Легенда о Побратиме Смерти Геммел Дэвид

— Нет. Твоя зхи слишком слаба. Ты умрешь.

— Отправь меня назад, будь ты проклят! — Талисман хотел встать и повалился лицом в пыль. Зибен бросился к нему и помог ему сесть.

— Твой шаман прав. Ты был при смерти. Что у вас там произошло?

— Звери, каких я еще не видывал! Огромные, все в чешуе, с огненными глазами. В первые дни своего путешествия мы ничего не видели. Потом на нас напали волки. Громадные, с наших коней величиной. Мы убили четверых, остальные разбежались. Я думал, самое страшное позади. Но, клянусь Богами Камня и Воды, эти волки просто щенки по сравнению с тем, что было дальше. — Он вздрогнул всем телом. — Сколько дней меня не было?

— Меньше двух часов, — сказал Зибен.

— Быть того не может.

— Время в Пустоте ничего не значит, — сказал Носта-хан. — Как далеко вы зашли?

— Мы добрались до самых врат Гирагаста. Там нас встретил человек. Ошикай знал его — маленький шаман с раздвоенной бородкой. Он велел поблагодарить тебя, — сказал Талисман Зибену, — и сказал, что не забудет твоей услуги.

— Трижды проклятый Шаошад, — прошипел Носта-хан.

— Может, он и проклят, но демонов у ворот мы бы без него не одолели. Друсс и Ошикай — это колоссы. Никогда еще не видел такой силы, такой ярости, подчиненной воле. Когда явились чешуйчатые чудища, я подумал, что нам конец. Ошикай же бросился на них, и Друсс тоже. Я был уже ранен и едва держался на ногах. — Талисман ощупал бок, ища рану, и улыбнулся. — Совсем ослаб.

— Тебе надо отдохнуть, — сказал Носта-хан. — Твоя зхи стала сдавать. Я прочту целительные слова над тобой, пока ты спишь.

— Им не пройти. Демоны лезут со всех сторон.

— В каком положении ты оставил их? — спросил Талисмана Зибен.

— Друсс ранен в бедро и в левое плечо, Ошикай в грудь и в ляжку. Я видел, как они вошли в темный туннель. Тот шаман, Шаошад, вел их, держа палку, которая горела, как факел. Я хотел пойти за ними... но очутился здесь. Не надо было мне соглашаться с условием Шуль-сен. Я убил Друсса и погубил душу Ошикая.

— Друсс еще крепок, — сказал Зибен, указывая на яркое сияние вокруг воина. — Я знаю его давно и могу поспорить, что он вернется. Ты уж мне поверь.

Талисман снова вздрогнул, и Носта-хан накинул ему на плечи одеяло.

— Отдохни, Талисман. Сон излечит тебя от усталости.

— Нет, я буду ждать, — пробормотал Талисман.

— Как пожелаешь, мой господин.

Талисман лег, и Носта-хан начал тихо петь над ним. Воин закрыл глаза. Пение продолжалось долго, и наконец шаман умолк.

— Он проспит много часов. Айя! Мое сердце исполнено гордости за него. Он воин, каких мало, и человек чести!

Сияние вокруг Друсса потускнело.

— Вернул бы ты и его назад, — сказал Зибен.

— Не теперь еще. Все пока хорошо.

Друсс прислонился к черной скале и упал на колени. Силы его были на исходе, и кровь молочного цвета текла из многочисленных ран выше пояса. Ошикай положил свой золотой топор на камень и сел. Он тоже был изранен. Маленький шаман Шаошад подошел к Друссу, приложил свою костлявую ручонку к глубокой ране на плече воина — и она сразу затянулась.

— Мы почти на месте, — оказал шаман. — Осталось перейти всего один мост.

— Не думаю, чтобы я мог ступить еще хоть шаг, — отозвался Друсс. Шаошад прикоснулся поочередно ко всем его ранам, и молочная жидкость мало-помалу перестала течь.

— Всего один мост, дренай, — повторил Шаошад, а после перешел к Ошикаю и стал лечить его раны.

— Что Талисман, умер? — слабым голосом спросил Ошикай.

— Не знаю, но его больше нет здесь. В любом случае он нам не помощник. Сможешь ли ты идти дальше?

— Я найду Шуль-сен, — упрямо ответил Ошикай. — Ничто меня не остановит.

Друсс обвел взглядом необъятную черную пещеру. Сталагмиты колоннами поднимались к высокому потолку, с которого свисали им навстречу громадные сталактиты — словно два ряда клыков в огромной пасти. Один из уцелевших нетопырей скорчился на карнизе, высоко над ними. Друсс видел его злобные красные глаза. Мертвые собратья этой твари лежали на полу пещеры, растопырив поломанные серые крылья, а последний больше не пытался нападать. Путь сюда был долог, страшен и пролегал через места, каких в мире плоти не увидишь. Друсс уже ходил однажды в Пустоту, чтобы вернуть Ровену из царства мертвых. Но тогда он шел по Дороге Душ — цветущим садом по сравнению с тем, что ждало его теперь. Здешние края не подчинялись известным Друссу законам природы. Все постоянно менялось под грифельно-серым небом: на равнине внезапно вырастали утесы, и оттуда рушились валуны с дом величиной. Пропасти разверзались под ногами, точно невидимый плуг пропахал их на мертвой земле. Черные скрюченные деревья вырастали в один миг, и их ветви вцеплялись в путников, как когти. Несколько дней — а может, часов — назад воины спустились в ущелье, чье дно было усеяно ржавыми железными шлемами. Молния то и дело освещала небо, бросая вокруг уродливые тени. Талисман шел впереди, когда шлемы затряслись, черная земля раздалась, и из под нее вышли давно погребенные воины. На их полусгнивших лицах кишели черви. Беззвучно они двинулись на путников. Талисман обезглавил первого, но второй нанес ему глубокую рану, Друсс и Ошикай ринулись вперед, круша топорами разложившиеся тела.

Бой был долгим и тяжким. Шаошад швырял в мертвецов огненные шары, и в воздухе разило горелым мясом. Под конец Друсс с Ошикаем остались спина к спине на целом кургане трупов, Талисман же исчез без следа.

На том конце ущелья темный ход привел их в недра самой высокой из виденных Друссом гор, где на них накинулись эти дьявольские нетопыри.

— Скажи мне, что они были последними, — обратился Друсс к Шаошаду. — Это меня очень порадует.

— Нет, воин, впереди еще немало всего. Но ты ведь знаешь, — добавил шаман с лукавой улыбкой, — ничто стоящее не дается даром.

— Чего нам еще ожидать? — спросил Ошикай.

— Мост сторожит Большой Медведь. Что будет после — не знаю. Но один нам встретится точно — это Чаката, тот, что подверг Шуль-сен жесточайшей казни. Он будет там — в том или ином виде.

— Тогда он мой, — сказал Ошикай. — Слышишь, Друсс? Он мой!

Друсс взглянул на мощную фигуру в порядком побитой золотой броне:

— Кто бы спорил, парень.

Ошикай со смехом пересел поближе к Друссу.

— Клянусь Богами Камня и Воды, Друсс, тебя я с гордостью назвал бы братом. Жаль, что я не знал тебя при жизни. Мы опорожнили бы дюжину кувшинов вина и всю ночь хвастались бы своими подвигами.

— Вино — это хорошо, но хвастаться я никогда особо не умел.

— Это искусство приобретается с годами, — согласился Ошикай. — Я убедился, что рассказ становится куда занимательнее, если увеличить число врагов в десять раз. Бывает, правда, достоверно известно, что их было всего трое — тогда они превращаются в великанов.

— Есть у меня друг, который преотлично в этом разбирается.

— Он тоже воин?

Друсс посмотрел в лиловые глаза Ошикая:

— Нет, поэт.

— Ага! Я всегда брал с собой поэта, чтобы он вел счет моим победам. Я и сам хвастун хоть куда, но, слушая его песни, всегда испытывал стыд. Когда я говорил о великанах, он пел о том, как я подчинил себе самих богов. Ну как ты, отдохнул?

— Почти, — солгал Друсс. — Скажи-ка, человечек, — спросил он Шаошада, — что это за Большой Медведь такой?

