Цирк Маклин Алистер
Тот печально покачал головой.
— Передайте мою благодарность вашим великолепным артистам. Но это не единственная причина, по которой я вам представился. Следующая ваша остановка, насколько я знаю, Крау, — он протянул свою визитку. — Я начальник тамошней полиции. — У него были с собой различные варианты визиток. — Все, что смогу, я готов для вас сделать. Только скажите, и я сделаю это для вас с большим удовольствием. Если, конечно, не буду отсутствовать. Я собираюсь присутствовать на всех ваших представлениях, так как другого случая увидеть такое чудо, боясь, мне не представится. Во время вашего визита в Крау все преступления будут оставаться безнаказанными.
— Премного вам благодарен. Надеюсь, вы будете моим персональным и постоянным гостем в цирке. Сочту за честь... — он умолк и посмотрел на трех мужчин, не выказывающих намерения приблизиться. — Они с вами?
— Совсем вылетело из головы. Боюсь, что слишком увлекся.
Сергиус представил своих спутников, а Ринфилд представил стоявшего рядышком Харпера.
— Как я говорил, полковник, — продолжил Ринфилд, — сочту за честь, если вы и ваши люди посетите мой кабинет и мы разопьем по стаканчику вашего национального напитка.
Сергиус ответил, что он почтет это за честь.
Все прошло весьма сердечно.
В кабинете за первым стаканчиком последовал второй, потом третий.
Николас, предварительно испросив разрешения, непрерывно снимал, не забывая и Марию, которая сидела за своим столом, когда они вошли.
— А не хотите ли полковник встретиться с некоторыми артистами? Прямо сейчас?
— Вы читаете мои мысли, мистер Ринфилд! У меня мелькнула подобная мысль, но я не смел позволить себе... я имею в виду, что я и так злоупотребил вашим гостеприимством...
— Мария... — Ринфилд назвал несколько имен. — Сходите в гримерную и спросите их, не будут ли они так любезны и не присоединятся ли к нашим высоким гостям? — в последние недели Ринфилд пал жертвой цветистых оборотов речи среднеевропейцев.
И приглашенные пришли, чтобы присоединиться к высоким гостям: Бруно с братьями, Бейбацер, Кан Дах, Рон Росбак, Макуэло, Мальтус и многие другие.
За исключением определенной сдержанности со стороны Анжело при встрече с Каном Дахом, все было весьма сердечно.
Сергиус не стал злоупотреблять гостеприимством и сразу же после того, как они с Ринфилдом обменялись рукопожатием и изысканными выражениями доброй воли, ушел.
У выхода Сергиуса ожидал большой черный лимузин, в котором сидел шофер в форме и темноволосый мужчина в штатском. Через четверть мили Сергиус приказал остановиться и проинструктировал человека в штатском, которого он называл Алексом. Тот кивнул и вышел из машины.
Вернувшись в свой номер, Сергиус обратился Модесу и Анжело:
— Затруднения с идентификацией голосов с пленки были? — оба покачали головами. — Хорошо, Николас, когда будут готовы фотографии этих людей?
— Фотографии? Через час, господин полковник, будет проявлена пленка.
Снимки несколько позже.
— Сначала сделайте фотографии Ринфилда, Харпера, Марии и ведущих артистов.
Николас вышел и Сергиус обратился к телохранителю:
— Ты тоже можешь идти, Анжело. Я тебя вызову.
— Можно поинтересоваться, зачем это понадобилось? — спросил Модес, когда Анжело удалился.
— Можно. Я могу сказать, почему я отправил Анжело. Кристально честная душа, но не хочется отягощать его девственные мозги сложными вещами.
Бруно и Мария в первый раз прогуливались по слабо освещенной улице и оживленно болтали. Бруно держал девушку под руку. Ярдах в тридцати от них с непринужденностью опытного филера следовал Алекс. Когда парочка свернула к двери с непонятной вывеской, он замедлил шаги.
В кафе царил полумрак и было дымно от чадящего камина — на улице было прохладно, что-то возле нуля — но при наличии противогаза там было бы уютно комфортабельно. Зал был полупустым. Около стенки кафе сидели Макуэло, Кан Дах. Первый — с кофе, а второй — с пивом. Макуэло оправдывал свою легендарную потребность в пиве.
