The Bestелесность Мамочева Юлия

За финансовую поддержку проекта автор и издательство выражают сердечную благодарность Евгению Александровичу Луканину

© Мамочева Ю., 2015

© Дементьев А., 2015

© S. Krolick, 2015

© «Геликон Плюс», 2015

Путь к красоте. А. Дементьев

Юлия Мамочева – не новичок в поэзии. У неё вышло несколько сборников, она лауреат престижной Бунинской премии. Её стихи очень искренни, и потому читатель верит ей, когда она говорит о своём родном Петербурге или признаётся в любви к великому прошлому России, через поэтические детали раскрывая её величие и суть. Принимая жизнь такой, какая она есть, Юлия Мамочева находит в ней те прелести и затаённости, которые не то чтобы приукрашивают её, а открывают перед читателями новые грани нашего бытия.

Лирик по призванию и по характеру дарования, Юлия Мамочева нередко обращается к эпическим формам, чтобы полнее раскрыть те события, которые волнуют её и привлекают. Например, стихотворение «Немезида» – лирическое по существу и очень тонкое по художественным деталям в то же время напоминает поэтический рассказ, что дополняет картину происходящего.

А какой замечательный образ Петербурга дан через метафору:

  • …И вижу, разомлев,
  • Свой Питер, словно бабочка, приколотый
  • Иглой Адмиралтейскою – к земле.

Новая книга Юлии Мамочевой привлекает широтою позиции автора и её глубоким проникновением в наше бытие. Чувствуется, что поэт образован, влюблён в красоту, которую находит вокруг нас, и радуется ей.

Андрей Дементьев

«Я удрала бы до Европы-то…»

  • Я удрала бы до Европы-то
  • От народного нервного ропота;
  • Чужестранной натурой тронута,
  • В ней цвела б, от своей схоронясь.
  • Или падчерицею тропикам
  • Придурнулась бы, мыкаясь робко там.
  • Я б долой!.. Да стипендия пропита
  • И на морде не высохла грязь.
  • Черт дери! Наша сырость – не Сирия;
  • Как скулит земля от бессилия!
  • Я – лицом в неё: подкосили меня
  • Те, с кем сердно делила путь!
  • Но об этих – молила, просила я
  • У блаженных голов Василия.
  • Храм бессловствовал – дура спесивая,
  • Я своё продолжала гнуть.
  • И осмеяна всею Россиею
  • (Бита смехом, как хлыстищем – лошади!)
  • Вновь – на Красной со сраму площади —
  • Зло валилась Руси на грудь.
  • …Я в Бразилию б иль в Малайзию,
  • Полонезом бы – в Полинезию
  • Унеслась. Да – никак! Эх, чёрта с два:
  • Прочно прочь кандалы не дают!..
  • Ведь сама ж сему безобразию
  • Присягнула – его поэзию,
  • Вкус родной чернозёма чёрствого
  • Полюбила, как чудо чуд.
  • Бдят тер-Питер и Москоу-сити.
  • Бредит Родина. Рдеет стяг.
  • Други! Ярости не просите:
  • Эх, косите меня! Косите!
  • К небу только не голосите —
  • Мне обещано: вас простят.

Первоснежье

  • Ты, Россия, насуплена, аки индейский вождь,
  • Бледномастна и скорбнолика, что ваша милость.
  • Я тебе: «Скоро зимушка!..» – ты умиляясь, глумилась:
  • «Дамы и господа, на арене Великий дождь!»
  • Я, настойчиво: «Деспот! Бессовестный светокрад!»
  • Да с возводом в квадрат, да с проржавленной резью в глотке.
  • Мы – злосчастная троица в этой дырявой лодке,
  • Вместо пса – про запас – ливневой голограммный ряд.
  • И сплетенья теней – мира жизненное тряпьё,
  • Завывающий город – как наглая псина, борзо.
  • Напряжённо молчим. Только мокрою дробью Морзе
  • Ливень в крыши вбивает двуточья над всеми «ё».
  • У России в глазах зеленится озерная синь,
  • Слезы гордых княгинь над безвременно спящим князем.
  • Так что хочется падать – с дождём, непременно наземь,
  • И на чёрной земле диффузировать с чёрным инь.
  • А когда ты зальёшься в неё с головы до пят,
  • И когда прорастут васильки сквозь твои глазницы,
  • Небо скажет: «Привет». Долгожданно заледенится.
  • И прорвётся из губ его ласковый снегопад.

Девочка

  • Был он любим добрыми
  • Девами с дельными догмами:
  • Теми, что ласковы домрами
  • Душ, тихострунно чужих.
  • Был он любим белыми
  • (Бренностных благ колыбелями),
  • Только ведь звал их бельмами,
  • Сердцем не будучи лжив.
  • Выбрал-то, бедный, ту,
  • Жесты которой – безумны:
  • Поцеловала – и привкус сутки во рту
  • Густо-солёный, как если б дала в зубы.
  • Переглянулись – и, как говорится, беда:
  • Карее буйство в глазоньки парню вылилось…
  • В жизнь её он вошёл, словно в Иордан,
  • А саму – неосмысленно, словно дар,
  • Возлюбил. За вредность, за недовыверенность.
  • За руку брал – круговертью неслось естество,
  • Ночь в животе розовела в разрывах звёздных…
  • Эту – любил, как не смел бы – себя самого;
  • Так, как не женщину любят, но воздух;
  • Так, что неведомой, жгуче-пунцовою силою,
  • Пальцы из разу в раз наливались, пульсируя,
  • Искру свиданья на нить судьбы нанизав
  • В полусвятом упоении опьянелом.
  • Так он любил – каждой клеточкой, всяким нервом,
  • Так, что ему и небо не было небом,
  • Если не отражалось в её глазах.
  • Так он любил – как, сказать по правде, не велено;
  • Так, как вовек человечьей не выразишь мимикой…
  • Только она не верила. Нет, не верила.
  • Дескать – доказывай, миленький.
  • Тот горячился. Речи любовные гречневою
  • Кашей горчили в нёбо, с слюною смешиваясь…
  • Ими давился он. Сплёвывал полупрожёванными.
  • Скручивался кручиной нерассекреченною,
  • Милую клял за смышлёную полунасмешливость,
  • Нежно, ненужно – жалеем чужими жёнами.
  • Лживо иль живо жалеем чьими-то вдовами,
  • Жизнью швыряем по графику функции синуса —
  • Пил валидол он, захлёбывался доводами:
  • Доказать силился.
  • Силился-силился, плюнул… Да сгрёб в объятия
  • Счастье своё, неизбывное, как проклятие.
  • Сгрёб и прижал к ревущей в груди круговерти
  • Злую свою, свою вредную-в-мятой-майке.
  • Так, что она начала немножко верить. И
  • Сразу с чего-то
  • стала
  • немножко
  • маленькой.
  • Так, что сквозь небо
  • в глазах её – эка невидаль! —
  • Сразу откуда-то глянула дерзкая детскость,
  • Так, что затихли все эти лишние «дескать»…
  • Странно: в окне расцвело
  • такое же
  • небо.

