Три коротких слова Родс-Кортер Эшли
– Но сегодня выходной.
– У нас будут гости, и я хочу, чтобы все девочки спели «Ты – мое солнце».
– Наверное, чей-то куратор, – поделилась я с Дарлой.
– Точно. Слышишь, пахнет шоколадным кексом? – принюхавшись к запахам из кухни, согласилась со мной Дарла.
Мы не удивились, когда перед обедом приехали двое – мужчина и женщина. Раньше мы их никогда не видели и предположили, что это проверяющие или инспекторы. Я пинала камушки, бродя по выложенному плиткой двору, а миссис Шпиц угощала визитеров кофе и шоколадным кексом.
– Не хочу распевать эту идиотскую песню!
Дарла посмотрела на меня так, словно я с луны свалилась.
– Ты чего это?
– Из-за тебя мы все тут застряли!
– А что я такого сделала? – обиженно спросила Дарла, сцепив пальцы.
– Не рассказала, что тут творится на самом деле.
– Мы больше никому не нужны, и если мы отсюда уедем, нас с Тоби разделят, – заплакала она.
Что я могла на это сказать? Мы с Люком и сами жили порознь дольше, чем вместе, но мы хотя бы иногда виделись с мамой. А к Дарле никто не приезжал.
Миссис Шпиц позвала нас в дом.
– Мы как раз выучили новую песню, – непринужденно сказала миссис Шпиц, будто ежедневно проводила с нами спевки. И взмахнула руками, как дирижер.
«Ты – мое солнце…» – запели мы.
Слова застряли у меня в горле, как куриная кость. Это моя песня! Моя и мамина. У меня задрожали колени. Я бы все отдала, только бы обнять маму и услышать, что она больше никуда не денется. Я сморгнула слезы и попыталась выровнять спину, но задрожала еще больше. Сомнений не оставалось – миссис Шпиц нарочно выбрала эту песню, догадываясь, что она много для меня значит. Очередная издевка. Чтобы унять гнев, я начала кусать заусеницу на ногте, однако тут же перестала: нельзя петь с пальцем во рту. Миссис Шпиц наверняка накажет меня, если я испорчу ее представление; я через силу беззвучно открывала рот, еле сдерживаясь, чтобы не разрыдаться.
В начале декабря пришли первые посылки с рождественскими подарками от благотворительных организаций. Некоторые свертки по форме напоминали детские косметички. Кто-то надорвал обертку, чтобы узнать наверняка. Заметив это, миссис Шпиц собрала девочек на кухне.
– Чья это работа? – И она оглядела нас испепеляющим взглядом. – Если не признаетесь, я все подарки брошу в костер!
В ответ на наше молчание миссис Шпиц принялась швырять подарки в зеленый пакет для мусора.
– Это я.
Слова эхом отдались у меня в голове. Я надеялась, что она поймет: сейчас я действительно говорю неправду.
– Так я и думала! – Миссис Шпиц схватила надорванный сверток. – Это был твой подарок, однако теперь я отдам его кому-нибудь другому. – Она оглядела гору подарков. – А еще этот, и вон тот.
Виновница стояла рядом и не пикнула, глядя, как у меня отбирают подарки. Скорее всего, то была Дарла, но она тряслась от вида собственной тени и поэтому позволила бы всему сгореть.
В рождественское утро Дарла нашла под елкой детскую косметичку. Подарков ей досталось куда больше, чем мне. В моих коробках лежала новая одежда, а еще – кукла Барби, такая же, как у Дарлы. Миссис Шпиц милостиво разрешила нам оставить кукол в доме, с условием, что мы будем делиться с младшими. Уже через неделю Дарла присвоила мою Барби, потому что Клэр открутила голову ее собственной.
– Тебе нравится у Шпицев? – спросила меня учительница, когда я вернулась в школу после новогодних каникул.
– Угу.
– Зайди, пожалуйста, к психологу, там сейчас твой брат.
Когда я вошла, Люк плакал. Его лицо и волосы были обляпаны засохшей грязью. Пахло от него так, будто он обделался.
– Небольшая авария, – сказала мне психолог.
