Цветок предательства Данилова Анна

Посвящается Елизе Ц.

«Цветы надо любить, это верно, но не следует с ними церемониться.

Эрих Мария Ремарк. «Триумфальная арка»

1. Лена

«23 марта 2015 года тело 32-летней жительницы города Москва было обнаружено в ее квартире на Цветном бульваре с признаками насильственной смерти. По данному факту Мещанского района следственным отделом Следственного комитета возбуждено уголовное дело по признакам преступления, предусмотренного ч. 1 ст. 105 УК РФ (убийство)».

Звонок в дверь раздался в семь утра. Я уже проснулась, но еще продолжала нежиться в постели. В квартире было тепло, а в оконное стекло бросал горсти мокрого снега непостоянный март. Вот этот контраст между комфортным теплом и сырой ветреной погодой и составлял мое утреннее счастье.

Я набросила на плечи халат и пошла открывать. Заглянула в глазок. Тридцатилетняя соседка Лиза, моя ровесница, еще ни разу не беспокоила меня в такую рань. Значит, что-то случилось.

– Лиза? Привет, заходи.

Я впустила Лизу, закутанную в теплый халат, в прихожую. У Лизы были заплаканные глаза. Светлые волосы растрепаны.

– Лена, ты извини меня, что я в такую рань…

Мы никогда не были близкими подругами, и жизнь моих тихих и мирных соседей Гусаровых, Лизы и Осипа, я наблюдала со стороны. Мы с Лизой изредка вместе чаевничали, бывало даже пили коньяк, когда я сама приглашала ее к себе, маясь от скуки и одиночества, покуривали. Но вот чтобы Лиза, очень застенчивая женщина, сама пришла ко мне, да еще в такой час, такого не было никогда.

Лиза – очень миленькая блондинка с беличьими белоснежными зубками, пухлыми губками и голубыми глазами. Но при этом в ней не было приторности, легковесности, несерьезности. Умные глаза, умение слушать, интересно рассказывать, умение вести хозяйство и собственная трагичная история завершения ее карьеры музыканта – все это делало Лизу в моих глазах человеком достойным и приятным во всех отношениях. Еще, что было для меня важным, с Лизой было легко, к тому же она производила впечатление человека, которому можно довериться.

– Что-нибудь случилось?

Я пригласила Лизу на кухню, включила чайник. Лиза сначала села за стол, но потом встала и подошла к окну. Она молчала, я приблизилась к ней, заглянула в ее лицо и увидела, что слезы катятся по бледным щекам, как талый мокрый снег, что скользит по стеклу.

Я обняла Лизу за плечи.

– Ну, ну… Успокойся. Садись и рассказывай мне все как есть. Если ты ко мне пришла в такую рань, значит, у тебя беда.

Лиза повернулась и бросилась ко мне как к самому близкому на свете человеку. Я в этот момент предположила самое худшее – смерть мужа, Осипа.

– Все живы-здоровы?

– Да… Да… Извини…

Лиза вернулась за стол.

– Я мало что тебе о себе рассказывала, ты знаешь только то, что видишь, – меня и Осю. Знаешь о том, что я повредила себе пальцы и вот уже полгода как не работаю… Ты, конечно же, не знала о том, что последние десять лет рядом со мной была одна женщина, моя подруга, Валентина…

– Она умерла?

– Лучше бы она умерла… – неожиданно жестко, с металлом в голосе произнесла Лиза. – Не так давно поздно ночью я переписывалась с одним человеком, вернее, не переписывалась, а просто отправила этой семье открытку, поздравила их с десятилетием супружеской жизни. Но мне ответила не Зоя, моя знакомая, а ее муж, Егор, который в это время оказался у компьютера. Он поблагодарил меня, а потом спросил, как у нас дела. И я… не знаю даже, как это вышло, написала ему, что у нас не все благополучно, что Ося вот уже два месяца как в командировке в Петербурге, что редко звонит… Егор и Ося были друзьями, я не знаю, что между ними произошло, но они перестали общаться, перезваниваться… А я очень люблю эту семью, Зоя – прекрасный человек, и мне не хотелось бы из-за Оси терять их дружбу…

– А я и не знала, что твой Осип в командировке…

– Егор вдруг написал мне: бойся женщину, ту, что всегда рядом с вами… Она – твой самый главный враг. И тогда я спросила его, написала буквально одно имя: «Валя?» И он ответил: да.

Я почувствовала, как внутри меня оживает чувство, уже долгое время терзавшее и меня. Жгучая ревность, боль – все это заставило меня взглянуть на сидящую передо мной Лизу уже совершенно другими глазами. Еще вчера благополучная и счастливая в браке Лиза на глазах превращалась в жертву, в то болевое облако, которым была в свое время я сама.

– Твой Ося и Валентина? – я все-таки решила уточнить, хотя и понимала, что иногда вот такое озвучивание имен и слов режет, как нож.

Лиза энергично закивала головой.

2. Лена

Сначала Альбина устремилась к роще роз. Там, при последнем свете сумерек, она принялась раздвигать листву и срывать все цветы, томившиеся в предчувствии зимы. Она срывала их вместе со стеблями, не обращая внимания на шипы, она обрывала их прямо перед собой обеими руками, а чтобы достать те, которые росли выше ее, становилась на цыпочки или пригибала кусты к земле.

Э. Золя

Я целый день потом была под впечатлением утреннего визита Лизы. Вероятно, я приняла ее историю так близко к сердцу еще и потому, что мне самой пришлось пережить почти то же самое. Предательство мужа, расставание. Правда, у меня никогда не было близкой подруги типа Валентины, которая всадила бы мне по самую рукоять нож в спину.

Я работаю в цветочном магазине. Очень люблю свою работу и не променяю ее ни на что другое. Конечно, в идеале я вижу себя хозяйкой подобного магазина, но до этого еще далеко. Это очень большие деньги, а я только-только выплатила кредиты за свою квартиру.