Сорванец

  • Под небом задремать мечтал бы каждый…
  • Моя постель – опавшая листва.
  • Я сорванец, в котором жив пока что
  • Всесильный дух святого озорства!..
  • Лежу в саду, волненьем трав овеянный
  • Да тишью ласковой, чей сумрак так знаком;
  • Пред сладким сном, своим созвездьям вверенный,
  • Их упиваюсь сладким молоком.
  • Я сорванец. Устав от пыльных комнат,
  • От духоты рутинных стен устав,
  • Дышу. Пока опекой ночь покоит
  • И сахар звёзд мерцает на устах;
  • Покуда вечностью, на семь часов помноженной,
  • Истома благостная плоть не начинит…
  • Коль вдруг очнусь – ещё впотьмах, встревоженный, —
  • Зажгу Луны спасительный ночник
  • И снова – в сон. Нырну, как в небо – жаворонок.
  • Умру, чтобы воскреснуть на заре:
  • Её хлебнуть трепещущими жабрами
  • И раствориться в жидком янтаре
  • Восхода, раззадоренного зарева,
  • Которого никто не опроверг…
  • Лежу в саду с закрытыми глазами.
  • Читаю звёзды по изнанке век.

«Я иду по проспекту, мой Питер совсем погас…»

  • Я иду по проспекту, мой Питер совсем погас.
  • Как Пегас, углекислый газ в темноту – из губ.
  • Над каналом алеет калиной накровный Спас,
  • Он мозаично ряб и межзвёзден, что Божий глас
  • Или радостный вальс из глубин оркестровых труб.
  • В филармонии где-то клонируют гиперзвук,
  • От дневной оживает обыденности Эрмитаж.
  • На Руси минус энное – градусов, птиц – на юг:
  • Милый друг, это «вдруг» – обессмерченный временем круг,
  • Неизбывный, как смена сезонов и мой этаж.

Бунт

Город проснулся и вяло курил, выворотив роток. Городу холодно: бедный, продрог, верно, до костяка. По капиллярам хрустящих дорог жиденький кривоток сонного транспорта утро торил первостью марш-броска. Город спросонья трубил хрипотком: «Боже, какая рань!» Гордый, он тщетно таращился ввысь, милости не прося: скоро народа роящийся ком тошно забьёт гортань; месивом будет на улицах выть, тесный, как рыбий косяк. Будет народ подниматься волной с тонким амбре гнильцы; жадно гудеть, точно дьявольский рой: улей – да иже в нём. Бурно загрохает бранная дробь, дружное: «Все подлецы!»

Город похож на огромный гроб. Люд погребён живьём.

Солнце плеснуло свет, как елей, греть не желая рать. В сердце столичное целит лучи тысячей смертных жал. Город был грешен, как всё на земле: начал паниковать;

Волею тысячи первопричин голос его дрожал. Вот уже впрямь из-под чёрных забрал стали блажить в толпе, всякий желал – да побольше! – добра и потому хрипел. Самый поток непрерывно орал в пёструю светотень. Всех обличая – от древних пра до нерождённых детей. Буйно разил, продолжая стращать, люд городскую суть, как перегаром разит перебор, вымученно плакуч. Это безумие можно понять было бы как-нибудь: хочется золота: если не гор, то уж как минимум куч.

Только не видели корня идей жертвы живой толпы: золото есть продолжение зол, есть порожденье зла. Город мутило от массы людей. Люди были слепы. Плыли по-рыбьи на низменный зов, коим корысть звала. И, разливаясь, дурная напасть всюду всплывала вверх; и, разгораясь, народная голь всё обращала в прах: голь упрекала никчёмную власть и продавцов утех и, не смирея, винила глагол в самых смертельных грехах. Если бы кто-нибудь по тормозам в этот ударил день! Если бы кто-нибудь только вскричал: «Люди! Начнем с себя!..»

  • Этого некому было сказать. Горло своё теребя,
  • Город давился началом начал конченых всех идей.