– Только не выдавай меня! – зарыдал Люк.
– Не буду, – пообещала я.
– Он утверждает, что его снова заставят пить острый соус, – сказала психолог. – Это правда?
Я взглянула ей прямо в глаза.
– Да, соус достается ему каждый день.
Той ночью, когда мы ложились спать, миссис Шпиц готовила пудинг. На кухне пахло бананом и сливками. Должно быть, приедет чей-то куратор, решила я и очень удивилась, когда утром увидела на пороге Саймона Паркера, инспектора по защите прав несовершеннолетних, в сопровождении помощника шерифа.
Хизер к тому времени уже не жила с нами, но в доме все равно оставалось четырнадцать детей.
– Что сегодня произошло с Люком? – спросил мистер Паркер.
– Ах, мальчик заигрался и забыл вовремя сходить в туалет, – махнула рукой миссис Шпиц, словно о таком пустяке и говорить-то не стоит. – Мне позвонили из школы, и я забрала его домой.
– Где он сейчас?
Миссис Шпиц взглянула на часы. Было почти десять.
– В постели, спит. Где же еще ему быть, в такое-то время?
Она прошла в комнату мальчиков и вывела Люка. Он был в пижаме, волосы еще не высохли. Тем вечером мы все принимали ванну, и миссис Шпиц тщательно проверила, хорошо ли мы помылись. Теперь я знаю, почему.
Мистер Паркер провел Люка назад.
– Там душновато, – заметил он, когда вернулся. – Вентиляция у вас не очень. – Взглянув на полную пепельницу, стоявшую на столе, мистер Паркер добавил: – А курить в доме совсем не годится.
– Я тут надумал потолочные вентиляторы приладить, – неожиданно для всех подал голос мистер Шпиц.
– Давно не проветривали, и детей у вас многовато. В остальном у меня претензий нет, – подытожил мистер Паркер.
– У нас временно живут несколько родных братьев и сестер. Жаль их разлучать. Вот мы и ждем, пока кто-нибудь другой не возьмет их к себе всех вместе. – Миссис Шпиц мило улыбнулась. – Не желаете ли кусочек свежего бананового пудинга?
Проверяющие отказались.
– Мы не так уж много можем предложить детям, зато делаем это от чистого сердца, – добавила миссис Шпиц, махнув рукой в сторону полки с детскими фильмами. – Конечно, есть дома и побогаче нашего, но счастливее дома вам не найти.
Два дня спустя в школу явилась какая-то женщина и захотела побеседовать с каждым, живущим у Шпицев, отдельно. Оказалось, это социальный инспектор. Сначала я заявила, что мне все нравится.
– Здесь больше никого нет, зайка, – сказала она, отведя меня в глубину комнаты. – Тебе ничего не будет, если ты расскажешь правду, понимаешь?
Я кивнула, но не могла сразу довериться ей.
– Вы купаетесь каждый день?
– Ага.
Я остановила взгляд на трещине в стене, и чувство, будто я вот-вот упаду, утихло.
– Ты помогаешь мыться кому-нибудь?
Я рассказала, как мы с Дарлой купаем малышей, а после них купаемся сами в грязной воде.
– А правда, что миссис Шпиц грозилась сжечь все ваши подарки?
Откуда она об этом знает, удивилась я.
– Я всегда всех выгораживаю.
– Может, хочешь еще что-нибудь мне рассказать?
Пользуясь случаем, я пожаловалась, что у меня отобрали мои игрушки. Инспектор пообещала помочь.
– Что ты рассказал тете, которая приезжала сегодня к нам в школу? – спросила я у Люка по дороге домой.
– Как миссис Шпиц бросила в меня куклу. Когда я устал держать руки над головой, как она велела. – Люк встревожился. – Не надо было, да?
В разговор встрял Митчелл, который сидел позади:
– А я сказал, что тебе правильно досталось, нечего было обзывать ее «сукой». – Люк обернулся и погрозил Митчеллу кулаком. – А еще я рассказал, как вмазал тебе так, что у тебя глаза повылазили и башка треснула.
– А что ты ей еще наговорил? – спросила я у Митчелла.
