Девочка без имени. 5 лет моей жизни в джунглях среди обезьян Чапман Марина

XXII

Полицейские мне сильно помогли. Они познакомили меня… или, скорее, показали мне добрую улыбчивую официантку. Я стала возвращаться к ресторану каждый день. Я подходила с заднего входа и смирно ждала около мусорных бачков, пока она не появится. Она показалась мне очень милой, и я хотела с ней подружиться.

Это был дорогой ресторан, где подавали вкусные блюда. Однажды другой официант угостил меня омаром. Я не знала, что это такое. Я надолго запомнила тот день, когда мне удалось попробовать такую божественно вкусную вещь. У омара было нежное розовое мясо, к которому подавали прекрасный соус. Парень, который дал мне кусочек омара, смотрел, как я ем, и улыбался.

Я знала, что могу мышью прошмыгнуть внутрь и что-нибудь украсть, но не делала этого. Мне хотелось, чтобы мне принесли еду, как тогда, когда я ела в ресторане с полицейскими. Я поняла важную вещь: еда, которую тебе дают, гораздо вкуснее той, что ты украл.

Когда я в первый раз появилась около ресторана, официантка меня мгновенно узнала.

– Привет, – сказала она и дружелюбно улыбнулась. – Как дела?

Не знаю, что она обо мне тогда подумала, потому что я пришла босой, в грязном платье. Официантка дала мне объедки, которые в ресторане все равно выбрасывали.

Она спросила, как меня зовут, и я сказала ей, что мое имя Пони Мальта. Официантка рассмеялась точно так же, как раньше смеялся полицейский. Ее смех был добрым. Она сказала, что это имя мне очень подходит. Я спросила, как ее зовут, и она ответила, что ее имя Риа.

С тех пор моя жизнь стала налаживаться. Я могла получать кое-какую еду в ресторане и стала меньше воровать. Впрочем, воровать все равно приходилось, потому что я не могла питаться только объедками. И все же у меня в городе появилось место, где я почти всегда могла поесть.

Однако эти счастливые деньки продолжались недолго.

– Послушай, Пони Мальта, – сказала мне однажды Риа, – понимаешь, я не могу тебя кормить все время. У меня могут быть проблемы. Тебе не надо приходить сюда каждый день.

Это был неожиданный удар, но у меня возникла мысль.

– Пожалуйста, – попросила я. – Я могу работать. Я могу убираться, мыть тарелки – все, что угодно.

Риа покачала головой. Потом осмотрела меня с ног до головы и снова бросила взгляд в сторону ресторана.

– Я не могу пустить тебя внутрь, – сказала она, – потому что ты очень грязная. На тебе нет обуви, и в такой грязной одежде нельзя работать на кухне. Это будет совсем не дело. Нас просто закроют.

Я не думала, что мой внешний вид может иметь такие последствия.

– Риа, помоги, пожалуйста, – попросила я. – Помоги мне помыться. Я не знаю, где это можно сделать. Я же живу на улице.

На лице Риа было написано сомнение, но мне показалось, что она задумалась. Мне очень хотелось, чтобы мне кто-нибудь помог. Пожалуй, в первый раз после джунглей я почувствовала, как мне нужна помощь другого человека.

– Хорошо, посмотрим, – сказала Риа. – Я спрошу менеджера. А теперь иди. И приходи завтра.

– Спасибо, спасибо, спасибо! – поблагодарила я.

Я дошла до угла, и она меня снова окликнула.

– Эй, Пони Мальта! – закричала Риа. – Слишком сильно на это не рассчитывай.

Риа дала мне хороший совет. Ни на что не стоит слишком сильно рассчитывать. Я еще у Анны-Кармен поняла, что надежда – бесполезное чувство. Но когда я вернулась на следующий день, Риа все же решила показать меня женщине-менеджеру. Я ее уже видела, и женщина запомнила меня с того дня, когда я обедала с полицейскими.

– Так, значит, ты и есть та милая девочка, которая ела вместе с полицейскими? – спросила она.

– Да, сеньора, – ответила я и спросила: – Я могу вам чем-нибудь помочь в ресторане? Мне не надо денег, я готова работать за еду.

Менеджер внимательно осмотрела меня с ног до головы.

– Я не знаю, как ты оказалась с полицейскими, – сказала она, – но они говорили, что ты хорошая девочка. И мне кажется, что так оно и есть…

Менеджер задумалась, потирая рукой подбородок.

– Ты такого ж роста, как моя Белинда: худая и маленькая, ну совсем не в свою мать.

Она рассмеялась искренне и от всего сердца, как не смеялся никто в доме Анны-Кармен. Там гоготали только пьяные мужчины.

– У меня есть старая одежда твоего размера. Ты будешь носить ее только в ресторане, а не на улице. Понимаешь?

Я просто не поверила, как мне повезло, и энергично закивала. Кажется, она собиралась меня нанять! Нанять бестолковую Глорию, которая ничего не умела делать! Впрочем, я была уже не Глория, а Пони Мальта, и я была умной.

– Спасибо, сеньора, – горячо поблагодарила я, – вы об этом не пожалеете.

– Риа, – сказала женщина-менеджер, – помоги девочке помыться из шланга или под душем. А потом сходи к Белинде и попроси у нее старую одежду.

Женщина вернулась в ресторан, а Риа мне заговорщицки подмигнула.

– Пони, – сказала она, – кажется, получилось!

К тому времени мои волосы отрасли, но я сама не стала выше. Мой рост даже сейчас составляет метр сорок шесть сантиметров. Можно предположить, что в возрасте около двенадцати лет я была совсем миниатюрной. Но я уже становилась подростком.

Мне очень сильно повезло. Четыре человека отнеслись с пониманием к моей ситуации и были со мной добры. Такой удачи я не испытывала с тех пор, как покинула свою обезьянью семью. Эти люди поверили мне и дали мне шанс. Я была грязным беспризорником, каких на улицах были сотни, но это не помешало Риа помочь именно мне, а не другим. Это было просто чудо. Однако вскоре я устала от новой честной жизни.

Вначале я была очень рада. Риа отвела меня в душ, и я помылась, хотя по-прежнему панически боялась воды. Потом я надела чистую одежду Белинды. Она сидела на мне немного мешковато. Особенно большими оказались трусы, и мне пришлось завязать их резинкой на поясе. Тем не менее эта одежда была гораздо лучше и чище той, что я носила.

Я стала работать в ресторане посудомойкой, а также мыла пол на кухне. Правила были очень простыми. Я не должна был показываться на глаза владельцам ресторана и богатым клиентам. Я мыла посуду, пол и делала все, что мне поручали. За это меня кормили, и раз в неделю я могла выбрать любое блюдо из ресторанного меню.

Я чувствовала себя уверенно и хорошо. Даже начала набирать вес. Я работала не покладая рук шесть или семь часов в день, а потом возвращалась ночевать в парк Сан-Антонио. Приходила в парк усталой и сытой, спокойно спала и вставала утром, полная энергии.

Прошло несколько недель, и я немного утомилась. Новизна исчезла. Ко мне хорошо относились, а не помыкали и не заставляли работать, как раба, как это было у Анны-Кармен, но мне надоело каждый день таскаться в ресторан. Я знала, что умею мастерски воровать. Я была настоящим профессионалом, потому что научилась этому у обезьян. Поэтому я начала задумываться о том, что если вернусь к воровству, то мне не придется все время горбатиться за кусок хлеба.

Когда я возвращалась с работы, все лучшие места для сна в парке были уже заняты. Я осталась с беспризорниками, но при этом оказалась в некоторой изоляции. Раньше я была одной из них, а теперь жила своей жизнью. Мне это не очень нравилось.

Через несколько недель я бросила работу в ресторане. Я закончила смену, аккуратно сложила вещи Белинды, поставила рядом ее туфли и ушла. Я решила стать профессиональным беспризорником.

XXIII

Наш день начинался рано. Мы просыпались от запаха свежевыпеченного хлеба в местных пекарнях. Строители и ремонтные рабочие на дороге начинали работать спозаранку, и шум, который они поднимали, мешал беспризорникам спать.

Проснувшись, я внимательно осматривала свои туфли, куда ночью могли забраться змеи или скорпионы. В городе они были гораздо агрессивнее, чем их собратья в джунглях.

Потом я надевала туфли и отправлялась на поиски завтрака. Рано утром на улицах появлялись торговцы со своими тележками, на которых продавались самые разные вещи: игрушки, домашняя утварь, кофе, хлеб и много разной еды. Завтрак я воровала чаще всего у этих уличных торговцев. Иногда я хватала хлеб, а иногда вкусные жаренные над огнем сосиски, которые были такими горячими, что на бегу мне приходилось перекидывать их из одной руки в другую, чтобы не обжечь пальцы.

Беспризорника можно сравнить с бизнесменом, который ведет свое собственное дело. Надо было найти способ заработка. Чаще всего беспризорники зарабатывали продажей наркотиков, но я никогда не рассматривала всерьез это занятие. Оно казалось мне ужасно глупым. Зачем продавать наркотики, если ты сам при этом становишься наркоманом? Жизнь беспризорников была и так достаточно непростой, чтобы ее еще более усложнять. Надо кормить себя, а наркоманам еще приходилось поддерживать свою зависимость.

Последствия использования наркотиков были очевидны. Дети, которые совсем недавно были вполне бодрыми и здоровыми, быстро превращались в тупых идиотов, озабоченных единственной мыслью: где им достать новую дозу.

После ухода из ресторана у меня появилось много свободного времени. Часто я просто наблюдала за людьми, сидя на дереве, на скамейке или на краю тротуара. Некоторых из людей, живших или работавших поблизости, я знала лично. Среди них был Гуиллермо – владелец мастерской по ремонту велосипедов. Ему было чуть больше сорока, и он часто улыбался. Завидев меня, он приветливо махал мне рукой. Рядом с парком была мастерская по ремонту одежды, в которой работала Консуэла, девушка Гуиллермо. Она была настоящей мастерицей. Консуэла могла из бесформенной тряпки сшить настоящую рубашку. Она часто работала на лавочке перед мастерской, а я садилась рядом и наблюдала, как ее пальцы просто летали над тканью. Она была волшебницей. До встречи с ней я не представляла, что человеческие пальцы могут быть такими проворными.

Консуэла была очень приветлива. Часто, сидя на скамейке перед мастерской, она подзывала меня, чтобы поболтать. Я очень любила эти беседы, во время которых забывала, что я беспризорница, живущая на улице.

В парке можно было добыть не только еду. Во время ланча в нем появлялся деловой люд. Мужчины снимали пиджаки, ели и общались. Их толстые бумажники притягивали беспризорников, как магнит.

Я очень любила сладкое, поэтому часто выхватывала из рук детей рожки с мороженым. Отнять мороженое у ничего не подозревающего ребенка было для меня самым простым делом, не сложнее, чем сорвать плод с дерева. Я была уверенной и нахальной. В поисках еды большинство детей копались в мусорных бачках, но я могла спокойно схватить еду с тарелки клиента ресторана, сидящего за столом на улице. В городе было много насилия и масса беспризорников, но такой наглости мало кто ожидал. Выживать на улице мне помогали навыки, которым я научилась у обезьян.

Я ездила на подножках автобусов, а иногда цеплялась за кузов грузовика. Это был излюбленный способ перемещения всех беспризорников. Просто не стоило это делать постоянно на одном и том же маршруте.

Я часто воровала в магазинах, где было много покупателей. Я вела себя уверенно и постоянно совершенствовала свое мастерство. Я знала, что нельзя торопиться и паниковать. Перед тем как войти в магазин, нужно вымыть лицо и руки, почистить зубы и причесать волосы. Приходить в магазин надо в хорошей одежде, которую ты специально для этого украла, а говорить медленно и без ошибок.

Воровать было легко, если вести себя правильно и заранее подготовиться. Я спокойно заходила в лавку, приветствовала продавца и говорила:

– Пожалуйста, хлеба, банку джема и зубную щетку.

Продавец доставал требуемые товары и клал их на прилавок. Потом я отправляла продавца за еще одним товаром, который «забыла».

– Ой, – говорила я, – и банку колы!

Как только продавец поворачивался ко мне спиной, я хватала товары с прилавка и исчезала. Продавец не успевал выскочить из-за прилавка, а я уже растворялась в толпе.

Мне нравилось воровать. Меня привлекал азарт охоты и прилив адреналина. Через несколько месяцев мне предложили вступить в банду. Это польстило моему самолюбию. В нашей «банде» было шесть человек: три мальчика и три девочки, включая меня.

В нашей группе был черный парень по имени Синкабоу. Был черный Дагго, самый старший из нас. По крайней мере, он вел себя как старший, и у него случались приступы агрессии. Он убежал от отца, который бил его и его братьев каждый день, а мать ничем не могла помочь своим детям. В банде был Хьюго, который в будущем мечтал грабить банки. Была Мими – самая маленькая из нас, еще ниже ростом, чем я. Последней была Байена, или Кит. Китом эту девочку прозвали за большой живот.

Байена была очень слабой, и ей вообще не нравилось воровать. Ее не так давно выгнали из дома, потому что семья не могла прокормить всех детей, и она еще не умела выживать на улицах. Я уже была «закаленным бойцом», и меня часто раздражало нытье Байены. Несмотря на это, мы были сплоченной командой.

Работать в команде было выгодно, потому что это давало возможность эффективно использовать сильные качества каждого члена группы. У меня был большой опыт, и я кое-чему научила ребят. Например, я умела находить в толпе людей, обокрасть которых было легче, чем других. Например, я освоила тактику нападения на женщин в мини-юбках с пакетами в руках.

Женщина в мини-юбке – это просто подарок, и не только для мужчин. Нет ничего проще, чем выхватить пакеты у такой женщины. Я некоторое время следовала по пятам за жертвой, выискивая место, где легко убежать. Потом я резким движением стаскивала с нее мини-юбку, демонстрируя всему миру ее голую попу. Женщина начинала кричать, бросала пакеты и тянула вверх юбку и трусы. Меня всегда веселила эта реакция. Я поняла, что, когда человек оказывается в неудобном и компрометирующем положении, с ним можно делать все, что угодно. Я спокойно поднимала сумки и исчезала. Мои лучшие воспоминания о первом Рождестве, которое я провела на улице, связаны с женщинами в мини-юбках. Они несли в пакетах подарки, и каждая из них была для меня словно Дедом Морозом.

Я постоянно разрабатывала новые хитрости и уловки. Во время футбольных матчей я вырывала билеты у людей, стоящих в очереди у входа на стадион, а потом продавала их по двойной цене. Я собрала коллекцию дорожных конусов, которыми рабочие огораживают место ремонта, и устраивала собственную платную парковку. Люди были готовы платить за парковочное место, потому что торопились на матч, а свободной парковки нигде не было. Никто даже не торговался, а просто отстегивал деньги. Я собрала много оранжевых конусов и прятала их в укромном месте в парке.

Некоторое время я зарабатывала чистильщиком обуви. Я украла у чистильщика его коробку с гуталином и щетками, но потом кто-то украл эту коробку у меня. На этом моя карьера чистильщика обуви закончилась.

Хотя не всегда все происходило так, как я планировала, я была успешной маленькой воровкой. Среди беспризорников меня уважали за смелость, быстроту и дерзость. Несколько раз мне предлагали стать главарем другой банды. Я очень гордилась таким признанием.

Мы все были еще детьми и в свободное от воровства время любили играть. Мы играли в прятки, догонялки и иногда в мяч. Одной из самых популярных была игра на смелость: надо было перебежать дорогу, по которой неслось много автомобилей. Это была очень опасная игра, но, к счастью, на моих глазах никого не задавили.

Я провела на улицах Кукуты от двух до трех лет. Мне сложно сказать точно, потому что я не знала своего возраста и не мыслила категориями «год» или «месяц». У беспризорника в тропическом климате очень странное представление о времени. Мы не ходили на работу, у нас не было отпусков или выходных. В некотором смысле понятие времени у беспризорника похоже на понятие времени в джунглях.

Мне помогло то, что я наблюдала за ростом своих дочерей, когда они были приблизительно одного возраста со мной. Я пришла к выводу, что мне было двенадцать или тринадцать лет, когда произошли события, после которых я захотела изменить свою жизнь и перестать жить на улице.

Несмотря на некоторые забавные моменты, жизнь на улице была не такой уж веселой и порой просто опасной. Когда мы спали, некоторые люди могли на нас помочиться. В беспризорников кидали камни, их били без причины. Ночами рядом с девочками появлялись пьяные мужики, которые похотливо гладили их голые ноги и говорили всякие пакости. Наиболее безопасными для сна были самые грязные и вонючие места. Большинство людей на улице не дали бы нам и стакана воды, потому что все ненавидели беспризорников, и по заслугам: мы воровали еду и деньги. Иногда прохожие дразнили нас, протягивая гамбургер или бутерброд. Когда ребенок тянулся к еде, прохожий убирал руку и смеялся, словно только что удачно пошутил. Большинство людей нас презирали по вполне понятным причинам.

Мы никогда не знали, где и когда добудем себе пропитание. Нас в любой момент могла арестовать полиция. Количество ребят в бандах постоянно менялось. Время от времени полиция устраивала облавы, дети исчезали, и чаще всего мы их больше не видели. Я помню, как однажды исчез Дагго. Он специализировался на воровстве бумажников у пьяных. Он был моим другом, хотя у него была склонность к насилию и он был очень агрессивным. Я не представляю, что с ним стало, жив ли он. Иногда я вспоминаю членов моей команды и думаю об их судьбе. Я не уверена, что все в их жизни сложилось хорошо и они стали успешными людьми.

Мы всегда должны были быть начеку, всегда готовыми к тому, что ситуация может измениться. Нас могли побить, изнасиловать, ограбить или арестовать. Несмотря на дружбу, наши отношения были достаточно циничными, и никто не плакал, когда знакомый или приятель бесследно исчезал. Все беспризорники были как бы в одной лодке, но мы не умели и не могли заботиться друг о друге. В глубине души я мечтала о том, чтобы обо мне заботились родители. Именно с этой грустной мыслью я чаще всего засыпала каждый вечер.

Ночи были самым опасным временем суток. Я уже не рисковала и не ночевала на ветках деревьев. Самое безопасное место было под мостом. Если вы когда-либо приедете в Колумбию или в другой большой город в развивающейся стране, то можете заметить, что беспризорники часто спят под мостами. В Кукуте был один такой каменный мост, под арками свода которого были ниши и металлические скобы и конструкции наподобие строительных лесов. Именно там и прятались многие бездомные дети.

Полиция или не знала о том, что там ночуют беспризорники, или просто не хотела туда соваться. Ниши в стенах были слишком узкими для взрослых. Под мостом ужасно воняло. Там была очень плохая вентиляция, а дети там же испражнялись, принимали наркотики и пили. Эти запахи смешивались с вонью наших немытых тел. В воздухе витал запах кислого и протухшего, от него даже начинал чесаться нос.

Тем не менее человек ко всему привыкает, и я старалась каждую ночь проводить под мостом. В те вечера, когда я не могла этого сделать, я находила самое вонючее место, где-нибудь в канаве. Мы не думали о личной гигиене и санитарных условиях. Мы ели из помоек и пили из сточных канав. Я уже забыла, когда в последний раз мылась. Личной гигиеной я занималась только для того, чтобы выглядеть достаточно презентабельно для магазинов, в которых я могла воровать. Кроме этого жизнь на улице оставляла в душе неизгладимый след, я бы даже сказала – рану. Среди нас было много брошенных и озлобившихся детей, детей, которые пережили горе и страдания. Когда тебя никто не уважает, вскоре перестаешь сам себя уважать и начинаешь задаваться вопросом: зачем ты вообще родился на свет? Постепенно я становилась другим человеком. Я начала думать только о воровстве, и меня перестало интересовать что-то другое. У каждого человека есть темная сторона характера, и в определенных обстоятельствах именно эта сторона начинает развиваться. Я понимала, что теряю все добрые человеческие качества.

Одной из главных причин таких перемен становится злость – основное чувство, живущее в душе каждого беспризорника. Я наблюдала это не только на себе, но и на моих сверстниках. Бесспорно, жизнь давала нам для этого много поводов. Никто по собственной воле не захочет жить в тех условиях, в каких жили мы. Нет на свете детей, заслуживших такое отношение, которое выпало на нашу долю. Незнакомые люди издевались, смеялись и могли надругаться над нами. Сами эти люди выросли в любви, у них была крыша над головой, родственники и друзья, которые могли помочь им в тяжелой ситуации. У нас не было никого, кроме нас самих. И поэтому мы были злыми, как волки.

Однажды я встретила девочку, которая раньше жила среди нас. Она была чисто и аккуратно одета, и на ее лице не было загнанного и озлобленного выражения, как у нас. Я даже ее не узнала. Это она окликнула меня.

– Пони Мальта! – закричала она.

Это произошло в районе полудня. Солнце стояло высоко в небе, было нестерпимо жарко, и я безбожно потела. В то время я присматривалась к ресторану в надежде что-нибудь украсть на обед. Девочка шла за покупками, и у нее на плече висела сумка. Тогда ей было, наверное, около четырнадцати лет, то есть приблизительно столько же, сколько мне, может, чуть больше.

– Милли? – с удивлением произнесла я, узнав девочку. – Где ты пропадала? Где ты сейчас живешь?

– У меня есть работа, – гордо ответила девочка, – и дом, где меня кормят.

Она объяснила, что устала от жизни на улице и принялась стучаться в двери с предложением работать за жилье и еду.

– И что, тебя взяли?! – с изумлением спросила я. Я была поражена, что на свете существуют добрые люди. Прошло много времени с тех пор, как я встретилась с доброй официанткой, и сейчас даже мысль о том, что кто-то посторонний может мне помочь, казалась абсурдной.

Милли радостно закивала.

– Да, Пони Мальта, попробуй, и я думаю, что у тебя получится. Я живу в красивом доме, и у меня удобная кровать. Так устроиться удалось не только мне, но и нескольким другим детям.

«Вот это новость!» – подумала я. Впрочем, я настолько погрузилась в жизнь моей банды, что перестала замечать то, что не имело к ней отношения. Неужели в мире есть люди, готовые приютить бездомных детей?

– Это не постоянное жилье, – объяснила Милли. – Ты какое-то время работаешь в одном месте, но потом надо искать другое. До той семьи, у которой я сейчас живу, я оставалась в нескольких семьях на один или два дня. Ты должна быть готова уйти, как только тебя попросят. Но даже это гораздо лучше, чем жить на улице. Попробуй, тебе понравится.

У меня закружилась голова при мысли, что я могу спать в настоящей кровати и меня будут кормить. Но я ведь теперь воровка и преступница. Кто меня такую возьмет?

– Скажи, а когда ты стучишься, у тебя перед носом не захлопывают дверь? – спросила я девочку.

– Случается и такое, – ответила она, – но некоторые дверь не захлопывают. Только учти, Пони Мальта, на такое дело нужно идти одной, без твоей банды. Если вас будет несколько человек, люди не откроют, потому что побоятся, что их ограбят.

Я задумалась. Мне не хотелось бросать слабых Байену и Мими, которым без меня придется плохо, но они сами должны научиться о себе заботиться. Я решила, что можно попробовать привести в действие план, который предложила мне бывшая беспризорная подруга. Терять мне было совершенно нечего.

XXIV

Чтобы перейти от слов или, скорее, от мыслей к делу, мне потребовалось много времени. Несмотря на показную браваду беспризорника и смелость, с которой я воровала, я стеснялась стучать в двери и проситься в прислуги. Воровать и работать на других людей – очень разные вещи. Когда ты воруешь, то не спрашиваешь ни у кого совета. А тут надо было встречаться с людьми, которые судили тебя и создавали о тебе свое мнение. Мне было сложно перейти невидимую черту и начать просить о помощи.

Но время шло, и я все четче осознавала, что пора убираться с улиц. Я помылась, причесалась и пошла искать работу с проживанием.

Я решила начать поиски в районе El Calejon, который, по словам Милли, был самым перспективным. Здесь жили богатые люди. Я предложила членам своей банды пойти со мной. Мы толпой начали ходить от дома к дому, но все произошло так, как предсказывала Милли: завидев группу беспризорников, люди или не открывали нам, или наотрез отказывали. Тогда я сказала друзьям, что хочу заниматься этим одна, и распрощалась. Тогда я не подозревала, что уже никогда их не увижу.

Я шла от дома к дому, обливаясь потом от жары. В горле пересохло, я чувствовала себя подавленной и одинокой. Все жители отказывались от моих услуг. Я так устала слышать отказы, что была готова сдаться и отправиться восвояси. Но тут я вспомнила эпизод из моей жизни в джунглях – когда я в первый раз наблюдала, как обезьяна разбивает бразильский орех. Животное долго и упорно работало, чтобы добраться до вкусной сердцевины. Обезьянка сначала нашла подходящий камень, которым можно разбить орех, а потом – место, где удобно это сделать. Она без устали стучала по ореху камнем, пока не послышался звук расколовшейся скорлупы. По своему опыту я знала, что самые вкусные орехи оказывались почему-то самыми твердыми. Орех мог расколоть только достойный, тот, кто это заслужил своим трудом. Эта мысль придала мне сил.

Я возвращалась в этот район каждый день. Я не сдавалась. Это был большой район, некоторые двери мне не открывали, и я раз за разом приходила к ним в надежде, что хозяева вернутся и согласятся на мое предложение. В конце одной улицы стоял дом, в который я стучалась несколько раз, но там никого не было. Я решила снова постучать в его дверь. И дверь не только открылась – за ней показалось знакомое лицо.

Это была Консуэла, работавшая рядом с парком Сан-Антонио. Та самая Консуэла, которая мне улыбалась и с которой я любила поболтать.

– Ну ничего себе! Пони Мальта! – воскликнула она.

Я мысленно поблагодарила Бога за то, что ни разу у нее ничего не своровала, когда мы сидели вместе на скамейке и она шила.

Я обрадовалась и широко улыбнулась.

– Привет, Консуэла, – сказала я.

– Что ты делаешь в наших краях? – спросила она.

– Прошу твоей помощи, – ответила я.

С ее лица исчезло радостное выражение.

– Вот как, – медленно проговорила она. – Я надеюсь, ты не собираешься просить денег.

– Нет, Консуэла, совсем нет, – заверила ее я. – Я хочу наняться к вам в дом прислугой. Совершенно бесплатно.

Консуэла очень удивилась.

– Зачем тебе это надо? Скажи честно, чего ты хочешь? – спросила она.

– Я устала жить на улице. Я хочу жить в доме и помогать людям с уборкой, стиркой и на кухне. Хочу жить как нормальные люди, – заверила ее я.

Я не знала, что еще сказать. Консуэла увидела, что я говорю искренне.

– Я обещаю, что не буду мешать. И честное слово, я работы не боюсь, – добавила я.

Консуэла улыбнулась.

– Я в этом уверена, – сказала она, – но пойми, что это не мой дом, а дом моих родителей. Я должна их спросить.

Она на секунду задумалась. Я испугалась, что она передумает и откажет или предложит прийти на следующий день, но Консуэла приняла решение на месте.

– Подожди здесь, – сказала она, – и никуда не уходи.

Несколько минут я ждала на пороге. Это был очень красивый дом с тяжелой деревянной дверью, как в старых церквях. Он был полной противоположностью развалюхе, в которой Анна-Кармен держала свой бордель. Судя по всему, здесь жили богатые люди.

Дверь снова открылась, и на пороге появились немолодые мужчина и женщина. У мужчины было благородное лицо, вероятно, в молодости очень красивое, волосы с проседью, аккуратно подстриженная бородка. Он выглядел очень ухоженным, и, судя по рукам, ему недавно сделали маникюр. Женщина оказалась не такой красивой. Она была пухлой и чем-то напоминала хомяка. На ней было широкое платье с массой оборок и огромное количество золотых украшений.

– Это мои родители, – сообщила Консуэла.

– Ух, какая ты грязная! – заметила женщина. Они осмотрели меня с ног до головы, словно машину, которую собираются купить, или фрукт, который хотят съесть.

– Я сошью ей платье, – предложила Консуэла. – Я с ней давно знакома. Ее зовут Пони Мальта. Она маленькая, но трудолюбивая и сильная. И она не такая уж грязная, если учитывать условия, в которых она живет.

Мне хотелось обнять Консуэлу за такую рекомендацию. Она очень хорошо «преподнесла» меня своим родителям. Потом она сказала, что я буду убирать дом и не прошу никаких денег за свои труды.

– Хорошо, – сказал мужчина, – возьмем ее и посмотрим, что из этого получится. – Он уставился на меня своим темными глазами, и его брови сошлись на переносице. – Главное – не воруй, – сказал он. – Обещаешь?

– Обещаю, – ответила я. – Спасибо вам огромное.

«В городе все-таки встречаются хорошие люди», – подумала я. Я была рада тому, что нашла работу и дом.

– Как тебя зовут? – спросила жена хозяина дома.

– Пони Мальта, – ответила я.

– Потому что она очень маленькая, – объяснила родителям Консуэла. Ее отец снова смерил меня взглядом с ног до головы.

– Давайте назовем ее Розальбой. Консуэла, отведи ее в ванную. От нее за версту воняет, – сказал он.

Я обрела новое имя и новую жизнь. Через несколько часов я стала такой чистой, что кожа скрипела, и у меня было собственное место для сна. Теперь мне не надо было воровать. Мне казалось, что я попала к небожителям. Я стала служанкой и уборщицей в доме семьи Сантос.

У супругов Сантос был огромный дом, в котором жили они и пятеро их детей. Старшему, по имени Хуан, было сорок пять лет, и вид у него был самый устрашающий. Кроме него были Альфонсо, возрастом чуть за тридцать, и самый младший, Педро. Девушки были немного моложе Алфонсо: Эстела и моя спасительница Консуэла, которой тогда было тридцать два или тридцать три года.

За домом располагался квадратный дворик, где в кадках и горшках росло много растений и жило несколько ручных птиц. Мне сразу же поручили избавиться от пыли на ступеньках дома и в этом дворике. Кукута – город, в котором очень много пыли, покрывающей все открытые пространства. Консуэла дала мне совет, как вымести пыль, чтобы она не поднималась в воздух. Надо спрыснуть пол водой и замести собранную кучку пыли на газету со смоченными краями. Это очень эффективный способ уборки, которым я пользуюсь по сей день.

На меня возложили обычные обязанности по уборке и помощи на кухне. Я мыла посуду, помогала готовить и выносила мусор. За это мне предоставили коврик под крыльцом у выхода во дворик. Вместо подушки я подкладывала под голову стопку газет. Во дворике жило несколько собак, компании которых я была только рада. И меня хорошо кормили.

Однако прошло несколько недель, и мне стало скучно. Я получила кров и еду, но потеряла друзей. Я снова жила как привидение: никто не обращал на меня внимания, никто со мной не разговаривал. Я стала такой же невидимой, какой была у Анны-Кармен.

Кроме того, я жила взаперти. Ворота на улицу были высокими, и их всегда держали закрытыми. На две скобы, приделанные к задней стороне ворот, клали тяжелое бревно. Я не могла ни дотянуться до бревна, ни поднять его.

Из небольшого окошка на втором этаже можно было перелезть на ветку дерева меликокки[9]. Плоды меликокки похожи на лайм, но по вкусу напоминают личи. У этого дерева глянцевые листья, похожие на острия копий. Когда мне становилось одиноко, я залезала на него и проводила время в густой зелени в компании птиц и насекомых. Я хорошо чувствовала себя только на природе и часто вспоминала свою обезьянью семью – как они иногда меня дразнили, как выискивали у меня в волосах насекомых, как мы играли. Я очень по ним скучала! Дни, проведенные в джунглях, так сильно отличались от моего нынешнего существования, когда никто из людей не хотел со мной дружить.

Но я не сдавалась. Я решила терпеть все трудности и быть благодарной семье Сантос за то, что они дали мне возможность изменить свою жизнь. Возможно, они оценят мой труд, и тогда мое положение станет иным. Они начнут говорить мне «С добрым утром!» и пригласят за свой стол во время еды.

Но всем моим мечтам не суждено было сбыться, и позже я горько пожалела, что постучалась в эту дверь. В Колумбии много хороших людей, но мне не повезло – я попала в дом Сантос. Дело в том, что Сантос была одной из самых известных семей в криминальном мире города.

Все преступники ведут себя скрытно. Информацию о деятельности семьи я получала постепенно, из обрывков разговоров и на основе наблюдений. В дом часто приходили хорошо одетые бизнесмены, но я долго не могла понять, каким бизнесом они занимаются. Они курили длинные сигары и держали в руках кожаные «дипломаты». Офис главы семьи находился в той части дома, куда меня не пускали.

Иногда, когда я убиралась, до меня доносились обрывки разговоров. Я сама мало говорила, и поэтому члены семьи считали, что я плохо понимаю разговорный язык. Я действительно говорила с ошибками, но мои языковые способности сильно недооценивали: я все понимала. Разговоры мужчин касались в основном денег. Семья Сантос была очень богатой. Судя по тому, что мне удалось услышать, Сантос вымогали деньги или обманывали людей. Несколько раз в разговорах проскользнуло страшное слово «убить».

Вообще-то это открытие меня не сильно испугало. Я жила на улице и знала, что многие колумбийские бизнесмены занимаются разными темными делами. В то время в стране бизнес был тесно связан с преступностью. Я боялась только одного члена семьи – старшего сына Хуана, который точно был связан с местной мафией. Мне даже казалось, что настоящим главой семьи был Хуан, потому что к нему приходили очень подозрительные друзья. Возможно, у его родителей не было выбора и они должны были помогать сыну во всех его преступных начинаниях.

Впрочем, Альфонсо был профессиональным грабителем и взломщиком, а Педро постоянно приносил в дом золото и драгоценности. Видимо, девушки помогали своим братьям. Мужчины могли вернуться домой в три часа ночи и начать переносить в дом оружие, боеприпасы, дорогие часы и драгоценности. Я должна была прятать их оружие под мусорными бачками на веранде.

Я многого насмотрелась, когда жила на улице, но обилие оружия в доме Сантос меня пугало. Чем больше я узнавала об их бизнесе, тем сильнее начинала бояться. Я знала, что они поджигают дома своих конкурентов. Они все очень хорошо продумывали и планировали, чтобы все выглядело как несчастный случай.

Получилось, что я в очередной раз попала в плохой дом с плохими людьми. Как и в борделе Анны-Кармен, вокруг было много мужчин, и если эти мужчины обращали на меня внимание, то их намерения были совсем не добрыми.

XXV

Моя жизнь в семье Сантос мало отличалась от той, что была у Анны-Кармен. Как же мне опять не повезло! О чем я думала, когда стучалась в их дверь? Сантос относились ко мне как к одной из своих собак, которых привязывали во дворе. Меня кормили объедками, состоящими из костей, очисток и огрызков хлеба, и давали еду вместе собаками. А собаки были больше и сильнее, чем я.

Впрочем, не все ставили меня на одну доску с домашними животными. Однажды я заметила на себе взгляд главы семьи, от которого у меня мурашки побежали по коже. Сеньор Сантос оценивал меня взглядом, и мне стало не по себе. Я уже знала, к чему ведут подобные взгляды.

Сеньор Сантос работал главным образом ночью, а днем спал. Днем сеньора с детьми уходила за покупками и по другим делам, и дома оставались только я и он. Однажды, когда мы были с ним дома одни, я находилась на кухне и готовила обед. Неожиданно я поняла, что сеньор Сантос стоит у меня за спиной.

Он вошел так тихо, что я его не услышала, а увидела отражение на поверхности глянцевой плитки. На нем были одни трусы, и стоял он в дверном проеме. Я сделала вид, что его не заметила. Я только внутренне напряглась, когда он подошел ко мне сзади и присел на корточки. Он протянул руку и начал гладить меня по внутренней стороне ноги. Его ладонь показалась мне влажной.

Я делала вид, что не обращаю на него внимания. Его дыхание стало более учащенным. Он передвинул руки мне на бедра и стал гладить их. Я начала внутренне «закипать». Что я еще должна терпеть в этом доме? Его ласки, которые могут привести только к тому, что он меня изнасилует? Сеньор Сантос был здоровым и сильным, но у меня было одно преимущество – фактор внезапности. Он, вероятно, думал, что я подчинюсь его воле. Но я твердо знала, что, пока жива, не дам себя изнасиловать ни ему, ни кому-либо другому.

На столе передо мной стояла железная подставка для сковородок и кастрюль с длинной ручкой. Я схватила ее, развернулась и ударила его. Удар пришелся прямо по голове. Сеньор Сантос взревел и упал на бок. Я ударила его еще несколько раз и убежала.

Но я не могла убежать далеко. Все двери были закрыты, по стене вокруг участка протянута колючая проволока, а наверху по торцу стен в бетон вставлены куски разбитых бутылок. Единственное место, где я могла спрятаться, – крона меликокки. Я бежала, и за моей спиной раздавались крики сеньора Сантоса: «Ах поганая тварь! Я тебя убью!»

Я сидела на ветке в окружении яркой зелени листьев, вдыхала сладкий аромат цветов, но чувствовала лишь тоску и отчаяние. Мне хотелось плакать. Рано или поздно он найдет меня. Что делать? Бежать? Но я не смогу поднять запор на воротах. А если и захочу попробовать, сеньор Сантос меня остановит.

Потом я задумалась о том, что меня ждет за пределами дома семьи Сантос. Я снова окажусь на улице. Разве жизнь беспризорника будет более счастливой? В семье Сантос у меня хотя бы оставалась надежда, что моя ситуация изменится к лучшему. Я разозлилась, когда поняла, что могу потерять этот шанс. Ах, этот похотливый козел сеньор Сантос! Что теперь со мной будет? Может быть, члены семьи решат, что я слишком много знаю и нужно меня убить?

Но потом меня осенило. Конечно, мне поможет сеньора Сантос! Мне надо сидеть на дереве и дожидаться ее возвращения. Я расскажу ей о поведении ее мужа. Конечно, сеньор Сантос будет говорить обо мне разные небылицы, но что-то подсказывало мне, что сеньора все-таки прислушается к моим словам. Наверняка она знает или подозревает о неверности мужа и может воспользоваться этим случаем, чтобы положить конец его изменам.

После возвращения сеньора Сантос успела переговорить с мужем до того, как я ее увидела. По выражению ее лица я поняла, что он действительно представил сегодняшний инцидент в выгодном для него свете и она не станет моим союзником.

– Где ты пропадала? – спросила она. – Сеньор Сантос сказал, что ты весь день пряталась и ничего не делала.

Она кинула в меня тапком, от которого я даже не пыталась увернуться.

– Сеньора Сантос, – попросила я, – мне нужно с вами поговорить.

– Что ж, Розальба, говори! – ответила она и грозно на меня посмотрела.

– Сеньор Сантос, – тихо произнесла я, – хотел меня изнасиловать. Он гладил меня по ногам… – Я показала, как он это делал. – Я ударила его и убежала.

– Что?! – закричала сеньора Сантос. – Ты думаешь, что он захочет заниматься сексом с такой крысой, как ты? Что-то мне не верится. Перестань привлекать к себе внимание и принимайся за работу! – Она помолчала и добавила: – И поосторожнее, Розальба. Если ты его еще хоть раз рассердишь, то дорого за это заплатишь, понимаешь меня?

Она развернулась и зашагала вон из комнаты, но остановилась на полпути:

– Если расскажешь кому-нибудь о том, что сегодня произошло, я тебя своими руками утоплю.

Я застыла от изумления. Ах, как же я в ней ошибалась! Разумеется, сеньора Сантос поняла, что я говорю правду. Но она не хотела слышать о своем муже ничего компрометирующего. Я вспомнила слова доброй женщины и свой побег от Анны-Кармен. Видимо, мне все-таки суждено стать «мясом» для мужчин.

Сеньора Сантос стала относиться ко мне значительно хуже. Сеньор Сантос меня не изнасиловал, но каждый раз, когда мы оставались в доме одни, я сжималась от страха. Он предлагал мне деньги за секс, и я отказалась. Однажды он попытался схватить меня, но я чуть не выцарапала ему глаза, и он оставил меня в покое. Мне кажется, иногда люди видели, что я веду себя как дикое животное, и поэтому обходили меня стороной.

Оба они часто меня били. Сеньор Сантос, как мне кажется, был просто садистом, а сеньора знала, что он положил на меня глаз, и уже поэтому ненавидела.

Похоже, я попала в дом в начале развода или большого скандала между супругами. А может быть, меня били потому, что я была неумелой и бестолковой. У меня все из рук валилось. Я плохо отстирывала вещи, и на них всегда оставались мыльные разводы. Я некачественно мыла посуду, а когда гладила рубашки, то складка у меня всегда была не там, где нужно. Я часто заметала мусор под комоды. Признаюсь, я была очень плохим рабом.

По сравнению с Анной-Кармен пара Сантос проявляла больше изобретательности – они были связаны с криминалом и знали толк в пытках. Они часто стегали меня электрическими проводами, и это было очень больно. Когда на конце проводов была «вилка», было еще больнее, и именно такими проводами меня и били. Иногда я теряла сознание и приходила в себя в луже мочи и крови. И за эту сделанную мною грязь меня тоже били, точно так же, как и у Анны-Кармен. Моим единственным спасением была ветка дерева меликокки, на которую я могла перебраться из небольшого окна. Там я отсиживалась под конец дня, когда была уже никому не нужна.

Я сидела на ветке и думала, почему Консуэла меня так подвела. Она казалась такой дружелюбной, и что теперь с ней произошло? Я редко ее видела, а когда это случалось, она не смотрела мне в глаза. Она могла заметить на моем теле побои и спросить, откуда они, но предпочитала этого не делать. Казалось, она не хочет меня узнавать. Представляла ли она, в какой ситуации я оказалась? Не знаю. Может быть, ее отец рассказал ей про меня такое, после чего она не хотела со мной знаться.