Бруно приветствовал их и извинился за то, что не может к ним присоединиться. Дах улыбнулся, простил их, и Бруно с Марией направились к угловому столику. Через несколько секунд ввалился Росбак, отметил их присутствие приветственным жестом и присоединился к своим приятелям. Все трое начали отрывисто переговариваться, затем начали рыться в своих карманах. С того места, где сидел Бруно, было видно, как они исходят желчью и переходят к взаимным обвинениям с использованием крутых выражений. Наконец, Росбак нахмурился, сделал успокаивающий жест и направился к столику Бруно.
— Росбак просит милостыню. Мы понадеялись друг на друга в финансовом вопросе. Никто не взял с собой денег и Кан Дах собирается за несколько долларов идти на кухню мыть посуду, — печально завершил он свою речь.
Бруно рассмеялся, вытащил бумажник и протянул несколько банкнот Росбаку. Тот откланялся и отошел. Бруно и Мария заказали омлет.
Алекс, дрожа от холода на тротуаре, дождался пока принесут заказ, пересек улицу и зашел в телефонную будку. Опустив монету, он набрал номер и буркнул:
— Алекс.
— Да?
— Я проследил мужчину с девушкой до «Черного Свана». Они только что приступили к трапезе, значит еще некоторое время они тут пробудут. Сразу после того, как они вошли в кафе, они поболтали с двумя уже находившимися там мужчинами.
— Вы уверены, что следили за нужными нам людьми?
— У меня имеется их фото, полковник. После того, как они сели за свой столик, вошел третий мужчина. Он посидел с первыми двумя, а затем подошел к Бруно. Похоже, попросил денег, так как я видел, что банкноты поменяли хозяев.
— Эту тройку вы знаете?
— Нет, но одного из них я узнаю и через двадцать лет. Настоящий гигант, самый крупный из всех, кого я видел. Даже больше, чем Анжело.
— У меня нет и тени сомнений, кто это. Возвращайтесь обратно, не мешкая. Встаньте так, чтобы никто из кафе вас не заметил. Я пошлю Владимира и Йозефа сменить вас через некоторое время. Инструкции они получат, вы им только укажете людей. Машина прибудет через несколько минут.
— Что-нибудь не так, Бруно? — промолвила Мария.
— Что не так?
— Ты выглядишь обеспокоенным.
— Я и обеспокоен. День Х неумолимо приближается, осталось около недели. Как тут не беспокоиться, если предстоит попасть в этот проклятый Лабиан.
— Я не об этом. Ты стал отдаляться от меня, стал холодным, далеким.
Может, я что-то не то сказала или сделала?
— Не будь глупышкой.
Она положила ладонь на его щеку.
— Ну, пожалуйста...
— Это что, показная любовь или что-то другое?
— Зачем ты меня обижаешь?
— Я не хотел этого, — в его голосе не было убежденности. — Ты когда-нибудь была актрисой?
Она отняла свою руку. На ее лице отразилось расстройство и боль.
— Я не могу представить, что я не так сделала или не так сказала — ты просто хочешь меня обидеть. Тебе вдруг так захотелось. Тогда почему ты меня не ударишь? Прямо здесь, на людях? Так ты заденешь и меня и мою гордость. Я не понимаю тебя, просто не понимаю! — Мария откинулась в кресле.
Теперь уже Бруно взял ее руку. Было ли это показной любовью или лишь желанием успокоить девушку — трудно сказать.
— Думаю, что сумел.
— Что сумел?
— Найти способ, — он взглянул на нее, слегка сморщив лоб. — Ты давно работаешь в ЦРУ.
— Около четырех лет.
— Кто привлек тебя к такой работе?
— Доктор Харпер, а что?
— Я полагал, что тот, кого зовут Чарльз.
— Он заметил меня, а Харпер сделал предложение. Он был совершенно уверен, что я единственная, кто подходит для такой трудной задачи.
— Держу пари — он был прав.
— Что это значит?
— Просто поздравления доктору Харперу и его безупречному вкусу. Кто такой Чарльз?
— Просто Чарльз.
— Он не Чарльз. У него есть другое имя.
— Почему ты не спросил у него об этом?
— Мне бы он не сказал. Я думаю, что скажешь ты.
— Ты ведь понимаешь, что мы не имеем права разглашать некоторые сведения.
— Это мне нравится! Я собираюсь для ЦРУ рискнуть жизнью, а они не могут доверить мне даже простейшей информации. Я думал, что к этому времени мы могли бы начать доверять друг другу. Похоже, что я ошибаюсь. Вы вполне допускаете, что я погибну, но не желаете сообщить даже такой мелочи. Доверие и преданность великая штука, не так ли? Их надо использовать, такое теперь не часто встречается.
