Воспламеняющая взглядом Кинг Стивен

4

Часы показывали десять минут первого. В терминале, несмотря на поздний час, было людно: военные, у которых заканчивалась увольнительная; спешащие женщины, подгонявшие капризных сонных детей; бизнесмены с мешками под глазами; длинноволосые туристы-подростки в высоких ботинках, некоторые с рюкзаками на плечах, пара – с зачехленными теннисными ракетками. Всемогущий голос по громкой связи объявлял о прибытиях и отлетах и вызывал людей.

Энди и Чарли сидели бок о бок возле столов с привинченными к ним телевизорами. Выкрашенные в черный цвет телевизоры были поцарапанные и потрепанные. Энди они напоминали зловещих, футуристических кобр. Он скормил им два последних четвертака, поэтому их не просили освободить места. Чарли смотрела канал, по которому в сотый раз показывали фильм «Новобранцы». Перед Энди телеведущий Джонни Карсон развлекал зрителей в компании Сонни Боно и Бадди Хэкетта.

– Папуля, я должна это делать? – второй раз спросила Чарли. Она едва не плакала.

– Я совершенно вымотался, лапочка, – ответил он. – У нас нет денег. И мы не можем оставаться здесь.

– Эти плохие люди уже идут сюда? – Она понизила голос до шепота.

– Я не знаю. – Бух, бух, бух в мозгу. Уже не вороной конь без седока. Теперь – почтовые мешки, наполненные острыми железными обрезками, которые швыряют из окна пятого этажа. – Но мы должны предполагать, что да.

– Как мне добыть деньги?

– Ты знаешь, – ответил он, помявшись.

Слезы начали собираться в уголках глаз Чарли, покатились по щекам.

– Это неправильно. Воровать – это неправильно.

– Я знаю. – Он не собирался с этим спорить. – Но и гнаться за нами – тоже неправильно. Я тебе все объяснял, Чарли. По крайней мере пытался.

– О маленьком плохом и большом плохом?

– Да, о меньшем и большем зле.

– У тебя правда сильно болит голова?

– Достаточно сильно, – ответил Энди. Не стоило говорить Чарли, что через час, возможно, через два голова будет болеть так, что он лишится способности связно мыслить. Какой смысл еще сильнее пугать ее? Незачем делиться с ней и своими страхами: на этот раз им уйти не удастся.

– Я попробую. – Она поднялась со стула. – Бедный папуля. – И поцеловала его.

Он закрыл глаза. Телевизор работал. Звук доносился издалека, с трудом прорываясь сквозь нараставшую боль в голове. Когда Энди вновь открыл глаза, Чарли превратилась в маленькую фигурку, одетую в красное и зеленое, напоминавшую елочное украшение, петлявшую среди людей, рассыпанных по залу.

Пожалуйста, Господи, пусть у нее все получится, подумал он. Не позволяй никому подойти к ней или испугать еще сильнее. Пожалуйста, и спасибо Тебе, Господи. Договорились?

И он вновь закрыл глаза.

5

Девочка в красных брючках стретч и зеленой блузке из вискозы. Светлые волосы до плеч. Так поздно, и, похоже, одна. В одном из тех мест, где на такую маленькую девочку могли не обратить внимания и после полуночи. Она проходила мимо людей, но по существу никто ее не видел. Если бы она плакала, к ней мог бы подойти сотрудник службы безопасности, чтобы спросить, не потерялась ли она, знает ли номер рейса, на который купили билеты ее мама и папа, и как их зовут. Но она не плакала и выглядела так, словно знала, что делает.

Она не знала – в точном смысле этого слова, – но четко представляла себе, что ей нужно. Им требовались деньги: так сказал папуля. Плохие люди приближались, а папуля плохо себя чувствовал. В таком состоянии он даже думал с трудом. Главное для него сейчас – лечь, и чтобы никто его не трогал. Чтобы он мог поспать, пока не уйдет боль. Но плохие люди могли прийти… люди из Конторы, люди, которые хотели исследовать их, чтобы понять, как они устроены… и посмотреть, можно ли их использовать, заставить делать что-то еще.

Она заметила бумажный пакет для продуктов, торчащий из урны, и взяла его. Чуть дальше нашла то, что искала: ряд телефонных автоматов.

