Бои за Ленинград Модестов Александр

1. Невский пятачок

Вернёмся к первопричине написания этой статьи, к маленькому плацдарму у Московской Дубровки – Невскому пятачку. В связи с тем, план «Барбаросса» стал проваливаться по срокам (не были захвачены ни Ленинград, ни Киев, немцы были остановлены восточнее Смоленска), Гитлер и начальник Генштаба Гальдер уже к концу июля пришли к выводу, что надо отказаться от взятия Ленинграда штурмом, при котором неизбежно последуют большие потери, а окружить его совместно с финнами плотным кольцом и взять измором. Немцы 27 августа, захватив вблизи реки Тосны сёла Ивановское и Отрадное, вышли на левый берег Невы. С захватом Шлиссельбурга 8 сентября всё левобережье Невы от реки Тосны до Ладожского озера оказалось в руках немцев. Немцы надеялись, что финны, наступая, дойдут до правого берега Невы и соединятся с ними, а Ленинград попадёт в полное кольцо блокады. Но финны, к концу августа выйдя к старой (до 1939 года) советско-финской границе и углубившись на 10–20 км от неё (как писал потом Маннергейм, для спрямления линии границы), по приказу Маннергейма остановились, хотя до правого берега Невы оставалось не больше 80 км. Все попытки немцев и части финских государственных деятелей заставить Маннергейма продолжить наступление оказались тщетны. Этим он не только спас Ленинград, но и в дальнейшем спас и свою голову, и всю Финляндию от СССР. Поэтому 8 сентября, как говорится, сходу, немцы попытались переправиться через Неву, но были отогнаны советскими войсками при поддержке артиллерии флота. Чтобы предотвратить возможную попытку немцев переправиться через Неву, из состава 23-ей армии, действующей против финнов, была выделена и переброшена на правый берег Невы в район посёлка Невская Дубровка 115-ая дивизия во главе с генерал-майором М. Ф. Коньковым. Кроме того, на правом берегу Невы находилась дивизия НКВД и 4-ая бригада морской пехоты. Это были все силы, составлявшие Невскую оперативную группу, которая должна была прикрывать всё правобережье Невы от Ладожского озера до Ивановских Порогов. На левом берегу Невы им противостояли: от Ладожского озера-Шлиссельбурга до реки Мойки 20-ая моторизованная дивизия, от реки Мойка до реки Тосны 122-ая пехотная дивизия. Вот как развивались там события. «В ночь на 12 сентября 1941 года пятеро разведчиков на лодке пересекли Неву, собрали данные о движении транспорта и боевой техники в районе 8-ой ГРЭС и без потерь вернулись на правый берег» (Лебедев).

Вот как описывает дальнейшие события Коньков: «В ночь на 18 сентября я вернулся из части в штаб дивизии. Встретил меня встревоженный полковник Симонов. «Товарищ генерал, – доложил он, – приказ за подписью генерала армии Жукова получил». Приказ обязывал меня произвести высадку десанта на левый берег реки 115-ой дивизии совместно с подразделениями 4-ой бригады морской пехоты, и, опираясь на прочную оборону правого берега, частью сил захватить плацдарм на рубеже Ивановское-Отрадное-совхоз «Торфяник» – Мусталово-Московская Дубровка, чтобы с утра 20 сентября начать наступление в направлении Мги». Приказ Жукова был не только невыполним для сил одной дивизии, но и вообще нелеп. Непонятно, для чего перечислялись все населённые пункты от Московской Дубровки, если до устья реки Тосно – расстояние-16-20 км? Как одна дивизия «частью сил» должна двигаться в направлении Мги (по прямой это примерно 10 км, дорогами гораздо больше)? Подобную задачу с трудом могла бы решить только армия. И понятно, почему частью сил: не могло же командование Невской оперативной группы бросить все силы на левый берег Невы, оставив правый берег незащищённым. Не могло в это время – 20 сентября – наше командование направить туда дополнительные силы, так как до этого времени немцы наступали, и все наши силы были направлены на отражение их атак на центральном направлении. Надо сказать, что у немцев не было сил успешно отразить высадку нашего десанта, так как всё левобережье Невы от реки Мойки до Шлиссельбурга контролировала одна 20-ая моторизованная дивизия, которая не могла бросить все силы на отражение нашего десанта, оставив незащищённым Шлиссельбург и всё остальное левобережье. Выделить же дополнительные силы для отражения десанта немцы не могли, так как Гитлер оставил под Ленинградом столь малые силы, что нельзя было снять с другого участка фронта ни одного полка, чтобы не оголить участка обороны. 24 сентября Лееб в своём дневнике записал: «В группе армий «Север» резервов больше нет. То, чем она располагала, пришлось отдать группе армий «Центр». И действительно, чтобы помочь 20-ой мотодивизии отразить наш десант, из Европы авиацией было переброшено два полка 7-ой авиадесантной дивизии, прибытие которых помогло немцам немного потеснить наши силы и сократить длину плацдарма с трёх км до двух. Отсюда видно, что первоначально в ожесточённом сражении за плацдарм, названный впоследствии Невским пятачком, принимали весьма небольшие примерно равные силы с обеих сторон. Но эти бои были очень ожесточённые, часто переходящие в рукопашный бой. В этот первый период, составлявший примерно 10 суток, потери с обеих сторон были примерно равными. Вот как развивались события. В ночь на 20 сентября 1941 года десантники 115-ой стрелковой дивизии под командованием капитана Василия Дубика успешно высадились на левом берегу Невы около деревни Московская Дубровка. Но им не была оказана своевременная помощь, и почти все они во главе с Дубиком погибли до прибытия основных частей – нескольких подразделений 115-ой стрелковой дивизии (командир и штаб дивизии, а также дивизионная артиллерия оставались на правом берегу Невы), батальона дивизии НКВД и 4-ая бригады морской пехоты. Как пишет Жуков, «под Невской Дубровкой этим частям предстояло форсировать полноводную Неву, ширина которой составляла до 800 м, под сплошным огнём противника, задача, можно сказать, невыполнимая». Спрашивается, а зачем ставить невыполнимые задачи? Опытные полководцы всегда ищут слабые стороны в обороне противника и наносят по ним удары, неся при этом минимальные потери. Как пишет Коньков: «Меня нередко спрашивают: чем диктовалось проведение таких сложных операций, как форсирование широкой Невы, захват плацдарма и наступление на станцию Мга небольшими силами без поддержки танков, авиации, артиллерии (кроме дивизионной и полковой). Форсировать Неву под сильным огнём противника, наступать через болота и леса – задача чрезвычайно тяжёлая. Но не было другого выхода, этого требовала боевая обстановка. С началом боя на левом берегу Невы противник начал обстрел из орудий миномётов нашего правого берега и десантников, находившихся в лодках, на плотах, на плаву. Вода кипела от снарядов и мин, кругом свистели осколки.

Особенно трудно приходилось бойцам на плотах с орудиями, которые продвигались медленнее. Порой казалось, что они стоят и раскачиваются, а не плывут. Широкая река не давала возможности маневрировать живой силой, своевременно переправлять боевую технику. Личный состав, изнурённый многодневными боями, к тому же получал очень слабый продовольственный паёк, который попадал на плацдарм с перебоями. Пища доставлялась на пятачок только в тёмное время суток». Потери на пятачке наших войск были громадные. Коньков пишет, что и у немцев были большие потери, но, конечно, они были меньше чем у нас, так как наступающие всегда несут страдают больше, чем те, кто находится в укрытиях. Но многие ли наши воины добирались до соприкосновения с противником? Как это правдиво пишет Коньков, наши воины начинали гибнуть от артиллерийского огня ещё на правом берегу Невы, массой гибли при переправе и далее на пятачке, до соприкосновения с немцами. Если ещё в самый начальный период жизни пятачка удавалось без больших потерь переправить наши войска – 115-ую дивизию и 4-ой батальон морской пехоты, то в последующие дни они потеряли до 80 процентов в боях с частями немецкой 20-ой мотодивизией. Бои носили крайне ожесточённый характер, часто переходили в рукопашный бой. Именно в этих боях наших воинов с 20-ой мотодивизией и с высаженными в конце сентября двумя полками 7-ой Критской авиадесантной дивизии были большие потери с обеих сторон, но у нас всё же больше. «Лучше трижды прыгать с парашютом на остров Крит, чем провести один бой на земле в России», – говорили не ожидавшие такого ожесточённого сопротивления немецкие десантники. Когда они заняли позиции у Московской Дубровки, то обнаружили, что окопы были заполнены телами убитых в предыдущих боях. Русские лежали рядом с трупами немецких солдат. В результате упорных боёв два передних края настолько сблизились, что в минуты затишья можно было услышать разговор и даже кашель простуженных солдат противника. Вот как описывается в книге немецкого историка Г. Водажа «Прошедшие ад»: «Пулемёты, винтовки, ручные гранаты, сапёрные лопатки и штыки без оружия, с которыми бросались друг на друга солдаты с обеих сторон. Страшный исход этих боёв и через десятилетия остаётся в памяти бывших немецких десантников». Для того чтобы поддержать гарнизон пятачка, туда всё время подбрасывали новые подкрепления, которые несли громадные потери. В этих боях не пожалели, по существу, ни детей, ни юношей допризывного возраста – юнг. «Мы восхищались смелыми действиями роты юнг с острова Валаам в бою. Юноши в тельняшках из школы боцманов и морского училища бесстрашно шли в атаку, сея в стане врагов панику. Фашисты бросали окопы и траншеи и спасались бегством. Случилось так, что на пути атакующих юнг неожиданно вырастал противотанковый ров[2], который гитлеровцы приспособили к обороне, насытили огневыми точками. Казалось, затухнет боевой порыв, прижмут к земле юных моряков вражеские пулемёты. Но юнги совершили невозможное. Они, оценив обстановку, стремительно рванулись вперёд и оказались перед рвом. Фашисты не успели опомниться, как на их головы посыпались гранаты. Гитлеровцы позорно бежали, оставив отлично оборудованные укрепления, бросая пулемёты и даже штабные карты» (Коньков). Коньков, так красочно описывая боевые действия юнг, «забыл» добавить, какой процент юнг остался в живых в этой атаке. Впрочем, неважно какой процент юнг погиб в этой атаке, так как в последующих боевых действиях они погибли практически все. Погибли, по существу, дети, не достигнувшие 16-ти лет, а восхищённый их действиями Коньков, пославший их на смерть, дожил до преклонных лет.

