже оно – лишь капля в море миллиона копий, которые может призвать Шар’Дама Ка. Остальные красийцы разъехались по сотням деревушек Дара Эверама.

Миллион копий! Если Джардир способен выставить хотя бы четверть миллиона бойцов, Свободным городам лучше скорее сдаться, а Лише – смириться с ролью постельной забавы Джардира. А ведь Арлен был уверен, что красийская армия намного меньше! Лиша взглянула на Аббана. Не солгал ли он? В ее голове теснились десятки вопросов, но она мудро держала их при себе, не желая выдавать свои мысли.

«Не говори людям, о чем думаешь, пока не припрет», – учила Бруна, и герцогиня Арейн, похоже, разделяла эту философию.

– А жители этих деревень? – спросила Лиша. – Что с ними стало?

– Ничего, – с искренней обидой ответил Аббан. – Мы не такие чудовища, как ты думаешь, и не убиваем невинных.

– Боюсь, на севере поговаривают, что дело обстоит иначе.

– Это неправда, – отрезал Аббан. – Да, мы обложили завоеванные земли налогом и учим мальчиков и мужчин сражаться на алагай’шарак, но больше ничего не изменилось. Зато они уже не боятся ночи!

Лиша вновь изучила непроницаемое лицо Аббана. Преувеличивает? Ужасно, что мальчиков и мужчин вынуждают сражаться, но она, по крайней мере, передаст обезумевшим беженцам в Лощине, что их пленные мужья, братья и сыновья, возможно, еще живы.

При виде Лиши и ее спутников воины загудели, но их предводители в белых покрывалах гаркнули, и шарумы замолчали и застыли. Перед войском стояли двое мужчин: один был в белом тюрбане и черном одеянии воина, другой – в белых одеждах дама.

– Старший сын моего господина Джайан и его второй сын Асом. – Аббан указал на воина, затем на священника.

Джардир вышел к войску. Его мощь была почти осязаемой. Воины с благоговением взирали на него, и даже глаза его сыновей горели фанатичным огнем. Лиша с удивлением обнаружила, что уже через две недели учебы поняла почти все, что он сказал.

– Шарумы Копья Пустыни! – крикнул Джардир. – Сегодня нам выпала честь сражаться на алагай’шарак вместе с шарумами северного племени Лощины, нашими братьями в ночи.

Он указал на Лишу и ее спутников, и воины потрясенно зароптали.

– Они будут сражаться? – возмутился Джайан.

– Отец, в Эведжахе ясно сказано, что шарак не для женщин, – возразил Асом.

– Эведжах написан Избавителем. Ныне Избавитель – я, и мне решать, кому сражаться на шарак.

Джайан покачал головой:

– Я не стану воевать рядом с женщиной.

Джардир молниеносно, как лев, схватил сына за горло. Задыхаясь, Джайан вцепился в руку отца, но не смог разорвать стальную хватку. Джардир согнул локоть и поднял Джайана. Пальцы ног юноши едва доставали до земли.

Лиша ахнула и бросилась на помощь, но Аббан с неожиданной силой преградил ей путь костылем.

– Не глупи, – резко прошептал он. Лиша опомнилась и попятилась, беспомощно наблюдая, как Джардир душит сына. Она с облегчением выдохнула, когда юноша рухнул на землю. Он задыхался и бился, но остался жив.

– Даже дикие звери не нападают на своих детенышей, – в ужасе прошептала Лиша.

Аббан хотел ответить, но Гаред опередил его:

– У него не было выбора. Никто не пойдет в ночь за отцом, который не умеет держать в узде собственных сыновей.

– Гаред, меня не интересует мнение городского бычья.

– Он прав, – неожиданно возразила Уонда. – Я не поняла, что они сказали, но отец расквасил бы мне нос, если бы я ему надерзила. Парню полезно поваляться в грязи.

– Похоже, наши обычаи не так уж разнятся, госпожа, – заметил Аббан.

Процедура алагай’шарак заключалась в еженощном обходе города. Шарумы выходили из северных ворот и выстраивались плечом к плечу, щитом к щиту. Шесть племен шли на восток, шесть – на запад, по пути убивая всех алагай и встречаясь у южных ворот. Чтобы не усугублять конфликт, Джардир нарочно отправил Джайана и Асома на восток, а сам пошел на запад с Лишей и ее товарищами. Аббана оставили под защитой ворот.

Члены племени Лощины не носили щитов, поэтому Джардир поставил их позади и лично охранял Лишу с Хасиком и несколькими Копьями Избавителя. После прохода даль’шарумов демоны спешили пожрать трупы своих собратьев, брошенные дожидаться рассвета, и охотно нападали на небольшой отряд.