В сущности, я счастливый человек. Я живу в Москве, имею квартиру, практически все свое время провожу среди огромных букетов цветов, общаюсь с людьми, которые довольно часто делятся со мной своим праздничным настроением, счастьем, и мне доставляет истинное удовольствие выбирать для них цветы. Мне кажется, я начала разбираться в людях. Вернее, так я считала до того мартовского утра, когда ко мне позвонила Лиза. Как получилось, что я просмотрела Осю? Как я могла так в нем ошибиться? Конечно, я никогда не беседовала с ним с глазу на глаз, мы чаще всего просто здоровались, кивали друг другу, но я же видела его лицо, глаза, улыбку, я даже пыталась представить себе, какой он бывает дома или на работе. С Лизой – нежный и ласковый, предупредительный, веселый. На работе – вежливый, точный, работящий. Ося среднего роста, обладает спортивной фигурой и при всем этом в нем чувствуются какая-то хрупкость, изящество. Веселые карие глаза, нос с горбинкой, волосы над высоким гладким лбом. Я никогда не задумывалась над тем, где и кем он работает. И даже тем утром мы не говорили с Лизой об этом. Нас с ней интересовало другое: как могли эти двое, самые близкие ей люди, муж и подруга, предать ее. Вонзить ей в спину два мощных ножа. Р-раз! Еще р-р-аз! Получай, арфистка!

…Первый покупатель улыбнулся мне как старой знакомой. Молодой мужчина лет двадцати пяти, он покупал у меня цветы практически каждый день, для своей девушки, которая несколько месяцев провела в больнице с сильнейшими ожогами после пожара и теперь вот готовилась к выписке. Он очень хорошо знал ее вкус, знал, что она любит цветы без подарочной упаковки (даже самой скромной, прозрачной), а потому обычно покупал бледно-розовые или белые, изредка розы персикового оттенка. Сегодня же, готовясь встретить ее после выписки, он купил совершенно потрясающий по своей красоте, оригинальности и свежести букет с нежно-розовым ранункулусом, махровыми тюльпанами, эвкалиптом, тласпи, мускари и хамелациу. Гениальное сочетание!

Вручая ему букет, я пожелала мужчине, имени которого я не знала (как не знаю имен практически всех своих постоянных покупателей), любви и счастья с его девушкой. «Лицо у нее, к счастью, не пострадало…» – не выдержав, шепнул он мне на прощанье.

Он ушел, а я смотрела ему вслед и думала, какие бы цветы он покупал (и покупал ли бы вообще) своей обожженной в пожаре девушке, если бы у нее лицо все же подгорело? Возможно, он ухаживал бы за ней с еще большей нежностью, если бы испытывал к ней подлинные чувства, а может, покупал бы цветы уже другой девушке…

Приходили две дамы, выбирали букет своему начальнику. Остановились на торжественном букете, состоящем из двадцати пяти красных роз.

Затем пришла дама лет семидесяти в шляпке и светлом пальто, купила для своей приятельницы, которой исполнилось восемьдесят лет, букет, состоящий из бледно-зеленого, желтого, сиреневого и красного лизиантуса. «Моя подруга, ее зовут Элла, вот такая же – восхитительная, нежная, неожиданная и яркая! Она много лет прослужила в театре оперетты».

Дел в магазине, помимо обслуживания покупателей, было много. Магазин наш небольшой, и когда я устраивалась на работу, то взяла на себя смелость заниматься абсолютно всем, от работы флориста до уборщицы. С цветами непосредственно я работала в конце рабочего дня, оставаясь иногда допоздна, составляя букеты и композиции, чтобы утром, открыв магазин, быть готовой к самому взыскательному покупателю. Я так организовала свой рабочий день, что успевала и принять товар, и прибраться, и полить, и подкормить цветы, и подогреть себе обед в микроволновке и даже почитать!

И моя жизнь показалась бы мне самой полной только работой, если бы не игры, которые я устраивала сама для себя, пытаясь в каждом покупателе разгадать личность, представить себе, что это за человек, как живет, с кем, чем занимается. Я понимаю, все это глупость, конечно, потому что никакой я не психолог, тем более что история с Лизой меня в этом лишний раз убедила. Но мне нравилось общаться с людьми, рассматривать их, выслушивать, словно они приходили не только за цветами, но и просто ко мне в гости.

Я спрашивала себя, какое место в жизни людей занимают цветы и как часто обыкновенный человек, к примеру работяга или учительница начальных классов, может позволить себе купить у меня букет. И каждый раз, думая об этом, понимала, что, к счастью, мои цветы покупают люди разного достатка, и не всегда для кого-то. Иногда цветы покупаются просто для себя, в дом, чтобы они радовали, напоминали, к примеру, зимой о существовании лета, да чтобы просто поднять себе настроение. И вот для таких случаев я заказывала недорогие, но очень красивые и эффектные кустовые розочки, которые прекрасно сочетались с гвоздиками и создавали праздничное настроение.

Гелиантус… Я часто составляю букеты из полевых цветов, мелкой ромашки в сочетании с гелиантусом, декоративным подсолнухом и зеленой травой… Но я отвлеклась.

Мои развлечения. Или нет – интерес. Когда же появился у меня интерес к одному очень симпатичному и неразговорчивому человеку, о котором я так часто думала и сущность которого мне так и не удалось определить? Я уже и не помню. Сначала я не обратила на него внимания, подумала, что он приходит ко мне чуть ли не каждый день за цветами по поручению своего начальника. И не потому, что он не похож на начальника или выглядит несостоятельным, вовсе нет. Он выглядит вполне нормально, хотя я ни разу не видела его при полном параде, в костюме и с галстуком. Другими словами – он не выглядит респектабельно. Он носит уютные теплые курточки с меховым воротником, джинсы, высокие сапоги тоже на меху, а в теплое время года (осенью, весной я его еще не видела) я запомнила его в черной куртке и черных джинсах, в тонком сером свитере-поло. Все вещи добротные, дорогие и чистые. Не знаю почему, но мне кажется, что он не женат. Нет в нем той мягкости и благодушия, свойственного счастливым в браке мужчинам. Но женщина у него точно есть. Возможно, он ее добивается… Но так я думала до недавнего времени. Потом же все изменилось – мое отношение к нему, да и вообще я снова решила для себя, что ничего не смыслю в людях.