Чарли стояла, глядя на них, и боялась. Боялась, потому что папуля снова и снова говорил ей: нельзя этого делать… с самого раннего детства это было Плохо. Она не всегда могла контролировать Плохое. Могла причинить вред себе, или кому-то еще, или множеству людей. Тот случай

(ох мамочка извини боль повязки крики она кричала я заставила мою мамочку кричать… и я никогда этого больше не сделаю… никогда… потому что это Плохо)

на кухне, когда она была совсем маленькой… но ей и теперь очень больно даже думать об этом. Это было Плохо, потому что если дать ему волю, оно распространялось повсюду. И это пугало.

Было и еще кое-что. Импульс, к примеру. Так это назвал папуля, импульс. Только ее импульс был куда сильнее, чем папин, а потом голова у нее никогда не болела. Но иногда потом… вспыхивал огонь.

Название для Плохого звенело у нее в голове, когда она стояла, нервно глядя на телефонные будки: пирокинез. «Ничего не поделаешь, – как-то сказал ей папуля, когда они еще жили в Порт-Сити и по глупости думали, что находятся в полной безопасности. – Ты – воспламенитель, лапочка. Большущая зажигалка “Зиппо”». Тогда ей это показалось забавным, и она рассмеялась, но теперь уже ничего забавного не видела.

Существовала и другая причина, по которой ей следовало обходиться без импульсов: о них могли прознать. Плохие люди из Конторы.

– Я понятия не имею, что именно они о тебе знают, – сказал ей папуля, – но я не хочу, чтобы они узнали еще больше. Твой импульс не похож на мой, детка. Ты не можешь заставить людей… изменить свое мнение, верно?

– Н-нет…

– Но ты можешь заставлять вещи двигаться. И если они сумеют разглядеть некую систему, а потом свяжут эту систему с тобой, наше положение станет еще хуже.

И это было воровство, то есть тоже Плохое.

Не важно. У папули болела голова, и им надо попасть в тихое, спокойное место, пока он еще может думать. Чарли двинулась к будкам.

Их было пятнадцать, с изогнутыми сдвижными дверями. Войдя в будку и закрыв дверь, ты словно оказывался в большой капсуле контака[6] с телефоном на стенке. Идя вдоль будок, Чарли видела, что большинство пусты. В одну с трудом втиснулась толстая женщина в спортивном костюме, что-то говорила, слушала и улыбалась. В третьей с конца будке молодой человек в военной форме сидел на маленьком стульчике. Дверь он оставил открытой, и его ноги торчали наружу. Молодой человек тараторил:

– Салли, подожди, я понимаю, что ты чувствуешь, но я могу все объяснить. Абсолютно. Я знаю… знаю… но если ты позволишь мне… – Он поднял голову, увидел девочку, которая смотрела на него, убрал ноги, задвинул изогнутую дверь, все единым движением, словно черепаха, убирающая голову и лапы под панцирь.

Выясняет отношения с подружкой, подумала Чарли. Наверное, бросил ее. Я никогда не позволю парню так поступить со мной.

Отдающийся эхом голос по громкой связи. Крыса страха в глубинах сознания, гложущая нервы. Ни одного знакомого лица. Она чувствовала себя одинокой и очень маленькой, по-прежнему тосковала по матери. Она собиралась украсть, но стоило ли придавать этому значение? Контора украла жизнь ее матери.

Чарли вошла в последнюю будку, похрустывая бумажным пакетом. Сняла трубку с рычага, прикинулась, будто говорит – привет, дедушка, мы с папулей только что приехали, все хорошо, – и сквозь стекло огляделась, чтобы понять, не наблюдают ли за ней. Никто не обращал на нее ни малейшего внимания. Неподалеку находилась лишь одна негритянка, получавшая через автомат страховой полис на полет, но она стояла спиной к телефонным будкам.

Чарли посмотрела на телефон-автомат и резко «толкнула» его.

От усилия она едва слышно крякнула и прикусила нижнюю губу: ей нравилось это ощущение сжатия. Нет, никакой боли она не чувствовала. «Толчки» доставляли ей удовольствие, и боялась она другого: полюбить эту опасную вещь.

Чарли послала новый импульс, совсем слабенький, и из щели возврата монет полился поток серебра. Она попыталась подставить пакет, но опоздала: большинство пятаков и десятицентовиков уже рассыпались по полу. Она наклонилась и принялась их собирать, то и дело поглядывая на зал через стеклянную дверь.