Поначалу красийцы охраняли северян, но охранять их, как и надеялся Джардир, Лиша с ее товарищами вскоре доказали, что незачем. Скрипка Рожера то заманивала демонов в ловушки, то натравливала друг на друга. Лиша метала в алагай свой волшебный огонь, и их уносило, как ветром песок. Гаред и Уонда косили демонов десятками. Великан-лесоруб крошил их топором и мачете. Тетива лука Уонды пела подобно струнам скрипки Рожера. Стоило северянке взглянуть на демона, как он падал замертво. Она даже сняла несколько подземников в небе, не дав им спикировать на стену щитов.

Колчан Уонды опустел, когда рядом не было никого из своих. Огненный демон зашипел и бросился на нее. Воин из отряда Копий Избавителя закричал и поспешил на помощь.

Напрасный труд! Уонда повесила лук на плечо, схватила демона за рога, увернулась от огненного плевка и швырнула тварь на землю безупречным движением шарусака. Меченый нож сверкнул в ее руке и вспорол подземнику горло.

Уонда подняла взгляд, горящий жаждой ихора не меньше, чем у любого шарума. Девушка улыбнулась ошарашенному воину, но внезапно вытаращила глаза и указала на небо.

– Берегись! – крикнула она, но было поздно. Воздушный демон спикировал, пробил броню даль’шарума и смертоносными когтями вспорол ему спину.

Все бросились на помощь одновременно. Рожер выхватил меченый нож и поспешил к демону. В тот же миг Уонда метнула нож и три копья, пригвоздив подземника, прежде чем он успел взмыть в небо. Лиша подобрала юбку и подбежала к раненому воину. Когда она опустилась на колени, алагай еще бился в агонии всего в нескольких дюймах от них. Джардир присоединился к Лише, а Гаред и Копья прикончили демона и встали на страже.

Пострадавший воин, Рестави, много лет служил Джардиру верой и правдой. Его броня была пропитана кровью. Лиша пыталась осмотреть его рану, но он бешено вырывался.

– Придержи его, – велела Лиша тоном дама’тинг, привыкшей к повиновению. – Он дергается и не дает мне работать.

Джардир подчинился, взяв Рестави за плечи и прижав к земле. Воин заглянул в глаза Джардира широко распахнутыми безумными глазами.

– Я готов, Избавитель! – крикнул он. – Благослови меня и отправь по пустынной дороге!

– Что он говорит? – спросила Лиша, разрезав плотное одеяние и отбросив раздробленные керамические плашки. Оценив размер раны, она выругалась.

– Говорит, что его душа готова отправиться на Небеса, и просит благословить его на быструю смерть.

– Даже не вздумай, – отрезала Лиша. – Скажи, что душа его, может быть, и готова, но не тело.

«Как же она похожа на Пар’чина», – подумал Джардир и испытал прилив тоски по старому другу. Рестави явно умирает, но целительница-северянка не отпустит его так легко. Это достойно уважения, и если он убьет даль’шарума, несмотря на ее протесты, то нанесет ей непростительное оскорбление.

Джардир обхватил лицо Рестави ладонями и заглянул ему в глаза.

– Ты – Копье Избавителя! Ты отправишься по пустынной дороге не раньше, чем я прикажу. Откройся боли и не шевелись.

Рестави содрогнулся, но кивнул и замер, глубоко дыша. Лиша с удивлением посмотрела на воина, отпихнула Джардира и занялась делом.

– Пусть стена щитов идет дальше, – приказал Джардир Хасику. – Я останусь с госпожой, пока она лечит Рестави.

– Зачем? – удивился Хасик. – Он больше не возьмет в руки копье, даже если выживет.

– Откуда нам с тобой это знать? – возразил Джардир. – Это инэвера. Я не стану мешать своей нареченной, как не стал бы мешать дама’тинг.

Копья Избавителя окружили Лишу и Рестави, хотя в этом не было нужды. Рожер прикрыл их звуковым щитом, и алагай не смели приблизиться.

– Можно переносить, – наконец заявила Лиша. – Я остановила кровотечение, но для операции нужны нормальный стол и хорошее освещение.

– Он поправится и сможет сражаться? – спросил Джардир.

– Он жив. Разве этого мало?

Джардир нахмурился, осторожно подбирая слова:

– Если он не сможет сражаться, то наверняка покончит с собой.

– Чтобы не стать хаффитом? – нахмурилась Лиша.

Джардир покачал головой:

– Рестави убил сотни алагай. Он заслужил место на Небесах.

– Тогда зачем ему кончать с собой?

– Он шарум. Он должен умереть от когтей алагай, а не в своей постели, усохшим от старости, обузой для семьи и племени. Вот почему дама’тинг не лечат раненых до рассвета.

– Значит, самые тяжелые умрут?

Джардир кивнул.