Я назвала его про себя Захаром. Ну не подходили ему имена Сергей, Андрей… А вот Захар – вполне. Быть может, потому я остановилась на этом имени, что он напоминал мне папиного друга Захара, художника, на которого немного походил мой особенный покупатель. Почему особенный? Даже не особенный, а скорее странный, загадочный.

Первые его визиты я не запомнила, обратила внимание на него перед Новым годом, когда он купил у меня корзину с двумястами и одним разноцветными тюльпанами! Понимаете, покупая такой букетище своей женщине, влюбленный мужчина не должен выглядеть таким скучающим. А тут ни намека на предстоящую радость от дарения столь роскошного букета, ни блеска в глазах, ни улыбки. Напротив – полное равнодушие или даже отвращение к процессу покупки цветов. Он был, пожалуй, единственным покупателем, столь небрежно относящимся к цветам. Повторяю, я могла бы его принять за наемного водителя или помощника начальника, на которого он работал, но подслушанный однажды его телефонный разговор убедил меня, что он сам себе хозяин. По тем фразам, что я услышала, я заключила, что он провернул какую-то очень выгодную для него сделку и что теперь наладился канал с Германией, куда «мы и дальше будем поставлять…» А вот что именно поставлять, я так и не поняла. Короче говоря, я поняла, что Захар – бизнесмен, а это сделало в моих глазах его фигуру еще загадочнее, интереснее.

Кому он покупает эти цветы? И почему так много? Почти каждый день?

Его фраза, обращенная ко мне, всегда начиналась одними и теми же словами: «нежный букет». Мне нежный букет, для девушки. Иногда он говорил: для женщины. Но никогда – для жены.

Он покупал букеты без подарочной упаковки, иногда (примерно раз в два-три месяца) корзины с цветами. Но всегда только нежных, пастельных тонов. Чаще всего покупались кустовые розы, ромашки, сирень, тюльпаны, амариллисы, анемоны и их прекрасное сочетание. Несколько раз Захар покупал вместе с цветами и шоколадные конфеты, всегда разные.

Я спрашивала себя, хотела бы я, чтобы мне дарили цветы с такой же постоянностью, но с таким унылым выражением лица, как это делал Захар, и каждый раз отвечала себе: нет! Нет и нет! Лучше уж я буду одна, без мужчины, жить для себя, создавать фантастические по своей красоте букеты и ужинать дома в полном одиночестве, только бы не такой вот равнодушный и очень странный, себе на уме мужчина.

Я и сама не знаю, как это мне пришло в голову следить за ним. Это случилось в начале марта. Был солнечный день. Захар зашел в магазин, как всегда, утром, выбрал тюльпаны, расплатился картой и вышел.

Не помню, как я тоже оказалась на улице. Набросила на плечи куртку, заперла магазин и свернула в переулок следом за мужчиной. Похоже, я замешкалась и опоздала. Увидела, как он садится в черный «Мерседес», очень красивую сверкающую машину. Вот только не заметила в его руках, когда он подходил к машине, тюльпанов. Я по инерции сделала еще несколько шагов вдоль тротуара и, дойдя почти до того места, откуда сорвался «Мерседес», остановилась как вкопанная. Думаю, то, что я увидела в тот момент, заставило меня открыть рот. И сколько минут я так простояла, хватая ртом воздух, я не знала. Тюльпаны, пятьдесят одна штука, разноцветные, прекрасные и свежайшие, были засунуты в мусорную урну, слава богу головками вверх, но все равно!

Недолго думая, я выхватила букет и прижала к сердцу. Урна была изнутри выстлана черным полиэтиленом, а потому цветы, к счастью, не испачкались. Но это была точно урна, а не какое-то секретное место для передачи цветов, потому что на дне я увидела уличный мусор, пластиковые стаканчики, фантики от конфет, мятую сигаретную пачку…

Я помчалась обратно в магазин, унесла букет в подсобку и поставила в вазу с водой. Мне хотелось обнять эти брошенные жестокосердным человеком цветы, прижать к сердцу и даже поцеловать, так я была расстроена и взволнована.

Зазвенел колокольчик, извещавший приход покупателя.

В магазин зашла молодая женщина и принялась разглядывать цветы. Остановилась перед вазой с букетом белых и розовых фрезий. Ткнула в него пальчиком. Я взглянула на нее и увидела немой восторг: это когда у человека нет слов, чтобы выразить свое восхищение красотой!

– Отличный выбор, – поощрила я ее. – Чудесный букет.

Я никогда не спрашивала, кому и для чего предназначаются цветы, если чувствовала, что покупатель уверен в своем выборе. Зачем навязывать ему свой вкус, если он и так все знает. Вот и в этот раз я достала букет, упаковала его в бумагу, чтобы его не потрепало мартовским ветерком.

– Это я себе, любимой, – доверительно проговорила девушка, с нежностью принимая букет из моих рук. – Получила гонорар и решила вот побаловать себя. Когда еще муж вспомнит о существовании на земле цветов… ну и меня заодно…

Она улыбнулась. Я улыбнулась ей в ответ. Представила себе, как она сейчас придет домой и поставит цветы в вазу. Быть может, поцелует лепестки, как это делаю иногда, в порыве чувств, я сама, когда меня никто не видит.

Эта девушка – настоящий ценитель цветов, ценитель всего прекрасного. В отличие от этого странного Захара.

Весь остаток дня я промаялась, пытаясь понять причину, заставившую этого человека поступить с цветами таким образом. Вариантов объяснений могло быть на первый взгляд всего два: Захар выбросил букет в урну, не желая, чтобы его увидел кто-то, кто находился поблизости от него в момент, когда он подходил к своей машине, то есть он решил по какой-то причине скрыть факт покупки цветов, а значит, он сделал это впервые; или же он делал это постоянно!