Как пишет Юрий Лебедев: «К сожалению, наверное никогда не удастся точно установить число погибших. Но реально оценивая ситуацию, надо отделить потери в боях за овладение плацдармом и на самом Пятачке. Самые крупные потери несли наши войска на правом берегу Невы в местах переправ и при форсировании реки. Здесь были сконцентрированы все силы атакующей стороны. В тот момент солдат ещё не был готов к бою и оставался полностью беззащитным, не имея возможности укрыться от артиллерийского огня противника. А именно от него был наибольший урон. Уже к концу сентября 1941 года сентября немцы подвели к Неве дивизион артиллерийско-инструментальной разведки 20-ой моторизованной дивизии, которая с точностью до метра просчитала переправы советских войск. После чего были созданы три артиллерийские группы «Север», «Центр» и «Юг», расположенных на Невском фронте от Шлиссельбурга до Отрадного. Крупнокалиберная артиллерия, в том числе французские 150 мм и 210 мм миномёты были укрыты на Кепколовских высотах. Из района Синявино поддержку оказывали орудия 227-ой пехотной дивизии. Вся акватория перед Невским пятачком простреливалась пулемётным огнём. Большие потери несли наши войска и от авиации. Оценочно можно ориентироваться на цифру 50 тысяч советских солдат погибших на самом Пятачке. Немецкие потери оцениваются в примерно 10 тысяч. Немецкому командованию невского участка фронта удалось добиться главного: пятачок был локализован, пристрелян с местами переправ на другом берегу, а обстановка взята под контроль. Немецкие пехотные батальоны[3] получили возможность для оборудования позиций, установки проволочных заграждений и планомерного минирования восточного берега» (Юрий Лебедев). С этого момента немцы практически перестали терять солдат. Эффективность же нашей артиллерии, находившейся на левом берегу Невы вследствие слабого знания позиций артиллерии противника была близкой к нулю. Говорят, что эта высадка оттянула войска, наступающие на Ленинград. Но о какой положительной оттяжке может идти речь, если все поставленные задачи по блокаде Ленинграда немцы выполнили, несмотря на все усилия Жукова, и с 18 сентября приступили к оборонительным сооружениям по линии блокады Ленинграда? Лееб не смог из состава группы войск «Север» выделить ни одного полка для отражения нашего десанта, и немцам пришлось по воздуху перебросить два полка авиадесантников. А сам пятачок вскоре был блокирован весьма небольшими силами немцев. И вообще, какую важную задачу в этом районе могло решить то сравнительно небольшое количество войск, которое первоначально было выброшено на пятачок? И причём, как это будет показано, блокада самого пятачка осуществлялась весьма небольшой группой немцев – несколькими подразделениями одной дивизии. Вначале у меня была версия, почему был создан Невский пятачок. Жуков прибыл в Ленинград, когда Гитлер отдал приказ о передаче почти всей технике под Москву, а войска Лееба занимали позиции, удобные для ведения блокады, и переходили от активных действий к пассивной обороне. Жуков очень обрадовался, узнав, что немцы отказались от штурма города. Но для него создалось щекотливое положение. К сверхпассивной обороне финнов прибавляется пассивная оборона немцев, которые, понеся серьёзные потери в боях за южные пригороды Ленинграда, рады зарыться в землю и отдохнуть. Возникает вопрос: что же делает Жуков на фронте, где не ведутся активные боевые действия? В это немцы доканчивают громить Киевскую группировку наших войск и готовятся наступать на Москву. Казалось, лучшим решением было бы воспользоваться затишьем и начать серьёзную подготовку к прорыву блокады Ленинграда. Но для серьёзной подготовки нужны были серьёзные знания, которыми Жуков никогда не обладал. Единственное, что умел делать Жуков – это под угрозой расстрела гнать войска под пули противника. К тому же, его всё время дёргал Сталин, требуя наступления, прорыва блокады. Надо было хотя бы сделать видимость активных действий. Затронуть финнов нельзя. Обидятся и замкнут кольцо блокады. Опасно затронуть и окопавшихся под Ленинградом немцев. Вдруг, обидевшись, они решат занять Ленинград. Что Ленинград в это время был самым неприступным городом в мире, Жуков не верил. И Жуков находит гениальнейший для него выход. Создаёт вне линии блокады плацдарм на Неве, ставит перед его воинами явно невыполнимые задачи и делает вид, что он ведёт активные боевые действия якобы с целью прорыва блокады Ленинграда, смещая временами руководителей операции. Если для немцев это была заноза, как это писали некоторые защитники создания пятачка, то для нас эта была большая кровоточивая рана, которую мы сами всё время теребили, постоянно посылая людей на убой. Гигантская ловушка, где в огромном количестве гибли наши войска, вместо использования их в другом месте для действительного прорыва блокады Ленинграда. Немцы понимали, что пока существует эта ловушка, ни о каком прорыве блокады Ленинграда речь не может идти. Поэтому они и не стремились ликвидировать Невский пятачок, и всегда оставляли на пятачке необходимые для его существования наши силы. Какой же была цель посылки Жукова в Ленинград, когда он уже был окружён? В свете требования Сталина в октябре-декабре 1941 года – прорвать блокаду Ленинграда в районе Невского пятачка и вывести через этот прорыв войска Ленинградского фронта с возможным оставлением Ленинграда («армия важнее», говорил Сталин) возникает версия истинной цели назначения Жукова командующим Ленинградским фронтом. Сталин уже 28 августа 1941 года в телеграмме по случаю сдачи нашими войсками Тосно опасался, что Ленинград будет окружён и перед угрозой смерти от голода будет «по-идиотски глупо» сдан, (то есть без боя), а ленинградские дивизии рискуют попасть в плен».

8 сентября Ленинград был окончательно окружён. Вот тогда Сталин посылает в Ленинград Жукова. Но не за тем, как это фальшиво пишут защитники Жукова, чтобы спасти город от штурма. И Гитлер, и Сталин хорошо понимали, что немцам незачем штурмовать город, неся при этом неизбежно громадные потери, если можно легко его окружить и он, как спелое яблочко, упадёт к их ногам. Поэтому уже тогда у Сталина возникла мысль прорвать блокаду Ленинграда и вывести из него войска, а Ленинград взорвать вместе с находившимся в нем флотом. Но от руководителя уничтожением Ленинграда со всеми его ценностями требуется отказаться от всяких моральных устоев. Наверно многие, от кого потребовали бы уничтожить Ленинград, предпочли бы застрелиться, но не выполнить такой приказ. Вот это и была главная задача поставленная Сталиным перед Жуковым – проследить при возможной сдачи Ленинграда, чтобы были уничтожены необходимые объекты на берегу и флот. Но перед тем как уничтожить Ленинград, надо было прорваться через оборону немцев, блокирующих Ленинград. А вот эту задачу Жуков не только не выполнил, но и вообще не предпринял серьёзных попыток прорвать блокаду Ленинграда. По существу, участников боёв под Невским пятачком обманывали, говоря, что они ведут бои за прорыв блокады Ленинграда с целью облегчить положение жителей города. Облегчить положение жителей Ленинграда через прорыв в районе Невского пятачка, даже если бы он состоялся, было невозможно, так как через этот прорыв нельзя было организовать ни снабжение города продовольствием, ни эвакуацию стариков, детей и больных, а можно было бы вывести войска, часть лёгкой техники и ту часть населения, которая могла пешком по бездорожью преодолеть большое расстояние. Поэтому, как это не парадоксально, выходит, что от разрушения Ленинград, не думая об этом, спасли немецкие войска, не дав нашим войскам прорвать блокаду Невского пятачка. 22 сентября для руководства войсками в районе Невы была создана Невская оперативная группа под руководством генерал-лейтенанта П. С. Пшенникова. Но вскоре после больших потерь на пятачке он был заменён Коньковым. Со 2 ноября Невская оперативная группа вошла в состав 8-ой армии под руководством генерал-лейтенанта Т. И. Шевалдина. В этой статье я не стану подробно описывать ход боев за Невский пятачок, тем более что я, кроме воспоминаний близких мне людей – отца жены Смирнова Павла Дмитриевича и отца моей невестки полковника Карабанова Михаила Яковлевича, – и не имею каких-либо данных, кроме описанных другими авторами. Очень подробно о ходе боев под Ленинградом писали Платонов и Дэвид Гланц в одноимённых книгах («Битва за Ленинград»), Солсбери («900 дней. Блокада Ленинграда»), Виктор Суворов («Беру свои слова обратно»), Шигин Г. А. «Битва за Ленинград: Крупные операции, «белые пятна», потери», Бешанов В. Ф. («Ленинградская бойня», «Ленинградская оборона»), Г. Ф. Кривошеев («Гриф секретности снят»), Юрий Лебедев («Невский пятачок. Взгляд с обеих сторон»), А. В. Буров («Блокада день за днём»), Хассо Г. Стахов («Трагедия на Неве») и целый ряд других авторов. Эти авторы правдиво описывали события под Ленинградом, но некоторые из них так трактовали эти события, что с ними нельзя согласиться. И, как это правильно отметил Бушков, с 18 сентября 1941 года до конца блокады обороняющей стороной стали немецкие войска, а непрерывно наступающей стороной стала Красная армия. Эти наступления Жукова и его ставленников Хозина и Федюнинского велись преступно бездарно и всегда по одному же шаблону с громадными потерями. Особенно массовые ненужные потери происходили на Невском пятачке, на водных подступах к нему и на подступах к Синявинским высотам. Но, правдиво описывая события на Невском пятачке, ни один из авторов не ставил вопрос о целесообразности ведения операции по прорыву блокады Ленинграда через широкую Неву, а не от линии непосредственного соприкосновения с противником длиной около 50 км, проходящей по левобережью Ленинграда от устья реки Тосны до Финского залива. Вдоль всей этой линии проходили железная и шоссейная дороги, позволявшие манёвренно перебрасывать наши войска. Туда мы могли свободно подводить свои танки, особенно тяжёлые танки «КВ», выпускаемые Кировским заводом. Если же говорить, что эта линия была неприступно укреплена немцами, то спрашивается, что легче: укрепить: двухкилометровую линию обороны у Невского пятачка или пятидесятикилометровую линию от реки Тосны до Финского залива? Многие авторы, описывая события под Ленинградом, стараются обойти бои на Невском пятачке. Федюнинский, рассказывая о Петергофской и Стрельнинской десантных операциях, в которых погибли все десантники, ни строчкой даже не упомянул о Невском пятачке. Многие авторы пишут, что Невский пятачок отвлёк часть сил, наступающих на Ленинград. Но первая высадка в район Московской Дубровки произошла 20 сентября, когда немцы прекратили наступление под Ленинградом и перешли к обороне своих позиций. Как это показано на схеме 9, до высадки нашего десанта всю береговую линию Невы от Шлиссельбурга до реки Мойки защищала одна немецкая 20-ая мотодивизия. Силой только одной этой дивизии и, в дальнейшем, срочно переброшенными силами двух полков Критской десантной дивизии Невский пятачок был не только блокирован, но были сокращены первоначальные его размеры. Вскоре эти войска были заменены одной 96-ой пехотной дивизией, которая плотно блокировала пятачок и отражала все наступления Ленинградского фронта через него. В дальнейшем 96-ую дивизию временно сменила 1-ая пехотная дивизия. Но всё время позиции у Невского пятачка удерживали силами только одной дивизии, изредка только увеличивая силы в наиболее напряжённые дни боевых действий на пятачке. Самые большие потери до полутора тысяч немцы понесли только в первые дни высадки десанта, когда противостоящие силы сражались в рукопашную. Но когда немцы оборудовали свои позиции, их потери стали минимальными. Основное большинство наших воинов гибли от пулемётно-артиллерийского огня при переправе через Неву и в первые моменты высадки на берег. Огонь нашей артиллерии был малоэффективным, так как мы не знали, где расположены немецкие позиции. Так что соотношение наших потерь к потерям немцев 20 или 30 к одному вполне достоверно.

