Лето ночи Симмонс Дэн
А теперь и беднягу Майка, подумал он, поворачиваясь обратно к двери.
— Иди сюда, — послышался тихий голос Мишель.
Сначала Майк даже не мог разобрать, откуда идет этот голос, но затем в свете пыльной лампочки увидел, что стоит рядом с небольшой лесенкой, расположенной между пустыми стойлами. Вела она к тому, что могло быть чердаком. Крыша сарая терялась в темноте.
— Сюда, глупый, — позвала снова Мишель.
Майк стал взбираться по лесенке, чувствуя как ему мешает маленькая склянка со святой водой, которой он запасся на всякий случай перед выходом из дому. Эй, это действительно из-за склянки, может ты просто счастлив видеть Мишель?
Чердак являлся всего лишь сеновалом, но через дверцу лился мягкий свет, делавший это помещение довольно уютным. Дверца вела в соседнюю комнатку. Оказывается, Стаффни надстроили над гаражом целый этаж.
Из этой двери выглядывала улыбающаяся головка Мишель. Неяркий свет, лившийся через два маленьких оконца, освещал ее сзади и создавал сияющую корону вокруг ее голову.
— Входи же, — лукаво сказала она, отступая, чтобы пропустить его вперед. — Это мое убежище.
— Гм-м-м, — промычал Майк, оказавшись рядом с Мишель, он скорее был поглощен ее теплым присутствием, чем обстановкой комнаты. В комнате стоял старый стол и несколько разномастных стульев. Вдоль стены располагался старый диван. — Похоже на клуб, да? — сказал он и мысленно тут же стукнул себя за это. Идиот.
Мишель улыбнулась. Она стояла почти вплотную рядом с ним.
— Сказать тебе, почему июль в этом году совершенно особенный месяц, Микки?
Микки? — Да. Потому что у тебя День Рождения?
— Ну да, — кивнула Мишель, и подошла к нему еще на шаг ближе. Майк чувствовал доносящийся от нее запах шампуня и мыла. Запах чистоты. Бледная кожа рук будто светилась розовым в свете разноцветных лампочек, висевших на ветвях дуба за окном. — Двенадцатый День Рождения в жизни девочки это очень важно, — продолжала она почти шепотом. — Но есть вещи, которые для нее еще важнее. Ты знаешь о чем я говорю?
— Конечно, знаю, — Майк тоже почти шептал, ведь она стояла так близко. Но ему даже в голову не приходило о чем она может говорить. — Ты знаешь, что я уже давно люблю тебя, Микки?
— Э… Нет, — правдиво сказал Майк.
— Это так. Еще с тех пор, как мы играли вместе, когда ходили в первый класс. Помнишь, ты был папой, а я мамой?
Майк смутно что-то в таком роде припоминал. В первом классе он иногда еще участвовал в девчачьих играх, пока не понял окончательно, где его место.
— Конечно, — с несколько большим, но не совсем искренним энтузиазмом отозвался он.
Мишель повернулась на одной ноге, будто делая пируэт, как настоящая балерина или еще кто-нибудь в этом роде.
— Микки, а ты любишь меня?
— Конечно. — Интересно, а что он еще мог бы сказать — «Нет, терпеть не могу, на мой взгляд ты похожа на жабу.» Если сказать правду, то в эту минуту он ужасно сильно любил ее. Ему нравилось, как она выглядит, как пахнет, нравился звук ее голоса и то напряжение, которое он ощущал в ее присутствии. Это было так непохоже на тошнотворную нервозность, в которой он прожил последние дни этого сумасшедшего лета… — Да, — повторил он, — я люблю тебя.
Мишель кивнула, будто услышала то магическое слово, которого ожидала. Затем отступила на шаг, оказалась почти рядом с окном и попросила: «Закрой глаза, пожалуйста».
Майк колебался только секунду. Стоя с закрытыми глазами, он чувствовал запах соломы с соседнего чердака, запах свежеструганных бревен из гаража внизу и — неуловимый, но настойчивый — аромат шампуня и теплого душистого тела.
Послышался тихий шорох и Мишель прошептала:
— Теперь можно.
Майк распахнул глаза и почувствовал, что его будто бы ударили в солнечное сплетение.