Но в любом случае я так и не смогла понять, что двигало бы человеком, ведь эти цветы он должен был просто положить в машину, что само по себе ни о чем не говорило, кроме того, что цветы куплены, то есть они могли быть предназначены для кого угодно!

Не знаю, какое чувство меня больше одолевало, любопытство или раздражение по поводу такого варварского обращения с цветами, но спрашивать Захара в лоб, зачем он так поступил, я пока еще не решалась. Конечно, задавая ему этот вопрос, я могла бы придумать, что совершенно случайно оказалась на улице в тот момент, когда он выбрасывал цветы в урну, но куда более соблазнительным показалось мне повторить слежку за ним в следующий раз.

В остальном этот день ничем не отличался от обычных рабочих дней Я продавала цветы, придумывала новые композиции, отмывала вазы, расставляла по полкам аксессуары, принимала товар, пила кофе и представляла себе очередную, возможно, завтрашнюю, встречу с Захаром. И вдруг в какой-то момент поняла, что видела его сегодня, быть может, вообще последний раз! Что, если он порвал, к примеру, со своей возлюбленной и больше не станет покупать ей цветы? Или, во всяком случае, до тех пор, пока в его жизни не появится другая женщина. Что ж, тогда этот его поступок, как и он сам, будет просто забыт. В сущности, кто он мне и какое мне дело до его женщин. Хотя, не скрою, Захар мне нравился. Вот только мужчин в свою жизнь я зареклась пускать. Все в прошлом, в прошлом…

Из головы не выходила и Лиза с ее трагедией. Я очень хорошо помню, каково было мне в ту пору, когда мне изменил муж. Правда, не с моей подругой, потому что подруг у меня тогда как бы и не было, а со своей коллегой по работе, но боль от этого не была менее острой.

Возвращаясь домой, я позвонила в квартиру своей соседки. Лиза открыла мне не сразу. Сначала я услышала какой-то грохот, после чего раздался лязг открываемых замков, и я увидела в темном дверном проеме щурящуюся от света Лизу.

– Ты чего в темноте-то? – удивилась я, понимая, что тот грохот, который сопровождал ее приближение к двери, был вызван падением какого-то предмета.

– Электричество отключили, – сказала она, обнимая себя за хрупкие плечи.

– Кто? – задала я дурацкий вопрос, потому как в моей жизни еще ни разу не происходило фатальное отключение электричества в квартире за неуплату (!), о чем я тотчас и узнала от моей соседки. Я вспомнила ее утренний визит и подумала, что, возможно, Лиза заходила ко мне для того, чтобы занять денег, но так и не решилась. Но если человек не платит за электричество, значит, у него крайне бедственное положение.

Я взяла ее за руку и потянула за собой, в свою квартиру.

– Ты почему мне ничего не сказала утром? Тебе нужны деньги? Как долго вы не платили за квартиру?

– Семь месяцев…

Я была потрясена. Я бывала в квартире Гусаровых, и если бы меня спросили об уровне достатка этой семьи, я с уверенностью сказала бы, что они далеко не бедны. Квартира забита дорогими и красивыми вещами, антиквариатом, в прошлом году они сделали ремонт, там одна плитка в ванной комнате потянет на тысячи евро!

– Лиза, что случилось? Какая еще беда свалилась на твои плечи?

Я провела ее на кухню и усадила за стол. Села напротив.

– Рассказывай.

Выглядела она очень плохо. Лицо осунулось, глаза опухли от слез, взгляд же был преисполнен боли.

– Да все очень просто. Ося попал на деньги, на большие деньги. Занял, чтобы начать свой бизнес, закупил компьютеры, но склад сгорел… Ох, Лена, так много всего произошло, что не знаю даже, с чего и начать… Просто, за что бы он ни брался, у него ничего не получалось. Проектов было много. Он пробовал заниматься запчастями для автомобилей, продажей минеральной воды, какими-то спортивными товарами, хотел открыть маленькую фабрику, которая перерабатывала бы бумагу, прессовала ее в брикеты, набирал рабочих для работы за границей, организовывал строительные бригады, вкладывал деньги в лотерею, покупал автомобили для перепродажи, даже купил старый сарай, где собирался разводить породистых собак…

– Постой-постой, но где он брал на все это деньги?

– Как где? У меня! Я ему давала! Я же хорошо зарабатывала.

Лиза – арфистка. Талантливая, работящая, предприимчивая. В течение десяти лет она успешно работала в организованной ею фирме по обслуживанию праздников, корпоративов, где играла на арфе. Ее работа всегда хорошо оплачивалась, правда, подробностей этого бизнеса я не знала и предполагала, что основной источник семейного дохода это все-таки деятельность Осипа.

– Ося? Да он практически никогда нигде не работал! – слабо отмахнулась от моих слов Лиза. – Я назвала тебе только часть его так называемых проектов… Но сейчас-то я знаю, что ничего этого вовсе и не было, никуда он ничего не вкладывал… Все эти деньги он попросту проживал со своей любовницей, они, как рассказали мне добрые люди (и продолжают рассказывать до сих пор), катались с ней за границу, где только не побывали…

– Это с твоей подругой, той самой Валентиной?

– Да, с ней. Я же с ней всем делилась. Она была в курсе того, сколько я заработала и какие у меня накопления. Я знала, что она едет, скажем, в Испанию или Турцию, в Египет или на Мальдивы, но была уверена, что она едет туда со своим любовником, она даже называла мне его имя – Толик. Какой-то бизнесмен. И как раз в это же время мой Ося тоже куда-то срывался, отправлялся то в Питер, то в провинцию, то на рыбалку на озера…

– Но паспорт-то ты его видела? Там же печати, свидетельствующие о его пребывании за границей…

– Загранпаспорт? Да я в глаза его, что называется, никогда не видела! Знала, что он есть, но мы же с Осипом никуда не ездили!