Для чего создавался этот плацдарм? Вроде бы ясно: для того, чтобы с него начать наступление на соединение с 54-ой армией и якобы деблокировать Ленинград. Но эта задача не только не была выполнена, – мы ни разу за всё время существования первого Невского пятачка, с 20 сентября 1941 года по 29 апреля 1942 года (впрочем, как и второго, захваченного 26 сентября 1942 года), не прорвались за кольцо блокады самого пятачка, – но и не могла быть выполнена, так как немцы могли свободно, без потерь, по суше посылать свои подкрепления, а мы могли делать это только через широкую Неву, неся при этом большие потери. Шигин показывает, что в октябре-ноябре 1941 года, когда на Невском пятачке разгорались самые ожесточённые бои, Сталин требовал обязательно прорваться через пятачок с целью вывести через него все войска Ленинградского фронта с последующей сдачей Ленинграда немцам. Но самое главное, что если бы даже частям 54-ой армии удалось прорваться к защитникам пятачка и освободить Шлиссельбург и Синявино, то Ленинград не был бы деблокирован. В 1941 году при полном господстве немцев в воздухе невозможно было ни строительство железной дороги, ни тем более строительство железнодорожного моста через Неву. Одним словом, доставка грузов и связь Большой земли с Ленинградом через этот район в 1941 году были невозможны. Если бы 54-ой армии и удалось бы соединиться с войсками на Невском пятачке, то положение блокадного Ленинграда практически не улучшилось бы. Чтобы действительно снять осаду Ленинграда, надо было освободить примерно 30-километровый участок железной дороги Ивановское-Мга-Мишино с наступлением от станции Сапёрной навстречу 54-ой армии. На мой взгляд, осуществить это было гораздо легче, чем соединиться с 54-ой армией, неся громадные потери при переправе через Неву, и при высадке на пятачок при невозможности переправить туда тяжёлые танки. При наступлении от станции Сапёрной при поддержке тяжёлых и средних танков была бы окружена большая мгинская группировка немцев, а Ленинград получил бы железнодорожную связь с Большой землёй и был бы деблокирован. Однако Сталин, как видно, с подачи Жукова, приказал идти на соединение с 54-ой армией только через пятачок, и его приказ нельзя было нарушить.

Но вернёмся к пятачку. Основными нашими переправочными средствами в свободное ото льда время были тихоходные гребные лодки и плоты, легко уничтожаемые пулемётно-артиллерийским огнём немцев. «Из переправочных средств мы располагали всего лишь собранными со всего правобережья рыбацкими лодками. Нам доставили из города небольшое количество прогулочных лодок. Из подручного материала было сделано несколько паромов-плотов» (Коньков). Средств переправы тяжёлых танков КВ у войск вообще не было. Несколько попыток переправить их по льду закончились потоплением. Переправленные 2 ноября 1941 года одиннадцать (по докладу Жданова Сталину семь) средних танков были очень быстро уничтожены артиллерией немцев. Четыре раза наши войска пытались прорвать оборону Ленинграда с Невского пятачка, неся громадные потери, и ни разу им не удалось даже прорвать кольцо блокады самого пятачка. В тактическом отношении позиции немцев были лучше наших – они находились на более возвышенных сухих местах. Наши позиции были более открыты, чем немецкие. Немецкая артиллерия, и особенно миномёты, могли с небольшого расстояния бить по нашим позициям более точно, чем наши через Неву. Как писал командир 115-ой дивизии генерал В. Ф. Коньков, «…гитлеровцы просматривали с высокого железобетонного здания 8-ой ГЭС, с зольных горок, с насыпи узкоколейной дороги, из рощи Фигурной и со стороны Арбузова весь плацдарм вдоль и поперёк. Они пристреляли каждый метр пятачка, его переправы и не жалели ни снарядов, ни мин». Вот ещё описание участника боёв А. Ф. Белоголовцева в книге «Невский пятачок»: «Переброска боеприпасов, снаряжения и других грузов осуществлялась на плотах, так как из 21 лодки, с которыми мы начинали форсирование, теперь на плаву было всего две. К сожалению, полевые кухни были разбиты во время переправы, и бойцам приходилось пока довольствоваться сухим пайком. Снаряды и бомбы взрывали пятачок вдоль и поперёк, поднимали тучу пыли. Она засыпала глаза, набивалась в уши, в рот, засоряла оружие. Окопы, вырытые в песке, быстро оседали и осыпались, а укрепить их было нечем – леса не было».

Насколько плотной была блокада пятачка, рассказывает отец моей невестки, полковник, а тогда курсант, Карабанов Михаил Яковлевич. С большим трудом добравшись до левого берега, их часть попала под перекрёстный обстрел. Их позиции хорошо просматривались с высокого здания ТЭЦ. Окопаться не было возможности, они прятались за трупами погибших. На десятый день он был ранен в ногу. С наступлением ночи ему было приказано самостоятельно переползти по льду на правый берег Невы. Река почти непрерывно освещалась ракетами. Он полз в период между пуском ракет, так как немцы вели стрельбу и по одиночным целям. Весь путь до правого берега занял больше часа, который показался вечностью. Как рассказывал В. В. Путин, с Невского пятачка подобным образом, только средь бела дня, был перенесён его раненый отец. «Все понимали, что это самоубийство, потому что там был пристрелян каждый сантиметр». На мой взгляд, немцы просто пощадили раненого.

2 ноября 1941 года силами пяти дивизий Хозин пытается прорвать через пятачок оборону немцев, идя на соединение с 54-ой армией. Но хотя им противостояла только одна 96-ая пехотная дивизия немцев, прорвать их оборону так и не удалось. За два дня боёв в нашей 168-ой дивизии осталось 200 человек, во 2-ой стрелковой дивизии НКВД – 300 человек. 9 ноября на пятачок высаживаются ещё три дивизии и одна бригада.

Из 50 выделенных для поддержки наступления танков переправить удалось только 11 средних, которые вскоре были уничтожены. Немцы, подтянув ещё две дивизии (это всё, что у них оставалось в резерве), отразили наши атаки. В ответ на упрёк Сталина на неудовлетворительные действия наших войск Жданов отвечает: «Наступающая пехота натолкнулась на довольно хорошо подготовленную оборону противника. Артподготовка была достаточной, но атаки пехоты захлебнулись, а семь танков, имеющихся на плацдарме, быстро вышли из строя. Ни одному из танков КВ, на которые полагались при наступлении, не удалось форсировать реку из-за потерь переправочных средств. Поскольку артиллерия не могла форсировать реку, дальность её стрельбы была недостаточно велика, чтобы обеспечить поддержку при прорыве с плацдарма». 8 ноября Сталин лично потребовал провести с Невского плацдарма новую операцию. За пять дней было безрезультатно потеряно ещё пять тысяч бойцов. Но бессмысленные атаки продолжались. Только за последние десять дней декабря мы потеряли на пятачке более 25 тысяч убитыми. Командующий Ленинградским фронтом Хозин в статье «Об одной малоисследованной операции» пишет, что кроме плохой организации операции были и ещё причины: «В боевых действиях Ленинградского фронта 8-ой армии при форсировании у Невской Дубровки, помимо указанных недочётов слабо применялись орудия прямой наводки для уничтожения огневых точек. Артподготовка без надлежащей разведки и корректировки огня по целям была малоэффективной. Кроме того, резко сказывались недостаточная насыщенность их танками и самоходной артиллерией… наступательные бои обеспечивались, главным образом, огнём 76 мм полковых пушек образца 1927 года». Как видно, большинство из тех трудностей, на которые указывали Жданов и Хозин, были бы исключены, если бы боевые действия по прорыву блокады велись в местах непосредственного соприкосновения с немцами – из района Сапёрной или другого района западнее.

Как раз в это время в районе Сапёрной в составе разведгруппы служил отец моей жены Павел Смирнов, который рассказывал, что они неоднократно проникали за линию обороны немцев. В одной из вылазок Смирнов был тяжело ранен в ногу (нога у него была ампутирована по самое основание), но был вынесен в плащ-палатке через линию фронта. Понятно, что вести поиск, проходя открытое пространство Невы туда и обратно, было практически невозможно. В то же время капитан Анатолий Мужаков пишет: «Когда мы были на Невском пятачке, мы не могли даже корректировать огонь, настолько всё хорошо просматривалось и простреливалось немцами. Земля перемешивалась со снегом, всё было чёрное. Поэтому для пехоты там были очень тяжёлые условия». В апреле 1942 года, когда на Неве начался ледоход, и пятачок, по существу, стал отрезанным от правого берега, немцы решили его уничтожить. Юрий Лебедев пишет, что для его уничтожения немцы выделили один полк с приставленным к нему сапёрным батальоном. Наши войска отошли, оставив на левом берегу около 500 человек. Попытка помочь им окончилась неудачей – все 20 лодок были уничтожены ещё у правого берега Невы. Оставшиеся на пятачке героически погибли, и только 117 человек, в основном раненые, попали в плен. Всего в завершающей операции мы потеряли 1400 человек, немцы – 81 убитыми и 389 ранеными. Вот как описывал в своём дневнике бывший немецкий унтер-офицер Б. Буфф из 227-ой пехотной дивизии последние дни первого Невского пятачка: «Операция на плацдарме 27 февраля, в которой мы участвовали, стоила противнику 1400 убитых, 9 орудий и 6 танков. Когда плацдарм был уже в наших руках, русские сделали безнадёжную попытку переправиться через Неву на лодках, чтобы перейти в контратаку. То, что не было уничтожено при переправе через Неву на лодках, было завершено при высадке. Не знаю, чему больше удивляться: безумству тех, кто отдал приказ на эту безнадёжную операцию, или мужеству смертников, выполнивших его». Вообще, я считаю, что немцы при желании могли и раньше сбросить нас в Неву, но не делали этого, видя, как мы на убой им в их ловушку бросаем громадное количество наших бойцов. А как наши перестали их подбрасывать – сразу уничтожили пятачок. Но на этом мы не остановились. В ночь на 26 сентября 1942 года мы опять высаживаем десант вблизи того места, где был первый пятачок. Опять сразу же он был блокирован. В планах операции «Искра» пятачку опять уделяется большое внимание. На него высаживаются две дивизии, но и на этот раз прорвать блокаду самого пятачка не удалось, хотя для противодействия двум нашим дивизиям немцы дополнительно выделили два полка. Это, как писали некоторые исследователи этих событий, было «серьёзное» отвлечение немецких сил от направления главного удара». В феврале 1943 года пятачок был деблокирован с внешней стороны нашими войсками, наступающими по направлению к реке Мойке.