Собрав мелочь, Чарли перешла в следующую будку. Военный все говорил. Вновь открыл дверь, выставил ноги и закурил.

– Сал, Богом клянусь! Спроси своего брата, если не веришь мне! Он…

Чарли закрыла дверь своей будки, отсекая пронзительный голос. Даже в семь лет она могла отличить вранье от правды. Посмотрела на телефон-автомат, и мгновением позже тот выдал всю мелочь. На этот раз пакет оказался на месте вовремя, и монетки с музыкальным позвякиванием посыпались на дно.

Когда Чарли закончила, военный уже отбыл, и она перешла в его будку. Сиденье еще хранило тепло, и, несмотря на работающий вентилятор, внутри противно пахло сигаретным дымом.

Монетки высыпались в пакет, и Чарли перешла в следующую будку.

6

Эдди Дельгардо сидел на эргономичном стуле из жесткой пластмассы, смотрел в потолок и курил. Сука, возмущался он про себя. В следующий раз дважды подумает, прежде чем решит не раздвигать свои чертовы ноги. Эдди то, Эдди это, Эдди я больше не хочу тебя видеть, Эдди как ты можешь быть таким жесто-о-оким. Но он изменил ее мнение насчет этой древней присказки «я-больше-не-хочу-тебя-видеть». Он находился в тридцатидневном отпуске и теперь собирался в Нью-Йорк, Большое Яблоко, осмотреть достопримечательности и совершить турне по барам для одиноких. И рассчитывал, что по возвращении Салли сама станет большим, созревшим яблоком, созревшим и готовым упасть. С Эдди Дельгардо из Марафона, штат Флорида, отговорки вроде ты-совсем-меня-не-уважаешь не катили, и если она и впрямь поверила трепу, будто он сделал себе вазэктомию, это послужит ей хорошим уроком. А потом, если хочет, пусть бежит к своему братцу-деревенщине, школьному учителю. Эдди Дельгардо к тому времени будет сидеть за рулем военного грузовика в Западном Берлине. Он будет…

Его наполовину гневную, наполовину приятную цепь грез нарушило ощущение тепла, идущее от стоп. Словно пол внезапно стал горячее на десять градусов. И тепло это сопровождалось странным, однако знакомым запахом… Пахло еще не горелым, но… возможно, паленым?

Он открыл глаза и первым делом увидел девочку, семи или восьми лет, по виду изрядно уставшую, которая раньше крутилась около телефонных будок. Она несла большой бумажный пакет, подсунув руки под дно, словно внутри лежали продукты или что-то еще.

Но куда больше его занимала не девочка, а собственные стопы.

Тепло, которое он ощущал, сменилось жаром.

Эдди Дельгардо посмотрел вниз и закричал:

– Матерь Божья!

Его ботинки горели.

Эдди вскочил. Головы уже поворачивались к нему. Какая-то женщина, увидев огонь, отчаянно завопила. Два сотрудника службы безопасности, лениво болтавшие с кассиршей «Аллегени эйрлайнз», оглянулись, чтобы понять, в чем дело.

Эдди Дельгардо не обращал на это никакого внимания. Мысли о Салли Брэнфорд и будущей мести за отвергнутую любовь как ветром сдуло. Его армейские ботинки весело пылали. Занялись и манжеты зеленых брюк. Он понесся через зал, оставляя за собой дымный след, словно им выстрелили из катапульты. Женский туалет находился ближе, и Эдди, обладавший исключительно обостренным инстинктом выживания, врезался в дверь и без малейших колебаний проскочил внутрь.

Молодая женщина как раз выходила из кабинки, задрав юбку до талии и поправляя колготки. Увидела Эдди, человека-факел, и издала крик, который многократно усилили облицованные кафелем стены. «Что, что такое?» – послышалось из нескольких занятых кабинок. Эдди поймал закрывавшуюся дверцу платной кабинки до того, как та защелкнулась. Уперся руками в стенки, оторвал ноги от пола и опустил в унитаз. Послышалось громкое шипение, над унитазом поднялись клубы пара.

В туалет ворвались охранники.

– Эй, ты, не дергайся! – крикнул один, вытаскивая пистолет. – Выходи медленно, заложив руки за голову.

– Может, подождете, пока я вытащу ноги из унитаза? – огрызнулся Эдди Дельгардо.