— Это Страж Гирагастского Моста. Говорят, что он восемь футов вышиной и у него две головы — одна медвежья, с острыми клыками, другая змеиная, и она плюется ядом, прожигающим любую броню. Когти у него длиной с короткий меч и острее вертела. И еще у него два сердца — одно в груди, другое в животе.

— И как же, по-твоему, мы проберемся мимо этого зверя?

— Моя волшебная сила почти на исходе, но я еще смогу сделать Ошикая невидимым. А после останусь здесь и буду ждать вашего возвращения.

Ошикай встал и положил руку на плечо шамана.

— Ты хорошо послужил мне, Шаошад. Я уже больше не царь, но если есть какая-то справедливость в этом злом мире, ты будешь вознагражден. Мне жаль, что мой тогдашний отказ привел к твоей смерти.

— Все мы умираем, великий царь, а в своей смерти виноват я сам. Я ни на кого не держу зла. Но если... когда ты будешь в раю, замолви за меня слово перед привратником.

— Замолвлю. — Воин взял свои золотой топор, Колмисай, и спросил Друсса: — Готов ли ты, брат мой?

— Я уже родился готовым, — проворчал тот, с трудом поднимаясь на ноги.

— Еще сто шагов в эту сторону, и вы увидите мост, — сказал Шаошад. — Он перекинут через огненную бездну. Тот, кто свалится туда, падает целую вечность, а потом его пожирает пламя. В начале мост широк, в нем футов пятьдесят, но после он сужается. Ты должен заманить медведя на широкую часть моста, чтобы дать Ошикаю проскочить.

— Нет, — сказал Ошикай, — со зверем мы сразимся вместе.

— Доверься мне, великий царь, и сделай, как я говорю. Когда медведь умрет, Чаката будет знать, что ты близко, и убьет Шуль-сен. Ты непременно должен пересечь мост и явиться в темное место заранее.

— А мне тем временем прикажешь плясать с медведем и стараться его не убить? — осведомился Друсс.

— Тяни, сколько сможешь, — и не смотри ему в глаза. Там ты увидишь только смерть. — Шаман зажмурился, воздел руки, и в воздухе вокруг Ошикая затрещали яркие искры. Великий воин поблек, сделался прозрачным, а затем исчез вовсе. Шаошад открыл глаза и весело захлопал в ладоши. — Может, я и гордец, зато большой искусник! — И он сказал Друссу, уже без улыбки: — Когда подойдете к мосту, Ошикай должен идти за тобой по пятам, иначе медведь учует вас обоих. Как только зверь нападет, о великий царь, пробирайся мимо него и беги. Не делай шума и не зови Шуль-сен — ты почувствуешь, когда она будет близко.

— Я понял, — отозвался голос Ошикая. — Ступай вперед, Друсс, я за тобой.

Друсс взял топор и пошел. Ноги у него налились тяжестью, руки устали. Никогда в жизни, даже в годы своего заключения в темнице, не чувствовал он такого изнурения. Ему стало страшно. Он споткнулся о камень и чуть не упал.

В воздухе захлопали крылья, и последний нетопырь ринулся на него сверху, вытянув серые когти. Снага рассек тонкую шею, но когти успели пройтись по лицу и разодрать щеку. Мертвый нетопырь рухнул на Друсса и сбил его с ног, но невидимая рука Ошикая помогла ему подняться.

— Твои силы истощились, друг, — сказал Ошикай. — Отдохни. Я попробую пройти мимо медведя.

— Нет уж, я продержусь до конца, — проворчал Друсс. — Не беспокойся обо мне.

Он побрел дальше и скоро увидел мост, перекинутый через бездну. Друсс заглянул за край обрыва, и ему показалось, что пропасти нет конца. Голова у него закружилась, и он быстро отступил назад. Держа Снагу обеими руками, он двинулся дальше. Дальнего конца моста не было видно.

— Да в нем добрых несколько миль, — в отчаянии прошептал Друсс.

— Не будем заглядывать вперед, дружище, — ответил Ошикай.

Преодолевая цепенящую усталость, Друсс заковылял к мосту. Над бездной дул холодный ветер, пахнущий едким дымом, а Друсс все шел и шел, пересиливая себя на каждом шагу.

