Девочка без имени. 5 лет моей жизни в джунглях среди обезьян Чапман Марина
Marina Chapman, Lynne Barret-Lee, Vanessa James
THE GIRL WITH NO NAME
Copyright © Marina Chapman and Lynne Barret-Lee, 2013
© Оформление. ООО «Издательство «Э», 2016
Посвящается Марии Нелли и Амадею Фореро, а также моей любимой покойной Маруйе
Предисловие
Я хочу рассказать вам историю своей жизни. Я думала, что вот эти первые слова, обращенные к читателю, будут самыми простыми. Но я ошибалась. На самом деле знакомство и первые слова – самое сложное.
Когда люди знакомятся, они сообщают собеседнику свое имя. Казалось бы, что может быть проще? Я говорю всем, что меня зовут Марина. Однако это не то имя, которое дали мне родители после рождения. Я сама выбрала его, когда мне было около четырнадцати лет. Мое настоящее имя и все, что связано с моим ранним детством, покрыто мраком неизвестности.
У меня почти не осталось ранних детских воспоминаний, которые так важны для дальнейшего становления личности. Кем были мои родители? Как их звали и как они выглядели? Я не знаю. У меня много вопросов, на которые некому ответить. Где жила моя семья и как мы жили? Как я ладила с остальными членами семьи? Есть ли у меня братья или сестры? Может быть, они помнят меня? И как сложилась их жизнь? Что мне нравилось, когда я была ребенком? Любили ли меня родители? Чувствовала ли я себя счастливой? Когда у меня день рождения? И вообще, кто я такая, из какой семьи?
Вот все, что я знаю о себе и своем раннем детстве. Я родилась приблизительно в 1950 г. в северной части континента Южная Америка, скорее всего в Колумбии или Венесуэле. Большую часть своего детства я провела в Колумбии, поэтому и говорю людям, что я оттуда родом.
У меня сохранились весьма отрывочные и крайне эпизодические воспоминания о раннем детстве. Например, у меня была черная кукла, одетая в красную юбку с оборками и блузку с вплетенными в материал красными лентами. Лицо куклы было мягким, черные волосы обрамляли ее темное лицо с тонкими чертами.
В доме стояла черная швейная машинка с росписью из золотых завитушек. Рядом на стуле часто лежали стопки отрезов ткани. Может быть, это были незаконченные платья? Может, моя мама была швеей? Я этого не знаю и, скорее всего, не узнаю никогда. Жили мы небогато, и туалет у нас находился во дворе. Это была обычная вырытая в земле яма. У нас постоянно бывало много людей. У меня такое чувство, что в нашем доме много чего происходило. И в деревне, где я жила, было много детей, потому что я помню их игры и голоса.
Я достаточно отчетливо помню участок земли около нашего дома, дорожку из красного кирпича, которая вела из дома в огород. Около дома я проводила много времени, пропалывая растения и собирая овощи. Кто-то громко звал меня домой. Часто я не слушалась этих приказаний. Меня звали по имени, но когда я пытаюсь вспомнить его, память мне изменяет.
Взрослые спускались вниз с холма по дороге и несли ведра с водой. Машин было очень мало. В день проезжали всего три или четыре машины. Сейчас, когда я смотрю на горы, в глубине души появляется ощущение, что раньше я жила в горах.
Вот и все, что я могу рассказать вам о своем детстве. Больше я ничего не помню. Потому что однажды все неожиданно изменилось, раз и навсегда.
I
Мне почему-то очень нравились стручки гороха. Я сдавливала толстый стручок в ладони, и он лопался. В этой простой процедуре было что-то удивительно волшебное. Поэтому рядом с грядками, где рос горох, я проводила много времени.
Огород находился в самом конце нашего участка. В тот день я пошла туда по выложенной кирпичом тропинке от задней двери дома. Вокруг звучали детские голоса. Дети что-то оживленно обсуждали, но мне не хотелось к ним присоединиться. Мне было приятно сидеть в прохладной тени листьев, скрывавших меня от солнца.
Мне было четыре года и скоро должно было исполниться пять. Помню, что я с нетерпением ждала своего дня рождения. Я присела на землю. Снизу все растения казались мне гигантскими – они росли на приподнятых грядках. Одни растения стояли высокими и плотными рядами, а другие вытягивали во все стороны зеленые усики, цеплялись за ограду и карабкались по ней вверх. Ближе к дому рос салат-латук и капуста, дальше – высокая красная стручковая фасоль, и только потом – зеленый горох. Его стебли сплетались, словно джунгли, и больших, спелых стручков было видимо-невидимо.
Я оторвала стручок гороха, сжала ладонь – и со звуком, похожим на открывающуюся бутылку шампанского, стручок лопнул. Внутри были круглые, блестящие, изумрудные сладкие горошины, которые я немедленно отправила себе в рот.
Скоро рядом со мной выросла горка пустых гороховых стручков. Я была увлечена своим занятием и не заметила, что в огороде я уже не одна.
Все произошло очень быстро. Только что я сидела на корточках на земле и собирала горох. Вдруг передо мной появилась темная рука с белой тряпкой. Прежде чем я успела закричать, белая тряпка накрыла мое лицо.
Думаю, что я все-таки попыталась закричать и даже издала негромкий крик. Но из дальней части огорода никто меня не услышал. Я вдохнула воздух и почувствовала резкий химический запах. Рука с тряпкой была огромной, кто-то крепко держал меня. В голове мелькнула мысль, что сейчас я умру, – и все потемнело.
Не знаю, сколько времени прошло, прежде чем я очнулась. Окружающий мир казался странным и чужим. Я прислушалась в надежде услышать знакомые успокаивающие звуки. Где я? Что со мной?
Я попробовала стряхнуть с себя сон и открыть глаза, но веки стали слишком тяжелыми. У меня не было сил их поднять, поэтому я продолжала прислушиваться, чтобы понять, где я нахожусь и что меня окружает.
Через некоторое время я услышала кудахтанье кур. Мне почудилось также хрюканье свиней, а может быть, и кряканье уток. Был еще один знакомый звук – рокот работающего мотора. Потом я осознала, что мое тело подпрыгивает и трясется. Мотор урчал то громче, то слабее. Видимо, я находилась в машине – скорее всего, в кузове грузовика.
Мне наконец удалось открыть глаза. Меня ослепили яркие лучи солнца, перед глазами расплывались цветные пятна. Я не знала, куда меня везут. Грузовик быстро ехал по пересеченной местности, и мое тело подбрасывало и качало из стороны в сторону.
Рядом кроме животных находились люди. Я не могла рассмотреть других пассажиров, но услышала сдавленный плач и всхлипывания и разобрала слова: «Отпустите меня!» Вероятно, в грузовике кроме меня было еще несколько до смерти перепуганных детей.
От страха или под воздействием препарата, которым меня усыпили, голоса стали стихать, цвета блекнуть, свет исчез, и я снова потеряла сознание.
Не знаю, сколько времени прошло до того момента, когда я снова пришла в себя. По лицу шлепало чем-то мягким и влажным. Меня нес вниз головой какой-то взрослый человек. Он шел быстро, и мое тело раскачивалось в такт его шагам. Сквозь падавшие на глаза спутанные волосы я видела землю. По лицу, ногам и рукам хлестали листья растений и жесткие ветки.
Мужчина быстро шел или бежал через густой подлесок со мной на плече. Рядом находился еще один человек – его я не видела, но слышала дыхание и шаги. Ветки ломались под их ногами. Куда делись остальные дети, с которыми меня везли в грузовике? Я не знала. Несущий меня человек ускорил шаг. Он тяжело дышал, и я подумала, что он убегает от какой-то опасности и напуган не меньше, чем я. От кого он бежит? От монстра? От дикого животного? Я слышала истории о том, что в лесу живут страшные монстры.
Время от времени ноги мужчины начинали подкашиваться, а его тело наклонялось, словно он вот-вот упадет. Вероятно, он бежал уже долго. Он все больше спотыкался, и я в ужасе инстинктивно ухватилась за него еще крепче, надеясь, что мы убежали от того, что нас преследует.
Человек вдруг остановился и стал поворачиваться в разные стороны, словно не был уверен, куда идти дальше. Потом он снова побежал, и мне показалось, что подлесок вокруг нас стал гуще. Наконец он остановился еще более резко, чем раньше. Я вцепилась в него изо всех сил, чтобы не упасть, но он сбросил меня с плеча на землю.
Когда я встала на четвереньки и повернулась в его сторону, то увидела только две пары ног – одни коричневые, а другие белые. Они быстро убегали и через несколько мгновений исчезли в густом подлеске. Мне хотелось закричать и попросить их вернуться, не оставлять меня одну. Инстинкт подсказывал мне, что это плохие люди, но я боялась оставаться в джунглях. Мне не удалось произнести ни звука. Два силуэта растворились в сумерках джунглей. Я долго не двигалась с места, пытаясь услышать голоса этих людей или детей, которых везли вместе со мной в грузовике. Вокруг сгущалась темнота. Мне было страшно, я чувствовала себя покинутой и одинокой. Почему эти двое не вернулись за мной? Почему они бросили меня и убежали? Где моя мама? Как я вернусь домой?
Темнело. Со всех сторон доносились пугающие звуки ночных джунглей. Я понятия не имела, где нахожусь, почему я тут оказалась и когда за мной придут. На мне было хлопковое платьице и трусы, которые надела на меня мама в то утро. Я легла, свернулась калачиком и почувствовала тепло нагретой солнцем земли.
Чувство одиночества было ужасным. Я крепко зажмуривала глаза, чтобы было не так страшно, и надеялась, что мама найдет меня и пожалеет. Мне так хотелось, чтобы все это было лишь дурным сном. Потом я решила, что если я засну, то проснусь утром дома в своей кроватке и все будет по-прежнему…
II
Я проснулась от горячих лучей солнца. Моя левая щека лежала на мягкой и пахучей земле, а правая нестерпимо горела от солнца. Я открыла глаза, но свет был таким ярким, что я их немедленно закрыла.
Еще не до конца проснувшись, я перевернулась на спину, и на меня обрушился ужасный шум. Я слышала странные скрипы, крики, трели и завывания и не представляла себе, что или кто может их издавать.
Надо мной сияло что-то ослепительно-синее в окружении темных силуэтов. Я прикрыла глаза рукой и увидела, что это небо в обрамлении крон таких высоких деревьев, что их верхушки было трудно рассмотреть.
Наконец я поняла, где нахожусь. Я была в джунглях. Потом я с ужасом вспомнила, что произошло вечером. Меня украли какие-то люди, а потом оставили здесь!
Я отряхнула землю с ладоней и встала на колени. Потом поднялась и начала искать выход из джунглей. Я решила найти людей, которые меня здесь оставили. Надо попросить их отвести меня домой. Мне хотелось к маме. Я не знала, где мой дом и не понимала, почему мама не приходит и не забирает меня отсюда.
Не представляю, сколько времени прошло с тех пор, как исчезли мои похитители, но я надеялась услышать знакомые и обнадеживающие звуки. Например, детский смех, человеческую речь или звук тележки, которую кто-то катит. Слезы катились по моим щекам, мое горло было сухим, как наждачная бумага, но я еще не думала о воде или пище. Я отчаянно хотела найти дорогу домой и пошла напролом через подлесок, который царапал мою кожу ветками, хлестал по глазам листьями и опутывал ноги вьюнками. Вокруг стояли огромные корявые деревья, растопырившие свои ветки, надо было обходить канавы и впадины в земле, а зеленая листва окружала меня плотным кольцом, словно я очутилась в зеленом аду.
Тропинок не было, и я не узнавала окружающую местность. Я не знала, откуда пришли люди, которые меня вчера здесь бросили, и куда они направлялись.
Все кругом казалось совершенно одинаковым, я не видела никаких ориентиров. Иногда мне казалось, что впереди виднеются горы или холмы. Чем дольше я шла, тем сильнее становилось чувство страха. А что, если мама придет за мной и не найдет меня там, где меня оставили? Что она будет делать?
Захлебываясь слезами, я повернула назад и начала двигаться в обратном направлении. Но вокруг были одни деревья. Я потерялась и не могла найти то место, где проснулась.
Я снова начала громко плакать. Слезы текли по лицу. Падая и поднимаясь, запутываясь в низко висящих лианах, я шла и пыталась понять, почему очутилась в этих густых джунглях. Может, этого захотели мои родители? Может быть, они решили от меня избавиться? Я старалась вспомнить, что сделала, в чем провинилась и за что они могли на меня обидеться. Может, я съела слишком много гороха? А что, если мама с папой попросили этих страшных похитивших меня людей наказать их ребенка?
Я попыталась вспомнить человека, который унес меня с нашего участка. У него была темная кожа. Кто это был? Родственник или знакомый? Может быть, мой дядя? Какое у него лицо? Я почему-то постоянно вспоминала свою красивую черную куклу, которую так любила. Несомненно, у членов моей семьи была светлая кожа, так откуда же взялась черная кукла? Был ли здесь какой-то секрет, который я не могла разгадать?
Пришлось пробираться сквозь густой подлесок из растений, доходивших мне до пояса. Я шла все медленней, потому что устала и совсем отчаялась. Но если я хотела выбраться из джунглей, мне нужно было двигаться дальше. Поэтому я продолжала идти, надеясь, что выйду из леса или встречу кого-нибудь, кто сможет мне помочь, или увижу какой-нибудь знак, который укажет мне путь к дому.
Время шло. Ветки и сучья больно царапали тело. Я начала бояться, что никого не встречу на своем пути. Стало смеркаться, и вместе с уходящим солнцем исчезала надежда на спасение. Прошел целый день, а я так и не смогла выйти из густых джунглей. Мне предстояла ночь, которую я опять проведу в полном одиночестве.
Ночь была темной. За исключением звезд на небе, вокруг меня было черным-черно. В джунглях небо казалось ближе, словно оно упало на меня, накрыв все огромным черным одеялом. В ту ночь я боялась еще больше, чем в первую. Наверное, на меня больше не действовало усыпляющее вещество, и я острее стала ощущать происходящее. Кругом раздавались пугающе громкие звуки ночных животных. Я вспомнила рассказы взрослых о том, что ночью в джунглях бродят опасные хищники, и стала бояться еще больше прежнего. Я знала, что эти хищники охотятся в темноте, где им проще поймать добычу.
Перед тем как исчезли последние лучи света, я осмотрелась и нашла дерево с широким стволом, внутри которого была выемка или большое дупло, не заросшее растениями. Я забралась в эту расщелину в стволе, свернулась калачиком и обхватила колени руками, прислонившись спиной к обнадеживающе твердой поверхности дерева.
Я знала, что ради собственной безопасности мне надо лежать очень тихо. Я сказала себе, что играю в прятки. Если я не буду шевелиться, то ночные хищники не увидят и не услышат меня.
Судя по звукам, вокруг бродило много разных животных. Совсем близко я слышала хруст веток и шелест листьев. Быстро пробегали какие-то небольшие существа. Потом совсем рядом громко треснула ветка под лапой крупного зверя. Он обходил ствол дерева, в котором я пряталась, словно выбирая удобное место, чтобы на меня прыгнуть. Мог ли этот зверь видеть меня в темноте? Мог ли он учуять мой запах?
Я старалась как можно плотнее сжаться в комочек. В тот момент мне хотелось находиться в клетке, которая спасла бы меня от этого чудовища, пожирающего маленьких детей. Я мечтала о том, чтобы встало солнце, стало светло и страшный зверь испугался и убежал.
Потом в отдалении раздался звук, который, видимо, испугал животное, обходящее дерево. Послышались быстрые удаляющиеся шаги, и я почувствовала себя на седьмом небе от счастья. Впрочем, моя радость была недолгой. Ночь еще не закончилась, и я все плотнее сжималась калачиком. Меня пугало еще и то, что я не могла ничего увидеть в темноте. Слышать, но не видеть хищника гораздо страшнее, чем столкнуться с ним лицом к лицу. Единственное, что мне оставалось, – крепче закрывать глаза и стараться дышать тише. По моему телу ползали насекомые, которые пытались забраться мне в уши. Я хотела спать так, как никогда в жизни, и думала о том, что любой, даже самый страшный сон – сущие пустяки по сравнению с тем кошмаром, который я испытываю наяву.
Следующим утром меня разбудило испепеляющее яркое солнце, светившее с ясного синего неба. Я не сразу открыла глаза. Мне казалось, что я чувствую тепло одеяла в кровати у себя дома, и мне не хотелось разрушать эту сладкую иллюзию. Но звуки просыпающихся в джунглях животных вернули меня в суровую реальность.
Лежа в расщелине древесного ствола, я горько заплакала. Горло болело, и в животе урчало. Но я не могла плакать бесконечно. Да и к чему плакать, когда тебя никто не слышит? Я утерла грязными ладошками распухшие от слез щеки, и мне показалось, что я увидела бабочку.
Оглянулась. Их было очень много. Разноцветные бабочки летали у меня над головой и кружились возле белых и розовых цветов, которые росли на свисающих вниз стеблях, уходящих высоко вверх и терявшихся в листве деревьев. Это были цветы удивительной красоты. От прогреваемой солнцем земли поднимался пар.
Я была ужасно голодна, и мне надо было найти что-нибудь поесть. Но что? На земле лежали какие-то стручки, и я внимательно их рассмотрела. Они приятно пахли, но были черными и сморщенными. Я вскрыла один из этих стручков, но их содержимое совсем не было похоже на сладкий садовый горох. Интересно, в джунглях растет обычный горох или кукуруза? Я решила отправиться на поиски еды.
Я была совсем маленькой и не представляла себе, что могу отравиться дикими растениями, ягодами и плодами. И все же мне не хотелось пробовать на вкус то, что выглядело странно и непривлекательно. Но я не смогла обнаружить никаких знакомых растений.
Из рассказов взрослых и по картинкам из книжек я знала, что если не найду еды, то быстро умру с голоду и стану пищей для животных. Поэтому я решила не оставаться на одном месте, а двигаться дальше. Если помощь не приходит, я должна найти ее сама. Надо идти вперед насколько хватит сил – может быть, я встречу того, кто накормит меня и отвезет к моим родителям.
Я смело двинулась через непролазную чащу. У меня был только один план – уйти из того места, где я нахожусь. Я думала, что если люди принесли меня в джунгли, то я смогу рано или поздно отсюда выйти.
Чаще всего я не видела ничего, кроме листвы перед глазами. Кожу нещадно царапали ветки и сучья. Я отодвигала ветки, они отскакивали назад и ударяли меня по спине за то, что я их побеспокоила. Мне было жарко в плотном кольце деревьев и растений. От земли и листьев шел пар. Вскоре голод затмило сильнейшее чувство жажды. Я давно уже не пила.
Где добыть воды – я даже не представляла себе. Хотя зелень вокруг меня блестела от влаги, не было никаких водоемов или других источников.
Я начала искать лужи с дождевой водой, выемки в камнях или углубления, в которых могла скопиться вода. Заглядывала в чашечки крупных цветов. Наконец я увидела растение с загнутыми листьями, напоминавшими по форме чашку, по ободку которой росли небольшие волоски. Если листья так похожи на чашки, рассуждала я, то в них может быть вода. И действительно – заглянув в одну из этих «чашек», я обнаружила на дне немного жидкости, из которой на меня смотрело мое собственное отражение.
Настоящее сокровище! Подтянула «чашку» поближе к себе и аккуратно наклонила, вылив содержимое в свой пересохший рот. У воды оказался странный земляной привкус, но я была счастлива, что мне удалось хоть немного утолить жажду.
Я выпила содержимое еще нескольких «чашек» этого растения, а вскоре вышла к небольшому ручью, вода в нем была холодной и приятной на вкус. Жажда утихла, хотя желудок тут же дал понять, что одной воды ему мало. Но силы возвратились, и я с удвоенной энергией продолжила свой путь.
Еду не нашла, зато увидела попугая размером с небольшой кабачок. Несмотря на голод, я была очарована его красотой. Оперение попугая было красным, синим и желтым. Он сидел на ветке на уровне моей головы и что-то чирикал. Вид у попугая был безобидный, он меня не боялся и не улетал. Я подошла поближе и протянула к нему руку, думая, что попугай, возможно, сядет мне на палец, как делали некоторые смелые попугаи в деревне, где я выросла.
Но я ошибалась относительно мирных намерений этой птицы. Попугай громко чирикнул, наклонился и сильно клюнул меня в палец. После этого он взмахнул крыльями и улетел с таким видом, будто его сильно потревожили, оторвав от важных дел. Палец пульсировал от боли, и с него капала кровь. Я горько расплакалась от жалости к себе. Я была в шоке от того, что красивое существо может причинить мне зло.
Этот момент я запомнила на многие годы, потому что именно тогда я получила первый урок, который помог мне выжить. Я поняла, что нахожусь в дикой природе, а дикие животные убивают, чтобы сохранить свою жизнь. С этой горькой, но правильной мыслью я двинулась дальше.
Вскоре после встречи со злосчастным попугаем я начала замечать, что окружающая природа меняется. Подлесок начал редеть. Я забыла о боли в пальце и двинулась вперед, раздвигая ветки, которых становилось все меньше и меньше. Я шла напролом в надежде выйти на опушку или дойти до конца джунглей.
Наконец я вышла на место, где не было деревьев и росла высокая трава. Однако моя радость оказалась преждевременной. На противоположной стороне небольшой поляны высились джунгли с густым и непроходимым подлеском. Я так долго шла! Я потратила столько сил! Я ужасно устала, но не нашла никакой еды и не обнаружила выхода из джунглей. Вместо этого я только еще глубже забралась в чащу.
«За что? – подумала я. – Ну почему, почему все это происходит? Где мама и почему она за мной не пришла? Что я сделала, чтобы заслужить это наказание? В чем провинилась?» Я посмотрела на свое платье, которое совсем недавно было ослепительно-белым, с узором из розовых цветов, а сейчас превратилось в серую тряпку, испачканную землей и кровью. На мне не было никакой обуви, и ступни сочились порезами. Живот был пуст, а в душе царило отчаяние. Я упала ничком и снова расплакалась. В нос ударил сильный запах травы и земли. Я хотела домой, но не могла придумать ничего лучше, чем плакать. Я хотела к маме, мечтала о том, как она меня успокоит и приласкает. Но ни мамы, ни других людей поблизости не было.
Казалось, я целую вечность пролежала в траве. Может быть, я даже немного вздремнула. Мне казалось, что я во сне или наяву переживаю кошмары: я слышала странные крики, уханье и улюлюканье животных. Потом раздались звуки ломающихся веток, топот и щелчки. Трава на противоположной стороне опушки начала колыхаться.
Я лежала и думала, что хочу умереть. Потом эти темные мысли сменились чувством голода и болью в теле. «Если я ощущаю голод, то, видимо, пока жива и еще буду жить», – решила я.
Немного приоткрыла глаза. Вокруг было еще светло. То, что я увидела, начисто отбило у меня желание широко открывать глаза. Я опустила веки, осторожно повернула голову в другую сторону и приоткрыла один глаз. Нет, это мне не снилось. Я была не одна.
III
Сонливость как рукой сняло. Я широко раскрыла глаза и поняла, что не просто окружена – за мной наблюдают. Вокруг сидели обезьяны. Боясь пошевелиться, я начала про себя считать их. Мне было уже почти пять лет, и я умела считать до десяти. Но обезьян передо мной было гораздо больше чем десять. Я не представляла, сколько еще обезьян сидит за моей спиной, и от этого испугалась еще больше.
Пока я рассматривала их, а они – меня, мой страх немного уменьшился. У меня сложилось ощущение, что все они родственники. Обезьяны были разного размера: от небольшой собаки до попугая, с которым я недавно имела неосторожность столкнуться. Я понимала, что они – дикие животные и я не могу им доверять. И все же что-то подсказывало, что они не причинят мне зла.
Однако это чувство длилось недолго. Через некоторое время одна из обезьян вышла из круга и стала приближаться ко мне. Это была крупная обезьяна с сединой в шерсти. Она смело приближалась, и я подумала, что это, наверное, вожак стаи. Я не знала, что он собирается делать, снова испугалась и села, обняв колени руками и спрятав в них лицо.
Обезьяна протянула коричневую морщинистую лапу и толкнула меня так, что я упала на бок. Лежа на земле, я напряглась в ожидании удара. Но больше меня уже не трогали, и когда я снова открыла глаза, то увидела, что животное вернулось к своим собратьям и продолжало на меня смотреть вместе со всеми остальными. Вскоре из круга вышла другая, тоже крупная обезьяна и уверенно пошла ко мне. Она двигалась на всех четырех лапах. На этот раз я вскочила на ноги. Обезьяна протянула руку, схватила меня за ногу и сильно дернула, от чего я шлепнулась на землю. Я сжалась в комок, а животное принялось копаться у меня в волосах и щупать длинными пальцами мое лицо. Я мотала головой, стараясь избавиться от ее прикосновений. Эта обезьяна тоже меня толкнула, и я снова упала на бок.
Пример двух крупных обезьян придал уверенности их меньшим соплеменникам. Обезьяны, видимо, решили, что я не представляю опасности, и все захотели потрогать меня, чтобы познакомиться поближе. Они издавали звуки, словно переговаривались друг с другом, подбадривали друг друга и смеялись. Ко мне подошло сразу несколько обезьян, которые начали меня толкать, дергать мое грязное платье и копаться в волосах.
«Перестаньте! – громко всхлипывая, умоляла я. – Отойдите! Оставьте меня в покое!» Но обезьяны не обращали внимания на мои слова, и мне пришлось дождаться, пока они удовлетворят свое любопытство и закончат меня изучать. К тому времени я немного успокоилась, понимая, что, если бы они хотели сделать мне что-нибудь плохое, то уже давно бы сделали. От общения с ними я нисколько не пострадала, а через некоторое время все обезьяны потеряли ко мне интерес и вернулись в густой подлесок к тому, чем занимались до того, как меня заметили.
Мне было совершенно некуда идти. Я не хотела бежать, боясь, что они пустятся за мной в погоню, поэтому осталась на опушке. Обезьяны прыгали с ветки на ветку и с дерева на дерево, играли, копались в шерсти друг друга, что-то срывали с деревьев и подбирали на земле и засовывали себе в рот. Что они ели? Ягоды и орехи? Личинок и насекомых? Небольших ящериц? Издалека было сложно рассмотреть. Я заметила, что обезьяны копируют друг друга. Крупная обезьяна делала что-нибудь, после чего это действие повторяли животные поменьше. И тут я вспомнила фразу, которую часто повторяла мне мать: «Смотри и учись».
Я наблюдала за обезьянами, завороженная их действиями, и мне не хотелось уходить. Казалось, им нравится быть вместе и все они – большая семья. Рядом с ними я перестала чувствовать себя одинокой.
Обезьяны были очень красивыми. У них был мех цвета молочного шоколада, более светлые животики, кисточки на ушах и темные хвосты с длинным мехом. Больше всего мне понравились их лапки, или ручки, очень похожие на человеческие. Их ладони были одного цвета и размера с моими, на них было четыре длинных пальца и один большой, с твердыми ногтями.
Обезьяны постоянно находились в движении. Они подпрыгивали, болтали между собой, гонялись друг за другом по деревьям и кустам. Им нравилось играть, а молодым животным – еще и задирать друг друга и делать вид, что они дерутся. За ними наблюдали обезьяны покрупнее и постарше. Время от времени они начинали кричать резкими голосами и строить рожи, словно говоря маленьким, что пора утихомириться и можно обойтись без грубостей. Точно так же вели себя в моем мире взрослые. Все это создавало среди животных атмосферу порядка и рождало чувство семьи и общности, от которого я тоже чувствовала себя лучше.
IV
Через некоторое время я снова ощутила боль в животе от голода. Шел уже третий день моего пребывания в джунглях без еды. Меня поразило, что обезьяны постоянно что-то жевали, чем бы они ни занимались. Я должна была поесть, и чувствовала, что умру, если этого не сделаю.
Я вздрогнула от резкого крика прямо у меня над головой. Небольшая обезьянка перепрыгивала с одного дерева на другое, с темно-зелеными глянцевыми листьями в форме капли и размером с ботинок взрослого человека. На дереве росли красивые фиолетовые цветы, их завязи превращались во фрукты, похожие на бананы, только смотрели они не вниз, а вверх. Казалось, что плоды еще не созрели, потому что они были маленькими, размером с мой палец, и цвета не желтого, а зеленого. Но по форме эти маленькие фрукты были очень похожи на знакомые мне желтые бананы, которые ели в нашей деревне. Обезьяна уронила несколько плодов. Я быстро подбежала к ним и подняла с земли.
Я обратила внимание, как обезьяны ели эти бананы. Мама учила меня, что кожуру надо срывать с верхнего конца плода. Обезьяны же ломали банан пополам или начинали чистить его снизу, зачастую помогая себе зубами. Я сделала точно так же, как они.
Плод оказался божественно вкусным, гораздо вкуснее бананов, которые я ела раньше. Он был мягким, липким и очень сладким. Я с жадностью проглотила первую еду, которую подарили мне джунгли. Но только я взяла в руки второй банан, как одна из обезьян спустилась на землю и утащила остальные фрукты у меня из-под носа.
«Ах вот как у вас все здесь устроено», – подумала я, но не особенно огорчилась. Я осмотрелась по сторонам, нашла палку и принялась сбивать с деревьев низко висящие связки бананов. День прошел не зря – я обнаружила не только компанию, своего рода семью, но и нашла еду, которой смогу питаться, пока не придет мама. Я принялась за вторую связку бананов, и мое настроение немного улучшилось.
Я волновалась, что мои новые приятели-обезьяны меня покинут, но этого, к счастью, не произошло. Эта часть леса была их домом. Я решила держаться поближе к обезьянам и третью ночь в джунглях провела рядом с ними. Обезьяны спали высоко в кронах деревьев, а мне пришлось найти место для ночлега под ними, на небольшом пятачке земли между двумя густыми кустами. Я очень хотела вернуться в дупло-расщелину в стволе дерева, где чувствовала себя в большей безопасности, но сделала это потом. В ту ночь я так боялась потерять стаю обезьян, что рискнула переночевать на открытом пространстве. Ночь накрыла все черным, как чернила, одеялом, обезьяны надо мной вскрикивали и о чем-то переговаривались, и я уже не чувствовала себя такой одинокой.
И все же в ту ночь мне было очень страшно. В джунглях раздавались ужасающие крики и завывания, кусты вокруг меня качались и шелестели. Неожиданно сзади что-то зашевелилось и уперлось мне в спину. От ужаса у меня перехватило дыхание. Это существо было гладким, теплым и огромным. Казалось, что оно извивается.
Что это было? Огромная змея, которая готовилась меня съесть? Я не смела оглянуться и терялась в самых ужасных догадках. Мое воображение рисовало жуткий образ. Существо издавало скрипящие и хрипящие звуки. Потом давление на мою спину ослабло, и я поняла, что это действительно была крупная змея, которая спускалась с дерева.
Ее появление меня сильно испугало. Я очень устала, но не могла заснуть. Я боялась, что змея вернется и съест меня. Но в конце концов сон меня сморил, а открыв глаза, я снова увидела ярко-синее небо. Я была рада солнцу, теплу и зелени, и даже мысли о змее ушли из головы. Но с наступлением нового дня вернулись воспоминания о доме. Почему мама никак не придет и не уведет меня из джунглей? Ведь у нее было достаточно времени, чтобы меня найти! Обезьяны прыгали надо мной с ветки на ветку и переговаривались между собой. У них не было никаких забот, а мне было грустно и тоскливо.
На второй день «знакомства» обезьяны привыкли ко мне и перестали обращать на меня внимание. За исключением некоторых взрослых особей, которые иногда вели себя по отношению ко мне словно строгие родители, большая часть обезьян меня полностью игнорировала. Вспоминая те дни, я думаю, что в общей сложности обезьян было около тридцати штук. Казалось, они не возражали против моего присутствия, но все равно я была для них чужаком, который не входил в их стаю. Обезьяны не подозревали, что не только спасли меня от голодной смерти, но и стали моими друзьями. Они разрешили мне находиться рядом, за что я была им чрезвычайно благодарна.
Наблюдая за обезьянами, я многому научилась и многое узнала о мире, который меня окружал. Например, я решила, что все орехи, ягоды и фрукты, которыми они питаются, могут вполне стать и моей пищей. Я копировала обезьян и ела то, что нравилось им, хотя некоторые ягоды и фрукты из обезьяньей диеты оказались кислыми и не очень приятными на вкус.
Конечно, у меня ни разу не возникало желания съесть ящерицу. Одна эта мысль вызывала рвотный рефлекс. Мне не нравился вкус цветов, насекомых и травы. Я предпочитала ягоды, орехи и фрукты. Я быстро открыла для себя правило: какими бы яркими, привлекательными и аппетитными ни выглядели некоторые ягоды, их не стоит употреблять в пищу.
Из фруктов обезьянам больше всего нравились фиги. Обезьяну, которая нашла фиги, начинали преследовать с целью их отобрать. По большей части воровство пищи было игрой, но в случае с аппетитными фигами обезьяны были настроены серьезно. Мне они тоже очень нравились. По сей день фиги, поданные к столу так, как принято в Колумбии, – мои самые любимые фрукты.
Далеко не всегда еду было легко добыть. Наблюдая за обезьянами, я сделала важное открытие: чтобы добраться до самых вкусных орехов или фруктов, надо потратить время и силы. В том участке тропического леса, где обитала «моя» стая, росло много орехов. Издалека я видела, что обезьяны раскалывают их скорлупу, чтобы достать вкусную сердцевину, но не очень понимала, как им это удается.
В стае была одна обезьяна, которая позволяла мне подойти к ней ближе, чем остальные животные. Я тогда еще не могла отличить самцов от самок, но про себя назвала эту обезьянку мальчиком. Его можно было отличить от соплеменников по серому пятну на животе. Это была смелая обезьяна, которая очень любила играть и умела ловко и проворно разбивать скорлупу орехов. Я долго, но безрезультатно наблюдала за ней, пытаясь понять, как животному удается добраться до вкусного плода. Потом у меня родилась блестящая идея: я положила рядом с собой несколько орехов, приглашая обезьянку их у меня «украсть» и надеясь, что мне удастся вблизи рассмотреть, как она разбивает орех.
Обезьянка заметила орех, который я «обронила», схватила его, поднесла к уху и потрясла, видимо, чтобы понять, зрелый ли он. Я не знала, как должен звучать зрелый плод, но тот орех прошел проверку на качество. Оглядываясь по сторонам, обезьянка побежала по земле, как будто что-то искала. Наконец животное нашло подходящий камень – на его поверхности было небольшое углубление, в которое можно было положить орех, чтобы он не укатился, когда по нему бьют другим камнем или толстой веткой.
Теперь я знала, как обезьяны раскалывают орехи. Иногда они закладывали их в небольшое углубление на корнях или упавших стволах деревьев. Для разбивания ореха можно было использовать камень или сук. Разбив скорлупу, обезьяна тут же засовывала ядро ореха в рот. «Что ж, смотри и учись!» – подумала я и начала искать на земле необходимые инструменты, чтобы расколоть оставшиеся у меня орехи.
Первые несколько дней, проведенных со стаей обезьян, я занималась только поисками пищи, чтобы подкрепить свои силы. Джунгли не скупились и щедро дарили мне бананы, фиги и другие фрукты.
Какие фрукты являются съедобными, я выяснила, наблюдая за поведением обезьян. Эти животные любили перуанский физалис[1], сметанное яблоко[2] и гуаву. Все остальные фрукты они ели очень выборочно. Например, фрукт под названием наранхилья[3] они неизменно обнюхивали и трясли перед тем, как снять с ветки. Я быстро установила, что незрелые плоды наранхилья ужасно кислые. Кислой также была незрелая банановидная маракуйя. Обезьяны ели только плоды желтого или желто-коричневого цвета и не трогали зеленые.
Но уже в первые дни я поняла, что жизнь обезьян не сводится к тому, чтобы найти еду, побегать, «поболтать» и поискать блох в своей шерсти или шерсти другого животного. Главной задачей стаи, к которой я прибилась, было выживание. А для этого необходима своя территория, которую надо защищать от вторжения других обезьян. Столкновения со стаями чужаков часто заканчивались драками.
Когда я впервые увидела, как обезьяны дерутся с незваными пришельцами, я была в ужасе и не могла понять, что происходит. Только что они играли вокруг меня и на деревьях, а через минуту послышались звуки ломающихся веток и агрессивные крики. Те пришельцы отличались от обезьян «моей» стаи – у них был мех с красноватым оттенком. Я не поняла, откуда они взялись. Звуки ударов и крики были такими громкими и устрашающими, что я спряталась под куст и закрыла уши руками. Когда после исчезновения чужаков обезьяны спустились с деревьев, я была поражена, увидев кровь вокруг их ртов. Неужели они съели чужаков? Или просто покусали их, чтобы отпугнуть? А если я сделаю то, что им не понравится, они нападут на меня?..
Это стало еще одним подтверждением, что я нахожусь в опасном месте среди опасных животных. Я задумалась о том, как относятся ко мне обезьяны, и поняла, что они приняли меня, решив, что я не представляю для них опасности. Иначе они бы выгнали меня точно так же, как выгнали другую стаю, – с устрашающими криками и кровопролитием. Но обезьяны этого не сделали, а позволили мне жить с ними рядом.
Возможно, они видели, как двое похитителей оставили меня в лесу, и пожалели меня. Мне хотелось думать, что обезьяны знают о моей печальной судьбе и понимают, что я хочу быть их другом. Я смотрела, как обезьяны приводят себя в порядок и стирают кровь с мордочек, и в душе надеялась, что они не изменят своего отношения ко мне.
V
Никто за мной не приходил.
Прошел один день, за ним пролетел еще один, а потом еще и еще. Ни мама, ни папа не появлялись. Вообще никаких людей в округе не было. Надежда на то, что меня найдут, исчезала, как цветочный узор на моем платье, которое все больше и больше покрывалось грязью.
Неудивительно, что в конце концов – мне сложно сказать, сколько времени прошло, – я вообще перестала надеяться, что меня спасут. Я начала сознательно пресекать любые мысли о доме, сосредоточившись на выживании в условиях джунглей.
Казалось, что каждый новый день, как капля воды, похож на предыдущий. Джунгли просыпались с восходом солнца. Солнечные лучи падали на землю, и вверх к кронам деревьев поднимались облака пахучего пара. Я внимательно следила за обезьянами, держась на уважительном расстоянии, чтобы никого случайно не задеть и не разозлить. Обезьяны шли на поиски еды, и я шла за ними. Так продолжалось до захода солнца, когда ночь накрывала лес. Я находила укромное местечко для сна и засыпала.
Так и протекала моя жизнь. Впрочем, не всегда. Помню, как однажды, совершенно без предупреждения (часто я не видела неба над головой, потому что оно было закрыто листвой), небеса разверзлись, и дождь потопом обрушился на землю. Я, конечно же, видела дождь и раньше, но в джунглях это природное явление переживалось совсем по-другому. Капли выбивали барабанную дробь на листьях и гулко разбивались о землю. Дождь в джунглях был таким сильным и громким, что заглушал все остальные звуки. Он смывал грязь с моего тела и спутанных волос. Я с наслаждением пила дождевую воду из образовавшихся луж. В очищающей и мощной силе дождя было что-то волшебное.
Кроме смены дня и ночи, а также периодических ливней у меня не было никаких вех, с помощью которых я могла бы следить за течением времени. Часы незаметно превращались в дни, а дни – в недели. Больше всего из того периода мне запомнилось чувство огромного, всепоглощающего одиночества, которое, надеюсь, мне больше не придется испытать в этой жизни. Обезьяны были, пожалуй, единственными животными, которых я не боялась, и поэтому держалась поближе к ним. Мне казалось, что я нравлюсь им, поэтому решила познакомиться с ними поближе.
Я не просто рассматривала их, но и слушала. Обезьяны общались между собой при помощи самых разных звуков. Я истосковалась по человеческому общению (и по звуку человеческих голосов), поэтому начала внимательно прислушиваться к «разговорам» обезьян.
У меня было огромное желание говорить и общаться. Я начала воспроизводить звуки, которые издавали обезьяны, для развлечения и чтобы слышать свой голос. Одна или несколько обезьян сразу отреагировали на то, что я «сказала», и у нас завязалась «беседа». Я очень обрадовалась. Это означало, что обезьяны обратили на меня внимание. Я стала имитировать производимые обезьянами звуки, стараясь делать это максимально похоже на то, как «говорят» они.
Обезьяний язык не только невозможно изобразить с помощью букв, но и довольно сложно воспроизвести фонетически. Даже моим высоким детским голосом я не могла повторить некоторые звуки. Одним из первых звуков, который я «осилила», был сигнал тревоги и предупреждения об опасности – громкий, резкий, гортанный. Обезьяны постоянно были начеку, следили за происходящим вокруг и сообщали друг другу, кто появляется или уходит с их территории. Сигнал об опасности сопровождался особым выражением мордочки и определенной позой. Перед тем как его издать, обезьяны широко раскрывали рот и вставали на задние лапы, почти на цыпочки. Потом, оценивая степень угрозы, они начинали издавать ряд повторяющихся низких звуков, которые означали, что они пытаются понять, насколько опасно то или иное событие. Увидев чужака, намерения которого казались враждебными, животные начинали визжать, подняв кверху передние лапы и раскачивая ими над головой. Так же, как люди, и особенно дети, чем больше обезьяны были испуганы, тем громче кричали.
Если опасность была совсем рядом, крик обезьян становился резким и высоким. Он обычно сопровождался ударами передних лап по земле. Когда такой крик поднимала одна обезьяна, к ней присоединялись все остальные, и стая быстро забиралась повыше на деревья. Я оставалась на земле и начинала метаться в поисках места, где можно спрятаться.
Впрочем, через некоторое время я поняла, что не стоит паниковать каждый раз, услышав эти звуки. Детеныши часто выкрикивали сигналы тревоги просто для развлечения. Когда «тревогу» поднимали малыши, взрослые обычно не обращали на нее внимания. Это была игра, которая мне в начальный период жизни с обезьянами даже доставляла удовольствие.
Наверное, мне было бы не так весело, если бы я тогда знала, что проведу с обезьянами столько времени, что успею выучить все их сигналы и звуки. Вероятно, я бы впала в глубокую депрессию. Но этого, слава богу, не произошло.
После моего ночного столкновения со змеей мне больше не хотелось переживать подобные неожиданности. Но, прожив некоторое время в джунглях, я поняла, что змеи – одни из самых безобидных существ. Сперва я боялась змей и считала, что они хотят меня съесть или укусить, но потом поняла, что это совсем не так. Змеи не любили быть на виду и старательно прятались. Они маскировались на земле, пытаясь слиться с листвой, корой и ветками. Казалось, они боятся даже больше, чем я. Они начинали паниковать и прятаться от малейшего звука. От обезьян я научилась свистеть при виде змеи, что неизменно заставляло их уползать куда подальше.
Мохнатые пауки, хоть и достигали порой гигантских размеров, тоже оказались довольно безобидными существами. Если бы я увидела огромного паука у себя в комнате, я бы расплакалась и в ужасе убежала, но пауки в джунглях были мирными и даже милыми. Мне нравилось часами наблюдать за ними и все время хотелось погладить их шелковистые ножки или тельце. При малейшей опасности пауки прятались в свои норки или укрытия, откуда высовывались только их глаза-бусинки, выражение которых, казалось, было умоляющим. Пауки словно говорили: «Пожалуйста, не трогай меня!» В общем, пауки мне очень нравились. Я и по сей день с большой любовью отношусь к ним.
Правда, пауки умели за себя постоять. Вскоре я поняла, что они вовсе не беззащитные и не стоит их дразнить и задирать.
Я была любопытным ребенком и могла часами их изучать. Если внимательно следить за поведением пауков, можно было понять, где у каждого из них «домик». Пауки не любили, когда их беспокоили. Иногда они залезали в свои домики, закрывали вход пленкой и подолгу не выходили. Мне надоедало их бездействие, я брала палочку и снимала пленку. Это паукам очень не нравилось. Они в гневе выскакивали наружу, чтобы понять, кто там ломает их дверь, и начинали трясти своими мохнатыми тельцами, как это делают собаки. Однажды я заметила, что после этого в воздухе появилось маленькое облачко испарений или капель. Оно состояло из мельчайших частиц, похожих на пыль. Эта «пыль» раздражала кожу, и когда она попадала на мои руки, они долго и больно чесались.
Некоторые вещи, которые я поняла в то время, касались не только жизни джунглей, но и меня самой, точнее, того, как я должна ухаживать за собой и своим телом. Я была маленьким ребенком. Я привыкла к тому, что мама помогала мне одеться и раздеться, мыла и причесывала мне волосы.
Понятное дело, что мамы в джунглях не было. Мое красивое платьице быстро превратилось в грязную тряпку. Через несколько дней мне пришлось выбросить трусы, потому что их резинка ослабла и они постоянно спадали. Я не страдала от того, что не расчесывала волосы и не мылась, но мне надо было вытирать себе попу.
Я обратила внимание на то, как обезьяны решали вопрос личной гигиены. Конечно, они писали и какали где им заблагорассудится. Сидящая на дереве обезьяна могла спокойно покакать оттуда. Однажды я увидела, как фекалии обезьяны упали на большое семейство грибов, которые, наподобие «дедушкиного табака», выпустили облако спор, словно показывая, как им это надоело.
Если обезьяны находились на земле, то они зарывали свои экскременты в землю или накрывали мхом и листьями. Кроме этого я заметила, что они – правда, далеко не всегда – вытирают попу, елозя по земле или мху, или очищают ее мхом, растущим на древесном стволе.
Сначала я подтиралась своей одеждой. Потом когда она превратилась в грязные тряпки, я использовала для этих целей сухие листья. Беря пример с обезьян, я попробовала вытираться горсткой мха. Это оказалось гораздо приятнее, потому что мох мягкий и влажный.
Все остальные части моего тела становились все грязнее и грязнее. Я постоянно чесалась. В моих волосах поселилось много насекомых и других существ. На коже появились порезы.
Джунгли были очень красивыми, но грязными. Вокруг постоянно жужжала масса мух. Мухи в джунглях были сине-зеленые и блестящие, как драгоценные камни, и собирались они над кучками фекалий. Мухи постоянно вились и вокруг меня, и этот факт меня крайне расстраивал, заставляя задуматься, что пахну я, судя по всему, не лучше, чем экскременты животных.
На моем теле жило огромное количество вшей, жуков и других насекомых. На коже появились небольшие белые червяки, вызывавшие зуд.
В первое время меня это ужасно раздражало. Я часто плакала от отчаяния и от того, что не знала, как избавиться от боли и дискомфорта. Насекомые были везде. Как только я переставала двигаться, они накатывались на меня волнами. Особенно мне досаждали жуки-скарабеи и мелкие коричневые тараканы, которых в Латинской Америке называют cucaron. Они спокойно исследовали все части моего тела, словно я была деревом или камнем. Я боялась, что меня захлестнут и погребут под собой волны насекомых.
Мои волосы также были в плачевном состоянии – немытые, спутанные, полные самых разных насекомых. С каждым днем кожа головы чесалась все сильнее, а сами волосы превратились в спутанные космы.
Обезьяны регулярно исследовали мех друг друга и выбирали из него незваных посетителей. Я с завистью смотрела, как они ухаживают друг за другом, и мечтала, чтобы они очистили от насекомых мои волосы и тело. Но пока этого не происходило. Стая позволила мне находиться рядом, но все еще не подпускала слишком близко.
Я поставила перед собой цель научиться лазать по деревьям, чтобы быть ближе к их семье. Я все реже вспоминала своих родителей, и мне хотелось лучше узнать обезьян, рядом с которыми я существовала и от которых во многом зависела моя жизнь. Теперь я спала в расщелине толстого древесного ствола и от этого чувствовала себя спокойнее. Но обезьяны на верхушках деревьев все равно были в большей безопасности, чем я на земле, и мне ужасно хотелось быть с ними.
Но лазать по деревьям оказалось так же сложно, как разбивать некоторые бразильские орехи[4], которые обезьяны роняли сверху. Легче всего было добраться до ядра тех, что сами раскололись от удара о землю. Многие орехи было практически невозможно разбить, как бы я ни старалась это сделать, заложив орех в углубление и долго колотя по нему камнем.
Крупные и неприступные деревья в джунглях были огромными – от двух до почти трех метров в диаметре. Их гладкие прямые стволы поднимались высоко в небо, теряясь в идущем от земли паре. Если я смотрела на них, у меня начинала кружиться голова. Даже ветки на стволах, опираясь на которые я могла бы взобраться наверх, начинали расти не вблизи земли, а довольно высоко над головой.
Но в джунглях росли не только деревья-великаны. Здесь было много относительно низких деревьев с бананами и других, с красивыми пахучими цветами, – как я узнала позже, они называются орхидеями. Эти деревья были увиты плющом, покрыты темным мягким мхом и папоротником.
Я мечтала, как в один прекрасный день смогу забраться на более низкие деревья, а с них – на высокие бразильские орехи, чтобы присоединиться к обезьянам в древесных кронах. До осуществления этой мечты прошло много месяцев, но, обучаясь лазать по деревьям, я сделала одно важное открытие.
После дождя взбираться на дерево было особенно сложно. Лианы и ветки были скользкими, подниматься было тяжело. Цепляясь за лианы, корни и ветки, я вскарабкалась на высоту трех метров. Впереди меня ожидал гладкий и уходящий ввысь ствол большого дерева.
Я боялась спускаться вниз не меньше, чем лезть вверх, поэтому решила попытать счастья и продолжать восхождение. Но меня подвело то, что деревья были мокрыми. Я оперлась ногой на ветку, поскользнулась и с громким криком полетела вниз.
Меня спас густой подлесок – ветви, листва и лианы, которые уменьшили скорость падения и смягчили удар. Я лежала на земле и глотала слезы отчаяния, но вдруг заметила то, на что раньше не обращала внимания. Это был вход в туннель с отверстием, достаточно широким для меня. Мне показалось, что этим туннелем кто-то постоянно пользуется, потому что его стенки были ровными.
Вход оказался немного узким, но я смогла в него протиснуться. Я совершенно не испытывала страха. Внутри было сумеречно, а не черным-черно, потому что сквозь корни просачивалось достаточно света, чтобы видеть, куда я ползу. В туннеле я обнаружила ответвления. Это был настоящий подземный лабиринт.
Повернув за угол, я увидела перед собой одну из обезьян «моей» стаи. Она ползла мне навстречу, держа в лапах орех. Увидев меня, обезьяна свернула в ближайшее ответвление туннеля. За ней следовала другая (это были молодые особи, которые, очевидно, играли в «догонялки»).
Тогда меня осенило. Это обезьяны прорыли систему туннелей на своей территории, чтобы перемещаться под землей так же свободно, как в кронах деревьев. Я могла пользоваться туннелями для быстрого и безопасного передвижения по территории стаи. Я последовала за двумя обезьянам и вскоре очутилась на знакомой полянке. И почувствовала такую радость, какой еще не испытывала с тех пор, как попала в джунгли: будто я была ребенком, получившим много подарков на Рождество. Мне казалось, что я уже освоила все знания и умения, необходимые для выживания в джунглях. Однако события, которым было суждено вскоре произойти, показали, что это далеко не так.
VI
Я была уверена, что умираю.
Живот болел так, что я тихо плакала, свернувшись калачиком.
Сквозь пелену боли я пыталась вспомнить, что я съела и чем отравилась.
Тамаринд![5] За день до того, как у меня страшно заболел живот, я съела тамаринд. Это было одним из моих излюбленных лакомств. Стручки этого дерева по форме напоминали росший в моей прошлой жизни горох, но большего размера, темно-коричневые и ворсистые. В отличие от гороха, в котором ели семена-горошины, в тамаринде косточки выбрасывали, а ели коричневатую с прожилками массу, наполнявшую стручок внутри. Она была липкой и сладкой, как фиги.
Но тот тамаринд, которым я отравилась, был немного другим. В нем оказалось много маленьких зерен, размером с горошины, и по вкусу он был еще слаще, как финик.
Я не могла стоять и сидеть. Мускулы отказывались мне подчиняться. У меня кружилась голова, и я чувствовала, что конец близок. Я съела отравленный фрукт, очень похожий на тамаринд. За время жизни с обезьянами я узнала, что в джунглях иногда встречаются фрукты, очень похожие на съедобные, но немного другие. К этим на первый взгляд незначительным отличиям сводится вся разница между жизнью и смертью.
Я ужасно мучилась и сквозь застилающую глаза пелену заметила, что одна из обезьян спешит мне на помощь. Это была обезьяна-самец, которого я называла Дедушкой, потому что он был похож на настоящего дедушку. Он был старше большинства обезьян, двигался медленней, и в его шерсти было много седых волос, как у бабушек и дедушек, которых я помнила по своей прежней жизни среди людей. Он перенес травму лапы или плеча, поэтому скакал и прыгал по деревьям не так лихо, как другие члены стаи.
С самого начала Дедушка за мной присматривал, хотя я не думаю, что его сильно волновало мое состояние. В его отношении ко мне я не замечала особой теплоты. Может быть, он был холоден со мной потому, что не мог определиться, нравлюсь я ему или нет.
Я увидела, что Дедушка спрыгнул с ветки, на которой любил сидеть, и двинулся в мою сторону. Чего он хотел? Какие у него были планы в отношении меня? Мне было так плохо, что я не могла долго задумываться над этим вопросом. Я плакала, и у меня не оставалось сил на что-то другое.
Дедушка подошел ко мне, схватил за руку и принялся трясти и толкать меня, словно предлагая куда-то пойти.
Он вел себя уверенно и был крайне настойчив, и я не стала перечить его воле. Падая и вставая, ползком и на четвереньках я двинулась в ту сторону, куда он меня подталкивал, пробираясь сквозь колючие кусты. Неожиданно я оступилась и покатилась вниз по склону каменистого, заросшего мхом обрыва, после чего плюхнулась в небольшое озерцо. Оно было не больше трех метров в диаметре. С одной стороны озерца лежало несколько камней, на которые стекал небольшой водопад. Дедушка спустился по склону оврага и принялся толкать меня в сторону водопада. Я захныкала. Мне казалось, что со мной происходило самое плохое, что только может быть. Я всю жизнь, сколько себя помню, ненавидела воду. В то время я видела ее только в виде дождя и луж после него.
Но Дедушка не сдавался. Он был приблизительно моего роста, но сильнее меня. Он схватил меня за волосы и, казалось, хотел, чтобы я подставила голову под струю воды. Что он задумал? Он хотел поскорее утопить меня, чтобы я больше не мучилась? Видимо, он был уверен, что мой конец близок.
Я брыкалась и отбивалась, молотя руками и ногами по поверхности воды. И тут Дедушка рывком приподнял мое лицо и посмотрел мне в глаза.
Его взгляд был абсолютно спокоен. Он на меня не злился. Я ошиблась – он, видимо, хотел мне что-то сказать.
Не знаю, что тогда во мне произошло, но я ему поверила. Его уверенные движения и выражение его глаз сказали мне, что он хочет мне помочь. И тогда я сделала то, что он хотел. Я наклонила голову и начала пить из водопада. Я выпила сколько смогла.
Тогда Дедушка меня отпустил. Не теряя ни секунды, я вылезла на берег и в полном изнеможении свалилась лицом вниз.
Потом я начала кашлять. Кашель перешел в рвоту. Сперва меня вырвало водой, а потом полезло что-то кислое. Масса, которая выходила у меня изо рта, жгла кожу и особенно порезы, попадая на мои колени и руки.
Но Дедушка со мной еще не закончил. Как только меня престало рвать, он опять начал заталкивать меня в озерцо, в то место, где стекал второй, небольшой, водопадик.
На этот раз меня не надо было уговаривать. Я начала жадно пить из водопада. Мне было хорошо в воде, несмотря на то что пиявки стали приставать к моим ногам. У меня было ощущение, что вода не только приятно охлаждала, но и лечила меня. Постепенно рвотные позывы прошли.
Я не представляю, сколько времени я провела там в полусознательном состоянии, но в конце концов вылезла по склону вверх. Дедушка все это время просидел на берегу озерца. Он не двигался и смотрел на меня, не сводя глаз. Он встал вместе со мной, взбежал по склону и вернулся к своему любимому дереву.
Дедушка понимал, как мне можно помочь. И он мне помог. Я в этом совершенно убеждена.
Этот случай был для меня не просто очередным уроком выживания. С того момента отношение ко мне со стороны Дедушки сильно изменилось. Он начал меня выделять и всегда выступал моим защитником. Я чувствовала в нем друга. Он был готов поделиться со мной своей едой и провести сеанс груминга моих косматых волос, из которых вынимал аппетитных жучков и личинок и поедал их. Чувство одиночества постепенно оставляло меня. Иногда я еще плакала по ночам от горечи и печали, но такие истерики происходили все реже. Свернувшись клубочком в своем дупле-расщелине, я слушала болтовню обезьян над моей головой и незаметно сама превращалась в обезьяну.
VII
После моего отравления и Дедушкиной помощи обезьяны стали относиться ко мне иначе. Младшие брали пример со старших и тоже начали подходить ко мне, чтобы пообщаться и покопаться в моих волосах. Я превратилась в полноправного члена стаи.
Состав стаи постоянно менялся. Кто-то умирал, беременные самки исчезали, чтобы потом появиться с детенышами. Я подружилась с некоторыми членами стаи. Кроме Дедушки, это был энергичный Пятно, нежный и любящий Коричневый и застенчивая Белохвостка. Молодая Белохвостка меня очень полюбила. Она запрыгивала мне на плечи и обнимала за шею. Ей нравилось ездить у меня на спине.
Как вы понимаете, я не называла обезьян этими именами, а лишь отмечала про себя их отличительные черты. К тому времени я за ненадобностью практически забыла человеческий язык и как могла общалась на обезьяньем. Мне кажется, что даже про себя я перестала думать на человеческом языке. Главными в моей жизни были звуки и чувства. И, конечно, миссии или задачи – из них состояла моя жизнь. Самой главной задачей были поиски пищи. Нужно было искать и многое другое: компанию для общения, безопасное место для сна или укрытия от опасности. В сущности, у меня было всего две основные потребности: в еде и в удовлетворении собственного любопытства. Моя жизнь была проста и мало отличалась от жизни остальных обезьян.
Получив признание в стае, я поняла, что нужно все же научиться лазать по деревьям. Мне надоело проводить время в одиночестве на земле, пока обезьяны веселились и играли у меня над головой.
После того как я упала с дерева, я на некоторое время перестала даже пытаться научиться по ним лазать. Но мне очень хотелось подняться вверх, подальше от влажной земли, от которой шли испарения, и поближе к солнцу. Листва в джунглях была очень густой, и немного солнечных лучей доходило до земли. Несмотря на буйство красок в джунглях, иногда мне казалось, что я живу в черно-белом мире. Даже ярким днем большая часть поверхности находилась в сумерках, которые изредка пронизывали столбы света. От такого светового контраста у меня даже болели глаза.
Кроме этого я хотела подняться вверх, чтобы дышать свежим, а не застоявшимся воздухом с запахом прелости и гнили. На земле мне бесконечно досаждали насекомые. Я никогда раньше не предполагала, что их царство может оказаться таким разнообразным. Я успела к ним привыкнуть, но мне все равно очень хотелось быть от них подальше. Они прыгали, ползали, летали и кусались. В джунглях встречались жуки, похожие на миниатюрные летательные аппараты (сейчас я бы назвала их вертолетами). Их крылья крутились и жужжали, как лопасти, и при посадке они издавали особые звуки. В лесу жили синие жуки, зеленые жуки, жуки, которые были похожи на блестящие драгоценные камни, а также светлячки, которые очень радовали меня по ночам. Там были жуки, у которых на лбу, казалось, росли ножницы, а также несчетное количество ползающих, неприятных, мягких, как желе, похожих на червей личинок. Мне казалось, что не проходит и дня без того, чтобы я не открыла для себя новый вид жука или насекомого.
Еще в джунглях жило невероятное количество ярко окрашенных лягушек, жаб и ящериц. Я мечтала подняться вверх, подальше от этих лесных обитателей, роящихся и ползающих около всего мертвого и умирающего, и от постоянного запаха прелых листьев.
Несколько месяцев я училась забираться на низкорослые деревья. Я несколько раз за день падала. Иногда эти падения были достаточно болезненными, но я не сдавалась.
Я работала над техникой. У меня не было тех преимуществ, которыми обладали обезьяны, а именно – длинных лап, хвостов и необыкновенного чувства равновесия. Гладкие стволы бразильского ореха, у которых близко к земле не было никаких сучьев, оказались самыми сложными для покорения. Подняться вверх мне помогали свисающие лианы. На невысокие деревья я залезала, используя мускулы всего тела. Сперва я обхватывала ствол коленями и локтями, потом, упираясь в него вывернутыми ступнями, подтягивалась при помощи рук.
Через некоторое время мое тело закалилось, стало жилистым и поджарым. На руках и ногах появились мускулы, а кожа на ладонях, ступнях, локтях и коленях стала сухой и жесткой от постоянного контакта с древесной корой. От сухости эти места шелушились. Мне нравилось шелушить свою сухую кожу, и я могла проводить за этим занятием долгие часы.
Как я уже говорила, влезть на гладкое дерево бразильского ореха было совсем непросто. Я подолгу висела на стволе в поисках места, куда можно поставить ногу или ухватиться рукой. На деревья, покрытые лианами, забираться было гораздо проще, но с ними была другая проблема – лианы быстро умирали и в один прекрасный день просто падали на землю, поэтому лазать по таким деревьям было опасно.
Спускаться с гладких стволов было легче, чем на них залезать. Когда кожа на моих ступнях и ладонях задубела и стала жесткой, я просто ослабляла хватку и скользила вниз. Удар о насыщенную перегноем землю был мягким. Часто я сразу же начинала снова карабкаться вверх. Мне больше нравилось находиться в кронах деревьев, чем внизу, на земле.
Я никогда не забуду тот день, когда впервые добралась до кроны высокого дерева.
Вид, который открылся моему взору, был поистине захватывающим. Я была поражена, ведь я никогда раньше не видела ничего подобного. Меня ошеломили порывы прохладного воздуха. Я даже на какое-то время перестала дышать. Я привыкла, что надо мной нависали кроны деревьев, а здесь, наверху, небо было бескрайним. Я зажмурила глаза от яркого солнца, а когда снова открыла их, то вокруг меня были только верхушки деревьев и небо. Мне казалось, я видела все, что находилось на расстоянии в десятки километров.
Как высоко я забралась? На тридцать метров? Или, может быть, на шестьдесят? При взгляде вниз у меня кружилась голова, особенно когда ветер начинал раскачивать деревья. Я очутилась в другом, незнакомом мире, в котором было два цвета: ярко-синий цвет неба и зеленый, как брокколи, цвет листвы на верхушках деревьев.
Стая обезьян занималась своими делами, и никто не проявил интереса к тому, что я смогла вскарабкаться наверх. Я же, понятное дело, была на седьмом небе от счастья. Я оказалась там, где обезьянам нравилось бывать больше всего, и теперь понимала почему. Я словно купалась в море зеленых листьев, которые расстилались передо мной насколько видит глаз. Кроны деревьев иногда росли уступами, словно мягкие изумрудные ступеньки лестницы.
Я решила, что если сорвусь, то смогу зацепиться на растущие ниже сучья и ветки, и начала исследовать новую территорию. По пятам за мной шла Белохвостка. Я обратила внимание, что листья при близком рассмотрении оказались желто-зелеными. Возможно, на них оседала пыльца растущих наверху цветов, повернувших свои лепестки в сторону солнца. Казалось, их яркий желтый цвет отражал солнечные лучи, и от этого все кругом приобретало золотой оттенок.
Здесь было гораздо суше, чем внизу, и не так жарко. Прохладный ветер охлаждал нагреваемое беспощадными солнечными лучами тело. Обезьяны устроили себе в ветвях специальные лежанки или места для сидения. Здесь, вдали от земли и высокой влажности, они могли с удовольствием сидеть и ковыряться в шерсти друг друга. Их лежанки были сооружены из сломанных сучьев, положенных крест-накрест на толстые живые ветки деревьев (обезьяны любили ломать сучья, демонстрируя свою силу). Чтобы было мягче сидеть, обезьяны клали сверху кору и листья.
Свои лежанки обезьяны использовали не только для отдыха. Они прыгали, играли, кричали и резвились. При этом они ужасно много пукали. От обезьяньего пука в воздухе стоял неприятный резкий запах. Но меня это нисколько не расстраивало – я привыкла к этим запахам. Я была несказанно счастлива от того, что наконец поднялась наверх и осуществила свою мечту. Мне казалось, что я вырвалась из темницы и стала одной из обезьян. В принципе, это было недалеко от истины. Мое тело стало худым и сильным, гораздо сильнее, чем у обычного ребенка в моем возрасте. Кожа на подошвах ног и на ладонях была необыкновенно твердой, и питалась я едой из тропического леса. Даже ходить я начала не на ногах, а на четвереньках, как животное. К тому времени я не умела, пожалуй, только летать или далеко прыгать. Мне очень хотелось научиться перепрыгивать с одного дерева на другое или летать на лиане, как это делали обезьяны.
Наверху было много толстых лиан. Я крепко хваталась за лиану и, переполненная адреналином от чувства полета, обдуваемая ветром, переносилась на другое дерево или ветку. Правда, мои приземления были не такими элегантными и точными, как у обезьян.
Однако внутреннее чувство подсказывало мне, что не стоит слишком увлекаться подобными экспериментами. Порой случалось, что я прыгала и слышала хруст – лиана отрывалась. Несколько раз мое падение было удачным – я запутывалась в ветвях или лиана цеплялась за что-то, не давая мне упасть. Мне сильно везло, и я отделывалась легким испугом, а также новыми ссадинами и синяками.
Но в один прекрасный день мое везение подошло к концу. Я схватилась, как мне казалось, за крепкую и надежную лиану, которая не должна была оборваться, однако она не выдержала моего веса. Я смотрела, как земля стремительно приближается, и меня переполнило чувство ужаса. К счастью, я цеплялась за ветки, что уменьшило скорость падения. Потом мне удалось ухватиться за одну из веток, что и спасло меня от неминуемой смерти.
Я висела и смотрела на землю, которая была далеко внизу. Тогда я поняла, что я не совсем обезьяна. Я не создана для того, чтобы, как они, спокойно прыгать с ветки на ветку.
И я перестала это делать, потому что мне была дорога моя жизнь.
VIII