– Как миссис Шпиц насильно заталкивала свою запеканку в рот Кэндис, и девчонку чуть не вырвало. – Он отвернулся к окну и продолжил: – Да какая разница. Миссис Шпиц мне сказала, что ей дозволено хоть весь день продержать нас в углу. У нее разрешение есть. – Митчелл поежился. – Кажется, сегодня мне влетит.
– Мы все наговорили много всего, – сказала я, чтобы как-то его утешить. – Спорим, кураторы сегодня же нас увезут оттуда.
– Не-а. Они скажут, что я сам виноват. Я никому не нужен. Характер у меня дурной. Вот потому мы и будем сидеть у Шпицев. Они берут к себе тех, кто больше никому не нужен.
– Я нужна маме! – запальчиво возразила я.
– Я тоже! – вмешался Люк, хотя я уже знала, что мама заберет только меня, а его отдадут Дасти.
– В общем, я за тебя, – сказал Митчелл.
– А про то, как она чуть не сожгла наши подарки на Новый год, рассказал?
– Еще бы. И про то, как ты якобы призналась, хоть была не виновата.
На этот раз я была уверена, что после школы нас встретит мистер Феррис с нашими вещами, в спешке побросанными в мешки для мусора. Наконец я получу назад свои платья и своих кукол, и мы уедем в безопасное место. Увы, как и прежде, ничего такого не произошло.
Майлз Феррис приехал только в конце января. Я случайно подслушала, как миссис Шпиц жалуется:
– В школе Эшли вечно рассказывает страшилки про меня. – Мистер Феррис неодобрительно нахмурился. Решив, что он на ее стороне, миссис Шпиц проворчала: – Чего я только не терплю от этой неблагодарной девчонки.
К моему удивлению, Майлз Феррис снова явился через неделю. Обычно он приезжал не чаще, чем раз в два-три месяца. Визит был коротким. Уходя, он нагнулся ко мне и негромко произнес:
– Будь умницей и веди себя хорошо.
Через две недели в школе праздновали День святого Валентина. Мамы некоторых учеников принесли порционные кексы и раздавали конфеты в форме сердечек с напечатанными на обертке пожеланиями. Самую большую «валентинку», ту, которую я смастерила для мамы, я подарила миссис Браш. Она прикрепила ее на пробковую доску рядом со своим столом. Я и не догадывалась, что через неделю меня в ее классе уже не будет.
В пятницу, когда я вернулась из школы, дома поджидал Майлз Феррис. На этот раз мои пожитки действительно были упакованы в полиэтиленовый мешок.
– Я подержу, – сказал мистер Феррис, подхватив мой рюкзак.
Я направилась в свою спальню, но миссис Шпиц преградила мне дорогу:
– Я уже все сложила. Щетка, белье, обувь и одежда – все там.
– И одежду, которую подарила мама? – недоверчиво спросила я.
– Конечно, – заверила миссис Шпиц.
– И платье на каркасе?
– Оно тебе уже мало.
Я умоляюще посмотрела на мистера Ферриса.
– Ну хоть спальный мешок с ангелочками вы взяли?
– Я все забрал.
И он легонько подтолкнул меня к машине.
Мистер Феррис положил в багажник мой рюкзак и небольшой полиэтиленовый пакет. Остальные вещи так и остались лежать в сарае.
– А мои куклы? Моя «Чудо-печка»? – запаниковала я.
Мистер Феррис закатил глаза и покосился на миссис Шпиц.
– Опять придумывает, – заверила его миссис Шпиц.
– Вы сами видели, как мама подарила ее мне! – пылко возразила я.
Но мистеру Феррису куда больше хотелось уехать, а не разбираться с моими претензиями.
– А где Люк?
– Ты с ним потом увидишься, – ровным, ничего не выражающим тоном ответил куратор и пристегнул на мне ремень безопасности.
– Пожалуйста, мои игрушки и одежда, они остались в сарае, – умоляюще попросила я.
– Я привезу их потом, – сказал он, чтобы я угомонилась.