Гитарная прелюдия

  • На гитаре впервые – взрезало неожиданно,
  • С милосердием скальпеля с пальцев силу скобля.
  • Ворожи давай! Выжжены все миражи давно!
  • Мол, в созвездия скатывай эти – от си до ля.
  • Ах, гитара моя! Странным шествием шестиструновым
  • Прошерстила я вас по пространно шальной оси…
  • Ну же, сильная, спойте! Любите меня, как сестру!.. Но вы
  • Предпочли припечатать промученным до-фа-си.
  • Ах, какая же, деточка, всё-таки горе-игрунья вы:
  • Непонятней настырности вашинской лишь фарси!..
  • Пульс струится по струнам, отплясывая по-скрипковому,
  • Рассыпаясь в молекулы славно обильных мук.
  • Пальцам жарко на кончиках самых, как от постскриптума
  • Благовестного – к чёрно трагическому письму.
  • Где же я: на орлиной скале ль, на коралловом рифе ль;
  • В звуковолнах плыву ли, привольностью развалясь?..
  • Богомольем бемольным таинственно веет от вас…
  • Я ласкаю ваш гриф, точно в точку наточенный грифель,
  • Чтоб искусство рождать, над искусником чувствуя власть,
  • Шестиструнье сжимаю, вгоняя металл – в подкожье,
  • Рвётся кокон и куколка. Как колокольный гул,
  • Из гитарной груди проливается нега Божья,
  • Словно солнечный сок на проснеженную тайгу…

Межстоличный романс

  • И снова перрон: получас полугодом тянется.
  • В каждом всполохе сердца гудит орудийный залп.
  • Я устало вхожу, как святая безродная странница,
  • В ожидальную – как в переполненный зрительный зал.
  • И народом продрогшим она, бедолага, давится.
  • И народ, обезличенный в серо-живой толпе,
  • Пьёт шампанское под новогодье за доброе здравьице
  • И мечтает о соло уютной тени купе.
  • Кто-то съёжился дрёмою: всякий – на свой манер, но
  • В неуклюжих объятьях вокзальных перипетий…
  • У меня перспектива – плацкарт, что весьма партерно,
  • И спектакль длиною в десяток часов пути.
  • Мой состав растянулся линейкою кордебалета;
  • Застывает над ним, расклубясь, паровозный вздох…
  • И клеймом почернелым на розовой плоти билета
  • Я читаю судьбу по названиям городов.

Молитва – Георгию

Я могла б сейчас накурить ванили – кучерявые, знаешь ли, облака. Я могла б вскричать, что меня избили, ведь на вид похоже наверняка. Я могу придумать мильон историй, что мильон терзаний, от «а» до «я». Дескать, «дай мне силы, Святой Егорий, ибо в каплю сжалась на дне – моя. Подари, родимый, как в санаторий, мне ночной – до рая, ну в те края».

Ты помог бы точно несчастной дуре. Ты б на море выслал Сторукий Рок. И в натуре – всяческой диктатуре дал совет раскланяться под шумок. И лазурь от грохота гневобури породила б манны святой творог. Только он сродни дорогой микстуре, что так часто – в горло, так редко – впрок.

Ты же знаешь, лбом не долблю я пола и осанню редко по небесам. Для меня всё поле – дешевле гола; но такого, что забиваешь сам. Для меня всё поле дешевле пули, если «дело право, и враг разбит»: точно сэру Полу (при всем разгуле) Пол-Земли – той комнаты в Ливерпуле, где рождался первый битловский бит.

Мы с тобой друзья; а вруны да воры пусть тасуют сами все «да» и «нет». Я довольно редко хожу в соборы, потому что нравится – тет-а-тет. Я глупее многих, я многих хуже и порою барствую, как в бреду. Но лишь я, и только, и точка, друже, – по дороге этой к тебе бреду. И ко мне ты можешь зайти на ужин, хоть резвятся черти в моём пруду.

Я могла молить бы тебя о счастье, на века исполненном в кирпиче. Чтоб рвалось ключом, веселя отчасти. Но вопрос поставлен в ином ключе… Рудиментом станут вопрос – ответ, коль известно сущее наперёд. Мне плясать не лестно – марионеткой, кем бы ни был истинный кукловод. Оттого-то я не желаю силы, кроме той, что бродит уже во мне. Я хочу, чтоб небо меня простило и в обоих смыслах не гнить в вине.

Чайка танцует

  • Чайка танцует!.. Смотрите: танцует чайка —
  • Там,
  • за кормою,
  • метрах от силы
  • в трёх.
  • Плавно – ловчее, чем вольная половчанка,
  • Пылом – плачевней,
  • чем уличный
  • скоморох.
  • Белая духом – с лаской отцовской, былинной
  • Пляс свой глядит в голой глади —
  • сквозь вечера:
  • В водах речных, отливающих мокрою глиной —
  • Той, что молчит
  • человечьим рукам
  • гончара.
  • Смотришь безвыдохно,
  • взгляд отвести не смея,
  • Плоть искупав искупительной смертью дня,
  • Что остывал, горизонтову кривь кровеня, —
  • Чайка танцует, как самая Саломея;
  • Там, за кормой, на глазах у праздных людей,
  • Прозою взора прозревших для этого танца,
  • С плеском вершит ослепительный пляс святотатца
  • Та, до которой —
  • лишь пара шагов
  • по воде.

Потомку

  • Тише, потомок. Замедли бессмысленный ход.
  • Вчувствуйся в суть. В ленинградски свинцовую высь.
  • Выстрадай сам эти суточки, все девятьсот.
  • Я помогу тебе, ты – не сломаться клянись.
  • Сможешь представить клубящий снарядный смрад?
  • Видеть голодные глазоньки тех детей?..
  • Вслушайся в воздух: с тобой говорит Ленинград —
  • Голосом, сорванным тысячами смертей!..
  • Нынче-то свеженько: славься да хорошей;
  • Нежишься сам над Невою, навзрыдно нов…
  • Но не затянутся плотью рубцы траншей,
  • Вырытых прежде – руками моих сынов!..
  • Сердцебиенье моё – метрономный гул
  • Чёткими точками: Нечет. Молчанье. Чёт.
  • Время играло на нас – и назло врагу.
  • Время дробилось – а нынче оно течёт.
  • Чувствуешь ли меня? Слышишь ли, милый мой,
  • Ужас, что в мирные годы невыразим?
  • …Я для тебя, коченея, крепчал зимой,
  • Я научился совсем не бояться зим.
  • …Вечны под пудрою времени рытвины ран.
  • Пульсом по улицам сытым – мои шаги:
  • Я прорастаю из межвековых мембран
  • Памятью внуков – на мёрзлой земле могил.
  • Я пробиваюсь морщинами площадей,
  • Призраком мужества в людных брожу местах…
  • Помни, потомок: я жив для тебя. Владей!
  • Видь меня – тенью роскошества-на-костях.
  • Слушай же голос моих индевелых уст!
  • Стой, сколько сможешь. А после, решив уйти,
  • Просто представь себе горько-земельный хруст
  • Тех иждивенческих ста двадцати пяти.
  • Да, засыпая в теплыни своих пенат,
  • Слушай тяжёлую горько блокадную высь…
  • Помни, потомок: с тобой говорил Ленинград.
  • Память о нём сохранить поклянись.

«Спи спокойно под свист метели…»

  • Спи спокойно под свист метели,
  • Усыпляющей, голубой…
  • Небо цвета промёрзшей гжели
  • Расстилается над тобой,
  • Накрывает морозной тенью,
  • Колыбельной сводя с ума.
  • Хочешь вырваться? Нет спасенья —
  • Всюду ночь. И зима, зима…
  • Вот уже, оплетённый дымкой,
  • Мир затих, молчаливо строг…
  • Только бродит сон невидимкой
  • По узорам пустых дорог.
  • Спит Земля, не ища возмездья,
  • Ветра слыша гудящий хрип.
  • А над нею плывут созвездья
  • Косяками священных рыб.
Зима 2006 года

Немезида

это стихотворение о скульптуре Немезиды, дочери богини Ночи, выполненной итальянским мастером А. Тарсия, я посвящаю людям, мужественно сохранившим красоту Летнего сада в годы страшной блокады Ленинграда, в частности Г. А. Симонсону

  • Старый сад не исчез из вида,
  • Он не скрылся, заснув, из глаз…
  • Отчего ты грустна, Немезида,
  • Будто смертный предвидя час?
  • Стали дни по зиме короче…
  • Так зачем же теперь, впотьмах,
  • Ты, дитя итальянской Ночи,
  • В ленинградских молчишь слезах?
  • Серебрит драгоценный иней
  • Королевских дубов резьбу,
  • И лежишь ты, моя богиня,
  • В деревянном лежишь гробу.
  • Припорошена снегом тога,
  • Пальцы стиснули лавра цвет…
  • Не гляди с укоризной строго —
  • Ведь иного спасенья нет!
  • Гром бомбёжек – твоя панихида,
  • Вместо лиры поёт снаряд.
  • Но не гневайся, Немезида:
  • Отстоит тебя русский град!
  • За садовой чудной оградкой
  • Он живёт – не погиб, не пал!
  • Стала ты его ленинградкой,
  • Он тебе пантеоном стал.
  • Рвут зенитки. Под эти звуки
  • Зимний Летний свой сон хранит,
  • И промёрзшие чьи-то руки
  • Гладят мрамор твоих ланит.
  • Кто-то хрипло читает «Отче»,
  • Хороня, точно клад – в скале,
  • Божество итальянской ночи —
  • В подсолённой от слёз земле.
  • Но не надо могилы бояться:
  • Не пройдёт и десятка лет —
  • Из траншеи номер семнадцать
  • Выйдешь снова на белый свет,
  • И сквозь кружево стройных линий
  • Ты победе – живой и сладкой —
  • Улыбнёшься – зарёй, богиней
  • И расплачешься… ленинградкой.

Мистическая баллада о небезвозвратно почившем господине Дне и последствиях его успения

I
  • Умер день.
  • Старый скряга!
  • Увы – ни гроша наследства.
  • Ни копеечки ломаной, ни ерунды на память.
  • Лишь сиротка Луна, за монету сойти надеясь,
  • Серебрит отраженьем тоскливым речную наледь.
  • Без нелепой агонии, без поминаний былого,
  • Но от этого все же не менее безвозвратно.
  • Господин скончался!
  • Не мучаясь:
  • Раз – и готово.
  • И сгорел подчистую сразу в печи закатной.
  • Облака в океане чернил
  • Напрягают жилы,
  • Пахнет ветер не то валидолом, не то шампанским…
  • Я б цветов поднесла – да нигде не видать могилы.
  • Я б оплакала – да не отпето по-христиански.
II
  • Ночь – столикая, тьма – красавица!
  • В робе траурной – всё забавится!
  • Дикой ведьмою носится по миру:
  • «Дню конец! – кричит. —
  • Помер!
  • Помер он!..»
  • Звёзды —
  • Демонов бледные очи
  • Истаращились, изворочались
  • Изблестили – да пылью смарагдовой —
  • Тьму холодную,
  • Непроглядную.
  • И ни зги-то не видимо в темени,
  • Кроме плясок бесовского племени…
  • Вот слышны леденящие вздохи…
  • И промёрзшая плавится улица:
  • Ишь хохочут как!
  • Ишь беснуются —
  • Сатанинские скоморохи!..
III
  • Скачет чёрт безобразного вида:
  • Панихида дню!
  • Панихида!
  • Ведьма вырвала посох мороза:
  • Вот вам чёрная
  • Лакримоза!
  • Филин ухает – эхо глухо,
  • Темень кашляет, как старуха.
  • И то вблизь, то наверх, то прочь
  • искры скопом швыряет ночь.
  • Точно тесто, беду замесила…
  • Эх, гуляет нечистая сила!..
IV
  • Снег. Гам. Смерть. Сон.
  • В бело-голом поле – трон.
  • Чернокаменный.
  • Искры бьют со всех сторон:
  • Пышет жаром страшным он,
  • Точно пламенный.
  • Но не свет владеет им,
  • Огневым и ледяным, —
  • Адский дым!..
  • Нечисть носится вокруг —
  • Вниз и вверх, за другом друг,
  • В землю клонятся.
  • Вереницы тёмных слуг
  • Частоколом тёмных рук
  • Рвут бессонницу!
  • А по центру – кочегар,
  • Черномаз и гневно яр,
  • Сам кошмар.
  • На просторе мировом
  • Восседает божеством
  • С торжеством!
  • «Подносите, – требует —
  • Жертву славную,
  • Нынче – скованную
  • Да бесправную!
  • Златокрылую зарю красна солнышка!
  • Наливай, холопьё!
  • Пей до донышка!»
  • Да как встанет в полный рост,
  • Подбоченится…
  • Черти, гнусом загудев,
  • Тащат пленницу!
  • Крылья связаны у ней
  • Сплошь канатами,
  • Вся горит огнём огней,
  • Под проклятыми —
  • Когтистыми лапами.
  • Из сплетенья чёрных тел
  • Снова Ярый прогудел:
  • «Рвать на части!
  • Потушить – чтоб не не цвела
  • И навечно умерла
  • В чёрной пасти!
  • Вместе с тем вчерашним днём,
  • Что забылся скорбным сном!..»
  • Рвать – до ран!
  • Ревёт барабан.
  • Кара – груба!
  • Вторит труба!
V
  • Что за звук в отдаленье
  • Разрезал истерзанный слух?
  • Где-то в русском селенье
  • Приветствовал утро петух.
  • Ясно-радостный голос
  • Среди какофонии тьмы —
  • Как живительный колос
  • В голодных объятьях зимы.
  • Точно молния – звёздно
  • Рассёк исчернелую высь,
  • Так что рано иль поздно
  • С ней черти ночные слились
  • И пропали бесследно,
  • Рассеяв чудовищный мрак.
  • Сквозь вздохнувшую землю
  • Ниспал перепуганный враг.
  • И заря полевая,
  • От мучителей освободясь,
  • Заискрилась – живая! —
  • В необъятную синь поднялась.
  • И упали оковы,
  • Что чернели на тёплых ногах…
  • И деньская по новой
  • Жизнь вспорхнула, поправшая прах.

«Ах ты детство, детство неразумное…»

По приезде в Сиверскую, летний дом детства

  • Ах ты детство, детство неразумное —
  • Небеса в подтёках околесицы,
  • Тёплый дым над радужными клумбами,
  • Старый куст у перегнившей лестницы.
  • Все цветёт полуденное марево,
  • Слышен хрип качельной перекладины…
  • Помнишь, друг, нас лето крепко жарило,
  • Заживляя горести да ссадины!
  • Ой, гоняли с ветром вперегоночку,
  • И смеялись, и сверкали пятками!..
  • Знаю, помнишь, как бродили до ночи,
  • Как пылало солнце меж лопатками.
  • Друг ты мой! Пора настала трудная:
  • Детство в омут кануло без времени.
  • Спит деревня. Тишина безлюдная
  • Гладит поле по седому темени.
  • Летний дом мертвецки скособочился,
  • Да бурьян разросся над завалинкой…
  • Ах ты, лес, тебя я помню рощицей,
  • Ты меня – такой чертовски маленькой…
  • Будет слёз ещё немало вытерто,
  • Много будет в чашу жизнью налито…
  • Я все та же девочка из Питера,
  • Что за город выезжала на лето.

Ведьма

  • С рассвета на площадь стекается люд:
  • Проклятую ведьму сегодня сожгут!
  • Сухою соломой покрыт эшафот,
  • Заранее весел народ!
  • Мелькают чепцы и пестрят колпаки,
  • По слякоти скачут, теснясь, башмаки,
  • А вот и епископ дряхлеющих лет —
  • В роскошную рясу одет.
  • С ним целая свита святейших отцов
  • И судей – честнейшей души мудрецов!
  • Гудит в нетерпенье священная знать —
  • Пора бы уже начинать…
  • Зеваки под хлюпанье грубых колёс
  • Пустили на площадь торжественный воз:
  • Телегу (да с клячей заместо коней)
  • И клетку глухую на ней.
  • Вся чёрная, будто копавши золу,
  • Там ведьма валялась на грязном полу,
  • И в тряске совсем не срываясь едва,
  • Моталась её голова.
  • Свистя, за повозкой гналась ребятня,
  • Кидалась камнями, колдунью кляня,
  • А рядом, как гордый чернеющий грач,
  • Вышагивал чинно палач.
  • И вот поравнялась повозка с толпой.
  • Чуть не был раздавлен бродяга слепой,
  • Шатавшийся праздно у ней на пути,
  • Да, к счастью, успели спасти.
  • Поодаль закованный, выкрикнул вор:
  • «Долой дьявольщину! В огонь! На костёр!»
  • И люд поддержал златокрада того,
  • Недавно плевавший в него.
  • За волосы выволок ведьму палач
  • Под гиканье черни, под хохот и плач,
  • И бросил, как тряпку, в вонючую грязь,
  • Под маскою хрипло смеясь.
  • Ужасна злодейка поистине та:
  • Драниной прикрыта её нагота.
  • Недавно касался испанский сапог
  • Босых искалеченных ног.
  • Пятнадцатилетняя девочка – яд:
  • Костлявые руки из робы торчат.
  • А грязные патлы, как сажа, черны —
  • Примета шайтанской вины.
  • «В страшнейших грехах обвиняешься ты!
  • Крещёная злом самого Сатаны!
  • Призналась давеча колдунья во всём,
  • Судимая честным судом…
  • Призналась: порой колдовала в ночи,
  • Украла четыре церковных свечи,
  • С неведомым духом беседы вела
  • И с кошкою чёрной жила.
  • От этих злодействий тебя до утра
  • Очистит священное пламя костра!
  • Могла б индульгенцию также купить —
  • Да некогда злато копить…»
  • Колдунья, сполна натворившая зла,
  • Усилием воли лицо подняла,
  • И детские глянули небом глаза —
  • Невысохшая бирюза.
  • «Деяний своих от людей не таю,
  • Да только, епископ, я правду твою
  • Разрушу, ведь Дьявол, поверь, не при чём
  • В магическом действе моём.
  • И впрямь ворожила я лунной порой
  • Над милой моею болящей сестрой,
  • Лечила волшебным настоем из трав,
  • Быть может, законы поправ.
  • И свечи взяла, только вам не назло:
  • Чтоб в домике стало соседском светло!
  • А прежде ведь в Храме просила огня —
  • Как ведьму, прогнали меня!..
  • В том доме старуха одна умерла,
  • Бездетно и голодно, трудно жила!
  • Кому ж, как не мне, было свечи принесть,
  • Молитву усопшей прочесть?..
  • Я кошку себе не могла не забрать:
  • Старушка любила её, словно мать —
  • Родное дитя. Да к тому же одна
  • Погибла бы точно она…
  • Бесплотный же Дух, собеседник ночной —
  • Есть ангел-хранитель с рождения мой!
  • И в Храме святом, подходя к алтарю,
  • Частенько я с ним говорю…»
  • Промолвил епископ: «Родная моя!
  • Открылась ты честно, греха не тая…
  • За это, сердечную правду любя,
  • Всевышний прощает тебя!»
  • На буром от крови засохшей лице
  • При упоминанье о светлом Творце
  • Алмазами слёз заблестели глаза —
  • Заплакавшая бирюза…
  • «Ужели и вправду теперь прощена?
  • Ужель поднимусь из тюремного дна?
  • Вернусь ли к сестре, коли пыткам конец?
  • Ответь же, церковный отец!»
  • Старик улыбнулся: «Забыта вина!
  • Пускай же тебя не тревожит она…
  • А значит, свободна душа с этих пор…
  • Без страху иди на костёр!»
  • Над площадью стал смоляным небосвод.
  • Давно разошёлся нарядный народ.
  • И лишь правосудия тлели огни,
  • Да мрачно темнел эшафот.
  • Над ним, средь ворон – средь крылатых углей —
  • Голубка летала, что снега белей.
  • И сколько, крича, ни старались они —
  • Никак не притронуться к ней!..
  • А где-то малышки всё плачут глаза —
  • Другая уже бирюза.
Весна 2009 года

Царскосельские лебеди. Поэма

  • Святые сны сплелись со словом «сад»,
  • Созвездиями сумрак серебрится;
  • Ссутулясь, словно старые сестрицы,
  • Седые сосны сахарно скрипят.
  • Сарай Саарский синью стен сочится,
  • Садовые скульптуры сладко спят…
  • Сакрально строен северной столицы
  • Столетиями славленный собрат!
  • Светает. Солнце сеет семена
  • Спасительно-спросонного сиянья,
  • Свой сизый саван синева сняла…
  • Страдавшая, стонавшая сполна,
  • Салонным сердцем – с силой созиданья —
  • Смеётся стать Саарского Села.
I
  • Многоточье февральской ночи
  • Измельчало в спросонный гам.
  • Снова мартом, журча, мироточат
  • Развороченные снега!
  • Сивый саван надрусье сбросило,
  • Голубени благоволя;
  • Предрассветной поры многоросие
  • Прослезилося на поля…
  • Был ли более счастлив доселе я?
  • Лишь однажды, рассветы назад:
  • Солнцеликое царскоселие
  • Целовало мои глаза…
  • Шёл, послушный беззвучному зову, я
  • По аллеям – в лиловый плен,
  • И зарницей лазурь бирюзовая
  • Полыхала с дворцовых стен.
  • Заколдованный явью узорною,
  • Забродил я меж грёз, вне людей,
  • Загляделся на гладь на озёрную,
  • На жемчужно-живых лебедей…
  • Простирался повсюду пестреющий сад…
  • Был я счастлив рассветы назад!
  • Мокнет, меркнет виденьем раздавленный март,
  • Рассыпается грудой карт…
II
  • Превосславленного Воскресения
  • Отзвенели колокола!
  • Вдаль уносится тройка весенняя:
  • Бездорожье – небесная мгла!
  • Синь июньскую сонно-высокую
  • Заюлила июльская жарь.
  • Поле солнышком, кажется, соткано,
  • Словно русской крестьянкою встарь.
  • Светотень синевисто-виссонную
  • Где я сердцем уже смаковал?
  • …Негу помнит мою благовонную,
  • Царскосельскую, церемонную —
  • Царскосадовый карнавал!
  • Я по полю бреду; пыльно поле-то —
  • Но глаза от иного горят.
  • В них пылает дворцовое золото
  • С белизною резных колоннад.
  • И колени дрожат оробелые,
  • Сердце, полно тебе – не дрожи!
  • …Плещут крыльями лебеди белые
  • По волнам опалённой ржи…
  • Прорастает из почвы испамятный сад,
  • И скульптуры целуют взгляд,
  • И молочно-белёсые губы богов
  • Проливают неслышный зов.
III
  • Плачет небо лиловой лавою:
  • Пленный ливень стремится вон.
  • Ослеплённое сгинувшей славою,
  • Пало лето на плаху времён.
  • Тучи, черти, опаловой плевою
  • Ох, хоронят – да охру полей…
  • Осень венчана стать королевою
  • И троих поменять королей!
  • Пара первых сокрыта могилою:
  • Срок отсижен, оплакан конец,
  • И ноябрь сбирается с силою,
  • Мировой примеряет венец.
  • По морям всепланетного тления
  • Брежу, брежу – то вброд, то вплавь…
  • Нега ль гонит? Геенна осенняя!
  • Вьётся выею змейною явь…
  • Поле ливнем елейным заплёвано,
  • Почва, чавкая, ступни сосёт.
  • То, что в разум вровнялось, вмуровано,
  • Всюду в небо, волнуясь, ползёт.
  • Лезут – золото, стены лазурные,
  • Колоннады – из-под земли;
  • Нимфы мраморные да ажурные
  • Шепчут: «Верный!.. Гляди! Внемли…»
  • Чай, ничком через чаянья чинные…
  • Часом, навзничь; кругом – гроза…
  • Отче! Очи кричат лебединые,
  • Клики птичьи клюют глаза!..
IV
  • Царскоселье моё, царски сильное!
  • Перья кожу дерут изнутри…
  • Я лечу к тебе мглою пыльною;
  • Ну же, вылечи, не кори!..
  • К чёрту личность: чужбиной червивою
  • Доведённый до чёрной черты,
  • Птицей вольною, птицей спесивою
  • Я врываюсь в твои сады!
  • И над царством цветенья дворцового
  • Блудным лебедем бью крылом,
  • К пелене серебра озерцового
  • Рвусь сквозь завесь небес – напролом…
  • Подо мной, как ладонь, разаллеены,
  • Разлинованы длани Села;
  • Полнокровной Элладой взлелеяны,
  • Улыбаются белые эллины —
  • Древний мрамор нагрет добела!
  • «Недвижимые! Мир вам, хорошие!
  • Долго не был в миру я родном…»
  • Брызги свежие перья взъерошили,
  • Бытие провернулось вверх дном…
  • И плещусь я по ряби пруда-озерца,
  • Выгнув выю на зов бирюзовый дворца.
  • Меж друзей бледнокрылых по глади плыву,
  • Перед счастьем склоняя главу.

Post factum

  • Когда струной судьбы порвётся нить,
  • Когда и отпою, и отсмеюсь —
  • Прошу я вас меня не хоронить,
  • Не зарывать в заплаканную Русь.
  • Пустите душу плавать к островам,
  • В часы сердечко вплавьте сгоряча…
  • Я буду с неба зубоскалить вам,
  • По голове секундами стуча.
  • Храните лавры – этот славный сор,
  • Которого мне не было милей…
  • А тело – чёрт с ним. Вы его – в костёр,
  • Как древних скандинавских королей…

Сквозь века

  • Остановиться? А сами где взяли бы силы вы?
  • Остепениться? О, соло – иная степь!
  • Я хочу выплясать словом все эти символы:
  • Весь этот космос растёт из моих костей!
  • Осатанеть? Слишком много света и Бога,
  • Бога и света; последний по сути – Бог.
  • Только б успеть! Мне бы только испить из рога,
  • Не испугать
  • просыпающийся
  • песок!..
  • Снятся песку полосатые всплески странствий,
  • Солнце, что плавило сахар его Сахар…
  • Сыпься, песоче, – но спи,
  • но не просыпайся!..
  • Тихо —
  • расконденсируйся
  • в стихо-
  • пар!..
  • Пар воспарит, во вселенский вгрызётся хаос;
  • В русле столетий
  • кости
  • станут
  • песком.
  • Хэй, поколенье-постскриптум:
  • я здесь!
  • Я каюсь,
  • Волны
  • времён
  • рассекая, к тебе —
  • босиком!..

Певец. Скандинавская баллада

  • Воздымалась грудь корабля-дракона,
  • Вороной буран хрипотливо ржал.
  • Белый скальд с бородой как дубовая крона
  • Побережною песней нас в путь провожал.
  • И бурлило зелье, глотая небо,
  • И гудящий сумрак пучину тряс,
  • И бездвижный старец, казалось, немо,
  • Осиянный звуком, глядел на нас.
  • Ворожил – и взлетали крылами вёсла,
  • Чугунел корабельный чешуйчатый борт…
  • И мы верили в то, что вернёмся в Осло,
  • И мы знали, что битвой прославим фьорд.
  • Дом остался вдали, за солёной долиной,
  • За простором, который стирает следы;
  • Лица стали у нас – обожжённою глиной,
  • И оплавило марево наши щиты…
  • Иссыхали гортани от южной сини,
  • С каждым выдохом – силу сосала соль…
  • Погибал дракон посередь пустыни,
  • А напившись вдоволь, свистел бы вдоль!
  • Взборонил бы ей водяное брюхо,
  • Искровил бы кривую, тяжёлую муть…
  • Если б Севера только – живого духа —
  • Паруса, как жабры, смогли хлебнуть!
  • А кругом – врагом наплывает гибель:
  • Льёт на палубу солнце свой жёлтый жир;
  • Судно чёрных людей, повелитель рыбий,
  • Косоглазою смертью спешит на пир…
  • Храбрецами заморский корабль полнится,
  • Чужеземною тучей летит супостат…
  • Сыто скалятся недругов смуглые лица,
  • Полумесяцы сабель блестят!
  • Мы жевали жадно горячий воздух,
  • Нас в солёном масле тушила сушь…
  • А с родимого брега, сулящего роздых,
  • Вся Норвегия скальдом вздымала посох:
  • Это старец молился за славу душ.
  • Белой птицей скакал – босиком по скалам,
  • Завывая, к суровым взывал богам…
  • Мы горели, но верили – дело за малым:
  • Возвратиться во славе к своим берегам!
  • С горизонта,
  • как с наковальни ада,
  • К полю брани – тени грозою шли…
  • Трёхголовою ведьмой неслась громада —
  • Это смерть с мавританской летела земли!..
  • Вслед за братом, что пеклу по роду угоден,
  • Вслед за первой ордою – тройная рать!
  • Мы хрипели хором: «Храни нас, Один!» —
  • Лишь отваги молили дать…
  • Мы хрипели певучим туманом Норда
  • И сжимали эфесы стальным кулаком…
  • И казалось – мощью родного фьорда
  • Собирался над шлемами гром.
  • Мы алкали ратной победы гордо —
  • Иль конца, но в геройстве своём.
  • Только гуще жара; и огнями агоньи
  • Мельтешат моряки на чужом корабле.
  • Наши вёсла – усталые крылья драконьи —
  • Измождённо повисли в зелёной смоле.
  • Эта липкая вязь паруса лизала,
  • Но холодной мощью резвился взор.
  • Нас тянуло в бой: нас ждала Вальгалла,
  • Нас напитывал мощью Тор!
  • Песня тихая старца сквозь мили звучала
  • Громогласно, как странный хор…
  • Недруг ближе и ближе, громаднее, строже:
  • Всё безумней дудит, что неведомый зверь…
  • И кривятся на вражеских палубах рожи —
  • Ох, напрасно! Не знают варяги дрожи,
  • Мы сражаемся до обескровленной кожи
  • И уходим в морскую серь!..
  • Был суровым бой, словно серый север,
  • Словно самый варяжский род.
  • Кровенел белоснежной пены клевер
  • На лазури морских широт.
  • Мы не смели чуять ни ног, ни боли,
  • Как не чуяли б их праотцы;
  • И один за одним в чужеводной соли
  • Находили приют бойцы.
  • Но орда чернолицая нас не пугала,
  • Мы рубились – и всё горячей!
  • И, казалось, уже улыбалась Вальгалла
  • Нам приветственным звоном мечей…
  • И хрустели мачты, корма хрустела,
  • С четырёх неприятель сторон ликовал…
  • Бушевал он, кромсая драконье тело;
  • Бился моря кровавый шквал!
  • С четырёх сторон вражья грудь дудела,
  • Точно дьявольский двор пировал!
  • Тут безмолвный драккар заревел драконом,
  • На дыбы поднялся, скрипя кормой…
  • Мы схватились за мачты, и в страхе зелёном
  • Враг застыл побледневшей тьмой.
  • Паруса надулись внезапной бурей,
  • Запестрели молнии страстью фурий!..
  • А дракон неистово бил крылами,
  • Обезумев, рычал и пучину рыл;
  • И разило врага ледяное пламя,
  • Смертоносный огонь разил!..
  • Вся Норвегия щедро свистела ветрами
  • И дышала в жабры ветрил!
  • …Мы под звёздами плыли по слёзной смоли,
  • Да с победой – к священным норвежским лесам,
  • В край, где белые скальды бросаются в море,
  • Отдавая жизнь – парусам.

Дом

  • Я дома. Я снова —
  • На родине Цоя,
  • В объятиях зноя
  • С утра до утра.
  • И небо вдыхаю —
  • Без краю,
  • Густое,
  • Что – с запахом крова,
  • Что – с кровью Петра.
  • О, кровью румянится
  • Сумрак спесивый,
  • Моею Россией,
  • Зарёю моей.
  • Я пьяница, пьяница:
  • Алою силой
  • Питаюсь —
  • И каюсь
  • В июлевый хмель.
  • Налейте мне совести
  • Вместо печали,
  • Чтоб сны не стращали
  • Усталую дочь!..
  • Приехала в гости,
  • Стою на причале.
  • Финалом для повести —
  • Белая ночь.

Молния

  • Мелькнула дорожка во мраке ночи,
  • Зажглась и погасла тотчас;
  • Она не вернется, как пламя свечи,
  • Навек отгоревшей для нас.
  • Сквозь бледные капли в ночной пелене
  • Пустила свой призрачный свет.
  • Решила, наверное, дать она мне
  • Беззвучный и важный совет.
  • Как будто листва, облетали года:
  • Стремителен времени ход…
  • Я молнию помню: исчезнув тогда,
  • Она меня где-то ждёт.
2000 г.

Вершина

  • Быть иль не быть нашей дружбе? Как знать, как знать,
  • Коль жалеют ответа скупые дорожные знаки?
  • Раскрошились слова – то, что важно,
  • теперь не сказать —
  • Я грызу их, как зубодробильные козинаки.
  • Грузно дышу; только сердце – прочнейший мотор.
  • Тишь в голове, точно ночью меня порешили.
  • Но хорошо, но привольно в обществе гор!
  • Может, без друга – но буду на самой вершине!
  • Горше не станет, ведь горше уже – никак!
  • Вирши мои мне послужат походным маршем.
  • Дом далеко: каждый новый виной тому шаг;
  • Цель приближается, небо призывно машет.
  • Только буря в ушах обращается в тошный шторм;
  • Свирепеют моря изнутри черепной коробки.
  • Вижу горный хребет я конечным земным рубежом —
  • И держу к нему путь. Он, по счастью, совсем короткий.
  • Ночь утробно гремит, будто шабаш семи ветров.
  • Я цепляюсь, как зверь, за последний барьер до цели…
  • Рвусь я к звёздам лицом обветренным;
  • грудью бросаюсь на пик трудов.
  • Стяг вбиваю копьём в темя горное,
  • с пальцев стирая солёную кровь…
  • И гляжу я вниз. Знаю: там, где остался кров,
  • Друг в холодном поту подскочил на своей постели.

Снег выпал

  • Кто-то шепчется на снегу —
  • Это мои следы.
  • Снег сегодня выел тоску:
  • Слеп, как дрёма, и сед, как дым.
  • Снег спросонья выпал, как шанс,
  • На дорогу, ведущую вверх…
  • Он укутал, бело-мышаст,
  • Землю в волчий мех.
  • Принародно принарядил,
  • Накружившись всласть.
  • Я сегодня долго бродил,
  • Не боясь пропасть.
  • Оттого-то теперь покрыт
  • Веской вязью весь —
  • В землю выплаканный навзрыд
  • Сон и сын небес.
  • В землю выплакан – лёг на ней,
  • От ступней бугроват:
  • Я сегодня блуждал вдоль дней —
  • То вперёд, то назад.
  • Утомившись, присел на миг,
  • Как на сваленный дуб.
  • Слышишь, шёпотом снег дымит?
  • То века идут.

Авель

Читать бесплатно другие книги:

«Задушевная» беседа с прокуратором Вселенной, которая произошла совершенно нечаянно, когда в один из...
Повесть о красном моряке и всаднике революции, лётчике-испытателе, изобретателе и первом в мире глав...
В предлагаемую читателям поэтическую подборку «Голубая дымка былого» вошли стихотворения и песенные ...
Ботоводство всегда интересовало любого покериста! Теперь вся правда и вымысел выявлены! Присоединяйт...
Этот сборник ужасов издавался несколько лет. Собраны рассказы из реальной жизни, от близких родствен...
О каких горах в Египте, переход через которые занимает два месяца, писал Геродот? Почему у Геродота ...