— Его зовут адмирал Джордж К. Джемисон.
Бруно долго смотрел на нее, затем его лицо расплылось в широкой улыбке. Она отняла свою руку и яростно взглянула на него. Кон Дах за своим столиком подтолкнул Росбака и Макуэло, и вся тройка с интересом наблюдала за этой сценкой.
— Ты ужасный человек! Ты лживый, хитрый притворщик — вот как я могу тебя называть! И ты еще осмеливаешься спрашивать, была ли я артисткой. Я ею никогда не была, но если бы и была, то мне все равно не сравниться с тобой в притворстве. Зачем тебе все это? Я не заслужила такого.
— Через минуту она взбесится, — заявил Росбак.
— Как мало ты знаешь людей, — возразил Кан Дах. — Через тридцать секунд она сделает ему предложение.
— Прошу прощения, но я должен был это сделать, — улыбнулся Бруно.
— Проверял, доверяю ли я тебе?
— Для меня это ужасно важно. Пожалуйста, прости меня, дорогая, — он взял ее руку, переставшую сопротивляться, и с нежностью посмотрел на Марию.
— Но мне кажется, что нам кое-чего не хватает, — продолжил Бруно.
— То есть?
— Ты знаешь, что мы должны лишь казаться влюбленными?
— Да, — она помолчала и спросила:
— Или ты считаешь, что с этим необходимо покончить? — голос девушки прозвучал с явной печалью.
— Я это твердо знаю. Ты любишь меня, Мария?
— Да, — шепотом, но сразу же ответила она и улыбнулась, глядя на свою руку. — На ней кое-чего не хватает, не так ли?
Кан Дах самодовольно откинулся в кресле.
— Ну, что я вам говорил? Кто-то должен мне выпивку.
— Уверена? — спросил Бруно.
— Только самый проницательный мужчина способен задавать столь глупые вопросы. Разве ты не видишь?
— Думаю, что вижу. Надеюсь, что вижу.
— Я влюблена уже много недель, — она перестала улыбаться. — С самого начала я следила за твоими безумствами на трапеции, затем уходила из зала и переживала. Теперь я не могу находиться в зале, а просто переживаю. Она замолкла и глаза ее увлажнились. — Но я могу еще слушать музыку, твою музыку, и во мне все сразу обрывается.
— Ты пойдешь за меня замуж?
— Конечно, болван! — Мария уже почти кричала.
— Нет нужды в таких вульгарных выражениях. Должен заметить, что Кан Дах, Росбак и Макуэло с крайним интересом наблюдают за этой сценой. У меня такое чувство, что они заключили пари по этому поводу. И у меня такое чувство, что я буду страдать, когда они оставят меня одного.
— Я не могу их видеть, — Бруно протянул ей платок и она вытерла глаза. — Да, вид у них такой, как ты сказал. — Машинально сжав платок в руке, она повернулась к Бруно. — Я люблю тебя и хочу выйти за тебя замуж, если это не старомодно, я готова выйти хоть завтра, но я не могу любить и выйти замуж за величайшего в мире гимнаста и канатоходца. Я точно знаю, что не смогу. Думаю, что и ты это знаешь. Ты хочешь, чтобы я всю жизнь сходила с ума?
— В этом не было бы ничего хорошего для нас обоих. Но я думаю, что обычно шантаж начинается после свадьбы.
— Ты живешь в странном мире, Бруно, если думаешь, что честность и шантаж одно и то же.
Бруно, казалось, задумался.
— Ну, в конце концов, ты всегда можешь выйти замуж за величайшего в мире экс-гимнаста и экс-канатоходца.
— Экс!?
— Нет проблем! — Бруно сделал правой рукой сокрушающий жест. — Я сожгу свою трапецию.
Она удивленно уставилась на него.
— Как, как это? Ведь это твоя жизнь, Бруно.
— У меня есть другие интересы.
— Какие?
— Когда тебя будут звать миссис Вилдермен, я скажу.
Брак ей был явно ближе к сердцу, чем будущие увлечения мужа.
— Можно послезавтра.
Она снова уставилась на него.
— Ты имеешь в виду здесь? В этой стране?
— Боже упаси, нет. В Штатах. Официальное разрешение. Мы можем вылететь завтра же первым рейсом. Никто нас не остановит, и у меня достаточно денег.
Ей понадобилось время, чтобы переварить все это.
— Ты сам не знаешь, что говоришь, — произнесла она.