7

Чарли вернулась, и снова в слезах.

– Что случилось, детка?

– Я добыла деньги, только… это опять вырвалось из меня, папуля… там был мужчина… солдат… я ничего не смогла с собой поделать…

Энди почувствовал нарастающий страх. Его притупляла боль в голове и шее, но он был.

– Ты… ты что-то подожгла, Чарли?

Она не смогла ответить, только кивнула. Слезы катились по ее щекам.

– Господи, – выдохнул Энди и заставил себя подняться.

Этого Чарли не выдержала. Закрыла лицо руками и безу тешно зарыдала, раскачиваясь взад-вперед.

Небольшая толпа собралась у женского туалета. Дверь распахнулась, но сначала Энди ничего не видел… а потом разглядел. Двое охранников, которые вбежали в женский туалет, вывели оттуда молодого крепкого парня в военной форме и направились к офису службы безопасности. Парень орал на охранников, точнее, преимущественно виртуозно бранился. Его брюки обгорели почти до колен, а в руках он нес два каких-то обуглившихся мокрых предмета: судя по всему, в недалеком прошлом – армейские ботинки. Все трое прошли в офис, дверь захлопнулась. Зал гудел от оживленных разговоров.

Энди снова сел, обнял Чарли. Думать он почти не мог. Мысли напоминали маленьких серебристых рыбок, плававших в безбрежном черном океане боли. Но он постарался сосредоточиться. Ему никак не обойтись без помощи Чарли, если они хотят выбраться из этой передряги.

– С ним все хорошо, Чарли. Он в порядке. Его просто увели в офис службы безопасности. А теперь расскажи, что случилось?

Глотая слезы, Чарли рассказала ему. Подслушанный разговор, мысли о солдате, подозрения, что он пытается обмануть девушку, с которой разговаривал.

– А потом, когда я возвращалась к тебе, я увидела его… и прежде чем сумела остановить… это случилось. Просто вырвалось, я могла причинить ему боль, папуля, я могла причинить ему сильную боль. Я его подожгла!

– Говори тише, – попросил ее отец. – И я хочу, чтобы ты послушала меня, Чарли. Я думаю, это самое обнадеживающее из случившегося в последнее время.

– Т-ты так думаешь? – В ее взгляде читалось искреннее изумление.

– Ты говоришь, это вырвалось из тебя. – Каждое слово давалось Энди с трудом. – Да, вырвалось. Но не так, как раньше. Вырвалось лишь чуть-чуть. Случилась опасная вещь, милая, но… ты могла поджечь ему волосы. Или лицо.

Чарли передернуло, она в ужасе отпрянула. Но Энди мягко повернул ее лицом к себе.

– Это происходит на подсознательном уровне и всегда направлено на тех, кто тебе неприятен. Но… на самом деле ты не навредила этому парню, Чарли. Ты… – Конец фразы растворился в боли. Продолжал ли он говорить? На секунду он утратил представление даже об этом.

Чарли все еще чувствовала Плохое. Оно носилось в ее голове, дожидаясь шанса вырваться, сделать что-то еще. Плохое напоминало маленькое, злобное и довольно глупое животное. Тебе приходится выпускать его из клетки, чтобы, к примеру, добыть денег из телефонов-автоматов… но оно может сделать что-то еще, что-то действительно ужасное…

(как с мамочкой на кухне ох мамочка извини)

прежде чем удастся загнать его обратно. Однако теперь это значения не имеет. Теперь она не будет думать об этом, теперь не будет думать…

(повязки моей мамочке придется носить повязки потому что я сделала ей больно)

ни о чем таком. Теперь главное – ее отец. Он буквально осел на стуле перед телевизором, его лицо исказилось от боли. Белое как бумага. И глаза налились кровью.

Ох, папуля, думала она, я бы поменялась с тобой местами, не глядя, если бы могла. У тебя есть что-то, причиняющее тебе боль, но оно не может выбраться из клетки. У меня есть что-то, что не причиняет мне никакой боли, но иногда я так пугаюсь…

– Деньги у меня, – сообщила Чарли. – Я обчистила не все телефоны, потому что пакет стал тяжелым, и я боялась, что он прорвется. – Девочка с тревогой смотрела на отца. – Куда мы пойдем, папуля? Тебе надо прилечь.

Энди сунул руку в пакет и начал медленно, пригоршнями пересыпать монеты в карманы вельветового пиджака. Он гадал, закончится ли когда-нибудь эта ночь. Больше всего ему хотелось сесть в такси, уехать в город и остановиться в первом же мотеле или гостинице… но он боялся. За такси очень легко проследить. А его не оставляло предчувствие, что мужчины из зеленого автомобиля совсем рядом.

Он постарался собрать воедино свои знания об аэропорте Олбани. Прежде всего это был аэропорт округа Олбани. И располагался он совсем не в Олбани, а в городе Колони. В Стране Шейкеров.[7] Разве дедушка не говорил ему, что эта территория когда-то называлась Страной Шейкеров? Или все они уже умерли? А как тут с шоссе? Платными автострадами? Ответ медленно всплыл на поверхность. Что-то такое здесь есть… какая-то «трасса». Северная или Южная.

Он открыл глаза и посмотрел на Чарли.

– Ты сможешь идти пешком, детка? Хотя бы пару миль?

– Конечно. – Она выспалась и чувствовала себя достаточно бодрой. – А ты сможешь?

Хороший вопрос. Он не знал.

– Постараюсь, – ответил Энди. – Думаю, мы должны добраться до автострады и попытаться уехать на попутке, милая.

– Автостопом?

Он кивнул.

– Выследить попутку очень сложно, Чарли. Если нам повезет, к утру мы будем в Буффало.

А если не повезет, будем голосовать на аварийной полосе, пока не подъедет зеленый автомобиль.

– Если ты думаешь, что это правильно. – В ее голосе слышалось сомнение.

– Идем. Помоги мне.

Гигантская стрела боли пронзила голову, когда Энди поднялся. Он покачнулся, закрыл глаза, открыл снова. Люди выглядели какими-то нереальными. Цвета казались слишком яркими. Мимо прошла женщина на высоких каблуках, и каждое соприкосновение каблука с полом отдавалось грохотом закрывшейся двери склепа.

– Папуля, ты уверен, что сможешь? – Она говорила тихо и очень испуганно.

Чарли, только Чарли выглядела нормальной.

– Думаю, смогу, – ответил он. – Пошли.

Они вышли через другую дверь. Носильщик, заметивший, как они приехали на такси, в тот момент выгружал чемоданы из багажника какого-то автомобиля, и пропустил их уход.

– Куда теперь, папуля? – спросила Чарли.

Он огляделся и увидел Северную трассу, изгибавшуюся дугой ниже и правее здания аэропорта. Оставалось только понять, как туда добраться. Их окружали дороги: эстакады, тоннели, подземные переходы, знаки «ПОВОРОТ НАПРАВО ЗАПРЕЩЕН», «ОСТАНОВИТЬСЯ ПРИ ВЫЕЗДЕ», «ТОЛЬКО НАЛЕВО», «ОСТАНОВКА ЗАПРЕЩЕНА». Огни светофоров мерцали в ночной тьме, будто не знающие покоя души.

– Думаю, туда, – ответил он, и они пошли вдоль здания аэропорта и подъездной дороги, пестревшей щитами «ТОЛЬКО ВЫСАДКА И ПОСАДКА». Тротуар заканчивался сразу за зданием. Большой серебристый «мерседес» безучастно прокатил мимо, и отраженный блестящими поверхностями свет натриевых фонарей заставил Энди поморщиться от боли.

Чарли вопросительно посмотрела на отца.

Энди кивнул.

– Идем по дороге, держимся как можно ближе к краю. Тебе холодно?

– Нет, папуля.

– Слава Богу, ночь теплая. Твоя мама бы…

Он прикусил язык.

Они ушли в темноту: крупный, широкоплечий мужчина и девочка в красных брючках и зеленой блузке. Девочка держалась за руку мужчины, словно ведя его за собой.

8

Зеленый автомобиль появился пятнадцать минут спустя и остановился у желтого бордюра. Из него вылезли двое мужчин, те самые, что на Манхэттене преследовали Энди и Чарли до такси. Шофер остался за рулем.

Неспешной походкой подошел местный коп.

– Здесь остановка запрещена, сэр. Если вы проедете…

– Мне можно, – прервал его водитель. Показал удостоверение. Коп взглянул на него, на шофера, вновь на фотографию на удостоверении.

– Извините, сэр. Мы что-то должны знать об этом?