Мишель выскользнула из своего нарядного платья и теперь стояла перед ним в одном маленьком белом лифчике и крохотных трусиках. Майку казалось, что никогда в жизни он не видел столь отчетливо — бледная кожа плеч с едва заметными веснушками, округлость груди над полоской лифчика, длинные, заброшенные за спину рыжеватые волосы, светящийся нимб над головой, темная тень от ресниц, лежащая на щеках — Майк чувствовал, что голова у него идет кругом, когда смотрел на ее округлые упругие бедра, узкие колени и тонкие лодыжки, которые все еще были обтянутыми беленькими носочками… Мишель переступила с ноги на ногу и он увидел, как краска румянца разливается у нее по щекам и даже по шее. Ее шепот был едва слышен.
— Микки… Я думала, что… Мы могли бы… Просто посмотреть друг на друга. — Она подошла так близко, что он легко мог бы обнять ее, если бы осмелился. Прохладной рукой она коснулась его щеки.
Теплое дыхание долетело до его лица и Майк понял, что она что-то говорит.
— Что? — его голос прозвучал слишком громко.
— Я только сказала, — повторила она так же шепотом, — что если ты снимешь рубашку, то я тоже сниму кое-что.
Когда он стягивал рубашку через голову и потом бросил ее в угол, у него было такое чувство, что это делает не он. А просто он сам видит все происходящее в каком-то взрослом кино. Его руки обвились вокруг Мишель, и они оба невольно развернулись, так что стояли теперь лицом к окну. Темные переплеты рамы находились не больше, чем в шести футах от Майка.
— Твоя очередь, — прошептал Майк. Почему-то он был уверен, что девочка снимет носки, но вместо этого, она завела одну руку за спину и — движением, от женственной незнакомости которого у Майка занялось дыхание — что-то там расстегнула. Лифчик бесшумно упал на пол между ними.
Невольно Майк проводил его глазами, заметив, что глаза у Мишель почти закрыты, и ресницы тихо подрагивают. Ее груди были бледными-пребледными, розовые соски почти не отличались от ареола вокруг них.
Одной рукой Мишель прикрыла грудь, будто внезапно смутившись и чуть придвинувшись к Майку, подняла к нему лицо. С каким-то испугом, от которого даже закружилась голова, он понял, что она хочет поцеловать его, и что он должен будет поцеловать ее в ответ и что губы у него стали сухими, как наждак.
Она тихо прижалась к его рту губами, затем чуть отклонилась назад, как будто, чтобы взглянуть на него, и поцеловала его снова.
Майк охватил ее руками, чувствуя, как нарастает в нем волнение, и зная, что она чувствует то же самое, но не отстранился. В голове у него мелькнула мысль об исповеди, о темноте исповедальни, о тихом, вопрошающем голосе священника. Подобное волнение было уже знакомо ему, церковь называла это «грехом рукоблудия», но теперь было совсем другое. Теплота между ними, прикосновения рук, все длившийся и длившийся поцелуй, его нараставшее возбуждение и ответное волнение Мишель, едва заметное движение ее бедер к нему навстречу — все это принадлежало совершенно другой, неизвестной вселенной. А не той, в которой существовал грех Майка. Это был новый, незнакомый ему космос ощущений, и какой-то частью своего сознания Майк отдавал себе в этом отчет даже сейчас, когда он был полностью захвачен чувством, даже сейчас, когда они на миг прервали свой романтический поцелуй, чтобы совсем неромантически набрать в грудь воздуха и снова прижаться друг к другу губами. Правая рука Мишель лежала теперь на груди Майка, а пальцы мальчика гладили совершенную округлость ее спины и чуть передвинулись вверх к хрупким лопаткам.
Они опустились на колени, и как-то чуть сдвинулись вправо и легли на диван, ни на минуту не разжимая объятия. Когда поцелуй на секунду прервался, Майк услышал тихий вздох Мишель у самого своего уха и изумился тому, как чудесно ее щека угнездилась у него между челюстью и шеей. Он ощущал тепло ее тела и понимал, что ничто из его прежней жизни не подготовило его к обморочному головокружению этой секунды.
Волосы Мишель коснулись его губ, и Майк мягко тронул их ладонью и открыл глаза.
Менее, чем в шести футах перед ним, через небольшое окно в стене, которое находилось не менее, чем в двадцати футах над землей на них смотрел отец Каванаг мертвыми белыми глазами.