Ему показалось, что минуло много часов, прежде чем они добрались до середины моста. Теперь стал виден дальний конец — черная скала на свинцово-сером небе. Оттуда кто-то шел, и Друсс прищурился, силясь его разглядеть. Медведь шел медленно, на задних лапах, растопырив мощные передние. Шаошад описал его верно: две головы — одна медвежья, вторая змеиная. Не упомянул шаман только о злой стихии, исходившей от этого демона. Она охватила Друсса, как леденящая метель, перед которой человек бессилен.

Мост здесь был менее десяти футов в ширину, и казалось, что медведь заполняет его целиком.

— Да улыбнутся тебе Боги Камня и Воды, Друсс, — прошептал Ошикай.

Друсс ступил вперед. Медведь оглушительно взревел, и этот рев отбросил воина назад, как удар.

— Мы, Великий Медведь, пожиратель душ, говорим тебе, — произнесло чудовище: — Ты погибнешь в мучениях, смертный!

— Не дождешься, сукин сын! — ответил Друсс.

— Верни его назад! — вскричал Зибен. — Не видишь разве, что он умирает?

— Он гибнет не напрасно, — сказал шаман, и Зибен прочел злобу в его глазах.

— Ах ты, вероломный пес! — крикнул Зибен и бросился на него. Носта-хан вскинул правую руку, и огненные иглы вонзились в голову поэта. Зибен с криком отшатнулся, но все-таки нашарил нож у себя на бедре. Носта-хан произнес какое-то слово — рука Зибена замерла.

— Помоги Друссу! — взмолился поэт. — Он не заслужил такой участи.

— Дело не в том, чего он заслуживает, глупец. Он сам отправился в ад — я его не принуждал. И он еще не завершил того, за что взялся. Если он умрет, так тому и быть. А теперь помолчи!

Зибен охотно нарушил бы приказ, но язык его прилип к гортани. Боль немного отпустила, но двинуться он не мог.

Обе головы зверя произнесли хором:

— Иди сюда, Друсс, и познай смерть!

Друсс поднял топор и шагнул вперед. Великий Медведь с удивительным проворством упал на четвереньки и кинулся на него. Снага сверкнул и врезался между двумя головами, круша кости и сухожилия. Медведь налетел на воина и сбил его с ног. Друсс, упустив топор, проехал на спине через мост, ноги его повисли над бездной. Он перевернулся на живот, вцепился пальцами в черный камень и влез обратно на мост. Медведь снова встал на задние лапы, из его раны хлестала черная кровь. Друсс бросился на него. Когтистая лапа разодрала колет и обожгла болью тело. Друсс ухватился за рукоять Снаги, застрявшей в ране, и вырвал топор. Кровь, брызнувшая ему в лицо, жгла словно кислота. Змеиная голова разинула пасть и плкнгула ядом Друссу на колет, который тут же загорелся. Друсс рубанул Снагой по змеиной шее. Голова покатилась на мост, из шеи повалил дым. Медведь снова взмахнул лапой, отшвырнув Друсса прочь. Тот упал, но тут же встал с топором в руке. Медведь двинулся вперед. Яд прожег колет насквозь, и Друсс с криком боли и ярости кинулся на смертельно раненного врага. Когти рассекли воздух, но Друсс успел проскочить и плечом ударил медведя в грудь. Зверь зашатался и рухнул с моста. Друсс подполз к краю, глядя, как тело, кружась, падает все ниже и ниже.

Воин перевернулся на спину. Усталость давила его, и он жаждал забыться блаженным сном.

— Не закрывай глаза, — произнес голос Шаошада, и Друсс увидел шамана на коленях около себя. Шаошад коснулся ран Друсса, боль прошла. — Заснуть здесь — значит умереть.

Ошикай пронесся через мост и достиг противоположного края как раз в тот миг, когда медведь рухнул в бездну. Перед ним высился черный холм, и Ошикай полез вверх, мысленно призывая Шуль-сен. Вскоре он увидел на склоне черную каменную дверь и почувствовал, что дух Шуль-сен там, за ней. Он налег на камень, но дверь не поддалась. Он отступил назад, ударил по камню своим золотым топором. Полетели искры — дверь раскололась. Ошикай еще дважды ударил по ней Колмисаем, и дверь распалась на четыре части.

За ней был темный ход. Когда Ошикай ступил туда, на него из мрака бросился черный лев с огненными глазами. Колмисай врезался зверю в грудь, и тот с ужасающим воем рухнул слева от Ошикая. Воин рассек его толстую шею и отрубил голову. Подняв ее за гриву, Ошикай зашагал вперед. Огненные глаза потускнели, но еще светили, рассеивая тьму.

Услышав слева шорох, Ошикай швырнул голову зверя туда. Челюсти огромной змеи сомкнулись на ней — череп лопнул, и мозг выступил из длинной зубастой пасти. Чудовище потрясло головой и выплюнуло львиный череп. Ошикай обрушил Колмисая на широкую чешуйчатую голову, раздробив золотым лезвием кость. Чудище сползло наземь, испустило долий стон и издохло.

Оставшись в темноте, Ошикай двинулся дальше. Одной рукой он придерживался за стену.

— Шуль-сен! — позвал он. — Ты слышишь меня?

— Я здесь, — ответил ее голос. — О господин мой, это ты!

Голос шел слева и сверху. Ошикай увидел в стене дверь, расколол ее топором и вошел. Внутри царил непроглядный мрак. Тонкая рука коснулась его лица.

— Это правда ты? — прошептала Шуль-сен.

— Правда, — внезапно севшим голосом ответил он. Он привлек ее к себе левой рукой и прижал к груди, дрожа всем телом. — Любовь моя, сердце мое. — Их губы соприкоснулись, и слезы Шуль-сен смешались со слезами Ошикая. На миг он позабыл обо всем, хотя опасность еще не миновала.

В туннеле послышались осторожные шаги. Взяв Шуль-сен за руку, Ошикай пролез обратно в дверь. Звуки шли слева, он повернул направо. Вскоре ход стал подниматься в гору, и впереди забрезжил слабый свет.

Ошикай остановился и стал ждать.

Показался еще один лев с огненными глазами и с ревом бросился на них. Ошикай прыгнул ему навстречу и разрубил череп топором.

Свет шел из трещины в скале. Ошикай вскарабкался туда и рубанул Колмисаем по камню. Сверху обрушился целый обвал, трещина расширилась на два фута. Ошикай раскачал и вытолкнул застрявший в ней валун, вылез наружу и протянул руку Шуль-сен. Тут мшистая почва под ним заколебалась. Ошикая отбросило в сторону, и он едва удержал свой топор. То, что он принял за мох, отделялось от земли. Склон холма содрогнулся, и развернулись два огромных крыла, а вершина превратилась в голову гигантской летучей мыши. Ошикай едва успел уцепиться за крыло, как чудовище взмыло в воздух. Все выше и выше поднималось оно над мостом и бездной. Ошикай висел, зарывшись пальцами в мех. Чудовище повернуло к нему голову, разинуло пасть, и в ней показалось знакомое лицо.

— Как тебе нравится мой новый облик, великий царь? — осклабился Чаката. — Разве он не великолепен?

Ошикай, не отвечая, пополз к шее нетопыря.

— Сказать тебе, сколько раз я наслаждался Шуль-сен? Сказать, к каким ласкам ее принуждал?

Ошикай придвинулся ближе к улыбающемуся лицу Чака-ты. Тело нетопыря внезапно накренилось, и воин начал падать, но успел вогнать топор в черное крыло и подтянулся обратно. Он вытащил топор и снова вонзил его в мех, продвигаясь к своему врагу.

— Не будь глупцом, Ошикай! — крикнул Чаката. — Если ты убьешь меня, то упадешь со мной вместе. И никогда больше не увидишь Шуль-сен!

Воин медленно, неуклонно продвигался вперед. Нетопырь нырнул, перевернулся и забил крыльями, пытаясь сбросить с себя человека. Но Ошикай держался, подползая все ближе и ближе к голове. Нетопырь щелкнул челюстями — Ошикай увернулся, вытащил топор и рубанул врага по шее. Из раны хлынула черная кровь. Ошикай ударил еще дважды — нетопырь сложил крылья и понесся к мосту далеко внизу. Ошикай продолжал долбить топором наполовину перерубленную шею — и вот голова отлетела, а туловище устремилось в бездну.

Негоже умирать рядом с подобной нечистью! Ошикай спрыгнул с нетопыря.

Внизу обнаженная Шуль-сен выбралась из горы и стояла, наблюдая за невиданной битвой, идущей в серых небесах. Когда Чаката умер, она освободилась от чар, и волшебная сила вернулась к ней. Она облеклась в рубашку и штаны из серебристого шелка, а на плечи лег белоснежный плащ. Сняв его с себя, Шуль-сен произнесла пять слов одиннадцатого заговора и метнула плащ высоко в воздух. Он полетел, крутясь, блистая белизной на свинцово-сером небе.

Шуль-сен стояла, простерев руку, направляя плащ со всей доступной ей силой. Мертвое чудовище, бывшее некогда Чакатой, упало в бездну. Ошикай продолжал лететь вниз. Плащ окутал его и замедлил полет, но только на миг. Шуль-сен вскрикнула, плащ раскрылся, и падение Ошикая приостановилось. Плащ снизился над мостом, и Ошикай соскочил наземь. Шуль-сен бросилась с холма навстречу ему, протягивая руки. Он бросил топор и схватил ее в объятия. Когда он наконец отпустил ее, она увидела слезы на его лице.

— Я так долго искал тебя... Я уж начал думать, что никогда тебя не найду.

— Но ты нашел, господин мой, — прошептала она, целуя его губы и мокрые от слез щеки.

Они долго еще стояли, обнявшись, а потом он взял ее за руку и подвел к лежащему на мосту Друссу. Ошикай опустился на колени.

— Клянусь всем святым, я никогда не встречал таких, как ты, Друсс. Буду молиться о том, чтобы мы встретились снова.

— Только не здесь, — проворчал Друсс. — Авось ты подыщешь более гостеприимное место.

Тут на мосту явились две фигуры, от которых исходил ослепительный свет. Друсс прищурился и заслонил рукой глаза. В пришельцах не было угрозы, и Ошикай поднялся им навстречу.

— Время пришло, — произнес нежный голос.

— Вы возьмете нас обоих? — спросил Ошикай.

— Нет. Только тебя.

— Тогда я не пойду.

— Ты еще не готова, Шуль-сен, — сказал женщине один из светящихся вестников. — Слишком много в тебе темного. Всем хорошим, что в тебе есть, ты обязана своему союзу с этим человеком — единственные свои бескорыстные поступки ты совершила ради него. Он уже дважды отказывался от рая. Третий отказ будет последним — больше мы за ним не придем.

— Дайте мне побыть с ним наедине, — сказала она, и светящиеся фигуры отошли на пятьдесят шагов.

— Я не оставлю тебя, — прошептал Ошикай. — Больше мы не расстанемся.

Она обвила рукой его шею, пригнула голову к себе и прильнула к нему долгим поцелуем. Потом ласково коснулась его красивого лица и сказала с грустной улыбкой:

— Ты хочешь лишить меня рая, любимый?

— Что ты говоришь?

— Если ты откажешь им теперь, то никогда уже не увидишь Страны Небесных Грез — а значит, и я ее не увижу. Отказывая им, ты обрекаешь нас обоих вечно блуждать в Пустоте.

Он поднес ее пальцы к губам и нежно поцеловал.

— Я так долго ждал тебя. Я не вынесу новой разлуки.

— Но ты должен. — Она принудила себя улыбнуться. — Мы с тобой едины, Ошикай, и еще будем вместе. Но когда мы встретимся снова, это будет под голубыми небесами, среди журчащих ручьев. Ступай же туда — и жди меня.

— Я люблю тебя. Ты для меня и луна, и звезды.

Она отстранилась от него и сказала сияющим пришельцам:

— Берите его. Пусть он познает радость. — Они приблизились, и Шуль-сен пристально посмотрела в блистающий лик одного из них. — Смогу ли я заслужить себе место рядом с ним?