– Наш приезд никак не связан с безопасностью аэропорта, – ответил шофер, – но, возможно, вы сумеете помочь. Видели сегодня кого-нибудь из этих людей? – Он протянул копу две фотографии: одна с Энди, другая – расплывчатая – с Чарли. Волосы Чарли на фотографии были заплетены в косички. Тогда ее мать еще не умерла. – Девочка сейчас старше примерно на год. Волосы короче. До плеч.

Коп внимательно всматривался в фотографии, тасуя их.

– Знаете, я уверен, что видел девочку. Светлые волосы, да? По фотографии определить сложно.

– Волосы светлые.

– А мужчина – ее отец?

– Не задавайте вопросов, и мне не придется лгать.

Коп почувствовал поднявшуюся волну неприязни к этому молодому парню с бесстрастным лицом, сидевшему за рулем неприметного зеленого автомобиля. Ему уже приходилось иметь дело с ФБР, ЦРУ и организацией, именуемой Конторой. Их агенты вели себя одинаково – безразлично наглые и пренебрежительные. Людей в синей форме они считали игрушечными. Но пять лет тому назад при попытке угона самолета в здешнем аэропорту именно «игрушечные» копы взяли похитителя, вооруженного гранатами, и передали «настоящим» копам, под охраной которых он и совершил самоубийство, вскрыв сонную артерию собственными ногтями. Отличная работа, парни.

– Послушайте… сэр, я спросил, отец ли он, чтобы узнать, есть ли семейное сходство. По этим фотографиям сказать трудно.

– Да, они похожи. Только волосы разного цвета.

Это я и сам понял, говнюк, подумал коп.

– Я их видел. – Он перевел взгляд с фотографий на водителя зеленого автомобиля. – Он – крупный мужчина, крупнее, чем кажется на этой фотографии. Выглядел больным.

– Правда? – Похоже, водителя эти сведения обрадовали.

– Вообще-то у нас сегодня незабываемая ночка. Какой-то болван умудрился поджечь собственные ботинки.

Водитель резко выпрямился.

– Что?

Коп кивнул, довольный тем, что пробил непроницаемый фасад водителя. Наверное, радости у него поубавилось бы, если бы водитель сказал, что своей болтливостью он обеспечил себе долгий допрос в манхэттенском отделении Конторы. А Эдди Дельгардо просто избил бы его до полусмерти, потому что вместо турне по барам для одиночек (и массажным салонам, и порномагазинам на Таймс-сквер) Большого Яблока ему предстояло посвятить большую часть своего отпуска препаратам, предельно стимулирующим память, снова и снова рассказывая, что произошло перед тем, как загорелись его ботинки, и сразу после того.

9

Двое других мужчин из зеленого седана опрашивали сотрудников аэропорта. Один нашел носильщика, который обратил внимание на Энди и Чарли, когда те вылезли из такси и вошли в здание аэропорта.

– Конечно, я их видел. Еще подумал, что это форменное безобразие, когда пьяный мужчина в столь поздний час тащит с собой совсем маленькую девочку.

– Может, они улетели на самолете? – предположил агент Конторы.

– Может, – согласился носильщик. – Интересно, о чем думает мать девочки. Знает ли она, что происходит.

– Сомневаюсь. – Голос агента в темно-синем костюме от «Ботани-500» звучал искренне. – Вы не видели, как они уходили?

– Нет, сэр. Насколько я знаю, они еще где-то здесь. Если, конечно, не объявили посадку на их рейс.

10

Двое мужчин быстро прошлись по главному залу аэропорта и галереям вылета, держа удостоверения наготове, чтобы показывать сотрудникам службы безопасности. Встретились они около билетной стойки «Юнайтед эйрлайнз».

– Пусто, – сообщил первый.

– Думаешь, улетели? – спросил второй, в красивом синем костюме от «Ботани-500».

– Едва ли у этого ублюдка было больше пятидесяти баксов. Скорее, гораздо меньше.

– Нам лучше проверить.

– Да, но быстро.

«Юнайтед эйрлайнз», «Аллегени», «Америкэн», «Брейнифф». Никто не продавал билеты широкоплечему мужчине, выглядевшему больным. Грузчик «Олбани эйрлайнз» вроде бы видел девочку в красных брючках и зеленой блузке. С красивыми светлыми волосами до плеч.

Агенты сошлись около телевизоров, перед которыми не так давно сидели Энди и Чарли.