– А машина? – вспомнила я. – «БМВ», почти новая…

– Это я ему купила. Вот только сама практически никогда не ездила на ней, хотя постоянно находила в ней какие-то шоколадные батончики, конфеты… бутылку с недопитым соком, а на горлышке – следы помады… Ося объяснял это тем, что подвозил своего друга с женой… Да мало ли чего можно придумать, чтобы оправдаться?!

– А денег-то почему нет даже на оплату коммуналки? Ты же не могла отдавать ему все подчистую, ты же нормальный человек…

– Полгода тому назад Осю чуть не посадили за какие-то махинации с документами по недвижимости, кажется, они по нескольку раз продавали одни и те же квартиры или что-то в этом роде… Нужны были деньги на взятки следователю, прокурору, потом и судье… Я взяла сначала один кредит, потом второй… Ну, а потом случилось это несчастье с моей рукой…

Я никогда не расспрашивала Лизу о том, каким образом она покалечила правую руку. Знала, что она прихлопнула ее дверью. И вот в этот вечер открылась правда, которая вызвала у меня бурю эмоций, шок.

– Это Ося прищемил мне руку дверью… Я купила антикварное бюро случайно, по нормальной цене… И мы не могли никому доверить его транспортировку. Я позвонила Осе, он приехал за мной в магазин, мы погрузили бюро на заднее сиденье и довезли до дома. И вот, когда уже вносили его в прихожую, Ося и захлопнул дверь… металлическую… входную… прищемил мне пальцы… раздавил, расплющил…

– Но как он умудрился, ведь он же держал бюро, у него самого руки должны были быть заняты? – недоумевала я.

– Если бы я знала… Хотя, подозреваю, что это могла сделать и Валя… Она позвонила в нашу дверь буквально спустя десять минут после того, как мы внесли бюро, когда я рыдала от боли, прижимая к себе окровавленную, с раздробленными пальцами, руку…

– Думаешь, у них был план?

– Разве теперь узнаешь? Одно знаю точно – Ося не хотел, чтобы я покупала это бюро. Он считал, что это пустая трата денег. Возможно, он, разозлившись на меня за эту покупку, позвонил Вале и в красках описал свое негодование по этому поводу. А поскольку они были сообщниками в преступлениях, направленных против меня, то, кто знает, может, приблизившись, вернее, подкравшись незаметно к нашей двери и увидев, что я уцепилась пальцами за косяк двери, придерживая другой рукой драгоценный груз, Валя взяла да и хлопнула этой самой дверью… Понимаешь, Лена, там тесно было, да и нервничала я, очень боялась, что поцарапаем бюро… Разве ж я тогда могла представить себе, что уже очень скоро распрощаюсь и с бюро, и со всем тем, что наживала всю свою жизнь…

– В смысле?

– Ты давно не была у меня, – вздохнула Лиза, и щеки ее на моих глазах ввалились, как у больной. – Квартира голая. Там нет ничего, кроме кушетки и старого шкафа. Мне пришлось все продать. Большую часть долгов погасила, осталось по мелочи. Но и их тоже надо отдавать. Ты бы знала, Лена, как это тяжело – не спать ночами и думать о том, где бы раздобыть денег. Ведь я ничего, кроме игры на арфе, и делать-то не умею. А рука не работает, там же сухожилия повреждены так, что не восстановить…

И Лиза осторожно положила на стол изуродованную, всю в шрамах, словно с плохо пришитыми пальцами, кисть.

Я ощутила, как ее боль проникла в мой организм и холодной зябкой волной растеклась по жилам. Так бывает, если сопереживаешь, сочувствуешь человеку.

– Значит, так, – сказала я, желая немного взбодрить Лизу и направить ее мысли на что-то другое, приятное. – Хотя бы на время забудь о своих проблемах. Вот просто выключи в своих мозгах канал с мыслями об этих двух предателях, и все!

Лиза слабо улыбнулась.

– Легко сказать.

– Будем сейчас ужинать, потом посмотрим какую-нибудь комедию. Согласна?

– Зачем тебе со мной возиться?

– Я отвечу тебе вопросом на вопрос: если бы я сидела без света и хлеба, умирала бы от голода, а ты пришла бы ко мне, увидела меня в столь бедственном положении, ты бы не помогла мне?

– Разумеется, помогла бы, – ответила Лиза, и голос ее при этом дрогнул.

– Тогда давай не будем задавать друг другу дурацких вопросов, а будем просто жить. Ты, главное, не впадай в депрессию, как я в свое время. Ничего есть не могла, лежала и плакала… Так нельзя. Надо приходить в себя, заставить себя не думать о плохом…

Я принялась разбирать сумку, достала продукты, накрыла стол к ужину: спагетти с томатным соусом, вчерашний яблочный пирог, вино.

– А у меня сегодня случай странный произошел на работе… – я рассказала Лизе о Захаре. – Вот загадка, да? Как ты думаешь, зачем он выбросил тюльпаны в урну?

– Вот так сразу сказать не могу, и, вероятно, у него на это имелась причина. Но поступок на самом деле странный.

– Мне кажется, я знаю, чем ты смогла бы заниматься и чем зарабатывать на жизнь. Я собираюсь открыть свой собственный цветочный магазин, и ты помогала бы мне. Мы бы вместе его открыли, и ты была бы моей правой рукой. Я сделала бы из тебя настоящего флориста! Как тебе моя идея?

– Ты зришь в корень. Да, ты права, но сейчас это нереально. Потому что у меня нет таких денег. Да и не предвидится в скором времени. Но если бы я, к примеру, продала свою квартиру и купила другую, меньшей площади, вот тогда бы у меня все получилось.

– Продать квартиру? Ну не знаю… Кстати, а что ты будешь делать со своей квартирой? Твой Ося собирается ее отсуживать?

– Вообще-то это квартира моих родителей.