Теперь рассмотрим соотношение потерь. Только в начальный период боев в так называемом первом Синявинском наступлении из 71 270 участников (пятачок и 54-ая армия) наши безвозвратные потери составили 22 211 человек – 31 процент, общие потери 54 979 – 77 процентов. А самые кровопролитные бои были впереди. По нашим официальным данным, опубликованным в газете «Правда», мы потеряли в сражениях за пятачок 200 тысяч, немцы – 35–45 тысяч. По некоторым источникам наши потери были больше, а потери немцев гораздо меньше. Юрий Лебедев пишет, что немцы потеряли около 10 тысяч, и это ближе к истине. Вот это и были все «серьёзные» в сумме потери немцев на Невском пятачке. Шигин на основании анализа тех сил, которые официально действовали на Невском пятачке, делает вывод, что там мы потеряли не больше 64–68 тысяч. Но в той обстановке, когда Сталин категорически требовал прорыва блокады через Невский пятачок, чтобы через него вывести все войска, когда за неисполнение его приказа могли полететь головы высших руководителей Ленинграда, на Невский пятачок бросалось столь большое количество неучтённых людей, которые многократно пополняли наши части, что потери на нём и главное при переправе через Неву было никак не меньше тех 200 тысяч, которые были указаны в газете «Правда». Давайте рассуждать логически. Откуда у немцев там могли быть большие потери? Потери немцев были только при захвате нами плацдарма и при неудачных попытках его расширить. И то, в этот период наши потери были гораздо больше, чем у противника, так как штурмующие, тем более, не имеющие надлежащей артиллерийской поддержки, всегда несут потери гораздо больше, чем обороняющиеся, тем более, имеющие артиллерийскую поддержку. Это доказывают и следующие данные: из первой группы бойцов, высадившихся на пятачок, через несколько дней осталось всего не более 20 процентов. По нашим официальным данным, из 200 тысяч 50 тысяч были убиты на пятачке. Таким образом, получается, что основное большинство наших потерь происходило до момента высадки, и они никак не могли нанести потери немцам. Да и в первый момент высадки на пятачок, до того, как наши воины достигали укрытия, они несли большие односторонние потери. И действительно, немцы очень хорошо пристрелялись и били с точностью до 10 метров. Основное количество наших воинов погибло от пушек и пулемётов при переправе через Неву. Немцы начинали бить нас ещё на правом берегу Невы, били при переправе и добивали на малюсеньком пятачке. А боеспособных, то есть, не считая раненых, у нас на пятачке почти всегда было весьма немного, и вести активные действия против немцев они не могли. Немцы из хорошо оборудованных укрытий обстреливали защитников пятачка в любое время, когда они считали нужным, без должного противодействия наших войск. Надо отметить ещё очень большую смертность среди наших раненых. Если немцы, блокирующие пятачок, без препятствий отправляли своих раненных в тыл, то эвакуация наших раненных на пятачке была сопряжена с большими трудностями. Квалифицированную медицинскую помощь на пятачке, как это отмечал В. В. Путин, мы не могли оказать, переправить раненых своевременно через Неву было трудно, а в дневное время практически невозможно. Многие первоначально раненые впоследствии добивались огнём противника, так как их нельзя было сразу после ранения направить в тыл. Всех этих дополнительных потерь можно было бы избежать, если бы боевые действия велись бы не через широчайшую реку, а от линии непосредственного соприкосновении с противником. Об интенсивности огня немцев по пятачку можно судить по тому, что в 60-е годы поисковики взяли один кубометр грунта на пятачке, просеяли его и извлекли 10 кг осколков и 38 пуль. Ясно, что осколков было ещё гораздо больше, но к этому времени мелкие осколки проржавели и превратились в прах. Суходымцев пишет: «Весь массив пятачка – это смесь земли, костей и металла». И если мы ещё могли с какой-то степенью точности подсчитать собственные потери, то откуда мы могли знать о потерях немцев? В немецких источниках почти не говорится о боях в районе пятачка, и это неудивительно, так как в этом месте они не имели больших потерь. Так что, если принять наши официальные данные потерь – 200 тысяч (по данным других исследователей гораздо выше) и реальные потери немцев, около 10 тысяч, то среднее соотношение потерь получается 1:20. Поэтому о каких боевых действиях может идти речь? Это была односторонняя бойня, как говорил В. В. Путин, «чудовищная мясорубка», это было подведение наших частей под расстрел. В. В. Путин говорит: «Я думаю, что на войне всегда бывают ошибки. Это неизбежно. Но если ты воюешь и думаешь, что вокруг тебя все ошибаются, то никогда не победишь». Но здесь другой случай. Понятно, что в любом сражении одна из сторон терпит поражение и, возможно, с большими потерями. Но тут в течение полугода периодически собирали соединения и посылали их на убой. Это уже никак нельзя назвать ошибкой – это было преступление. «Что бы придать хоть какой-то смысл бойне на «пятачке», в которой ежедневно погибало около тысячи советских солдат, наши историки в погонах пространно рассуждают о неких «значительных силах фашистов», которые удалось сковать, и «уроне», нанесённом двенадцати немецким дивизиям. Перечислением этих вражьих соединений никто себя не затрудняет вполне сознательно, поскольку дивизия всегда была одна[4]. Просто немцы регулярно сменяли свои части для отдыха и пополнения.» (Бешанов) Одним словом, если бы мы вели боевые действия не через широкую реку, а с линии непосредственного соприкосновения с противником, то наши потери были бы гораздо меньше. А такая линия непосредственного соприкосновения была. Это линия внутренней обороны длиной около 50 км от реки Тосны до Финского залива (точнее Невской губы и ещё точнее Маркизовой Луже.) И наших сил, противостоящих, как этом участке фронта, так и всех остальных участках фронта, противостоящих всем силам группы армий «Север» было гораздо больше, особенно после отправления основных ударных сил под Москву. Одни только потери в период осень-зима на Невском пятачке и потери 54 армии, особенно при штурмах Синявинских высот и станции Погостье, составили гораздо больше 300 тысяч. Одним словом, общее количество возможных защитников Ленинграда было не менее двух миллионов человек (не считая сил, противостоящих финнам на Карельском перешейке). Вся же группа войск «Север» даже в первоначальной мощи была около 500 тысяч человек. разбросанных по большой линии боевых действий: вокруг Ораниенбаума, на линии внутренней обороны Ленинграда, далее на Неве от реки Тосна до Ладожского, и от Ладожского озера, до станция Погостье, Кириши, вдоль реки Волхов до Новгорода, общая длина которой составляла около 600 км. Против группы войск «Север», кроме Ленинградского фронта, действовал Волховский фронт. Основные усилия группы войск «Север» в этот период были направлены на захват и удержание Тихвина. Под самим Ленинградом оставалось весьма ограниченное количество войск – три дивизии. И вооружение наших войск было гораздо лучше вооружения немцев. Наш Кировский (Путиловский) завод выпускал в достаточном количестве тяжёлые танки КВ, наш завод «Светлана» выпускал реактивные заряды для установок «Катюша», различные заводы также выпускали различную боевую технику и боеприпасы. В телевизионной передаче от 24 апреля 2012 на канале 100-ТВ, в документальном фильме «Неизвестная блокада» подтверждается, что непосредственно в блокаде Ленинграда принимало всего 10 дивизий группы армий «Север». Но, в общем, наши силы под Ленинградом в несколько раз превосходили силы немцев. Они вполне были достаточны не только для прорыва блокады Ленинграда, но и для полного её снятии при грамотном их использовании. Но вместо всего этого они по-идиотски глупо были направлены на уничтожение на Невский пятачок и под Синявинские высоты. Но, самое главное, если бы даже 54-ой армии удалось осенью 1941 года соединиться с войсками Невского пятачка, то это нисколько не улучшило бы положение осаждённого Ленинграда. Операции, связанные с Невским пятачком – это, по существу, нож в спину Ленинграда. Если бы не было громаднейших потерь на пятачке, и прорыв навстречу с 54-ой армией осуществлялся из района Колпино-Сапёрная, то Ленинград был бы разблокирован.

2. Тихвинская операция

К началу октября 1941 года почти вся бронетехника группы «Север» была передана группе «Центр». В числе 24-ёх сильно потрёпанных дивизий осталось только две танковых и две моторизованных дивизии. Перед оставшимися силами Лееба Гитлер поставил задачу: соединиться с финскими войсками и полностью блокировать Ленинград. Для этого у Лееба было два варианта, два пути её осуществления. Первый путь, более короткий – форсировать Неву и встретиться с финскими войсками, находившимися тогда в 60–70 км от Невы. Эта задача была во стократ легче, чем взять штурмом Ленинград. Но и она потребовала бы выделить значительные силы для её осуществления. У Ленинградского фронта были значительные силы, мощные танки КВ, реактивные установки «Катюши», кроме фронтовой артиллерии, артиллерия фортов и кораблей ВМФ и бронепоездов. Попытка сходу взять плацдарм на правом берегу Невы была отражена наземными частями и кораблями ВМФ, главным образом, потому, что для этой операции немцами было выделено недостаточное количество сил. Гитлер планировал второй вариант блокады Ленинграда – захватить Тихвин и соединиться с войсками финнов, стоявших восточнее Ладожского озера на реке Свирь. В этом случае были бы полностью окружены не только Ленинград, но и вся территория западнее Тихвина, в том числе, 54-ая армия и все военные силы, находившиеся на ней. Впрочем, соединение с войсками финнов было совсем необязательно. Достаточно было перерезать железную дорогу Волхов-Тихвин в любом месте, как снабжение Ленинграда и всех войск западнее места захвата дороги было бы прекращено. Это Гитлер очень хорошо понимал, поэтому основной его целью с начала сентября, а может быть и раньше, был не штурм Ленинграда и даже не захват его пригородов, а захват Тихвина, там решалась судьба Ленинграда. Забирая все ударные силы Лееба под Москву, Гитлер оставил ему в составе 16-ой армии 10 пехотных, две моторизованных и две танковые дивизии. Укомплектованность дивизий личным составом и вооружением была не свыше 60 %. Вся группировка противника насчитывала около 140 тысяч человек, примерно 1000 орудий и миномётов калибром 75 мм и больше и около 200 танков. Этим силам немцев противостояла часть 54-ой армия Ленинградского фронта, 4-ая и 52-ая армии, находившиеся в непосредственном подчинении Ставки Верховного Главнокомандования. 54-ая армия защищала территорию западнее Тихвина – город Волхов, станция Войбокало. 4-ая и 52-ая армии в составе 5-ти стрелковых и одной кавалерийской дивизии защищали территорию восточнее реки Волхов и сам Тихвин, занимая линию обороны около 130 км. Наступление немцев началось 16 октября 1941 года на широком фронте от Новгорода до Волхова. Главный удар немцы наносили по направлению на города Грузино, Будугощь и Тихвин, вспомогательный – на Малую Вишеру. Для наступления на Тихвин было выделен 39 корпус в составе двух танковых, двух моторизованных и четырех пехотных дивизий. Имея полуторное превосходство в людях и более, чем двукратное превосходство в танках и артиллерии, немцы к 20 октября прорвали оборону 4-ой и 52–й армий. Вот как описывает начало операции Польман: «После того как наступление на Ленинград было окончательно прекращено, немецкое командование разработало план падения города за счёт широкомасштабной операции 16-ой армии. С этой целью в распоряжение армии были предоставлены все имевшиеся в наличии силы Северного фронта. Реку Волхов следовало форсировать широким фронтом. Основной удар должен быть нанесён 39-ым танковым корпусом с целью захвата Тихвина и соединения с финскими войсками, стоящими на реке Свирь. 1-ый армейский корпус должен был спуститься вниз по Волхову и, пройдя Волховстрой, достигнуть Ладожского озера. Если бы эта операция удалась, то Ленинград должен был капитулировать». В короткий срок немецкие войска захватили большую территорию восточнее и севернее реки Волхов, 25 ноября немцы были в 6 км от Волхова и непосредственно вблизи железнодорожной станции Войбокало. 8 ноября немцы захватили Тихвин, перерезав железную дорогу Москва-Волхов, что фактически означало полную блокаду Ленинграда.

Срочно проложенная севернее Тихвина военно-автомобильная дорога никак не могла решить проблему доставки грузов в Ленинград. «Пока Тихвин находился в руках немцев, до ближайшего пункта железной дороги доходила плохая сухопутная дорога длиной 380 км» (Польман). Впрочем, при дальнейшем наступлении немцев и эта дорога могла бы быть перерезана. Поэтому 8 ноября Гитлер заявил: «Никто не сможет прорвать кольцо. Ленинград обречён на гибель от голода». Как отмечают многие авторы, громадные потери ленинградцев от голода произошли оттого, что в течение одного месяца не поступало продовольствие через Тихвин. Наше командование понимало значение Тихвина, и для его освобождения были направлены значительные силы. Ставка направила туда четыре дивизии Ленинградского фронта, три из своего резерва и одну из резерва Северо-Восточного фронта. Из состава Ленинградского фронта две дивизии были переброшены самолётами непосредственно под Тихвин, две дивизии и бригада морской пехоты были переправлены в условиях штормовой погоды Ладожской военной флотилии по Ладожскому озеру для усиления 54-ой армии. «Между тем противник подтянул к этому району (Тихвина) превосходящие по силе войска силами шести дивизий против одной немецкой дивизии, так что город почти был окружён. Советские войска всё сильнее нажимали на фланги Тихвинского клина, а к этому времени полностью вступила в свои права настоящая русская зима. Уже в ноябре было отмечено 40 градусов мороза, а в последующем – до 50 градусов. У немецких солдат вообще не было опыта ведения боевых действий при низких температурах. Войска абсолютно не были готовы к таким условиям в отношении одежды, снаряжения и транспорта. Наряду с боевыми потерями немецкие войска теряли много солдат из-за обморожения, кроме того отказывали двигатели и автоматическое оружие» (Польман). Ослабленные силы немцев были на исходе. Без зимнего обмундирования они несли гораздо большие потери от мороза, чем от нашего оружия. 8 декабря нашими войсками был освобождён Тихвин. Мерецков, назначенный вначале командующим 52-ой армии, а затем и командующим 4-ой армии, по существу, командующим Волховским фронтом, создание которого было официально оформлено Ставкой ВГК от 17 декабря 1941 года, в своих воспоминаниях рассказывает, как ему удалось организовать разрозненные отряды Красной армии в организованную армию и добиться благодаря этому освобождения Тихвина, а также отмечает, что «немецкие госпитали были завалены обмороженными немецкими солдатами. По большому счёту, Мерецков выполнил поставленную перед ним задачу – взял город Тихвин и этим действительно спас Ленинград от гибели от голода, а вот Жуков и его ставленники Хозин и Федюнинский не смогли осуществить даже весьма условный «прорыв» блокады Ленинграда через Невский пятачок, не говоря о действительном прорыве блокады с освобождением всей железной дороги Ленинград-Мга-Волхов, на что у них сил и возможностей было больше, чем у Мерецкова. Почему большинство авторов в своих произведениях не хотят признать заслуг нашего верного союзника – русского мороза, приписывая все заслуги в успехах только нашим военачальникам и их умелому руководству, которое у них в это время было, в основном, малоэффективным? Конечно, от сильных морозов страдали и наши солдаты, но, учитывая опыт финской войны, они были теплее одеты, наша техника была лучше, чем немецкая, приспособлена к сильным морозам.

Таким образом, под Тихвином сработали два фактора, которые в сумме и принесли нам успех: во-первых, наше командование, хорошо понимая решающую роль Тихвина в обороне всего северо-запада, в том числе и Ленинграда, выделило значительные, хорошо экипированные силы для его освобождения; а во-вторых, это сильные морозы, в результате которых большинство немецких солдат под Тихвином получили обморожение, многие насмерть, а также вышла из строя техника и автоматическое оружие. А главное, если бы наши войска не остановили летом немецкую армию под Лугой и под Смоленском, то немецкие войска по плану «Барбаросса» должны были бы находиться в это время на тёплых зимних квартирах в Москве. Освобождение Тихвина было вторым, после разгрома немцев под Москвой, самым главным стратегическим успехом наших войск в 1941 году. Если бы Тихвин не был освобождён нашими войсками, то действительно, Ленинград пал бы от голода, вот тогда бы действительно пришлось бы уничтожать всё, что только удалось бы уничтожить, в том числе и Балтийский флот. То, что немцам пришлось оставить такой стратегически важный железнодорожный узел, показывало, что у всей группы «Север» не осталось больше резервов. 16 декабря Гитлер был вынужден подписать приказ: «Группе армий «Север» отступить на рубеж на реке Волхов и сражаться до последнего солдата».

В результате контрнаступления наших войск противнику пришлось с большими потерями оставить значительную территорию. Немцам удалось остановить наше наступление вдоль реки Волхов севернее города Кириши и вдоль железной дороги Кириши-Мга. Немцы вернулись примерно на исходные позиции, на которых они находились до их наступления 16 октября. Как видно, там оставались укрепления, сделанные немцами до их наступления. Если бы в это время вместо бесполезных попыток прорваться через Невский пятачок мы нанесли бы удар из района Сапёрный-Колпино при поддержке тяжёлых танков КВ, броню которых не пробивала артиллерия немцев, то успех был бы несомненен. Развивая успех, можно было бы не только деблокировать Ленинград, но и совместно с разгромом немцев под Тихвином сокрушить все силы немцев под Ленинградом, разгромить группу армий «Север». У нас в это время в Ленинграде были силы, значительно превышающие силы немцев (напоминаю, что в составе 18-ой немецкой армии, действующей против войск Ленинградского фронта, находилось всего 10 пехотных дивизий, рассредоточенных на громадной линии фронта). Учитывая, что немецкие дивизии в боях на подступах к Ленинграду понесли значительные потери – не менее 40 % – общие силы 18-ой армии в октябре-ноябре до прихода подкреплений из Европы были около 100 тысяч человек. У нас в это время в составе 8-ой, 42-ой, 55-ой, 54-ой и Невской оперативной группы находилось примерно 30 дивизий и большие резервы их пополнения. И это были элитные части морской пехоты, войск НКВД, курсантов военных училищ и частей, имеющих боевой опыт в предыдущих сражениях.

Но все эти части были брошены на «расстрел» на Невский пятачок. Кировский (Путиловский) завод выпустил значительное количество тяжёлых танков КВ, которые так и не были использованы в боевых действиях. Если бы эта элитная армия не была бы так бездарно уничтожена, то события под Ленинградом пошли бы совсем по другому сценарию. Блокада могла бы быть прорвана в начале ноября, когда основные силы немцев были брошены под Москву, а подкрепления из Европы ещё не подошли. В нашей печати и у Жукова неоднократно утверждалось, что у нас в период ожесточённых боев в сентябре 1941 года не было резервов. Но тогда спрашивается, откуда же взялись те 200 тысяч, которые мы впоследствии потеряли на Невском пятачке и примерно столько же под Синявинскими высотами? Более 120 тысяч военных умерли от голода и связанных с ним болезней зимой 1941-42 года, а в ноябре они тоже могли участвовать в деблокаде Ленинграда. Кроме этих сил, из Ленинграда были выведены значительные силы и брошены на оборону Москвы и на усиление 54-ой армии и под Тихвин. Жуков говорит о героических действиях и стойкости морской пехоты, переброшенной из Ленинграда, под Москвой. Но возьмём официальную цифру потерь – двести тысяч. Основные потери на пятачке пришлись на время с момента высадки десанта – 20 сентября 1941 года – по конец года. Цифра потерь – около 200 тысяч – стратегически чрезвычайно большая цифра. Напоминаю, что численность всего Ленинградского фронта, который противостоял очень могучей в то время группе войск «Север», на 16 августа 1941 года составляла 300 тысяч. Таким образом, такое дополнительное количество элитных войск могло не только прорвать оборону немцев и снять блокаду Ленинграда, но и нанести сокрушительное поражение всей группе «Север», устроить полный разгром немцев под Ленинградом. Слившись с разгромом немцев под Москвой, разгром под Ленинградом мог изменить всю стратегическую обстановку в войне с Германией. Но вместо этого было подведение под расстрел громадной армии и страшнейшая блокада Ленинграда. Наш долг перед павшими героями – найти истинных виновников трагедии, только делавших видимость старания прорвать блокаду, а на самом деле стремившихся сохранить героическую оборону, показывающую всему миру образец мужества и стойкости.

Лееб в конце 1941 года заявляет: «Гитлер ведёт себя в России так, как будто он действует с ними заодно», и в начале 1942 года, заявив: «Я не могу и не хочу больше нести за это ответственности», он подаёт рапорт об отставке сам, вопреки заявлению Жукова, что Лееба снял Гитлер. Ясно, что если бы мы осенью-зимой 1941 года нанесли немцам удар в районе села Ивановское или Колпино хотя бы частью тех сил, которые мы уничтожили руками немцев на Невском пятачке и под Синявинскими высотами, то успех был бы обеспечен. И с этого момента с героической блокадой Ленинграда было бы покончено. Но, переиначивая высказывание Лееба о Гитлере, можно сказать, что под Ленинградом «Сталин и Жуков вели себя так, как будто они с немцами были заодно».

И надо сказать, что в этом они даже намного переплюнули Гитлера.

3. Любаньская и другие операции 1942 года

После разгрома немцев под Москвой и проведения успешной Тихвинской операции Сталин на заседании Ставки от 5 января 1942 года приказал разработать план всеобщего наступления от Баренцева до Чёрного морей. Как писал впоследствии немец Х. Польман: «Сталин совершил ту же ошибку, что и Гитлер: он хотел наступать везде и поэтому нигде не добился решающей победы». Сталин в первый год войны, после больших наших неудач, перестал доверять нашим командующим и стал вмешиваться до мелочей в их командование (впрочем, так до конца войны поступал и Гитлер). Командующие же, и, в первую очередь, Мерецков, побывавший в первые дни войны в застенках Берии, боялись проявить инициативу, которой мог бы быть недоволен Сталин. По требованию Сталина был разработан план разгрома немцев под Ленинградом. План, на мой взгляд, вполне реальный. Соотношение наших живых сил и техники и немецких было больше чем в полтора раза в нашу пользу. Намечалось в начале января 1942 года атаковать немцев двумя сходящимися ударами на Любань, окружить крупную Любань-Чудовскую группировку немцев. Находившаяся под общим руководством командующего Волховским фронтом Мерецкова Вторая ударная армия во главе с генерал-лейтенантом Соколовым должна форсировать реку Волхов между Чудовым и Новгородом и продвигаться по направлению к станции Любань. 54-ая армия Ленинградского фронта под руководством генерал-лейтенанта Федюнинского из района станции Погостье должна была взять Любань и соединиться со Второй ударной армией. Но сразу напрашивается вопрос: почему не планировался удар со стороны внутренней обороны Ленинграда от города Колпино? Такой удар, учитывая, что у немцев в этот период практически не было резервов, мог поставить их в весьма затруднительное положение. Но нет, опять, со стороны внутренней обороны наступление не планируется. План стал трещать по швам почти сразу, в основном, потому, что мы ещё не научились воевать лучше, чем немцы, а главное, потому что Сталин совершенно не дал времени на подготовку к операции. 54-ая армия ещё не оправилась и не подкрепилась после громадных потерь при штурме станции Погостье. Вот как описывает Н. Н. Никулин – участник боевых действий по овладению станцией Погостье, которое предшествовало Любаньской операции: «На юго-востоке от Мги, среди лесов и болот затерялся маленький полустанок Погостье. Несколько маленьких домиков на берегу чёрной от торфа речки, кустарники, заросли берёз, ольхи и бесконечные болота. А между тем здесь происходила одна из кровопролитнейших битв Ленинградского фронта. В военном дневнике начальника штаба сухопутных войск Германии это место постоянно упоминается в период с декабря 1941 года по май 1942 года, да и позже, до января 1944 года. Здесь начиналась так называемая Любаньская операция… Мы приехали под Погостье в начале января 1942 года ранним утром. Снежный покров расстилался на болотах. Чахлые деревья поднимались из сугробов. У дороги тут и там виднелись свежие могилы – холмики с деревянным столбиком у изголовья. В серых сумерках клубился туман. Температура была около тридцати градусов… Раненный рассказал нам, что очередная атака на Погостье захлебнулась и что огневые точки немцев, врытые в железнодорожную насыпь, сметают всё живое шквальным пулемётным огнём. Подступы к станции интенсивно обстреливают артиллерия и миномёты. Головы поднять невозможно… В армейской жизни под Погостье сложился между тем своеобразный ритм. Ночью подходит пополнение: пятьсот – тысяча – две-три тысячи человек. То моряки, то маршевые роты из Сибири, то блокадники (их переправляли по замёрзшему Ладожскому озеру). Утром, после редкой артподготовки, они шли в атаку и оставались лежать перед железнодорожной насыпью. Двигались в атаку черепашьим шагом, пробивая в снегу траншею, да и сил было мало, особенно у ленинградцев. Снег стоял выше пояса, убитые не падали, застревали в сугробах. Трупы засыпало свежим снежком, а на другой день была новая атака, новые труппы, и за зиму образовались наслоения мертвецов, которые только весной обнажились от снега – скрюченные, перекорёженные, разорванные, раздавленные тела. Целые штабеля… Штабеля трупов у железной дороги выглядели пока, как заснеженные холмы, и были видны лишь тела, лежащие сверху. Позже, весной, когда снег растаял, открылось всё, что было внизу. У самой земли лежали убитые в летнем обмундировании – в гимнастёрках и ботинках. Это были жертвы осенних боёв 1941 года. На них рядами громоздились морские пехотинцы в бушлатах и в широких, чёрных брюках (клёшах). Выше – сибиряки в полушубках и валенках, шедшие в атаку в январе-феврале. Ещё выше – политбойцы в ватниках и тряпичных шапках (такие шапки давали в блокадном Ленинграде). На них – тела в шинелях, масхалатах, с касками и без них. Здесь смешались труппы солдат многих дивизий, атаковавших железнодорожное полотно в первые месяцы 1942 года. Страшная диаграмма наших успехов». Так кто же руководил этим безумием? Это был командарм 54-ой армии Федюнинский, любимец Жукова, которого он вместе с Хозиным привёз в Ленинград на самолёте 13 сентября 1941 года и которого он рекомендовал поставить во главе Ленинградского фронта, но Сталин назначил командующим Хозина. Хозин вначале совместно с Мерецковым, а затем единолично руководил Любаньской операцией и успешно её завалил, взвалив неудачу на Власова. Вот только с такими военачальниками Жуков и мог работать и вот только такие военачальники его впоследствии прославляли. Спрашивается, а взять Погостье другим путём было нельзя? Но ведь позиции немцев на Погостье были открыты – они располагались на железнодорожном полотне, и нигде в другом месте не могли быть, так как вокруг были болота. Надо было только сосредоточить на этом участке больше артиллерии и, не жалея снарядов, смести эти укрепления. Мог быть и другой вариант. Немцы не могли оборудовать укрепления по всей железной дороге, надо было прорваться в другом месте и окружить Погостье.

На Волховском фронте вначале операция началась неудачно. Второй ударной армии не удалось форсировать реку Волов. Тогда Соколов был заменён более опытным генерал-майором Клыковым, которому удалось прорвать оборону немцев и, пройдя 75 км, выйти к Любани на расстоянии 10 км от неё, перерезать железную дорогу Новгород-Павловск и подойти к станции Чолово железной дороги Батецкая-Павловск. Федюнинский же, потеряв почти весь состав 54-ой армии, не смог выполнить приказ Сталина взять Любань, хоть и был от неё на расстоянии 10 км, то есть расстояние между двумя группировками оставалось 20–25 км. Но на этом наши успехи кончились – немцы ударами во фланги Второй ударной армии окружили её неплотным кольцом. Крупной ошибкой нашего Верховного командования было решение в разгар операции объединить под руководством Хозина Ленинградский и Волховский фронты в единый Ленинградский фронт. Наше командование слишком поздно поняло, что операция провалилась, и дало приказ ослабевшей от голода Второй ударной армии выходить из окружения. Заболевшего Клыкова пришлось заменить Власовым. Через узкий коридор шириной 1,5–2 километра ему удалось вывести большинство людей, всех раненых и значительное количество техники, но 6 июля немцы окончательно замкнули кольцо окружения, блокировав оставшуюся группу в составе 18–20 тысяч человек. Вины Власова в том, что он не сумел вывести всю группу, не было, но он узнал, что Мерецков хочет его арестовать и сделать «козлом отпущения», стал скрываться и попал в плен к немцам. Если бы к этому времени не было уничтожено на пятачке более 200 тысяч наших воинов, и был бы из района Колпина нанесён удар по направлению к Любани, то Любаньская операция закончилась бы успешно – были бы окружены две группировки немцев, Любань-Чудовская и Мгинско-Шлиссельбургская, а Ленинград деблокирован. Всего в Любаньской операции мы потеряли свыше 400 тысяч человек. Это очень большие потери, но проводить эту операцию, неплохую по замыслу, пытаясь разгромить всю группировку «Север», на мой взгляд, надо было. Другое дело, что она не удалась, так как немцы воевали грамотнее нас, а наше командование действовало не согласованно, однако в таких боях мы мужали, набираясь опыта. Возможно, если бы Сталин удовлетворил просьбы Мерецкова и Хозина и предоставил в их распоряжение три-четыре свежих дивизии, то обстановка могла бы измениться коренным образом. Состояние немецких сил было на пределе, а резервов у них не было. В дальнейшем, с подачи Мерецкова и Хозина, все эти неудачи свалили на Власова, хотя основную часть Второй ударной армии, всех раненых и большую часть тяжёлой техники ему удалось вывести из окружения. В окружение из общего числа Второй армии попало только 18–20 тысяч, но и то не все они были убиты или пленены. Немцы ведь не имели возможности прочесать все болота и леса, часть могла попасть к партизанам. В первые годы войны мы несли и более существенные потери, о которых даже нигде не упоминалось. Громадные потери в Любаньской операции понесла и 54-ая армия Федюнинского, которому было приказано «любой ценой» взять Любань. Во второй половине 1942 года наше командование решило провести операцию вблизи устья реки Тосны с захватом села Ивановское для дальнейшего наступления на Мгу. Для этого вблизи Колпина 23 июля был нанесён отвлекающий удар силами 268-ой дивизии и 220-ой танковой бригады, в результате которого были освобождены села (а вернее, места, где они раньше находились) Путролово и Ям-Ижора.

Затем эти части были отведены и направлены к устью реки Тосны. 19 августа 268-ая дивизия захватила село Усть-Тосно, форсировала реку Тосну и совместно с десантниками, переправленными на бронекатерах с правого берега, захватила часть села Ивановское. Значительное количество наших десантников при переправе с правого берега Невы на левый были расстреляны немцами. За первый день боёв 268-ая дивизия потеряла до 70 % личного состава. «Всего в операции было задействовано 5 дивизий, танковая бригада, отдельный танковый батальон, значительное артиллерийское и миномётное усиление и ВВС фронта» (В. В. Бешанов, «Ленинградская оборона»). В операции участвовала 136-ая дивизия под руководством легендарного тогда ещё полковника Н. П. Симонюка. В результате операции после захвата части села Ивановское был создан Ивановский пятачок, который не имел существенного значения в системе обороны Ленинграда. Мы в «трёхнедельных боях потеряли 20 800 убитыми и ранеными. Потери немецких войск были существенно ниже» (Ф. Хуземан, «На Тосне»). Конечно, если бы вместо отвлекающего удара в районе Колпино удар был бы основным, то результат его был бы для обороны гораздо полезнее. Но вины Говорова здесь не было: направление удара указывалось Ставкой и лично Сталиным. Опять удар через Неву с большими потерями на переправе, хотя в этом случае вообще десантная операция не требовалась десант высаживался на территорию, захваченную уже нашими войсками.

4. Операции «Искра» и «Полярная Звезда»

К началу 1943 года обстановка на фронте резко изменилась в нашу пользу, господство в воздухе перешло к нам. Впервые Ставкой под руководством маршала Тимошенко планируется широкомасштабная операция под кодовым названием «Полярная Звезда» по снятию блокады Ленинграда. По плану, на первом этапе операции встречными ударами Ленинградского и Волховского фронтов по направлению к станции Тосно окружаются все Мгинско-Шлиссельбуржские группировки немцев и освобождается весь участок северной железной дороги, то есть происходит действительный прорыв блокады Ленинграда. Впервые за всю блокаду Ленинграда планируется вести прорыв блокады с линии внутренней обороны Ленинграда – от Колпино. Одновременно войска Волховского фронта наносят удар с целью освобождения Новгорода. На втором этапе – полное снятие блокады Ленинграда, то есть немцы отгоняются на такое расстояние от Ленинграда, что не могут вести его артиллерийский обстрел. Сил и средств для успешного проведения операции «Полярная Звезда», планируемой на февраль 1943 года, вполне хватало. Но тут Жуков предлагает, и Сталин разрешает в январе 1943 года провести менее масштабную и совершенно ненужную операцию «Искра», так как все поставленные в ней задачи попутно без всяких дополнительных затрат решала операция «Полярная Звезда».

В операции «Искра» планируется одновременное встречное наступление Второй ударной армии генерал-лейтенанта В. З. Романовского (Волховский фронт) и 67-ой армии генерал-лейтенанта М. П. Духанова (Ленинградский фронт) с форсированием Невы.

Состав сил. Основной ударной силой Ленинградского фронта являлась 67-ая армия, построенная перед наступлением в два эшелона. Первый эшелон: 45-ая гвардейская дивизия, 268-ая. 136-ая и 86-ая стрелковые дивизии, 61-ая танковая бригада, 86-ой и 118-ой танковые батальоны. Второй эшелон: 13-я и 138-ая стрелковые дивизии, 103-я, 123-я и 142-ая стрелковые бригады. Армейский резерв: 46-ая СД, 11-ая, 55-ая и 138-ая бригады, 34-ая и 35-ая лыжные бригады. Наступление поддерживали 1870 орудия и миномёта и 414 самолётов.

Ударную группировку Волховского фронта составляли Вторая ударная армия и часть сил 8-ой армии. Первый эшелон: 128-ая, 372-ая, 256-ая, 327-ая, 314-ая и 376-ая стрелковые дивизии, 122-ая танковая бригада, 32-ой танковый полк прорыва и 4 танковых батальона.

Второй эшелон: 18-ая. 191-ая, 72-ая, 11-ая и 239-ая стрелковые дивизии, 16-ая, 98-ая и 185-ая танковые бригады. Резерв фронта: 147-ая СД, 22-ая стрелковая и 11-ая, 12-ая, 13-ая лыжные бригады. Ударную группировку 2-ой ударной и 8-ой армии поддерживала артиллерия – 2885 орудий и миномёта калибром 76 мм и выше, из них в полосе 2100 стволов и практически все силы 14-го воздушного флота. Средняя плотность артиллерии составляла 180 орудий на километр фронта.

Всего ударные силы двух фронтов насчитывали 302 800 солдат и офицеров, около 4900 орудий и миномётов (калибра 76 мм и выше), более 600 танков и 809 самолётов.

Немецкую оборону Шлиссельбургско-Синявинского выступа осуществляли:

В полосе наступления 67-ой армии были 170-ая пехотная дивизия, один полк 227 ПД и один полк 5-ой горнострелковой дивизии.

В полосе наступления 2-ой Ударной армии и частей 8-ой армии – 227-ая ПД (без одного полка), 1-ая ПД и по одному полку из 227-ой ПД и 207-ой охранной дивизии. Невский пятачок блокировала немецкая 96-ая пд. Всего немцы имели – 700 орудий и миномётов, примерно 50 танков и 200 самолётов.

Таким образом, против пяти немецких дивизий и двух полков было направлено 18 дивизий и примерно 6 танковых и 3 стрелковых бригады и несколько ещё полков и батальонов. Выделено громадное количество снарядов и мин.

В своих мемуарах Жуков пишет: «Здесь до сих пор удерживается плацдарм – пятачок, захваченный в первый месяц блокады (это был уже Невский пятачок-2, так как пятачок-1 был оставлен нами в феврале 1942 года). Но теперь на этом пятачке проходило одно из направлений вспомогательных ударов Ленинградского фронта». И опять Жуков лукавит. Если пятачок предназначался для вспомогательного удара, то зачем туда послали две дивизии 67-ой армии, 45-ю гвардейскую дивизию и 46-ю дивизию из резерва? Скорее всего, с него и планировался основной удар в операции. Впрочем, и вспомогательный удар также не получился. Немцы выделили против двух наших дивизий дополнительно два полка, которые отразили натиск двух наших дивизий, которые таким образом, практически не участвовали в операции «Искра». В пользу рассуждений о том, что с пятачка планировался основной удар, говорит сам факт его создания. Сам Жуков понимал трудности и риска штурма через Неву. В своих мемуарах он пишет: «Особенно мощной была оборона противника на левом берегу Невы. Укрепившись здесь, гитлеровцы имели перед собой открытое пространство шириной до 800 метров. Даже замёрзшая река представляла собой чрезвычайно сильную преграду, так как на льду не было никаких укрытий. Она просматривалась и простреливалась с занятого противником крутого обрывистого берега, высота которого на участке прорыва составляла от 5 до 12 метров. Гитлеровские войска усилили это естественное препятствие густой сетью противотанковых заграждений и минных полей». Жуков просто смакует, рассказывая о трудностях штурма левого берега Невы через широкую реку. Но зачем весь этот героизм? Жуков прямо напоминает некоторых альпинистов. Бывают такие горы, на вершину которых с трёх сторон, как говорится, младенец заползёт, а вот с четвёртой можно добраться с громадным риском. И некоторые альпинисты с риском для жизни штурмуют именно эту сторону. Но война не спорт, и перед полководцами стоят задачи выиграть сражение с наименьшими потерями.

Спрашивается, если ты представлял все трудности прорыва на этом участке, то зачем ты планировал там прорыв? Необходимости прорыва там не было. Почему это не мог сделать один Волховский фронт, перед которым не было Невы? А совместно с Ленинградским фронтом, наступать на Мгу восточнее железной дороги, а Ленинградский фронт также навстречу вдоль железной дороги от района станции Сапёрная, окружить всю Мгинско-Шлиссельбургскую группировку с освобождением всего занятого немцами участка северной железной дороги. Вот это тогда был бы действительный прорыв блокады Ленинграда. Сил и средств выполнить такую операцию с меньшими потерями было предостаточно.

Сам Жуков, предвидя возможную неудачу операции через Неву, находился в расположении 2-ой ударной армии, чтобы в случае неудачи операции через Неву свалить вину на Говорова и Духанова.

Вот как Жуков описывает начало операции «Искра» со стороны Волховского фронта: «Наконец, все мероприятия по подготовке операции были закончены. Наступило утро 12 января 1943 года. Мы с генералом В. З. Романовским прибыли на наблюдательный пункт Второй ударной армии. Он был расположен совсем недалеко от переднего края, и оттуда хорошо просматривалась ближайшая глубина обороны противника. Над позициями немецко-фашистских войск поднимались многочисленные дымки. Солдаты, нёсшие службу ночью, когда обычно действовала наша разведка, теперь готовились к отдыху и усиленно топили печки» 17 апреля 2010 года по каналу «Россия-1» показывали передачу «Освободители. Разведчики». В ней рассказывалось, что немцы топили свои печки только ночью и сухими дровами, дающими мало дыма, а днём на нежилых болотах разводили костры, дающие много дыма, чтобы ввести нас в заблуждение. Непонятно, почему Жуков об этом не знал? Далее Жуков пишет: «В этом сражении нам удалось достигнуть тактической внезапности. Два часа бушевал огненный ураган… Над землёй то тут, то там появлялись серые, быстро оседающие на сильном морозе облачка – испарения от вскрытых огнём болот. На каждый квадратный метр участка прорыва падало два-три артиллерийских и миномётных снаряда. Хорошо подготовленная атака принесла «желаемые результаты». Но спрашивается, была ли эта атака так хорошо подготовлена, как её описал Жуков? Весьма сомневаюсь. Во-первых, навряд ли мы могли хорошо разведать позиции противника, если сам Жуков принял ложные костры за настоящие позиции немцев и если «снаряды вскрывали болота». Во-вторых, у немцев была разветвлённая сеть оборонительных сооружений, по которым они сразу отходили вглубь после начала артподготовки и по окончанию которой возвращались на передовые позиции. А главное, что именно на том направлении, где находился Жуков, наши войска не смогли прорвать позиции немцев, и первоначальный план операции «Искра» не был выполнен. Сравни две приведённые схемы. Да, трудности штурма левого берега Невы Жуков описал очень правильно. Очень красочно описал артподготовку. Ну а результаты? Наступающим с Невского пятачка 45-ой и 46-ой дивизиям не удалось даже прорвать кольцо блокады пятачка. Наступающая на левом фланге 86-ая стрелковая дивизия была встречена мощным артогнём и откатилась обратно, оставив на льду Невы свыше трёх тысяч трупов. И только в районе Марьино (это между городами Кировск и Шлиссельбург) 136-ой дивизии Симоняка и 268-ой дивизии Борщёва удалось спринтерским броском пересечь Неву и ворваться в расположения немцев до того, как они возвратились на передовые позиции после окончания нашей артобработки. Но и эта операция могла бы провалиться, если бы оркестр, по сигналу которого начался бросок, не заиграл бы «преждевременно». И вообще, вся операция по преодолению Невы могла бы сорваться, если бы немцы догадались поставить под лёд фугасы и взорвать их перед нашими наступающими войсками. Как пишет сам Жуков, противник оказывал нам ожесточённое сопротивление. На основном участке наступления 2-ой Ударной армии по направлению на Синявино все наши атаки немцами были отражены, и только севернее этого участка частям 2-ой Ударной удалось немного продвинуться вперёд. Вся операция могла бы вообще провалиться, если не успешные действия дивизий Борщёва и Симонюка. 136-ая дивизия Симонюка прошла с боями большую часть захваченной территории от Невы до соединения с частями 2-ой Ударной армии в районе рабочих поселков № 1 и № 5. 268-ая дивизия Борщева, которую немцы пытались сбросить обратно в Неву, отвлекла на себя значительные силы немцев, что способствовало относительному успеху операции «Искра».

Особенно тяжёлые бои развернулись за Синявинские высоты, которые так и не удалось захватить. За 10 дней боёв за Синявинские высоты ниши войска потеряли 43 тысячи человек. Жуков в своих мемуарах не пишет о потерях в этом сражении, а они были огромны: около 34 тысяч убитыми и свыше 81 тысячи ранеными (около 38 процентов от общего числа наших войск), немцы потеряли свыше 12 тысяч убитыми. Наши потери могли бы быть ещё больше, если бы Симоняк выполнил указание Жукова штурмовать Синявинские высоты. На вопрос Жукова «Почему Симоняк не штурмует Синявинские высоты? Именно оттуда немцы задерживают наступление 2-ой ударной армии» Симоняк ответил: «По той же причине, по которой 2-ая Ударная армия их не штурмует. Подступы проходят через болота, потери будут большие, а результаты маленькие». «Толстовец какой-то! Непротивленец! – кричал Жуков. – Какие же это трусы у вас не хотят воевать? Кого надо выгнать?» Но Симоняк ответил сердито, что в 67-ой армии трусов нет. «Скажи, какой умник! – резко прервал Жуков. – Приказываю штурмовать высоты!» «Товарищ маршал, – возразил Симоняк. – Моя дивизия в подчинении у командующего Ленинградским фронтом генерала Говорова. Я от него получаю приказы». Жуков повесил трубку. Но приказа штурмовать Синявинские высоты Симоняк не получил» (Г. Солсбери).

Синявинские высоты – это ещё одно место массовой гибели наших бойцов. Пять раз мы безуспешно пытались мы захватить эти высоты, (в каждой такой попытке могло быть несколько отражённых немцами атак), препятствующие движение по шоссейной и строящейся железной дороге, и каждый раз откатывались, оставляя в болотах тысячи наших бойцов. И только в шестой раз 15 сентября 1943 года, благодаря системе артиллерийской поддержки, разработанной Говоровым, уже командиру бригады Симоняку удалось захватить Синявинские высоты.

Жуков пишет: «Прорыв Ленинградской блокады явился большим военно-политическим событием». На самом деле успехи были более чем скромными. План операции не был выполнен, и для окончательного его выполнения прошло несколько месяцев, Синявинские высоты были захвачены только 15 сентября. Путём сверхгромадных потерь удалось сделать то, что Геберт Лох предлагал своему командованию сделать осенью 1941 года – без боя дать Шлиссельбург, так как по бездорожью этого района снабжение Ленинграда было практически невозможно. Только не оправдались опасения Лоха, что войска гарнизона Шлиссельбурга будут окружены. Войска действительно были окружены, но им удалось вырваться из окружения.

Первоначальный план операции «Искра» не был выполнен. Смотри и сравни схему № 17 – решения командующих фронтами и схему № 18 – фактическое выполнение плана операции «Искра». По плану наши войска должны были дойти до правого берега реки Мойки[5], расстояние от которой до Шлиссельбурга было 15–16 км. А так удалось освободить узкую полоску земли шириной около 8-10 километров, которая практически не улучшала положение осаждённого Ленинграда. Как не улучшала? Докажем, что улучшала. Прикажем построить железную дорогу, и будем по ней доставлять грузы осаждённому Ленинграду. По болотам прокладывается колея железной дороги в некоторых местах на расстоянии 3–4 км от позиций немцев и строится железнодорожный мост через Неву. Двигаться по уходящим в болото шпалам можно было только с очень малой скоростью. Из-за обстрелов немцев движение могло осуществляться только в тёмное время суток, а мы хорошо знаем, когда в Ленинграде летом бывает тёмное время суток.

Поезда почти непрерывно подвергаются воздействию авиации и артиллерии немцев, уничтожены десятки паровозов и сотни вагонов, построенный через Неву мост и полотно железной дороги неоднократно разрушаются. Снаряды и бомбы немцев вызвали 1200 серьёзных разрушений железнодорожного пути, повредили три тысячи шпал и около четырёх тысяч вагонов, погибло около 200 человек. Немного менее опасной дорога стала с 15 сентября 1943 года после освобождения Синявинских высот, с которых велось наблюдение и обстрел. Но приказ надо выполнять, и он выполняется, и можно рапортовать, что такое-то количество тонн груза благодаря героическому труду доставлено осаждённому Ленинграду. При этом скромно умалчивается, сколько людей и грузов уничтожили по пути немцы. Но зачем этот героизм? При полном господстве в воздухе все эти грузы без потерь самих грузов и их сопровождающих можно было доставлять по освоенному пути через Ладожское озеро. Поэтому, о каком даже частичном прорыве блокады Ленинграда может идти речь, если по «дороге Победы», называемой в годы войны «коридором смерти», мы несли громадные ненужные потери? Без освобождения примерно 30 км участка северной железной дороги Ивановская-Мга-Мишино нельзя говорить даже о частичном прорыве блокады Ленинграда.

Со второй половины 1942 года по дороге Жизни доставляется большое количество грузов, значительно повышается норма выдачи продуктов питания. Ленинград делает даже значительный запас продуктов. По дну Ладожского озера прокладывается свайный мост, строительство которого после выполнения операции «Искра» прекращается. Если бы этот мост был бы достроен, то он обладал бы высокой стойкостью. Только прямое попадание снаряда или авиабомбы, что было очень маловероятно, могло причинить ему незначительное легко устраняемое повреждение. Взрыв же бомбы в воде на дне залива был малоэффективен даже при взрыве вблизи от свай. Но строительство свайного моста было приказано закрыть, хотя доставка грузов через него была бы гораздо безопаснее и надёжнее, чем по проложенной по болоту в четырёх-пяти км от позиций немцев железной дороги. Так что вполне можно было бы обойтись без строительства цинично названной дороги «Победа», которой лучше подходило бы название дорога «Смерти». Просто проложенная дорога стала ещё одним источником напрасных потерь. Если в навигацию 1942 года через дорогу Жизни было провезено значительное количество грузов, то доставка их в 1943 году была значительно более безопасна и могла полностью покрыть потребности Ленинграда.

А как обстояло дело с операцией «Полярная Звезда»? Да, по приказу Сталина была попытка провести её. По этому плану впервые с сентября 1941 года планируется провести прорыв блокады Ленинграда с внутренней линии обороны – из района Колпино по направлению к станции Тосно. План этот был бы очень хорошим, если бы перед этим не было бессмысленной операции «Искра». Потеряв громадное количество бойцов и израсходовав почти весь боезапас в операции «Искра» (помните, Жуков писал, что на один квадратный метр падало 2–3 снаряда), операция «Полярная Звезда» была обречена на провал. Кроме того времени на её подготовку с момента окончания операции «Искра» не было. Операция «Искра» вообще не выполнила первоначальных задач: по плану должна была быть освобождена территория до правого берега реки Мойки. Эта задача – освобождение правого берега реки Мойки с деблокированием Невского пятачка с внешней стороны – была выполнена позднее. И при доработке операции «Искра» опять дополнительно большие потери. Таким образом, по вине Жукова Ленинград ещё на год остался в блокаде. Ну, а как Жуков? Только он один, как и замышлял, выиграл из всего случившегося. Плевать ему было на большие потери при проведении операции «Искра» и что Ленинград ещё на год остался в осаде по его вине. Ему досталась слава проведения первой успешной операции под Ленинградом. Он оповестил весь мир о прорыве блокады Ленинграда, Сталин вручил ему маршальскую звезду. Непонятно, почему и сейчас говорят о каком-то частичном прорыве блокады в 1943 году, а проложенную по болото вблизи позиций немцев дорогу, которую во время войны называли «коридором смерти», цинично переименовали в дорогу «Победы»? Операцию «Искра» надо считать крайне неудачным примером проведения военных операций, когда при громадном преимуществе в личном составе и в военной технике, при использовании громадного количества боезапаса, из-за плохой подготовки к операции, были допущены громадные потери своего личного состава при весьма ничтожных результатах операции. Операция была негодной и по замыслу и по исполнению.

Операцию «Полярная Звезда», разработанную Ставкой под руководством Тимошенко, Жуков постарался всеми мерами провалить. Продвинувшись примерно на 10 км и заняв станции Красный Бор и Поповка, наши войска вынуждены были остановиться, так как в это время немцы нанесли на юге мощный контрудар с захватом Харькова, и Ставка по приказу Сталина не выделила дополнительных сил. Но захват Красного Бора и Поповки показал, что там не было неприступных укреплений немцев и наступление с этого направления можно было вести и осенью 1941 года, и при проведении Любаньской операции. Но, если бы не было операции «Искра», то сил для проведения операции «Полярная Звезда» вполне хватало провести её и без дополнительных сил. Если бы это операция была бы успешно проведена, то невольно встал бы вопрос: зачем мы проводили ненужную операцию «Искра»? Ни Жуков, ни его защитники нигде даже и не вспоминают, что такая операция «Полярная Звезда» проводилась. Это один из примеров, когда свои мизерные интересы, Жуков ставил выше государственных интересов. Потеряв в операции «Полярная Звезда» ещё 130 тысяч, из них 40 тысяч убитыми (немцы потеряли около 78 тысяч), наши войска не добились поставленной цели по вышеуказанным причинам. В неудаче операции был обвинён Тимошенко, что весьма устраивало Жукова. Если бы операция «Полярная Звезда» окончилась бы успехом, то не было бы необходимости проводить и с 22 июля по 22 августа 1943 года и не достигнувшей своей цели кровавую Мгинскую операцию, в которой мы потеряли ещё около 80 тысяч человек, а немцы менее 50 тысяч человек. Таким образом, без данных о потерях при доработке плана операции «Искра» в феврале 1943 года с освобождением территории до правого берега реки Мойки с деблокированием Невского пятачка, наши войска потеряли: в операции «Искра» – около 125 тысяч, из них 34 тысячи убиты (немцы потеряли 12 тысяч человек); в операции «Полярная Звезда» – около 130 тысяч, из них 40 тысяч убиты (немцы потеряли около 78 тысяч); в Мгинской операции – около 80 тысяч (немцы около 50 тысяч). В сумме только в этих трёх операциях мы потеряли около 335 тысяч. Для проведения в феврале 1943 года успешной операции «Полярная Звезда» (без проведения ненужной операции «Искра») было достаточно сил, потерь было бы гораздо меньше суммарных в 333 тысяч, а результат гораздо весомее. Мы бы освободили весь захваченный немцами участок железной дороги Ленинград-Мга-Мишино, восстановилась бы действительная железнодорожная связь с «Большой землёй». Вот только тогда можно было бы говорить о частичном прорыве блокады Ленинграда.

5. Снятие блокады Ленинграда

Серьёзная подготовка к прорыву блокады Ленинграда началась лишь к концу 1943 года. Операция осуществлялась войсками Ленинградского фронта под командованием Говорова и Волховского фронта под командованием Мерецкова.

У Говорова было больше, чем у противника, пехоты – в три раза, артиллерии – в четыре раза, танков и самоходных орудий – в шесть раз.

У Мерецкова было в три раза больше пехоты и артиллерии, в одиннадцать раз больше танков и самоходных орудий.

Не стану описывать ход сражений под Ленинградом – они достаточно хорошо описаны в различных произведениях. До анализа этих сражений, как я уверен, и у большинства интересующихся этими вопросами было мнение, что снятие блокады и дальнейшее освобождение Ленинградской, Новгородской и Псковских областей велось наилучшим образом. Мы успешно гнали врага и выгнали его за территории вышеуказанных областей. Но вот именно выгнали, штурмуя с громадными потерями хорошо укреплённые немцами районы под Ленинградом и Мгой. Основной массе войск группы «Север» удалось отступить и укрыться за хорошо укреплённые линии: «Пантера», протянувшейся вдоль рек Псковы, Черехи и Великой и по берегам Псковского и Чудского озёр, и «Танненберг», оборудованную немцами между Чудским озером и Нарвским заливом. Эти линии были оборудованы по всем правилам инженерного искусства: траншеи полного профиля по высотам, 8 бронекалпаков и 8-10 ДЗОТов на один км фронта, проволочные заграждения и минные поля. На танкоопасных направлениях – рвы глубиной до 3-х метров и шириной до 4-х метров. Укрывшись за этими линиями, немцы в дальнейшем оказали нам отчаянное сопротивление, довольно надолго задержав наше наступление на Прибалтику. Наши войска были остановлены под Нарвой более чем на полгода. И тут возникает вопрос, а нельзя ли было провести сразу более широкомасштабную операцию с окружением почти всей группы «Север», имея громадное превосходство в живой силе и технике, тем более что конфигурация линии фронтов прямо на это напрашивалась? Тогда общие наши потери были бы гораздо меньше, а результат гораздо весомее. Винить в этом командующих фронтами Говорова и Мерецкова нельзя, так как они могли действовать только по плану, разработанному Ставкой, где все решения принимал Сталин. Как пишет А. Н. Мерцалов: «Сталину были присущи одновременно авантюризм и осторожность, близкая к трусости. После Курска Сталин, как правило, воздерживался от операций по окружению». Небольшую группировку немцев всё же удалось окружить, так как на все просьбы командующего группой «Север» генерал-полковника фон Кюхлера отвести войска за линию «Пантера», Гитлер отвечал отказом. Но вину за неудачи Гитлер взвалил на Кюхлера, который был заменён фельдмаршалом Моделем. Во многом стиль руководства Гитлера мало чем отличался от стиля руководства Сталина, хотя Гитлер все же берёг своих солдат.