– Это бесчеловечно.

– У нас так принято, – пожал плечами Джардир.

Лиша взглянула на него и покачала головой:

– Вот в чем разница между нами. Твой народ живет, чтобы сражаться, а мой сражается, чтобы жить. Что будет, когда вы одержите верх на Шарак Ка и у вас не останется врагов?

– Ала станет раем на земле, – ответил Джардир.

– Тогда почему ты не убил его, когда он попросил?

– Потому что ты была против. Однажды я совершил ошибку и убил воина, несмотря на просьбу твоего земляка. Это едва не стоило нам дружбы.

Лиша с любопытством наклонила голову:

– Это тот мой земляк, которого Аббан называет Пар’чином?

– Что хаффит тебе наговорил? – Джардир сощурился.

Лиша выдержала его взгляд:

– Ничего. Только то, что они были друзьями и что я похожа на Пар’чина. А в чем дело?

Вспышка злобы мгновенно прошла, оставив в душе Джардира печаль и пустоту.

– Пар’чин был и моим другом, – наконец сказал он, – и ты в чем-то похожа на него, а в чем-то – нет. У Пар’чина было сердце шарума.

– В каком смысле?

– Он сражался, чтобы другие жили, как и ты, но сам он жил, чтобы сражаться. Он поднялся на ноги, несмотря на смертельные раны, и бился до последнего вздоха.

– Он погиб? – удивилась Лиша.

– Много лет назад, – кивнул Джардир.

Всю ночь Лиша резала и зашивала спину раненого даль’шарума в бывшей райзонской лечебнице. Ее руки были вымазаны кровью, а спина от работы внаклонку ныла, но Рестави предстояло выжить и, скорее всего, полностью поправиться.

Дама’тинг, занявшие здание, перешептывались, наблюдая за работой Лиши с удивлением и ужасом. Она чувствовала, что они возмущены как ее вторжением, тем более ночью, так и отрывистыми приказами, но ее слова переводил сам Джардир, и женщины в белом не смели возразить Шар’Дама Ка. Уонде и Гареду, а также Рожеру и телохранителям Джардира пришлось остаться снаружи.

Дама’тинг вели себя как пленницы в собственном доме и с откровенным облегчением вздохнули, когда в операционную ворвалась Инэвера. С багровым от ярости лицом она бросилась к Лише.

– Как ты посмела? – прошипела Инэвера на приличном тесийском, хотя и с заметным акцентом. От нее несло духами, а ее похабное платье напомнило Лише о матери.

– Как я посмела что? – Лиша ничуть не испугалась. – Спасти жизнь человеку, которого вы бросили бы истекать кровью до рассвета?

В ответ Инэвера залепила Лише пощечину, прочертив острыми ногтями кровавые царапины. Лиша отлетела в сторону. Инэвера выхватила кривой нож и прыгнула на нее, не давая собраться с силами.

– Ты не достойна даже стоять в присутствии моего мужа, не то что лежать в его постели! – прошипела Инэвера.

Лиша сунула руку в карман фартука и щелкнула пальцами, когда Инэвера приблизилась. Перед глазами Дамаджах повисло облачко слепящего порошка.

Инэвера завизжала и упала, зажимая руками лицо, а Лиша встала. Дамаджах плеснула себе в глаза воды из кувшина. Когда она снова посмотрела на Лишу, ее лицо было в жутких разводах румян и белил. Покрасневшие, полные ненависти глаза обещали смерть.

– Довольно! – крикнул Джардир и встал между женщинами. – Я запрещаю вам драться!

– Ты запрещаешь мне? – скептически переспросила Инэвера. Лиша подумала то же самое, ибо у Джардира было не больше прав запрещать ей что-либо, чем у Арлена, но Джардир не сводил глаз с Инэверы. Он поднял Копье Каджи, чтобы все видели.

– Запрещаю. Ты намерена не подчиниться?

В комнате повисла тишина. Дама’тинг смущенно переглядывались. Инэвера – их госпожа, но устами Джардира глаголет их бог. Лиша прекрасно представляла, что может случиться, если Инэвера не уступит.

Похоже, Инэвера тоже это поняла и выдохнула. Она развернулась и вылетела из больницы, щелчком пальцев призвав за собой дама’тинг.

– Я еще об этом пожалею, – пробормотал Джардир по-красийски, но Лиша его поняла. Он на мгновение сгорбился и стал похож не на непобедимого и непогрешимого предводителя красийцев, а на отца Лиши после очередной ссоры с Элоной. Джардир явно вообразил миллион способов, которыми отравит ему жизнь Инэвера, и Лиша всем сердцем потянулась к нему.

Внезапно тишину прорезал женский крик, и усталый мужчина мгновенно исчез, вновь превратившись в величайшего владыку на свете.