Бруно согласно кивнул.
— Обычно ты права, сейчас — нет. Я знаю, что я говорю, потому что — и это не преувеличение — я знаю, что мы в смертельной опасности. Я знаю, что они вышли на меня. Я почти абсолютно уверен, что они вышли и на тебя.
Сегодня вечером за нами следили, а я не хочу...
— Следили? Откуда ты знаешь?
— Знаю. Об этом потом. А сейчас я не хочу, чтобы ты погибла. Какое-то время он задумчиво потирал свою щеку. — Более того, я очень не хочу погибнуть сам.
— Ты оставишь своих братьев? Ты оставишь мистера Ринфилда и цирк? Ты отказываешься от святого дела?
— Я брошу все на свете ради тебя.
— Ты напуган, Бруно?
— Вполне вероятно. Пойдем прямо сейчас в американское посольство и все там уладим. Правда, уже поздновато, но не оставят же они в беде своих соотечественников.
Мария в полном недоумении посмотрела на него, затем недоумение сменилось на нечто очень близкое к презрению. Потом это выражение уступило место крайне задумчивому. Неожиданно на ее лице появилась слабая улыбка, и вдруг она рассмеялась. Бруно также задумчиво посмотрел на нее, а троица за соседним столиком была ошеломлена и ничего не понимала.
— Ты невозможен. Мало тебе было одной проверки, так ты затеял еще одну? — сказала она.
Он пропустил это мимо ушей.
— Ты слышала? Я готов бросить ради тебя весь мир. Можешь ли ты это проделать для меня?
— Охотно, но весь мир, Бруно. Ты знаешь, что случится, если мы сунемся в посольство. Завтра я окажусь в самолете, но без тебя. Ты останешься здесь. И не отпирайся. Это написано на твоем лице, хотя ты и считаешься загадочным Бруно Вилдерменом. Все так считают... Вернее, почти все. Трех месяцев оказалось достаточно, чтобы ты перестал быть для меня загадкой.
— Этого я и опасался. Что ж, о'кей. Фокус не удался и меня это не удивило. Только ничего не говори об этом Харперу. Он не только считает меня дураком, но у него возникнут подозрения в моих деловых качествах, он положил деньги на стол. — Пошли! Когда мы подойдем к двери, я вернусь под каким-нибудь предлогом, чтобы переброситься парой слов с Росбаком. А ты тем временем осмотришься вокруг, не проявляет ли кто-нибудь к нам интерес.
Дойдя до двери, Бруно, как и было условлено, вернулся назад. Он подошел к Росбаку и спросил:
— Как он выглядел?
— Среднего роста, темные волосы, черные усы. Темное пальто. Он шел за вами от самого цирка.
— Ваши купе могут прослушиваться. Сомнительно, но чем черт не шутит.
Увидимся.
Они уже шли под руку на улице, когда Мария осведомилась:
— Кто для тебя эти трое?
— Очень старые друзья, и не больше... Но положить головы друзей на плаху... Тот, кто следит за нами, с черными волосами и в темном пальто.
Видела такого?
— Видела двоих, но ничего общего с этим типом. У одного кудрявые светлые волосы, а другой лысый, как пень.
— Это означает, что предыдущий отправился с рапортом к шефу.
— Своему шефу?
— К полковнику Сергиусу.
— Начальнику полиции Крау?
— Никакой он не начальник полиции, он начальник государственной секретной службы.
Она остановилась и удивленно взглянула на Бруно.
— А ты откуда знаешь?
— Я знаю. Я знаю его, хотя он меня не признал. Ты забыла, что это моя родина. Но я отлично знаю Сергиуса и никогда его не забуду. Разве можно забыть этого человека? Человека, убившего мою жену?
— Человека, который... о, Бруно, — Мария примолкла. — Но теперь он наверняка знает о тебе.
— Он знает.
— Но тогда он должен догадаться зачем ты здесь!
— Допускаю и это.
— Завтра я пойду с тобой. Клянусь! — в ее голосе появились истерические нотки. — А этот самолет, Бруно... Ты разве не понимаешь, что не вернешься из этой страны живым?
— Я должен это сделать. И, пожалуйста, говори потише. Кучерявый подошел к нам достаточно близко.
— Я боюсь... я боюсь...
— Это схватка мужчин. Пойдем, дорогая, я угощу тебя настоящим кофе.
— Где?
— В моих апартаментах, которым ты так завидовала.