Мне неудобно было спрашивать, живы ли они, но, исходя из возраста Лизы, им могло быть за пятьдесят, но она, опередив мой вопрос, сказала:

– Я – поздний ребенок, родителей у меня уже нет…

И тогда я предложила Лизе переселиться ко мне, а свою квартиру сдавать. Чтобы она совсем уж не раскисла, чтобы ей было на что жить. К тому же я надеялась, что в скором времени постараюсь ей помочь подыскать работу.

– Но так нельзя… – вспыхнула она от моего щедрого предложения. – Я не могу вот так запросто жить в твоей квартире, не зная, смогу ли я найти работу или нет.

– Хорошо. Тогда сделаем так: чтобы тебе было комфортнее, чтобы ты не чувствовала себя обязанной, я предлагаю тебе снять у меня комнату. За небольшую плату. Ты будешь сдавать свою квартиру и снимать комнату у меня. Поверь мне, разница в деньгах будет очень существенна, ты сможешь спокойно жить и, не торопясь, подыскивать себе более-менее нормальную работу. Ты могла бы давать уроки музыки…

И тут же, вспомнив об ее искалеченных пальцах, я поспешила извиниться.

За ужином мы говорили о возможном скором переезде Лизы ко мне. Она заверила меня, что возьмет на себя все хозяйственные заботы, уборку и прочее. Мне показалось, что она воодушевилась, наполнилась надеждой.

Вино ударило в наши и без того разгоряченные планами головы, и в полночь мы с Лизой перешагнули порог ее квартиры, чтобы, хорошенько все осмотрев, решить, за какие деньги можно ее сдавать. Одно дело – находиться в квартире, любуясь на красивую мебель и посуду, другое – оценивать ее именно с этой, практической точки зрения.

Я была просто поражена, когда при свете фонарика увидела лишь голые стены. Да, Лиза говорила мне о голых стенах, но я была уверена, что это все-таки не совсем так, что она преувеличила, однако только в одной комнате я увидела кушетку и шкаф, и все! Даже кухня была пустая. А еще недавно там стоял очень красивый итальянский гарнитур.

– Я дам тебе кое-что из мебели, чтобы квартирантам было где спать. А еще лучше найти таких жильцов, которые въехали бы со своей мебелью. Ладно, пошли отсюда, тебе не надо здесь находиться… «…ты можешь здесь окончательно свихнуться…» – так и вертелось у меня на языке.

Лиза, вероятно, понимая это и подчиняясь мне, покорно покинула квартиру.

Я постелила ей в гостиной на диване, пожелала спокойной ночи, вернулась на кухню и всплакнула. Так мне стало ее жаль, сил нет! Ладно, узнать, что твой муж изменяет, это случается сплошь и рядом. Но эти двое покалечили Лизу, я была уверена, что оказавшаяся не случайно рядом с квартирой ее подруга Валентина, может, поначалу и не собиралась причинять ей увечья и заявилась исключительно для того, чтобы хотя бы внешне поддерживать с ней дружеские отношения, как бы пустить ей в лицо очередную порцию «дружеской» пыли: вот, мол, и я, шла мимо, заглянула на огонек. А когда, приблизившись к двери, увидела незащищенную драгоценную ручку арфистки на косяке металлической двери, не выдержала и от переизбытка неприязни к сопернице (успешной, талантливой, красивой и богатой) шарахнула по ней дверью! Какая же она мразь, гадина!

Я помыла посуду, допила вино из своего бокала и пошла спать.

3. Захар

Она сказала, что ненавидит меня за то, что я такой, какой есть. Что она готова застрелить меня, зарезать, отравить из-за моего благородства, что я раздражаю ее так, как никто другой.

Понятное дело, будь она трезвой, вряд ли вела бы себя так по отношению ко мне. Но трезвой я видел ее все реже и реже. И не сказать, что она много пила, нет, но без капли коньяку уже не могла. Иногда мне казалось, правда, что она наливает себе коньяк в рюмку не ради самого коньяка, а ради вида хрустальной рюмки с золотистой жидкостью, которую она любит разглядывать на свет. Что эта рюмка с золотым коньяком стала частью ее нежной руки.

То, что происходило с нами, иначе как полным бредом назвать было нельзя. Люди не должны так жить, так мыслить, так чувствовать, наконец. Это извращение. Болезнь.

Однако я каждый день приходил к ней и вручал цветы. Иногда букет был с запиской, но чаще всего – нет. Первое время я почти каждую неделю покупал ей по вазе. Понятное дело, что ваза должна была быть невероятно красивой, роскошной и дорогой. Квартира Вероники была сплошь заставлена вазами с цветами. И моей обязанностью было каждый день напоминать ей о том, чтобы она сменила воду, выбросила отжившие свой короткий век цветы… Домработницы в доме не было. Принципиально. Хозяйка слишком ценила свое спокойствие, уединение и свободу, а потому о том, чтобы по комнатам расхаживала какая-то тетка или девка с пылесосом, и речи быть не могло.

Каждый раз, увидев меня с букетом в руках, Вероника, кутаясь в свой любимый шелковый темно-вишневый халат, только разводила руками или многозначительно крутила пальцем у своего виска: мол, куда еще цветы? Но я с видом жертвы тоже лишь пожимал плечами. А что мне еще оставалось делать?

– Ты бы зашел, выпили бы кофейку, – она часто предлагала мне пройти и остаться. Но я знал эти ее штучки. Если бы я прошел, то уже через мгновенье ее темно-вишневый халатик был бы на паркете, а Вероника демонстрировала бы мне свое белое нежное тело, едва прикрытое прозрачным бельем, или вообще голая бросилась бы меня обнимать, прижимаясь ко мне всем своим теплым телом.

Она была ненасытная, нахальная, дерзкая, нервная, соблазнительная, откровенная, скрытная, ласковая, жестокая, нежная, прекрасная. И только я знал, какую ненависть она вызывала во мне одним своим существованием.