– Что думаешь? – спросил первый.

Второй, в «Ботани-500», выглядел взволнованным.

– Думаю, надо оцепить территорию, – ответил он. – Они ушли пешком.

И агенты потрусили к зеленому автомобилю.

11

Энди и Чарли шли в темноте по грунтовой обочине подъездной дороги аэропорта. Изредка мимо проезжал автомобиль. Время приближалось к часу ночи. В миле от них, рядом со зданием аэропорта, двое мужчин присоединились к третьему агенту, остававшемуся в зеленом седане. Теперь Энди и Чарли шагали параллельно Северной трассе, которая проходила справа и снизу, залитая ярким светом натриевых фонарей. Они могли спуститься по насыпи и попытаться поймать попутку, стоя на аварийной полосе, но если мимо проедет коп, их и без того минимальные шансы выбраться упадут до нуля. Энди мог только гадать, сколько им придется идти до выезда на трассу. Каждый шаг отдавался болью в голове.

– Папуля? Ты в порядке?

– Пока все хорошо, – ответил он, прекрасно понимая, что хорошего мало. Он не обманывал себя и знал, что вряд ли обманывает Чарли.

– Еще далеко?

– Ты устала?

– Пока нет… но, папуля…

Он остановился, мрачно посмотрел на нее.

– Что такое, Чарли?

– Я чувствую, что эти плохие люди снова рядом, – прошептала девочка.

– Понятно, – сказал он. – Думаю, нам лучше срезать путь, лапочка. Ты сможешь спуститься, не упав?

Она посмотрела на заросший сухой октябрьской травой склон.

– Наверное. – В ее голосе слышалось сомнение.

Он шагнул за ограждение, помог перебраться Чарли. Как это иногда случалось в моменты особенно сильной боли и напряжения, его разум попытался унестись в прошлое, подальше от стрессовой ситуации, в которой они оказались. Им выпали и хорошие годы, хорошее время, до того, как тени начали сгущаться над их жизнями, сначала над ним и Вики, потом над всеми тремя, понемногу откусывая их счастье, так же неумолимо, как по ходу лунного затмения тень Земли накрывает ее спутник. Началось все…

– Папуля! – испуганно позвала Чарли. Земля ушла у нее из-под ног. Сухая трава оказалась предательски скользкой. Энди попытался схватить взметнувшуюся ручку, промахнулся и сам потерял равновесие. Падение отозвалось таким взрывом боли в голове, что он громко вскрикнул. Потом оба покатились и заскользили вниз, к Северной трассе, по которой мчались автомобили, так быстро, что едва ли смогли бы затормозить, если бы его или Чарли вынесло на проезжую часть.

12

Аспирант перетянул резиновым жгутом руку Энди чуть повыше локтя и попросил:

– Сожмите, пожалуйста, кулак.

Энди сжал. Вена тут же вздулась. Он отвернулся, его немного мутило. Даже за двести долларов ему не хотелось наблюдать, как игла капельницы занимает положенное место.

Вики Томлинсон, в белой блузке без рукавов и сизых слаксах, лежала на соседней кушетке. Она натянуто улыбнулась ему. Энди вновь подумал, какие красивые у нее каштановые волосы, как хорошо они сочетаются с ясными синими глазами… и почувствовал укол боли. Тут же от места укола по руке начало расходиться тепло.

– Вот и все, – успокаивающе произнес аспирант.

– Это для вас все, – ответил Энди. Он никакого спокойствия не чувствовал.

Они находились наверху, в аудитории 70 «Джейсон-Гирней-холла». Сюда принесли двенадцать кушеток, позаимствованных из лазарета колледжа, и теперь на них, отрабатывая свои двести долларов, лежали двенадцать добровольцев, с гипоаллергенными подушками из пенорезины под головой. Доктор Уэнлесс сам иглы не втыкал, но ходил взад-вперед между кушетками, находя ободряющее слово для каждого. На его губах застыла холодная улыбка. Мы начнем уменьшаться с минуты на минуту, мрачно подумал Энди.

После того как все собрались, Уэнлесс произнес короткую речь, которая, если вкратце, сводилась к следующему: «Не бойтесь. Вы в надежных руках Современной Науки». Энди не сильно доверял современной науке, подарившей миру не только вакцину Солка и «Клерасил», но и водородную бомбу, и напалм, и лазерную винтовку.