Какое-то время они шагали молча, затем она тревожно проговорила:
— А ты не думаешь, что если они вышли на тебя, то могли организовать у тебя прослушивание?
— А кто говорит, что мы будем обсуждать государственные тайны?
А Сергиус в это время глубоко завяз в обсуждении государственных тайн.
— И это все, Алекс? Бруно с девушкой вошел в кафе, быстро поговорил с теми двумя, что пришли раньше, отвел девушку за столик и заказал еду.
Затем появился третий, присоединился к двум другим, а через некоторое время подошел к столику Бруно, попросил у него денег и вернулся на свое место? — Алекс кивнул. — И вы сказали, что вы не знаете эту троицу и никогда не видели их раньше, но один из них такой же гигант, как атлет Анжело?
Алекс взглянул на телохранителя.
— Крупнее, — удовлетворенно произнес он.
Анжело не хватало добродушия Кана Даха, и это не делало его привлекательным. Он зловеще нахмурился, но никто не обратил на это внимания, вероятно потому, что трудно уловить разницу между его зловещим и нахмуренным обычным выражением лица.
— Ладно, кто это мы знаем. Вы узнаете этих мужчин по фото?
— Несомненно, — обиделся Алекс.
— Анжело, скажи Николасу, чтобы принес фотографии.
Анжело вернулся с Николасом, у которого было с собой около двадцати фотографий. Сергиус молча протянул их Алексу и тот принялся быстро их просматривать.
Наконец, он положил одну на стол.
— Это девушка.
— Мы знаем, что это девушка, — сдержанно буркнул Сергиус.
— Прошу прощения, полковник, — Алекс отобрал еще три фото. — Эти.
Сергиус собрал их и протянул Модесу, который, бросив на них взгляд, произнес:
— Кан Дах, метатель ножей — Макуэло и Росбак — специалист по лассо.
— Точно, — Сергиус саркастически улыбнулся. — За ними следить постоянно.
Модес выразил сомнение в этом распоряжении:
— Присутствие этой троицы могло быть случайным. Все они входят в число ведущих артистов цирка и их дружба естественна. Кроме того, «Черный Сван» — ближайшее к цирку кафе.
Сергиус вздохнул:
— Увы, все это так. Фактически, мне одному приходится заниматься всем: принятием основных решений, всем необходимым анализом у нас занимается старший офицер, то есть я, — ложная скромность не была единственным пороком Модеса и особенно Сергиуса. — Наш Бруно Вилдермен умен и, возможно, способен рискнуть. — Немного подумав, он добавил:
— Он подозревал, не знаю по каким причинам, что находится под наблюдением и проверил свои наблюдения. Этот его Росбак должен был следить за тем, кто мог следить за Бруно. Это делает Росбака, а возможно и тех других нечто большим, чем просто другом. Итак, Росбак следил за Алексом. Он подошел не за деньгами, а чтобы проинформировать Бруно, что за ним следит человек с определенными приметами — человек в черном пальто, с черными усами и очень глупый. — Он наградил агента взглядом, полным сожаления. — Я не уверен, Алекс, что вам пришло в голову оглянуться через плечо хотя бы раз.
— Виноват, полковник.
Сергиус бросил на него свирепый взгляд.
Глава 7
Цирк отправился в Крау в среду вечером. Предстоящая поездка решала все. Перед отъездом Бруно заглянул в купе к Харперу. Для человека с таким воображением, стоящего перед лицом безусловно решающего момента своей профессиональной карьеры, Харпер был необычайно спокоен и расслаблен.
Этого нельзя было сказать о Ринфилде, который сидел тут же со стаканом в руке и с выражением глубокого уныния на лице. Ринфилд собрал все мужество в кулак, но сейчас у него был вид человека, вбившего себе в голову, что все вокруг него рушится.
— Добрая компания собралась. Что будешь пить, Бруно?
— Благодарю, ничего. Я позволяю себе лишь стаканчик в неделю и оставлю это на следующий раз.
— С прелестной мисс Хопкинс, надеюсь?
— Совершенно верно.
— Почему ты не женишься на ней? — угрюмо спросил Ринфилд.
— В том состоянии, в каком она сейчас, пользы от нее мало: целыми днями то хандрит, то мечтает.
— Я собираюсь сделать это. Вероятно, она беспокоится и нервничает, как и вы, мистер Ринфилд.
— Что собираетесь сделать? — осведомился Харпер.
— Жениться на ней!
— Боже милостивый!
Бруно не обиделся.
— Женитьба — это обычное явление.