Я ненавидел ее так, что много раз мысленно раздавливал своими сильными пальцами ее тонкую шейку. И она, зная об этом, пользуясь случаем, когда я бывал на расстоянии вытянутой руки от нее, хохотала мне в лицо, обдавая меня ароматом коньяка или конфет, показывая мне свои белые крепкие зубки, а потом, хватая меня за галстук, за ворот рубашки или свитера, тянула на себя, ложилась иногда прямо на ковер, а если повезет, на диван в гостиной, под меня, потерявшего равновесие, и хватала, щипала за чувствительные места, заглядывая мне в лицо и продолжая хохотать.

Она была очень опасной, очень. Но что я мог поделать?

После четырех мне не позволялось даже звонить в ее дверь. С этого часа и до утра было время Вероники. Она принимала мужчину, запиралась, зашторивала окна, и один дьявол знает, чем она там, внутри своего алькова, занималась. В те же дни, когда она проводила вечера и ночи в одиночестве (все это тщательно отслеживалось), она просто красиво бездельничала, занимаясь собой, ухаживая за своей кожей и волосами, смотрела фильмы, слушала музыку, танцевала, с кем-то подолгу разговаривала по телефону, ну и пила, конечно. Скайп она презирала, считала, что это одно из самых худших и опасных изобретений человечества, что скайп – это чужой глаз, который подсматривает за жизнью человека, нахально и без предупреждения вторгается в чужой мир, заставая людей врасплох, и заполняет собой личное пространство.

Всякий раз, когда она открывала мне дверь, я делал вид, что в ее квартире очень душно от цветов. И когда она пыталась мне сказать что-то, я, не слушая, просто отодвигал ее от себя, как живую изящную куклу, проходил в гостиную или даже в спальню и, какое бы время года ни было, распахивал окна и непременно раздвигал шторы, словно мне не хватало свежего воздуха, глотал его из раскрытого окна как холодную воду.

Она злилась в такие минуты, пыталась остановить меня, хватала за руки, за плечи, повисала на мне, легкая и цепкая, как красивое большое растение, но я освобождался от ее рук-стеблей и делал свою работу.

Я знал: первое, что она сделает после моего ухода (а мои визиты длились всего-то несколько десятков секунд!), – это закроет окна. А вот про шторы может и забыть. Особенно днем, когда подсознательно будет уверена, что ее все равно никто с улицы не увидит. И лишь это было важно для меня, лишь это.

Она любила меня, Вероника, но встречалась с другими мужчинами, играя с ними в опасные игры, подменяя свою любовь ко мне ложными ласками пахнущих бензином рокеров, голодных студентов, молодых и горячих, под хмельком, офицеров, чистеньких клерков и даже старшеклассников. Однако постоянным ее любовником, о существовании которого я знал, был старик. Очень богатый. И это просто удивительно, что он никогда не бывал в ее квартире. Она сама ездила к нему за город на купленном на его деньги «Инфинити». Вот интересно, что бы он сказал, увидев ее квартиру, превращенную в филиал цветочного магазина? Или магазина ваз? И как бы она ему все это объяснила? Хотя ничего бы она ему не объясняла. Она не такая.

Любовь. Ее любовь сродни яду.

– Останься, – она смотрит мне в глаза, и меня пробирает оторопь. – Прошу тебя. Не дай мне погибнуть.

Ее гибель в постели с очередным любовником, и она это отлично понимает. Ничто так не выхолащивает женское естество, как вечно меняющиеся партнеры. Словно Веронику, как золотой коньяк, разбавляют водой. Один к ста.

«Я ненавижу тебя», – отвечают мои глаза, и она читает это по ним. Она все знает и понимает.

«Когда-нибудь я не выдержу и убью тебя», – я смотрю в ее глаза, и эта угроза проваливается в темноту ее порочного взгляда. Она не верит мне и пьяно ухмыляется.

«Я люблю другую женщину», – я продолжаю ее ранить своими мыслями, как лезвиями.

«Ты врешь», – отвечает она, полоснув по моему сердцу.

А я люблю цветочницу. И звать ее Елена.

4. Лена

Утром я старалась не шуметь, чтобы не разбудить чудом уснувшую после всего пережитого Лизу. Выпила кофе, оставила на столе деньги, чтобы она заплатила за квартиру, и записку, в которой пожелала моей новой подруге доброго утра и позитива.

Разбирая цветы в магазине, за полтора часа до открытия, я вдруг подумала о том, что могла бы предложить Лизе продавать на улице или у метро небольшие букетики, составленные из слегка подпорченных (сломанных), но свежих цветов. Вместо того, чтобы выбрасывать этот цветочный сор, Лиза могла бы на них зарабатывать, пока ей не подвернется работа. Дешевые букетики из ирисов, ромашек, гвоздик, мелких роз, хризантем и анемонов в сочетании с зеленью раскупались бы мгновенно студентами, пенсионерами. Меня интересовало, не постыдится ли Лиза поработать цветочницей? Сможет ли преодолеть себя? Ведь еще недавно она, одетая, как принцесса, в длинных воздушных платьях была украшением многих праздников, игра на арфе возвышала девушку над такими понятиями, как ущербность, бедность, унижение, страх…

– Лиза? Доброе утро! – я позвонила ей. – У меня есть идея. Ты могла б приехать ко мне в магазин? Конечно, после того как заплатишь за свою квартиру…

Лиза заплакала в трубку, поблагодарила меня за оставленные мною деньги и пообещала вернуть долг.

Я так увлеклась составлением крохотных и почти ничего мне не стоящих в денежном выражении букетиков, что опоздала с открытием магазина на четверть часа! Каково же было мое удивление, когда первым моим посетителем, все это время наверняка поджидавшим меня на крыльце, был загадочный Захар.

Возможно, мне показалось, но он прятал от меня взгляд. Словно знал, что я владею его цветочной тайной.

– Мне вот эти красные герберы, – сказал он, ткнув в букет ярких с неестественно четкими линиями лепестков гербер.

Я кивнула головой и принялась упаковывать их в бумагу.

– А зачем вы их упаковываете? – спросил Захар. – Мне же только донести до машины.

Затем, мысленно ответила ему я, чтобы они не перепачкались и не повредились, когда вы будете швырять их в мусорный бак!

– Ох, извините, я думала, что так будет лучше.

– Хотя… Может, вы и правы… Неизвестно еще, когда они попадут домой.

Ну вот, наконец-то я услышала хоть что-то. «Неизвестно еще, когда они попадут домой». Значит ли это, что он покупает их для своей жены? Но если это так, то его квартира должна бы уже превратиться в оранжерею! Вернее, в цветочный магазин! Хотя… С чего это я взяла, что он отвезет их к себе домой? Может, под домом он подразумевает дом возлюбленной?

Я упаковала букет, положила на прилавок, но мой покупатель не собирался уходить. Он подошел к окну, где на мраморном столике были расставлены вазы и корзины с самыми дорогими композициями. Его внимание привлекла корзина с ландышами, как будто растущими из зеленого кудрявого мха.

– А еще мне вот эти ландыши, – сказал Захар, поворачиваясь ко мне, и я заметила, как порозовели его чисто выбритые щеки.

– Вы извините меня… – мне кажется, я тоже покраснела. – Вы видели цену? Тридцать тысяч рублей…

– Да, конечно! Вот, – он проворно достал из кармана куртки портмоне, извлек оттуда банковскую карту и протянул мне. – Пожалуйста.

Я провела платеж, выдала ему чек и направилась к столику, чтобы взять корзину. Но тут случилось невероятное. Захар остановил меня, прикоснувшись к моей руке. Его ладонь оказалась теплой. Он задержал мою руку и шепнул мне тихо, поскольку в эту самую минуту дверь магазина открылась, о чем оповестил звон колокольчика, и вошел новый покупатель:

– Это вам.

Я даже испугалась. Подумала, что мне послышались его слова.

– Эти ландыши – вам. Пожалуйста, не продавайте их никому, отнесите домой. Это мой вам подарок.

И, схватив пакет с герберами, он вышел из магазина.

Как бы мне хотелось выйти за ним, чтобы проследить, что он сделает с цветами на этот раз, но в магазине был посетитель и его надо было обслужить. Радость от подарка я отложила на потом, когда, оставшись одна, смогу сполна ею насладиться.

Покупатель, молодой мужчина, вероятно, тоже спешил (как и я), а потому, быстро выбрав букет красных роз, расплатился наличными и покинул магазин. Я вышла следом за ним, заперев дверь на ключ, двинулась по уже известному мне маршруту, свернула на нужную улицу, осмотрелась в поисках интересующего меня автомобиля, но не нашла его. Подошла к урне, заглянула в нее и, увидев коричневую оберточную бумагу, почувствовала, как волосы на моей голове шевелятся. Словно я увидела там труп!

У меня всегда так. Когда я вижу нечто, чего не могу объяснить, то мой организм реагирует бурно. Я покрываюсь мурашками, у меня начинает кружиться голова, мне становится нехорошо.

Так случилось и на этот раз. Я оглянулась – улочка была пустынна, достала из урны запакованный букет и быстро вернулась в магазин.

Я недоумевала, и даже забыла на время о подаренной мне корзине с ландышами!

Какой-то бред! Какая бессмыслица! Зачем было выбрасывать такие прекрасные герберы?! Где, где смысл во всем этом?

Я была возмущена предельно! Задумавшись, я вернулась к своим обязанностям, принялась орошать цветы, протирать стекла, словом, мне надо было себя чем-то занять.

К счастью, меня основательно отвлекли еще несколько покупателей, которые за полчаса сделали мне, по сути, дневную выручку!

В половине двенадцатого вновь звякнул колокольчик.

– Можно? – в магазин вошла, нерешительно ступая, Лиза. Джинсы, курточка, белый берет. Она разрумянилась и показалась мне хорошенькой. Можно себе представить, какой красавицей она смотрелась на сцене, в концертном наряде, когда нежно перебирала струны арфы…

– Входи, конечно! Ты завтракала?

Она улыбнулась.

– Ясно. Не завтракала, помчалась сразу платить за квартиру, так?

– Так. Спасибо тебе, Лена.

– Да ты уже сто раз меня поблагодарила. Пойдем в подсобку, покажу тебе, что я придумала!

И я рассказала ей о своей идее с букетами. Реакция Лизы была удивительной.

– И ты еще сомневаешься, соглашусь я или нет? Да, конечно! Я бы и подъезды мыла, если бы этих денег хватало на скромное существование!

– Ну, уж подъезды мыть мы не станем, а вот свою квартиру тебе надо будет приготовить к сдаче. Надеюсь, ты не передумала?

– Разумеется, нет! Ой, какие симпатичные и нежные букеты! И сколько стоит один такой?

– Двести пятьдесят, а тот, что покрупнее, – триста. По-моему, вполне нормальная цена, а? Ты как считаешь?

– Думаю, да. Я могу прямо сейчас начать?

– Нет-нет, сейчас мы с тобой пойдем обедать, а уж потом, на сытый желудок примемся за работу.

Тут взгляд Лизы упал на корзинку с ландышами. Она подошла и окунула свое лицо в душистые цветы.

– Боже мой, какая красота! Просто немыслимая! А аромат!..

И не успела она это проговорить, а я – рассказать ей об утреннем визите Захара, как колокольчик известил о новом посетителе и в магазин вошел господин в светлом плаще, высокий, красивый, в котором я узнала известного актера.

Лиза, увидев его, поспешила отойти в сторону, чтобы дать ему возможность осмотреться. Он тотчас приблизился к мраморному столику с ландышами.

– Ландыши? В такую пору? – спросил актер своим характерным грудным голосом, от которого меня бросило в дрожь. Вот есть такие мужчины, которые одинаково прекрасно действуют на всех женщин без исключения. Находясь рядом с такими харизматичными, потрясающими мужчинами, женщины теряют рассудок и совершают разные глупости. – Удивительный букет! Пожалуй, я на нем и остановлюсь…