— Ты только что сделала первый шаг к этому, Шуль-сен. Ты знаешь, где нас искать. Странствие будет долгим, и от тебя еще многое потребуется. Иди вместе с Шаошадом. Ему тоже многому предстоит научиться.

Второй вестник возложил свою золотую руку на Друсса. Все раны воина зажили, и силы вернулись к нему.

Еще миг — и оба исчезли вместе с Ошикаем. Шуль-сен упала на колени, длинные темные волосы закрыли ее лицо.

— Мы найдем его, госпожа, — сказал ей Шаошад. — Вместе найдем. И велика будет наша радость.

Шуль-сен испустила глубокий, прерывистый вздох.

— Так пойдем же, — и она решительно поднялась с колен. Друсс тоже встал.

— Я хотел бы помочь тебе, — сказал он. Она взяла его руку и поцеловала.

— Я знала, что выбрала верно. Ты очень похож на него. Но теперь ты вернешься в мир, которому принадлежишь.

Она коснулась его головы, и тьма поглотила Друсса.

Глава 11

Очнувшись, он увидел рассвет в окне гробницы. Никогда еще он не испытывал такого счастья, видя рождение нового дня. Зибен и Носта-хан придвинулись к нему, загородив свет.

— Говори! — сказал шаман. — Добились ли вы успеха?

— Да, — пробормотал Друсс, садясь. — Они встретились.

— Спрашивал ты его о Глазах Альказарра?

— Нет.

— Что?! — взвился шаман. — Зачем же ты тогда пустился в это безумное путешествие?

Друсс, не отвечая, подошел к спящему Талисману, положил руку ему на плечо и позвал по имени. Талисман открыл темные глаза.

— Мы победили? — спросил он.

— На свой лад, парень. — И Друсс рассказал ему о явлении ангелов и о новой разлуке.

— Надеюсь, она найдет его. — Талисман встал и вышел. Носта-хан последовал за ним.

— От их благодарности у меня слезы на глаза наворачиваются, — съязвил Зибен.

— Дело сделано — это главное, — пожал плечами Друсс.

— Расскажи мне все, как было.

— Ну уж нет, поэт. Я не хочу, чтобы ты сочинил об этом песню.

— Песен не будет, даю тебе честное слово, — солгал Зибен.

— Как-нибудь после, — усмехнулся Друсс. — Сейчас мне надо поесть и вдоволь, не спеша, напиться холодной воды.

— Она очень хороша?

— Несказанно. Но лицо у нее недоброе. — Друсс вышел вместе с Зибеном на солнце и встал, любуясь густой синевой неба. — Пустота — скверное место: только огонь там ярок, а остальное все серое — камень, пепел и небо. Даже думать не хочется, что когда-нибудь мы все окажемся там.

— Что верно, то верно. Ну, рассказывай же, Друсс.

Талисман, Горкай и Носта-хан смотрели на них со стены.

— Он должен был умереть там, — сказал шаман. — Жизненная сила почти что покинула его — но потом вернулась снова.

— Подобного я еще не видел, — сознался Талисман. — Дивное это зрелище: Друсс и Ошикай, бьющиеся с демонами и чудищами. Встретившись, они сразу стали как побратимы и сражались так, точно знали друг друга целую вечность. Я не мог равняться с ними, шаман. Я был точно ребенок среди взрослых мужей. Но обиды я не испытываю — мне кажется, что я удостоился большой чести.

— Да, — прошептал Горкай, — сражаться рядом с Ошикаем, Гонителем Демонов, поистине большая честь.

— Но к Глазам нас это не приблизило, — буркнул шаман. — Может, он и великий воин, однако глупец. Шаошад сказал бы ему, если бы он спросил!

— Либо мы найдем их, либо нет. Сна меня это не лишит. — Талисман спустился вниз и вошел в дом для паломников.

Зусаи спала на топчане. Талисман сел рядом и погладил ее по голове. Она открыла темные глаза и сонно улыбнулась ему.

— Я ждала, пока Горкай не сказал мне, что ты вне опасности, а потом уснула.

— Теперь мы все вне опасности, и Шуль-сен не будет больше преследовать тебя. — Он умолк. Она села, взяла его за руку и увидела печаль в его глазах.

— Что с тобой, Талисман? Что тебя печалит?

— Их любовь длится целую вечность — а вот нам не суждено соединиться. Всю жизнь я мечтал помочь Собирателю объединить наш народ. Я думал, нет на свете более великого дела. Но теперь я думаю только о тебе, Зусаи. И знаю: если Собиратель возьмет тебя себе, я не смогу следовать за ним.

— Так не станем же слушать предсказаний, — сказала Зусаи, обнимая его. — И будем вместе.

Ласково, но твердо он освободился из ее рук.

— И этого я не могу. Долг воспрещает. Я попрошу Носта-хана увести тебя отсюда. Завтра же.

— Нет! Я не пойду.

— Если ты взаправду любишь меня, Зусаи, то пойдешь. Мне нужно очистить свои мысли для предстоящей битвы. — Он оставил ее и стал обходить укрепления, глядя, хорошо ли их починили, а после выслал Квинг-чина с тремя воинами в разведку навстречу врагу.

— Не нападай на них, друг, — сказал он Квинг-чину. — Ты нужен мне здесь.

— Я вернусь, — пообещал воин и выехал из форта. Горкай подошел и сказал Талисману:

— Ты должен взять эту женщину себе.

— Так ты слышал? — сердито спросил Талисман.

— Каждое слово, — не смутился Горкай. — Ты должен ее взять.

— А долг? А судьба надиров?

— Ты великий человек, Талисман, — улыбнулся Горкай, — но тут рассудил плохо. Мы все здесь скоро умрем. И если ты женишься на ней, через пару дней она овдовеет. Носта-хан говорит, что может увести ее прочь. Хорошо. Значит, Собиратель женится на твоей вдове. И то, что предсказано, сбудется.

— А если мы победим?

— Если щенок одолеет льва, говоришь ты? Я смотрю на это дело просто, Талисман. Я поклялся следовать за тобой. Если Собиратель нуждается в моей преданности, пусть приходит сюда и сражается вместе с нами! Ночью ты свел вместе Ошикая и Шуль-сен. А посмотри вокруг — тут находятся воины пяти племен. Ты собрал их воедино — и другого Собирателя мне не надо.

— Я не тот, о ком сказано в пророчестве.

— Мне это без разницы. Главное, что ты здесь. Я старше тебя, парень, и наделал в жизни много ошибок. Ты тоже можешь ошибиться сейчас — я говорю о Зусаи. Такую любовь редко встретишь, и ее нельзя упускать. Вот все, что я хотел сказать тебе.

Друсс сидел на стене, глядя, как защитники таскают наверх метательные камни. Теперь у них было около двухсот воинов, в большинстве своем беженцы из Острого Рога. Нуанг Ксуан отправил своих женщин на восток, но некоторые, в том числе и Ниоба, остались. Старый вождь взобрался по разрушенным ступеням к Друссу.

— Хороший нынче денек, воин, — сказал он, отдуваясь.

— Хороший, — согласился Друсс.

— И форт теперь хорош, верно?

— Форт хорош, да ворота в нем старые. Они — самое слабое место.

— Меня как раз там поставили. Талисман приказал. Если ворота проломят, мы должны закрыть их своими телами. Давно уж я не знал такого страха — но это хорошо.

Друсс кивнул.

— Если ворота проломят, старик, я стану рядом с тобой.

— Ха! Вот уж где разгуляемся. Только тебе-то опять придется биться со своими — как ты на это смотришь?

Страницы: «« ... 1213141516171819 »»

Читать бесплатно другие книги:

Анджей Сапковский – один из тех редких авторов, чьи произведения не просто обрели в нашей стране кул...
Роман «Париж на три часа» – о дерзком заговоре французского генерала Мале, пытавшегося свергнуть имп...
Великая битва завершилась. Над пепелищем старого мира встает призрак мира нового – Господь Кришна, Ч...
В романе «Богатство» открываются новые страницы отечественной истории, описаны колоритные личности и...
Роман «Гэм» относится к раннему периоду творчества писателя и является попыткой Ремарка проникнуть в...
Ранний роман Ремарка, в котором он только нащупывает основные темы, ставшие ключевыми в его творчест...