Мы тронулись, и у меня в голове зазвенело, словно разбилось стекло: моя школа… миссис Браш… мои друзья… Дарла и Тоби… малышка Клэр… Лили и Кэти… и – Люк! Мне удалось спастись, но Люк остался там. Кто теперь предупредит, защитит, утешит его? Я казалась себе такой же ненужной, как барахло в моем пакете. Меня снова вышвырнули.
Глава 7
«Предоставить статус оставшихся без попечения»
– Вы меня к маме везете? – спросила я мистера Ферриса. Он не ответил, следя за дорогой. – Почему Люк не с нами? – Никакого ответа. – Почему вы все время молчите? – обозлилась я.
– А почему ты все время врешь, барышня? – огрызнулся он. – У Шпицев отменная репутация, а из-за тебя все чуть не пошло прахом.
У меня помутилось в глазах, как будто прямо передо мной взорвался фейерверк. На долю секунды я увидела лицо мамы, излучающее ослепительный желтый свет, который налился оранжевым, а затем – огненно-рыжим, как мои волосы, цветом ненависти. Я превратилась в пламя, бушующее пламя, внутри все сжалось вокруг раскаленного ядра, излучающего ненависть. Пусть миссис Шпиц удалось выкрутиться и на сей раз, но когда-нибудь этому придет конец! В попытке унять чувство полной беспомощности и озлобленность я обгрызла палец чуть не до крови. Однажды мы с мамой явимся к этой ведьме и потребуем отдать Люка и все наши вещи – и тогда ей придется несладко!
Потихоньку я обмякла. Кроваво-красные тона угасали, сменившись голубоватыми тенями. Когда мистер Феррис высадил меня у приюта в Лейк-Магдалин, боевое настроение начисто угасло. На территории приюта вокруг высушенных солнцем газонов стояли унылые домики. Меня поселили в корпусе номер три.
Встретившая меня воспитательница раскрыла пакет с моими вещами.
– И это все, что у тебя с собой?
– Остальное взять не разрешили, – сказала я в надежде получить все-таки обратно свои любимые вещи, оставшиеся в сарае.
– У нас есть гардероб. Выберешь там себе все, что понравится.
– А с другими делиться не придется? – спросила я.
Воспитательница удивленно приподняла бровь.
– У нас это запрещено.
Впервые за день я улыбнулась.
Она перевела взгляд на мои руки.
– Боже мой, что у тебя с пальцем? – Края большого пальца напоминали сырой фарш. – Ну-ка, хорошенько вымой руки с мылом, не то заразу занесешь, – приказала она, но мягко, почти по-матерински.
Ужин в приюте оказался еще лучше, чем обеды в школе: ешь сколько влезет. Верхом блаженства стали чистые, свежие простыни на кроватях и прохладный воздух.
Меня поселили с девочками постарше. Моей соседке по комнате, Элле, исполнилось четырнадцать, а она уже успела родить ребенка, которого передали приемным родителям. Особо сложные дети жили в отдельном корпусе, где был специальный изолятор. К счастью, выговоров мне не делали. Моя воспитательница даже сказала про меня одному из кураторов: «Эшли – самая настоящая маленькая леди».
По музыкальному каналу крутили клип на песню «Малышка вернулась» в исполнении Sir Mix A Lot. Девочки постарше подражали полуголым танцовщицам.
– Не стой, Эшли, – весело крикнула мне Элла, – надо попкой трясти, вот так!
Они сдержанно хихикали, когда услышали, как я подпеваю.
– Да ты же не понимаешь, о чем поется, – подзуживала меня Латойя, самая «крутая» из них.
– Неправда.
– Ну, ладно, что такое «сморчок»?
Раздался голос воспитателя:
– Хватит болтать, в школу опоздаете!
– Что такое «сморчок»? – спросила я у воспитателя, когда девчонки ушли.
– Гриб такой. А что?
Я ходила в центр Дороти Томас, школу при приюте. Большинство детей находились в приюте временно, а у многих к тому же были поведенческие расстройства, и на занятиях нас скорее «держали от греха подальше», а не учили как следует. Я сдружилась с Тайлером, мальчиком из моего класса. Он носил очки в квадратной оправе, а его непослушные каштановые волосы не брала никакая расческа. Как-то после занятий он пригласил меня поиграть со всеми в софтбол.