Часто я вспоминала обезьян: Дедушку, смелого Руди, маленькую Миа – и мою старую уличную банду. Как, интересно, у них идут дела? Справляется ли Байена? Находятся ли они в безопасности? Мне до физической боли их не хватало. Я чувствовала себя совершенно одинокой.

Однако ветки меликокки давали не только блестящие зеленые фрукты. Дерево помогло мне встретить друзей.

Дом семьи Сантос был огражден высоким забором, но с дерева я могла заглянуть на соседний участок. Там жила женщина чуть моложе сеньоры Сантос. Ее лицо было добрым и приветливым и понравилось мне с первого взгляда. Я наблюдала за этой женщиной, как в свое время наблюдала за индианкой, которая родила в джунглях. Что-то меня к ней притягивало. Это был голос инстинкта, которому я привыкла верить. Но я не показывалась ей на глаза. Жизнь в Кукуте научила меня, что лучше лишний раз не высовываться.

У женщины были дети: старшие, которые помогали развешивать белье, и несколько ребят моего возраста и младше. Они возились и играли, напоминая мне о жизни среди обезьян. Я видела перед собой любящую семью. Именно в такой семье, как эта, я бы хотела жить. Я замечала, как женщина, проходя мимо, ласково треплет волосы детей и улыбается им, даже когда они на нее не смотрят. Все дети были такими счастливыми и довольными! Я им очень завидовала. Они живут спокойно, не зная страха. Как же мне самой не повезло в жизни!

В один прекрасный день я решила больше не прятаться. Я села на ветку пониже и приблизилась к ее участку. Листья зашелестели, она взглянула вверх, и наши взгляды встретились. В ее глазах я увидела сострадание. Приободренная этой реакцией, я чуть больше высунулась из-за листвы.

Женщина улыбнулась мне. Она наверняка знала семью Сантос и представляла себе, что они за люди, потому что не произнесла ни слова и нервно оглянулась по сторонам. Потом она показала пальцем на меня, а другой приложила к губам. Этим она хотела мне сказать, чтобы я ничего не говорила. Нас могут услышать, и тогда у нас обоих возникнут большие проблемы. Она показала на свой дом и покачала горестно головой, давая понять, что понимает, в какой сложной ситуации я нахожусь. Я поняла, что женщина слышала мои крики, когда меня били.

Потом женщина показала на себя и тихим шепотом произнесла свое имя: «Маруйя». «Розальба», – возбужденным шепотом ответила я и поняла, что нашла нового друга.

Присутствие Маруйи давало мне надежду и придавало сил. К тому времени я была окончательно изолирована. Видимо, семья Сантос считала, что я слишком много знаю и могу проговориться. Поэтому я общалась только с собаками. Сантос это вполне устраивало. Я для них была почти как собака, побитое и бессловесное животное.

Но теперь у меня появился друг, которого я видела каждый вечер. Маруйя помогала мне пережить боль. Если я оказывалась на дереве, а ее не было, я слегка трясла ветку, листья шелестели, и она выходила из дома. Потом мы «говорили». Мы разработали способ общения, который не требовал слов. Это был своеобразный язык, основанный на мимике, жестах и знаках. Именно этот язык спас меня в тяжелую минуту.

Я полюбила Маруйю с первого взгляда. Я и сейчас ее люблю. На своем жизненном пути я нашла сокровище, и этим сокровищем была она. Маруйя была настоящим ангелом, которого мне в жизни повезло встретить. От радости я была готова кричать во весь голос, но вот этого-то нельзя было делать, чтобы не выдать нашу дружбу.

Вскоре произошел один очень неприятный случай. К тому времени я была у Сантос уже около года. Однажды в дом пришли двое мужчин, чтобы поговорить с Хуаном. У меня не было никакого желания знать что-либо про дела семьи, но я убиралась внизу и ненароком услышала их разговор.

Мужчины сидели в гостиной, а не в офисе, как они обычно делали, и орали во весь голос. Если бы я не захотела слушать, что они говорят (как говорится, меньше знаешь – лучше спишь), мне бы пришлось заткнуть уши. Я пришла в ужас от того, что услышала. Потом мне стало любопытно, и я подошла к приоткрытой двери гостиной. В одной руке у меня была тряпка, а в другой – флакон с чистящей жидкостью.

Хуан говорил громче всех. Судя по всему, они разрабатывали план налета, который должен был принести много добычи. Разговор шел о каком-то богатом доме и о том, что нечто, что находится в этом доме, очень дорого стоит.

– Но Рико, послушай, – произнес голос Хуана, – ситуация слишком опасная. Я бы не стал со всем этим связываться. Вдруг нам готовят ловушку и хотят взять нас за убийство этих людей? Там может быть полиция, и мы на этом не только не заработаем, но и потеряем.

Я поняла, что планы у них серьезные.

– Может, ты и прав, Хуан, – ответил голос, принадлежавший, по всей видимости, Рико. – Просто не хочется упускать такую уйму денег.

– Я понимаю, – ответил Хуан. – Это очень, очень соблазнительно. Но я привык доверять своему чувству, и что-то подсказывает мне, что это ловушка. У нас сейчас есть другие дела, о которых надо подумать.

– Ты о Фабио? – уточнил мужчина после недолгой паузы. – Ты прав. Он начинает доставлять нам проблемы.

Тут послышался голос третьего мужчины:

– Очень серьезные проблемы. Он уже не считается с нашими общими правилами. Он предает интересы семьи.

Раздался глубокий и сокрушенный вздох.

– Это может быть потенциально опасным, – сказал кто-то. Потом наступила тишина. – Мы не можем допустить, чтобы ситуация ухудшилась.

– В последний раз он отказался делать свою работу. – Хуан снова вздохнул. – Мне кажется, его время пришло.

Я затаила дыхание. Что он имел в виду под выражением «его время пришло»? Они собираются его убить?

– Так как лучше его уничтожить? – спросил третий голос.