Майк охнул и подался назад к подлокотнику дивана.
Белое лицо и черные плечи священника словно парили за окном. Рот его был широко распахнут как у покойника, которому забыли подвязать челюсть. Дорожка коричневой слюны бежала у него изо рта по подбородку. Лоб и щеки были испещрены тем, что, как показалось Майку, было шрамами и коростой. Но когда он вгляделся лучше, то увидел, что это были идеально круглые отверстия, каждое не меньше дюйма в диаметре. Волосы привидения вздыбились, как бывает при ударе электрического тока. В зловещей ухмылке черных губ обнажился ряд длинных клыков.
Глаза отца Каванага были раскрыты, но слепы и затянуты беловатой пленкой, а веки вздрагивали будто у эпилептика.
Секунду Майк был уверен, что это труп священника, который кто-то повесил на дереве, но тут челюсть шевельнулась и послышался клацающий звук, подобный тому, какой издают камни, когда их встряхивают в мешке. Затем скрюченные пальцы потянулись к оконной раме.
Мишель тоже услышала этот звук и испуганно отстранилась от Майка, прижав к груди руки.
Должно быть перед ее глазами мелькнул след чего-то белого, хоть мертвое лицо мгновенно исчезло из окна, будто его дернули. Чтобы она не закричала, Майк зажал девочке рот.
— Что это? — выдавила она, когда он отпустил ее.
— Одевайся, — прошептал Майк, чувствуя биение пульса у него в боку и только не понимая, чей он. — Скорее.
Через несколько секунд послышался тот же скрежет у второго окна, но теперь они оба уже спускались по шаткой лесенке. Первым в темноту опускался Майк, чувствуя, как исчезает его возбуждение, хотя мгновением раньше казалось, что оно полностью владеет им.
— Что это было? — повторила Мишель свой вопрос, когда они уже достигли двери. Она чуть не плакала.
— Кто-то подглядывал за нами, — прошептал в ответ Майк. Он оглядел стены сарая в поисках хоть какого-нибудь оружия — вил, лопаты, чего угодно — но стены были голы. Только в одном месте висел на гвозде старый кожаный мешок.
Повинуясь импульсу Майк наклонился, быстро и уверенно поцеловал губы Мишель и распахнул дверь.
Никто не видел, как они вышли из-под огромного дуба.
Глава 31
Вечеринка уже утомила Дейла и он готов был отправляться домой, когда вдруг увидел подходящих к дому Майка и Мишель.
Отец девочки уже несколько минут разыскивал ее в толпе девочек, расспрашивая, не видел ли кто его дочь. В руках доктора был новый фотоаппарат марки поляроид и он хотел сфотографировать веселую компанию, пока не начали запускать фейерверк.
Разыскивая ванну, чтобы вымыть руки, Дейл прошел кухню и миновал холл. Эта часть дома была предоставлена в распоряжение гостей. Затем он вошел в небольшую комнату, стены которой были сплошь уставлены книгами, где работал никому сегодня не нужный телевизор. Сейчас экран показывал толпу, собравшуюся под бело-красно-синими знаменами. Со времени своего визита к мистеру Эшли-Монтэгю Дейл несколько углубился в политику и теперь знал, что сегодня последний день Конгресса демократической партии. С экрана вещали Хантли и Бринкли, они уверенно говорили, что сенатор Кеннеди опередил своих соперников и почти избран кандидатом в президенты от партии демократов. Пока Дейл постоял у телевизора, на экране появился потный, взъерошенный человечек и прокричал в микрофон: «Вайоминг отдает все свои голоса за следующего президента Соединенных Штатов!».
Камера выхватила табло с цифрой 763. Толпа неистовствовала. Раздался голос Дэвида Бринкли: «Голосование штата Вайоминг решило все дело».
Дейл вышел из дома, как раз вовремя, чтобы увидеть, как на лужайке появились Майк с Мишель. Ее тут же подхватила стайка подружек, и они побежали к дому. Майк с довольно диким выражением лица оглядывался вокруг.
Дейл подошел к нему.
— Эй, у тебя все нормально? — спросил он. Похоже было, что тут не все в порядке. Майк был страшно бледен — даже губы у него были белыми — и лицо его было покрыто потом. Его правая рука, как всегда в минуты волнения, была сжата в кулак и слегка дрожала.
— Где Харлен? — прозвучало вместо ответа.
Дейл указал на группку ребят, в центре которой Харлен с увлечением рассказывал, как он на спор взобрался по стене Старого Централа, но порыв ветра сбил его с ног и он сверзился с высоты не меньше пятидесяти футов.
Майк решительно подошел к нему и резко вывел Харлена из круга.
— Эй, что за черт…, — начал было тот.
— Дай мне это, — оборвал его Майк таким тоном, которого Дейл никогда прежде от него не слышал. И он нетерпеливо щелкнул пальцами перед лицом Харлена. — Быстрей.
— Дать что…, — не понимал Джим, очевидно расположенный поспорить.
Майк сжал повязку на руке мальчика, тот даже скривился.
— Дай это мне. Сейчас же.
Ни Дейл, ни любой из мальчишек — а тем более Харлен — не мог бы ослушаться Майка в такую минуту. Дейл даже подумал, что пожалуй и никто из взрослых не ослушался бы сейчас его товарища.
Харлен оглянулся, вытащил из-под повязки свой револьвер и протянул его Майку.
Майк взглянул на оружие, чтобы убедиться, что тот в порядке, и с такой небрежностью опустил руку с револьвером вдоль тела, что никто бы и не заподозрил, что у него в руке. Затем он быстрыми, крадущимися шагами направился к сараю.
Дейл посмотрел на Харлена, тот вопросительно поднял бровь, и они оба поспешили вслед за товарищем, лавируя в толпе ребятишек, позировавших доктору Стаффни.
Майк крался вдоль южной стены сарая, в тени деревьев. Он старался держаться ближе к стене, подняв правую руку с пистолетом, на коротком стволе играл отблеск висевших над головой лампочек. Услышав сзади себя шаги Дейла и Харлена, он оглянулся и жестом велел им идти потише.
Майк дошел до конца сарая, обогнул кусты, пригнулся, чтобы заглянуть под них, затем резко оглянулся, держа под прицелом всю аллею. Дейл глянул на Харлена, вспомнив, что тот рассказывал, что бежал именно по этой аллее, спасаясь от Школьного Грузовика. Что Майк тут видел?
Теперь они обходили сарай сзади. Свет от единственного фонарного столба, казалось, делал еще гуще мрак вокруг них, темную массу листвы, черные силуэты строений, гаража. Двигаясь боком Майк держал под прицелом всю аллею, но вдруг он резко повернул голову и глянул на заднюю стену гаража. Дейл и Харлен подошли поближе к нему.
Всего минута понадобилась Дейлу, чтобы увидеть неровный ряд выбоин в стене, поднимающихся до маленького окошка, расположенного на высоте двадцати футов над землей. Они походили на те, которые остались бы от шипов на ботинках телефонного мастера, если б он взбирался по вертикальной деревянной стене. Дейл глянул на Майка.
— Ты видел что…?
— Ш-ш-ш, — Майк махнул ему, призывая к молчанию и медленно двинулся на другую сторону аллеи, где рос густой малинник.
Дейл чувствовал густой запах малины, ботинками раздавил несколько упавших ягод. Но вдруг его ноздрей коснулся другой запах… Тяжелый запах какого-то животного.
Майк снова махнул ребятам и поднял револьвер. Теперь его дуло теперь смотрело прямо в густоту кустов, рука мальчика держала оружие уверенно и совершенно не дрожала. Дейл ясно услышал клацанье взводимого курка.
В кустах мелькнуло что-то белое — бледный абрис лица между черными ветками — затем послышалось тихое рычание и хриплое дыхание какого-то огромного существа.
— Ужас какой, господи, — торопливо зашептал Харлен. — Стреляй! Да стреляй же!
Майк продолжал целиться, держа палец на курке, когда белое лицо и чудовищный силуэт, слишком большой и слишком странный, чтобы принадлежать человеческому существу, отделился от темноты ветвей и двинулся к ним.
Дейл отступил на шаг, прижавшись к стенке сарая, сердце билось у него в горле. Он чувствовал, что Харлен готов дать стрекоча. Майк все еще не стрелял.
Низкий вой нарастал в крещендо, слышалось царапанье когтей по гравию, в слабом свете сверкнули огромные клыки.
Майк стоял не двигаясь, ожидая.
— Сидеть, чертовы псы! — донесся невнятный голос. Последнее два слова прозвучали скорее как «ррсы».
— Это Корди, — выдохнул Майк и опустил оружие.
Теперь Дейл видел, что сверкавшие в темноте клыки и темные силуэты принадлежали двум огромным собакам — доберману и отдаленному родственнику немецкой овчарки. Корди держала их на коротких поводках, больше похожих на ремни из сыромятной кожи.
— Чего тебя сюда принесло? — спросил Майк, изучая больше аллею, чем девочку.
— Хотела у тебя спросить то же самое, — огрызнулась она. Дейл расслышал только «спсжсо».
Майк проигнорировал вопрос, если только это был вопрос.
— Ты никого здесь не видела? Кого-то… Очень странного?
Корди хмыкнула, и собаки быстро подняли к ней морды, как бы спрашивая, чем могут помочь.
— Щас до фига всякого странного. Ты про что?
Майк обернулся, теперь он обращался не столько к Корди, сколько к свои друзьям.
— Я находился там наверху, — и он махнул рукой в сторону окна над ними. — И за окном что-то было. Вернее, кто-то. Кто-то… Очень странный.
Дейл автоматически поднял глаза, чтобы взглянуть на окно и подумал Майк был там с Мишель? Он понимал всю странность такого допущения, но сама мысль об этом причинила ему боль. Харлен же просто таращился на окно, затем опять на Майка, он явно не понимал в чем дело. Дейл вспомнил, что тот не видел возвращавшихся вместе Майка с Мишель.
— Я только что пришла сюда, — сказала Корди. — Мы с Люцифером и Вельзевулом зашли, чтобы посмотреть, кто крутится на этой занюханной вечеринке.
Харлен подошел поближе и уставился на собак.
— Вельзевул и Люцифер? — При звуке его голоса псы злобно ощерили пасти, и мальчик торопливо отступил.
— Я думал, что вы переехали, — сказал Дейл. — Что твоя семья переехала. — Он чуть было не сказал смылись. Манеры Корди были чрезвычайно заразительны.
Бесформенная мешковина, которая служила девочке одеянием, колыхнулась, что по-видимому должно было означать пожатие плеч. Огромные собаки перевели внимание с Харлена на своего хозяина… Вернее, хозяйку… Как ее там.
— Отец сбежал, — ответила она равнодушно. — Он всегда был жидок на расправу. А мама с двойняшками и сестрой Морин, за ними увязался и ее дружок Берк, отправились в Оук Хилл.
— А где же ты живешь? — спросил Майк.
Корди посмотрела на него, как будто удивляясь, неужели он может даже предположить, что получит ответ на этот вопрос.
— В одном безопасном месте, — коротко бросила она. — А с чего это ты целился в меня из пукалки Джима? Подумал, что я одна из них?
— Из них, — повторил Майк. — Ты их опять видела?
Корди снова хмыкнула.
— А какого же дьявола, ты думаешь, сбежал мой папаша? И мать ушла, бросив дом и забрав детей? Эти чертовы существа бродят вокруг нас ночи напролет, а иногда и днем.
— Тубби? — спросил Дейл со страхом. Бледная масса под черной водой, широко распахнутые безжизненные, как у куклы, глаза.
— Тубби, и тот солдат, и дохлая старуха, и другие. На вид будто дети, сплошные кости и сгнившее тряпье.
Дейл покачал головой. В манере Корди излагать сущность цепи этих жутковатых событий было что-то, от чего ему хотелось хохотать и хохотать.
Майк поднял руку и медленно, так как собаки сразу насторожились и зарычали, притронулся к ее плечу. Корди чуть не подпрыгнула от этого прикосновения.
— Извини, что мы не стали разыскивать тебя, — сказал он. — Мы пытались сами выяснить, что тут творится, и даже попробовали кое с кем схватиться. Но, конечно, следовало подумать о тебе.
Корди тряхнула головой, став на минуту похожей на одну из своих собак.
— Подумать обо мне? — ее голос странно зазвенел. — Какого черта ты тут болтаешь, О'Рурк?
— А где твой дробовик? — спросил Харлен.
Корди снова хмыкнула.
— Лучше иметь собак, чем ствол. У меня есть ружье, но если эти типы набросятся на меня опять, я напущу на них собак. — Опять сплошные «пщсс».
Майк направился вдоль аллеи, и остальные двинулись за ним. Их башмаки и когти собак негромко стучали по гравию дороги. Со стороны дома Стаффни донесся взрыв смеха, но сейчас он казался очень далеким.
— Значит они пытались схватить тебя, да? — спросил Майк.
Корди сплюнула в темную траву.
— Две ночи назад Вельзевул оторвал руку тому, что было раньше Тубби. Оно хотело в меня вцепиться.
— Где это было? — спросил Харлен. Он шел, непрестанно оглядываясь через плечо то вправо, то влево, ощупывая взглядом темные кусты и лужайки по обе стороны аллеи, его голова походила на метроном.
Корди не ответила на его вопрос.
— Слушайте, вы хотите увидать чего-то позабавнее, чем ваше чучело в окне? — спросила она.
У Дейла чуть не вырвался ответ: Нет уж, спасибо, но вслух он ничего не сказал. А Харлену, занятому разглядыванием кустов, вообще было не до разговоров.
— Где? — спросил Майк.
— Неподалеку. Конечно, если вам охота вернуться на вечеринку к мисс Шелковые Штанишки, то так и скажите.
Дейл мгновенно подумал: Что, если это не Корди? Что, если они уже схватили ее? Но она выглядела точно как Корди… Говорила как Корди… Даже пахла как Корди.
— Где недалеко? — настойчиво спросил Майк и остановился. Теперь они были примерно ярдах в тридцати от сарая Стаффни, ближе к фонарному столбу в конце аллеи. Во дворах многих домов заливались лаем собаки, но Вельзевул с Люцифером игнорировали их с почти высокомерным презрением.
— В старом элеваторе, — после паузы ответила Корди.
Дейл даже вздрогнул. Заброшенные зерновые элеваторы были не меньше, чем в четверти мили от того места, где они сейчас стояли. Если идти по аллее до Каттон Роуд, затем к западу через железнодорожные пути, и вдоль заросшей тропы, которая раньше соединяла город с дорогой на свалку. Элеваторы были заброшены еще в начале пятидесятых, когда движение поездов по местной железной дороге было почти прекращено.
— Я туда не пойду, — быстро сказал Харлен. — И не думайте. Ни под каким видом. — И он снова оглянулся через плечо, когда какая-то собачонка, размером с голову Вельзевула, стала заходиться в отчаянном лае, видимо желая сразиться с огромным псом.
— А что там? — спросил Майк. Теперь он засунул револьвер за пояс джинсов.
Корди хотела было ответить, но не сразу справилась с голосом.
— Посмотрите сами, — наконец выговорила она. — Не понимаю, что это означает, но знаю, что вы все равно мне не поверите, пока не увидите все сами.
Майк еще раз оглянулся назад, из двора Стаффни до них доносился шум вечеринки.
— Но нам нужен свет.
Вместо ответа из глубин своего необъятного платья Корди достала металлический фонарик на четырех батарейках. Она нажала на кнопку, и мощный луч высветил из темноты высокие кусты футов на сорок впереди них. Затем тут же выключила фонарик.
— Пошли, — решительно сказал Майк.
Дейл последовал за ними, но Харлен остановился.
— Я туда не пойду, — сказал он.
— Что ж, возвращайся назад, — пожал плечами Майк. — Револьвер я отдам тебе попозже.
Корди, Майк с Дейлом и обе собаки пошли вперед. Тогда и Харлен поспешил за ними.
— Ладно, пойду, черт с вами. Револьвер мне нужен сегодня.
Дейл решил, что тот просто не хотел возвращаться обратно в одиночестве.
По всей Каттон Роуд не горело ни одного фонаря, когда они дошли до конца аллеи и вышли на улицу. Стебли кукурузы чуть слышно шуршали, когда налетал порыв легкого ветерка, приносивший ночные запахи трав. Звезды светили очень ярко.
Корди с собаками шла впереди, ребята за ней, направляясь к железнодорожным путям и линии темных деревьев.
С крюков свисали мертвые тела.
Снаружи дверь старого элеватора казалась прочно запертой на большой замок и цепочку, но Корди показала ребятам, что металлическая планка, на которой держался замок, легко вынимается из гнилой древесины.
Собаки не шли внутрь. Они скулили, отчаянно натягивали поводки и сверкали белками глаз.
— Когда эти мертвецы ходят, то собаки не боятся их, — объяснила Корди, привязывая обоих псов к стойке у двери. — Им не нравится то, что находится там внутри. И запах.
Запах и Дейлу тоже не слишком нравился. Помещение элеватора было огромным, ярдов двадцать пять-тридцать в длину и высотой в три этажа. Потолок перекрещивали железные и деревянные балки. С одной из них и свисал ряд крюков, на которых были подвешены освежеванным туши.
Корди пробежала лучом фонаря по тушам, пока мальчики, стараясь зажать носы и рты футболками, подходили поближе, задыхаясь от бившего в нос зловония. В воздухе роились тучи мух.
Когда Дейл в первый раз увидел туши — висевшая кусками плоть обнажала белые кости — он подумал, что это тела людей. Потом, приглядевшись, он разглядел, что одна из туш принадлежит овце…, другая — теленку…, подвешенному за задние ноги и висевшему головой вниз, и его открытая пасть будто ухмылялась в жутком оскале… Затем висела еще одна овца…, большая собака…, снова теленок… Здесь было по меньшей мере штук двадцать туш, висевших над длинным желобом, сделанном из канистры из-под масла.
Корди приблизилась к теленку и положила руку ему на шею.
— Видали, что они сделали? По-моему, они повесили их еще до того, как перерезали им горло. — Она показала пальцем. — Кровь стекает сюда… По этой трубе… Потом в канаву, чтобы они могли напиться, не таская сюда ведер.
— Напиться? — поразился Дейл, поняв о чем она говорит. Кто-то соорудил желоб, чтобы собирать кровь в канаве… Но зачем? И откуда они брали это?
Неожиданно, от зловония разложившейся плоти, тошнотворного запаха крови, жужжания миллиона мух Дейлу стало плохо и у него закружилась голова. Он добрел до окна, отодвинул защелку и поднял выдвижную раму. С жадностью вдохнув свежий воздух он замер, глядя на темные кроны растущих рядом деревьев, на слабый свет звезд, блестевший на ржавых рельсах.
— Ты знала об этом месте? — спросил Майк у Корди. Странно, как будто отсутствующе звучал его голос.
Девочка пожала плечами, продолжая вести лучом по тушам.
— Уже несколько дней. Одна из моих собак отыскала его по запаху крови.
Харлен пытался воспользоваться повязкой на руке в качестве маски. Над черным шелком его лицо казалось совершенно белым.
— Ты знала об этом и никому не рассказала?
Корди повела фонариком в его сторону.
— Кому, по-твоему, я могла рассказать? — безучастно спросила она. — Нашему директору школы? Или этому говнюку Барни? А, может, мировому судье, а?
Харлен отвернулся от слепящего света.
— Уж лучше это, чем вообще никому не рассказывать.
Корди пошла вдоль ряда туш, луч выхватывал из темноты торчащие ребра, месиво плоти, ржавый, покрытый кровью желоб. В его луче кровь казалась черной и густой, как патока. Сам желоб до такой степени был облеплен мухами, что, казалось, он шевелится.
— Я рассказала тебе, так ведь? — спросила она. — А из-за моей последней находки мне расхотелось рассказывать об этом кому-нибудь еще.
Продолжая говорить она дошла до конца ряда, уходящего далеко в глубину складского помещения. Тут она повела фонариком вверх.
— Матерь Божия! — воскликнул Харлен, отступая назад.
Майк выхватил револьвер и, прыгнув к Харлену, прицелился, человек, висевший на последнем крюке, был повешен точно также, как остальные туши, его ноги были связаны проволокой, перекинутой через старый железный крюк, и на первый взгляд его обнаженное тело походило на тело овцы или теленка: ребра выступали под обтягивающей их кожей, горло было перерезано так глубоко, что голова едва держалась. Дейлу пришло в голову, что перерезанное горло похоже на распахнутую пасть белой акулы, только вместо зубов торчат хрящи и обломки костей. Все лицо было так сильно залито кровью, что, казалось, на него вплеснули ведро с красной краской.
Держа в руках фонарь, Корди бесстрашно приблизилась к нему, схватила за волосы и повернула раскачивающуюся голову к ним лицом.
— Господи, — простонал Дейл. Он почувствовал, что правая нога у него самопроизвольно задергалась, и прижал ее ладонью.
— Джи Пи Конгден, — шепотом выговорил Майк. — Теперь я понимаю, почему ты не могла рассказать об всем мировому судье.
Корди усмехнулась и отпустила волосы покойника.
— Он тут недавно, — сообщила она. — Еще вчера его не было. Подойдите-ка сюда посмотреть еще кое на что.
Мальчики подались вперед. Харлен все еще зажимал рот, Майк не выпускал из руки оружие, а Дейл употреблял все силы на то, чтобы удержаться на подгибающихся ногах. Они выстроились вдоль желоба, как люди, бывает, выстраиваются вдоль стойки бара.
— Видите? — спросила Корди, снова ухватив за волосы голову Конгдена и поднимая ее ближе к свету. — Видите?
Рот человека был широко распахнут, будто он отчаянно кричал перед смертью. Один глаз слепо смотрел на них, другой был плотно зажмурен. Все лицо было покрыто коркой крови. Но было кое что еще. Дейлу понадобилась всего минута, чтобы разглядеть это.
Виски бывшего мирового судьи были покрыты ранами, скальп наполовину содран. Казалось, что он попал в руки индейцев, которые собирались оскальпировать его, но потом нашли себе другое занятие.
— На плечах эти отметины тоже есть, — Корди говорила равнодушным, но при этом озабоченным тоном, каким, по предположению Дейла, мог бы говорить отец Диггера или патологоанатом перед тем, как приступить к аутопсии или бальзамированию. — Хотите посмотреть?
Дейл посмотрел. Дыры. Разрезы. Как будто кто-то раз за разом тыкал в него острым, идеально круглым лезвием. Раны не смертельные, но от того не менее ужасные.
Майк первым понял в чем тут дело.
— Дробовик, — бросил он двум мальчикам. — Это следы от дроби.
Теперь и Дейл все понял. Один из нападавших бежал от бивуака прямо в ту сторону, где прятался Майк. Выстрел из ружья Майка. С головы человека слетает кепка, и он падает в траву.
Мальчику снова стало плохо и он опять подошел к окну и облокотился на пыльный подоконник, чтобы прийти в себя. Вокруг жужжали мухи… Целые полчища их стремились внутрь помещения.
Корди отпустила труп.
— Интересно, это сделали его люди или кто-то еще сражается против них.
— Пошли выйдем отсюда, — проговорил Майк, его голос вдруг дрогнул. — Там и поговорим.
Стараясь дышать поглубже Дейл смотрел на темные деревья, давая глазам время адаптироваться к темноте, когда вдруг эта темнота взорвалась ослепительным светом и грохотом. Он бросился прочь от окна, упал на грубые доски пола и покатился.
Майк выхватил из рук Корди фонарь и вырубил свет, затем припал на одно колено и прицелился в окно. Харлен кинулся было бежать, споткнулся о желоб и чуть не рухнул прямо в него. Его здоровая рука угодила прямо в засохшую массу крови. Воздух зажужжал миллионом потревоженных мух.
Все помещение внезапно осветилось ярчайшими вспышками света — сначала фосфорно-белый, затем ярко-красный, зеленый, синий высветил туши и словно облил их яркой плесенью. Снаружи из-за распахнутых Дейлом рам донесся грохот разрывов. И только Корди застыла неподвижно точно на том месте, где стояла. Она так сильно прищурила глаза, что все ее лицо сморщилось. Снаружи у двери собаки заходились в бешеном лае.
— О, черт, — выдохнул Харлен, вытирая руку о джинсы. Кровь оставляла на них широкие коричневые мазки. Снаружи донесся новый взрыв гораздо громче предыдущего. — Да это же чертов фейерверк на вечеринке у Мишель Стаффни.
Послышался общий вздох облегчения. Дейл встал на четвереньки и глянул вверх. Туши то исчезали, то снова появлялись, освещенные всполохами света — зеленые, красные, обнаженная плоть, торчащие ребра, разверстые разрезы на шеях, синие, синие, снова красные и белые, красные, красные, красные… Дейл знал, что в эту минуту он видит что-то такое, что никогда в жизни не сможет забыть, сколько бы он ни прожил. И сколько бы он не прожил, будет стараться забыть.
Не произнеся ни единого слова ребята вышли наружу. Не торопясь вставили металлическую планку на месту, навесили замок и побрели в город.