Кто-то закричал:
– Девчонок не берем!
– Пусть подает, – прокричал в ответ Тайлер.
– Я хорошо играю, – похвасталась я.
– А ну докажи! – обернувшись, закричал какой-то долговязый.
Заставив меня немного побегать, они в конце концов решили, что я сгожусь, хоть у меня и не было перчатки. Когда пришел мой черед подавать мяч, биту взял Тайлер – он играл за другую команду. Я сделала мягкую подачу, чтобы Тайлер наверняка ее взял. Бам! Мяч полетел прямо в меня. Я поймала его одной левой, но тут же бросила, словно обожглась. Запрыгав от боли, я схватилась за руку: левый мизинец неестественно оттопырился.
– Прости, – принялся извиняться Тайлер. – Прости, пожалуйста, я не нарочно!
Медсестра приложила к ушибленному пальцу лед и сказала, что все обойдется. Палец болел еще много недель. Он до сих пор оттопыривается, а на фаланге виднеется шишка. Наверное, это все-таки был перелом, и следовало наложить гипс.
На занятиях мы с Тайлером кидали друг другу записочки, которые я собирала и прятала под подушку. Однажды мне приснилось, как я прихожу в класс, а его место занято. Учительница сказала мне, что он уехал, и я не могла поверить, что он со мной не попрощался. Я проснулась вся в слезах. На следующее утро он догнал меня у входа в столовую.
– Ни за что не догадаешься! Меня завтра выпускают.
– Куда выпускают? – спросила я.
– Домой.
Мой кошмар сбылся! После этого я изо всех сил пыталась увидеть во сне, что меня тоже выпускают – к маме.
Вырвавшись из лап Шпицев, я жаловалась всем подряд, а в Лейк-Магдалин не было недостатка в сочувствующих. Позже Шпицы утверждали, что я девять раз звонила на «горячую» линию службы защиты детей с «ложными» обвинениями в их адрес, хотя я ничего такого не помню. Впрочем, меня постоянно расспрашивали учителя и психологи; возможно, кто-то из них и позвонил куда следует. Однажды, когда мне особенно досталось от миссис Шпиц, на «горячую» линию позвонила Челси.
В тот день, когда меня отвезли в приют, Люка передали Стэну и Лоле Мерритам. Мистер Меррит был пастором церкви адвентистов седьмого дня, а его жена работала медсестрой. Люк, вконец расстроенный, допытывался у них, где я. К счастью, от Лейк-Магдалин до дома Мерритов было не больше двух миль, и мне разрешили ездить к ним в гости.
Во время одного из визитов миссис Меррит спросила, как мне живется в приюте.
– Нормально, – ответила я.
– Лучше, чем в приемной семье, где ты жила раньше?
– Да хуже той дыры ничего и быть не может!
– Вот как? Почему же? – спросила она тоном благовоспитанной леди.
– Потому что над нами издевались.
– Что ты имеешь в виду? – И миссис Меррит посмотрела на меня испытывающим взглядом.
В ответ я рассказала про побои, острый соус и мучения под столом.
– А однажды миссис Шпиц за волосы стащила меня с кровати, вырвав клок вместе с корнями! Еще и ногой пнула, когда я попыталась встать с пола.
– Почему бы это?
Я закрыла лицо руками, не желая признаваться, что каждую ночь я мочилась под себя. Как только я уехала от Шпицев, энуреза как не бывало.
Миссис Меррит не стала настаивать.
– Люку тоже доставалось?
– Еще как. Правил-то он не соблюдал.
Оказывается, Люк уже рассказывал Мерритам нечто подобное, но они не знали, верить ему или нет.
Вскоре после этого, вечером, когда я уже улеглась, меня подняла дежурная по корпусу.
– С тобой хотят поговорить, – тихо сказала она.
В проеме двери виднелся полицейский. Я принялась лихорадочно вспоминать события последних дней. Что же я такого натворила? Взяла взаймы ручку. И вроде вернула. Или снова чьи-то неправедные обвинения?
– Привет, – сказал полицейский. – Как тебя зовут?
Мне так хотелось спать, что я не могла сосредоточиться. Зевая, я ответила, когда родилась и в каком классе учусь.
– Давно ты в приюте?
– Пару недель, – ответила я, отчаянно пытаясь проснуться.
– А где ты жила раньше?
– У Агаты и Берта Шпицев.
– В приемной семье? – уточнил полицейский.
– Да.
– Что ты думаешь о мистере и миссис Меррит?
– Они добрые. Вы знали, что они – адвентисты седьмого дня и не едят мяса? А молятся по субботам, а не по воскресеньям.
Полицейского насмешила моя болтливость, сменившая сонное состояние.
– Ну а Шпицы? Они добрые?
Я замерла. На секунду мне почудилось, что за дверью подслушивает миссис Шпиц. Затем до меня донесся смех из общей гостиной, где старшие смотрели телевизор. Миссис Шпиц осталась далеко, да и Люк теперь был в безопасности.
– Они гадкие, ужасные люди! – выдохнула я. – Они били моего братика. Заставляли его глотать острый соус, а однажды чуть не утопили в ванной. Сами его спросите.
– Я уже у него был, – ответил полицейский. – Тебя они тоже били?
Я без передышки принялась перечислять все ужасы. В дверях показалась дежурная со стаканом газировки в руке.
– Не устала? – спросила она.
Я помотала головой.
– Тебя осматривал врач, пока ты жила у Шпицев? – продолжал полицейский.
– Да! – И я рассказала про прокушенную щеку. – Но он повелся на россказни миссис Шпиц, будто я упала, и даже ничего не заподозрил. – Полицейский слушал, одновременно записывая мой рассказ. – Передайте ему, чтобы лучше осматривал пациентов.
– Обязательно, – ответил полицейский. – Хочешь еще что-нибудь сказать?
– Да. Не давайте им мучить других детей.
– Постараюсь. – Он закрыл блокнот. – Иди и спи спокойно. Здесь тебя никто не обидит.
Согласно законам штата Флорида, дела о положении иждивенцев должны пересматриваться каждые полгода. По непонятной причине наше дело не рассматривалось в суде целых два года. Теперь судья постановил начать процедуру подготовки к лишению Лорейн и Дасти родительских прав вместо намеченного ранее воссоединения семьи.
Я понятия об этом не имела, думая только об очередной встрече с мамой, а когда мне сказали, что и Люк будет там, я запрыгала от счастья, что увижу их обоих. Ведь раньше я если и уезжала куда из Лейк-Магдалин, то только на встречу с мамой или к Мерритам, повидать Люка. Мама привезла нам пасхальные корзинки, мягкие игрушки и новую одежду. Люк принялся забрасывать мяч в переносную баскетбольную корзину, а я с гордостью демонстрировала маме, как делаю «мостик». Мама, как обычно, перебрасывалась фразами с незнакомой мне сотрудницей органов опеки. Разговор принимал напряженный характер.
– Вы уже посещали психолога? – спросила служащая.
– Я же сказала судье, что запишусь, – огрызнулась мама.
– Не забудьте пройти обследование и взять заключение.
– Я вам не нравлюсь, вот вы и гоняете меня по кабинетам.
– Когда вы сообщите мальчику о своем решении? – спросила ее собеседница, кивнув в сторону Люка.
– Когда надо! – пробормотала мама себе под нос.
О том, что мама добровольно подписала отказ от родительских прав в отношении Люка, я не знала. Перед тем как уйти, она отвела Люка в сторонку, присев вровень с ним.
– Люк, послушай внимательно, что я скажу. – Он торжественно кивнул и попытался прижаться к ней, но мама мягко его отстранила. Отерев слезы рукой, она продолжала: – Мы с тобой должны расстаться. – Мама взглянула на женщину, а та кивнула ей, как бы ободряя. – Возможно, навсегда. – Мама кашлянула. – Понимаешь, ты должен жить с Дасти, а не со мной.
Читать бесплатно другие книги:
